17

Проходят еще одни сутки. Мы по-прежнему трудимся в палаточном лагере. Карскому удается понемногу восстанавливать запас вакцины. Я помогаю ему в этом, насколько могу. Йордан почти безвылазно находится среди пациентов.

Предложение Агизура, как я и догадывался, коллеги дружно отмели. Вестей от Джулии никаких. Военные в районе Эль-Башара так и не появляются, хотя, по всем прикидкам, они давно должны были прибыть сюда.

У нас возникает робкая надежда на то, что вторжение не состоится. Нам некогда следить за новостями. Поэтому мы можем лишь предполагать, что командование срочно перебросило этих военных в какой-нибудь другой район страны, охваченной гражданской войной.

Да и вообще мало ли что могло произойти за это время. Колонну вполне могли разгромить фундаменталисты или еще кто-то. Ведь при таком развитии событий здешний конфликт стремительно превращается в войну всех против всех.

Ближе к вечеру выясняется, что мы заблуждались. С колонной военной техники ничего не произошло. Никуда ее не перебросили, и никто на нее не нападал. По крайней мере, об этом свидетельствует появление солдат в десяти милях на восток от оазиса.

Весть о том, что к Эль-Башару приближаются войска, верные новому правительству, разлетается по оазису мгновенно. Танки, бронетранспортеры, грузовики с солдатами — все в точности так, как несколькими днями ранее сообщали своим собратьям берберы.

Власти пытаются собрать остатки полиции для организации хоть какой-то обороны. Одновременно они призывают жителей оазиса и беженцев сохранять спокойствие и не создавать панических настроений.

Это заявление оказывает неоднозначное воздействие на людей. Одни действительно надеются, что все может обойтись. Другие спешат собрать свои вещи и срочно выехать отсюда. Третьи же требуют вооружить добровольцев, чтобы в случае чего оказать сопротивление карателям.

Слово «каратели» просто витает в воздухе. Но власти не спешат вооружать людей. Ведь неизвестно, против кого это оружие может быть впоследствии повернуто. Вдобавок здешние управленцы до конца не верят в то, что военные прибыли сюда именно с карательной миссией.

Но это их заблуждение моментально разбивается вдрызг. Военные без всякого предупреждения расстреливают гражданский автомобиль, замеченный на окраине оазиса. Люди пытались покинуть Эль-Башар, выехали на объездную дорогу и тут же оказались мишенью для солдат.

После этого инцидента скорость передвижения военной техники серьезно увеличивается. Колонна стремительно приближается к оазису. Никто из армейских чинов явно не собирается вести переговоры с кем бы то ни было. Несколько полицейских автомобилей, выехавших на окраину, обстреливаются из танка. Каратели беспрепятственно вступают в оазис.

Об этом нам рассказывает один из волонтеров. Он не побоялся забраться на вышку возле лагеря и лично наблюдал за происходящим через мощный бинокль.

Мы готовимся к самому худшему. Ведь один БТР и два грузовика с солдатами направляются в сторону палаточного городка. Техника останавливается в нескольких метрах от ограждения. Орудие на башне бронетранспортера наводится на ворота.

Из крытых грузовиков один за другим быстро выпрыгивают солдаты, вооруженные автоматами. Звучат команды офицеров, и бойцы распределяются так, чтобы полностью оцепить периметр городка.

Нам остается лишь в ужасе наблюдать за тем, насколько слаженно они это делают. Бросаться под дула автоматов бессмысленно. Мы остаемся возле ворот и ждем, что будет дальше.

«Если они не начали стрелять сразу, то и сейчас вряд ли откроют огонь. Наверняка хотят что- то сказать», — предполагаю я и через минуту понимаю, что не ошибся.

В сопровождении двух бойцов к воротам подходит офицер. Он держится весьма вальяжно, явно считает себя без пяти минут победителем, думает, что держит ситуацию под контролем. Этот субъект твердо уверен в том, что одного его кивка будет достаточно для того, чтобы уничтожить здесь все живое.

Убедившись, что ворота не заперты, а даже приоткрыты, он останавливается. Его глумливый взгляд скользит по каждому из нас. Расстояние между нами не такое уж и большое. Я вижу, как на мгновение расширяются его зрачки, когда он смотрит на Аркадия Федоровича. У этого офицера наверняка есть ориентировка с фотографией Карского.

Молчание, повисшее где-то на полминуты, обрывается.

— Мы знаем, что у вас имеется запас вакцины против вируса Эбола и передвижная лаборатория, где ее можно производить, — громко говорит офицер по-английски, замолкает и ожидает от нас ответной реакции.

— Что вы хотите услышать в ответ? — спрашивает на это Карский.

— Вы прекрасно понимаете, что я хочу от вас услышать, — с едва скрываемым раздражением заявляет военный. — Вы должны немедленно передать нам запасы вакцины и лабораторию со всем оборудованием и образцами. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?

— Понимаем, — отвечает академик. — Но смею вас огорчить. Запасы вакцины на исходе, а произвести новую в походных условиях не представляется возможным.

Эти слова Аркадия Федоровича явно обескураживают офицера. Он даже не находит сразу, что сказать. Под прикрытием охраны этот фрукт становится к нам вполоборота и связывается с кем-то по рации.

— По всей видимости, пешка, которая не до конца осведомлена, что к чему, — шепчу я коллегам.

— Советуется с шефом, — поддерживает меня мой наставник.

— С Михаилом Ивановичем, — демонстрирует Йордан свое знание фильма «Бриллиантовая рука», чем вызывает наши невольные улыбки.

Я представляю, как наши расплывшиеся физиономии выглядят со стороны, и едва сдерживаю смех. Этих улыбок не понимают не только военные, но и волонтеры, да и Агизур, только что прибившийся к нам.

— Помирать, так с музыкой? — замечает офицер, завершив переговоры по рации. — Сейчас я отдам команду, и вас всех уложат за пять секунд. А потом мы войдем в ваш лагерь и сами заберем то, с чем вы не хотите расстаться добровольно. Какой смысл упорствовать? Сдайте нам запасы вакцины и свою мобильную лабораторию.

В это самое время бойцы, стоящие по периметру палаточного городка, вскидывают автоматы. Причем делают это не одновременно, а как-то волнообразно, сначала крайние от ворот, затем все остальные. Наверняка командир, обращаясь к нам, незаметно подал им какой-то условный знак, оговоренный заранее.

Это лишний раз доказывает, что в их операции все спланировано до мелочей. Да и тот факт, что они так быстро прибыли к нам, тоже наводит меня на определенные мысли.

Скорее всего, военные заранее выяснили, где именно расположен палаточный городок и как сюда можно добраться. Без проведения разведки знать этого они никак не могли. А коли так, то возможны как минимум два варианта действий для получения ими такой информации.

Во-первых, сюда действительно могли быть присланы разведчики, а сама колонна находилась вне пределов видимости жителей оазиса. Это объясняет, почему прибытие военных произошло, вопреки нашим расчетам, с таким вот опозданием. Во-вторых, нельзя исключать, что сведения о размещении палаточного лагеря им передал кто- то из местных жителей или беженцев. Это могло быть сделано как злонамеренно, так и по принуждению, под дулами автоматов.

Такие вот мысли в моей голове проносятся практически мгновенно. Я даже удивляюсь сам себе, что в столь сложной ситуации пытаюсь размышлять о чем-то другом, кроме автоматов, наставленных на нас.

— Запасов вакцины действительно очень мало, — продолжает вполне серьезно объяснять Аркадий Федорович, хотя мы с Йорданом точно знаем, что он блефует. — Их хватит на восемь-десять прививок. Да и то по самым оптимистическим прикидкам. Лаборатории у нас как таковой нет. Большая часть оборудования погибла при аварийной посадке самолета, на котором сюда добиралась миссия, возглавляемая мной. Вы наверняка знаете об этой катастрофе. Если мы и пытаемся здесь что-то сделать, то только на свой страх и риск. Ведь мы имеем дело с вирусами. Думаю, вам не нужно объяснять, что это значит. Но, несмотря на все проблемы, связанные со смертельно опасными микроорганизмами, нам никак нельзя бездействовать. Мы давали клятву Гиппократа и готовы следовать ей до конца. Именно по этой причине мы до сих пор находимся в Эль-Башаре и не пытались его покинуть даже тогда, когда стало известно о приближении вашей колонны.

Академик говорит очень убедительно. Я замечаю, как в глазах офицера мелькает тень сомнения в собственной правоте.

«Неужели они отступятся?» — мысленно спрашиваю я самого себя в шаткой надежде на то, что все исчерпается лишь этими переговорами.

Однако офицер оскаливается в снисходительной ухмылке и выдает:

— Оставьте свои сказки для доверчивых простачков. У нас есть точная информации насчет вакцины и лаборатории. Она нисколько не совпадает с тем, что вы сейчас пытаетесь вбить нам в головы.

Офицер снова берет рацию и на этот раз демонстративно громко вызывает по ней кого-то из своих подчиненных.

Когда ему отвечают, он, опять-таки во всеуслышание, отдает приказ:

— Отправляйте ко мне огнеметчиков!

Мы это слышим и понимаем, что угроза лагерю обретает все более и более реальные очертания. Вероятность того, что это лишь ответный блеф военных, крайне мала. Если эти ребята в форме военных на самом деле знакомы с условием хранения вакцины, то понимают, что в огнеупорных боксах она запросто уцелеет даже после очень сильного пожара.

Вскоре возле ворот появляются несколько солдат с огнеметами.

— Отдавайте то, что нам нужно, и мы сохраним вам жизнь! — кричит в нашу сторону командир.

— То есть за десять доз вакцины вы оставите наш лагерь в покое? — Карский не отступает от своей линии в разговоре.

— Не за десять доз. Кроме того, речь идет только о медицинском персонале, — звучит в ответ.

— А как же больные?

— На все воля Всевышнего, милостивого и милосердного, — говорит офицер и снова ухмыляется.

Бойцы прямо через зазоры в ограждении направили огнеметы на палатки, ближайшие от ворот. Они явно ждут приказа, чтобы пустить огненные струи. Мы напряжены, хотя и стараемся не подавать вида. Никто из нас не верит, что в случае передачи вакцины и лаборатории военные оставят в покое и нас, и больных.

В этот миг неожиданно срабатывает рация, которую офицер забыл отключить.

— Из штаба поступил приказ начать зачистку немедленно! Повторяю, из штаба поступил приказ начать зачистку немедленно! Как поняли меня? Как поняли меня? — доносится чей-то голос, громкий ровно настолько, чтобы каждый из нас мог разобрать смысл всех произнесенных слов.

Офицер берет рацию, отворачивается от нас, как и в первый раз, и что-то отвечает.

Нам становится понятным, что уничтожения палаточного городка вместе со всеми, кто в нем находится, не избежать. Неужели конец?

Мы, как врачам и положено, делали все возможное, чтобы вылечить людей от страшного вируса и заболеваний, которые сопутствовали эпидемии. Мы не оставили своих пациентов даже тогда, когда ситуация казалась совершенно безнадежной. Мы каждый день рисковали подхватить эту чертову заразу. Так неужели теперь станем бояться огня и свинца карателей, прибывших из Хардуза? Да ни за что!

Вот только людей жалко. Многие из них едва успели обрести надежду на то, что все у них будет хорошо. Взять хотя бы того же Агизура.

Я невольно поворачиваюсь к нему и замечаю, что он ничуть не расстроен. Бедный парень. Он до конца не понимает, что сейчас со всеми нами произойдет.

Хотя… Куда это он смотрит? В сторону пустыни. Что Агизур там увидел?

Я гляжу в том же направлении. Вдалеке видно желтое, едва различимое облачко. Я пожимаю плечами. Агизур кивает мне с подбадривающей улыбкой, в которой читается одно: «Еще не все потеряно!»