Эпизод 9
Господи, как же холодно! Мокрая одежда облепила тело и скидывать её нет никакого смысла. Голышом ещё холоднее будет. Хорошо, что вода, стекая на путы, размочила узлы и я смог освободить руки. Можно помахать немного для разогрева. А ещё от холода хочется по малой нужде. Уже давно и сильно. Приходится терпеть. Не в угол же облегчаться, а потом в этой луже стоять? Сколько я уже здесь? Может двадцать минут, а может и полтора часа уже. Темнота искажает восприятие времени. Просить, чтобы вывели, бесполезно. И стучал и кричал и ругался, игнорируют полностью.
Звякнули ключи, дверь пошла в сторону и сквозь открывающийся проём хлынул нестерпимо яркий свет от которого я попытался защититься рукой, подняв ладонь выше глаз.
— Развязался, — тревожно прошептал "ключник" в сторону и, повысив голос, предупредил. — Не дури! Оправляться и переодеваться пойдём! Руки за спину! На выход! Лицом к стене.
Дурить сейчас я даже и не думал, очень уж в туалет хотелось, да и переодеться было бы неплохо, а то уже с носа течёт в два ручья. Но выполнял команды не спеша, давая глазам привыкнуть к электрическому свету. Выходя, бросил взгляд по сторонам и убедился, что в коридоре, отрезая любые пути побега, стоят ещё двое. Причём одного из них я узнал!
— Привет Слав! Или теперь "гражданин Панкратов" к тебе надо обращаться? — не дожидаясь ответа, видя растерянность чекиста, я продолжил. — Седых, кстати, тоже здесь. Недавно с ним в одной камере сидел. Помнишь такого?
— Семён! — много позже отозвался мой бывший телохранитель. — Вот значит что за зверь такой, который Захлюстина покалечил! Бузить не советую! Ты меня знаешь, но и я тебя знаю! К тому же, нас здесь двое таких. Специально ради тебя вызвали из опергруппы особого назначения. Обрати внимание, чтобы доставить в целости и сохранности куда надо.
— А надо-то куда? — живо поинтересовался я.
— Разговорчики! Налево! Пошёл! — вмешался надзиратель и мы начали движение.
— Там узнаешь, — всё же буркнул на ходу Слава.
Спустя пару минут я уже философствовал на тему, как мало человеку нужно для счастья, а потом, меня не только переодели в сухое, причём, моего размера и с уже пришитыми знаками различия, но и переобули в новые сапоги. А вот затем меня попытались побрить. Понятно, что реакция моя была самая бурная. Дать зарезать себя опасной бритвой за здорово живёшь я не собирался. Скажут потом – самоубийство под тяжестью вины и привет. Моё предложение побриться самостоятельно встретило, как ни странно, точно такое же возражение. Слава, а именно он был старшим "эскорта", ссылаясь на приказ, категорически отказывался давать мне в руки хоть что-то острое, чтобы я не мог нанести себе вред.
— Слушай, если так, то сам посуди, — стал я урезонивать сопровождающего, — будешь ты меня брить, я головой когда не надо дёрну и всё. Получится, что ты меня и прирезал. И как это будет выглядеть в свете твоего приказа? Плохо будет выглядеть! Давай бритву сюда и отойди, мало ли, толкнёшь. Или пойду небритым, мне всё равно. Да и не сказать, что с утра сильно зарос. Который час ныне?
— Около полуночи, — автоматически отозвался Панкратов.
— И куды ж мы в такую рань?
— Не надоедай, сказано – увидишь.
— Да, знаешь, если вы меня под белы рученьки да домой, — ответил я намазывая мыльную пену на физиономию, — это одно дело. А если меня во всё чистое переодели, чтоб я на том свете поприличнее смотрелся, так совсем другое.
— Не могу сказать, — отрезал чекист, — но гарантирую, ни по пути, ни на месте, твоей жизни ничего не угрожает.
— Ладно, поживём – увидим.
Спустя двадцать минут меня ввели в просторное помещение с окрашенными светло-зелёной краской стенами, впрочем, насчёт противоположной от входа, я не уверен, ибо оттуда, прямо в глаза мне светил прожектор, не настольная лампа, а именно прожектор. Такие, наверное, используют в театре, чтобы сцену подсвечивать, но тут единственным артистом был я, а зрители прятались в слепящих электрических лучах. Присутствовало, кроме оставшегося в комнате конвоя, ещё одно действующее лицо. Сбоку от меня, у стены, в самом углу стоял стол за которым сидела девушка-стенографистка. Симпатичная и совсем молоденькая, одним своим видом, не смотря на наигранно-строгое выражение лица, вызывавшая добрую улыбку. Казалось, что она вот-вот не сдержится и прыснет смехом. От таких мыслей я не удержался и подмигнул своим единственным не подбитым правым глазом.
— Садись, — то ли приказал, то ли предложил Слава, имея ввиду стоящий чуть впереди стул. Не табуретку, как я ожидал, а стул со спинкой и даже не прикрученный к полу! А ну как я его в "президиум" запульну? Следователь, мокрый кот, совсем, наверное, страх потерял.
— Приступайте, товарищ Берия, — голосом Сталина сказал свет.
— Гражданин Любимов, не желаете ли вы разоружиться перед партией и чистосердечно признаться в своей вражеской деятельности? — хороший вопрос, Лаврентий Павлович.
— Ночи доброй, товарищ Сталин. И вам товарищ Берия всего самого наилучшего, — не удержался я от того, чтобы не поздороваться. — Стесняюсь спросить, вы что-то серьёзное накопали? Или опять какие-то смутные подозрения?
— Во-первых, вы для нас не товарищ, гражданин Любимов! Обращайтесь к нам взаимно. Во-вторых, вопросы здесь задаю я! Повторяю свой вопрос, не желаете ли вы раскаяться и этим облегчить свою участь? — нарком внудел демонстрировал исключительную жёсткость.
— Зачем же вы так, товарищ Берия? — изобразил я обиду. — Для меня и товарищ Сталин, и вы, всегда останетесь товарищами и обращаться я к вам буду именно так. Несмотря на то, что вы, товарищ Берия, в последнее время изволите не по-детски шалить, расстраивая меня до невозможности. Надеюсь, моя позиция не повлечёт применение специальных методов допроса, как в случае с моим командиром, товарищем Седых?
Я нарочно проигнорировал и "во-первых", и "во-вторых", попутно упрекнув Берию в применении пыток, которые клеймил как позорное явление Кобулов. Что же выходит? Нельзя, но если очень хочется, то можно? Пусть побесится, Лаврентий мне тоже нервов немало потрепал.
— Вижу, сотрудничать со следствием вы, гражданин Любимов Семён Петрович, не хотите. Или вас гражданин подпоручик Лебедев называть? Как вам ближе? Мы восстановили вашу биографию, но хотели бы уточнить некоторые моменты. То, что вы сын погибшего в 1905 году под Мукденом капитана Лебедева Семёна Петровича, нам известно. Проживали в Петрограде. В 1915 году поступили в Николаевское инженерное училище. По окончании четырёхмесячных курсов, в чине прапорщика, направлены на Юго-Западный фронт, участвовали в Брусиловском прорыве. К весне 1917 года дослужились до чина подпоручика. В начале лета дезертировали из разлагающейся армии Временного правительства и всплыли только в 1919 году у Колчака, засветившись скандалом и требованием ареста французского капитана Зиновия Пешкова. Знаете, гражданин подпоручик, тут я вас очень понимаю. Я бы на вашем месте тоже возмутился. Сын Максима Горького, брат Якова Свердлова, французский капитан и советник адмирала Колчака – слишком уж в глаза бросается. Но, почему-то только вам. Не сошлись во взглядах с командующим и направлены на фронт. Участвовали в колчаковском отступлении, так называемом "Ледяном Сибирском походе". Последний раз вас видели в Чите, там след теряется. Однако, осенью 1921 года в Москве совершил кражу и был осуждён революционным судом на шесть лет тюремного заключения некто Гусев Павел Сергеевич. Скажите, Любимов, вы себе почему так псевдонимы выбираете? Боитесь забыть, как вас на самом деле зовут? Впрочем, неважно. Важно то, что на предъявленной нами фотографии Гусева член ЦК ВКП(б) товарищ Артюхина, товарищи Лихачёв, Важинский и многие другие, уверенно опознали Любимова Семёна Петровича до аварии во время показа автомобиля ЗИЛ-4. Ну что, гражданин Лебедев, царский офицер, белогвардеец и уголовник, будете и дальше отпираться?
— Предлагаю вам, товарищ Берия, пари. Выиграете вы – признаюсь в чём угодно. Если же удача будет на моей стороне – отпускаете товарищей Гинзбурга и Седых.
— Здесь не базар, не казино и не цирк, гражданин Лебедев! Не хотите раскаяться – шут с вами. Этим вы только усугубляете свою вину, которая, фактически уже доказана.
— Неужели? Спорим, что дактилоскопическая экспертиза не подтвердит идентичность отпечатков пальцев гражданина Гусева и капитана государственной безопасности Любимова?
В "президиуме" возникло лёгкое замешательство. Видимо, зациклившись на "политике" с её подсматриванием, подслушиванием, логическими построениями и косвенными доказательствами, следствие совершенно упустило из виду простые, но железобетонные приёмы и методы из арсенала уголовного розыска. Признаться, я и сам, не будь у меня в прошлой жизни знакомых оперов с их анекдотами о снятии отпечатков пальцев со швейных иголок, не сообразил бы.
— Пусть товарищи организуют, — сказал свет голосом Сталина, — охрана нам здесь не нужна.
— Действуйте, — отдал "исполнительную" Берия и мой конвой исчез за дверью. Спереди послышалось шуршание перекладываемых бумажных листов.
— Перейдём далее. Вы признаёте, что продали на базаре в Вологде три серийных штык-ножа с нацистской символикой? — задал нарком очередной вопрос.
— Признаю, куда деваться. Там-то мои пальчики могли остаться, — легко согласился я.
— Откуда они у вас?
— Были при мне, когда очнулся в лесу, — умудрился я ни капли не соврать.
— Не юлите и отвечайте, где вы их взяли! — Лаврентия Павловича, гляжу, на мякине не проведёшь.
— В рюкзаке, — тут самое главное – честные глаза.
— Вы понимаете, что наличие у вас таких ножей головой выдаёт вашу причастность к немецким национал-социалистам, которые провозгласили Советский Союз своим злейшим врагом и строят планы нас уничтожить?
— Это в корне неверно. Немецкие национал-социалисты не строят планов по уничтожению СССР, — позволил я себе не согласиться.
— Гражданин Лебедев вдруг резко изменил свою точку зрения? Вы ведь проели плешь всем своими рассказами, что немцы на нас нападут! — Берия, своим показным сомнением явно провоцировал меня на откровенность.
— Немецкие национал-социалисты всего лишь выполняют план по уничтожению СССР, а строят планы те, кто НСДАП, а теперь и всю Германию, финансируют. Точнее говоря, план уже в действии. Я в последнее время не следил за международными новостями, но на днях Германия объявит, или уже объявила всеобщую воинскую обязанность, после чего увеличит армию в сорок раз. Гитлеру потребуется около трёх лет, чтобы обучить и оснастить войска, а потом, в 38-м он перейдёт к действиям. Антанта будет накачивать немецкую мощь и поочерёдно, без какого-либо сопротивления сдаст Рейнскую область, Австрию и Чехословакию. Как мы знаем, в последнюю входит Закарпатская Украина. Она-то и предназначена стать поводом для нападения на СССР. В один прекрасный момент украинские националисты попросят у Гитлера освободить их от преступного большевистского режима.
— Это вам точно известно? — подогрел Лаврентий Павлович мою говорливость.
— Послушайте, гитлеровская партия ведёт активную политическую борьбу с начала 20-х годов, издаёт собственную ежедневную газету, имеет собственные отряды штурмовиков. И всё это в нищей, разорённой стране, которая должна Антанте немыслимые репарации. Глава партии числится писателем и больше нигде никогда не работал, имея в активе единственную книгу. За чей счёт, позвольте спросить, банкет? А ведь это огромные деньги! Сейчас же траты просто колоссальные, приходится оплачивать милитаризацию целой страны. Мы проводим индустриализацию исключительно за счёт собственных резервов и можем примерно представить себе размер расходов. Мне было бы вполне понятно желание заказчиков войны их минимизировать, а тот путь, который я указал – кратчайший.
— Это достоверные сведения? Откуда вы это узнали?
— Это мой прогноз, который я составил на основании открытой общедоступной информации, почёрпнутой исключительно из советских газет и радиопередач. Кстати, обратите внимание, что в 1932 году нацистская партия выступила на выборах бледно, а уже в 1933-м провела просто шикарную избирательную компанию в Рейхстаг. Правда и в этом случае подавляющего большинства, более половины голосов, получить не удалось. Меньше тридцати процентов в итоге, если не ошибаюсь. Поэтому Гитлера канцлером Гинденбург просто назначил, для чего незадолго до этого приняли специальный закон. Кто бы мог такое провернуть? Помню, выступал на ЗИЛе перед рабочими и просил товарища Сталина не допустить фашистов к власти в Германии. Оглядываясь назад, понимаю, что просьба моя была практически невыполнима. Как говорится, против лома нет приёма.
— Значит, вы всего лишь, посредственный аналитик и вовсе не причастны к нацистским организациям Германии? Откуда тогда у вас те самые три ножа? Зачем они вам? Вспоминайте! Кому вы должны их передать? Это элементы опознавания агентов? Вы потеряли память потому, что вас ударили по голове? Кто на вас напал?
— Товарищ Берия, что вы пристали, как банный лист? Здесь сейчас может судьба мира решается, а вы лезете со своими глупостями. Никто меня не бил, я стригся в Вологде налысо, можете найти цирюльника и порасспрашивать.
— Если вас не били по голове, отчего вы потеряли память?
— Да откуда ж я знаю, если ничего толком, кроме того, что о себе рассказал, не помню?
— Вы имели дело с гипнозом? — а вот такие вопросы уже опасны, но приходится рисковать, чуть подвирая.
— В шарлатанство не верю.
— Имели или нет?
— Сколько себя помню – не имел.
— То есть, с октября 1929 года?
— Как минимум.
— Проверим.
— Проверяйте.
— Формирование особого подразделения, которое вы лично обучаете диверсионным навыкам, которые почему-то не забыли как всё остальное, из лиц, совершивших воинские преступления, о которых вам стало известно, поэтому лично от вас зависимых, тоже отрицать будете?
— Я догадываюсь, что вы имеете в виду. Однако, мне неизвестно о совершении каких-либо воинских преступлений во вверенных мне подразделениях, равно как и о расследовании таких преступлений. Зато мне известно, что мой первый взвод состоит из комсомольцев, отличников боевой и политической подготовки, имеющих огромное желание учиться и стать, несмотря на любые трудности, инженерами. Я гоняю их и в хвост и в гриву. Они, по сути, только учатся и спят, заступая в качестве выходного раз в неделю в караул. По пять обучающихся на одного преподавателя всего! Я от такой жизни и сам взвыл бы, а они терпят. И мне чрезвычайно лестно, что такие замечательные парни, наша прочная опора в самом ближайшем будущем, видят во мне пример для подражания. Что касается диверсионной подготовки, то рукопашный бой и стрельба являются обязательными элементами боевой подготовки, я лишь немного расширил их рамки. Вы, конечно, товарищ нарком внутренних дел, — я намеренно обратился именно по должности, — желая упрятать меня за решётку, можете трактовать всё по-своему. Но тогда, обрубив мальчишкам крылья на взлёте, получите в итоге три десятка яростных врагов советской власти. Вы, а не я создадите почву для создания антисоветской организации.
— Ваши рассуждения никак не оправдывают тот факт, что, имея информацию о нарушениях, вы предпочли их не заметить и обернуть в свою пользу. Вместо того, чтобы действовать в строгом соответствии с революционной законностью. И у вас почти получилось. Подвела вас ваша же лихость. Решили в наркомат внутренних дел своих выкормышей под благовидным предлогом протащить? Кавалерийским наскоком? Или вы думали, что мы, кого попало, сюда берём? Ваше наплевательское отношение к советским законам в данном конкретном случае мы обязательно докажем в ближайшем будущем. Перейдём к следующему эпизоду вашей подрывной деятельности, где вы уже посмели посягнуть на сами основы советского законодательства, отвергая воспитательный характер исправительной системы и ставя под сомнение моральное право пролетариата карать врагов советской власти соразмерно тяжести их преступлений вплоть до высшей меры социальной защиты. Скажите, некто Косов писал свой пасквиль под вашу диктовку?
— Я категорически протестую против такой постановки вопроса! С какой стати проект уголовного кодекса товарища Косова, без широкого обсуждения на партийном уровне или хотя бы на уровне Конституционной комиссии, называется пасквилем? Кто это решил?
— Я это решил, гражданин Лебедев, — жёстко ответил Берия. — От этого, противно сказать, документа, просто несёт буржуазным торгашеским духом, подрывающим сами основы ЧК. Страшно подумать, если эта популистская брошюрка с красивыми лозунгами, но гнилым содержанием, найдёт поддержку среди огромной слабо разбирающейся в юридических тонкостях части ВКП(б). Вы, гражданин Лебедев, умышленно, с целью парализовать работу НКВД, дискредитировать его и унизить, дать дорогу врагам советской власти, пытаетесь всучить партии этот подрывной материал!
В это время в дверь пару раз тюкнули и сзади раздался Славин голос.
— Специалист доставлен, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга!
— Се-се-сержант го-госбе-безопасности Ще-ще-щеглов! — отрекомендовался вошедший.
— Не волнуйтесь товарищ Щеглов, — успокоил Сталин чекиста, — работайте аккуратно, мы подождём.
У эксперта всё уже оказалось наготове и он, прокатав мне валиком полностью обе ладони, подвёл меня к столу стенографистки, так как я от яркого света, хоть и прятал глаза, но уже почти совсем ослеп. Там поочерёдно, на отдельных листах, он сделал оттиски и, спросив разрешения, удалился. Вся процедура заняла не больше пяти минут.
— Так вы признаёте, что являетесь автором так называемого проекта уголовного кодекса?
— Нет, не признаю.
— А гражданин Косов дал показания, что это вы его вдохновляли, — немного растягивая слова, живо напомнив мне мультяшного кота Матроскина, поддел меня Берия.
— Не буду спорить, так как свой проект Косов стал составлять, глядя на одобренную съездом партии параллельную систему, у истоков которой когда-то стоял я. Да вы сами это должны хорошо помнить, товарищ Берия. Да, были времена… Помню, товарищ Киров тоже тогда называл параллельную систему буржуазной. Тем не менее, она доказала свою эффективность в советском народном хозяйстве.
— А я от своих слов не отказываюсь, — послышался ещё один знакомый голос, — да и сейчас так же думаю. Но, как временную меру, как этап на пути к истинному коммунизму, считаю небольшое отклонение допустимым. Владимир Ильич точно так же выступил за НЭП.
— Здравствуйте и вы, товарищ Киров. Ценю ваше мнение. А по поводу проекта товарища Косова вы что думаете?
— Гражданин Любимов, или Лебедев, или как вас там! Вы только отвечаете на вопросы, а не задаёте их! — Берию, видимо, допекло.
— А действительно, товарищ Берия, — спросил Иосиф Виссарионович, — о чём вы говорите? Где этот проект?
— Товарищ Сталин, к сожалению, сейчас я не могу вам его предоставить, так как имеется единственный экземпляр и он отдан на юридическую экспертизу с целью установить и систематизировать все нарушения и противоречия с действующим законодательством. Если бы этот допрос не был организован так скоропалительно, то у нас были бы на руках и подрывной текст, и результаты экспертизы, — ничуть не оправдываясь, а где-то даже с упрёком, сухо сказал Берия. — Тогда допрос можно было бы провести более предметно.
Я, не сдерживаясь, рассмеялся.
— В чём конкретно противоречия? Да во всём! Во всём! Ничего общего!
— Отметьте в протоколе, что подозреваемый признал общий антисоветский характер материала, — холодно и спокойно отозвался Берия.
— Э нет, товарищ Берия! Тут уж дудки! С какого перепугу ваши законы вдруг советские? Как при Иване Грозном в ссылку, в острог, на плаху, так и сейчас на спецпоселение, в лагерь, к стенке. Разницы никакой! Законы ваши – прямое наследие феодально-буржуазного режима и ничего советского в них нет! За тем исключением, что за преступления против советского государства наказывают куда строже, чем за преступления против личности. Может это как раз проект Косова советский?
В противоположном конце комнаты из-за такого оборота воцарилась чуткая тишина, да и стенографистка, в сторону которой я, пряча от прожектора, отвёл глаза, открыла рот и перестала записывать.
— Допустим, законы такие же наши, какие и ваши, товарищ Любимов, — первым нашёлся Сталин, но не вполне, так как с обращением он всё-таки оговорился. — Расскажите нам, пожалуйста, об этом проекте уголовного кодекса.
— Э нет, товарищ Сталин! Я в прошлый раз товарищу Берии стал рассказывать, так меня после первых слов дюжие молодцы в камеру засунули и подрихтовали. А если я вам пересказывать начну, так меня, боюсь, вообще пристрелят.
— Вы злостно нарушали режим содержания, гражданин Любимов! Вы напали на конвой! В таких случаях охрана просто обязана применять оружие! Будьте благодарны, что вообще живы! — вышел из себя Берия и сыграл мне на руку, явно ляпнув лишнее.
— Так меня что, чуть не убили? Мамочки родные! — я показушно приложил ладони к щекам.
— Перестаньте, наконец, паясничать! — это уже не утерпел Сталин. — Думаете, мы здесь просто так среди ночи собрались, и у нас дел других нет? Разъясните свою позицию по поводу уголовного кодекса.
Тут уж шутки в сторону, вождя сердить не стоит.
— Итак. Возместительная система. Граждане, объединяясь в государство, устанавливают правила общежития, то есть законы. Функцию защиты от нарушителей правил (законов), большей частью граждане возлагают на государственный аппарат, оплачивая ему эту услугу налогами и оставляя себе минимально приемлемые права на самозащиту. Суд и институты наказания преступников находятся в ведении государства полностью.
Что из этого следует? Если совершено преступление и гражданину нанесён ущерб, то государство просто обязано немедленное его возместить. Функция защиты от преступности на нём, а налоги гражданин всю жизнь исправно платит. Равно это же касается и различных учреждений, общественных или государственных. Не бывает такого, что гражданин, учреждение или предприятие, ставит уплату налогов в зависимость от того, пойман ли преступник, вернули ли украденное. То есть, государство немедленно исполняет свой долг перед потерпевшим, компенсируя ему ущерб и далее взаимодействуют только преступник и органы борьбы с ним. Практикуемые ныне взаимоотношения потерпевшего и государства, когда первому возвращают краденое, в частности, когда и если найдут, являются со стороны государства мошенничеством. Ещё раз. Государство, взяв налог вовремя и обязавшись защищать, должно возместить убытки немедленно. Если же, например, украденное впоследствии найдено, гражданин имеет право выкупа своего имущества, цена которого изначально определена. В случае отказа государство может распорядиться имуществом по собственному усмотрению.
Теперь, взаимодействие государства и преступника. Принимаем за аксиому, что преступность существует. Уже фактом своего существования преступник наносит гражданам убытки, заставляя их оплачивать органы охраны правопорядка. Но это некий теоретический, неконкретный преступник, который персонифицируется в момент совершения реального преступления. С этого момента с него уже можно требовать, как с конкретного лица, возмещение расходов, которые несут граждане, финансируя органы охраны правопорядка. То есть, теоретически, если в конкретный финансовый период, например год, будет поймано и представлено на суд два преступника, совершивших равные по тяжести преступления, то справедливо будет присудить им поровну выплатить в бюджет сумму содержания за этот же период органов охраны правопорядка, плюс конкретный ущерб, который нанёс каждый из них в отдельности. Понятно, что в настоящее время заставить работать такую систему практически невозможно. Поэтому, компенсировать гражданам постоянное содержание органов охраны правопорядка целесообразно присуждением каждому конкретному преступнику кратного возмещения нанесённого ущерба в зависимости от тяжести конкретного преступления. Кроме того, с момента совершения преступления, или с момента когда о нём стало известно, к раскрытию преступления и задержанию преступника привлекаются конкретные силы органов охраны правопорядка, расходы на которые нам достоверно известны. Преступник обязан возместить эти расходы. То есть, за работу органов охраны правопорядка он платит дважды. Первый раз за то, что граждане вообще вынуждены их содержать до момента совершения преступления. И за конкретную работу после этого рубежа.
Государство же выплачивает органам охраны правопорядка вознаграждение в виде заработной платы, равной минимальной заработной плате на производстве. Это меньшая часть дохода сотрудника органов. Большую часть составляет премия, вытекающая из соотношения зафиксированного ущерба к раскрытому на подконтрольной территории за какой-либо стандартный промежуток времени, например месяц. Для наглядности разберём на пальцах, изначальная ставка премии сто рублей, зафиксировано один миллион рублей ущерба, раскрыто на полмиллиона ущерба, следовательно, к премии прибавляется минус пятьдесят процентов. Получите свой полтинник, распишитесь и работайте лучше. Конечно, возможны и обратные ситуации, когда к раскрытому ущербу добавляются давнишние преступления, но в долгосрочной перспективе это соотношение не может быть больше единицы, а в идеале должно ей равняться.
Что касается взыскания убытков с преступника. Приоритетом системы исполнения наказаний является взыскание убытков, понесённых гражданами, прямо или опосредовано, в виде налогов на содержание органов охраны правопорядка, с преступника. Наказание в виде поражения в правах преследует исключительно цель наискорейшего возмещения убытков и совершенно не преследует цели мщения или устрашения. Поражение в правах может выражаться в присвоении статуса государственного должника с ограничением расходов прожиточным минимумом, лишением права на отпуск, ограничением свободы передвижения маршрутом на работу и обратно, абсолютно необходимыми бытовыми перемещениями, лишением права посещать культурные мероприятия (театры и пр.), массовые мероприятия, участвовать в выборах. В случае, если преступник имеет доход, не обеспечивающий погашение задолженности в разумные сроки, либо уклоняется от возмещения ущерба, либо совершил преступление высокой социальной опасности, он может быть, решением суда, принудительно направлен на другую работу с лишением свободы либо без такового на срок полного погашения долга, по усмотрению органов системы исполнения наказаний. Во всех случаях базовая ставка оплаты труда осуждённого не должна отличаться от таковой же обычного гражданина на аналогичной работе, за исключением выплат за экстремальные условия работы, коих преступникам не положено.
В некоторых случаях защита от преступников возлагается на самих граждан, но органы охраны правопорядка и пр., обеспечивают взыскание убытков с задержанного гражданами преступника.
Например, карманники. Поймать их возможно только за руку, советская милиция такие преступления эффективно расследовать не может. С распоротыми сумками приходить в отдел и требовать возмещения ущерба не надо. Зато если поймаете кого за руку, то можете написать в заявлении при сдаче преступника милиции, что в кошельке был миллион.
Что нам это даёт? Мы будем точно знать, на какую сумму и каких совершено преступлений, на какую сумму и каких предотвращено преступлений и на какую сумму и каких раскрыто преступлений. Равно как и общий размер расходов на содержание НКВД. В идеале наркомат должен приносить прибыль. То есть обходиться народному хозяйству дешевле воров. Я закончил.
— А как же с убийцами быть, товарищ Любимов? — спокойно спросил меня Сталин. — Как мы сможем компенсировать убитого человека? Тем более, сразу? Как потом взыскать с преступника?
— Товарищ Сталин, а кто будет платить пенсию семье, потерявшей кормильца? Кто возместит государству ущерб за убитого работника, который до пенсии мог бы трудиться? Кто, в конце концов, оплатит патрон, которым палач застрелит убийцу? Между прочим, "Русская правда" Ярослава Мудрого предусматривала виру за различные преступления. Видимо, неспроста.
— Переводить всё в деньги просто аморально! — возмущённо прозвучал ещё один голос, на сей раз женский. — Если преступник знает, что его покарают смертью, он ещё двадцать раз подумает, прежде чем решиться на убийство. А если ему надо будет всего лишь отработать деньги, пусть и большие?
— И вам доброй ночи, товарищ Артюхина, давненько не виделись, Александра Фёдоровна. А насчёт убийц так скажу. Их стреляют, вешают везде, во всех краях, а они всё не переводятся. Как и другие нарушители закона. Так отчего не попробовать другой подход? С паршивой овцы хоть шерсти клок! Нет! Я ни в коем случае ни на чём не настаиваю, но согласитесь, этот вопрос стоит широко обсудить в партии и пусть уж она решает, как быть. А не рубить с плеча единолично, вопреки советским принципам, как товарищ Берия.
— Ра-ра-раазрешите? — Щеглов, постучав в дверь и получив согласие, тихо-тихо вошёл в помещение.
— Доложите результаты, — эксперт ещё только открыл рот, а Берия, экономя время, уже предвосхитил его вопрос.
— До-до-докладываю, до-до-доставленный м-м-мне о-о-обра-азец о-о-один и-и-и в-в-взятый м-м-мной о-о-обра-азец д-д-два, со-со-со… — фраза для Щеглова видимо оказалась слишком длинной, — со-со-со…
У меня при этих звуках чуть глаза на лоб не вылезли! Неужели совпадают?!
— Рожай уже, не томи!!! — не выдержал я.
— Соблюдайте порядок, гражданин Любимов!!! — отозвался Берия.
— Нэ волнуйтэс, товарыщ Шэглов, пэрэдохнитэ, — одной фразой заставил всех замолчать Сталин.
Эксперт закрыл рот, сильно зажмурился, напрягся и, одним духом, быстро-быстро, скороговоркой выпалил.
— Совершенно не совпадают!!!
— Вот молодец! Это точно?! — воскликнули я и Лаврентий Павлович одновременно.
— А-а-абсо-олютно! По де-де-девяти п-п-признакам! Ка-ак и п-п-положено!
— Вы свободны, идите, — с явной досадой отпустил Щеглова нарком.
— Теперь, когда мы абсолютно точно знаем, что я это я, — медленно и раздельно произнёс я, повысив в конце голос, — может, выключим к чёртовой бабушке этот тыканый фонарь?!
— Допрос ещё не окончен, гражданин Любимов!
— Да хватит уже, Лаврентий Павлович! Не понимаю вообще, на что вы надеетесь.
Свет потух и в глазах воцарилась тьма, которую разнообразили сжимающиеся от периферии к центру зелёные круги.
— Поддерживаю, — впервые выступил Орджоникидзе, — мы так ничего не добьёмся.
— Зачем нужна была эта спешка? — воскликнул Берия. — Вы нарочно не дали мне подготовиться к допросу!
— Лаврентий, помнишь весной 32-го года, ты не дал мне назначить товарища Любимова главным конструктором центрального КБ? — спросил Орджоникидзе. — Тогда ты тоже ему не доверял. А что в итоге? В итоге товарищ Любимов не работал по специальности целых два года! Да каждый день его работы на вес золота! И я не шучу! Ты сам прекрасно знаешь, что с 31-го по 33-й мы полностью обеспечили моторами ЗИЛ строительство драг для Колымского золотоносного района и в прошлом году поставили рекорд добычи, положив в казну больше, чем за все годы советской власти вместе взятые! Не считая всего прочего. Два года, Лаврентий! Не слишком ли мы дорогую цену платим за твои ошибки?
— Предлагаю рассмотреть в ЦК вопрос об освобождении товарища Берии от занимаемой должности, — хмуро заявил Киров.
— Я готов понести любое наказание, но клянусь всем, что мне дорого, дело с Любимовым нечисто! Он скользкий, как угорь и ни с какой стороны его не ухватить, но я нюхом чую, что он не наш, он действует по какому-то своему плану с неизвестными нам целями! Моя интуиция меня не подводила ни разу! Надо дождаться прибытия специалиста по гипнозу и поработать с Любимовым ещё раз!
— Товарищ Берия, тут нужно что-то гораздо весомее вашей интуиции, — подал голос Кожанов. — И вы можете гарантировать нам, что ваш специалист, копаясь в мозгах товарища Любимова, там ничего не вывихнет?
К этому времени мои глаза немного пообвыкли и я удивился представительности присутствующей при допросе делегации. Кроме уже названых, за столом сидел Ворошилов, а позади него – Молотов, которого вживую я видел впервые.
— Товарищи, товарищи! — я не на шутку испугался, хотя и делал в последнее время всё, чтобы события свернули именно на этот путь. — Нельзя товарища Берию отстранять! Нас же буржуазная пропаганда сожрёт с потрохами! Что это за страна социализма такая, где нарком внутренних полгода в должности удержаться не может?! Он ведь ещё только начал работать! Дайте же ему показать себя!
— И что же нам с вами двумя делать? — не скрывая раздражения, спросил Сталин. — Если вы друг без дружки не можете, а как вас сведёшь, так сцепляетесь сразу как бешеные?
— Может… — опасливо начал я, — провести через ЦК или совнарком решение, что меня нельзя без их санкции разрабатывать, а содействовать обязательно?
Ворошилов заржал.
— Щщас! Держи карман шире! А контролировать тебя кто будет с твоими выкрутасами? Я как ту шестистволку вспомню, так у меня по спине мурашки! Попомните мои слова, товарищи, если за этим деятелем не приглядывать, он точно изобретёт что-то, чем можно уничтожить весь мир начисто!
— Если кто-то из членов ЦК посчитает возможным за меня поручиться, то обещаю отчитываться о своих действиях по первому требованию.
После моих слов повисла строжкая тишина. Неужели? А я-то уже думал, что я теперь как у Бога за пазухой! Неужели никто не рискнёт? Я рассчитывал на Кожанова, но поздно сообразил, что он в ЦК не входит. Артюхина? Хорошая женщина Александра Фёдоровна, добрая, отзывчивая, только знает наверняка, что со мной не сладит, оттого и молчит. Ну, хоть Киров! У Мироныча свои тараканы в голове, хоть я ему и жизнь спас, а построение социализма важнее! Куда мне с такими немарксистскими заскоками? Орджоникидзе не подаёт голоса и его тоже можно понять. Наркомат тяжёлой промышленности вырос до столь огромных размеров, что ему чихнуть некогда. Где уж за мной уследить? А Иосиф Виссарионович всегда, как гордый орёл, парит над событиями.
— А и я, пожалуй, подам голос за Любимова и поручусь за него! — удивил меня до глубины души Ворошилов. — Всё под присмотром будет. У меня не забалуешь!
— Пятый час утра уже, — посмотрел на часы Киров, — предлагаю сейчас разойтись и собраться завтра, то бишь, уже сегодня, в ЦК, внеся в повестку дня поставленные вопросы. Товарищ Берия, прошу передать проект товарища Косова в конституционную комиссию для всестороннего обсуждения.
— А товарища Любимова надо отпустить домой. Он что-то неважно выглядит, — по сути, поддержал Сергея Мироновича Сталин. — За кого вы там просили, товарищ Любимов?
— За товарища Седых и за товарища Гинзбурга. Седых мой бывший командир в Грузии, его обвиняют, будто он Восточный Туркестан присоединить хотел. Так я в том ничего плохого не вижу, например. Другое дело, если бы он приказ нарушил. А за желания не сажают. А второй, товарищ Гинзбург, вроде как донос написал на директора ЗИЛа. Так он никуда не сбежит, а я дело себе заберу и всё улажу по совести, на заводе я не чужой.
— Вот и этих товарищей освободите, товарищ Берия. Проспорили всё же, — усмехнулся в усы Сталин.