Я не стал терять время и откладывать допрос возмущающегося «колобка» на потом. Да и не факт, что после сдачи контрабандиста властям на Борнхольме, кто-то позволит мне побеседовать с этим шустрым дядечкой. А потому, когда в машинном подняли пар, мы с Романом Георгиевичем уже начали наш разговор. Точнее, я говорил, а мой собеседник упорно отмалчивался.

— Ну что же вы так, Роман Георгиевич! — Я покачал головой. — Неужто, и впрямь не желаете поведать, за каким лядом отправились за нами следом?

— Я требую, что бы вы покинули мой корабль. — С великой неохотой разомкнул губы мой визави и вновь умолк.

— Простите великодушно, но… увы, это не в моих силах. — Вздохнув, я кивнул на дверь. — Видите ли, ваш капитан оказался контрабандистом и, в соответствии с морским уставом, я, как лицо находящееся на государевой службе, обязан приложить все силы, дабы нарушитель был препровожден в ближайший порт Свеаланда, Венда или Руси и помещен под арест. Желательно, вместе с хозяином и экипажем… Так, что вы говорили по поводу в а ш е г о корабля?

— Мра-азь. Ну какая же ты мразь. — Скривился «колобок». — И откуда только вылез, р-родственничек?

Не понял… Вот честно, не понял!

— Какой интересный поворот… — Протянул я, старательно пытаясь удержать спокойную мину. — Вот, не помню я, чтоб среди моей родни попадались подобные… экземпляры.

— Не прикидывайтесь идиотом, господин Старицкий! — «Колобок» дернул подбородком и, напоровшись на мой взгляд, вдруг заговорил быстро и сбивчиво. — Прижились под крылышком Гостомысловых и думаете, что служение роду уничтожившему труды наших предков поможет вернуть вам Зееланд? Смешно! Хольмград никогда не пойдет на это…

Ну да, каюсь, я немного помог моему собеседнику разговориться. Совсем чуть-чуть. Но одного маленького эмоционального пинка оказалось достаточно, чтобы и без того расшатанная нервная система «колобка» сорвала тормоза, и моего визави понесло по волнам истерики. Правда, больше никакой вменяемой информации выдавить из Романа Георгиевича, так и не удалось, если не считать того, что «колобок» на полном серьезе принимает меня за потомка единственного выжившего сына князя Старицкого, убитого вместе со всей родней, во время известной распри. Были, дескать, подозрения, что один из отпрысков взбунтовавшегося против Хольмграда князя, предал родню и, переметнувшись на сторону противника, тем самым заслужил себе жизнь… На мой же законный вопрос, чьим потомком, в этом случае, числит себя сам Роман Георгиевич, если по его же словам остальные Старицкие были вырезаны под корень, «колобок» только зыркнул недобро и замолчал. На этот раз окончательно… Наверное, завод кончился… в смысле, истерика.

Но тема меня заинтересовала, так что, по возвращении на Варяг, я тут же занял телеграфный аппарат и, несмотря на ворчание капитана, не освободил этот шедевр инженерно-магической мысли до тех пор, пока не получил ответ на интересующий меня вопрос, пусть даже не из уст Романа Георгиевича, а… так сказать, с противоположной стороны. Вент Мирославич Толстоватый — адъютант нашего общего шефа, дежуривший этой ночью в присутствии, наверняка проклял своего неугомонного коллегу, что вместо сладкого сна, по ночам предпочитает изучать историю… Но тем не менее, получивший от главы Особой канцелярии строжайший наказ содействовать в решении вопросов некоего Виталия Родионовича, адъютант князя довольно споро нашел ответ, который так не хотел давать мой недавний собеседник.

Во время известной, хотя и необъявленной войны меж Старицкими и хольмградским государем, моих «родичей» вырезали подчистую… почти. Уцелела семья племянника тогдашнего князя Старицкого, находившаяся в тот момент в Керчи. Может быть, русский государь дотянулся бы и до этого осколка еще недавно богатейшего рода, но… не прошло и года с момента окончания резни во владениях опальных князей, как Керчь была захвачена Блистательной Портой. Через пару лет город отбили, но младшей, точнее к тому времени, единственной ветви Старицких в Керчи уже не было. Потом следы их пребывания обнаруживались, то в Константинополе, то в Валахии и Чехии, пока, в начале прошлого века не оказались потеряны окончательно.

Выходит, не совсем.

Сидя в своей каюте у рабочего стола, я перечитал короткое сообщение Толстоватого и спрятал его в саквояж, где, с некоторых пор, помимо личного печатного набора, хранил и важную переписку.

Вот и еще один мотив нарисовался, но… Я хмыкнул. Конечно, история выходит в лучших традициях Дюма, вот только смущает меня одна вещь. На острове Роман Георгиевич показал себя весьма решительным и, чего греха таить, умным человеком. Стоило ему понять, что птичка упорхнула из клетки, как он тут же организовал зачистку хвостов. Кардинальную. Так что, связать его с произошедшими событиями стало крайне затруднительно. Ну, разве что, он сам попадется в руки канцелярии, что, впрочем, и произошло, или нарисуется где-то Климин-младший, но… тут тоже есть сомнения. Если судить по действиям «колобка», ушкуй запутавшегося атамана вполне может покоиться на дне Варяжского моря, после «случайного» подрыва пороховых погребов. М-да.

И вдруг, сей умудренный муж, вместо того, чтобы воспользоваться своими связями и отправить следом за Варягом неприметного наблюдателя, сам грузится на корабль контрабандиста! и садится нам на хвост. Нелогично. Совсем нелогично получается.

— Что задумался, Витушка? — Лада положила руки мне на плечи.

— Замерзнешь, милая. — Увидев обнаженные руки жены, я оглянулся. Она даже не удосужилась накинуть халат поверх ночной рубашки. Нахмурившись, я извернулся и, притянув Ладу, усадил ее к себе на колени. Она еще и босиком! С ума сошла.

Кое-как скинув с себя пиджак, закутал в него жену.

— Хорошо. — Лада покрутилась, устраиваясь поудобнее в моих объятиях, и испытующе взглянула мне в глаза. Ну да, типа: «я все еще жду ответа». Хм, и ведь теперь не отвертеться, лиса заняла самую что ни на есть выгодную позицию… — Ви-ит?

— Да, лада моя?

— Что там такого произошло на этом корабле, что ты, то от телеграфа не отходишь, то задумываешься так, что забываешь про сон… и ждущую тебя в спальне жену?

— Хм. — Я помялся, но… все-таки две головы лучше, чем одна, правда? — Хорошо. Вот, ответь на вопрос, любезная моя женушка. Есть довольно умный и решительный человек, который, вдруг, делает феерическую глупость. Да такую, что та легко может стоить ему не только спокойствия, но и самой жизни. Что может быть тому причиной?

— О… — Лада задумалась, но уже через минуту тряхнула головой. — Ну, если тебя интересует мнение глупой женщины…

— Не прибедняйся. — Фыркнул я, дернув Ладу за прядку волос выбившихся из-под сетки. — Называть глупой женщину сумевшую заслужить уважение «рыцаря» маркизы Штауфен, значит, по меньшей мере, недооценивать ее, поскольку наш добрейший Оттон Магнусович уважает в людях именно ум и храбрость.

— Ой, а ты не ревнуешь ли меня к этому усатому таракану, муж мой? — Хитро прищурилась Лада.

— Не уклоняйся от темы, пожалуйста. — Вздохнул я. В самом деле, ну не признаваться же, что после тех дифирамбов, что при последней встрече напел Бисмарк о Ладе, я и в самом деле стал несколько пристальнее следить за его перемещениями по салону Варяга и, как можно незаметнее старался оградить его от общения с моей женой. Хм…

— Хорошо-хорошо. — Лада кивнула с самым честным видом. Ну да, кто бы сомневался, что она догадается. Эх, не быть мне секретным агентом.

— Лада…

— Все-все. Отвечаю. Как тебе такая идея: умный и решительный человек способен на большую глупость из любви.

— Чисто женский взгляд на вещи. — Я не удержался от улыбки, и тут же заработал шутливый, но чувствительный удар крепкого кулачка по ребрам.

— Ты будешь дальше слушать, или… — Нахмурилась Лада.

— Слушаю, милая, слушаю.

— Итак. Вариант второй. Он сошел с ума. — Заметив мою приподнятую бровь, жена только пожала плечами. — А что? Душевнобольного порой очень сложно отличить от здорового человека. Это мне Заряна Святославна как-то сказывала.

— Те же яйца, вид сбоку. — Вздохнув, пробормотал я тихонько, но Лада все равно услышала.

— Что ты имеешь в виду? — Прищурилась она, внимательно всматриваясь в мое лицо.

— Только то, что любовь, тоже есть форма умопомешательства. — Ответил я.

— Во-от как? — Протянула жена. — Значит, ты тоже сошел с ума?

— А я этого и не отрицал. Нормальный человек просто не может быть так счастлив. — Для верности, я даже кивнул, и лицо Лады приняло умиротворенное выражение. Фух. Пронесло. А ведь мог бы еще раз схлопотать по ребрам. В лучшем случае. А в худшем… до конца круиза мог оказаться отлучен от тела. Воистину, язык мой, враг мой.

— Ладно. Раз душевные болезни тебя не устраивают, тогда, другой вариант. — На этот раз, Лада вернулась к теме обсуждения без напоминаний. — У этого человека могло не оказаться времени на обдумывание ситуации, и он вынужден был действовать быстро. Или его просто торопили.

— Кто?

— Не знаю. Дела, родня… всяко бывает. — Пожала плечами Лада.

— Знаешь, последние предположения мне кажутся, куда ближе к реальному положению дел. — Задумчиво протянул я, прикидывая так и эдак предложенные варианты. Но тут жена поежилась и я спохватился.

— Так, милая. Вижу, ты окончательно замерзла. Идем в постель. — Я глянул в иллюминатор и понял, что поспать мне сегодня так и не удастся. Небо над горизонтом уже наливалось светом, предвещая новый день и заботы.

Лада попыталась было встать, но я ее удержал и, подняв на руки, отнес в постель. Накрыв жену теплым одеялом, я удрученно вздохнул. Эх, сейчас бы улечься рядом, но нет же. Борнхольм всего в часе хода от нас. А там, возня с контрабандистом, разборки с портовыми властями и бюрократией шведской пограничной стражи. От мысли о последней, мое настроение, и без того не особо радужное, и вовсе ушло в минус. А причина была в том, что наш бравый капитан немало рассказал мне о нравах свейских погранцов, пока я ждал телеграмму Толстоватого, и надо сказать, что «бумажные крысы» было наиболее мягким эпитетом, что употреблял Белов-старший в отношении господ пограничников. Ну а поскольку, не доверять в этом вопросе мнению старого морского волка, исходившего Варяжское море вдоль и поперек, было бы глупо, становится понятным и мой минорный настрой.

Лада явно поняла мои метания, потому как, взглянув на занимающуюся за стеклом зарю, вздохнула.

— Иди, и учти. После обеда, я буду чувствовать себя нехорошо, так что сразу уйду в каюту. Ты же не оставишь болезную жену в одиночестве, не так ли? — Лада улыбнулась и, погладив меня по щеке, той же рукой мягко толкнула в плечо. — Иди. Пока я не передумала.

Вот так, всего пара слов, и я чувствую себя всесильным. Может, действительно сошел с ума, а?

Швартовка двух кораблей в порту оказалась нелегким делом. И проблема была вовсе не в каких-то сложностях фарватера или еще какой лоцманской закавыке, нет. Просто, не доверяя команде контрабандиста, Белову-старшему пришлось отослать на захваченную яхту призовую партию, тем самым уменьшив и без того невеликое число матросов на Варяге. В общем, нашим мариманам пришлось изрядно повозиться, чтобы оба корабля без эксцессов заняли свое место у стенки.

А потом был ад. Правда, приближение его я почувствовал заранее… увидев злую ухмылку появившуюся на лице нашего капитана, при виде взбирающихся по сходням, представителей порта. И той пары минут, что они потратили на дорогу к мостику, мне даже хватило, чтобы успеть хоть как-то подготовиться к обещанным тестем бюрократическим баталиям.

Честно, я был готов ко всему. К долгим объяснениям и не менее затянутым, нудным переговорам с союзниками, даже к тому, что придется тратить нервы и время на доказывание законности ареста контрабандиста, а может даже и собственной принадлежности к Особой канцелярии. Но жизнь и здесь подкинула сюрприз. И хотя догадаться о нем было несложно, я, по какой-то причине, начисто упустил этот момент, за что и поплатился, едва единственный из гостей, наряженный в отличие от двух своих сопровождающих в штатское, открыл рот и вывалил на нас с тестем свое приветствие.

На шведском. Угу. А чего еще можно было ожидать от представителя властей шведского порта, расположенного в шведском городе, на шведском же острове?

И все бы ничего, если бы не один маленький факт… я не знаю шведского! А гости, по понятным причинам, не ведают английского. И как мы общаться будем? На фарси?

В общем, начало беседы с гостями у меня не задалось… но еще больше не повезло нашему капитану, когда он понял, что ему придется не только объясняться с пограничниками, но и поработать толмачом. Физиономия Бажена Рагнаровича разом потеряла свою злую ухмылку, и тесть тихо вздохнул.

— Виталий Родионович, неужто ты и вправду северных наречий, ни свейского, ни датского не ведаешь? — Поинтересовался у меня тесть, когда я старательно повторил за ним слова приветствия.

— Хм. А вы Бажен Рагнарович, все языки знаете? — Пожал я плечами.

— Дела-а. А ведь ныне в Варяжском море только по-русски, да по-северному говорят. Да и далее, вплоть до Внутреннего моря, в основном, на датском и галлийском общаются… даже турки. Так что, без северного наречия, хоть одного, нам морякам, никуда. Ох. Ну и задал ты мне задачку, зятек. — Белов попытался изобразить кряхтящего деда, но тут же прекратил спектакль, едва услышав речь наряженного в штатское платье гостя. Высокий, широкоплечий дядька, русоволосый, сероглазый… его можно было бы назвать настоящим викингом, если б не огромная «трудовая мозоль», туго обтянутая дорогой тканью костюма-тройки с блестящими, кажется, от напряжения, золотыми пуговицами. А уж массивная золотая цепочка карманных часов, и вовсе натянулась так, что того и гляди, лопнет. Гость окинул взглядом рубку и, одним жестом отправив сопровождающих его обмундированных наружу, аккуратно положил огромную кожаную папку на край навигационного стола, после чего заговорил.

— Помощник капитана порта интересуется, по какому праву мы задержали честного купца и почему он не должен немедленно арестовать нас как пиратов. — Переведя текст гостя, Белов нахмурился, но тут же скрыл лицо за клубами дыма из неизменной трубки, которой он обиженно запыхтел.

— Бажен Рагнарович, будьте любезны, передайте нашему гостю, что приличные люди при первой встрече, представляются. Это называется вежливостью. — Клянусь, этот гигант все прекрасно понял и без перевода. Вон как глазками сверкнул. А арестовать он нас не может, депеша о задержании контрабандиста ушла в порт, едва ли не сразу после захвата. Так что, сначала будет долгое разбирательство… Ну, относительно долгое. Вспоминая, как в некоторых портах неделями мурыжили наших моряков-рыбаков на «том свете», после ареста ни за что ни про что, мне остается только порадоваться, что здесь до подобных мер давления еще не додумались. Да и наша принадлежность к канцелярии, тоже должна внести свою лепту. Так что, за день должны управиться. Мне вот только одно интересно, а с чего это сей господин так взъелся на наш мирный корабль? Так сильно не любит «гэбню», или питает слабость к датским контрабандистам? Ну, ведь правда, интересно. Впрочем, мои подозрения развеял наш капитан. Переводя речь представляющегося Бьорна Орсона, он, походя, добавил от себя, чтоб я не лез на рожон.

— То у них в обычае. Все портовые такие, когда что-то не по их разумению выходит. Ничего, поворчит-поворчит, а работать все одно будем. Деваться-то ему некуда.

Дальнейшая возня с кипами документов на двух языках, опросы и беседы с местными пограничниками и таможенниками показала, что действительно, несмотря на первоначальную показную враждебность, шведы все-таки настроены на мирный лад. Другое дело, что спустя шесть часов, меня так достала дотошность и въедливость хозяев Борнхольма, что я сам был готов начать искать на Варяге какую-нибудь, хоть самую завалящую пушку, мечтая разнести к чертям собачьим гордо возвышающееся посреди порта, вычурное здание управления, где размещались не только портовые власти, но и погранцы с таможенниками.

— Неужто все это обязательно? — Вздохнул я, откидываясь на спинку стула и обводя взглядом заваленный бумагами стол и саму кают-компанию. Сидевший напротив меня, Бьорн Орсон неожиданно усмехнулся и, отложив в сторону один из листов исписанных его помощником, вдруг проговорил на почти чистом русском.

— К сожаление, да. Я вас отлично понимать, герр Старицки, но… правила есть правила, я не сметь их нарушать. Хотя, иногда… да, иногда очен хочется.

— Я так понимаю, что ваше незнание русского языка тоже относится к одному из этих правил. — Вспомнив свое ворчание на Орсона, я еле подавил первый порыв выругаться. Вот уж не думал, что сей господин так легко признается в знании русского. По моим-то расчетам, он должен был наливаться злостью, выслушивая мои тихие и «добрые» слова в свой адрес, и покинуть Варяг в состоянии закипающего чайника. А он… эх, такую шутку запорол. Жаль.

— Верно, герр Старицки. — Кивнул Бьорн, сладко потягиваясь. — На службе Его Величества короля Конрада, должно говорить исключительно на свеоне… простите, свейском языке.

— Тогда… наша работа закончена, раз вы перешли на русский? — Уточнил я.

— Именно. Всье документ заполнен, ваше право на захват контрабандиста подтверждьено, а у меня, вот уже полчаса как закончилос рабочее время.

Вот так обязательность. Я вздохнул.

— Что ж. Тогда, может, составите нам компанию за обедом? Поверьте, наш кок стоит того.

— Хм. С удовольствием, герр Старицки. С удовольствием. — Растянул губы в улыбке Бьорн Орсон, демонстративно оглядывая собственный живот. Зацепил меня этот швед, ой как зацепил. А уж его оригинальные представления о работе и своих обязанностях… М-да. Занятный персонаж.

Когда наша компания собралась за обедом, я представил гостя и заодно, чтобы избавиться от натянутости за столом, как это было, когда к нам только-только присоединился Попандопуло, рассказал о своем провале в деле доведения до ярости представителя борнхольмской администрации, и о том, как легко он обернул эту шутку против меня самого. Байка имела успех, так что не прошло и минуты, как в салоне воцарилась вполне дружественная атмосфера. Бьорн оказался компанейским человеком. И куда только подевалась его чопорность? Наверное, закончилась вместе с рабочим временем.

— А что, господин Орсон, частенько здесь контрабандисты встречаются? — Задал вопрос тесть, когда обед был почти закончен, и блюда сменились чаем и кофе, кому что больше по нраву. Бьорн, например, не отказался от черного напитка, изрядно сдобренного толикой алкоголя… эрийской виской, по-здешнему, а по-моему, так обычным односолодовым вискарем.

— Здесь? Во внутренньем море союза? — Кажется, только вежливость удержала Орсона от фырканья. — Если верит архиву, то уж лет десят здьес не видели этаких… как правилно? Ухарей? А вот на прежньем моем местье службы… там, да. Месяц не проходил, чтоб катера одного-другого контрабандиста в порт нье… нье привести, да, было дело. Но Западная марка, вообче, мьесто живое. Тут и даны с нордами под боком, тут и контрабанда в Райх идьет… а то и далее. И вед не перекрыт ее. Расстояния нье болшие, но чуть ходу дат и уже на территории Нордвик Дан, и ищи этих контрабандистов по островкам, пока на нордвик патроль не напороться. А тье и рады. Да…

— И что везут? — Поинтересовался Грац, раскуривая сигариллу.

— Так вы же и сами видьели. — Пожал плечами Бьорн. — То же самое, что и у вашего приза в трюмах. Оптика, тельефонные провода и станции, счьетные машины… точная меканика, так. Хотья, коньешно, раньше горных машин я здьес не встрьечал, да.

Счетные машины… ага, посмотрел я на эти механические калькуляторы… Тяжелая штука. Помнится, у родителей дома было что-то похожее… батя тот арифмометр, почему-то, Железным Феликсом называл. Хм. А вообще, интересный набор контрабанды… Одни охотничьи прицелы, как их здесь называют, чего стоят? А ведь помимо них, на яхте имелась и оптика посерьезнее. Конечно, не морские дальномеры, но мощные полевые бинокли и стереотрубы, штука не для обычной охоты. Уж стеротрубы-то, точно! Правда, как это сочетается с горными машинами… не представляю.

Но вот, кофе и чай выпит, и наш гость засобирался восвояси.

Уже стоя у сходней, Орсон вздохнул и, разведя руками, повернулся ко мне.

— Виталий Родионович, прошу вас, зайдитэ завтра в таможенный пост… Нужно будет ваше присутствие для подсчета стоимости приза. — Проговорил Бьорн. И я кивнул, хотя…

Попрощавшись с Орсоном, я несколько минут смотрел вслед его кряжистой фигуре, не понимая, что именно меня так тревожит, но, в конце концов, плюнул на это безнадежное дело и, развернувшись, потопал обратно в салон, где моя жена уже готовилась к тактическому отступлению в каюту.

К черту все! Наконец, я могу присоединиться к Ладе и… выспаться. А с трофеями и прочими непонятками, разберемся завтра.