Глава первая
«Да хранит Господь бедную работящую девушку! Устроюсь в маленький магазинчик – какую-нибудь почтенную непритязательную посудную лавочку. О-хо-хо!» – ворчала себе под нос Эми Дункан. Она выжала только что постиранные чулки, аккуратно развесила их на штанге для душевой шторки, вытерла руки и вышла из ванной.
В небольшой скромной гостиной квартирки на Гроув-стрит, которую она снимала вместе с подругой, порой бывало уютно и солнечно благодаря двум выходящим на юг окнам, но теперь в тусклом свете ноябрьского дня эта комната казалась такой же унылой, как ее хозяйка.
Подхватив со стоявшего возле дивана стола свои часики и застегнув их на запястье, Эми взглянула на циферблат и нахмурилась. Еще только двенадцать. С предполагаемым шантажистом миссис В. А. Гримсби она договорилась встретиться в отеле «Черчилль» ровно в час. Дорога займет всего двадцать минут. К тому же Эми собиралась опоздать минут на пятнадцать. Стало быть, у нее в запасе еще около часа, однако на что потратить это время, девушка решительно не знала.
Она отправилась в спальню, вытащила из шкафа свою серую шубку и стала прикидывать, стоит ли эта вещь тех восьмидесяти трех долларов, которые просят за ее переделку. Конечно, никаких восьмидесяти трех долларов у Эми и в помине не было. Да и вообще, зачем ей, с ее чудесными светло-каштановыми волосами, нежным румянцем и удивительными зеленовато-желтыми глазами, такое барахло? Восемьдесят три доллара! Она пожала плечами и пробормотала в адрес шубки что-то не слишком лестное.
Вернувшись в гостиную, Эми устроилась на диване с журналом в руке, но так его и не раскрыла. Забивать себе голову предстоящей встречей с шантажистом она не собиралась. Ее беспокоила другая проблема, куда более насущная, чем переделка старой шубки.
Тогда, год назад, она согласилась на нынешнюю работу, потому что: а) ее предложили, б) предложение выглядело довольно заманчивым, в) юрист, у которого она работала секретаршей, пятый раз попросил ее руки (это становилось уже просто смешно) и г) ей надоело бесконечно выстукивать на машинке что-то вроде: «…настоящее соглашение, заключенное такого-то января 1939 года, компанией „Корриган констракшнз“, далее именуемой…»
А теперь? Все так осложнилось… Да что уж там, надо смотреть правде в лицо: никаких сложностей, сама во всем виновата.
Ей хотелось отказаться от дела. Но невозможно ни с того ни с сего взять и уйти. Надо ведь платить за квартиру, еду и одежду. И как это другим удается откладывать деньги? Верно, это особое искусство. Однажды Эми все-таки положила в сберегательный банк сотню долларов, но потом девица с фабрики попала в беду – и накоплений как не бывало. А что было делать? Нельзя же вести себя как последняя скупердяйка…
Раздался звонок. Все еще размышляя над своей проблемой, Эми прошла в крохотную кухоньку, нажала кнопку домофона, пустив посетителя в подъезд, и вернулась в гостиную, чтобы отпереть входную дверь. Она встала на пороге, вслушиваясь в раздававшиеся на лестнице шаги и рассеянно гадая о том, кто бы это мог быть. Может, посыльный из прачечной?
Гость наконец добрался до ее этажа, и стало ясно, что никакой это не посыльный. По тускло освещенному коридору к ней приближался мужчина в отлично скроенном коричневом костюме. Пальцы Эми, лежавшие на дверной ручке, инстинктивно сжались, но в полумраке это осталось незамеченным.
– Вот так сюрприз, – проговорила она и тут же поняла, что надо было сначала прокашляться.
– Добрый день!
Мужчина снял шляпу и улыбнулся. Улыбку эту можно было бы счесть робкой, если бы подобному заключению не противоречил весь его вид. Довольно большой рот и широкий, отнюдь не аристократический нос не позволяли назвать гостя красавцем, но в целом он выглядел безупречно представительным. В развороте плеч, во всех движениях чувствовалось неколебимое спокойствие и даже некоторая самоуверенность. И все же его улыбку определенно можно было счесть робкой.
Эми наконец прокашлялась, не выпуская дверной ручки из крепко сжатых пальцев.
– Ну да, – согласилась она. – Уже день. А я-то вообразила, что вы большой босс. Только не говорите, что на самом деле вы разносчик еды и напитков.
– Чудесное платье, – произнес он. – Но здесь его толком не разглядеть. Уж очень мало света. Мне просто надо… Я вас надолго не задержу.
– Разумеется. – Она посторонилась, пропуская гостя в квартиру, закрыла дверь, повернулась к нему и бросила взгляд на свои часики. – У меня все равно нет времени на разговоры. Через минуту убегаю. Простите, но ни фасоль, ни мука, ни даже консервированные персики мне не нужны…
– Если у меня всего минута, – перебил он, – дайте воспользоваться хоть ею. Что вообще происходит?
– Вообще? – Эми улыбнулась. – Вот, например, норвежцы конфисковали у немцев «Сити оф Флинт», а президент Рузвельт…
– Прошу вас! – умоляюще воскликнул ее собеседник. Улыбка сошла с его лица. – Что у вас на уме? Хотите надо мной посмеяться?
– Вовсе нет!
Он в упор смотрел на нее, и она была вынуждена встретиться с ним взглядом, изо всех сил стараясь сохранять беспечное выражение.
– Мне бы и в голову не пришло смеяться над одним из талантливейших и умнейших…
– О, неужели! – Он шагнул к ней. – Не знаю, как насчет талантов и ума, но дел у меня по горло, это точно. Думаете, я только тем и занимаюсь, что в разгар рабочего дня бегаю за девчонками и уговариваю их пойти со мной на футбол?
– Конечно нет, – рассмеялась она. – К чему? Вам стоит только щелкнуть пальцами – и тучи девчонок…
– Простите. Я пришел потому, что… Понимаете, для меня это очень важно. Я имею в виду вас. Вы позвонили и сказали, что не сможете завтра со мной пообедать, а в субботу – пойти на футбол. Сослались на дела, а что за дела, не объяснили. Лишь заикнулись…
– Вовсе я не заикалась!
– Ну хорошо, не заикались. Но вы даже не потрудились изобрести подходящий предлог! Прозрачно намекнули, что свиданий больше не будет, и все. А почему – непонятно. Вот я и спрашиваю, что́ происходит. У меня создалось впечатление, что я вам нравлюсь и вам со мной хорошо. Разумеется, за три недели знакомства мы встречались всего пять раз. И я отнюдь не уверен, что нравлюсь вам так же, как вы мне… То есть я… Думаю, вы всё отлично поняли… Знаете, после окончания университета, за все двадцать лет, я не пропустил ни одного матча между Йелем и Гарвардом, но прежде мне и в голову не приходило приглашать на футбол девушку. Предпочитаю ходить с друзьями…
– Я глубоко признательна вам, мистер Клифф, поверьте…
– Видите? Уже мистер Клифф! Раньше вы называли меня Леонардом! А сейчас это ироническое «мистер Клифф»! И обедать со мной не станете, и на футбол в субботу не пойдете, и что́ случилось, не скажете. А ведь я имею право…
– Право? – Она подняла брови. – Вот как? Уже и о правах заговорили?
– Да, я… Но я не… Да, у меня есть право! – Он покраснел. – Погодите, разве не вы дали мне повод думать, что… Разве мы не друзья? И если вы сначала соглашаетесь пойти со мной на футбол, а потом вдруг передумываете, разве я не имею права спрашивать, почему вы передумали? Скажите же!
– И не подумаю, – твердо ответила Эми, холодно улыбаясь.
– Но почему?
Она покачала головой:
– Просто не желаю, и все.
Эми опять взглянула на часы, что выглядело вполне естественно. Правда, стрелок она так и не заметила.
– Мне действительно пора…
– Так вы не скажете?
– Нечего говорить. – Она натянуто улыбнулась. – Вы, очевидно, полагаете, что, если девушка вам отказывает, непременно случилось что-нибудь ужасное. Не допускаете, что ей просто не хочется идти?
– Ну, я… Но вы… – пролепетал мужчина, затем резко смолк и пристально посмотрел на нее, медленно заливаясь краской. – Прошу прощения, – сухо произнес он наконец. – Видимо, я заблуждался.
Гость подошел к двери, распахнул ее и вышел.
Эми стояла не шелохнувшись, пока шаги внизу лестницы не стихли. Затем, громко стуча каблуками, прошла в спальню, схватила серую шубку, отшвырнула ее, присела на край кровати и уставилась на себя в зеркало.
– Все получилось, не так ли? А голос дрожит. Слышите – дрожит, мисс Дункан… Что, обошлось без слез? Какова сила воли, а? Он непременно поведет девушку на футбол, черт возьми, а если нет, он хочет знать почему! Почисти-ка перышки, дорогуша, и бодро отправляйся на задание.
И Эми открыла пудреницу.
В тот же день, без пяти минут три она вышла из отеля «Черчилль» на Пятьдесят четвертую улицу в сопровождении стройного, элегантного, улыбающегося мужчины средних лет, позволила усадить себя в такси и на прощанье помахала из окна ручкой.
Этот мужчина и шантажировал миссис Гримсби. Обед с ним не принес результатов. Эми была слишком погружена в свои мысли, чтобы действовать четко и эффективно. Теперь же, приняв решение, она немедленно взялась за дело. Наклонившись к водителю, девушка попросила отвезти ее к станции подземки на Пятьдесят девятой улице. Поскольку поездка рассматривалась ею как сугубо личная, плату за такси нельзя было заносить в перечень служебных расходов, а для нее самой даже лишние сорок – пятьдесят центов имели значение.
Выйдя из подземки на Двадцать третьей улице, Эми прошла три небольших квартала на север, затем один большой – на запад и остановилась перед трехэтажным кирпичным сооружением, старым и мрачным на вид. Во внутренний двор вел мощеный проезд для грузовиков, но ни над аркой, ни возле входа не имелось вывесок, проясняющих предназначение этого здания. Только перейдя на другую сторону улицы и подняв глаза, можно было прочесть огромную, во весь верхний этаж, надпись, сделанную выгоревшей белой краской прямо на кирпичах: «Деликатесы Тингли».
На первом этаже из обшарпанного вестибюля поднималась грязная обветшалая лестница с сильно стертыми ступенями, за долгие годы однообразного существования испытавшими на себе тяжесть тысяч нетерпеливых шагов.
Этажом выше было довольно шумно; из-за высоких, до потолка, деревянных перегородок доносился гул работающих станков, а когда Эми распахнула дверь, врезанную в одну из перегородок по левую руку от себя, к гулу добавился треск печатных машинок и другие типично конторские звуки. Здесь располагалась приемная.
Эми очутилась перед новыми перегородками. Сквозь окошечко в одной из них высунулся седоволосый мужчина и надтреснутым голосом сообщил, что мистер Тингли, кажется, где-то тут. Эми простила не узнавшие ее слезящиеся глаза и уже хотела назвать свое имя, но в этот момент услыхала, как оно доносится с другой стороны. Его произнес молодой человек, который только что вышел из ближайшей к ней двери, мельком взглянул на нее и, тут же изменив свой маршрут, подошел к окошечку.
– Эми? Ну надо же! Привет!
– Привет, Фил!
Эми покорно позволила его костлявым пальцам вцепиться в протянутую ею руку и храбро заглянула в его костистую физиономию, надеясь, что на ее собственном лице не отразятся ни смутная неприязнь, ни легкая брезгливость, которые она всегда ощущала при взгляде на него. Особенное отвращение вызывал у нее рот с чуть подрагивающими опущенными уголками – рот фанатика или одержимого, который стойко переносит бесконечную, неслыханно жестокую пытку.
Эми улыбнулась:
– Сто лет тебя не видела. Как там технократия?
– Технократия? – Он поморщился. – Господи, да я понятия не имею. Верно, давно на свалке.
– А… – примирительно протянула Эми. – Помнится, еще недавно она вела то ли к процветанию, то ли к богатству, то ли к тому и другому вместе.
– Нет-нет, ничуть. Это была лишь ступенька в образовании, не более того. Истина, как и жизнь, не стоит на месте. – Он вытащил из кармана какую-то брошюрку. – На́, изучай. Чтобы понять все до конца, ее надо прочесть несколько раз…
Эми взяла книжицу и взглянула на обложку, на которой жирными буквами было отпечатано: «Труденьги». Она удивленно воззрилась на молодого человека:
– Фил, что это – опечатка?
– Никакая не опечатка! – обиделся он. – «Труденьги» – это сокращение. «Труд и деньги». В основе мировой экономической структуры лежат деньги. Основу денег составляет – то есть когда-то составляло – золото. Ныне эта модель устарела, она больше не выполняет своего предназначения. Эквивалентом чего является наш доллар? Крупинки золота! Какая нелепица! Предлагалось сделать доллар эквивалентом каких-либо иных товаров, скажем картофеля, шерсти или железа. Нелепица в квадрате! Эти товары еще более нестабильны, чем золото. Основа денег должна быть стабильной, устойчивой, неизменной. А что стабильнее всего? Что есть самая стабильная в мире вещь? – воскликнул он, тыча ей в плечо указательным пальцем. – Труд, человеческий труд! Вот что стабильно! – Фил вытянул вперед обе руки. – Этим рукам подвластно все! – Он торжествующе постучал указательным пальцем по лбу. – И разуму – тоже! Вот основа, вот единственная устойчивая основа для мировых денег! Труденьги! Мы называем это «труденьги»!
– Ясно, – кивнула Эми. – Звучит убедительно, но название все-таки странноватое. Еще намучаешься с ним, помяни мое слово. – Она запихнула брошюрку в сумочку. – Обязательно почитаю. Несколько раз вряд ли, но разок ознакомлюсь. Дядя Артур у себя в кабинете?
– Да, я только что от него. С удовольствием пришлю тебе пачку этих брошюр, если ты не откажешься их распространить.
– Я лучше сначала прочту. Может, мне не понравится. – И Эми протянула руку: – Рада была повидаться. Да здравствуют процветание и богатство!
Последние слова она ляпнула не подумав и тут же чуть не поплатилась за это. Он пустился в пространные объяснения по поводу истинной природы богатства, но через несколько минут ей удалось пресечь его излияния.
Вскоре после ухода Фила из недр фабрики пришло позволение вступить в кабинет мистера Тингли. Чтобы попасть туда, ей пришлось миновать еще две-три перегородки, по пути обмениваясь приветствиями со встречными работницами, которые называли ее просто Эми, затем преодолеть длинный широкий коридор.
Остановившись перед дверью с непрозрачным матовым стеклом и табличкой, на которой значилось: «Томас Тингли», она невольно поежилась. Девушка уже успела позабыть об этой надписи. Здесь давным-давно не было никакого Томаса Тингли. Его не было здесь уже двадцать пять лет назад, когда она появилась на свет, и даже раньше. Она явилась сюда к его внуку. Ее всегда поражало это упорное стремление сохранить на двери забытое имя. Подавив невольную дрожь, Эми открыла дверь.
Хотя Томаса Тингли тут уже не было, вся его мебель, очевидно, так и оставалась на своих местах с незапамятных времен. Старомодный письменный стол с выдвижной крышкой весь исчерчен царапинами и усажен пятнами, лак на сиденьях стульев давно стерся, а массивному старинному сейфу самое место в музее.
Повсюду, где между шкафами и книжными полками оставался хоть небольшой участок стены, непременно красовалась большая фотография в рамке. Самая старая и поблекшая запечатлела около сотни мужчин и женщин в нелепых, причудливых костюмах. Под ней имелась подпись, сделанная от руки большими печатными буквами: «Служащие компании „Деликатесы Тингли“ на пикнике в Колтон-Бич, на Лонг-Айленде. 4 июля 1891 года».
Справа от входа за большой складной ширмой из зеленого брезента скрывалась от посторонних глаз большая мраморная раковина с кранами для холодной и горячей воды, которая, что бы вы там себе ни думали, во время оно считалась предметом роскоши, почти сибаритства.
Войдя, Эми положила конец разговору, который вели трое людей. Она знала всех троих.
Сидевший за письменным столом сердитый толстяк с седеющими, но еще не совсем утратившими цвет волосами, был Артур Тингли – внук человека, чье имя значилось на двери.
Над ним возвышался Сол Фрай, отвечавший за сбыт продукции, седой как лунь, застегнутый на все пуговицы и заложивший руки за спину, точно пастор.
Третьей была женщина, по возрасту занимавшая промежуточное положение между первыми двумя. Весь вид ее говорил, что она вполне способна, если понадобится, возглавить женский батальон. Для этого достаточно будет всего лишь надеть военную форму. Звали решительную особу Г. Йейтс. Никакой официальной должностью в фирме ее не почтили, но фактически она ведала производством. Никто на фабрике даже не догадывался, что за инициалом «Г» скрывается имя Гвендолин. Эми случайно узнала об этом от Фила Тингли.
Все трое поздоровались с ней: Сол Фрай и Г. Йейтс – вполне приветливо, хотя без лишних восторгов, Артур Тингли – насупившись и не скрывая раздражения. Произнеся положенные слова приветствия, последний отрывисто спросил:
– По-видимому, тебя прислала Боннерша? У вас ничего не вышло?
Эми сосчитала до трех. Она заранее настроила себя на терпеливый лад, зная, что этот разговор потребует от нее немалой выдержки и самообладания.
– Боюсь, – мягко проговорила она, надеясь, что в ее голосе не слышен вызов, – похвастаться пока нечем. Но мисс Боннер меня к вам не посылала. Я пришла сама… Неофициально, так сказать… Не от мисс Боннер. Я чувствую, что должна вам кое-что рассказать. – Она мельком взглянула на остальных собеседников. – Наедине.
– Ты о чем? – Он в упор уставился на Эми. – У тебя какое-то личное дело? Что за личное дело? Вообще-то тут предприятие, и рабочий день еще не кончился!
– Мы уходим, – объявила Г. Йейтс твердым, но на удивление высоким голосом. – Пошли, Сол…
– Нет! – рявкнул Тингли. – Вы останетесь.
Но женщина уже подхватила Сола Фрая под локоток и потянула к двери – совсем не той, в которую чуть раньше вошла Эми. Открыв ее, Г. Йейтс обернулась:
– Она ваша племянница, и ей надо с вами потолковать. Нам все равно пора делать обход.
Дверь за ними с силой захлопнулась, и тонкая перегородка покачнулась. Тингли поморщился, бросил на племянницу тяжелый взгляд и прорычал:
– Ну? Ты прервала важное совещание, чтобы докучать мне своими личными делами…
– С чего вы взяли, что речь пойдет о моих делах? Я же не знала, что у вас совещание. Мне было велено пройти в кабинет.
– Да, велено! Я собирался тебе кое-что сказать! Только сегодня утром выяснилось, что работа по этому делу, оказывается, поручена тебе. И я заявил этой вашей Боннерше, что не питаю к тебе ни малейшего доверия! – Тингли хлопнул ладонью по столу. – Ни малейшего! Если она тебе все уже рассказала и ты явилась сюда именно по этому поводу, то у тебя всего три минуты. Засекаю!
И он вытащил из жилетного кармашка часы.
Эми почувствовала, как ее всю затрясло, и поняла, что считать до трех на сей раз бесполезно. Он был просто невыносим. Но если эмоции удержать в узде ей не удалось, голос она умела контролировать при любых обстоятельствах.
– Хоть вы и брат моей матери, все равно троглодит! – произнесла она твердо и отчетливо, затем развернулась и вышла из комнаты, не обращая внимания на проклятья, что неслись ей вслед.
Уже в обратном направлении она проделала весь путь через лабиринт из перегородок, миновала приемную, ветхую скрипучую лестницу, вышла на улицу и быстрой, решительной походкой зашагала в восточном направлении.
Девушку буквально колотило от возбуждения. Значит, этот паршивец посмел заявить мисс Боннер, что не доверяет ей, Эми? Впрочем, стоило ли из-за этого кипятиться? Получив задание, она сразу все объяснила мисс Боннер. С этими мыслями Эми прошагала до следующего квартала, а затем озаботилась другими проблемами. На Седьмой авеню она свернула к югу и, почувствовав, что ей жарко, расстегнула шубку.
Скверно будет, если она потеряет работу. Работа ей очень нужна, а такую еще поискать. Но все так запуталось и усложнилось. Очень усложнилось. Тем не менее она приняла решение и даже попробовала его осуществить, хотя и не справилась. Треклятый дядя Артур все же вывел ее из себя. Он поступил именно так, как она, собственно, и ожидала. И ничего распутать не удалось.
Всецело уйдя в свои мысли, Эми дважды налетала на встречных, что было на нее совсем не похоже. На Четырнадцатой улице она повела себя и вовсе безрассудно. Сойдя с тротуара и выскочив на дорогу прямо из-за припаркованного такси, она натолкнулась на бампер проезжавшего мимо автомобиля и была немедленно сбита с ног.
