Без телевизора
У большинства болельщиков отношение к профессии комментатора – сложносоставное. Во-первых, постоянное ощущение «ябысмогнехуже». Во-вторых, тайная мечта однажды попробовать свои силы в этом деле, и если повезет – остаться.
У людей чисто футбольных, мне кажется, преобладают точно такие же мысли. По крайней мере, ни один из тех, кого я звал поработать на ТВ, не отказался. Это Вадим Никонов, Валерий Непомнящий, Сережа Юран. С Игорем Шалимовым, Александром Тархановым, Александром Бородюком и Дмитрием Градиленко мы прошли не через один эфир. И все они, выходя спустя какое-то время из телевизионной студии или комментаторской кабины на стадионе, говорили на первых порах одно и то же: «Какой же непростой у вас труд!»
Бородюк с Шалимовым и вовсе дебютировали в профессии «с колес». Их повезли на Евро-2004 и Кубок мира-2006, толком не обкатав. Возможно, поэтому их работа не получилась резонансной. Бородюк, вернувшись с турнира, обогатил свой лексикон такими словами, как «обратная связь» и «оптоволокно». Сначала он с удовольствием вставлял их в разговоре, а потом они потихоньку выветрились.
Лично я получал наибольшее удовольствие от работы в паре с Костей Сарсания. Он на игру смотрел нетривиально и никогда не боялся резких оценок.
Помню, как однажды мы комментировали с ним со стадиона «Динамо», уже не помню какой матч. Но и по сей день я прекрасно помню то качество игры, вгонявшее в тоску несколько тысяч зрителей на трибунах.
Борьбы было много, а смысла мало – такой шел футбол. И вот мяч взмыл в воздух, игрок одной команды ударом головы снова послал его в небо, игрок соперника ответил тем же. Так они прыгали и перебрасывались мячом. Как в настольном теннисе, думал я. А у Кости Сарсания возникла иная ассоциация:
– Когда я был маленьким, по телевизору часто показывали цирковой номер. Бульдоги играли в футбол воздушным шариком. Смотрю на то, что происходит на поле, и вспоминаю этот цирк…
Но это был уже поздний Сарсания-комментатор. А начинали мы с ним на ВГТРК совсем по-другому. Канал «Спорт» запускался, по сути, в форс-мажорной спешке. Надо было придумать какую-то флагманскую мощную историю. Для этого был выбран чемпионат России по футболу. Собирались показать все восемь матчей каждого тура.
На дворе было лето 2003 года. В Премьер-лиге играли «Уралан» с «Черноморцем», и организовать прямые трансляции из Элисты с Новороссийском было просто невозможно. Во время матча шла телевизионная запись, затем кассеты доставляли к поезду или самолету, их отправляли в Москву, где уже и происходил процесс озвучивания. Когда в режиме записи, а когда и прямо по ходу эфира.
Глядя на то, как сейчас выглядит Шаболовка – отремонтированная, напичканная сложной аппаратурой, понимаешь, как много было вложено в материально-техническую базу. А тогда, в 2003-м, там можно было, идя по коридору, споткнуться о старый дырявый линолеум. В комментаторских кабинах стояли старые расшатанные стулья, а экран, глядя в который нужно было вести репортаж, был в лучшем случае с четырнадцатидюймовой диагональю.
В силу нехватки людей нам с Сарсания в каждом туре доставалось два матча. Обычно один впрямую и один в записи. Вот и в первом туре, который показывали после запуска канала, мы отработали какую-то игру со стадиона, а на следующий день приехали вечером в телецентр, чтобы прокомментировать игру из Элисты. «Уралан» играл с командой своего уровня. Кажется, с ярославским «Шинником».
Мы уселись перед монитором, зашел режиссер. Обратной связи с аппаратной не было, озвучка должна была идти в эфире, поэтому он хотел обговорить с нами какие-то детали. Обговорил. Пожелал удачи. Вышел, закрыв тяжелую дверь.
И вскоре сказал со своего пульта нам в наушники:
– Одна минута до эфира.
Мы смотрели в темный монитор, настраиваясь. Услышали команду:
– В эфире, работаем!
И на экране появилась картинка другого матча. Вышли игроки «Спартака», вышли их соперники.
– А я с дачи только днем приехал, – сказал режиссер. – Огурцы полол, потом шашлыки жарили. Блин, как же пива хотелось!
Он не отключил связь с нами. Но это было полбеды. Он случайно нажал на пульте кнопку воспроизведения другого матча. На страну шла трансляция из Элисты, которую нам надо было работать. А мы видели совершенно иное.
Костя оторопел. Посмотрел на меня безумным взглядом. Я поздоровался с телезрителями и начал репортаж, что-то говоря о погоде, о месте в таблице, о составах. Говорил и все думал, как быть. Оставить его одного хоть на одну минуту в эфире я боялся: Сарсания еще не набил руку и мог надолго замолчать, тем более не видя, что происходит. Послать его к режиссеру тоже было невозможно – просто он не знал, где тот находится.
И тут мимо нас по коридору кто-то прошел, мимоходом заглянув в окошко. Я замахал руками, точно человек на необитаемом острове при виде парохода.
Нас увидели. Спасли.
В перерыве мы с Костей вышли подышать. Вентиляция в комментаторской попросту отсутствовала.
– Нормально, – сказал Костя, хотя любому было понятно, что это не так.
– Такая работа, друг! – ответил я.
