Глава 3. Покой — понятие растяжимое. От койки в кубрике, до доски над бортом
Час от часу не легче. Я закусил губу, чтобы удержать мат на языке и, справившись с собой, со свистом выдавил из легких воздух. Дьявольщина!
— А что младший? — Лада, неизвестно когда успевшая появиться в салоне, опередила мой вопрос на какую-то секунду. Ха, моя жена настоящая умница!
— Жив и относительно здоров, полагаю. — Пожал плечами Бережной, переводя недоуменный взгляд с меня на Ладу, и обратно. Я приподнял бровь, выразительно уставившись на Тихомира, и тот неохотно договорил. — Ну, насколько это возможно, разумеется. Но на него никто не нападал, если вы об этом спрошаете… А что… могут?
Вновь глянув на Ладу, Тишила увидел её решительный кивок и вздохнул.
— Тихомир Храбрович, друг мой, немедленно, слышите, не теряя ни секунды, выставьте тройку наших охранителей в негласный дозор. Пусть глаз не спускают с Нестора, и чтоб мимо даже мышь не просквозила.
— Не сомневайтесь, Виталий Родионович. Всё исполню, в лучшем виде. — Бережной на миг замялся, перед тем как отправиться выполнять приказ. — А что, вы думаете, его тоже могут… того?
— Кто знает, Тихомир Храбрович, кто знает… но, лучше перебдеть, чем недобз… хм. — Я покосился на стоящую рядом Ладу и счел за лучшее проглотить концовку.
Проводив взглядом двинувшегося к выходу из салона Тишилу, я вздохнул и, повертев в руках переданный мне Грацем конверт, мысленно чертыхнулся. Навалилось же новостей, а?!
— Меклен Францевич, мне, право, крайне неудобно, но я вынужден просить вас о помощи. Просто, больше некого. — Профессор, услышав мои слова, как-то подтянулся…
— Я внимательно вас слушаю, Виталий Родионович. — С готовностью проговорил он. — И поверьте, помогу в любом вашем начинании.
— Благодарю, профессор. Я бы хотел, чтобы вы как можно скорее встретились с Баженом Рагнаровичем и передали ему мою просьбу об удвоении караула на Варяге и… пусть не глушит машины. Мы можем отправиться в путь в любой момент. Остальное, думаю, он и сам поймет.
— Передам. — Коротко кивнул Грац и развернулся, с явным намерением отправиться в порт к Беловым, сразу после ужина вернувшимся на яхту, но тут я его немного придержал.
— Меклен Францевич, не сочтите за бестактность. Я бы советовал вам не расставаться с вашим «Сварскольдом». Кажется, теперь это может оказаться полезной привычкой.
Профессор на мгновение замер, словно прикидывая что-то и, скороговоркой поблагодарив за совет, исчез из салона столь же стремительно, как и Бережной за несколько минут до него.
Я повернулся к жене и, склонившись к её ушку, прошептал. — Что же касается тебя, моя дорогая, учти, до тех пор, пока мы не уберемся с этого «приветливого» острова, барабанник в наручной кобуре должен стать такой же неотъемлемой частью твоего гардероба, как этот идиотский корсет.
Нахмурившаяся было от свалившейся новости, Лада еле заметно улыбнулась и, чуть заалев, кивнула. Моя нелюбовь к этому предмету одежды почему-то веселит её безмерно. А я задолбался каждый вечер возиться с его дьявольской шнуровкой. Да и сам корсет… жену в нем толком не обнять… такое впечатление, что с бронежилетом обжимаешься. У-у, чертова мода! Ну ничего, до свадьбы Лада «доспех» не носила и я буду не я, если не уговорю её отказаться от этого вредного для здоровья элемента одежды, в самое ближайшее время.
— Уговорил, дорогой мой. — Голос её был так же тих, как и мой, а улыбка стала куда явственней. Лада подняла левую руку, мимолетно коснувшись пальчиками моей щеки, и в вырезе рукава её платья мелькнул кожаный ремень знакомой кобуры. — Как видишь, я, как послушная жена, предугадала твое желание. В свою очередь, надеюсь, ты пообещаешь мне не лезть на рожон. Я не хотела бы стать вдовой в свой медовый месяц. Это так… неприлично.
Вот, теперь точно вижу, что моя женушка окончательно оправилась после недавнего приключения!
Поцеловав теплую ладошку Лады, я подхватил её под руку и увлек к лестнице. В гостиной номера уже вновь обосновалась пара охранителей, изгнанных оттуда на время переговоров, но сейчас у меня было для них другое задание.
Внимательно выслушав, бойцы переглянулись и отправились выполнять приказ. В конце концов, наши изобретатели тоже нуждаются в охране и, как бы не больше, чем остальные участники команды.
Выпроводив охранителей, мы с Ладой устроились на диване и я, наконец, смог без помех вскрыть письмо «доброго друга и настоящего рыцаря» Эльзы-Матильды фон Штауфен.
«Милостивый государь мой, Виталий Родионович! По отсутствии довольного для написания надлежащего письма времени, прошу простить скупость моего послания. Князь! Ни в коей мере, не желая показаться неучтивым невежей, прошу отнестись к моим словам, лишь как к беспокойству друга, в самом деле озабоченного Вашим благополучием. Сегодня, верный мне человек сообщил, что печальные события вечера третьего дня, не были лишь досадной случайностью. Как ни прискорбно мне об этом сообщать, но в Бреге, очевидно, есть люди отчаянно не желающие Вашего спокойствия. Не ведаю, что именно могло послужить тому истинной причиной, но уверяю, что одно можно исключить совершенно точно. А именно, возможный личный интерес Нестора Любимича Климина к вашей супруге. О причинах моей уверенности, можете судить сами по приложенной записке. Человек её приславший пользуется моим полным и безоговорочным доверием. Разумеется, я понимаю, что полагаться на его искренность Вы не обязаны, но осмелюсь заметить, что написанное им касательно господина Климина-младшего, легко проверить. В остальном же, убеждать Вас не буду, хотя еще раз замечу, что этот человек ни при каких обстоятельствах не станет мне лгать или сообщать непроверенные сведения. Впрочем, оставляю это на Ваше усмотрение. С уверенностью в скорой встрече и пожеланиями здоровья супруге, Ваш добрый друг, Оттон Бисмарк фон Шёнхаузен, герцог Лауэнбургский.»
М-да, по местным обычаям, письмо на грани фола. Откровенное обсуждение личных вопросов здесь приемлемо только меж действительно хорошими друзьями, и то разве что в беседе… Вон как Оттону Магнусовичу изгаляться пришлось, чтоб и мысль донести и на дуэль не нарваться. Только что сиропом не облил… милостивый государь. Даже про князя вспомнил, «коллега» чтоб его. Вот как бы его отучить от этого обращения, а?
Я вздохнул и развернул приложенную к письму записку от «верного человека». Хм. Конфуз, однако. Ну, не знаю я немецкого, не знаю.
Поймав мой взгляд, Лада вдруг хихикнула и вынула у меня из рук начертанную ровным уверенным почерком записку.
— Надо же, супруг мой, оказывается и вы не всеведущи. — Лукаво улыбнувшись, нарочито расстроенным тоном произнесла она. — А я в вас так верила!
— Увы, увы мне грешному. Пощады прошу за то, о светлоокая богиня сердца моего. — Развел я руками, добавляя в голос патетики, но тут же сбавил тон и попытался изобразить щенячий взгляд. В моем исполнении, зрелище, наверное, то еще, но… как говорится, чем богаты… — Ты же меня не оставишь из-за этакой малости?
— Я подумаю. — Гордо вздернув носик, фыркнула Лада, и тут же рассмеялась. — Батюшка в детстве учил нас с Лейфом и свейскому языку и германским наречиям, так что разберемся, дорогой.
— Чтоб я без тебя делал, солнце мое? — Вздохнул я. — Читаем?
— Конечно. — Лада нахмурилась, пробежав по написанному взглядом, чуть-чуть подумала и, уверенно кивнув, принялась переводить текст записки.
Уж не знаю, каким образом, но «верный человек» Бисмарка, оказался свидетелем двойного скандала в доме Климина-младшего. Сначала, старший устроил сыну еще одну выволочку, которую Нестор, скрипя зубами, перетерпел. И отвечать на вопросы отца не стал. В результате, взбешенный Любим хлопнул дверью и, изрыгая проклятия, уехал в порт. А потом сам Нестор вызверился на некоего гостя, вошедшего в комнату, тотчас после ухода отца. Судя по всему, Климин-младший орал и хрипел не хуже бати, и из его бессвязных обвинений, доносчик узнал, что оказывается, Нестор давно готовился к свадьбе, которая теперь из-за его вынужденного вранья о причинах похищения Лады находится под угрозой срыва. Любим-де, слишком щепетилен, чтобы оказать старому другу — отцу невесты, такую дурную услугу. А всего этого, дескать, можно было бы избежать, если бы не дурные затеи некоторых личностей. То, что под этими таинственными личностями подразумевается, в том числе, и гость, было ясно как день. Собеседник же лишь молча слушал излияния Нестора. Единственным признаком хоть какого-то проявления чувств с его стороны, был всплеск настороженности в момент, когда Климин-младший упомянул о визите некоего иностранного наемника в квартиру к участникам налета, переломавшего им руки и ноги. В остальном, он был спокоен и невозмутим, а, когда Нестор окончательно выдохся, его собеседник усмехнулся и, предельно вежливо попрощавшись, покинул дом.
Вот так. Хм. Проверить слова Нестора насчет свадьбы, конечно не сложно, в остальном же… ну, что-то в таком роде я и подозревал. Вот только, даже если написанное — правда, никаких реальных зацепок это не дает. Разве что, позволить «иностранному наемнику» наведаться в гости к самому Нестору?
— Витушка, а ты ничего не хочешь мне рассказать? — Тон, которым Лада задала вопрос, заставил меня моментально отвлечься от размышлений.
— Что? — Я непонимающе взглянул на жену, а она не сводила с меня внимательного и очень серьезного взгляда.
— Я говорю о наемнике, что наведался в гости к моим неудавшимся похитителям. — Медленно, с расстановкой проговорила Лада.
— А что с ним не так? — Ой-ей. Кажется, сейчас мне будет плохо.
— Это был ты? — Неожиданно тихо спросила жена. И что ей отвечать?!
— М-м… ну… в общем, да. — Ну не могу я ей врать. Не мо-гу. — А… Как ты догадалась?
— Пф. Это не мог быть человек Оттона Магнусовича или Эльзы, иначе вместо записки мы получили бы только её пересказ без упоминания о наемнике. Лейф или отец, скорее, просто вломились бы к ним в дом, ничуть не скрываясь. Если бы знали, где те спрятались, конечно. Тихомир Храбрович всю ночь провел в салоне, пытаясь научить пить нашего портье, а охранители и подавно не отлучались из гостиницы. В общем, если следовать твоему же любимому выражению и не множить сущности без необходимости, а также учесть, что ты единственный покидал гостиницу прошлой ночью, вывод напрашивается сам собой. Единственное, что я не могу понять, откуда ты узнал, где их искать?
М-да, немного сумбурно, но… верно.
— Бровин. Его вызывали на квартиру, после того, как Климин-старший намял им бока. — Нехотя признался я и, поднявшись с дивана, отошел к окну. Чувствовал я себя препаршиво. Поймет или нет? Честно говоря, было немного страшно от того, что ответит Лада на мой вопрос. Вру. Очень, очень страшно. До тянущей пустоты в груди, до боли в сжатых кулаках. Испугается, отвернется, или… примет? — Ты… против?
Несколько секунд тишины за спиной растянулись в болезненную вечность и, кажется, чуть меня не убили. И тихое…
— Дурак… любимый. — Я почувствовал, как Лада уткнулась носом мне в спину, а её руки обняли мою талию. Развернуться и прижать её к себе, было делом секунды… Облегчение? Нет, счастье. То самое, когда тебя понимают. Ох, как же прав был герой того старого советского фильма!
Больше мы об этом не говорили. Мы, вообще, в тот вечер, больше ни о чем не говорили. А утром тесть сообщил, что яхта готова к выходу, так что нам осталось только перевезти на борт наш немалый багаж. Впрочем, до прощания с Брегом у нас оставалось еще немало времени, и наша компания отправилась на прогулку. Охранители бдели как никогда, что, впрочем, осталось незамеченным нашими исследователями. Ну и ладно, пусть хоть для них посещение этого оплота каперов пройдет не отмеченным проблемами и неприятностями.
Кстати, о неприятностях! Добравшись во время прогулки до Варяга, я не преминул отправить князю Телепневу очередную телеграмму, и то, что сделано это было как нельзя более вовремя, показали события следующих часов.
Стоило нашей компании, разомлевшей после плотного обеда в городе, вернуться в гостиницу и разбрестись по номерам, как на пороге моих апартаментов объявился уже знакомый капитан Сворссон, в сопровождении трех городовых.
— Господин Старицкий, извольте пройти с нами в участок. — Лязгнул челюстью участковый надзиратель.
— Хм. А в чем дело, капитан Сворссон? — Поинтересовался я.
— У Полицейского департамента имеются к вам вопросы касательно смерти господина Климина, полусотника эскадры адмирала Локтева. — Процедил тот. — Будьте любезны, поторопиться.
Вот как! Кажется, кто-то очень не хочет выпустить нас с острова. Хотя… нет, в принципе, всё правильно. Полиция обязана допросить человека, с которым убитый общался незадолго до смерти, вот только мне кажется, что господин участковый надзиратель несколько переигрывает. Ему достаточно было прислать приглашение в участок для допроса… или беседы с возможным свидетелем, а тут, конвой, словно он уже убийцу пришел арестовывать. Хм.
Я повернулся к Ладе и поцеловал её руку.
— Дорогая, проследи за сборами багажа и жди меня на яхте. Надеюсь на твое благоразумие. Да, если вдруг кто-то будет меня искать, сообщи, что я отъехал с капитаном Сворссоном по важному делу.
— Непременно, дорогой. — Лада улыбнулась и, смерив капитана откровенно недовольным взглядом, ушла в свой номер. Сворссон же наблюдал за этой картиной совершенно нечитаемым взглядом.
Я подхватил плащ и шляпу, проверил наличие бумажника, покосился на трость, но после недолгого размышления, решил оставить её в номере.
— Я готов, господа. — Участковый надзиратель коротко кивнул и первым вышел в коридор. Там, городовые взяли меня в клещи и так, под конвоем сопроводили вниз. На улице уже ждал открытый экипаж, запряженный парой низкорослых сонных лошадей.
М-да, я бы пешком быстрее дошел до участка, чем мы на этих одрах доехали. А уж взгляды прохожих, бр-р. Можно подумать, что меня уже на эшафот ведут!
От последней мысли, на лицо выползла широкая ухмылка, и Сворссона от нее явно передернуло. Как раз в этот момент экипаж остановился у уже знакомого мне доходного дома, и участковый надзиратель поспешил покинуть наше общество, мгновенно скрывшись за тяжелыми дверями учреждения. Городовые же, спокойно позволили мне спуститься наземь и, вновь взяв в «коробочку», повели в подвал, для допроса.
Как оказалось, я не ошибся. Меня, даже не обыскав, запихнули в маленькую комнату с низким сводчатым потолком, стены которой оказались покрашены такой знакомой казенной желтой краской. Под потолком болтается одинокая псевдолампочка, а маленькое окошко, глубоко утопленное в стене, метрах в двух от каменного пола, забрано частой, хотя и относительно тонкой решеткой. Рассохшийся стул, да маленький неудобный стол с треснувшей крышкой, вот и вся обстановка. Интересно, это у меня теперь такая традиция: раз год попадать в допросную? Ну, как у знаменитых героев, что перед каждым Новым Годом в баню ходили…
Двухчасовое ожидание, наверное, по замыслу капитана должно было лишить меня душевного равновесия, но тут он сильно промахнулся. Так что, проснулся я как раз в тот момент, когда в допотопном замке запирающем мощную дубовую дверь, заскрежетал ключ.
Допрос… ну а что допрос? Стандартные вопросы, отвечать на которые мне совершенно не хотелось. Уж не знаю, с чего вдруг Сворссон решил, что я признаюсь ему в убийстве Климина-старшего, но уверенности ему было не занимать. Когда же я честно сказал, что после беседы с уважаемым полусотником утром дня вчерашнего, вовсе не покидал гостиницу аж до утра дня нынешнего, капитан тяжело вздохнул.
— Что ж. Я так понимаю, господин Старицкий, вы отказываетесь сотрудничать со следствием. — Заключил надзиратель и, поднявшись с единственного в комнате стула, ударил кулаком в дверь.
Увидев в дверном проеме двух из трех моих сопровождающих, успевших скинуть мундиры и теперь щеголяющих не первой свежести исподними рубахами, да еще и с внушительными дубинами в руках, я решил, что представление и без того вышло несколько затянутым.
— Господин участковый надзиратель, вы уверены в своих действиях?
— Поверьте, Виталий Родионович, более чем. — Оскалился Сворссон и вдруг невнятно забулькал. Дети малые, ну кто ж без предварительного обыска такие вещи устраивает?
Вот и сейчас, «Барринс» оказался в моей руке быстрее, чем эти держиморды успели сказать «А!»
— Лицом к стене. На колени. Руки за голову. — Пуля впилась в стену рядом с головой Сворссона, засыпав его волосы каменной крошкой. Железный аргумент. Возражений у полицейских не нашлось.
Сей увлекательный спектакль не продлился и двух минут. Я как раз задумался, как бы сподручнее свалить из этого гостеприимного дома, когда из-за захлопнутой двери послышался вежливый голос.
— Господин Старицкий, ваше высокоблагородие! — О как! Интересно, это ж какой умник, так интеллигентно дает понять, что в курсе моего, пока еще грядущего, статуса в канцелярии? — Позвольте войти?
— Почему бы и нет? — Но барабанник убирать не стал. Насколько мне помнится, Нестор ведь тоже в курсе дела, так что еще не факт, что за дверью ждут коллеги, а не… враги.
Замок громко щелкнул и, дверь со страшным скрипом отворилась. Предусмотрительный «интеллигент», оказавшийся за ней, стоял, сжимая в руке развернутый бумажник, с закрепленным в нем, хорошо знакомым мне гербом Особой канцелярии. Щит полыхнул алым светом ментального конструкта. Настоящий. Я окинул взглядом гостя. Невысокого роста, худощавый, в привычном для дознавателей «похоронном» костюме, взгляд уверенный, только кажется чуть хмурым из-за нависающих густых и широких бровей. Не брежневских, конечно, но близко к тому. А вот нос подкачал. Этот ястребиный клюв, мало того что сам по себе навевал мысли о Сирано, так его еще и явно не раз ломали, отчего переносица приобрела весьма… извилистый вид. Серьезный дядечка.
Я медленно опустил ствол и кивнул столь же внимательно оглядывающему меня гостю.
— Добрый день. Прошу прощения, что встречаю в такой обстановке… Обстоятельства, знаете ли.
— Что вы, Виталий Родионович, это я должен просить у вас прощения. К сожалению, мы слишком поздно узнали, где вы находитесь. — Ничуть не смущаясь стоящих на коленях у стены полицейских, проговорил гость. — Ох, прошу прощения, я не представился. Старший дознаватель руянского представительства Особой Государевой канцелярии, Раздорин Вячеслав Германович. Может, мы пройдем в более удобное для беседы место?
— С превеликим удовольствием. А с этими что делать?
— О, не беспокойтесь. Мои люди займутся господами б ы в ш и м и полицейскими. — Акулья улыбочка у этого Раздорина.
Выскользнувшие из-за спины гостя, четыре неприметные личности в бушлатах и морских фуражках без «крабов», шустро спеленали онемевших от таких поворотов судьбы капитана и его подчиненных и, ничтоже сумняшеся, потащили их на выход. Ну а следом, двинулись и мы.
— В гостиницу? — Поинтересовался я, едва оказался в закрытом экипаже. Одном из двух, что дожидались нас у входа. К моему удивлению, пока мы выбирались из участка, нам на встречу не попался ни один человек. Впрочем, кажется, в прошлый мой визит сюда, наблюдалась точно такая же картина.
— Сожалею, Виталий Родионович, но нет. Сначала нам нужно заехать в присутствие. Это в станционном городке. Разберемся с этими господами. — Раздорин лениво махнул рукой. — А уж потом мои люди доставят вас в гостиницу.
— Что ж, пусть так. — Я согласно кивнул и уставился окно, разглядывая улицы Брега. Вот они сменились проселочным трактом и дорога стала заметно хуже. Нас начало просто-таки немилосердно трясти, так что мне пришлось проглотить вертевшийся на уме вопрос, чтобы случайно не откусить себе язык, задавая его.
Раздорин, судя по всему, тоже не рисковал сей важной частью тела, а потому поездка продолжалась в молчании. В конце концов, я не выдержал тишины и все-таки спросил.
— Князь ничего не передавал для меня?
— Нет. — Коротко отреагировал Раздорин.
— Жаль. Кстати, Вячеслав Германович, мне кажется, или станционный городок должен быть в другой стороне?
— Что-о? — Изображая недоумение, протянул мой визави и в следующую секунду в меня ударил какой-то сложный конструкт. Ах ты ж м-мать! Больно!
Судя по всему, я отреагировал не совсем так, как рассчитывал «коллега». Но времени на размышление нет. «Барринс» выскочил из кобуры и сухо щелкнул бойком. Дьявол! Осечка!
Удар рукоятью в очередной раз сломал моему спутнику нос и Раздорина, или как его там по-настоящему, просто-таки вынесло из экипажа. Крики, шум, гам! Ржание лошадей… Я не стал дожидаться, пока товарищи моего похитителя нашпигуют салон экипажа свинцом и рыбкой нырнул следом за псевдоколлегой, вон из экстренно тормозящей кареты. Перекат и вновь боек вхолостую щелкает по капсюлю. Да что это такое, а?! Раздорин поднимается метрах в десяти от меня и зло щерится. В отличие от моего «Барринса», его барабанник осечек не дает и я ныряю вперед и в сторону, уходя с линии огня. А в следующий миг мне в затылок прилетает что-то тяжелое и сознание уплывает. Падая, успеваю лишь заметить идущего ко мне возницу нашего экипажа, сжимающего в руке какую-то длинную веревку. Темнота.
