Суд над Гусом Хиддинком

Было шестое марта. А может быть, седьмое. Холодный такой день. Пока дошли из РФС до кафе на Больших Каменщиках, успели замерзнуть на колючем весеннем ветру. Да и весеннем ли? Первые дни марта в Москве – еще далеко не весна.

Люди шли нам навстречу окрыленные. Как и те, кого мы смогли обогнать. С бумажными пакетами в руках, иногда с целлофановыми. Я на Восьмое марта всегда покупал цветы именно восьмого, поэтому мог позволить себе не отвлекаться на прохожих и на мысли о доме.

Мой друг Дима Пасынский тоже умел не отвлекаться. Он говорил о злободневном. Три дня назад сборная простилась с Хиддинком. Выездной матч в Венгрии, вряд ли кому нужный, но запланированный заранее, а потому неизбежный. Автобус, остановившийся на пути в Будапешт из Дьера. Вышедший Гус, выбежавшая за ним команда. Я смотрел на все это и невесело думал: «Ну вот и все, больше я его не увижу». И всю дорогу домой я прощался с теми удивительными четырьмя годами.

Наша сборная не попала на чемпионат мира. Хиддинк понимал: после декабрьской жеребьевки Евро-2012, на которой новый президент РФС Сергей Фурсенко не отходил от тренера сборной Бельгии Дика Адвоката, для него нет будущего в России. Написал об этом в своей колонке в голландской газете «De Telegraaf».

Я шел и вспоминал, как ему скандировал русский сектор на стадионе: «Только Гус, и только победа!» Вспомнил матч с Англией в «Лужниках», игру в Израиле, победу в Андорре, ночь в Базеле после четвертьфинала с Голландией. Вспомнил опустошение после Марибора.

Дима спросил, о чем я задумался, и я, заходя в кафе, рассказал ему о той мозаике, которая пронеслась в моей памяти.

Подошел официант. Мы здесь бывали часто, поэтому заказали быстро, не глядя в меню. Официант ушел. Дима помедлил, подумал и сказал:

– Вот ты пьесу о футболе пишешь. О судьбе русского тренера в провинции.

– По заказу режиссера, – добавил я.

Он посмотрел на меня внимательно.

– Напиши другую. Есть тема поважнее и поинтереснее.

– Какая?

Дима взял булочку, положил ее на скатерть перед своей тарелкой. И разложил напротив нее солонку, перечницу, вилки, ножи, зубочистки.

– Это что? – спросил я.

– Это сцена, – сказал он и поднял булочку. – Это Гус.

Затем он по очереди коснулся других предметов.

– А это судьи. Присяжные.

Снова посмотрел на меня и сказал:

– Напиши «Суд над Гусом Хиддинком». Ты знаешь материал. Сможешь.

– Что ты! – отмахнулся я. – Нереально. То есть реально, но невозможно. Слишком личная тема для меня. И слишком профильная. Для массового зрителя не годится. Театр это не возьмет. А просто так в стол писать… Не уверен.

Дима не стал меня переубеждать. Он просто продолжил, словно только что не было моего «нет».

– Надо, чтобы сегодняшний день шел в суде через воспоминания, – сказал он. – Как его встречали, как преклонялись. Как восхищались, гордились совместным фото или разговором. Хвастались знакомством. Как он вывел команду на Евро. Дни эйфории. Страх его потерять, когда возник вариант с «Челси». Как потом у него перестало получаться. Как стали критиковать, потом высмеивать, а потом и унижать. Как плевали в него те, кто раньше хвалил.

– Библейская история какая-то.

Дима усмехнулся:

– Люди не меняются.

Подумал и повторил:

– Не меняются. И история всегда идет по кругу. Все уже когда-то было.

– Люди по природе своей жестоки, – сказал я. – Христа распяли, что про остальных тогда говорить…

Он откинулся на спинку стула, посмотрел на меня исподлобья. И вновь наклонился в мою сторону:

– Пиши. «Суд над Гусом Хиддинком». Название-то какое!

– Да, – согласился я. – Название что надо.