Теории развития психических расстройств ориентировались главным образом на внутренние процессы как на источники психологических проблем. Психоанализ, например, связывал психическую болезнь в основном с вытесненным или неосознанным конфликтом между «Я», «Оно» и «Сверх-Я», который происходит из-за застревания на психосексуальных стадиях развития в раннем детстве. Факторы среды могут сыграть роль «пускового крючка», но главная проблема лежит внутри личности. Подобным образом биомедицинская теория пыталась соотносить симптомы заболеваний с нейромедиаторным дисбалансом, который считается причиной психологического дистресса. Если у больного депрессией выявляется низкий уровень серотонина, то полагают, что именно недостаток серотонина является причиной симптомов депрессии. Оба типа теорий полагают, что причины и источник психических заболеваний заключаются исключительно в особенностях личности.

С другой стороны, социологи и антропологи указывают на важную роль, которую играют общество и культура в зарождении и развитии психологического дистресса, в определении способов его преодоления [293, 423, 471]. Другими словами, источник психического заболевания лежит не столько внутри личности, сколько в условиях среды: в социальной культуре и способах распространения напряжения в обществе. Например, у представителей малообеспеченных слоев общества признаки эмоциональных и социальных расстройств проявляются в более сильной степени из-за неадекватной социализации, под которой понимается усвоение нормативных социальных ролей и поведения.

Антропологи показывают, что формирование анормального поведения есть результат действия скорее культурных норм, чем индивидуальных психодинамических особенностей. Формы приемлемого поведения в одной культуре могут считаться ненормальными и подлежащими исправлению в другой культуре. Показывая важность культуры в происхождении психических заболеваний, антропологи упоминают о существовании заданных культурой болезней или нарушениях, специфических для данной культуры.

Теории стресса и психологической адаптации могут стать связующим звеном между этими разобщенными точками зрения на истоки психических заболеваний. Теории стресса признают важность факторов среды для психического здоровья, но и признают, что существуют индивидуальные различия подверженности стрессу. Так, взгляд на психическое заболевание должен измениться от «вины» исключительно личности или простого действия роли и культурных норм до признания существования множества факторов, вызывающих психический дистресс, из которых кое-какие лежат вне контроля личности.

Одним из примеров средовой модели психологического дистресса являются воздействия таких макропоказателей средового стресса, как уровень безработицы и доступности психиатрического лечения. M. Brenner [261] обнаружил, что в течение года после роста безработицы увеличивалась заполняемость психиатрических больниц и пришел к выводу, что социальная политика, приводящая к росту безработицы, оказывает неблагоприятное воздействие на уровень психического здоровья общества. Далее он предположил, что финансовая стоимость таких последствий от медицинских издержек и снижения продуктивности труда перевешивает любую выгоду от подобных манипуляций в социальной политике.

Однако в других исследованиях отмечается, что спады экономики не обязательно ведут к росту психологического дистресса у населения. Наоборот, неработающие индивиды в этих условиях вследствие отсутствия социальной поддержки, которую обеспечивала им сильная экономика, вынуждены в течение трудного периода времени обращаться к официальным институтам помощи. Итак, экономический спад может лишь выявлять психологический дистресс, а не являться его причиной.

C. Aldwin и T. Revenson [235] изучали это положение в лонгитюдном исследовании психического здоровья личности во время спадов экономики. Они обнаружили, что ни одна теория не способна объяснить те изменения, которые отмечались в этих условиях. Но была установлена закономерность, согласно которой люди с ослабленным психическим здоровьем на начальном этапе спада экономики имели больший риск быть уволенными, и на таких людей неблагоприятно действовал психологический стресс. Однако экономические проблемы приводили к росту психологического стресса и на представителей контрольной группы – психически здоровых лиц. Другими словами, некоторые люди более подвержены стрессу, они более склонны к переживанию стрессогенных событий, и у них может быть выраженная реакция на стресс. Тем не менее, средовый стресс может проявиться даже у очень сильных, устойчивых людей.

Интересно, что высокий уровень психического дистресса у некоторых людей на начальном этапе экономического спада в большей степени вызывался состоянием экономики, даже если лично они не теряли работу. В соответствии с позициями трансакционизма нельзя забывать, что и установки личности по отношению к экономике могут углублять экономический кризис. Когда у потребителей уверенность в будущем низка и они стараются меньше тратить, то недостаточная продажа товаров может вести к дальнейшей безработице. Так, экономические лишения могут приводить к ощущению уязвимости у потребителей, что ведет к дальнейшему развитию экономического спада.

Понятие уязвимости к стрессу очень важно, так как позволяет связать воедино различные подходы к адаптации. Уязвимость к стрессу может даже воздействовать на личностные и социальные особенности. Индивидуальная подверженность стрессу может происходить из прошлого опыта личности, касающегося случаев выявления ранних травмирующих ситуаций или биологической склонности к депрессии. Итак, это понятие может включать и психодинамический, и биологический подходы к психическому здоровью. Однако подверженность стрессу может базироваться и на статусе личности в социуме, в частности в случае бедности, расизма, низкого экономического уровня жизни и т. д. Ориентируясь на предшествующие исследования экономического стресса, можно сказать, что эти характеристики создают высокую вероятность подверженности влиянию стрессогенных факторов. У людей указанных категорий могут присутствовать определенные негативные реакции, а восстановительный период иметь большую продолжительность. При этом понятие уязвимости отражает, что проблемы личности на самом деле могут быть обусловлены ее социальными и физическими особенностями и тем самым определять единство социальных и адаптационных подходов.

Результатом такого взгляда на проблему является понятие «благополучия личности». Одна и та же среда может быть стрессогенной для некоторых индивидов, так как требует возможностей или преимуществ, которых у них нет, тогда как у других индивидов, имеющих эти способности или преимущества, та же среда может быть комфортной и стимулирующей. Например, кто-то предпочитает работать в предсказуемых условиях, с рутинными заданиями, и ему может быть трудно при попадании в менее организованные условия с хаотичными, непредсказуемыми задачами. Другому человеку будет скучно в первых условиях, а вторые будут провоцировать и стимулировать его. Так, понятие личностного благополучия признается важным в контексте существования многих причин и факторов его порождения. В стрессовых ситуациях необходимо оценивать влияние этих факторов на людей с точки зрения их индивидуальной адаптации.

Итак, подходы к стрессу и его преодолению в теории психологической адаптации признают вклад в ее развитие личности и особенностей среды, а также стремятся к пониманию условий ситуации, умений и ресурсов личности, которые вместе обеспечивают оптимальную адаптацию. Кроме того, трансакционизм придает особое значение тому, что личность и среда не являются независимыми переменными в понимании стресса и преодоления, но взаимно влияют друг на друга, обусловливая как сохранение здоровья, так и развитие болезни.

Одна из наиболее распространенных в прошлом медицинских теорий болезни полагает, что болезнь возникает вследствие действия внешних факторов. Любую болезнь можно вылечить, если этот фактор известен и нейтрализован.

Однако исследования стресса показывают, что эта теория очень упрощенная. Не все, кто подвергается действию вирусов, простуды или туберкулеза, заболевают. Состояние здоровья человека отражает скорее динамическое взаимодействие внешних сил и сопротивляемости организма. Растет число доказательств, что на сопротивляемость вредным факторам влияет психологическое состояние человека: например, чрезмерный стресс или чувство выраженной тревоги могут увеличить уязвимость к болезни [282]. Существуют и такие доказательства, что недостаточное общение или социальная поддержка могут также увеличивать уровень заболеваемости и смертности [349].

Мысль о том, что стресс действует на здоровье, не нова. Часто встречаются такие выражения, как «умереть от разбитого сердца», «испугаться до смерти» или от страха «волосы могут поседеть за ночь». Новым же является то, что между стрессом и здоровьем существует посредник в форме взаимодействия нейроэндокринной и иммунной систем. Отрасль науки, изучающая эти отношения, называется психонейроиммунология [227, 460].

Психонейроиммунология стремится к пониманию отношений психики, или сознания, нейроэндокринной и иммунной систем и роли этих отношений в сохранении здоровья или подверженности болезни. Модель, которую можно назвать основной или общей, отражает принципы психонейроиммунологии (рис. 3.). Стресс вызывает негативные переживания или эмоции. Мы можем чувствовать гнев, печаль или разочарование в ответ на стрессовую ситуацию. Хорошо известны функциональные изменения, сопровождающие такие эмоции. Уильям Джеймс (1890) и Уолтер Кеннон (1915) обнаружили связь между эмоциями и нейроэндокринной системой, хотя они и расходились во мнении относительно того, что чем управляет: сознание телом или наоборот (поэтому на рисунке 3 [по 233] все отношения изображены как двусторонние).

Рис. 3. Основная психонейроиммунологическая модель

На схеме видно, как влияют стресс и эмоции на иммунную систему. Во многих исследованиях была выявлена тесная связь между мозгом, психикой и иммунной системой [429, 462]: было показано, что иммунная система способна реагировать на психологические стимулы, что в таких иммунных клетках, как Т-лимфоциты, существуют рецепторы к нейромедиаторам и катехоламинам, и что иммунная система передает подобно речи реакции мозга и т. д.

С точки зрения У. Кеннона, достигнуто понимание, что нейромедиаторная система может реагировать на сильные эмоции и стресс. Реакция «борьба или бегство», чрезмерная активация являются крайним вариантом адаптации, который допускает, что в стрессовой ситуации реакция организма будет сильнее: он будет упорнее «сражаться» или побыстрее «сбегать».

Стресс может повышать уровень р-эндорфина, который блокирует чувство боли и позволяет действовать человеку даже при значительной травме. Но все же, почему иммунная система реагирует на стресс и эмоции? И означает ли это, что если мы расстроены, то можем заболеть?

Можно считать заблуждением представление, что действие стресса ограничивается исключительно угнетением иммунной системы. Стресс также и активизирует ее, по крайней мере, первоначально [406]. Такая активация является в высокой степени адаптивной, так как предохраняет от заболевания на период времени, требующийся для интенсивной деятельности (часто можно наблюдать, что люди простужаются после завершения ответственной и напряженной работы и очень редко – перед ней).

При заболевании активация иммунной системы помогает победить инфекцию и способствует лечению. Таким образом, активация иммунной системы может являться неспецифическим ответом на потребности адаптации, и угнетение ее наступает позднее, после окончания стрессовой ситуации или при хроническом стрессе.

Итак, чтобы отреагировать наилучшим образом на стимул или угрозу, надо согласовать действия сознания, нейроэндокринной и иммунной систем. И при этом эмоции выполняют связующую роль, объединяя их воедино. Стресс предполагает всплеск эмоций, которые действуют на нейроэндокринную систему, а она, в свою очередь – на иммунную систему (см. рис. 3.). Вместе они влияют на состояние здоровья. Однако ряд исследований показал, что возникновение может влиять на деятельность нейроэндокринной и иммунной систем независимо от своего эмоционального компонента [251]. S. Cohen, D.A. Tyrrel, A.P. Smith [282] также обнаружили, что влияние стресса на чувствительность к вирусу гриппа не опосредуется негативным аффектом. Эти факты свидетельствуют о том, что или человек неточно сообщает о своих переживаниях (возможно, в силу подавленности), или существуют и другие посредники между стрессом, нейроэндокринной и иммунной системами. Таким образом, представленная модель может быть упрощена.

В заключение надо сказать, что изучение стресса имеет большое значение для познания биомедицинской адаптации. Установлены тесные отношения между психикой, нейроэндокринной и иммунной системами, определена необходимость более целостного и многостороннего подхода для понимания физического и духовного благополучия, что подтверждается высказыванием древних римлян: «Mens sana in corpore sano», или «здоровый дух в здоровом теле».

Преодоление стресса играет функцию гомеостаза, особенно в течение короткого периода времени, но оно может также иметь трансформационные функции с точки зрения продолжительных сроков и особенно отдаленных последствий. Частично эта гомеостатическая или трансформационная функция зависит от типа реакций и используемых стратегий преодоления. Если, как обычно при стрессе и преодолении его, последствиями являются отрицательные эмоции или симптомы, то некоторые стратегии могут выполнять функцию гомеостаза, но могут и усиливать стресс [232, 235, 498]. Однако, если ожидаемыми результатами жизни и деятельности являются достижение социального статуса или самоутверждение, приобретение навыка, самосовершенствование и т. п., то преодоление выполняет трансформационную роль, то есть развитие и разрешение стресса ведут к некоторым функциональным и поведенческим изменениям. Эти изменения могут быть незначительными или явными, положительными или отрицательными, временными или постоянными.

Мнение, что стресс может оказывать положительное воздействие, оспаривается в науке и сейчас. Доминирующее отношение к стрессу подразумевает явно отрицательное его действие, так что отношение к нему как к положительному феномену может казаться невероятным многим исследователям.

Однако ряд авторов поддерживают идею о том, что стресс и его преодоление могут играть роль трансформационного и развивающего процесса, необходимого условия для развития личности человека. Веские доказательства в поддержку этой идеи приводит C. Alatwin [233].

С незапамятных времен философы пытались понять сущность боли и страдания. Например, Платон считал, что удовольствие и боль образуют одно измерение и что одно не может существовать без другого, то есть удовольствие существует только там, где существует боль.

Некоторые исследователи полагают, что отчаяние – абсолютно необходимое условие развития во взрослой жизни. Только встречая и выполняя требования на каждой стадии жизни, можно достичь «отчаяния», необходимого для «прыжка» к следующей стадии. Используя современную терминологию, заменяя привычным словом «стресс» более поэтический термин «отчаяние», может возникнуть предположение, что стресс – необходимая предпосылка для продвижения через стадии взрослого развития. Данное положение рассмотрел, в частности, в своих работах E. Erikson [311].

Эта тема была расширена ego-психологами. Так A. Adler [229] подразумевал под достижениями личности компенсацию дефектов и недостатков. Например, ораторские навыки могут развиться из первоначального дефекта речи, достижения в спорте – из физических ограничений. Ясно, что это не единственный механизм развития скрытых навыков и достижений, но стресс, связанный с ограничениями, может обеспечивать стимул для такого развития.

E. Erikson описал развитие как процесс, состоящий из восьми стадий, которые проходит человек, разрешая кризисы развития, специфические для каждой стадии, типа целостности личности и жизни взамен отчаянию на позднем этапе жизни. Развитие, заложенное в основу его теории, возможно только через встречу и решение проблем, свойственных каждой стадии. Хотя сроки стадий взрослого развития E. Erikson проработал недостаточно, он выделил главные проблемы развития, которые стоят перед человеком во взрослой жизни. Он утверждал, что центральная проблема для молодежи – близость взамен изоляции, которая решается или через успешный брак или через неспособность к глубоким отношениям. Более того, не только кризис близости или изоляции, но и все кризисы возникают в жизни как поворотный пункт, что также подтверждает и C. Gilligan [333].

Близость или изоляция могут особенно проявляться во время семейных проблем, например, когда заболевает ребенок. Многие врачи и психологи отмечали, что при таком стрессе браки иногда распадаются. Но не менее часто в подобной ситуации наблюдается сплочение семьи, выдержавшей испытание [290]. Напряжение может играть роль катализатора, который активизирует важные проблемы, разрешаемые более или менее «успешно», если «успех» определить как развитие способности справляться со стрессом и в будущем, что помогает взрослому развитию, усиливает сплоченность и близость.

Наиболее последовательно развивал теорию о важности стресса во взрослой жизни C. Jung [357]. Для него процесс развития заключается в осознании потребностей, до настоящего времени являвшихся подсознательными. Один из способов достижения этого – переживание кризисных ситуаций, которые вынуждают познавать, развивать потребности и возможности, не реализованные ранее. Психологический кризис понимается как способ проявления бессознательного кризиса, который встречается у тех, кто имеет большой потенциал для роста и индивидуализации. Эта тема разрабатывалась некоторыми ego-психологами, в частности H. Hartman был увлечен соотношениями шизофрении и креативности, особенно в отношении детей, родители которых страдали шизофренией [по 239].

Таким образом, психоаналитическая литература указывает, что борьба с кризисами, возникающими как стадии развития, или с личными стрессорами являются способами развития личности. Действительно, можно спорить с тем, что без стрессоров и кризисов личность не может развиваться, но в более современных работах описаны положительные результаты стресса.

В литературе по негативным или положительным последствиям стресса приводятся данные исследований действия стресса на молодых мышей или крыс. Стрессоры окружающей среды – удар током или взятие в руки в первые 10 дней жизни грызуна – могут сказываться на функционировании нейроэндокринной системы в более отдаленные периоды жизни [302]. J. Dray отмечает [по 233], что эти крысы быстрее созревают, у них отмечаются более раннее появление шерсти, открывание глаз, активность движений и проявления половой зрелости. Во взрослой жизни «обработанные в детстве» крысы могут также обнаруживать более явное «исследовательское» поведение и более выраженные нейроэндокринные реакции на стресс. Вообще это касается более сильного и быстрого нейроэндокринного ответа и возвращения к начальному уровню гормонального статуса.

В кросскультурных исследованиях показано, что физическое состояние взрослых в тех культурах, где в детстве ребенок подвергается стрессу (например обрезание, сон в отдельной от родителей комнате, прививки в возрасте до двух лет и т. п.), отличается от состояния взрослых в тех культурах, в которых тщательно защищают младенцев от стресса [233].

R. Dienstbier [299] создал нейроэндокринную модель «физиологического статуса», который может быть результатом стресса. В противовес мнению о негативных физиологических последствиях он привел весомые свидетельства его положительного влияния. Например, во многих его работах отражался факт повышения уровня катехоламинов, что положительно было связано с успешностью выполнения разных задач, и увеличение содержания адреналина, что коррелировало с низким нейротизмом. Действие стрессора может привести к тому, что R. Dienstbier назвал «идеальной моделью» активации симпатической системы: снижение содержания катехоламинов, увеличение скорости реакции и быстрое их возвращение к начальному уровню. «Когда энергия, освобождаемая реакциями катехоламинов, выявляется как потенциальное контролирующее действие преодоления…, тогда вероятны положительные эмоциональные реакции» [299, с. 87]. Напротив, хронически увеличенное содержание катехоламинов коррелирует с недостаточным психическим контролем и проблемами со здоровьем: «образец действия кортикостероидов – замедленная реакция на стресс» [там же].

Заметим, однако, что в нейроэндокринных реакциях важна продолжительность воздействия стрессоров. Временный эпизодический стресс соотносится с активизирующим действием катехоламинов и кортикостероидов. При хроническом стрессе у организма ограничены возможности для восстановления, что заканчивается истощением запаса кортикостероидов и катехоламинов, – подобно описанной H. Selye третьей стадии общего адаптационного синдрома [454]. Таким образом, стресс для молодых или взрослых организмов может влиять на будущие физиологические реакции, которые становятся более адаптивными и менее вредными для организма, если после стресса у организма было время восстановиться и не истощен запас катехоламинов и кортикостероидов. R. Dienstbier отметил, что прием внутрь снимающих стресс лекарств может усложнять этот процесс. J. Dray [по 233] установил, что однократный прием транквилизаторов, данных животным, оказывает положительное воздействие, подобное активному преодолению – возможно из-за полученной организмом отсрочки. Однако постоянный прием транквилизаторов приводил к затруднению активного реагирования.

Если это верно, то исследование имеет важное клиническое значение. Например, можно выдвинуть предположение, что спирт оказывает подобное действие, вначале усиливая, а потом надолго ослабляя нейроэндокринные реакции. Поэтому использующие алкоголь как средство снятия напряжения могут серьезно нарушить способность справляться с будущим стрессом. Эту гипотезу подтвердил D. Vaillant, он предположил, что хроническое потребление алкоголя ведет к алкогольным истерикам [497]. Если успешное преодоление стресса (по крайней мере, у животных) заканчивалось физической активностью, то можно предположить, что неэффективные стратегии типа бегства от действительности могут заканчиваться в дальнейшем ослаблением нейроэндокринного статуса.

Таким образом, R. Dienstbier высказал очень интересную мысль о положительном действии стресса на функционирование нейроэндокринной системы. Он привел множество доказательств, что кратковременный стресс, особенно успешно разрешенный, может заканчиваться более адаптивными физиологическими реакциями по отношению к воздействующим в будущем стрессорам [299].

Аналогичные данные были получены и по взаимозависимости стресса и иммунной системы [419]. Крысы, которых в раннем возрасте подвергали стрессу, затем в жизни имели более крепкую иммунную систему, что оценивалось по силе иммунного ответа. Во взрослой жизни подверженность стрессорам окружающей среды типа шума и дезориентации в пространстве может усилить действие иммунной системы и темпы роста мышей и крыс. Критерий силы иммунного ответа – длительность стресса. Хроническое напряжение изменяет функционирование иммунной системы, если случается до встречи с химическим канцерогенным веществом, вирусом или бактерией. Однако, если стресс происходит после встречи с вредным агентом, то иммунный ответ может быть ослаблен [460].

Итак, стресс может иметь положительные последствия для физического функционирования животных и людей, и этот несколько радикальный взгляд имеет подтверждения. Действительно, есть эволюционный смысл в том, что жизнеспособные организмы выдерживают стресс и даже получают пользу от него. Однако надо подчеркнуть, что не каждый стресс оказывает положительное действие. Это показали исследования избыточной стимуляции, в противовес депривации. Стресс, вследствие отсутствия стимулов или пищевого подкрепления, вызывает вредное последствие. Таким образом, на основании этих результатов вывод о развивающем действии стресса должен делаться с большой оговоркой.

Для исследования положительного действия стресса можно сравнить его действие на детей и взрослых.

Положительное действие стресса на детей. На первый взгляд предположение, что для детей стресс может иметь положительное значение, кажется неправдоподобным, тем более в современной обстановке угнетения детей, насилия над ними в городе и школе, не говоря уже о миллионах детей во всем мире, страдающих от войн, голода и бедности. Но мысль, что надо защищать детей от любых проблем, в том числе от последствий их собственных действий, – иная крайность. Стресс связан со многими проблемами, встречается на каждом шагу и просто невозможно (и даже нежелательно) защищать детей от всех проблем. Стресс – неотъемлемый атрибут жизни, как и то, что многие или почти все дети способны использовать стратегии его преодоления.

В большинстве исследований стресса у детей отмечается его отрицательное влияние. Однако дети очень адаптивны, и большинство из них может приспособиться к стрессу и в некоторых случаях в дальнейшем может проявить психосоциальную активность [239, 342, 400, 448].

Вероятно, одна из наиболее стрессогенных ситуаций – ребенок у больных родителей. Известно, что эти дети ужасно страдают, особенно если родитель – инвалид или психически неполноценен. Такие дети в будущем часто сталкиваются с проблемами и риском, включая преступления, алкоголизм, наркоманию и психические расстройства. Психологи и врачи, изучавшие семьи, где один из родителей – психически больной, выявили, что даже в такой семье дети отличаются адаптивностью и гибкостью.

В ряде работ исследовалась адаптивность детей из низшего класса, городских семей и других [по 233]. Почти все исследования показали не только адаптивность этих детей при стрессе, но и буферный эффект преодоления стресса независимо от социального положения или этнической принадлежности.

Можно выделить три основных фактора, влияющих на степень адаптивности, – познавательные навыки, характер и социальную интеграцию [332].

Дети с более высоким уровнем интеллекта были более адаптивны. Это имеет большой смысл – дети с более высоким интеллектуальным уровнем скорее всего и развиваются лучше, и более реалистичны в стратегиях. Более осведомленные дети хорошо учатся в школе, которая задает их уровень притязаний, формирует чувство собственного достоинства и служит буфером для других стрессов.

Далее, адаптивные дети имеют, как правило, светлые, оптимистичные установки или воспринимаются их родителями как желанные. Такие дети в силу своего темперамента защищены от депрессии или невроза, что позволяет им чаще всего хладнокровно встречаться со стрессом [332, 511]. Другие исследователи отмечали более высокий уровень чувства собственного достоинства и самоэффективности у таких детей. Оптимистичный настрой может также способствовать адаптивности, увеличивая вероятность положительных отношений со взрослыми и другими детьми.

Наконец, характер их взаимодействия также играет важную роль в развитии адаптивности. Присутствие хотя бы одного благосклонно настроенного взрослого из числа близких людей и прежде всего родственников является определяющим. Постоянное доброжелательное отношение по крайней мере одного из родителей также важно. В семьях с психически больным родителем важную роль играет идентификация со здоровым родителем. В пуберантном периоде и в начале взрослой жизни обретение друга – верного и доброжелательного – может также служить средством развития адаптивности.

S.J. Wolin и S. Wolin [504] выделили много стратегий, ведущих к проявлению повышенной чувствительности и к адаптации. Они определили стратегии, которые нужно избегать, – сосредоточение на прошлом; обвинение родителей в собственных неудачах; беспомощное поведение жертвы. Адаптивные дети и взрослые больше надеются на себя, на свои возможности; они стремятся улучшить жизнь родителей; сознательно создают семью и упорно работают над ее сплочением. Авторы систематизировали клинические наблюдения и выделили семь категорий адаптивности: 1) инсайт – понимание, что у родителей тоже есть проблемы, их возникновение не связано с ребенком; 2) независимость – некоторое отделение от проблем семьи и тщательное, аккуратное регулирование отношений, чтобы быть вовлеченным в проблемы родителей; 3) взаимодействие – культивирование положительных отношений с окружающими; 4) инициатива – поиск способов управления стрессом, использование метода проб и ошибок, повторений; 5) творческий потенциал – обнаружение творческих решений проблемы и активное преобразование недостатков в достоинства; 6) юмор – использование юмора для смягчения стресса; 7) этика – разделение правильного и неправильного и поведение, основанное на морали.

Многие авторы соглашаются с тем, что эти факторы лежат в основе уверенности детей в стрессовых ситуациях, но отмечают, что ребенок все же уязвим, – некоторые представляют ребенка чистой доской, другие указывают, что при высоком стрессе ребенок демонстрирует признаки беспокойства и депрессии [239, 414]. Таким образом, адаптивность должна рассматриваться как процесс взаимодействия окружающей среды и личности, а не как характеристика личности.

Но главным в анализируемой проблеме является не только то, как человек выдерживает стресс, но и то, какую пользу он извлекает из него, чему учится. В исследованиях детского стресса этот вопрос пока еще слабо разработан, но тем не менее очень интересен. В то время как наблюдение родительного стресса свидетельствует о повышении склонности к психическим нарушениям, ряд авторов считают, что гениальность в науке, искусстве или других сферах деятельности связана с тяжелой утратой в детстве [230, 459]. Возможная изоляция, тяжелые испытания в детстве формируют у ребенка склонность исследовать и развивать творческие способности. Проявление творческих склонностей и способностей имеет связь с возрастом родителей. Родители более старшего возраста часто имеют детей, превосходящих других в различных отношениях, однако возраст родителей создает их детям и риск утраты родителей.

Факт стресса в детстве и проявления гениальности отмечают V. Goertzel и M. Goertzel [335], изучавшие биографии 400 известных людей XX столетия. Они нашли, что более чем 75 % из них в детстве обладали физическими недостатками или дефектами, жили трудно, в плохих условиях или в бедности.

Почему наличие психосоциальных и физических стрессоров в детстве связано с последующими высокими достижениями? Возможно, как считает A. Adler [229], здесь имеет место механизм компенсации. Кроме того, способные дети могут стремиться к творчеству или к науке в связи с бегством от невыносимой жизни дома.

В то время как склонные к науке дети могут «бежать в действительность», артистичные дети могут «бежать в фантазии». E. Anthony [239] предположил, что воображение определяется несколько шизоидной способностью или тонкими границами «Я» и выполняет роль буфера против стресса, а не суть результат стресса. Однако от способности видеть вещи по-другому и фантазировать до регресса функций ego – большая пропасть, подлежащая научному исследованию.

Положительное действие стресса во взрослой жизни. В психоаналитической литературе приведены результаты большого количества исследований отрицательного влияния стресса на взрослых. Однако увеличивается число фактов и исследований его положительной роли. Некоторые исследователи сообщают, что отмечается корреляция между стрессом и его положительным действием [295], в то время как другие обращают внимание на то, что все жизненные ситуации кончаются одновременно положительным и негативным результатом [275, 506].

Имеются по крайней мере четыре пути, по которым борьба со стрессом ведет к положительному исходу. Они включают применение способов снятия стресса, рост мастерства и уверенности в себе, изменения перспектив и переоценка ценностей, укрепление социальных связей.

Снятие стресса при этом исследовалось достаточно детально, и оно действительно лежит в основе многих поведенческих техник его преодоления. Некоторые из них будут рассмотрены в последующих главах. Оно включает в себя приемы купирования стресса, его переключения или десенсибилизации к нему, в результате чего последующие стрессовые ситуации переносятся значительно легче с помощью расширения стратегий преодоления.

Успешное преодоление стресса может усиливать личностные качества типа уверенности в себе или внутреннего локуса контроля, особенно у лиц с недостаточной их выраженностью. Например, T. Cook, R. Novaco и J. Sarason [288] исследовали действие лагерной обстановки на локус контроля новичков. Они нашли существенную связь между локусом контроля и подверженностью стрессу. Новички с внешним локусом контроля добивались приобретения хороших отношений с начальством и вследствие этого у них развивался и внутренний локус контроля, то есть они чувствовали, что становятся более способными к управлению собой и внешней средой. У тех же новичков, начальство которых стремилось к строгой дисциплине и соответственно обучало их, фиксировался рост стресса.

Рост положительных исходов при воздействии стресса отмечен не только у отдельных лиц, но и у групп в результате приобретения разнообразных способов жизни и деятельности.

Перенесение стресса, особенно угрожающего жизни, может изменить и жизненные перспективы человека, привести к переоценке ценностей. У людей после того как они были близки к гибели, наблюдалось изменение взглядов на жизненные перспективы, уменьшение заинтересованности в материальном благосостоянии и усиление стремления к семье или духовным ценностям. При изучении старения люди в интервью о способах и ресурсах преодоления жизненного стресса отмечали часто смерть ребенка или пережитый на войне стресс. Перенеся запредельный стресс, каждодневные проблемы больше не казались им важными.

Другой хорошо известный положительный результат стресса – укрепление социальных связей. После каждой природной катастрофы репортеры включают отчеты пострадавших людей, которые рассказывают, как потом они сплоченно все, что необходимо, делали вместе. После стихийных бедствий, войн, социальных катастроф некоторые исследователи отмечают уменьшение количества психических нарушений, случаев алкоголизма и даже преступлений. Ясно, что так происходит не всегда, особенно при индивидуальном стрессе.

Изучение долгосрочных последствий стресса военного времени (посттравматического стресса) позволяет сделать предположение, что наряду с известными ужасами войны стресс может оказывать положительное, развивающее воздействие. Война не только способствует физическому опустошению, но и создает психологические нарушения: 23 % всех несчастных случаев во Второй мировой войне имели психологическую природу [327]. Эти проблемы могут продолжаться и после окончания войны, что отражается в росте самоубийств и несчастных случаев среди ветеранов в следующие после войны пять и более лет. Но солдаты часто упоминают и положительный опыт войны – героизм, дружбу, навыки преодоления.

G. Elder и E. Clipp [307] по результатам исследований выделили 18 положительных и отрицательных последствий стресса. К положительным относятся навыки преодоления трудностей, формирование самодисциплины, расширение жизненных перспектив, проявление настоящей дружбы и понимание цены жизни, приобретаемые при разлуке с любимыми, потере друзей и постоянной тревоге. К нежелательным последствиям относились потери (смерть), негативные эмоции. Во внимание принималось, что положительный военный опыт скорее всего приведет к расширению житейского опыта и приобретению новых навыков борьбы со стрессами. Участники серьезных сражений в роли способа преодоления чаще всего называли самодисциплину, а положительной ролью стресса – ценность жизни, но у них при уходе со службы и позднее, в мирной жизни, выше вероятность появления эмоциональных проблем [487].

G. Elder и E. Clipp для изучения положительного и отрицательного действия стресса использовали обычную шкалу посттравматического стрессового расстройства (PTSD). Они нашли, что люди, упоминавшие положительные последствия войны, почти все вопросы оценивают на 9 % выше. Чем сильнее был стресс на войне, тем большее количество людей упоминало о его положительной роли. У людей, для которых стресс закончился благополучно, вероятность развития в дальнейшем не только PTSD, но и обычной депрессии была ниже [273].

W. Beardslee [252] провел ряд экспериментов с людьми, у которых в детстве родителям были поставлены диагнозы онкологических или психических заболеваний. Он обнаружил высокий уровень самопонимания у этих людей, то есть причинную связь между событиями в мире и внутренними переживаниями. Процесс познания себя ведет к развитию ценностной и смысловой структуры личности. Эта черта развивается во времени и постепенно становится устойчивой характеристикой. Познание себя требует не только осознанности и рефлексии своих мыслей и поступков, но и учета этой рефлексии в последующих действиях. В итоге самопознание включает важный эмоциональный компонент: человек признает ценность познания, относится к нему серьезно и прилагает усилия [246].

Другие аспекты самопознания включают реалистичную оценку требований ситуации и индивидуальных возможностей человека при необходимости изменения или создания новых стратегий поведения. Кроме того, у испытуемых в этих экспериментах диагностировался высокий уровень альтруизма, эмпатии и в целом они имели устойчивую личностную структуру. Эти характеристики личности специалисты в области психологии развития назвали «мудростью» [245].

Таким образом, не только умеренный, но и сильный стресс может послужить стимулом для личностного развития. Пока неясно, как это происходит. Еще менее изучена совокупность факторов, ведущих к позитивному или негативному исходу стресса.