Молодая женщина с белоснежной кожей лица и ярко-голубыми глазами, красоту которых подчёркивали тонкие, соболиные брови сидела в кресле, свободно откинувшись на его высокую спинку, глядя на меня по-доброму, но слегка снисходительно. Её тёмная одежда прикрывала всё тело от лица до пят, оставляя незащищёнными только тонкие кисти рук и ступни, перевитые тонкими ремешками кожаных сандалий.

— А ты помолодела… Волос, наверное, и не поднять, — я протянул руку и ощутил прохладу тяжёлой, вьющейся, каштановой пряди, которая струилась до самого пола. Её подружки струились, переплетаясь, блестящим водопадом, скованным на голове золотым обручем, и складывалось впечатление, что их было гораздо больше, чем одежды.

Образ был настолько притягателен, что я просто не замечал ничего вокруг, а она просто смотрела на меня выжидательно. Кто? Мать? Сестра? Жена? В том, что она мне роднее всего на свете, сомнений нет. Я знал её всю жизнь. Кажется, м "на равных", но есть существенное отличие. Я — обычный. Она — нет.

— Час уже близок, — утвердительно сказал я то, что занимало мои мысли.

— Почему ты так решил? — вместо ожидаемого мной подтверждения спросила она.

— Он уже здесь.

— Так…

— И входит в силу.

— Так…

— Времени осталось совсем мало…

— Ты сомневаешься? — её мелодичный, глубокий голос был спокоен. Как всегда. Но сейчас от этого вопроса у меня по спине пробежали мурашки.

— Нет… — я покачал головой из стороны в сторону.

Она улыбнулась и, взяв правой рукой откуда-то со стороны чашу зелёного винограда, протянула её мне.

— На, вот, держи.

Я взял гроздь и, оторвав пару ягод, отправил в рот, явно ощутив их сладкий вкус. В это время, другая веточка, стронутая мной чуть в сторону, перевесила через край и упала на пол, раскатившись в стороны изумрудными шариками.

— Ну, что же ты? — сказала она с лёгким укором. Я протянул руку, чтобы подобрать потерю и… проснулся…

… Росистым утром одиннадцатого августа, по своему обыкновению "танцуя" с мечом, я раз за разом мысленно возвращался к приснившемуся накануне. Вообще, в такие моменты, когда я сжимал рукоять древнего клинка, мне думалось особенно хорошо и как-то по-другому, чем обычно. Несмотря на это, полностью понять смысл увиденного впервые за год, к тому же с четверга на пятницу, у меня никак не получалось. Тут могла бы помочь Полина, но я просто боялся ей рассказать, что по ночам мне снятся ДРУГИЕ, и притом красивые, женщины.

Очевидное я отбросил сразу. Понятно, что речь в разговоре шла о Гитлере и войне, но вот виноград… Мне преподнесён некий дар, а я воспользовался лишь частью его, да ещё и что-то умудрился потерять? Выходит, я не полностью использую свои возможности? Или их упускаю? И это в то время, когда я, буквально, кручусь как белка в колесе, да ещё и набираю "заказы" времени на которые в моём графике вообще не предусмотрено? Главморяк Кожанов и так смотрит с немым укором, мол, обещал моторы, а сам за что попало хватается.

Дел невпроворот. По срокам на первом месте танки и, похоже, московского выпуска в этом году не будет. Нет, с инженерной точки зрения всё в порядке, испытания опытных экземпляров немного задерживаются, но только из-за того, что туда решили ставить новый, ещё более форсированный с учётом работы по двигателю 100-2Ч, 175-сильный мотор. Усиленный наддув через интеркулёр в этом варианте использован для сжигания большего количества топлива в каждом цикле и, как следствие, повышения мощности. По остальным новым агрегатам — трансмиссии и подвеске, работа уже завершена и остаётся только ждать результатов "пробежек".

А вот бронекорпуса… В Подольске нет станков для обработки башенных погонов большого диаметра, да и гнуть башенную броню с большим радиусом тоже не на чем. Но это не самое главное, вопрос этот я уже почти решил "раскулачиванием" завода "Можерез", а Гинзбург спроектировал "гранёную" клёпаную башню. В Москве не выпускается бронелист 15-мм толщины. Вернее, "Серп и Молот" только осваивает его выпуск и выдаёт 80 % брака, не смотря на помощь ижорцев. Броня получается кривая, лопается без видимых причин, порой уже "кондиционные" бронелисты, после раскроя трескаются и отправляются в переплавку. Трудно ждать иного, ведь только недавно с большим трудом был освоен выпуск 9-мм цементированного бронелиста и 30–40 % брака при его изготовлении считались приемлемыми.

А дальше всё как в присказке "не было гвоздя". На клёпаный корпус из 9-мм бронелиста нельзя ставить "универсальную" башню с 76-мм пушкой — не хватает прочности. Предложили военным ставить на танки, временно, 45-мм пушки из Подлипок и те, вроде, согласились. Но опять-таки! Пушек нет! Они все идут в Харьков на БТ! Да и туда не хватает. Траянов вышел с новым предложением — вообще отказаться, до освоения 15-мм листа, от башен и делать 9-мм корпуса с рубками, устанавливая туда обычные дивизионные орудия образца 1902/30, или гаубицы 1910/30, или какие-то 152-миллиметровые мортиры. В общем, под давлением обстоятельств, заняться самоходной артиллерией. УММ РККА, в целях освоения производства шасси, одобрило товарища Траянова и сейчас, первая самоходка находилась на сборке, отличаясь от Т-26 установкой двигателя в средней части корпуса и смещённым в корму боевым отделением. Орудие на этой машине устанавливалось на верхнем поворотном станке в центре корпуса на поперечной балке, практически над мотором, который монтировался и обслуживался через боевое отделение. Такое решение позволило разместить на машине приличный боезапас. Но проблемы танков это не решало!

Ещё более сложной была ситуация с реконструкцией завода, если с танком надо было просто "зарядить" специалистов на работу и, по большому счёту, от меня мало что зависело, то расширение ЗИЛа требовало неусыпного контроля и моего личного присутствия в самых разных местах. Фактически, я стал заместителем Рожкова по проталкиванию абсолютно всего. Станки, стройматериалы, рабочие? Товарищ Любимов летит на базы, склады, на вокзал, в порт и грозя всеми мыслимыми карами, а то и направляя рапорта в следственный отдел ЭКУ НКВД в отношении особо нерадивых, добивается исполнения заводских заказов в лучшем виде и в максимально короткие сроки. Приходится суетиться и, порой, находить то, чего в принципе найти невозможно. Так было, например, со сварщиками, которых я умыкнул с судостроительного в рамках "обратной шефской помощи". Всё равно, из-за дефицита металлопроката, там пока строили деревянные баржи. На металлическом каркасе, правда. Но его ведь можно и клепать? Пётр Милов, кстати, мог бы с удовольствием вспомнить начало своей трудовой деятельности, но его услали в командировку в Харьков, в сварочный комитет. Только там не сделали круглых глаз на запрос о сварочных головках и не устроили истерик по поводу сварки проволокой. Посмотрим, что он привезёт, когда вернётся. На всякий случай, я его ещё раз проинструктировал, буквально выпотрошив свой мозг, вспомнив и флюсы из доменного шлака "дровяных" печей и самостабилизацию дуги, заставил законспектировать всё, что касалось этой проблемы. Это кстати, был единственный случай, когда, хотя это и не касалось реконструкции напрямую, потребовалось моё послезнание. В общем, с такой работой мог бы справиться любой, достаточно мотивированный "представитель ЭКУ НКВД".

Получается, что именно здесь я теряю время понапрасну. Заниматься следует только тем делом, где нужен именно я. Значит, ШРУСЫ на первом месте, а потом напишу рапорт на увольнение из органов. Хоть бы и в "никуда". Иначе меня так и будут заваливать "текучкой". А зенитки? Я и не заметил, как они превратились из средства прорыва в обузу. Разбираться с мишенями? Искать виноватых? Оно мне надо? Лучше уж я сделаю новые. Вернее сделает единственный знакомый мне по-доброму начинающий авиаконструктор, которого я, кажется, знаю, чем заинтересовать. По крайней мере, так сберегу время.

Взмахнув последний раз, поражая воображаемого противника, я убрал клинок в ножны и, умывшись, заторопился на завод, пока не перегорело настроение свернуть очередную гору на своём нелёгком пути.

— Ну, вот! Опять себе что-то в голову втемяшил! — всплеснула руками Полина, обращаясь к Маше. Супруге оказалось достаточно единственного взгляда, чтобы понять моё настроение.

— Возьми хоть хлеба с маслом! — крикнула она мне из-за вслед, когда я уже собирался выскочить из дома. — В дороге пожуёшь…

Время было ещё раннее, первая рабочая смена не началась и в цехах было пока малолюдно. Только самые ранние пташки, те, кто, может, жил недалеко, или хотел доделать работу вчерашнего дня, или самые ответственные товарищи, были на своих рабочих местах, готовя их к новому дню. Проскочив на участок карданных валов я взял из ящика с полуфабрикатами подшипник и внимательно его осмотрел. Меня, прежде всего, интересовал размер, чтобы иметь представление, каким будет собранный вокруг него шрус. С прочностью должно было быть всё в порядке, ведь пропускали же через эти "ролики" поток мощности к заднему мосту ЗИЛ-5. Да и на Ягах стояли точно такие же карданы, стандартизация в цвете.

На первый взгляд конечное изделие должно было быть не слишком больших габаритов, оставляя место и для тормозной системы, что открывало возможность использовать серийные ведущие мосты для передней оси с минимальными переделками. Положив подшипник на место, каждая деталь имела свою цену в производстве, прихватить его было бы поводом для нешуточного разбирательства, я поспешил в 1-й Автозаводский проезд, в здание правления, чтобы уже на утренней планёрке "зарядить" заводское КБ на шарнир.

Обычное утреннее совещание было абсолютно необходимым мероприятием на котором составлялся малый план на каждый день и решались все текущие вопросы. Присутствие всех начальников цехов и служб, руководителей обоих КБ, заводского и специального, было обязательным, кроме того, туда приглашали мастеров провинившихся или, наоборот, отличившихся участков. Кроме них, из-за реконструкции, участвовали и руководители строительных организаций, вплоть до прорабов. Пока народ собирался, балагурил на любые темы, кроме работы, я тихонечко сидел у и ждал появления главного действующего лица, директора завода.

Рожков, вопреки обыкновению появился последним и не один. Он привёл с собой молодого человека в серой форме и с петлицами капитана, представив его Илларионом Ефимовичем Бойко.

— Товарищ Бойко, в связи с начинающимся выпуском специальной продукции назначен к нам на завод военпредом, прошу любить и жаловать, — закончил директор, по-доброму улыбнувшись в самом конце.

А вот товарищ капитан, похоже, "любить и жаловать" нас не собирался. Холодно обведя всех собравшихся взглядом, чуть споткнувшись только на моей покалеченной физиономии, он коротко кивнул и, похромав деревянной ногой, сел с краю стола на свободное место. Оценить же его настроение по выражению лица было абсолютно невозможно — оно было всё покрыто ожоговыми шрамами и, вообще, больше напоминало маску. Парень, видимо, хлебнул лиха на юге и начальство подыскало инвалиду, кавалеру "Красного Знамени", тёплое местечко, чтобы не отправлять в отставку, оставляя без куска хлеба в голодный год.

Вот с кем было бы неплохо поговорить! Капитан, судя по форме, танкист и ему наверняка есть что рассказать. Одно дело — добиваться своего, опираясь на послезнание и свои умозаключения. Совсем другое — ссылаться на реальный опыт. А ещё лучше — натравить Бойко на Гинзбурга. В хорошем смысле, конечно. Ведь это именно наш главный заводской танковый конструктор в "эталонной" истории отправил наверх петицию с обоснованием противоснарядного бронирования, на основе которой и были начаты работы по легендарным Т-34 и КВ.

Пока эти мысли крутились в голове я, не замечая этого, откровенно рассматривал военпреда. Бойко, заметив мой интерес, ответил твёрдым, но безучастным взглядом, но тут наш немой диалог прервали.

— Товарищ Любимов, — обратился ко мне директор завода, — требуется ваша помощь. Нечем освещать новые рабочие места, нет ламп и по линии ВАТО этот вопрос не решить. Не могли бы вы поискать резервы по своим каналам?

Вот незадача! Опять беготня "достань"!

— Поищу и, возможно, помогу, но, товарищи, у меня для вас есть новость. Приятная или нет, но отвертеться не получится. На днях СНК примет постановление по созданию отечественных шарниров равных угловых скоростей для вездеходов и, для всех будет лучше, если мы начнём работу прямо сейчас, — я сделал довольно продолжительную паузу, глядя как присутствующие отреагировали на моё сообщение. — Не дожидаясь, пока нам установят жёсткие сроки.

— Пропихнул-таки свою блажь… — другого от Важинского я и не ожидал. — Семён Петрович, что ты за человек такой! Говорят же, будут тебе твои любимые игрушки, потерпи только! Нет! Надо лететь вперёд паровоза! Заводское КБ сейчас полностью загружено…

— Вот только не надо мне об этом говорить, товарищ Важинский! — я вспылил. — Прекрасно знаю, чем вы там занимаетесь! Неужто не понятно, что при грузоподъёмности ЗИЛ-5 движитель Кегресса неработоспособен? Я бы ещё понял, если бы нижегородцы этим занимались! А "Бычку" нужна полноценная танковая или тракторная металлическая гусеница, что бы хоть какая-то прочность была! Так в Харькове нам всем показали, как нужно делать! "Коминтерн" припоминаете? А у вас ни рыба, ни мясо! Собрали в одной конструкции все недостатки колёсного и гусеничного ходов и теперь развели мышиную возню ради облегчения всего этого хозяйства хоть на пару килограмм! А потом водитель бросает в кузов лишнюю запаску и вся ваша работа насмарку!

— Хватит! Ваши споры мне уже вот где сидят! — Рожков рубанул себя по горлу рукой. — Полугусеничные тягачи запланированы ВАТО и согласованы с военными, а по этим вашим ШРУСам, товарищ Любимов, никаких документов нет. Вот придут бумаги, тогда будем думать. Да и средств на эти разработки не выделено.

Господи! Как же всё было просто всего год назад, а теперь любую мелочь приходится со скрипом продвигать!

— С каких это пор вы, товарищ Рожков, в бюрократы заделались? Бумажек ждёте, а потом гнать будете скорей-скорей? Или вам напомнить, какие средства я вам на реконструкции сэкономил?

— А что вы нам сэкономили? Ничего вы нам не экономили! Всё идёт согласно смете расходов!

— Вот именно! Согласно первоначальной смете расходов! — веско подчеркнул я. — Без задержек, простоев, переплат. Этого мало? Да за что ни возьмись, за любую стройку, она вдвое выходит по стоимости от первоначально запланированного! А у вас всё тютелька в тютельку, красота! Да ради такого дела и кредит в банке не грех, всё окупится сторицей!

— Это как сказать! Вы, верно, забыли, что у нас передовая плановая экономика? А вы предлагаете какой-то буржуазный подход с самодеятельностью! Вам как члену партии не стыдно?

— Мне как члену партии не стыдно! Если вы, товарищ Рожков, не запамятовали, то чтобы запустить ЗИЛ-5 в серию тоже пришлось применить "буржуазный" подход и даже чуть до забастовки не дошло, однако партия мои действия одобрила и теперь тот "буржуазный" подход применяется повсеместно. Нет, можно, конечно, действовать по заветам того, чьё имя наш завод носит и устроить, скажем, серию субботников для КБ и опытного цеха. Политически грамотно и, заодно, деньги сэкономим. Товарищ Важинский, вы, как большевик, поддержите такое предложение?

— А почему вы решили, что по этой теме надо обязательно работать? — попытался ускользнуть главный конструктор.

— А почему вы вопросом на прямой вопрос отвечаете?

— Хватит! Надоело! Ты, Семён, вижу, не успокоишься. Да с чего ты взял, что ЗИЛ-5 с двумя мостами будет лучше, чем полугусеничный? — выручил Рожков своего главного конструктора, соскочив со скользкой темы.

— А пример ЯГ-12 вас не убеждает? Или вы отчёта об испытаниях не читали?

— Так у него четыре моста, а не два и не три.

— Ну, так постройте ЗИЛ-5 и ЗИЛ-6 на спаренных карданах и испытайте, если не верите. А работу по шарнирам можно параллельно вести, чтобы потом их на уже готовые машины поставить. И, к тому же, изначальным поводом для обсуждения этой темы в СНК станет то, что "Тур" застрял на полевой дороге. Шарниры для него в первую очередь нужны. Или у вас другое какое-то решение есть?

— Есть, в грязь не лезть! — буркнул Важинский.

— Вот это вы товарищу Сталину, наверное, при встрече и скажете?

— А вы у него, верно, денег на покупку лицензии на шарнир попросите?

— Зачем? Сами с усами. Наваяем, а потом уж посмотрим, не сделал ли кто вперёд нас.

— Значит так! — хлопнул Рожков ладонью по столу. — Я решил. КБ и Опытному цеху спроектировать и изготовить ЗИЛ-5 и "Тур" каждый о двух мостах. Евгений Иванович, выделишь Семёну Петровичу моторный отдел для разработки шарниров, будь они не ладны. Всё равно их пока занять нечем.

— Это минус три грузовика в плане! Кто платить будет за них? — запротестовал начальник сборочного цеха. — Вы же потом мне пенять будете.

— Я "Тур" на опыты не дам! На них уже очередь за горизонт и каждая машина чуть не пофамильно расписана! — вторил ему начальник спеццеха.

— Закрою я тебе план, оплатим из премиального фонда. Обойдёмся без подарков к седьмому ноября. — успокоил Рожков начальника сборочного. — А вот с "Туром", действительно, беда.

— Какого фонда? — я не поверил своим ушам. На заводе, где впервые рабочие сами зарабатывали всё до копейки, минуя начальство, оказывается, последнее подпольно сохраняло за собой какие-то рычаги влияния на ситуацию.

— А чего ты удивляешься? — посмотрел на меня Рожков. — Думаешь, мухлюем тут? А вот не угадал! Завод заводом, а по линии ВАТО средства для награждения ударников труда всё равно поступают. Ударники у нас сами себя уже наградили, поэтому мы и создали фонд для чрезвычайных нужд.

— Хорошо устроились… — я усмехнулся. — И здесь в прибытке, и там не потеряли. Ну да ладно. Вместо "Тура" я свой "Форд" пожертвую в таком разе. Не в первый раз!

— Только, Семён, приказ я подпишу после того, как ты лампочки достанешь. Не обессудь, — закрыл тему директор завода.

Дальше совещание шло своим чередом и страсти накалялись ещё не раз и большие начальники торговались как на восточном базаре, но это уже было привычно и обыденно. Наконец, всё закончилось и народ потянулся к выходу. Как-то так получилось, что рядом со мной оказался капитан Бойко, который как бы невзначай бросил для завязки разговора.

— Весело у вас тут…

— Да уж, обхохочешься до слёз… — ответил я в тон ему.

— Танкист? — спросил меня капитан, кивнув на ожоги.

— В бронепоезде горел.

— Вон оно как! — и, будто потеряв интерес, Бойко похромал от меня по своим делам.

Мда, а я-то уж на контакт нацелился. А раз не танкист, выходит, рылом не вышел. Ну ничего, подберу я к тебе, товарищ капитан, ключик.