Логические уровни
Паттерны «примени к себе» и «метафрейм» обычно дают толчок к переключению нашего внимания на другой уровень мышления. Они позволяют нам в большей мере осознавать то, что Бертран Рассел называл «логическими типами», а также тот факт, что мы не можем рассматривать какой-либо класс и его члена как предметы одного уровня. Антрополог и теоретик коммуникации Грегори Бейтсон применял теорию Рассела как средство объяснения и разрешения ряда вопросов, связанных с поведением, обучением и коммуникацией. По Бейтсону, представление о различных логических типах существенно для понимания игры, обучения высшего уровня и паттернов патологического мышления. Бейтсон полагал, что своим возникновением так называемые ограничивающие убеждения или мысли-вирусы во многом обязаны смешению логических типов.
В качестве примера Бейтсон указывал, что «игра» предполагает разделение различных логических типов поведения и сообщений. Бейтсон заметил, что когда животные и люди принимают участие в игре, они нередко демонстрируют формы поведения, ассоциирующиеся также с агрессией, сексуальностью и другими «более серьезными» аспектами жизни (например, когда животные «играют в драку» или дети «играют в доктора»). Тем не менее животные и люди по большей части способны осознать, что игровое поведение является другим типом или классом поведения, а не чем-то «настоящим». Согласно Бейтсону, распознание различных классов поведения требует также присутствия различных типов сообщений, которые он называл «метасообщениями», – сообщений о других сообщениях. Бейтсон считал, что они тоже принадлежат к иному «логическому типу», чем содержание конкретной коммуникации. Он верил, что эти сообщения «высшего уровня» (как правило, передаваемые невербальными способами) определяют способность людей и животных к коммуникации и эффективному взаимодействию.
В частности, животные во время игры могут передавать сообщение «это игра» за счет помахивания хвостом, прыжков или каких-то других средств, показывая, что их поведение не следует воспринимать всерьез и их укусы – игровые, не настоящие. Исследования человеческого поведения также подтверждают использование особых сообщений, обозначающих игру, – во многом подобно тому, как это принято у животных. Люди могут осуществлять «метакоммуникацию» вербальными средствами (объявляя, что «это всего лишь игра») или смеясь, подталкивая друг друга локтями или как-то иначе демонстрируя свое намерение.
Бейтсон утверждал, что многие проблемы и конфликты являются результатом путаницы или неправильной интерпретации подобных сообщений. Характерный пример – сложности, которые испытывают люди разных культур, пытаясь интерпретировать невербальные тонкости коммуникации собеседника.
В своей книге «Эпидемиология шизофрении» (Epidemiology of Schizophrenia, 1955) Бейтсон высказал гипотезу о том, что корнем многих, казалось бы, психотических или «ненормальных» форм поведения является неспособность правильно распознавать и интерпретировать метасообщения, а также различать классы, или логические типы, поведения. Бейтсон привел в пример молодого пациента с психиатрическим диагнозом, посетившего больничную аптеку. Медсестра за прилавком спросила его: «Я могу вам чем-нибудь помочь?» Пациент не сумел понять, была ли эта фраза угрозой, сексуальным предложением, замечанием за нахождение в неположенном месте, искренним вопросом и т. д.
Неспособность различать подобные вещи, считал Бейтсон, скорее всего, приведет к тому, что поведение человека окажется неуместным в конкретной ситуации. Ученый сравнивал это явление с телефонным коммутатором, который неспособен отличить код страны от кода города и местного телефонного номера, считает цифры кода страны частью индивидуального номера или части номера – кодом города и т. д. Разумеется, вследствие этого звонящий будет соединен не с тем номером. Даже если все цифры (содержание) окажутся правильными, проблему вызовет неправильная классификация цифр (форма).
В другой своей книге «Логические категории в обучении и коммуникации» (The Logical Categories of Learning and Communication, 1964) Бейтсон расширил понятие логических типов, чтобы объяснить различные типы и феномены не только коммуникации, но и обучения. Он определил два базовых типа, или уровня, обучения, которые следует учитывать во всех процессах изменения: «Обучение I» (типа «стимул-реакция») и «Обучение II», или «дейтеро-обучение» (обучение распознаванию более широкого контекста, в котором встречается стимул, для верной интерпретации его смысла). Основным примером феномена «Обучение II» является комплексное обучение, или процесс, в ходе которого лабораторные животные приобретают «умудренность опытом», т. е. все быстрее и быстрее обучаются новым заданиям, если те относятся к одному и тому же классу деятельности. Это относится к обучению скорее целым классам поведения, чем его отдельным, изолированным формам.
Например, животное, у которого создан рефлекс избегания, будет обучаться новым видам избегающего поведения все быстрее и быстрее. Однако виды поведения с обусловленными реакциями (например, выделение слюны на звук колокольчика) это животное будет осваивать дольше, чем другое, у которого уже созданы рефлексы подобного класса. То есть первому животному будет легче научиться распознавать объекты и избегать их, когда это связано с ударом током, но сложнее научиться выделять слюну на звук колокольчика. С другой стороны, животное, у которого выработаны условные рефлексы по методу Павлова, быстро научится выделять слюну на новые звуки, цвета и т. д., но оно будет дольше учиться избегать объектов, связанных с ударом электрическим током.
Бейтсон указывал, что данная способность усваивать паттерны или правила определенного класса механизмов обусловливания является другим «логическим типом» обучения и функционирует иначе, чем те же простейшие последовательности «стимул – реакция-подкрепление», которые используются для научения отдельным видам поведения. Бейтсон отметил, в частности, что крысам требуется иное подкрепление для «исследования» (средство «научиться учиться»), чем для «проверки» конкретного объекта (содержание исследования). В книге «Шаги к экологии разума» (Steps to an Ecology of Mind) он пишет:
…Можно подкрепить действия крысы (позитивно или негативно), когда она изучает тот или иной незнакомый объект, и тогда животное научится либо подходить к нему, либо избегать его. Однако сама цель исследования заключается в том, чтобы получить информацию – каких объектов следует избегать, а каких – нет. Следовательно, обнаружив, что данный объект опасен, крыса достигает успеха в деле получения информации. Этот успех не помешает крысе и в дальнейшем исследовать другие незнакомые объекты (с. 282).
Способности исследовать, распознавать предметы или проявлять творческое мышление являются более высоким уровнем обучения, чем составляющие их отдельные формы поведения. Динамика и правила изменения на этом уровне тоже другие.
Бейтсон оказал немалое влияние на раннее развитие НЛП, и поэтому теория логических типов входит в число важнейших понятий ней-ро-лингвистического программирования. В 1980 г. я адаптировал идеи Рассела и Бейтсона для того, чтобы сформулировать понятия «логических уровней» и «нейро-логических уровней» человеческого поведения и изменений. Заимствованная у Бейтсона модель уровней предполагает, что в рамках отдельного человека или группы существует естественная иерархия уровней, в которой осуществляются различные логические типы процессов. Каждый уровень синтезирует, организует и направляет тот или иной вид деятельности на нижележащем уровне.
Какое-либо изменение на верхнем уровне обязательно распространяется вниз, вызывая изменения на нижних уровнях. Однако, поскольку каждый последующий уровень относится к другому логическому типу процессов, изменение чего-либо на нижнем уровне не обязательно отразится на верхних уровнях. К примеру, убеждения формируются и изменяются под действием иных правил, чем поведенческие рефлексы. Поощрение или наказание за какое-либо поведение не обязательно скажется на убеждениях человека, потому что системы убеждений представляют собой иной психический и нервный тип процессов, чем поведенческие проявления.
Согласно модели нейро-логических уровней, влияние окружения включает в себя специфические внешние условия, в которых имеет место наше поведение. Формы поведения, лишенные какой-либо внутренней карты, плана или стратегии, подобны коленному рефлексу, привычкам или ритуалам. На уровне способности мы можем выбирать, изменить и адаптировать тот или иной вид поведения к более широкому спектру внешних ситуаций. На уровне убеждений и ценностей мы поощряем, запрещаем или обобщаем ту или иную стратегию, план или способ мышления. Идентификация, разумеется, консолидирует все системы убеждений и ценностей в самосознание. Духовный уровень связан с ощущением, что наша идентификация является частью чего-то большего, чем мы сами, а также с нашим видением тех систем, к которым мы принадлежим. В то время как каждый новый уровень все больше и больше абстрагируется от особенностей поведения и сенсорного опыта, его воздействие на поведение и опыт оказывается все более и более широким.
– Факторы окружения определяют внешние возможности или ограничители, на которые человек вынужден реагировать. Отвечают на вопросы где? и когда?
– Поведение строится из отдельных действий или реакций в определенном окружении. Отвечает на вопрос что?
– Способности направляют и управляют поведенческими проявлениями через ментальную карту, план или стратегию. Отвечают на вопрос как?
– Убеждения и ценности обеспечивают подкрепление (мотивацию и разрешение), которое поддерживает либо отрицает способности. Отвечают на вопрос почему?
– Факторы идентификации определяют общую цель (миссию) и формируют убеждения и ценности через наше самосознание. Отвечают на вопрос кто?
– Духовность связана с тем фактом, что мы являемся частью более обширной системы, которая распространяется за пределы нашей индивидуальности на семью, сообщество и глобальные системы. Отвечает на вопрос для кого/для чего?
С точки зрения НЛП каждому из этих процессов соответствует отдельный уровень организации, повышение которого предполагает все более полную мобилизацию нервной системы.
Любопытно, что стимулом для создания этой модели послужили результаты обучения людей паттернам «Фокусов языка». Я замечал, что определенные типы высказываний обычно даются людям сложнее, чем другие, даже если тип утверждения, по существу, остается тем же самым. К примеру, сравните следующие утверждения:
• Этот объект из твоего окружения опасен.
Твои действия в этом контексте были опасными.
Твоя неспособность выносить эффективные суждения опасна.
То, во что ты веришь и что ценишь, опасно.
Ты опасный человек.
В каждом случае утверждается, что нечто является «опасным». Однако многие люди интуитивно чувствуют, что «пространство» или «территория», подразумеваемые в каждом высказывании, постепенно расширяются и эмоциональное воздействие высказываний усиливается.
Одно дело – если вам скажут, что какая-то поведенческая реакция была опасной, и совсем другое – услышать, что вы «опасный человек». Я заметил, что, когда я сохранял структуру суждения неизменной и лишь подставлял в нее термины, обозначающие окружение, поведение, способности, ценности и убеждения, идентификацию, люди чувствовали все большую обиду или похвалу в зависимости от позитивного или негативного содержания утверждения.
Задание
Попробуйте сделать это сами. Представьте себе, что вам говорят следующее:
Люди вокруг тебя глупы (отвратительны, неординарны, прекрасны).
В той ситуации ты вел себя глупо (отвратительно, неординарно, прекрасно).
Ты действительно способен быть глупым (отвратительным, неординарным, прекрасным).
То, во что ты веришь и что ценишь, глупо (отвратительно, неординарно, прекрасно).
Ты глуп (отвратителен, неординарен, прекрасен).
Еще раз отметим, что оценки, содержащиеся в каждом высказывании, остаются неизменными. Меняется только конкретный аспект человека, к которому относится высказывание.
