Это было хуже любого кошмара, какие порой посещают нас чуть ли не каждую ночь. Я хрипло сказал, сам себе не веря:

– Быть может, просто кто-то возвращается с поздней вечерней рыбалки?

– С рыбалки? На рыбалку никто не отправляется с бумажным китайским фонарем. Идемте, Уэстлейк. У меня в гавани пришвартован катер. Нам надо взять его и добраться до этого фонаря.

Нескладная фигура Гилкрайста устремилась по дюнам вниз. Я едва поспевал за ним. И мы побежали по пустынному пляжу в сторону городка.

И все время, пока двигались туда, мерцающий зловещий свет в таинственной темноте океана сопровождал нас, словно двигаясь параллельно.

До маленькой гавани было всего полмили. Вскоре серые и призрачные мачты шхун рыбаков из Мыса Талисман показались в отдалении под звездным небом. Еще дальше протянулся сам городок, где там и здесь виднелись освещенные окна среди скопления домишек.

Мы добежали до деревянного пирса и застучали каблуками по его доскам, минуя слегка покачивавшиеся на волне мелкие одномачтовые суда.

– Вот он, мой катер, – сказал Гилкрайст и спрыгнул на борт окрашенного белой краской суденышка, пришвартованного в дальнем конце пирса. Я последовал за ним.

Вокруг по-прежнему не было ни души. Жители Мыса Талисман, как представлялось, уже мирно улеглись спать, несмотря на непоздний час.

При свете карманного фонарика Гилкрайст повозился с мотором, после чего раздалось натужное механическое пыхтение.

– Отвяжите швартовы, Уэстлейк.

Я пробрался на нос катера и снял трос с кнехта на причале.

– Если мы найдем лодку, нам придется взять ее на буксир и подтащить к берегу. У меня есть веревка где-то на корме. – Гилкрайсту пришлось повысить голос, чтобы перекричать усилившийся шум двигателя.

Катер рванулся вперед, послав дождь из брызг поверх борта. Я с трудом удержался на ногах. Мы покинули маленькую бухту и, рассекая черную гладь воды, взяли курс в сторону гостиницы.

В первые минуты я не мог различить впереди ничего в непроглядной темноте. Но затем снова появился свет – сначала тусклый, а потом все более яркий по мере того, как мы догоняли медленно дрейфовавшую лодочку. Да, то был тот же свет – розовый, пульсирующий, который теперь символизировал неизвестность, весь страх перед опасностью, которые укоренились с недавних пор в нашем немногочисленном сообществе.

– Он в лодке, Уэстлейк, – размышлял Гилкрайст. – Но почему он в лодке? Китайский фонарь в море. Это… Это безумие какое-то.

Верно. Другого определения и подобрать было бы невозможно.

С наступлением прилива в море поднялась волна. Наш катер переваливался с борта на борт, с носа на корму. Свет впереди постепенно становился ярче. Я видел его все яснее и яснее, как и белую лодочку, совершавшую свой бесцельный дрейф.

Гилкрайст тоже пристально всматривался вперед.

– Бог мой, Уэстлейк, лодка белая! Белый гребной ялик. Неужели это лодка из гостиницы, которой пользуется Валентайн?

Мы находились теперь достаточно близко, чтобы разглядеть абрис корпуса ялика – его необычно тонкий, вздернутый вверх нос и очень низко сидевшие над водой борта.

– Да, – воскликнул я. – Думаю, что лодка из отеля.

До этого момента наша тревога была смутной, походила на ночной кошмар. Новое открытие превратило ее в нечто вполне ощутимое и реальное. Если ялик принадлежал гостинице, а свет означал, что маньяк снова взялся за свое, то кто стал жертвой? Кого обнаружим мы в лодке? Наших знакомых? Кого-то из гостиницы?

На мгновение, совершенно лишившее меня равновесия, затмившее разум, я подумал о Дон. Но дочь была в безопасности, находясь в своей спальне вместе с Бобби. Они спали, и им снился, должно быть, манящий черный бриллиант. Разумеется, ничто не могло угрожать девочке!

До ялика оставались какие-то десять ярдов. При беглом осмотре даже весел не было видно, как и никаких признаков жизни. Ничего, кроме мерцавшего розового китайского фонаря.

Мы обогнули лодку и подплыли к ней со стороны моря.

– А теперь, Уэстлейк, посветите своим фонариком в сторону ялика! – крикнул мне Гилкрайст.

Я направил фонарик на раскачивавшийся ялик. Под его лучом черная вода заискрилась и заиграла прихотливыми отблесками. Затем осветил борт и зафиксировал фонарик подобно прожектору.

Да, это была лодка Валентайна. Я узнал сразу, но не это стало для меня главным. Все мое внимание привлекло то, что лежало внутри нее, подсвеченное розовым сиянием китайского фонаря, который каким-то образом прикрепили к поперечине центральной банки.

Поначалу увиденное мной не укладывалось в сознание как нечто физически невозможное. Это выглядело поистине ужасающе. И даже хуже – картина представляясь непристойной.

Через деревянный борт, окунувшись пальцами в воду, до неприличия фривольно свисала обнаженная женская нога.

К этому моменту прилив приблизил нас к ялику почти вплотную. Гилкрайст заглушил мотор и присоединился ко мне. Луч его фонарика был направлен вниз на лодку спасателя и слегка колыхался в такт плавному покачиванию более тяжелого катера. Он скользнул по гладкой коже оголенной ноги и по задранной вверх юбке, вдоль тела, аккуратно уложенного под банками ялика. Руки были сложены на груди, так, как прежде у Нелли Вуд. Голова откинута назад, и бледное лицо выглядело так, словно женщина спала.

Я продолжал разглядывать тело, лежавшее в позе полнейшего покоя, оскверненное отвратительным изломом ноги в каком-то зловещем предсмертном танце.

И хотя лицо оказалось в тени, были различимы его черты, темно-русые волосы, зачесанные назад, и стало ясно, кто передо мной, еще до того, как я направил луч и склонился вперед, чтобы вглядеться в профиль. Но машинально все же проделал эти движения. Луч фонарика упал на белое лицо, на закрытые глаза, на узкий и чуть вздернутый нос.

Нос, который даже после смерти чуть поблескивал, как и при жизни.

Потому что девушкой, чей труп лежал на дне ялика, была Мэгги Хиллман. У меня стальным обручем сдавило сердце.

Мэгги Хиллман! Бедная маленькая Мэгги лежала в лодке под розовой подсветкой китайского фонаря. Убитая. Она стала второй жертвой наводившего ужас злодея, который, как мы и предсказывали, нанес снова удар.

Мысли у меня смешались, но потом я сосредоточился на одном очевидном факте, неизбежно приобретавшем первостепенную важность. Нелли была девушкой Бака, и она умерла. Мэгги, другую его избранницу, постигла та же участь. А ее тело лежало в лодке спасателя, бесцельно пущенной плавать в море.

Импульсивно я дернулся вперед, словно для того, чтобы перебраться в ялик, но в темноте раздался резкий окрик Гилкрайста.

– Не надо втаскивать тело целиком на борт, Уэстлейк. Мы ни к чему не должны притрагиваться, пока не достигнем берега, где умершую сможет осмотреть Суини. Возьмите на корме длинную веревку с привязанным на конце камнем.

Я добрался до кормы, порылся в сваленных там вещах и нашел ее. Намотал на руку и поднял тяжелый камень. Подойдя к боковому борту катера, сумел забросить его в носовую часть лодки.

Гилкрайст вернулся к штурвалу. Мотор катера взревел, и нас обдали брызги. От соленой воды защипало глаза. Мы направились к берегу. До меня доносился скрипучий звук от трения натянутой веревки по дереву ялика, который тянули за собой.

Я взглянул назад и убедился, что лодочка на буксире движется вслед, позади буруна, оставляемого гребным винтом катера.

– Мы пристанем к берегу ближе к посту береговой охраны и «Голове монаха», Уэстлейк. – Голос Гилкрайста звучал до странности тонко. – Там на пляже нам никто не помешает, а с поста можно позвонить Суини, чтобы не переполошить жителей городка.

Мне никогда не забыть этого показавшегося бесконечным плавания, когда катер рвался вперед, вздымая по обеим сторонам тучи соленых брызг, а позади, подсвеченная розовым светом фонаря, тащилась белая лодка с наводившим ужас грузом.

Прошла вечность, прежде чем мы вошли наконец в небольшую бухту с причалом для судов береговой охраны. По мере того, как Гилкрайст подводил катер к пирсу, я вдруг заметил смутный свет фонарика, перемещавшийся вдоль пляжа. Гилкрайст причалил, и мы оба выбрались на пирс, чтобы осторожно, взявшись за веревку, подтянуть к нему и ялик. Когда закончили с этим, я услышал тяжелые шаги по доскам позади нас.

Из темноты появилась фигура, направившая на нас луч фонарика – высокий и худой мужчина в плаще, блестевшим от капель воды.

– Так это вы, док Гилкрайст и док Уэстлейк!

Я сначала по силуэту, а потом и по голосу понял, что это сержант Барнс.

– Что это у вас? – спросил он хрипло. – Опять какое-то происшествие?

Гилкрайст выпрямился во весь рост.

– А вас-то как сюда занесло, Барнс?

– Увидел свет в море – розовый свет – и подумал: что-то здесь не так. Добежал до гавани, но ваш катер уже успел отчалить. Другой лодки у меня не было. Вот и пришлось следовать за вами вдоль берега.

Один из моряков службы береговой охраны как раз спустился вниз. Он встал рядом с Барнсом, глядя на нас с любопытством.

– Произошло еще одно убийство, Барнс, – сказал я. – Подобное тому, что случилось прошлой ночью. На этот раз жертва – Мэгги Хиллман.

– Мэгги? – пораженно воскликнул Барнс.

– Попросите офицера подняться с вами на пост как можно быстрее и позвоните Суини. Скажите, пусть немедленно направляется сюда.

– Но…

– Немедленно! – оборвал его я.

После чего сержант и моряк поспешили исполнить указание с надлежащей быстротой и в полном молчании. Когда они удалились, мы с Гилкрайстом надежно привязали ялик к пристани. А потом стояли и смотрели на него, не говоря ни слова.

Нечто странное, смутное ощущение какого-то движения на берегу у нас за спинами заставило меня обернуться. Мне сразу же показалось, что я заметил шевеление в темноте, как будто у основания пирса кто-то пытался спрятаться.

– Эй, кто там? – крикнул я.

Ответа не последовало. И, внимательно вглядевшись в совершенно пустынный участок пляжа, я пришел к выводу, что со мной сыграло злую шутку разыгравшееся воображение.

Между тем Гилкрайст склонился ближе к фонарю, тщательно стараясь не прикоснуться к нему.

– Весьма изобретательно, – пробормотал коллега. – Его прибили гвоздями к банке, а внутри установили какую-то защиту вокруг свечи, чтобы при качке от ее пламени не вспыхнула бумага фонаря. – Он усмехнулся, и в его голосе зазвучали нотки почти профессионала. – Как я и предполагал, это убийство выглядит еще более демонстративным, чем первое. То же положение тела со сложенными руками и закрытыми глазами. Но на этот раз драматизма добавляет использование лодки, одиноко дрейфующей по морю.

– Но нога, – сказал я, – нога, свисающая через борт. За каким чертом ему это понадобилось? Еще одна деталь постановки? Новый театральный элемент?

Пока я говорил, Гилкрайст направил луч своего фонарика на обнаженную ногу Мэгги.

И мы оба сначала застыли в изумлении, а затем одновременно вскрикнули от ужаса. Потому что на ноге было видно нечто, чего посреди морской качки и окружавшего мрака поначалу не заметили.

Увы, но я оказался прав. Свешенная через борт нога оказалась столь необходимым убийце финальным элементом постановки, от которого мороз продирал по коже.

Мы могли бы догадываться о чем-то подобном, заподозрить это в первый же момент, когда увидели свет фонаря. И все равно оказались совершенно не готовыми к увиденному. И шок, к которому примешивались ужасающие воспоминания об убитой Нелли Вуд и о давно почившей миссис Кейси, оказался силен, как удар между глаз.

Гилкрайст указывал туда пальцем, хотя в жесте не было никакой нужды.

На голом бедре Мэгги, примерно в шести дюймах над коленом виднелась крупная круглая родинка.

И она была пугающе четко обведена почти правильным алым кругом.