Глава 42
Старая нянюшка Лорны

Когда я постучался в дверь маленькой приморский гостиницы близ Уочетта, никто не ответил мне, не впустил внутрь. Я долго ждал, поглядывая на море, а потом, видя, что лошадь моя держится из последних сил, решил снова побеспокоить хозяев. После моего повторного стука прошло еще некоторое время, а затем женский голос спросил через замочную скважину:

— Кто там?

— Мальчик с водокачки, — весело представился я, помните — это было много лет назад — сломанную карету в Далвертоне?

— О да-да, конечно, помню. Помню и мальчика с чудесной белой кожей: кажется, это было только вчера. Много, ох много раз хотелось мне повидаться с ним!

С этими словами женщина отперла дверь и тут же в страхе отпрянула назад, увидев перед собой здоровенного верзилу.

— Нет, вы не тот маленький мальчик. Это невозможно. Зачем вы обманываете меня?

— Сударыня, я не только тот маленький мальчик, что накачал вам тогда воды, но я еще и пришел, чтобы рассказать вам о вашей маленькой девочке.

— Ну что ж, тогда входи, мой маленький большой мальчик,— сказала женщина, и ее черные глаза потеплели.

Я вошел в прихожую и внимательно посмотрел на хозяйку. Конечно, прошло много времени, и она, как и я сам, очень изменилась, но лицо ее было по-прежнему прекрасно и светилось живым насмешливым умом. Словом я взглянул на нее, она — на меня, и каждый еще раз убедился в том, что его собеседник является именно тем, за кого себя выдает.

Мадам Бенита Оудам провела меня в небольшую комнатку, где стояли два кресла и стол. Когда мы сели, она усмехнулась и вдруг, неожиданно для меня, спросила:

 — Сошли ли с вас те ужасные синяки, что, помнится, так поразили меня в тот день на постоялом дворе?

Рассуждать о своих синяках, хотя бы и в шутку, мне, в тот момент хотелось меньше всего, и потому, сразу же направив разговор в серьезное русло, я попросил мадам Бениту рассказать о вечере того ужасного дня, когда я впервые повстречался с ней. Она рассказала мне то же, что и Джереми Стикльз, дополнив историю кое-какими подробностями и особенно там, где речь шла о Лорне.

— А вы бы узнали ее сейчас? — спросил я, удивленный тем, как хорошо запечатлелась в ее памяти Лорна в возрасте пяти лет.— Вы бы узнали ее сейчас, встретив не ребенка, а взрослую девушку?

— Думаю, что да,— ответила мадам Бенита.— Конечно, пока не встретишь человека, трудно ручаться наверняка, но коль скоро речь идет о моей питомице, думаю, я должна ее узнать.

— Нынче она превратилась в высокую стройную молодую леди, прекрасную настолько, насколько вообще может быть прекрасной земная женщина. Мне бы хотелось, сударыня, сходить в Уочетт, а затем переночевать у вас в гостинице. Послушайте, давайте прямо завтра съездим к нам в Орский приход, и вы повидаетесь со своей «маленькой» девочкой!

Я взял с хозяюшки обещание поехать к нам на следующий день при условии, что удастся уговорить ее мужа составить нам компанию. Чувствуя, какой решительный и твердый характер у мадам Бениты, я нимало не сомневался в том, что мистер Оудам всецело пребывает под каблуком у своей жены и потому был уверен, что все получится, как я задумал. Поэтому я отправился в Уочетт, чтобы побывать на могиле у матери Лорны и нанять повозку для завтрашнего путешествия.

Подходящую повозку я нашел без особых хлопот, но с тем, другим делом, у меня возникли неожиданные трудности, причем такие, что я чуть было не отказался от первоначальных планов. Бенита сообщила мне, что отцом Лорны был граф Дугал, и я подумал, что в крохотном городишке любой прохожий укажет мне могильный камень, под которым похоронена графиня Дугал.

Все, однако, оказалось не так просто, потому что лорд Дугал никогда не жил в своем доме в Уочетте и фамилию владельца дома никто из местных жителей толком не знал. Более того, узнав о смерти графа, некий его богатый родственник поспешил завладеть домом и, чтобы не возбуждать лишних кривотолков, постарался вообще замять, это дело. Бедную графиню похоронили недалеко от ее дома, и никто не поставил ей памятника, никто, кроме Бениты, не пролил над ней горькой слезы.

Если бы я сказал Бените, что хочу сходить на могилу графини, и попросил бы хозяюшку сопроводить меня, у меня бы не возникло никаких затруднений. Увы, я отправился в Уочетт один и был наказан за свою непредусмотрительность: местные жители — ох, ну и глупый же народ! — решили, что я пожаловал в их края только затем, чтобы побороться с каким-нибудь уочеттским здоровяком. Дело в том, что я действительно участвовал во многих соревнованиях и потому мою персону знали девять человек из десяти на сорок миль вокруг Орского прихода. (Замечу, кстати, что борьба — это добрая молодецкая забава, не требующая, на мой взгляд, ни великого ума, ни большой физической силы. В борьбе самое главное иметь уравновешенный характер. Я еще в отрочестве клал на лопатки зрелых мужей, и все только потому, что мои соперники быстро выходили из себя. Однако слава славой, а на личную жизнь право имеет каждый — даже чемпион по борьбе).

Когда я появился на улицах приморского городка, выяснилось, что весь Уочетт желает поглазеть на Джона Ридда куда больше, чем Джон Ридд желает поглазеть ни Уочетт. Всяк считал своим долгом затащить меня в ближайшую пивную, и если бы я заявил, что направляюсь на кладбище, меня бы, мягко говоря, не поняли.

— Послушай, разве ты девонширец? — ревниво вопрошали хлебосольные мои почитатели.— Да ты с головы до пят — истинный сомерсетец!

После чего уочеттцы садили меня в очередной раз за стол и заставляли есть и пить за их счет, что я и делал волей-неволей, причем делал за двадцатерых, что, ко всеобщему ликованию собравшихся, и было решающим доводом в пользу моего сомерсетского происхождения.

И все же, несмотря на трагикомизм положения, на кладбище мне все равно нужно было идти. Посудите сами, любезные читатели, разве мог я вернуться домой, не выполнив то, что обещал Лорне? Чем я перед ней оправдаюсь? Своей дурацкой популярностью? Уж если в Уочетте никто не слышал о графине Дугал, то меньше всего мне хотелось, чтобы здесь знали о Джоне Ридде.

День был безнадежно потерян, но зато вечером Бенита подробно описала мне место, где похоронена ее бедная госпожа, и приметы, по которым я смогу найти могилу. На следующее утро я встал до восхода солнца, беспрепятственно дошел до кладбища, и когда на небе заиграли первые лучи рассвета, я уже стоял у холмика, поросшего травой, у большого гранитного валуна, принесенного с берега. На камне были грубо выбиты две буквы — «Л» и «Д» (то есть «леди Дугал»). Вне всякого сомнения, это сама Бенита, в меру своих скромных возможностей, позаботилась о том, чтобы память о матери Лорны не исчезла бесследно с лица земли.

Я накопал немного земли и травы для Лорны, срезал побег от того дерева, что выросло над могилой графини и вернулся в гостиницу Бениты, названную ею «Лесной кот». От Уочетта до Орского прихода путь был неблизкий, поэтому мы постарались отправиться в путь как можно раньше.

Первой, кто встретил нас у ворот фермы, была Лорна. Она вышла нам навстречу с непокрытой головой в простом белом платьице, оживленная и радостная. Она бросилась к повозке, затем остановилась, с изумлением и недоверием вглядываясь в лицо Бениты.

Старая нянюшка сразу узнала ее.

— Глаза! Глаза! — воскликнула Бенита, перегибаясь через перила повозки.

Лорна по-прежнему всматривалась в Бениту, не решаясь подойти поближе. Было видно, что она вот-вот вспомнит, кто перед ней, но для того, чтобы узнать Бениту окончательно, ей не хватало именно этого самого «вот-вот». Бенита, почувствовав это, сказала несколько слов по-итальянски, и тогда Лорна с криком «Нита! Нита!» бросилась к нянюшке и с бурными рыданиями уткнулась ей в грудь.

Одно только это, безусловно, доказывало, из какого благородного рода была Лорна, хотя у нас уже, из-за легковерия Анни, не было драгоценного ожерелья. Но Бените было знакомо большое кольцо от ожерелья, и она сказала, что дикий кот на дереве, выгравированный на кольце, — герб дома Лорнов.

Отец Лорны был знатным дворянином, а мать была еще знатнее его, потому что ее предками были великие шотландские вожди из Лорна. Между ними и кланом Дунов вспыхнула жестокая распря, и хотя дочь графа Лорна вышла замуж за сэра Энсора Дуна, мир между кланами так и не воцарился. Я и по сию пору, любезный читатели, не разобрался в перипетиях той борьбы (это - дело профессиональных законников), но — в конечном счете — Лорна стала прямой наследницей громадного состояния семьи Лорнов, а Дуны похитили и вырастили ее в своем кругу, намереваясь соединить ее законным браком с Карвером Дуном и тем самым завладеть всем состоянием. Будь у них деньги, они всегда смогли бы доказать, что их разбой и бесчинство вполне совместимы с законностью и благородством побуждений. Ныне даже ребенку известно, что с деньгами можно добиться чего угодно - даже выдать черное за белое. Если бедняк крадет овцу, его отправляют на виселицу, пусть хоть десять ребятишек умирают у него дома с голоду, а если выродок из благородных врывается в чужой дом с огнем и мечом, то его еще нужно благодарить за это, как за оказанную честь.

И пока мы думали-гадали, чем же все это кончится (давешние посланники лорда-канцлера не выходили у нас из головы), в нашем семействе случилось нечто важное, приковавшее к себе все наше внимание: Анни решила-таки идти замуж за Тома Фаггуса.

Несмотря на то, что дела у нашего родственника явно шли в гору, ни у матушки, ни у меня душа не лежала к этому браку, и потому мы еще раз попытались отговорить Анни. Несмотря на королевское прощение и всеобщее уважение в округе, которое снискал Том Фаггус, мы не хотели отдавать нашу умницу, красавицу и мастерицу на все руки за человека, неравнодушного, как нам казалось, к крепким напиткам. Анни же, влюбленная не на шутку, ни в какую не хотела признавать Тома пьяницей, и в ответ на наши увещевания отвечала, что при такой трудной работе, как у Тома, пропустить стаканчик-другой — не великий грех. Однажды, выслушав наше мнение о своем избраннике, она зажала уши и, бросившись к себе в спальню наверх, долго-долго плакала. Чем упорнее настаивали мы на своем, тем сильнее укреплялась Анни в своей решимости выйти за Тома, и, боюсь, наши уговоры только ускорили дело. В один прекрасный день Том Фаггус заявился к нам собственной персоной и заговорил таким тоном, словно подстерег нас на большой дороге.

 — Ну вот что: либо-либо,— решительно сказал он,— я люблю девушку, а девушка любит меня. Позволите вы нам или нет, мы все равно поженимся. Сколько раз приводилось мне, бросив все свои дела, скакать по холмам очертя голову ради охов и вздохов, ради того, чтобы усушать в очередной раз: «Том, я должна подождать, пока матушка не даст своего согласия». Вы, Ридды, славитесь своей прямотой. Я выложил все, как есть, а теперь извольте и вы ответить мне без увиливаний и отговорок.

Я взглянул на матушку. Я уже готов был вышвырнуть Тома через окно, но матушка сдержала меня, коснувшись меня рукой, и промолвила:

 — Хорошо, буду с вами откровенной, как и полагается Риддам. Мой сын и я всегда были против этого брака. Нет, мы не боимся, что вы снова выйдете на большую дорогу, ибо нынче вы человек состоятельный. Однако мы боимся, что вы будете пить и сорить деньгами. Сколько вокруг несчастных жен — не счесть! Неужели и нашу любимицу ждет та же участь? Поверьте, мне трудно говорить об этом под крышей собственного дома, где мы с вами выпили так много...

Здесь матушка запнулась, почувствовав, что коснулась опасной темы.

— ...Выпили так много спирта, сидра и пива,— вмешался я в разговор.— Ну что же ты, матушка? Ведь мы, Ридды, народ откровенный.

— ...Выпили так много спирта, сидра и пива,— твердо повторила за мной матушка, а потому вдруг, святая простота, смягчилась и сказала: — Да нет, вы не подумайте, Том, нам не жалко. Для вас — всегда пожалуйста.

Сказать по правде, после такого приема я не отведал бы и капли в чужом доме, но у Тома, видать, на этот счет были свои понятия, поэтому он весьма любезно улыбнулся и, как ни в чем не бывало, заявил:

— Я знаю, добрая матушка, что для меня — всегда пожалуйста. А раз так, то позвольте еще раз воспользоваться вашим добрым ко мне отношением.

Он налил себе виски и добавил в стакан теплой воды.

- Добавьте еще немного виски, Том,— предложила матушка, протягивая бутылку.

— Да, Том, добавьте еще,— поддержал я матушку, - а то выпивка получилась совсем слабенькой.

— Если и бывают на этом свете трезвые люди,— торжественно провозгласил Том,— то один из таких людей - перед вами. Итак, матушка, свадьба на следующей неделе? Вы не возражаете? Кстати, вы собирались устроить большую стирку? Думаю, по срокам одно другому не помешает.

— Какой вы предусмотрительный, Том,— просияла матушка.— А вот мой Джон никогда бы об этом не подумал.

— Конечно, не подумал бы,— гордо заметил я.— Когда придет мое время жениться на Лорне, я не стану заглядывать к Бетти в календарь.

Короче говоря, Том Фаггус перехитрил нас обоих. Мы послали за фермером Николасом Сноу, чтобы он посоветовал матушке, как лучше подготовиться к свадьбе и засадил своих дочерей за шитье.

Такой свадьбы в Орском приходе не видывали с той поры, когда женился мой отец. Красота и добросердечие Анни издавна были на устах всех, кто проживал по соседству с нами, и надарили ей всего столько, что этим можно было бы до отказа набить приличную лавку.

 Теперь самым главным для матушки было убедить дядюшку Бена прибыть на наше семейное торжество. Однако, сокрушалась матушка, если я преуспею в этом, я непременно забуду обо всех шпильках и лентах, заказанных мне девушками. Я заверил ее, что сделаю все без упущений, и отправился в Далвертон, обремененный столькими просьбами, поручениями и пожеланиями, что будь на моем месте кто-то другой, трижды памятливей меня, и он не сумел бы запомнить и удержать в голове все сказанное, и вынести этот непомерный груз дальше ворот.