Вот как выбить себе моторный завод, если этот вопрос решается на уровне госплана и наркоматов, а нарком НКВД с начала августа в отпуске? Можно, конечно, недельку подождать и идти говорить непосредственно с Ежовым, благо начальник ГУ лагерей, которому я непосредственно подчиняюсь, устранился от моих дел и просто перенаправляет меня "наверх". Но! Есть такое весьма неприятное для меня слово. 16-й оппозит у меня уже есть, а ставить-то его куда? Понятно, что многоцилиндровые моторы — хорошая перспектива, но сейчас я располагаю только 16-2, который надо куда-то пристроить. И единственные люди, которые готовы его взять — авиаторы. Для флота 16-2 уже считается маломощным и там предпочитают "вертикальную" компоновку. Для наземной техники, наоборот — мощность избыточна или габариты велики. А вот для самолётостроителей мотор 16-2 пришёлся в пору. Туполев, имея уже опыт по размещению на АНТ-9 дизеля АЧ-130-2 в носке крыла, согласился попробовать на этот же самолёт мой мотор, но только в "лёгком" варианте, заменив двумя 16-2 три старых дизеля Чаромского, а заодно сделав более удобной кабину экипажа.

Совсем другая история с новейшим бомбардировщиком СБ. Я категорически опоздал с новым мотором к его рождению, испытания с разными движками уже идут. Если СБ с "Райтами" показал удовлетворительные результаты, то "Испано-Сюиза" буквально всех ошеломила. Скорость 430 километров в час, вместо 350 по техническому заданию. Немного отставал от СБ-ИС бомбардировщик с двумя 700-сильными дизелями Чаромского, на котором удалось выжать 400 километров скорости при вдвое большей дальности. Справедливости ради надо отметить, что "ИС" набрал максимум на высоте 5 км, а СБ-АЧ на высоте 6 км, но высота в 7 км для него была пределом, а ИС мог забираться и выше. Драка за этот бомбардировщик сейчас идёт просто неимоверная и если победит "Испано", то Рыбинский завод отдадут под него, а я останусь с носом.

В этих условиях мне, располагая только "бумажным" алюминиевым вариантом своего мотора, не оставалось ничего другого кроме, как только применить "административный ресурс" и обратиться за помощью к наркому ВМФ. Выигрывая время, я намеревался просить, чтобы флот заказал специальный бомбардировщик "под себя", с переделанной по типу ещё не созданного Пе-2 кабиной, которая обеспечивала лучшее размещение оборонительного вооружения для отражения атак сзади. Пока Туполев с Архангельским будут ковыряться с перекомпоновкой у меня есть шанс успеть с мотором, а два 717-сильных 16-2 в носке "чистого" крыла должны иметь гораздо лучшую аэродинамику, чем любые другие моторы, а следовательно, большую скорость и дальность.

Вот с этим-то, готовясь доказывать и обосновывать, я и напросился на приём к Кожанову, попутно заглянув на Главпочтампт, чтобы проверить, нет ли мне писем от некой особы. Вообще, в тайне от жены, бывая в центре Москвы по делам, я всегда справлялся насчёт корреспонденции и Анна изредка баловала меня ничего не значащими пустыми письмами о жизни в Австрии, о погоде, забавных происшествиях в санатории Нордена. Единственной существенной информацией, которую я оттуда выудил, было только то, что Аню отстранили от работы по вербовке, как раз из-за нашей переписки.

Я уже успел получить три или четыре письма, прилежно на них отвечая в точно таком же стиле и даже, после первого, написанного с "ерями", отправил бандеролью советский учебник русского языка. При этом жизнь в СССР я старался представить исключительно в радужных тонах, как в "рекламных" целях, так и, опасаясь, не без оснований, что почта проверяется. Сегодняшнее же письмо сразу бросилось мне в глаза, я сразу, ещё не открывая конверта, обратил внимание, что на нём, вместо привычного штемпеля ближайшей к санаторию почты, стояла отметка Вены. Выйдя на улицу и найдя тихий скверик с пустой лавочкой я вскрыл конверт и принялся читать. Начало было совсем обычным, о выросших ценах, о том, что Анна купила новое платье, но потом…

"А ещё у нас в санатории появился замечательный ёжик. Моя подруга Марта им просто очарована. Он просто кушает с её рук и даже приходит ночью к ней в постель. Поначалу ёжик, как и всякий дикий зверёк, опасался подходить к ней, только постоянно крутился возле её дома, но потом, чуя, что Марта девушка ласковая, стал позволять гладить себя по пузику, даже не пытаясь свернуться в клубок. Доктор Энглер, удивлённый таким нетипичным для дикого зверя поведением, даже снял об этом фильм и сказал, что будет ёжика дрессировать, чтобы сделать всем сюрприз".

Что за ерунда? Какой дрессированный ёж? Это ж совершенно тупая животина, которую научить чему-либо вообще нереально! Она людей к себе вообще не подпускает. И ведёт ночной образ жизни. Жрёт она ночью, а не забирается в чью-то постель!

Я секунды две тупил, а потом меня прошиб холодный пот и я, вперёд собственного визга, бросился обратно на почту, к телефону. Попытка напроситься на приём к наркому внутренних дел, закономерно, ни к чему не привела.

— Товарищ Любимов, вам же уже сказано, что нарком Ежов в отпуске! Обращайтесь к его заместителям!

— К сожалению, дело очень личное и очень важное, поэтому мне необходим сам нарком Ежов! Можно с ним как-нибудь связаться? В крайнем случае, если нарком в отъезде, я сам могу к нему выехать. Не подскажете куда?

— Вряд ли у вас это получится, — в телефонной трубке послышался смешок. — Нарком Ежов находится на лечении за границей. В Австрии.

Вот оно! Точно, едрёна кочерыжка! Ай да Аня, ай молодец! Чёрт, а письмо-то сколько шло?

— Спасибо, — буркнул я, спохватившись, что ещё держу трубку и повесил её на рычаг.

Так, "крылышки", авиапочта, глянул я на конверт. Всё равно это несколько дней. Да у меня времени в обрез!

— Собирайся, отъедем поговорим, — с трудом дождавшись своей очереди в приёмной, ввалился я в кабинет наркома.

— Товарищ Любимов, что ты себе позволяешь? — возмутился Кожанов.

— А, простите, товарищ нарком. Не будете ли вы так любезны, составить мне компанию в поездке? Для обсуждения одного щекотливого вопроса наедине, — я, карикатурно-любезно, повторил своё предложение.

— Это абсолютно необходимо? У меня через двадцать минут совещание назначено.

— Тваюмать, морячок!!! Это необходимо! Если хочешь жить, оторви свою задницу от стула и марш за мной!!! — на нервах я орал так, что даже в приёмной, за обитой толстой кожей тяжёлой дверью, притихли.

— Совсем спятил! — потрясённо констатировал очевидный факт Кожанов. — Помогу я тебе с этими самолётами, скажи только как и зачем. Чего так орать-то? Тоже мне вопрос жизни и смерти!

— Какие в задницу самолёты! — процедил я сквозь зубы, оперевшись двумя руками о длинный стол наркома. — Я же сказал, твоя башка на кону! И моя тоже! Поехали, здесь уши могут быть…

Кремлёвская набережная, забранная в гранит, выглядела точно так, какой я её помнил с детства. Даже на какой-то миг показалось, что я опять в своём времени и вот-вот встречу на пустой дороге какой-нибудь "крузак" или "мерин", а может быть и обычную раздолбанную "шестёрку" с водителем-горцем, разъезжающим по городу в поисках заработка. Но не было встречных горцев и вообще никого не было. Уж такое место Кремлёвская набережная, что тут можно только гулять, а проходить "насквозь" по делам просто неоткуда и некуда, такие дела. А кто ж гуляет в разгар рабочего дня? Вот поэтому я и выбрал это место для разговора, к тому же, до наркомата ВМФ рукой подать.

Я остановил машину и вышел, Кожанов последовал за мной. Ещё при отъезде из наркомата я категорически настоял, чтобы тот ехал без порученца и на моей машине.

— Ежов завербован немцами, — начал я без предисловий. — Надо что-то срочно предпринять, времени совсем нет. Информация поступила по почте.

— От кого? — уточнил Кожанов.

— Анна постаралась, считай, свой первый орден заслужила. Вот, читай, — я сунул наркому письмо.

— Да, дела, — хмыкнул Кожанов, пробежав листок глазами. — Сомневаюсь я только. Вряд ли этот немец решился бы работать самого Ежова. Вероятностью того, что наркомвнудел в курсе всех фокусов, он не мог пренебречь. Если не совсем дурак, конечно. Но такие в разведке долго не живут.

— Я из письма понял, что Ежов сам вляпался по самые уши без посторонней помощи, а Энглер только воспользовался ситуацией.

— Считаешь, Николай на это способен? У него анкета чиста кристально…

— Считаю, что если его взять и тряхнуть, как следует, посыпется из него такая грязь, которую и представить нельзя. Погоди, он ещё в мужеложстве признается…

Кожанов промолчал, а потом, как бы рассуждая сам с собой, проговорил.

— Не любишь ты Ежова, товарищ Любимов, ой не любишь! Уж не пытаешься ли ты нас лбами столкнуть? Зачем тебе это?

— Затем, что я Тёмный Властелин и хочу захватить власть над миром! — не удержался я от сарказма. — Что за чушь? Развели здесь тайны мадридского двора!

— Ну, ну, не горячись. Так, к слову пришлось, — Кожанов перешёл на резкий, деловой тон, от былой туповатости не осталось и следа. — Значит, полагаешь, Энглер тебя просчитал уже?

— Наркомат обороны для него, считай, прозрачен. Сам начштаба РККА в агентах! Наверняка уже давно обо мне справки наведены и установлено, что я служу в НКВД. Теперь, когда у него на крючке Ежов, он, голову даю на отсечение, первым делом спросил про меня и понял, что за мной никто не стоит!

— Я за тобой стою!

— Но немцы этого не знают!

— Вот на этом и будем играть! — подвёл Кожанов итог.

— Если я всё правильно понимаю, возьмут меня не сегодня, так в ближайшее время. И будут колоть на вредительство и прочее. Поводов — более чем. А через пять дней вернётся Ежов и ласково спросит про документы, пообещав просто расстрелять без мучений. Мне ему что сказать?

— Значит так! Похоронное настроение отставить! Я сейчас напишу приказ. Ты его возьмёшь, соберёшь семью и мигом на Центральный аэродром. Тебя будет ждать вот этот самолёт, — Кожанов, пока говорил, поковырялся за пазухой и, достав блокнот с карандашом, написал бортовой номер, вручив мне вырванный листок. — Экипаж не будет знать заранее, кто и куда летит. Дуешь в Севастополь и ляжешь в госпиталь. По моему второму письменному приказу, который будет при тебе.

— Что, прям, всей семьёй в госпиталь лягу?

— А хоть бы и так! Вопросы всё равно потом задавать будут мне, — отмахнулся нарком. — А мы, тем временем снарядим толкового гонца за новинкой кинематографа. Энглера прижмём, отдаст, некуда ему деваться. Если всё подтвердится насчёт Ежова, не вижу иного выхода, как идти на доклад к Сталину. Ты уж извини, но нам сейчас не до хитрых комбинаций. Тут такое начаться может! Хорошо ещё, Батумский батальон через Москву сейчас должен проезжать, придержу для охраны наркомата.

Вот тут я только начал полностью осознавать, перед какой пропастью мы оказались. Армейские командиры, до должности начштаба РККА включительно, ненадёжны. Одному Богу известно, в какой мере они могут распоряжаться боевыми частями по собственному усмотрению, но война в Грузии, когда "национальные" дивизии встали на сторону повстанцев, наводила на самые мрачные размышления. Флот надёжен, но он корабли в Москву не притащишь. Остаётся НКВД, призванный, по идее, защищать государственный строй, но тут всё тёмно. Однозначно сказать, чью сторону примут чекисты, после ежовского фокуса, довольно затруднительно.

— Чтобы обвинить командармов, нужны веские доказательства, — напомнил я Кожанову.

— И они у нас будут, как только фильм окажется в наших руках. Тогда и расписки, данные Энглеру, будут стоить гораздо больше. Тут уж не скажешь, что они сфабрикованы. Продемонстрируем товарищу Сталину, так сказать, весь процесс, от начала и до конца.

Кроме того, мы малость и сами накопали, без всяких твоих хитроумных штучек. Да ты не переживай, у тебя даже прогула не будет, выпишем тебе больничный и всё, — попытался успокоить меня флагман флота.

— Остаётся только надеяться, что нам поверят и у тех, кто поверит, хватит благоразумия действовать осторожно.

— Будь уверен, у товарища Сталина благоразумия на десятерых хватит. А теперь — по коням, минута дорога, — с этими словами Кожанов уселся в машину и скомандовал. — Меня в наркомат, сам в Севастополь. И без истерик, мне ещё твои выкрутасы объяснять не хватало!