Действие третье
Сцена первая
Комната в гостинице, довольно прилично меблированная; две двери: одна с левой стороны, другая, в глубине, в переднюю; на стене зеркало.
Явление первое
Лотохин входит из средней двери, за ним Акимыч.
Лотохин. Скажи в конторе, чтобы фамилию Сусанны Сергевны не писали на доске, чтобы номера, которые она заняла, отметили за мной! Да не болтай ничего! Кто будет спрашивать, говори, что, мол, дальняя родственница барина, проездом в имение, в другую губернию, всего, мол, на один день. Завтра уезжают.
Акимыч. Слушаю, барин-батюшка. Только Сусанна Сергевна, надо полагать, надолго приехали.
Лотохин. Почему же ты так думаешь?
Акимыч. Чемоданов да сундуков больно с ними много. Давеча как принялась Дуняша разбирать, так, боже ты милостивый, целую комнату завесила, каких таких платьев нет! И с кружевами, и с цветами, и с живыми птицами райскими. Одних шляпок, никак, дюжина. Как есть целый магазин. Опять же этого белья сквозного, с дырочками да с решеточками, конца нет. Одна штука с широкими рукавами, другая совсем без рукавов, и не придумаешь, на чем она держится.
Лотохин. Ну, по платью никак не узнаешь, надолго ли они едут: что на день, что на месяц, у них все одно. Платья два-три, говорит, непременно нужно взять, Да на всякий случай еще пятнадцать, вот и наберется их много. Ну, ступай же в контору и распорядись, как я тебе приказывал.
Акимыч. Слушаю, барин-батюшка. В одну минуту. (Уходит.)
Из левой двери выходит Сусанна.
Явление второе
Лотохин и Сусанна.
Сусанна. Ну, милый дядюшка, теперь примемся за дело. Времени терять не надо. Вот документы. Извольте поглядеть, все ли тут, что нужно.
Лотохин(берет документы). А вот мы положим их пока в карман, к прочим таковым же. На это завтра время будет; утро вечера мудренее. А теперь побеседуем.
Садятся.
Надолго вы сюда пожаловали?
Сусанна. Я не знаю.
Лотохин. А зачем? Вероятно, тоже не знаешь.
Сусанна. Нет, знаю, да не скажу.
Лотохин. А я и спрашивать не стану. Ну вот, что взяла?
Сусанна. Ну, нет уж, дядюшка, прошу извинить. Перемените тон, тут шутки не у места.
Лотохин. Значит, дело серьезное?
Сусанна. Очень серьезное. Я ведь женщина решительная.
Лотохин. Ну, слава богу. Всю жизнь пустяками да тряпками занималась, а теперь серьезничать стала. Рад, очень рад.
Сусанна. Да, очень серьезное, очень серьезное дело… и даже секретное… Конечно, и поговорить, и посоветоваться я бы не прочь, а всего лучше с тобой, но только с уговором.
Лотохин. Диктуйте ваши условия.
Сусанна. Чтоб никаких возражений, ни наставлений не было: я совершеннолетняя.
Лотохин. Да с чего ты выдумала, что я буду читать тебе наставления? Нужно очень! Да живите как знаете, только меня не троньте.
Сусанна. Да, любезный дядюшка, дело серьезное, ах! очень для меня серьезное. (Встает и подходит к зеркалу.) А что, дядя, я могу нравиться?
Лотохин. Ах ты курочка моя! Ишь ты, выдумала! Да такая женщина может с ума свести. Ведь уж я старик, а и меня ты за живое задела. Такая ты милая, хорошая сегодня, что вот все посматриваю, с которой стороны поцеловать тебя, чтобы туалету не нарушить.
Сусанна. Ах, как это смешно! Ну что такое туалет! Чему он мешает! Родной дядя, да туалета боится. Что ж, не за версту ж тебе губы тянуть.
Лотохин(целуя Сусанну). Будь я помоложе, так не побоялся бы. Большую тревогу в мужском сердце ты можешь произвесть.
Сусанна(довольным тоном). Ах, дядя! какой вы милый!
Лотохин. Что уж! Очаровательница! хороша-то хороша, да умеешь и товар лицом показать; ну, мужчинам-то и смерть.
Сусанна(совершенно довольная). Ах ты, дядя, какой! (Грозит пальцем.) А как ты хорошо меня понимаешь. И ведь это все ты вправду, без хитрости?
Лотохин. Да какая же мне корысть лгать-то?
Сусанна. Ну, благодарю. Да, вот с таким человеком можно говорить обо всем; ну, а уж с другим ни за что бы…
Лотохин. Ну, и поболтаем; благо время свободное.
Сусанна. Дело-то вот какое: я влюблена, милый дядюшка.
Лотохин. Ничего нет удивительного; это очень натурально.
Сусанна. Я женщина свободная и со средствами, я хочу выйти замуж за того человека, которого люблю.
Лотохин. Превосходно.
Сусанна. Я увидала его в Москве, там познакомилась с ним и полюбила. Вот тебе начало истории.
Лотохин. Пока история очень обыкновенная. Теперь, значит, дело стало за тем, чтоб узнать, что это за человек и стоит ли его любить, а тем паче выходить замуж. Потому что пословица говорит: семь раз отмеряй, а один отрежь.
Сусанна. Что это значит? Как отмерять? Я не понимаю.
Лотохин. Это очень просто. Например: ты нанимаешь повара… Для тебя что нужно? Чтоб он не оставлял тебя без обеда, чтоб не отравил тебя.
Сусанна. Да, конечно.
Лотохин. Поэтому ты собираешь о нем справки, требуешь аттестата, чтоб узнать, где он жил, у каких господ, знает ли свое дело и как вел себя.
Сусанна. Это повара, а если мужа… так как же?
Лотохин. И мужа так же. Ты стараешься узнать, в каком он был обществе, его знакомство, интимный кружок.
Сусанна. Зачем же мне это?
Лотохин. Но если он был в обществе шулеров или червонных валетов, так ведь такой тебе не годится, чай? Как ты думаешь?
Сусанна. Ну, само собой, нечего и думать.
Лотохин. А если и из порядочного общества, так надо узнать, не должен ли.
Сусанна. Зачем? Нет, это не надо. Можно заплатить.
Лотохин. Да ведь каков долг? Другому кавалеру и вся-то цена грош, а долгу-то натощак не выговоришь. А если долгов нет, так нет ли каких обязательств.
Сусанна. Какие еще обязательства?
Лотохин. А вот какие: я, дворянин, там, или чиновник и кавалер такой-то, обязуюсь жениться на мещанке такой-то слободы, девице Милитрисе Кирбитьевне, в чем и даю сию расписку.
Сусанна. Да разве такие обязательства бывают?
Лотохин. Бывают. Одна моя знакомая недавно вышла замуж, так у мужа-то таких обязательств оказалось четыре.
Сусанна. Четыре. Как много!
Лотохин. Достаточно и одного, и то скандалу-то не оберешься.
Сусанна. Что же с этими обязательствами делать.
Лотохин. Надо по ним деньги платить.
Сусанна. Сколько?
Лотохин. А сколько мещанская девица потребует, сколько ее совесть не зазрит.
Сусанна. А если ей не заплатить?
Лотохин. Тогда молодого-то мужа потребуют в суд. Это будет спектакль любопытный, особенно для жены. Она может во всей подробности ознакомиться с любовными похождениями своего мужа. Мещанские девицы имеют привычку и на суде в речах своих сохранять прежнюю короткость с своими изменниками. И заговорит она с чувством: «Сердечный ты друг мой, кабы я прежде-то знала, что ты такой мошенник, не стала бы я с тобой и вязаться».
Сусанна. Так и скажет?
Лотохин. Так и скажет. У мещанских девиц такое правило: «Коли уж денег не возьму, так осрамлю по крайности». И надо правду сказать, что срамить они мастерицы и довели это искусство до высокой виртуозности.
Сусанна. Ха, ха, ха. Как это смешно! Но успокойся, любезный дядюшка! Со мной ничего этого не будет, мой жених не Дон-Жуан, он сам несчастная жертва. Когда он был очень молод, доверчив, его женили чуть не насильно на девушке безобразной, злой, развратной, и притом же много старше его. Вся жизнь его есть непрерывное страдание, пытка.
Лотохин. Так он женат?
Сусанна. Ну, так что же?
Лотохин. Ты сумасшедшая! Нет, Сусанна Сергевна, я за доктором пошлю.
Сусанна. Оставьте, пожалуйста! Нисколько я не сумасшедшая. Он терпел, терпел, наконец хочет развестись с женой. На это нужны деньги, а он беден, вот почему я и хочу заложить свое имение. Говорят, это очень дорого стоит.
Лотохин. А если он возьмет деньги-то, а с женой-то не разведется? После и ищи его с деньгами-то!
Сусанна. Ах, ах, что ты говоришь! Да я ему верю больше себя. Я готова ему все отдать.
Лотохин(всплеснув руками). О! Боже мой! Что ты делаешь!
Сусанна. Да погоди охать-то, я еще не отдала ничего. Знаешь ли, дядя, у меня какой-то странный характер. Я иногда так расчувствуюсь, что готова все отдать, а как придется вынимать деньги, так мне и жалко. У нас в роду была одна такая бабушка, так я, должно быть, в нее.
Лотохин. Эта черта в тебе хорошая. А зачем же мужей-то с женами разводить? Чего только эти женщины не выдумают.
Сусанна. Ах, какой ты, дядя, смешной! Да непременно развод. Я больше имею прав на него, чем его жена.
Лотохин. Каких это? Что ты говоришь?
Сусанна. Да конечно. Я люблю его, а она — нет; я богаче… Коли у нее нет состояния, какое же она имеет право на такого мужа? Наконец, он страдает, я хочу его освободить; это доброе дело. Все это на суде должны принять во внимание.
Лотохин. Ну да, как же, непременно.
Сусанна. Мы обязаны делать добрые дела, жить только для себя — нехорошо; надо помогать и ближнему. Ведь это человек кроткий, нежный, с младенческой душой. Кабы ты послушал, как он рассказывает о своих страданиях! Я плакала, плакала. Он хорош, умен, образован и в таком несчастном, жалком положении. Ах, как я плакала! Ну, наконец, я не утерпела и приехала.
Лотохин. Зачем?
Сусанна. Я соскучилась.
Лотохин. По ком?
Сусанна. Да не по тебе же, дядя; конечно, по нем.
Лотохин. Да разве он здесь?
Сусанна. Да я уж, кажется, говорила тебе… Он здешний помещик, Аполлон Евгеньич Окоемов.
Лотохин(пораженный). Окоемов!
Сусанна. Разве ты его знаешь?
Лотохин. Да… немного я слыхал о нем.
Сусанна. Что же ты слышал? Скажи!
Лотохин. Я скажу тебе после; я соберу еще некоторые справки.
Сусанна. Кто-то пришел к тебе; я пойду в свой номер. Мне еще работы много, надо гардероб разобрать.
Лотохин. Пойдем, я тебя провожу.
Сусанна и Лотохин уходят в дверь налево. Из средней двери выходят Сосипатра, Пьер и Акимыч.
Явление третье
Сосипатра, Пьер и Акимыч.
Акимыч. Сейчас были здесь… Должно быть, вышли в соседней номер; тут у них родственница, проездом в имение, остановились до завтра. Извольте обождать минутку.
Сосипатра. Хорошо, мы подождем. Доложи поди.
Акимыч. Слушаю-с. (Уходит в среднюю дверь.)
Пьер. Какой Олешунин смешной.
Сосипатра. Это не новость, мой друг! Найди что-нибудь поинтереснее.
Пьер. Я вам самую свежую новость хочу рассказать. Мы сегодня завтракали вместе с Олешуниным, он хвастался какой-то новой победой, говорил, что получил billet-doux.
Сосипатра. От горничной, вероятно.
Пьер. Так и сияет от радости.
Сосипатра. А вам с Жоржем завидно? Пусть его блаженствует, ему это в диковинку.
Пьер. Да правда ли, не сочиняет ли он?
Сосипатра. Коли есть что, так он не утаит, он по всему городу разблаговестит. Он, можно сказать, из одной чести бьется; ему не любовь нужна, а чтоб все знали, что его любят. Посмотри, как он голову-то подымет.
Пьер. Да он и теперь уж поднял и на нас смотрит с глубоким презрением.
Входит Акимыч.
Акимыч. Сейчас будут. Извиняются. (Уходит в среднюю дверь.)
Сосипатра. Поди, Пьер, подожди меня в общем зале.
Пьер. Здесь Жорж, он на биллиарде играет, мы обед заказали.
Сосипатра. И прекрасно. Я одна домой доеду.
Пьер кланяется и уходит. Из левой двери входит Лотохин.
Явление четвертое
Сосипатра, Лотохин, потом Акимыч.
Лотохин. Извините! Все с женщинами, служба моя тяжелая. (Подает руку Сосипатре.) Очень рад вас видеть; благодарю, что осчастливили. Бумаги ваши, отчеты и письма управляющих я разобрал. Надо их обоих сменить, вот и все. Я вам пришлю из Москвы, у меня есть на примете два человека. Дела ваши в отличном положении, только не обращайте внимания на пустяки, а смотрите на существенное. Впрочем, это уж обыкновенный, неизбежный недостаток женского хозяйства. Мало вывелось кохинхинских цыплят, и вы ужасно разгневались; мечете громы и молнии, грозите всех погнать, а недочет более двухсот четвертей пшеницы вы проглядели и оставили без замечания, и тем поощрили управляющих к дальнейшему воровству. Впрочем, вы можете быть спокойны, ваши имения в хорошем положении. Поменьше гнева и поменьше доверия, и побольше…
Сосипатра. Рассудку, вы хотите сказать? Да мало ли что, где ж его взять. Я вам искренно благодарна и готова, с своей стороны, служить чем могу.
Лотохин. Благодарить меня не за что, а вот одолжить меня вы можете очень.
Сосипатра. С удовольствием одолжу вас всем, чем могу.
Лотохин. Скажите мне откровенно, что за человек Окоемов.
Сосипатра. Извольте. Я его знаю давно и могу вам сообщить об нем многое. Я его знавала хорошеньким мальчиком с ограниченным состоянием; он учился плохо, но в обществе его любили и баловали. Он не кончил нигде курса и рано попал в дурное общество. К сожалению, я должна сказать, что это дурное общество есть общество моего брата. Вы видели это пошлое трактирное общество, для которого ни дома, ни семьи не существует. Я живу с братом для того, чтоб наш дом имел хоть сколько-нибудь приличный вид. Я уж давно хотела бросить брата, но рассудила, что я старая вдова, ко мне ничего не пристанет, а если я брошу дом, так они будут верхом по комнатам ездить. Вы видели некоторых из наших, вот хоть Пьера и Жоржа. Что это такое? Это недоучившиеся шалопаи, похожие один на другого как две капли воды. Они уж были развратны, прежде чем узнали жизнь, они уж наделали долгов, прежде чем выучились считать деньги. И теперь ждут только богатых дур, чтобы поправить свои обстоятельства и заполучить деньги для дальнейших кутежей. Но какова будет жизнь их бедных жен? Таков же и Окоемов. Он по душе недурной человек, но приобрел трактирные привычки и легкий, почти презрительный взгляд на женщину и ее душу. Ваша родственница, Зоя, влюбилась в него и вышла за него замуж, чему главным образом способствовала ее тетка, помешанная на мужской красоте. Я их предостерегала, но они вообразили, что я завидую счастию Зои.
Лотохин. Согласно ли они живут?
Сосипатра. До сих пор хорошо; хотя он с самого начала к ней холоден, а она от него без ума. Вот вам пример: у меня есть знакомая девушка, безобразная собой, но очень богатая; он несколько раз выражал мне свое сожаление, что рано связал себя и лишился возможности жениться на этом уроде. Так что, будь только маленькая возможность, он, не задумываясь, бросил бы жену и стал бы ухаживать за этой девицей.
Лотохин. А если б представилась возможность развестись с женой?
Сосипатра. Он бы не задумался ни на минуту.
Лотохин. Он много проживает?
Сосипатра. Теперь нет. Здесь он не мотает; разве где в другом месте. Он часто уезжает.
Лотохин. Долги у него есть?
Сосипатра. Прежде — были; когда женился на Зое, так все заплатил; он тогда много заплатил. А теперь едва ли есть долги, потому что у него нет никакого кредита.
Лотохин. Зачем же он продает за бесценок имение, ведь он Зою-то по миру пустит. Им будет нечем жить.
Сосипатра. Я этого не слыхала. Ну, значит, опять душу продал. То-то он часто ездил в Москву; вероятно, хотел блеснуть, кутил там, играл…
Лотохин. Позвольте, позвольте! Как «душу продал»? Разве у вас люди свои души продают?
Сосипатра. Продают… Это вот как делается: есть особые специалисты-ростовщики, у которых наша беспутная молодежь занимает деньги за огромные проценты в ожидании наследства или выгодной женитьбы. Эти специалисты зорко следят за молодыми людьми и когда видят, что чьи-нибудь фонды начинают падать, то уж не довольствуются простыми векселями, а заставляют их давать подложные документы, то есть делать фальшивые бланки или поручительства от своих родных.
Лотохин. Так вот что значит душу продавать!
Сосипатра. Тогда уж должник в их руках. Они, постоянно пугая их судом, обирают совершенно, а если уж нечего взять, то предъявляют такие документы родственникам. Те поневоле платят, чтоб избавить фамилию от бесчестия и не погубить молодого человека. С Окоемовым, когда он был холостой, уж подобная история была один раз. Скряга дядя заплатил за него тысяч пять; но поклялся, что уж в другой раз он племянника не пожалеет и обратится к прокурору. Вероятно, опять такая же штука. Деньги женины прожил, кредита нет; вот он, в ожидании наследства, и рискнул.
Лотохин. Как бы мне разузнать это дело и распутать? Помогите!
Сосипатра. Извольте, с удовольствием. Он, вероятно, должен тому же ростовщику, которому был должен прежде. Я его знаю. Эти господа сколько жадны, столько же и трусливы. Надо приехать к нему с кем-нибудь из лиц судейских или административных, так только, чтобы попугать его! «И тебя, мол, милый друг, привлекут к ответственности за подстрекательство». Тогда можно будет выкупить векселя довольно выгодно; то есть не придется заплатить вдвое или втрое. Сумма, вероятно, не очень большая, ему много не поверят. Вы это дело можете завтра обделать. Я вас сегодня же познакомлю с молодым прокурором; человек ловкий и обязательный.
Лотохин(жмет ей руку). Благодарю вас, благодарю! У меня есть еще просьба до вас.
Сосипатра. Хоть десять. Рада служить; услуга за услугу.
Лотохин. Ко мне тут приехала племянница из Москвы, вдова богатая.
Сосипатра. Так ей нужно женское общество, что ли?
Лотохин. Нет-с. Вот видите ли, она женщина хорошая и добрая; только немножко…
Сосипатра. Сумасшедшая?
Лотохин. Этого нельзя сказать-с; а уж очень увлекается, доверчива…
Сосипатра. Знаю, знаю, видала много таких.
Лотохин. Так вот-с, Окоемов в Москве очень разжалобил ее, даже до слез-с.
Сосипатра. Чем же?
Лотохин. А тем, что он очень несчастлив; что жена у него и безобразна, и зла, и развратна…
Сосипатра(с удивлением). Скажите пожалуйста!
Лотохин. Ну, моя птичка и расчувствовалась, и дает ему много денег для развода с женой.
Сосипатра. Что такое! Что вы говорите! Это ужасно!
Лотохин. Именье хочет закладывать.
Сосипатра. Богата она?
Лотохин. Очень богата.
Сосипатра. Вот беда! Как тут быть? Я положительно теряюсь. Уж коли она решилась, так не уговоришь.
Лотохин. И слушать не станет.
Сосипатра. А все-таки надо с ней познакомиться.
Лотохин. Я вас сейчас познакомлю.
Сосипатра. Постойте, погодите. (Задумывается.) Я кой-что придумала. Позовите вашего человека.
Лотохин(растворяет дверь в переднюю).
Акимыч, сидя на стуле, спит.
Акимыч!
Акимыч(впросонье). Ась?
Лотохин. Проснись, проснись!
Акимыч. Асинька, милый?
Лотохин. Проснись, барин зовет!
Акимыч(встает). Виноват, барин-батюшка. (Входит в комнату.) Что угодно?
Сосипатра. Посмотри в столовой или в биллиардной, здесь ли тот барин, который входил сюда со мной! Если здесь, так приведи его.
Акимыч. Слушаю-с. (Уходит.)
Сосипатра. Что, она общительная, милая женщина?
Лотохин. Это такая душа… просто прелесть! Канарейка, а не женщина.
Сосипатра. Тем лучше.
Лотохин. Вот только…
Сосипатра. Ну, что ж делать! Совершенства нет на свете.
Входит Пьер.
Явление пятое
Лотохин, Сосипатра и Пьер.
Пьер(раскланявшись с Лотохиным, Сосипатре). К вашим услугам. Что прикажете?
Сосипатра. Я давеча забыла тебе сказать… Сегодня вечером приедет Оболдуева.
Пьер. С отцом?
Сосипатра. Нет, одна; она теперь совершенно свободна, отец разбит параличом и уж давно без языка и движения.
Пьер. Вот это новость. Это известие произведет сенсацию.
Сосипатра. Только, пожалуйста, никому не говори, знай про себя.
Пьер. О! Будьте уверены.
Сосипатра. Ну, больше ничего. Прощай!
Пьер. Честь имею кланяться. (Подает руку Лотохину и уходит.)
Лотохин. Что это за новость вы ему сообщили и для чего?
Сосипатра. Это уж мое стратегическое соображение.
Лотохин. Зачем же вы просили его никому не сказывать?
Сосипатра. Затем, чтоб он сейчас же рассказал всему городу. Ну, теперь пойдемте знакомиться с вашей племянницей.
Лотохин(стучит в дверь налево). Сусанна, можно войти? Я с гостьей.
Сусанна(за сценой): «Милости просим»
Сосипатра. Ну, начинается война, война с красавцами. Враг силен, но и мы постоим за себя.
Сцена вторая
Гостиная, с левой стороны (от актеров) окно, далее дверь в залу. С правой — дверь в спальню Зои. Ближе к зрителям — камин с экраном, большие щипцы для угля и прочие каминные принадлежности; недалеко от камина небольшой диванчик; мебель мягкая.
Явление первое
Из левой двери выходят Окоемов и Лупачев.
Лупачев. Да, это известие дает совсем другой оборот делу. Тут уж не сотни тысяч, а миллионы,
Окоемов. Попытаем.
Лупачев. Оболдуева и прежде была к тебе неравнодушна, да отец мешал; а теперь, вероятно, для тебя и приезжает.
Окоемов. А вот посмотрим. Не бойся, уж не пропустим, что само в руки плывет.
Лупачев. С моей стороны рассчитывай на всякое содействие.
Окоемов. Только бы Сосипатра Семеновна не помешала.
Лупачев. И ее как-нибудь уломаем.
Окоемов. Тогда успех верный.
Лупачев. А уж московскую барыню за штатом оставишь?
Окоемов. Она и подождет. Что ж делать. Я не виноват, коли богаче ее нашлась. Я бы рад радостью, да расчету нет. Коли тут не удастся, так и за нее примусь; она от меня не уйдет. (Смотрит в окно.)
Лупачев. Что ты смотришь?
Окоемов. Да не идет ли наш Дон-Жуан.
Лупачев. Послушай! Ты решился на окончательный разрыв с женой?
Окоемов. Ты знаешь мои дела. Если я и продам имение и как-нибудь расплачусь с долгом, чем же я буду жить потом? Не по миру же мне идти? Если б не это, разумеется, я бы не расстался с Зоей. Я не очень чувствительный человек и порядочно-таки испорчен, а мне ее очень жаль.
Лупачев. С такой сентиментальностью ты ничего не добьешься путного. Чтоб успевать в жизни, надо быть решительным. Задумал, решил и отрезал без всяких колебаний. Только так и можно достичь чего-нибудь. Только так и наживаются миллионы. Ты должен совсем оттолкнуть от себя жену, показать ей презрение, унизить ее.
Окоемов. Да для чего же это?
Лупачев. Для того, чтобы она поняла, что она опозорена, без средств, что ты для нее потерян навсегда.
Окоемов. И чтоб утопилась?
Лупачев. О нет! До этого не дойдет. Как они мужей ни любят, а любовь к жизни в них сильнее.
Окоемов. Ну, так для того, чтоб она к тебе бросилась?
Лупачев. Ну, уж это как она знает. Если она не глупа, так будет счастлива, и тебе жалеть ее будет нечего.
Окоемов. Признайся! Ты ее любишь?
Лупачев. Это до тебя не касается.
Окоемов. Ты за нее сватался, и тебе отказали?
Лупачев. Положим, что и так; что ж из этого?
Окоемов. Да ведь я ее ограбил, и я же ее отталкиваю; ведь я не разбойник. Нужно же мне успокоиться хоть на том, что она не останется без поддержки, не будет в крайней нищете. (Хватает себя за голову.) Впрочем, что ж я! Когда я разбогатею, я ей возвращу все, что отнял у нее.
Лупачев. Да, если позволят тебе безотчетно распоряжаться деньгами. А если будет строгий контроль?
Окоемов. Ах, ведь вот меня счастье, богатство ожидает, а все-таки мне невыносимо скверно… Так скверно, что… кажется…
Лупачев. Ну, философия началась. Пойдем в кабинет, там Пьер и Жорж; нас четверо, сядем играть в винт и развлечемся.
Окоемов. Погоди! (У двери.) Паша!
Входит Паша.
Явление второе
Окоемов, Лупачев и Паша.
Окоемов. Паша! Не принимать никого.
Паша. Слушаю-с…
Окоемов. Принять только Федора Петровича, если он придет.
Паша. Они придут-с. Они каждый день ходят.
Окоемов. Так ты ему скажи, что меня дома нет, а дома только барыня, что я уехал на охоту с Никандром Семенычем и не ворочусь до завтра. Так и людям скажи. А мы сядем играть в карты и запремся, чтоб нам не мешали.
Паша. Слушаю-с (Уходит.)
Окоемов(взглянув в окно). А вот и Олешунин. Легок на помине. Кажется, я не ошибся. (Прислушивается.) Нет… Вот уж он в передней… разговаривает с Пашей. Идем!
Окоемов и Лупачев уходят в кабинет. Входят Олешунин и Паша.
Явление третье
Олешунин и Паша.
Олешунин. Доложите барыне.
Паша. Сейчас доложу-с. (Уходит.)
Олешунин. Наконец! (Смотрит в зеркало и поправляется) Впрочем, что же наружность? Это вздор. (Рассматривает волосы.) Конечно, при всей моей скромности я не могу себе отказать во многих достоинствах… ну, там… ум и прочее… но любопытно, что собственно во мне ей понравилось?
Входит Зоя.
Явление четвертое
Олешунин и Зоя.
Зоя(потупляясь и шепотом). Вы получили мое письмо?
Олешунин(целуя руку Зои, шутливо). А разве вы писали? (Серьезно.) Нет, я шучу. Получил.
Зоя(потупясь). Мне совестно вам в глаза смотреть.
Олешунин. Нет, что же… я этого ожидал… Рано или поздно это должно было случиться.
Зоя. Но все-таки… как хотите… я замужняя женщина… я не должна была открывать своих чувств.
Олешунин(с важностию). Отчего же? Конечно, ваше письмо в руках какого-нибудь фата… это другое дело… А я серьезный человек.
Зоя. Вы не удивились… садитесь, пожалуйста. (Садится на кресло.)
Олешунин. Помилуйте! Чему же удивляться? (Очень свободно садится на диван.) Я себе цену знаю, Зоя Васильевна. Ведь где же этим господам Пьерам и Жоржам понять меня! Оттого они и позволяют себе разные глупые шутки. Но я на них не претендую; они слишком мелки. Вот теперь посмотрели бы они на меня!
Зоя. Ах, что вы говорите! Вы подумайте! Ведь у меня муж… Наша любовь требует тайны.
Олешунин. Да, тайны, тайны. Помилуйте, разве я не понимаю… Только ведь обидно… Я в секрете, в самом глубоком секрете буду таить… Но за что же такие шутки, когда… вот меня любят… Ведь вы меня любите?
Зоя. Какой вы холодный человек!
Олешунин. Кто холодный? Я? Нет, извините… я вас люблю… я даже очень, очень люблю…
Молча и сконфуженно смотрят друг на друга.
Зоя(шепотом). Федя!
Олешунин(растерявшись). А? Что? Федя… да… (Стараясь быть развязным.) Нет, вот что, Зоя… Если б теперь вдруг… луна и там… вдали пруд… (С пафосом.) Какое блаженство!
Зоя. Да зачем нам луна? Нет, ты лед, ты лед! (Встает с кресла и бросается на шею Олешунину.) Федя, я люблю тебя, люблю…
Олешунин. И я, Зоя, и я… Зоя, ручку!.. Нет, знаешь, Зоя, все-таки любовь… в волшебной обстановке. Это прелесть… Знаешь… когда вся природа ликует…
Зоя(обнимая Олешунина). Федя, Федя!
Входят Окоемов, Лупачев, Пьер и Жорж.
Явление пятое
Олешунин, Зоя, Окоемов, Лупачев, Пьер и Жорж.
Зоя(прижимаясь к Олешунину). Ах, Федя, спаси меня! Он меня убьет! (Прячется на диване за Олешунина.)
Олешунин(растерявшись). Что это? Как? Но позвольте… (Встает с дивана)
Зоя тихо уходит в дверь направо.
Окоемов. Ну, что тут за разговоры! (Обращаясь к Лупачеву, Пьеру и Жоржу.) Вот, господа, вы видели. Кажется, этого для вас довольно, чтоб составить понятие о верности моей супруги.
Лупачев. Чего ж еще!
Пьер и Жорж утвердительно кланяются.
Окоемов. Господа, теперь вы, нисколько не греша против совести, можете показать даже под присягой, что поведение моей жены не безукоризненно.
Лупачев. Нет, этого мало. Я смело скажу, что оно преступно. (Пьеру и Жоржу.) Согласны, господа?
Пьер. Совершенно согласен.
Жорж. Без всяких сомнений.
Окоемов. Благодарю! Господа! Я пригласил вас… я хотел весело провести время с друзьями, но случай натолкнул нас на эту печальную сцену; я не думаю, чтобы дальнейшее присутствие в этом бесславном доме было для вас приятно. Я и сам бы бежал из дому, но я, к несчастию, одно из действующих лиц этой семейной драмы; я должен буду выслушивать разные объяснения, я обязан выпить чашу до дна. Господа! оставьте меня наедине с моим позором.
Лупачев(подавая руку Окоемову). Прощай, бедный друг мой! (Уходит.)
Пьер и Жорж подают руки, раскланиваются и уходят.
Явление шестое
Окоемов и Олешунин.
Олешунин. Милостивый государь! тут одно недоразумение; хотя жена ваша действительно предпочитает меня другим, но в этом ничего преступного нет.
Окоемов(холодно). Я знаю.
Олешунин. И все-таки, если вам угодно, я готов дать вам удовлетворение.
Окоемов. Какое тут еще удовлетворение! Ничего этого не нужно. Напротив, я вам очень благодарен.
Олешунин. Но это дело не может кончиться иначе, как дуэлью.
Окоемов. Что за дуэль! Вот еще! Охота мне свой лоб под пулю подставлять.
Олешунин. А! так вы трус? Нет, я требую, непременно требую.
Окоемов. Никакой дуэли не будет, зачем? А вот со мной револьвер, не хотите ли, я лучше вас так убью? Это мне ничего не стоит. И меня оправдают. Знаете, что адвокат будет говорить?
Олешунин. Оставьте шутки! Я их не люблю.
Окоемов. Нет, оно интересно. Адвокат скажет: горячий, благородный человек застает в доме обольстителя и в благородном негодовании, в горячке, в исступлении убивает его. Можно ли обвинить его? Он действовал в состоянии невменяемости! Ну, что ж вы молчите? Вам не угодно, чтоб я убил вас? Так уходите! Вызывать на дуэль могу я! Но я вас не вызываю, а благодарю.
Олешунин. Какая благодарность? За что?
Окоемов. Вот видите ли: нам нужно было разойтись, это уж наши расчеты, Я долго искал человека, который бы был так легкомыслен…
Олешунин(грозя пальцем). Ссс! Без оскорблений!
Окоемов. Я не говорю ничего оскорбительного; я говорю только: «легкомыслен». Но как же назвать того человека, который поверит, что Зоя может прельститься им, имея такого мужа, как я. Вот нашлись вы, и я вам очень благодарен.
Олешунин. Ну, так нет-с! Не благодарности. Я крови хочу, крови нужно мне вашей, я завтра же пришлю к вам моих секундантов.
Окоемов. Милости просим! Я прогоню их, как вас.
Олешунин. Я не позволю играть над собой. (поступает на Окоемова, тот хладнокровно вынимает из кармана карманный пистолет. Олешунин отступает и идет к двери.)
Окоемов(ласково). Прощайте! (Подойдя к двери.) Эй! Кто там! Проводите господина Олешунина.
Входит Зоя.
Явление седьмое
Окоемов и Зоя.
Зоя. Ах, кабы ты мог чувствовать, Аполлон, какая это пытка. Ну, что, мой милый, хорошо я сыграла свою роль?
Окоемов(сухо). Да, так хорошо, что можно усомниться, роль ты играла или действительно любишь Олешунина.
Зоя. Значит, хорошо?
Окоемов. Не мешало бы и хуже; никто тебя не заставлял быть очень натуральной.
Зоя. Ты ревнуешь, мой милый. Как я рада. Значит, ты меня любишь.
Окоемов. Погоди радоваться. Ты не забывай, что ты говоришь с мужем, который сейчас только видел тебя в объятиях чужого человека.
Зоя. Да, несчастный… Аполлон, Аполлон… что ты… Ведь ты сам меня заставил, ты меня упрашивал.
Окоемов. То-то вот, что ты уж очень скоро меня послушалась. Это-то и подозрительно.
Зоя. Ты и умолял, и грозил… Ты знаешь, с каким я отвращением…
Окоемов. С отвращением ли? Кто ж это знает? Женщине, которая так ловко умеет обниматься с посторонними мужчинами, как-то плохо верится.
Зоя. Зачем ты так говоришь? (В изнеможении опускается на диван.) Зачем, Аполлон, зачем, зачем?
Окоемов. А затем, чтобы ты поняла наконец, что ты вся в моих руках: что я захочу, то с тобой и сделаю. Пора перестать сентиментальничать-то.
Зоя. Я ничего не понимаю.
Окоемов. Что ты такое? Женщина без состояния, опозоренная, сегодня же весь город узнает о нашем позоре, и мне оттолкнуть тебя с презрением даже выгодно. И я это непременно сделаю, если ты вздумаешь мешать мне.
Зоя(с трепетом). Аполлон, Аполлон! Я боюсь… Мне страшно… ты совсем не тот… ты другой человек.
Окоемов. Тот же или другой — это все равно; люди меняются с обстоятельствами. Нужда всему научит. Кто меня осудит, если я брошу и совсем забуду тебя? Ты будешь жаловаться, плакать, уверять, что я обманул тебя? Кто ж поверит тебе?
Зоя. Ты убиваешь меня! Перестань, перестань! Заговори со мной по-прежнему, с прежней лаской… Ведь мне страшно, мне кажется, что я теряю… хороню тебя! Ах, ах… Ну, улыбнись мне, мой милый! Пожалей меня, ведь я женщина… где же силы, где же силы, друг мой…
Окоемов. Оставь нежности! Не до них… Ты меня раз послушалась, и уж теперь ты в таком положении, что должна слепо повиноваться мне; иначе ты погибнешь.
Зоя. Да я тебя слушаюсь. Приказывай. (Опускается с дивана на колени и складывает руки.) Я раба твоя.
Окоемов. Ах! Пожалуйста, без глупостей… Сядь!
Зоя садится на диван в немом отчаянии.
Прежде всего помни, что мы теперь чужие… Зоя слабо вскрикивает. Примирение возможно… мы еще можем быть друзьями, но только с одним условием.
Зоя. Говори, говори! Я вперед на все согласна.
Окоемов. Я требую от тебя, чтоб ты бросила все эти нежности и сентиментальности и поступила благоразумно.
Зоя. Благоразумно? Женщине с чувством это трудно, но изволь, я буду принуждать себя.
Окоемов. Потом, надо бросить все эти предрассудки, там долги разные, приличия и обязанности, которыми вы себя опутываете, как цепями. Живи, Зоя, как живут люди деловые, практические; они не очень-то разборчивы на средства, когда добиваются чего-нибудь большого, существенного.
Зоя. Говори, милый, яснее! Я тебя слушаю со всем вниманием.
Окоемов. Тебе есть случай жить богато, весело и постоянно пользоваться моей дружбой. Глядя на тебя, я бы радовался… Моя совесть была бы спокойнее, потому что причина всего твоего горя — я!
Зоя слушает с напряженным вниманием.
А тут я видел бы тебя опять богатой, любимой. Отчего тебе не сойтись с Лупачевым, он так тебя любит? Полюби и ты его!
Зоя(вскрикивает). Ах! (Хватает щипцы от камина и бросается на мужа.)
Окоемов. Что ты, что ты!
Зоя. Ах, извини! (Щипцы падают из рук ее.) Ты меня заставил притворяться… Притворяться я могу… но быть бесчестной, нет… как ты смел… как ты смел!..
Окоемов. Зоя, Зоя, успокойся, тише!
Зоя. Нет, я не могу, я не могу, ты тут… (показывая на грудь) разорвал все… Мне надо прийти в себя… надо одуматься… после… (Идет к двери.)
Окоемов. Зоя, Зоя, выслушай!
Зоя(у двери). Нет, нет, я пойду… Прощай! Что я говорю… Нет, я подумаю…
Окоемов(идет за ней). Зоя, ну, извини! Я грубо выразился!
Зоя. Прощай! То есть я пойду, подумаю… Не ходи за мной… (Оборачивается, берет Окоемова одной рукой за лицо, пристально смотрит на него. Покачав головой.) Красавец! (Уходит в дверь направо.)
Окоемов делает несколько шагов к двери.
