Явление седьмое
Нина Александровна, Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна, Елена и Андрей, потом человек.
Нина Александровна. Пожалуйте, пожалуйте, здесь у нас уютная семейная комната, мы уж будем как свои. Я так давно желала познакомиться… так рада…
Гаврила Пантелеич. Н-да-с, хоть нежданно, негаданно, а приходится познакомиться, уж нельзя без этого.
Настасья Петровна. Привел господь!
Гаврила Пантелеич(к Елене). Ну-с, любите да жалуйте, уж какие есть, не взыщите!
Нина Александровна(указывая на диван). Прошу вас!
Белугины садятся на диван; Нина Александровна в кресле рядом с Гаврилой Пантелеичем; Елена и Андрей стоят подле Настасьи Петровны. Гаврила Пантелеич, не обращая ни на кого внимания к громко отпыхиваясь, оглядывает потолок комнаты. Человек подает на подносе чай Белугиным и уходит,
Нина Александровна. Еще не зная и не видя вас, я уже вас полюбила.
Гаврила Пантелеич. За что ж бы это, к примеру, вам полюбить нас?
Нина Александровна. Ах! ваш сын, моя Лена — это так близко и нам… я так люблю мою Лену!..
Гаврила Пантелеич. Ну, то они, а то мы. Конечно, давай бог ладу и нам, а им совет да любовь!
Нина Александровна. Я надеюсь… у Лены такой прекрасный характер… такое доброе сердце!
Елена. Мама, ты приписываешь мне такие добродетели, которых у меня нет.
Нина Александровна. Ах, друг мой, ты еще не знаешь себя, ты так молода!
Настасья Петровна(к Елене). Да, коли вышло у вас такое согласие с Андрюшей, так уж полюбите его… Он у нас такой хороший, добрый. А нам бы глядеть на вас да радоваться… Уж позвольте. (Целует Елену.)
Гаврила Пантелеич. Без любви да без согласия, мол, что уж! А чтоб надо по закону: да боится и да любит жена мужа своего! К примеру, вот мы с Настасьей Петровной тридцать лет прожили, а этой музыки, чтоб караул кричать, не бывало. Выругаешь ее когда под горячую руку — смолчит; после уж разве выговорит, если не по резонту обида. Ну, и измены какой друг другу — это уж избави и храни заступница! Я — топор, она — пила на этот счет, если б что!
Нина Александровна. Ах, если б вы знали мою жизнь с мужем… Я схоронила его три года назад… Ах, это было дружество с первого дня и до конца! Я не утешена после моей потери, и вот только она одна привязывает меня к жизни.
Елена. Мама, кто-то приехал.
Нина Александровна. Поди, Лена, встреть.
Елена уходит, за ней Андрей.
Гаврила Пантелеич(посматривая на потолок и указывая рукой). А в этом месте протекает!
Нина Александровна. Ах, уж и не смотрите: наша квартира такая дурная; мы очень недовольны!
Гаврила Пантелеич. А, к примеру, как плата от вас?
Нина Александровна. Мы платим очень дорого… восемьсот рублей в год.
Гаврила Пантелеич. Н-да, за такие хоромы дорогонько!.. Ну, да и за восемьсот царских палат не наймешь.
Человек(в дверях). Софья Николаевна приехали-с.
Нина Александровна. Ах, простите, мои дорогие, я вас оставлю на одну минуту, на одну только минуту! Мы никого не ждали, но наши добрые знакомые…
Гаврила Пантелеич. Что ж?.. ничего-с, мы и одни посидим!
Настасья Петровна. Вы, пожалуйста, без церемонии… не стесняйте себя..
Явление восьмое
Гаврила Пантелеич и Настасья Петровна.
Гаврила Пантелеич. (вслед Нине Александровне). Об чем это, не слыхать ли? Кажется, все переговорили, все ненужное-то, а нужного-то у нас… не бывало. Стало быть, и говорить… больше не о чем!..
Настасья Петровна. Кажется, она — дама простая и обходительная.
Гаврила Пантелеич. Ахи да охи! Как словно се кто поджаривает!
Настасья Петровна. Ну, как, Гаврила Пантелеич, на твои глаза?
Гаврила Пантелеич. Это чего?
Настасья Петровна. Нареченная-то дочка наша?..
Гаврила Пантелеич. Пышность, форс! Ну, а что там дальше-то — неизвестно.
Настасья Петровна. Уж очень, Гаврила Пантелеич, в ней эта великолепность! И словно как не девушка, а дама какая высокая… как смело матери отвечает! так и отрезала.
Гаврила Пантелеич. Потому что ты — дура! Нынче в том и образование, чтоб за словом в карман не лезть.
Настасья Петровна. Любить-то она его будет ли?
Гаврила Пантелеич. Ну, это старуха надвое сказала… ничего… гонку она ему даст!
Настасья Петровна. Как же это?
Гаврила Пантелеич. По всей видимости, я так думаю: друга себе заведет она, а друг этот самый после сзади мужа будет рожки ему строить, носы наставлять… Чертушка, мол, ты, чертушка, спасибо тебе! Поишь, кормишь жену-то для чужих.
Настасья Петровна. (в слезах) Как же это Андрюша Таню-то сменял?
Гаврила Пантелеич. (грозно). Настасья, аль ты приказ забыла?
Настасья Петровна. (отирая глаза). Молчу, молчу, Гаврила Пантелеич, только что сердце мое надрывается.
Гаврила Пантелеич. Опять?
Настасья Петровна. Нет, нет, батюшка!
Гаврила Пантелеич. А вот что: не пора ли гостям ко дворам?..
Настасья Петровна. Что ты, что ты, Гаврила Пантелеич! Посидим хоть немножко — обидятся.
Гаврила Пантелеич. А коли нам здесь делать нечего, коли мне не по душе! Чего еще, угощенья, что ли, ждать хочешь? Не видывала!..
Настасья Петровна. (закачав головой). Ах, конфуз ведь это!
Гаврила Пантелеич. Опять ты язык свой!..
Настасья Петровна. Ох, молчу.
Гаврила Пантелеич. Ну!
Входят Нина Александровна, Елена и Андрей.
Явление девятое
Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна, Елена, Андрей и Нина Александровна.
Нина Александровна. Тысячу раз простите, мои дорогие; мне так совестно… я вас оставила!
Гаврила Пантелеич. Ничего-с… Нам, однако, и время… часы поздние…
Нина Александровна. Ах, что вы, что вы! Не обижайте нас!..
Настасья Петровна. Он ведь у меня — сырой человек, Гаврила Пантелеич: они не могут никак долго не привычка-с!..
Гаврила Пантелеич. (кланяясь). Просим прощенья!.. Уж извините-с!
Нина Александровна. Как вам угодно; я стеснять вас не смею. Но позвольте мне сожалеть и надеяться, что в будущий раз… Ах, я и сама к вам!..
Гаврила Пантелеич. Милости просим!..
Нина Александровна. (обнимая Настасью Петровну). Как я жалею, как я жалею!
Настасья Петровна. Вы, пожалуйста, себя не беспокойте. А только что Гаврила Пантелеич, они у нас — такие люди, что им никак невозможно: им стеснительно. Уж позвольте… (Целует Елену.)
Андрей. (подходя к отцу). Сами изволите видеть… Что же вы скажете?
Гаврила Пантелеич. (у двери). Ну, что уж! Ослепли, братец, вот как! Настасья Петровна…
Настасья Петровна. Иду, иду, Гаврила Пантелеич… (Обнимаясь с Ниной Александровной.) Им, знаете, Гавриле Пантелеичу, часик посидеть — и довольно. А то уж снять сюртук да отдохнуть требовается.
Идет Нина Александровна, Елена и Андрей за нею.
Куда же вы, зачем беспокоитесь?
Нина Александровна. Нет, уж я вас провожу… Ах, как мне больно, как мне больно!..
Настасья Петровна. Ну, так уж Андрюша-то с Еленой Васильевной пущай останутся, пущай забавляются…
Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна и Нина Александровна уходят.
Явление десятое
Елена и Андрей.
Андрей. Вы думаете, Елена Васильевна, что я не понимаю, что я вас не стою, что это одно только счастье мне необыкновенное-с?
Елена. Ну, это как знать, кто кого стоит!
Андрей. А и во мне есть-с (ударяя себя в грудь), ого есть-с… разве только не захотите обратить внимания!
Елена. Поживем, так узнаем друг друга!
Андрей. А только теперь я очень конфужусь, провалиться, кажется б, сквозь землю! Все на меня смотрят а я ни повернуться, ни слова сказать… Стакан чуть не уронил, чай на какую-то даму на платье пролил.
Елена. (смеется). Это ничего… Конечно, лучше стаканов не ронять и платьев не обливать! А конфузиться нечего: как умеете, так и держите себя!
Андрей. Я это понимаю-с!
Елена. Приободритесь, имейте побольше достоинства, ведите себя просто, как всегда! Ведь все это страшная пустота: болтают, сплетничают, говорят пошлые любезности или пускают шпильки друг в друга…
Андрей. Уж я теперь вооружусь! А вот я сейчас для куража стакан шампанского выпью. (Целует руку Елены.) Поддержали вы меня-с.
Елена. А вот много поцелуев и вообще нежностей я не люблю! Да еще вам приказ: не извольте гоняться за мною, держитесь подальше!..
Андрей. И не подойду теперь! (У двери.) Человек! Дай-ка, братец, сюда бутылочку шампанского.
Елена. Когда будем танцевать, можете только кадриль…
Андрей. Слушаю-с…
Елена, кокетливо ударив его по плечу веером, идет быстро в гостиную.
Андрей(ловит ее и целует ее руку). Не могу! Последний раз!
Елена уходит.
Андрей. Эх, вся эта канитель — и к чему? Тоска здесь смертная… Взять бы саночки, да в Стрельну на своих серых!.. Эх, мороз-морозец, аленькие щечки!..
Входит Агишин.
Явление одиннадцатое
Андрей, Агишин и человек с бутылкой шампанского.
Андрей. А, вот он! Поди-ка сюда! (Горячо схватывает Агишина в объятья.)
Агишин(освобождаясь). Стой, стой, задавишь!
Андрей(ударяя ею по плечу). Эх вы, слабость, хилость!.. Ха, ха, ха!..
Агишин(пожимаясь). Эка сила и свежесть у них, у чертей, завидная!
Андрей. Садись, выпьем. (Сажает на диван. Человеку.) Ну-ка, послужи; налей нам, да и убирайся, а бутылку оставь!
Человек наливает и уходит.
Андрей. Ну-ка, давай по душе… (Чокаются и пьют.) Скажи-ка ты мне, ты, человек разумный, образованный: любит она меня или нет?
Агишин. Если теперь еще не любит, то потом уж полюбит непременно!..
Андрей. Почему так?
Агишин. Потому что свежесть, сила — чего же еще! Уж как там ни финти перед женщиной, а коли натуры мало, так не много возьмешь! А у вас этой здоровой любви…
Андрей. Да уж, брат, душу ли за нее положить, в охапку ли взять покрепче — уж этого у нас так-то много, что и девать не знаем куда.
Агишин. Все это хорошо, а совесть-то у тебя есть? Когда же мы?..
Андрей. Что же это? Насчет чего?
Агишин. А прощанье с холостой жизнью — холостая пирушка? У невест бывает девишник, а мы мальчишник сделаем!
Андрей. И разотлично! Так распорядись. Хочешь-у меня дома, а то так за Крестовскую! Только, чтобы уж вприсядку с тобой танцевать. (Ударяет его рукой по плечу.)
Агишин. Ой, ой! Уж ты выражай чувства как-нибудь иначе, а не дерись!
Андрей. Ну, теперь пойду приглашу танцевать какую-нибудь барышню, куражу довольно! Только все кислота какая! (Уходит.)
Агишин. Мил, мил! Ну, что за Андрюша у меня! Только какие у них длани!.. Вот этак, сохрани бог, попадешься! Нет, тут подумаешь!
Входит Елена.
Явление двенадцатое
Агишин и Елена.
Елена(опускается на диван). Я бешусь… Я просто зарыдать готова!..
Агишин(садится рядом). Что с вами?
Елена. Я совсем не выдерживаю своей роли: я или раздражительно весела, или не слышу, что говорят мне!
Агишин. Что за ажитация! Я от вас не ожидал. Будьте благоразумны.
Елена. Но из чего же я бьюсь, из чего же я бьюсь, скажите?
Агишин. Из того, чтобы приготовить себе приятную жизнь в будущем.
Елена. Я вас возненавижу!.. Ведь все это фразы, холодные фразы. Я еще не так пала, чтобы притворяться по холодному расчету!.. Где же мне поддержка? Где же та страсть, ради которой я играю комедию? где же она… моя опора? Ведь иначе я должна презирать себя!
Агишин(берет ее руку). Чего же, чего же вам нужно? (Целует ее руки.) Я люблю вас, люблю больше своей жизни, но разве здесь место, здесь время…
Елена. Ну, вот только мне и нужно, только мне и нужно!.. А то я изнемогаю! (Шепотом.) Давно бы, Давно…
Агишин(целуя ее руки). О, целая жизнь не стоит этой минуты!
Андрей показывается в дверях и уходит.
Елена(заметив Андрея, встает). Он видел!
Агишин. Ничего, пусть привыкает… Приласкать немножко — вот и все! (Уходит.)
Елена. Но все-таки надо поправлять дела… Теперь у меня опять силы, и вот сейчас проба!
Отходит к стороне. Входит Андрей.
Явление тринадцатое
Андрей и Елена.
Андрей(не замечая Елены). Мне почудилось, мне почудилось!.. (Хватает себя за голову.) Нет, я видел здесь, здесь… Господи! или в самом деле почудилось, что ли!
Стоит в задумчивости. Елена подходит к нему сзади.
Елена. Об чем, об чем? Разве женихи задумываются?
Андрей молча смотрит на нее.
Что за грозная туча на челе вашем?
Андрей. Так, мне что-то почудилось или померещилось!
Елена(хохочет). Ха, ха, ха! Не то ли, что у меня Агишин руки целовал? Ха, ха, ха! Извольте сейчас его вызвать на дуэль! Хотя я еще и не ваша, хоть он, как старый знакомый, мог горячо пожелать мне счастья и целовать мои руки, но вы вызовите его на дуэль и убейте, убейте непременно!
Андрей. Коли так-с, извините!
Елена. Ах, как это мило! Он ревнив, он… Отелло! (Смеется.) Это мне нравится. Значит, он и вперед будет ревновать, а кто ревнует, тот любит!
Андрей. Вот все и свалилось! Вы все можете — я погубить, и осчастливить человека! (Берет руку и целует.) Эта ручка-с… ну, одно слово, ваш-с — что хотите, то со мною и делайте!
За сценой музыка.
Елена. Пойдемте танцевать.
Действие четвертое
Декорация первого действия. Та же комната, но богаче отделанная и обставленная. Фамильные портреты стоят на полу, а вместо них висит дорогая картина.
Явление первое
Прохор, один, обметает мебель.
Прохор. Старики с фабрики приехали; два раза присылали узнать, дома ли. Ну, где, мол, скоро ль их дождешься? За город кататься поехали! Авось хоть при стариках-то угомонятся немножко, а то ведь это наказанье сущее: каждый день либо с утра до поздней ночи, либо с вечера на всю ночь, а ты до четырех утра не спи, дожидайся их! (Подходя к портретам.) Что эти идолы-то тут стоят! Прибрать бы их, да не знаю, куда повесить.
Входит Настасья Петровна.
Явление второе
Прохор и Настасья Петровна.
Прохор. Сами пожаловали…
Настасья Петровна(садясь). Ждала, ждала, Да уж моченьки моей нет… Часа четыре как с железной дороги приехали; сижу у окна да гляжу, как сыч.
Прохор. Теперь, чай, скоро будут; потому если на вечер куда, так переодеться домой заедут.
Настасья Петровна. Как тебя звать-то?
Прохор. Прохором, сударыня!
Настасья Петровна. Ты, что ли, Прохорушка, Андрюшу-то одеваешь?
Прохор. Нет, у них свой камердинер есть; а мое дело — передняя, да вот комнаты убрать, ну, опять у стола — мало ли дела!
Настасья Петровна. А почивают-то они где?
Прохор. Андрей Гаврилыч (показывая налево) вот здесь, на своей половине, а Елена Васильевна (указывая направо) — у себя, на своей-с.
Настасья Петровна. Как, врозь?
Прохор. Так точно. Как следует.
Настасья Петровна. Неужели и всё так?
Прохор. Всё так-с, как следует, как завсегда у господ бывает — на две половины.
Настасья Петровна. Да ведь муж-то и жена — одно, какие ж тут две половины? Коли бог сочетал воедино, на что же пополам-то делить?
Прохор. Уж это не нашего ума дело. Стало быть, так следует. Надо полагать, что так лучше, либо мода такая, а то кто б им велел!
Настасья Петровна. Что это ты, уж не врешь ли, Прохорушка?
Прохор. Что мне, помилуйте! Обыкновенно две половины: и гости, ежели к Андрею Гаврилычу или по делам, так они у себя принимают; а ежели к Елене Васильевне — так они на своей половине принимают.
Настасья Петровна. И гости-то разные?
Прохор. Разные-с.
Настасья Петровна. Ну, а чай как поутру?
Прохор. Завсегда врозь: потому Андрей Гаврилыч раньше встают и чай пьют, а Елена Васильевна позже — и кофе кушают.
Настасья Петровна. А обедают?
Прохор. Кушают вместе, уж это везде так.
Настасья Петровна. Ну, то-то уж, а то ведь это все одно что чужие. А согласно живут-то?
Прохор. А этого мы знать не можем, потому редко их и видишь: только что за столом-с. Когда Андрей Гаврилыч вечером покойной ночи желают, так ему ручку дают поцеловать; поутру тоже, когда с добрым утром — так опять ручку.
Настасья Петровна. Все ручку да ручку. (Качает головой.)
Прохор(прислушивается). А вот, должно быть, и приехали: что-то задвигали в передней, и дверями хлопают, и разговор слышно.
Настасья Петровна. Так я в Андрюшины комнаты пойду. Коли это мой старик, так ты не сказывай, что я здесь. (Уходит в дверь налево.)
Прохор уходит в переднюю. За сценой голос Елены Васильевны: «Пустите, что за глупости! Пустите, говорю я!»
Вбегает Елена за ней входит Андрей.
Явление третье
Елена и Андрей.
Елена. Сумасшедший, что вы делаете?
Андрей. А что такое? ничего-с!..
Елена. Я ведь не ребенок; можно ль носить на руках да еще на лестницу?
Андрей. Ничего-с, своя ноша не тянет. Я вас и дальше хотел нести, да кабы не вырвались, дотащил…
Елена. Куда это дальше?
Андрей. До самого до места…
Елена. До какого?
Андрей. Да ведь устали, отдохнуть захотите — так уж я прямо в спальню и хотел доставить.
Елена. Вот как! Это очень мило.
Андрей. Так я сию минуту-с!
Елена. Ну, нет, не трудитесь! Я и сама дойду, настолько-то сил у меня хватит. До свидания!
Андрей. Куда же вы?
Елена. Я пойду переоденусь.
Идет к двери, Андрей за нею.
Нет, нет, отправляйтесь на свою половину.
Андрей. Только и всего-с?
Елена. Чего же вам еще?
Андрей. Не много-с…
Елена. Ах, нет! вы очень нынче умно вели себя вас следует наградить. (Гладит по голове Андрея и целует.)
Андрей. Что же это, насмешка-с? Нет-с, уж лучше не дразните меня и не играйте со мною. У меня натура горячая и силы довольно-с. Другой раз заиграете, так, пожалуй, и не отыграетесь от меня.
Елена. А, вот как! Ну, так я буду осторожнее. Прощайте!
Андрей. Однако что ж это за тиранство, Елена Васильевна?
Елена. Какое тиранство? Ах, оставьте, пожалуйста!
Андрей. Как оставить? Поговорить надо, я желаю-с!
Елена. После как-нибудь. (Хочет идти.)
Андрей(берет ее за руку). Нет, уж извините. Откладывать зачем же — очень накипело. Вот почти месяц вы моей женой считаетесь, а жена ли вы мне? Какая моя жизнь? Забрался было в мечтах-то выше облака, да вот и свалился. Ведь я вас любил, выше всего на свете ставил… Вы думаете, легко мне говорить теперь в глаза, что вы меня обманули?
Елена. Чем обманула? Как?
Андрей. Да так, хуже чего не бывает; и обманывали нас и грабили — это с нами за нашу глупость случалось, а такой обиды и во сне не снилось, и врагу не пожелаем. Что я для вас сделал — об этом я говорить не стану, потому что вы за попрек сочтете, но я вам душу, душу отдал-с… Понимаете ли, душу отдал…
Елена. Ах, тише, пожалуйста.
Андрей. Да что мне тише? Я у себя дома. Я со всем трепетом просил руки вашей, вы изволили согласиться; какие же мысли вы тогда в голове держали? Опять же в церкви вы очень веселым духом объявили ваше желание. Значит: стоя-то под венцом, обещаясь перед богом быть мне женой, вы задумывали из меня, на потеху своим приятелям, сделать шута…
Елена. Какой вздор вы говорите!
Андрей. Не вздор, а все так точно-с. Ваши приятели меня поздравляют, счастливцем зовут, а вы на их слова подсмеиваетесь. Разве я не вижу? Эх!
Елена. К чему этот разговор?
Андрей. А вот к чему-с: целый месяц я делал для вашего удовольствия все, что вам было угодно; дела свои бросил и чуть не молился на вас; но только из этого хорошего ничего для меня не вышло, окромя стыда и конфуза… Но я имею свою гордость — довольно дурака-то корчить! Я теперь займусь своим купеческим делом, а вы живите как знаете, я вам мешать не буду. Уж на вашу половину я проситься больше не стану, а если вы, паче чаяния, почувствуете ко мне расположение, так милости просим ко мне, на мою-с.
Елена. Вы нынче не в духе…
Андрей. Нет, я довольно равнодушен, а если меня что за сердце возьмет, так я с вами не так заговорю, да не дай бог нам с вами этого дождаться!
Елена, с удивлением взглянув на Андрея, уходит в дверь направо.
Явление четвертое
Андрей, потом Настасья Петровна.
Андрей(подумав). Думай не думай, а дело — дрянь. Пойти счетами заняться. (Идет к двери налево.)
Настасья Петровна выходит ему навстречу.
Маменька!.. (Целует мать.) Ну, слава богу, насилу-то вы собрались!
Настасья Петровна. Слышала твой голос, да боялась войти: думала, с кем чужим разговариваешь. С самим, Андрюша, приехала, с самим; все хворал, да вот собрался, с тобой об делах потолковать хочет.
Андрей. Ну, уж обрадовали, маменька! Чайку не угодно ли?
Настасья Петровна. Мы давно с машины-то; Уж два раза напилась от скуки, ожидамши вас.
Андрей. Да присядьте, потолкуем.
Настасья Петровна. Ох, нет, нет! (Садясь) Разве на минутку… Ведь гроза надо мной: украдкой Андрюша, к вам взошла-то; а то не велел: строго-настрого приказывал, чтоб не смела. Теперь отдохнуть лег — так я сюда: сердце-то уж очень рвалось. (Встает и обнимает Андрея.) Дай же мне хоть посмотреть на тебя хорошенько!
Андрей. Все такой же, маменька.
Настасья Петровна. Ох, Андрюша, нет, и следа твоей прежней красоты не осталось! Что ты это, Андрюша, как худ-то стал, голубчик?
Андрей. Что вы, маменька? Так вам показалось!
Настасья Петровна(садясь). Нет, Андрюша, совсем цвету в тебе не стало. Ну, скажи же ты мне про ваше житье-бытье!
Андрей. Живем… ничсго-с… веселимся…
Настасья Петровна. Конечно, нельзя же! спервоначала надо ее потешить; ну, а потом пора и к дому приучать. Что она, с тобой-то как?
Андрей. Да она ничего-с… ласкова, шутит…
Настасья Петровна. Да как же это все шутит? Что уж весело ей, что ли, очень?
Андрей(с горькой улыбкой). Живем да радуемся-с… Вчера в маскарад, сегодня в театр, завтра на бал куда-нибудь либо за город — так тебя и носит! От веселья да от музыки голова кругом пошла, а новых друзей, новых приятелей и не сочтешь. Все тебе руки жмут, поздравляют, «счастливец, говорят, ты счастливец!» Ну, если люди счастливцем называют, так, стало быть, счастливец и есть!
Настасья Петровна. Так-то так, да что-то речи-то твои не хороши! Ты бы толком поговорил со мною.
Андрей. А вот к вам вниз сойду, тогда и потолкуемте.
Настасья Петровна. И из-под венца-то видеть вас бог не привел: сам прихворнул, меня не пускает, плакала, обливалась. И хворает-то, да и сердится; недели две как туча черная бродил, подступу не было. А потом, как фабрику-то распустил, дела порасстроились, хороших приказчиков да мастеров своим характером поразогнал, так и поотмяк и об тебе вспомнил. Стал жаловаться, что ты его забыл да бросил. А твоя ли вина? Он не то что тебя видеть, и слышать про тебя не хотел… Ох, Андрюша, и не след бы мне, а уж скажу: не родительское в нем чувство говорит, а за карман он боится…
Андрей. Нешто я не понимаю. Да это все одно-с. Из меня лаской тятенька все могут сделать, потому что мы к родительской ласке не приучены и никогда ее не видим. Да и не от кого-с; лаской из нашего брата хоть веревки вей. Как Сыромятовы поживают? Что Таня?
Настасья Петровна. Видно, помнишь? Житов, мучник, за нее сватается.
Андрей. Да, слышал и я. Житов — человек хороший, с душой, уж пусть бы хоть ей-то бог счастья дал!
Настасья Петровна. (вдруг встает). Батюшки, никак сам?
Андрей(прислушиваясь). Да, надо быть, что он-с.
Настасья Петровна. Вынеси, заступница!
Андрей. Пожалуйте сюда. (Провожает ее в дверь налево.) Там коридором пройдете.
Идет в переднюю, навстречу ему выходит Гаврила Пантелеич.
Явление пятое
Андрей и Гаврила Пантелеич.
Андрей. Пожалуйте, батюшка, пожалуйте!
Гаврила Пантелеич. Да, вот задумал побывать в Москву, поглядеть, как вы тут.
Андрей. Мы, слава богу-с! (Подвигая кресло.) Милости прошу, пожалуйте-с! Чайку не прикажете ли?
Гаврила Пантелеич. Присесть присяду, а чаю не надо. (Садится.) А я вот, брат, призадумываться стал.
Андрей. Что же такое, насчет чего-с?
Гаврила Пантелеич. Хворость, брат, одолевает. Да и дух не тот, не прежний. Зачем? для чего? Думаю: суета сует все это! Хочу, брат, о душе подумать, а то пристигнет час воли господней — и покаяться путем не успеешь.
Андрей. С чего же такие мрачности у вас в голове-с?
Гаврила Пантелеич. Да веселиться-то мне нечего. Коли сил нет, так без помощника плохо.
Андрей. А я то-с?
Гаврила Пантелеич. На приказчиков какая уж надежда! Воровать друг перед другом взапуски — вот на это их взять!
Андрей. Да я-то на что же-с?
Гаврила Пантелеич. Ну, где уж тебе? Нет, не туда дело поехало!
Андрей. Почему же так? Я при деле быть могу.
Гаврила Пантелеич. Ты-то пожалуй, да прынцесса-то твоя — не низко ли ей покажется?
Андрей. Это дело до нее не касающее.
Гаврила Пантелеич. Ну, как, братец! Она, к примеру, такое пирожное, сидит и на фортепьяне играет, а ты из красильни, как шут какой, в кубовой краске в залу-то ввалился! Так одно к другому не подходит.
Андрей. Ничего-с! Коли им не угодно, я один уеду; а они могут в Москве остаться.
Гаврила Пантелеич. В конторе беспорядки, книги позапущены, приказчиков поразогнал, получения плохи!
Андрей. Это уж на что хуже-с!
Гаврила Пантелеич. Пока ты наблюдал, так дело шло в лучшем виде, а теперь не скоро и распутаешь. До того дошло, что хоть прикончить фабрику-то, так в ту ж пору.
Андрей. Нет, как можно-с, дело миллионное! Для вас все суета, а я — человек молодой, я жить хочу.
Гаврила Пантелеич. Убытков боюсь. Фабрика — такая машина, что коли она в порядке, так барыш, а коли порядку нет, так она года в два все твое состояние съест. Так вот я затем в Москву-то поговорить с тобой. Приходи вниз завтра пораньше, потолкуем, на чем-нибудь надо решить. Я думаю здесь Москве пожить: захвораешь, так дохтура близко; помолиться когда, так святыни много.
Андрей. Милости просим: я низ отделал, там для вас всякое спокойствие будет.
Гаврила Пантелеич. Уж видел, что отделал — швыряй деньги-то! (Заметя портреты.) Эге! вот ты их куда разжаловал, стариков-то!
Андрей. Я хотел их туда вниз-с…
Гаврила Пантелеич. Ну да, подальше куда-нибудь, чтоб с глаз долой: на чердак или в сарай их, чтоб не зазорно было, что у нас, мол, деды — не князья, не бояре…
Андрей. Нет-с, не потому-с…
Гаврила Пантелеич. А кто, Андрей, нам с тобой деньги-то дал? откуда все эти шелки да бархаты, и кто нам эти палаты выстроил?
Андрей. Все это я понимаю-с…
Гаврила Пантелеич. А каково было наживать-то ему? Ведь он в лапотках в Москву-то пришел, на себе воду возил, недоедал, недосыпал, и под дождем, и на морозе…
Андрей. Все это при нем и останется-с.
Гаврила Пантелеич. Коли ты труды его ни во что ставишь, так хоть за ум-то почти! Ума-то в этой голове было не то, что у нас с тобой!
Андрей. Да я за все его почитаю и уважаю-с.
Гаврила Пантелеич. Поглядывай на него почаще, так сам умней будешь. (Строго.) Подай мне их, я им место найду!
Андрей. Извольте-с. Я давно Прохору говорю, чтоб он их вниз снес. Вы напрасно в сердце приходить изволите.
Гаврила Пантелеич. Не напрасно! Погляди на себя хорошенько, то ли ты делаешь-то? Ты, может, думаешь, что родители-то — звери, что они к детям все с сердцем да с грозой; так нет, брат, и тоскуют по вас иногда, бывает, что и до слез… (Утирает глаза и, махнув рукой, идет к двери.)
Андрей(останавливая отца). Позвольте-с! Что же так со слезами уходить, будто я вас обидел? Ведь я ваш сын-то; нужды нет, что я хожу во фраке, а и во мне тоже этой дикости довольно, достаточно. Вы меня за самое сердце задели, а я — русский человек: в таком разе могу все, что для меня дорогого, сейчас пополам да надвое. Скажите одно ласковое слово, так все брошу и не то что конторщиком или машинистом — кочегаром у вас на фабрике буду.
Гаврила Пантелеич. Ну, ну, бог с тобой! Родня мы, родня, вижу.
Андрей. Крутое сердце у меня, тятенька.
Гаврила Пантелеич. Да вижу, вижу…
Андрей. Но и не дурак притом…
Явление шестое
Андрей, потом Прохор.
Андрей(берется за голову). В самом деле, на дедушку-то посматривать: не поумнею ли? Нет, конечно, надо приставать куда-нибудь, к одному берегу. Барином мне не быть, так хоть купцом-то остаться порядочным. Довольно разыгрывал дурака; пора за ум взяться. Вот когда думать-то моей глупой голове, да думать так, чтоб лоб трещал; а что обдумаю — хорошо ли, дурно ли, — так уж завинтить накрепко. Прохор!
Входит Прохор.
Не пущай ко мне никого.
Прохор. Слушаю-с.
Андрей. Ни одного человека. (Уходит в дверь налево.)
Входит Елена Васильевна.
Явление седьмое
Елена и Прохор.
Елена. Кто был здесь?
Прохор. Гаврила Пантелеич и Настасья Петровна приехали с фабрики, так приходили к Андрею Гаврилычу.
Елена. А где он, Андрей Гаврилыч?
Прохор. У себя в кабинете. Не приказали беспокоить: делом заняты.
Елена. Ко мне, кроме Агишина, никого не принимать…
Прохор. Слушаю-с. (Уходит.)
Нина Александровна входит.
Явление восьмое
Елена, Нина Александровна, потом Прохор.
Елена. Мама, что ты такая кислая?
Нина Александровна. Я совсем умираю от мигреней; да и ты сегодня что-то не в духе.
Елена. Мне скучно, мне тяжело, мне надоела моя жизнь!
Нина Александровна. Ах, Лена, как я страдаю за тебя! Ты начинаешь раскаиваться? Это ужасно. Я предчувствовала, что между вами ничего не будет общего; ты до сих пор нисколько, кажется, не сошлась с ним.
Елена. Да, он мне чужой, совершенно чужой. Я замечаю, что он гораздо лучше, серьезнее, умнее, чем я прежде о нем думала; в нем есть решительность, отвага. Я его уважаю и даже нельзя сказать, чтобы я была к нему совсем равнодушна; какое-то довольно теплое, как бы родственное чувство есть к нему.
Нина Александровна. Что ж тебе еще?
Елена. Но, мама, в нем нет этого «чего-то», что нравится женщинам, что их покоряет. Такой недостаток уничтожает все в мужчине. Мне иногда очень жаль его, особенно когда я вижу его отчаяние; но чтоб оказать ему ничтожную ласку, мне надо сделать над собой большое насилие.
Нина Александровна. Ты его уважаешь этого, кажется, довольно бы…
Елена. Для меня мало.
Нина Александровна. Но чем же все это кончится?
Елена. Не знаю; но, кроме того, есть еще помеха… Мама, я тебя обманывать не стану: сегодня или очень скоро должна решиться моя участь. Может быть, я поступлю дурно, но не проклинай меня, а прости и пожалей…
Нина Александровна(вслух). Лена, боже мой! Дитя мое, что у тебя в голове?..
Входит Прохор.
Прохор. Господин Агишин.
Елена. Просить.
Прохор уходит.
Ничего, ничего, мама; это я так, я сильно выразилась. Иди приляг, успокойся! Мы после поговорим.
Нина Александровна. Ну, хорошо; ну, бог с тобой! Я знаю, что ты меня пожалеешь. (Целует дочь и уходит.)
Входит Агишин.
Явление девятое
Елена и Агишин.
Агишин. Ваше здоровье?
Елена. Как всегда.
Агишин. Пощадите, Елена Васильевна, половина моих приятелей готовы в сумасшедший дом! Только и речей, только и вопросов, что о вас.
Елена. Я не очень малодушна, меня это не радует нисколько. Напротив, я страдаю, очень страдаю.
Агишин. Что с вами? это меня пугает.
Елена. Я сгоряча, не одумавшись, сделала самый важный шаг в жизни, я поторопилась выйти замуж. С первого же дня замужества я почувствовала раскаяние: я сделала дурное дело.
Агишин. Мне кажется, вы просто хандрить начинаете.
Елена. Я чувствовала и чувствую раскаяние, только я стараюсь заглушить его в себе — но не в силах! Когда я кинулась в эту жизнь, я увидала, что задача, которую я взяла на себя, мне невыносима, что я не та, какой я себя представляла, что я лучше! А уж дурное дело сделано, и его уж не воротишь.
Агишин. Вам надо отдохнуть, вам надо отдохнуть! Успокойтесь немного, а потом… скоро мы с вами за границу, под другое небо! Вернетесь вы оттуда веселая и бодрая…
Елена. Но я притворяться не могу и не стану.
Агишин. Посмотрите на других женщин: как легко они…
Елена. Не говорите мне, не говорите мне о других женщинах! я не хочу их ни судить, ни брать с них примера. Я чувствую, чувствую всем моим существом, что могу принадлежать только одному, иначе… иначе гадко, отвратительно! Мое нравственное чувство возмущается при одной только мысли…
Агишин. Все нравственность, все еще идеалы!..
Елена. Нет, какое идеалы? это просто отвращение! Я не знаю, какое это чувство: нравственное или физическое; но знаю, что без этого чувства человек не человек.
Агишин. Или вы существо особенное, или я совсем не понимаю женщин! По-моему, что за любовь, что за страсть без интриги, без проступка!
Елена. Проступок уже сделан, да не проступок, а преступление. Разве не преступление то, что я сделала с Андреем? Я умышленно обманула его, любя другого, и для другого я сделалась его женой, хотя по имени только; но ведь это имя — чужое, и состояние, которым я пользуюсь, — чужое! Ведь это воровство!
Агишин. Но чего же вы хотите?
Елена. Чего я хочу? Я скажу всем, и скажу решительно: я хочу открыто разойтись с мужем.
Агишин. Что вы, что вы! Ведь это позор!
Елена. Да, позор! Я хочу, чтоб все знали, что я такое! Я хочу перенести должное, заслуженное, и затем жить, как сердце хочет. Позором, одним позором только могу я теперь частию искупить мое преступление и добыть вновь свободу, которой я лишилась.
Агишин. Но… но… я не понимаю, что же делать?
Елена. Очень просто! ну, хотя бы так: завтра, послезавтра мы с вами вдвоем за границу!
Агишин. Гм… да… И это у вас решено?
Елена. Да, решено! Что же? Вы поражены, вы, кажется, просто испуганы? Или мне только кажется так?
Агишин. Нет, нет, а только такой шаг!
Елена. Да какой же еще шаг? Всякий другой хуже, безнравственнее!
Агишин. Нужно приготовиться, нужно обдумать: последствия слишком серьезны.
Елена(с гневом). Так вот что! Вы не готовы, вам нужно еще обдумать!
Агишин. Не за себя! Боже мой, поймите, за вас! Такие вещи под минутной вспышкой не делаются, тут нужно все…
Елена. Минутная вспышка! Чувство такое созревшее и сильное, что я не подорожила ничем, пошла на преступление, — и вы осмелились назвать его минутной вспышкой!
Агишин. Извините, простите! Нет, вот что! За себя я на все, на все готов, умереть на плахе готов за вас; но, любя вас, я дорожу вами и трепещу за каждый ваш шаг; я думаю над каждым вашим движением! Я хочу видеть самое отдаленное будущее, знать самые крайние последствия.
Елена. Довольно, довольно!.. Я верю вам; да, я вижу теперь, что и мне нужно подумать. (Отворачивается в сторону.)
Входит Андрей.
Явление десятое
Елена, Агишин и Андрей.
Агишин. Здравствуй, друг!
Андрей(холодно). Наше вам почтение!
Агишин. Что с тобой? Ты еще от маскарадов не очнулся?
Андрей. Нет, очнулся, от всех маскарадов очнулся… А много я их видел — и вчера, и сегодня, и в маскараде маскарад, и дома маскарад!
Агишин. Что за разговор, мой друг? Ты чем-нибудь взволнован, огорчен?
Явление одиннадцатое
Елена и Агишин.
Агишин. Что с ним? Он зверем смотрит! Минута, кажется, не совсем удобная, чтобы нам с вами продолжать начатый разговор. (Подходит и берет ее за руку.) Завтра или на днях мы возобновим его.
Елена. Не поздно ли будет?
Агишин. Нет, нет, куда торопиться! Вы успокойтесь! А теперь до свидания! Так, так, так, отлично! Смелый, решительный шаг в жизни — это очень хорошо! Мы поедем, мы с вами поедем. До свидания! (Уходит.)
Елена(вслед ему). Не поедешь ты, не поедешь: вижу я теперь тебя! И для него-то столько жертв и такие страдания! Но что же я? где я? зачем я здесь? (в слезах закрывает лицо руками.) Какое я жалкое создание, какое ничтожное!
Входит Андрей.
Явление двенадцатое
Елена и Андрей.
Андрей. Не плачьте, я вас сейчас утешу.
Елена(с грустью). Ах, это вы! Что вы?
Андрей. Вы плачете, может быть, оттого, что себе стеснение чувствуете, так я вам свободу дам-с! Да и мне она нужна. Как бы вы меня ни ценили — шутом ли, дураком ли, — это ваше дело-с; только ведь и шуту отдохнуть надо! А если всё его поминутно дразнить, так он озлобится и зверем станет! И давайте мы с вами начистоту, от чистого сердца, значит! И слов будет немного — к чему они-с? все дело как ясный день видно! Все наружу вышло: и тайны ваши, и любовь ваша. А к кому — об этом говорить не нужно-с… А зачем вы меня к этому делу припутали и над сердцем моим надругались — это мы разбирать не будем; это уж после пусть бог рассудит! А теперь нам одно: чтобы каждому по своей дороге, чтоб друг другу не мешать! И отличное будет дело-с: вы уж поезжайте с ним за границу, как вы изволили сбираться; денег у вас довольно-с… Извините-с, я вас деньгами не попрекаю… я вам даже вот что скажу: коли мало будет, еще возьмите-с! души не жалел для вас, пожалею ли денег-с! Так вот и извольте ехать. А я уж… ну, уж я там свой предел найду-с, а вам и не интересно, да и знать обо мне не для чего-с!.. Только, любя вас, я вам признаюсь, хоть и не надо бы, что мне будет не так уж больно весело, как вам!.. (Сквозь слезы.) И что погибели на свою бездольную голову я буду очень рад-с.
Елена(с рыданием). Да хоть не плачьте, это невыносимо!
Андрей. Да-с, об чем плакать? Это точно-с: плакать уж нечего, поздно!.. Только вот что-с, вы уезжайте скорей, скорей, говорю вам!.. И ради бога, ради самого бога, чтобы ничего промеж вами на глазах моих!.. Потому я еще люблю вас, с собою не совладаю и могу быть страшен. Я убью вас, его — ко мне уж давно к горлу подступает и грудь давит! Я дом зажгу и сам в огонь брошусь!.. Ради бога, пожалейте вы меня и себя… Собирайтесь — и бог с вами! Прощайте!
Быстро уходит в среднюю дверь Елена, рыдая, падает в кресло.
Действие пятое
Декорация четвертого действия.
Явление первое
Нина Александровна, Елена (выходят из боковой двери справа), потом Прохор.
Нина Александровна. Как это неприятно, как это неприятно! Вот какие дурные замашки у этих людей! Как ты расстроена, бедная Лена!
Елена заглядывает в дверь налево.
Что, нет его там?
Елена. Нет.
Нина Александровна. Не умеют они вести себя, никакой в них порядочности нет, никакого снисхождения к женским нервам.
Елена. Где он, что с ним? Убежал вчера как сумасшедший, и вот до сих пор его нет.
Нина Александровна. Кто ж его знает! Ведь это уж такие люди: они свои чувства умерять не умеют, у них все через край — и хорошее и дурное, и радость и горе. От радости они готовы плясать и обнимать всякого встречного, а горе или в вине топят, или что-нибудь еще хуже.
Елена. Мама, ты меня пугаешь…
Нина Александровна. Кажется, тебе его жалко немножко?
Елена. Очень естественно: у него горя не было — откуда оно перешло к нему, от кого?
Нина Александровна. Разумеется, как его не жалеть! и мне его жалко, уж давно жалко…
Елена. Надо будет успокоить его; страшно видеть людей, которые собой владеть не умеют.
Нина Александровна. Да, да. А ведь я думала, что ты после вчерашнего, сердишься на него
Елена. За что? Он был прав по-своему, совершенно прав. Я должна была ждать этой выходки: ведь он не кукла же наконец! Да в его словах и не было ничего обидного, в них было гораздо больше любви, чем упреков. Неизвестно, кто сильнее в это время страдал: я или он.
Нина Александровна. Все-таки не мешало ему быть деликатнее и не доводить тебя до обморока. Ты расстроилась и не спала всю ночь, бедная моя Лена!
Елена. Я привыкла не спать по ночам, а поутру — я сама не знаю зачем — я все слушала, не будет ли звонка в передней. Меня сначала удивило, а потом испугало, что он совсем не явился домой. Ах, как он меня любит, как сильны страсти у этих простых людей!
Нина Александровна. Тем лучше: значит, тебе только приласкать его немного, и он опять — твой покорный раб.
Елена. Без сомнения, я об этом и не беспокоюсь нисколько. Но у меня еще как-то не все ясно в голове; мне чего-то недостает, не хватает решительности и что-то мешает.
Нина Александровна. Я была бы очень рада, Лена, если б ты освободилась от дурных влияний.
Елена. Да, мама, я, кажется, освобожусь. Я много передумала и перечувствовала в эту ночь.
Нина Александровна. Слушайся более голоса сердца, Лена! Совесть, долг — не пустые слова. Кто думает их заглушить в себе, тот ни покоен, ни счастлив быть не может.
Елена(подумав). Да, да, правда твоя.
Входит Прохор из средней двери с чемоданом.
Андрей Гаврилыч еще не бывал?
Прохор. Никак нет-с; они внизу, у Гаврилы Пантелеича, там и чай кушали.
Елена. А когда же он домой приехал?
Прохор. Да они вчера не поздно-с; только прошли другим ходом: не хотели звонить, чтобы вас не беспокоить.
Елена. Мама, мы ошиблись: он имеет снисхождение к женским нервам.
Нина Александровна. Их не скоро поймешь, мой друг.
Елена. Зачем же ты чемодан несешь?
Прохор. Да хочу укладываться: на фабрику едут — только позавтракают. Сейчас приказали здесь у них закуску накрывать. (Уходит в дверь налево.)
Елена. На фабрику… он мне об этом ничего не говорил.
Нина Александровна. Вероятно, отец посылает; он сам не знал. Ну, теперь твои волнения кончились. Ах, у меня там кофе стынет. (Уходит направо.)
Выходит Андрей; на нем теплый кафтан с меховой опушкой, подпоясан ремнем, в русских высоких сапогах.
Явление второе
Елена и Андрей.
Андрей. С добрым утром-с! (Кланяется и почтительно целует руку Елены.)
Елена. Где вы были?
Андрей. Где я был-то-с? А вам на что же? у тятеньки был.
Елена. Нет, где вы вчера были?
Андрей. Приятеля встретил, Сыромятова. У него и был-с. Да это уж мое дело.
Елена. Да, конечно, извините. Я совсем не то хотела спросить. Вы здоровы?
Андрей. Что ж это вам вдруг такая особенная печаль обо мне пришла?
Елена(строго). Отвечайте на вопрос! Вы здоровы?
Андрей. Слава богу-с!
Елена. С меня и довольно. Я желала знать о вашем здоровье, потому что беспокоилась за вас. Вы вчера были так расстроены…
Андрей. Это с нами случается-с, пошумим… Так неужто с этого хворать? Это уж много будет!
Елена(осматривая его). Что вы, в маскарад собрались?
Андрей. Нет, на фабрику-с. Извините, что в таком виде! Теперь не до моды: надо за работу приниматься.
Елена. Да ничего, это к вам идет.
Андрей. Идет ли, нейдет ли — уж на это мы не смотрим. Теперь время зимнее, у нас на фабрике и немцы и англичане в таких тулупчиках ходят. Потому — бегать по корпусам то в ткацкую, то в лоботорию…
Елена. В лабораторию…
Андрей. Так точно-с. Мудреное слово-то, не скоро выговоришь. Да и в красильне, промежду чанами, вертеться во фраке-то — оно не очень способно.
Елена. И вы надолго едете?
Андрей. Не знаю-с. Месяца три пробуду, а может, и больше. Да что и в Москве-то делать? какая тут радость особенная?
Елена. Да, вот как!
Андрей(прислушиваясь). Кажется, наши идут-с. Ко мне на закуску-с. Так уж вы меня не конфузьте! А как будто между нами ничего не было. Разъедемся с миром: я на фабрику, вы — за границу.
Входят Сыромятов и Таня.
Явление третье
Андрей, Елена, Сыромятов и Таня.
Андрей(Елене). Это мой старый приятель-с…
Сыромятов. Уж извините-с. Сыромятов по фамилии, Василий Иванов-с.
Андрей(Елене). А это его сестра-с, Татьяна Ивановна Сыромятова. (Тане.) Супруга моя, Елена Васильевна.
Таня(подавая руку Елене), очень приятно познакомиться.
Сыромятов. Ну уж! где нам знакомство такое: (Елене.) Не важная-с особа: за мучника выходит.
Андрей. Да капитал-то у этого мучника больно здоров; он всех нас купит. (Тане.) Видно, у вас на фабрике воздух очень здоров.
Таня. Почему так?
Андрей. По красоте вашей сужу. Вы еще лучше прежнего стали, много превосходнее.
Таня. Так мне и надобно: ведь я — невеста.
Андрей(Тане). А если я опять, по-старому, начну вам свою любовь выражать, ваш муж меня на дуэль не вызовет?
Таня. Не знаю.
Сыромятов. Что за дуэль! У нас так не водится. По-нашему, поленом — вот и все…
Андрей. Хорошее обыкновение у вас, и другим перенять его не мешает.
Таня. Я-то поправилась, а вы-то на что похожи? Что вы, нездоровы были, или что с вами?
Андрей. Я ничего-с, я здоров и всем доволен.
Таня(Елене). Уж вы, Елена Васильевна, берегите его, чтоб он здоровый был, веселый — вот как я.
Елена. Я очень бы рада была, если б он был здоров и весел.
Таня. Любить его надо хорошенько, вот он и весел будет.
Елена. Хорошо, я последую вашему совету. А скажите, пожалуйста: у вас там, на фабрике, я думаю, тоска невыносимая…
Таня. Нет, отчего же? У нас знакомство большое иностранцев много, англичан; у них жены — такие музыкантши. Все газеты получаем, журналы.
Елена. Но ведь там ничего достать нельзя. Вот например, приданое: неужели за всякою малостью в Москву ездить?
Таня. Кто и в Москву ездит, далеко ли тут? А мы мало за чем сюда ездим.
Елена. Неужели там покупаете?
Таня. Нет, мы из Парижа выписываем. От нас туда постоянно ездят, редкий месяц оказии не бывает; как что новое, сейчас и получаем. Мне одних шляпок с дюжину привезли — любую надевай.
Елена. Вот как! Вам позавидуешь.
Андрей. (Сыромятову и Тане). Пожалуйте ко мне, пожалуйте закусить!
Таня(Елене). А вы что же?
Елена. Я не хочу.
Андрей. Им еще рано, они только что встали. (Провожает Сыромятовых в дверь налево.) А вот и тятенька с маменькой!
Входят Гаврила Пантелеич и Настасья Петровна.
Явление четвертое
Андрей, Елена, Гаврила Пантелеич и Настасья Петровна.
Андрей. Пожалуйте-с! С женой прощался-с.
Гаврила Пантелеич(кланяясь). Нельзя же. Честь честью.
Андрей. Ведь кто знает, скоро ль увидимся.
Настасья Петровна. Ах, Елена Васильевна, здравствуйте
Андрей. Пожалуйте, маменька.
Гаврила Пантелеич(жене). Иди, иди!
Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна и Андрей уходят в дверь налево. Входит Нина Александровна.
Явление пятое
Елена и Нина Александровна.
Елена. Мама, что ж это такое?
Нина Александровна. Что, что?
Елена. Он меня совсем знать не хочет! Он не обращает на меня никакого внимания.
Нина Александровна. Тебе так показалось,
Елена. Нет. Он на несколько месяцев уезжает на фабрику и объявляет мне об этом совершенно равнодушно, как посторонней женщине. Где ж его обожание?
Нина Александровна. А ты давеча говорила, что он тебя очень любит…
Елена. А вы давеча говорили, что стоит только приласкать его немножко.
Нина Александровна. Кто ж их разберет? Мы обе ошиблись!
Елена. Ни малейшей даже теплоты, ни малейшего участия ко мне.
Нина Александровна. Да на что тебе его участие? Слава богу, что не сердится, из себя не выходит. Он уезжает на фабрику — ну, и бог с ним! Ты сама желала свободы.
Елена. Конечно, свобода для женщины — дело дорогое; но что же он думает обо мне? Я не могу допускать, чтоб меня подозревали в чем-нибудь дурном. Разве легко сносить презрительное обращение? Да и от кого же еще? От человека, которого я считала гораздо ниже себя… Что за преступление я сделала? Если я несколько виновата, так и он не прав; в нем нет ни ловкости, ни хороших манер… Я не обнаруживаю большой любви к нему… и все-таки он не имеет права, я не подала ему никакого повода презирать меня. Я хочу, я требую, чтоб он простился со мной, как следует порядочному человеку, почтительно, нежно…
Нина Александровна. Все это ты ему скажи, Лена.
Елена. Ах, мама, могу ли я? Я вся разбита, я теряю голову, ум… Я не могу управлять, владеть собой. Поговори, мама, ты с ним!
Нина Александровна. Хорошо, поговорю. Но как я его увижу? У него теперь гости.
Елена. Вероятно, он выйдет; придет же он хоть поклониться нам.
Нина Александровна. Да, конечно. Пойдем отдохни, успокойся. Ты не спала, вот и расстроилась!
Уходят направо. Входят Андрей и Прохор.
Явление шестое
Андрей, Прохор, потом Агишин.
Андрей. Какой там дурак накрывал? Шампанского нет. Скажи, чтоб подали бутылки две-три. Нешто проводы без шампанского бывают?
Прохор. Слушаю-с.
Идет к двери и встречается с Агишиным. Андрей идет к двери налево, но, увидав Агишина, останавливается у двери.
Агишин. (не видя Андрея). Кто дома?
Прохор. Елена Васильевна и Андрей Гаврилыч
Агишин. А!.. Он дома?
Прохор. Дома-с, да и родители его здесь.
Агишин. Семейная картина! Ну, так я после зайду. Ты не говори, что я был.
Андрей(подходит к Агишину и берет его за pyку). Нет, что ж, куда же бежать? Уж это зачем же?
Агишин. Новый способ иметь гостей! Тащить их силой, за ворот! Но я, друг мой, зашел мимоходом. Мне очень нужно тут, недалеко, по одному делу…
Андрей. Ну, да полно городить-то! Сюда шел; здесь твои все мысли, и всё — здесь и ждут тебя. А меня и сунуло тебе навстречу. Ну, да ничего, я сейчас еду на фабрику.
Агишин. Ты говоришь какую-то дичь! И вообще я замечаю с некоторых пор, что ты ко мне странно относишься. Ты что-нибудь имеешь против меня? Если мы тобой не объяснимся и если мы не станем по-старому приятелями, то я должен буду расстаться с тобой навсегда, как мне ни приятно знакомство с вашим домом.
Андрей. «Что-то» да «как-то» — это все канитель! Ну какого еще черта! А по-нашему — начистоту! Коли заговорили, так давай договаривать. Ты думаешь, я ваших штук не вижу? А если вы хотели меня дурачить, так ошиблись!
Агишин. Но я не понимаю… я все-таки не понимаю… Для меня ново, неожиданно…
Андрей. Полно, Николай Егорыч, полно! Что тень-то наводить — дело ясное. На дуэли мы с тобой драться не будем: коли дело плохо, ты его стрельбой не поправишь; сколько ни пали, а черное белым не сделать! А если у вас дальше пойдет и шашни свои ты не оставишь, так, пожалуй, ноги я тебе переломаю; за это я не ручаюсь, от меня станется. Вот теперь разговаривай с женой. Прохор, доложи Елене Васильевне, что господин Агишин желает их видеть.
Прохор уходит в дверь направо.
А со мною говорить больше не об чем; я все сказал, что тебе знать нужно. (Уходит в дверь налево.)
Агишин. Нет ничего хуже, как иметь дело с этими дикими. Какой дурацкий апломб! Какая уверенность в своих супружеских правах! То ли дело — развитые, современные мужья! Они как будто конфузятся, стыдятся своего привилегированного положения и уж нисколько не верят в неприкосновенность своих прав. Порядочный муж, коли заметит что-нибудь такое, он сейчас устранит себя… Как-нибудь да устранит… ну, там застрелится, что ли… А этот говорит: «ноги переломаю»… Да он и сделает. Вот так и гляди теперь по всем сторонам, так и поглядывай.
Входят Елена и Прохор, который проходит в среднюю дверь.
Явление седьмое
Агишин, Елена, потом Нина Александровна.
Елена. А, Николай Егорыч! как кстати! я вас ждала. Ну, что же, мы едем за границу? Вы обдумали, решили, готовы?
Агишин(оглядываясь). Что вам угодно? Что вам угодно? (Тихо.) Да, я готов.
Елена. Ну, так пойдемте и объявим об этом открыто мужу. Надо ж его, бедного, развязать и дать ему право совсем освободиться от меня.
Агишин(улыбаясь). «Бедному»! А вы, кажется начинаете чувствовать нежность к вашему мужу?
Елена. Что бы я ни чувствовала, а иначе поступить не могу! Вы готовы? Говорите: готовы?
Агишин. Что вы меня так строго допрашиваете? Да вы сами-то готовы ли? Какие у вас средства бросить мужа и жить самостоятельно?
Елена. У меня семьдесят пять тысяч… то есть нет, меньше: мама, по своей доброте, раздала взаймы больше половины своим знакомым, с которых никогда не получишь.
Агишин. Так ведь это нищенство! Вас замучает только одно сожаление о покинутой роскоши, о кружевах, о бархате. Уж до любви ли тут! Вот если б вы успели в этот месяц, пользуясь его безумной, дикой любовью, заручиться состоянием тысяч в триста, тогда бы вы могли жить самостоятельно и счастливо, как душе угодно.
Елена. Значит, по-вашему, чтобы быть счастливым, надо прежде ограбить кого-нибудь?
Агишин. Ну, да как хотите рассуждайте; а вы сделали ошибку большую! Задумали-то хорошо, а исполнить — характера не хватило. Вот плоды сентиментального воспитания.
Елена. Да, то есть ум-то вы успели во мне развратить, а волю-то не умели — вот вы о чем жалеете! Помешали вам мои хорошие природные инстинкты. А я этому очень рада…
Агишин. Так об чем же нам еще разговаривать, madame Белугина?
Елена. Да я и не желаю с вами разговаривать ни о чем, monsieur Агишин.
Агишин. И прекрасно. Желаю вам всякого благополучия.
Входит Нина Александровна Агишин раскланивается и уходит.
Елена. Мама, я прогнала Агишина.
Нина Александровна. Я тебя за это бранить не стану, моя Лена. Мне он давно не нравился, я только боялась сказать тебе.
Андрей выглядывает из двери.
Елена. Сделай же то, о чем я тебя просила: поговори с ним. (Уходит в дверь направо.)
Андрей выходит.
Явление восьмое
Нина Александровна и Андрей.
Андрей. Где же Агишин?
Нина Александровна. Лена его прогнала.
Андрей. Что же так-с: чем не кавалер? За что же гнать хорошего человека? А я было, признаться, хотел ему стакан шампанского предложить.
Нина Александровна. Андрей Гаврилыч!
Андрей. Что прикажете?
Нина Александровна. Я с вами хочу поговорить о Лене…
Андрей. Насчет чего-с?
Нина Александровна. Вы обижаете жену.
Андрей. Помилуйте, что вы! могу ли я?
Нина Александровна. Вы ее вините.
Андрей. В чем это? и не думал-с!
Нина Александровна. А вы сами неправы…
Андрей. Чем же-с?
Нина Александровна. Знаете, в вас нет этого «чего-то»…
Андрей. Да чего — «чего-то»?
Нина Александровна. Вот этого, что нравится женщинам, что покоряет их… Ах, в вас совсем нет.
Андрей. Да уж сколько ни ахайте: коли нет, так где же мне взять?
Нина Александровна. Если бы вы были несколько образованнее…
Андрей. Да бог с вами! Когда мне теперь для вас образовываться! до того ли мне? у меня фабрика остановилась! Нет, это пустой разговор-с.
Нина Александровна. Она, конечно, чувствует и сама, что не совсем права перед вами.
Андрей. Да-с.
Нина Александровна. Она действительно доставила вам много огорчения…
Андрей. Ну, так что же-с? Пусть и покается!
Нина Александровна. Ах, разве вы не знаете, как всякой женщине трудно сознаться перед мужчиной в своей вине? А тем более моей Лене, потому что она не знает, не уверена, как будут ее слова приняты вами: достаточно вы деликатны, чтобы не вышло какой-нибудь сцены, унизительной для нее?
Андрей. Так кому ж нужно: нешто кто их заставляет?
Нина Александровна. Ах, ей самой нужно. Она не хочет, чтоб у вас оставалось неудовольствие на нее; она не может быть покойна, ей будет больно, очень 6ольно.
Андрей. Стало быть, я же виноват. Этого никак понять невозможно, да и не до того мне теперь: серьезные дела в голове. Чего же им нужно еще от меня?
Нина Александровна. Ах, очень просто! Чтоб вы не сердились на нее, не жаловались; чтоб вы пощадили ее: у ней натура нежная, деликатная — она вся в меня.
Андрей. Все же это не дело и не в порядке-с. Между мужем и женой — какие посредники! Ваши слова для меня — ровно ничего-с: может, она совсем и не думает того, что вы говорите, а одна только это ваша фантазия. Нешто такие дела через послов делаются? Да уж если вам это очень нужно, так скажите, что я их прощаю, прощаю-вот и все!..
Нина Александровна. Как, неужели только?
Андрей. Вот еще-с. (Подает записку.) Они хотят ехать за границу, так чтоб своих денег не тратили: по этой записке им выдадут из конторы сколько нужно на расходы. Здесь обозначено-с. Вот теперь все-с. Я сейчас уезжаю на фабрику месяца на три; видеться нам незачем-с: дальние проводы — лишние слезы. Да и некстати: меня старики провожают, так пристойно ли им будет глядеть на нас? Затем прощайте. (Уходит.)
Входит Елена.
Явление девятое
Нина Александровна и Елена.
Елена. Ну, что он, что?
Нина Александровна(со слезами). Ах, Лена, ах, Лена!
Елена. Что с тобой, мама?
Нина Александровна. Он ужасный человек, он не желает тебя видеть! Я это предчувствовала, предчувствовала…
Елена. Да что? Говори, мама!
Нина Александровна. Вот, восьми! (Подает записку.) Он дает тебе денег на поездку за границу.
Елена. Да что он говорит-то?
Нина Александровна. Ах, Лена, он велел сказать, что прощает тебя.
Елена. «Прощает»!.. Как, что ты говоришь, мама?
Нина Александровна. «Да скажите ей, что я ее прощаю». И видеться с тобой не хочет.
Елена. Он меня прощает! Скажите! Да он мужик, невежда. Я в себя прийти не могу.
Нина Александровна. Ах, Лена, как трудно говорить с ним! Точно тяжесть какую поворачиваешь, у меня от него мигрень расходилась.
Елена. Нет, я не могу… я не могу стерпеть такой обиды. Я должна ему высказать.
Нина Александровна. Но что же, что, Лена?
Елена. А то, что он, при своем ничтожестве не смеет так презрительно относиться к людям, которые…
Нина Александровна. Оставь, Лена!..
Елена. Нет, нет! позови его, мама, сейчас позови!
Нина Александровна(в дверь налево). Андрей Гаврилыч, подите сюда: Лена вас просит!
Входит Андрей.
Явление десятое
Нина Александровна, Елена и Андрей.
Андрей. Что за дела-с?
Елена. Кто же вам дал право так третировать меня?
Андрей. Что такое-с? И не слыхивал таких слов.
Елена(со слезами). Вы меня прощаете? Какую же вину вы мне прощаете? Что вы думаете обо мне?
Андрей. А не виноваты, так об чем толковать?
Елена. Но ведь вы меня оскорбили! Как вы смели так грубо обойтись со мной?
Андрей. Значит, смел-с.
Елена. Да по какому праву?
Андрей. Потому — муж-с.
Елена. Значит, муж имеет право и напрасно обижать жену?
Андрей. А хоть и напрасно, да ежели любя, так беда невелика: не в суд на мужа идти!
Елена(со слезами). Но что ж, по-вашему, должна делать жена, если ее напрасно обидят?
Андрей. Да разное бывает-с: дурные да злые сердятся да бранятся.
Елена. А хорошие, честные?
Андрей. Сами догадайтесь…
Елена(сделав движение). Неужели же?..
Андрей. Не знаю-с…
Елена(бросаясь ему на шею). Так, что ли?..
Андрей(отирая слезы). Само собой, что так-то лучше.
Елена(прилегая к нему). Да, хорошо мне здесь.
Андрей. Давно бы вам-с!
Елена. Но зачем же ты так грубо обходился?
Андрей. Я-то грубо? Да я нынче раз десять заплакать сбирался, только удерживался, притворялся…
Елена. Разве ты притворялся?
Андрей. Да-с. Эта мысль мне вчера в голову пришла. Думаю себе: пробовал и ласками, и слезами — не выходит; дай я свой форс на себя возьму. Вот и вышло.
Елена. Маменька, мы опять в нем ошиблись.
Нина Александровна. Ах, Лена! я в себя не могу прийти; только одно могу сказать, что я очень рада, очень рада!
Елена. Маменька, как этот форс к нему идет! какая энергия. Теперь он настоящий мужчина!
Андрей. Да я и всегда такой, только перед вами мокрой курицей был, потому — очень обожал! А теперь я по-другому буду: вот как-с! (Обнимает Елену и целует.)
Входят Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна, Сыромятов и Таня.
Явление одиннадцатое
Нина Александровна, Елена, Андрей, Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна, Сыромятов, Таня.
Андрей(не выпуская Елены). Уж извините-с, с женой заигрался. Плачет, на фабрику со мной просится. (Елене.) Так, что ли, говори!
Елена(потупясь). Так.
Андрей. Говорит, что ты там один, бобылем, будешь жить! Ни уходить за тобой, ни приласкать тебя некому. (Елене.) Так, что ли?
Елена. Да, хорошо, так, так.
Андрей. И в гости, и прокатиться все-таки с хорошенькой женой лучше. (Елене.) Так ведь?
Елена. Так, так.
Андрей. Там все, говорит, с женами; что ж тебе на чужое счастье смотреть? еще что-нибудь в голову придет…
Елена. Нет, уж я этого не говорила.
Андрей. Так взять, что ли?
Настасья Петровна. Бери, Андрюша, бери!
Гаврила Пантелеич. Молчи! забыла, что тебе сказано!
Настасья Петровна. Молчу, батюшка, молчу!
Андрей. Уж, видно, взять…
Сыромятов. Вот и чудесно. Семейное отделение займем, шампанского прихватим, чтоб веселей ехать было!..
Нина Александровна. Поезжай, Лена! А я сберусь, да завтра же к вам приеду.
Настасья Петровна. Батюшка Гаврила Пантелеич, плакать-то можно?
Гаврила Пантелеич. Плачь себе на здоровье!
Таня(Елене). Это очень приятно, что вы к нам едете.
Елена. Я у вас все шляпки пересмотрю; я и себе из Парижа выписывать буду.
Настасья Петровна. Да как же вам там жить-то будет? Ведь у нас в доме двух половин нету…
Елена. Ах, не беспокойтесь, и не нужно совсем!
Андрей. Ну, уж я для приезда такой бал задам, что в Москве нашу музыку слышно будет!..
