Первого декабря 1934 года, наевшись бессовестных "завтраков", я решил плюнуть на формальности и заявился в Смольный, в обком партии. Бюрократические проволочки могут вывести из себя кого угодно, поэтому, после двух неудачных попыток попасть на приём к Кирову, который, по словам секретаря, либо ещё не вернулся из Москвы, либо был занят, решил просто устроить на Сергея Мироновича "засаду", дожидаясь его лично у кабинета. Должен же он хоть когда-нибудь явиться на работу?

Дело же к "пламенному трибуну" у меня было архиважное. Завод "Русский дизель", не слишком большой, пожалуй, даже меньше МССЗ, выпускал исключительно двигатели. И это было хорошо. А вот то, что он имел полный набор особенностей старого, дореволюционного производства, мне не нравилось. Как и следовало ожидать, в техническом плане, ни о каком конвейере речи не шло. При этом, коллектив, в основном, был старый, с большим стажем и сложившимися традициями. Техническая интеллигенция была представлена главным инженером и двумя его помощниками-заместителями. Правда, до начала 34-го года здесь работали немцы, помогавшие освоить выпуск лицензионных дизелей для подлодок, но в марте они уехали. В настоящий момент, завод ритмично строил эти моторы и имел на удивление малый процент брака, что объяснялось наличием очень и очень грамотных мастеров, на которых и лежала основная нагрузка. Меня поразило, что когда я, осматривая цеха, пришёл на участок коленчатых валов и меня представили, мастер, покопавшись в лежащих на отдельном верстаке бумагах, достал чертежи вала 13–16, высланные сюда заранее, и сходу ткнул меня носом в ошибки и пробелы. Видимо, схалтурили мои подопечные при копировании. Но, палец на отсечение, на МССЗ, да и на любом другом заводе, сначала сделали бы по тем бумагам, что есть, убедились, что детали невозможно состыковать без "обработки по месту напильником", и только потом забили в колокола. Здесь же всё всплыло в момент, без лишней практики. Это какое пространственное воображение надо иметь, чтобы просто заподозрить неладное?! Признаюсь, у меня самого представить всё "в объёме", хотя двигатель был мой и все детали я знал, буквально, на ощупь, получилось не сразу. В общем, сел я в лужу. И орден с мечом не помогли.

Зато здесь всё делалось точно по чертежу и строго соблюдалась технология. Даже в ущерб темпам производства. Никакой подгонки "по месту", как на иных старых заводах, не допускалось. Сказывались "скандинавские традиции", да и сама специализация предприятия. Но, при этом, производственные циклы не были согласованы и, например, литейка, выдавала больше продукции, чем токарное производство, получался "задел", ставший моей головной болью. Токари же, перфекционисты, чтоб их, не спешили его ликвидировать, так как брак приходилось оплачивать из собственного кармана. Здесь же крылась разгадка того, почему завод не выполняет план. Наверху ориентировались "по передовикам", считая, что остальные должны, кровь из носа, "подтянуться".

"Русский дизель" с весны легко перешёл на продвигаемую партией параллельную систему оплаты труда, поэтому все заготовки и полуфабрикаты, которые уже выпущены, но не будут востребованы при переориентации на выпуск других дизелей, были так или иначе оплачены из кармана пролетариев. Государство при смене продукции в этом случае потерь не несло, а вот рабочие… В общем, вопрос, кто будет платить неустойку и упущенную выгоду, повис в воздухе. Вернее, полетел в поднебесные выси, сначала в главк, потом в НКТП, который обратился с ним в НК ВМФ и так далее. Чувствую, пока не дойдёт до Самого, не решится. А на "Русском дизеле" будут выпускать "Зульцер" пока не израсходуют весь задел по нему, это ещё месяца два-три как минимум. Так решил трудовой коллектив, зная, что готовые двигатели оплатят всё равно. Больно уж дефицитный товар. Признаюсь, такая оригинальная и неочевидная форма забастовки, поставила меня в тупик, и я решил, что раз всё пошло наверх, двинуться коротким путём прямо из Ленинграда, минуя наркоматовскую бюрократию, выйдя на Сталина через Кирова, который, вроде как, неплохо ко мне относится. А попутно надавить через партию на 174-й завод, который наотрез отказал мне в просьбе прикомандировать на время освоения на "Русском дизеле" моторов 13–16 и 13-8Р часть своих инженеров.

Плотно пообедав в обкомовской столовой я принялся расхаживать по коридору возле кабинета Кирова, опасаясь просто-напросто уснуть на сытый желудок если где-нибудь присяду. Кроме того, на ходу я успокаивался и мне хорошо думалось, что давало возможность правильно подготовиться к разговору и найти нужные слова.

Гулял я так из стороны в сторону, будто тигр в клетке, уже более получаса, как вдруг из-за поворота коридора прямо на меня вышла долгожданная цель моей засады – Сергей Миронович собственной персоной. Киров узнал меня сразу и, подходя, широко улыбнулся, протягивая руку для пожатия.

— Товарищ Любимов! Какими судьбами?

Ответить я не успел, так как в этот момент из-за того же угла выскочила ещё одна фигура, которую я узнал сразу. Киров был невысок сам собою и "стукачок" Николаев, хоть и был тщедушен, спрятаться за ним не мог. Встретившись со мной глазами, он запнулся и дёрнулся, чтобы развернуться и убраться восвояси, но вдруг его лицо скривилось в истерической гримасе и он дёрнул из кармана пальто правую руку, выхватывая револьвер.

В "прошлой жизни" мне довелось некоторое время поработать телохранителем и рефлексы, вбитые на тренировках, на которых я лил пот и за совесть, и, в особенности, за страх, чтобы не пролить своей крови, оказались как нельзя кстати. Вырвав Кирова на себя и вправо за протянутую для рукопожатия руку, я заставил его "провалиться" и тем самым убрал с линии огня. Сам же, чуть приседая и смещаясь в ту же сторону, чуть замешкался и когда щёлкнул первый выстрел, пуля оцарапала мне левое плечо, порвав гимнастёрку. Мелькнули изумлённые глаза Мироныча, а я уже, как в танце развернув его на сто восемьдесят, прижал правой рукой к плечу и всей массой своего тела, оттолкнувшись от пола, направил наше общее движение в обратную сторону – вниз и влево. Николаев, промахнувшись первый раз, дёрнул оружием вслед за ускользающей целью и, нажимая курок, пронёс ствол слишком далеко в сторону, отчего вторая пуля прошла правее нас. Уворачиваясь от смерти, мы сблизились с новоявленным киллером всего на три шага и я, толкнув Кирова под стреляющую руку и оттолкнувшись от него, дёрнулся в другом направлении, что заставило Николаева чуть промедлить, выбирая кого из нас отправить к праотцам в первую очередь, поэтому в третий раз выстрелить в цель он просто не успел. Захватив вооружённую кисть его руки, я резко, разрывая связки, вывернул её наружу, заставляя злобного гномика споткнуться об упавшего на четыре точки Кирова и влететь головой в стену. Разоружить и заломать руки поплывшему убийце-неудачнику, растянувшемуся на полу, было уже делом техники.

— Ах, ты ж сука! — как-то растерянно выдавил из себя поднявшийся на ноги Киров. Его бледное лицо в первую секунду выразило растерянность, но потом стало очень жёстким.

— Сильно зацепило? — спросил у меня Сергей Миронович, некультурно показывая пальцем на почерневшую от крови гимнастёрку.

— Царапина. Повезло. Дай чем связать, — отрывисто ответил я, чувствуя, как меня начинает потряхивать. Вообще, то что я начинаю пугаться, когда всё уже закончилось, в критический момент действуя трезво и расчётливо, я считал одним из главных своих достоинств, но в этот раз отходняк пришёл как-то рано. Давненько у меня такой практики не было. Считай с самой Грузии.

В коридоре послышался топот и из-за поворота выбежал чекист.

— Где тебя носит!? — вспылил Киров. — Забери этого! И врача сюда!! Живо!!!

Ага, полезли из всех щелей на крик. Что-то когда стреляли никто носа не высовывал. Я отрешённо, стараясь успокоиться, смотрел как коридор заполняется народом.

— Пойдём ко мне, там доктора подождёшь, — приобняв за поясницу, подтолкнул меня Киров к своему кабинету.

— Садись, — сказал он, закрывая дверь. Я не заметил, как на столе образовалась бутылка водки и пара стаканов.

— Спасибо, обязан, — ровным голосом сказал Сергей Миронович, налив по половинке, но когда он поднимал стакан, я заметил, что его рука подрагивает.

— Сочтёмся, — мы выпили не закусывая и посидели молча с минуту, пока Киров не спросил.

— И чего он в меня стрелял?

— Мне показалось, что он в меня стрелял… — хмуро буркнул я.

— Что, повод есть?

— Да, как сказать… Я тут не совсем удачно пошутил, он на меня в милицию донёс, а та отпустила.

— Глупости какие.

— Тоже верно. Да и шёл-то он за тобой, Сергей Миронович, — я поднял глаза и встретился с Кировым взглядом. — А на меня случайно наткнулся, не ожидал он такого поворота. Охрана твоя, надо сказать, никуда не годится.

— Сам не понимаю, как такое произошло! Всегда со мной, пока в кабинет не войду…

— А именно сегодня, стало быть, накладка?

— Что ты имеешь в виду?

— Бережёного Бог бережёт. Надо связаться с Москвой, с наркомвнуделом Берией. Что-то перестал я местным чекистам доверять.

С разрешения Кирова в кабинет вошёл доктор и наложил мне повязку. Всё это время хозяин сидел молча, а когда эскулап вышел, позвонил напрямую Сталину и коротко изложил обстоятельства дела. Что ответил вождь, мне было неведомо, но спустя пять минут раздался звонок. По мою душу. Берия приказал мне лично обеспечить безопасность секретаря ленинградского обкома до прибытия из центра оперативной группы. О полученном распоряжении я известил Кирова, который занервничал.

— Мне что, под замком сидеть и дрожать?! У меня в шесть собрание партактива! Мне доклад делать надо!

— Может, оно и к лучшему. Если мы имеем дело не с одиночкой, а с чем-то более серьёзным, лучше находиться на виду. Чтобы не сказали потом, что Сергей Миронович Киров так распереживался, что заперся в кабинете, напился и умер. На людях по-тихому доработать очень и очень трудно, а шуметь – выдать себя, показав, что был заговор.

— Слушай, такое дело. Считай, что личная просьба. Давай во время разбирательства будем придерживаться версии, что стреляли всё-таки в тебя, — осторожно попросил Киров.

— Что, скелеты в шкафу? — я усмехнулся. — Будешь должен. Заодно с последствиями моей шутки, из-за которой Николаев распереживался, разобраться поможешь.

— А что там? — встрепенулся Киров. Я коротко рассказал историю своего похода в кино.

— Дурак ты, — упрекнул меня Сергей Миронович. — Языком мелешь что попало. Но это пережить можно. Поручусь за тебя, что делать.

— Ага, поручишься. И дело быстро решишь, с которым я к тебе пришёл, — с момента покушения прошло уже больше получаса и первый шок прошёл, теперь фамильярное обращение "на ты", казалось мне неуместным, но именно сейчас надо было ковать железо, пока оно горячо.

— Давай после партактива? Времени в обрез. Мне доклад в памяти освежить, тебе переодеться. Сейчас всё организую, — Сергей Миронович поднял телефонную трубку.

М-да, пока оно горячо. Не успел.