Часть шестнадцатая
ОБВИНИТЕЛЬ
Глава 7
Интересный разговор
Научиться играть на гитаре я хотел давно. Да что там давно, всегда! Да и что бы я был за мальчишкой, если б не хотел этого?
Однако, мечтам сбыться оказалось не суждено. Не то, чтобы какой-то злой рок, лютая необходимость, как в случае с танцами, нет. Просто так совпало, звезды не сложились. Да и должного количества времени в наличии не было. Как раз из-за танцев, бассейна, и, само собой, единоборств — не могу же я разорваться, в конце концов? Теперь, пользуясь моментом, я восполнял пробелы и получал ни с чем не сравнимое удовольствие.
Времени для этого оказалось много, в нормальное русло жизнь корпуса вошла не сразу. Да и войдя, никаких особых сложностей не представляла. Мой организм настолько привык к нагрузкам, что спокойно, даже с эдакой ленцой переносил их, слава модифицированным способностям! Оные же способности помогали и в теоретических занятиях. Да, память мне искусственно развивали, теперь она представляла собой кристалл для записи, «жесткий диск», в который может поместиться непонятно что непонятно в каком количестве. Но изначальная база делала этот объем просто невероятным. Письмо Хуана Карлоса, например, поместилось в памяти фотографически, после всего лишь беглого прочтения, без особых усилий и напряжений. Потому и на теоретические занятия я тратил гораздо меньше времени, чем требовалось даже с учетом моей усиленной программы.
Таким образом, уставший, но особо не перегруженный, я все свободное время начал отдавать новому развлечению, «улетая» в иной, необъяснимый мир, даже забыв о том, что лишен всех и всяческих «благ». «Блага» переставали существовать, к неудовольствию сеньорин офицеров, что лишало мотивации их наказание. Наоборот, я был готов расцеловать ту же Мишель (королева вряд ли позволила бы такую фамильярность) за предоставленные возможности — в любом ином случае мое погружение в музыку не было бы столь полным и всепоглощающим.
Самоучители игры на гитаре в базе данных корпуса оказались. Причем, один из них был ровесник первой королевы — висел на серваке со дня основания этого заведения. Плюс, одна из девчонок Белоснежки любила гитару, и худо-бедно, но достаточно красиво играла — училась этому в личное время за воротами. Она объясняла мне азы, после чего я тренировался с самоучителями, юзая их интерфейс на полную катушку.
Так прошла примерно неделя с момента запрета на выход в город. «Примерно» потому, что я перестал следить за временем, дни слились в одну большую полосу, разделенную на промежутки личного времени, сна, занятий и приемов пищи.
Марина не звонила. Звонила мама, интересовалась, куда пропал, но ее я успокоил, сказал, что все в порядке, правила распорядка изменились, и вопрос был снят. В конце концов, я не «зелень» даже, так, «малышня», а «малышня» на базе сидит безвылазно и не вякает.
Нашу Красавицу так же не видел, хотя встреч искал. Она в корпусе появлялась несколько раз, но ненадолго, перехватить ее не удавалось. Само собой, никого из людей ее ранга, способного пролить свет на проблему ее младшего высочества, не видел так же, хотя набрался наглости и написал короткое сообщение Сирене Морган (ее адрес у меня остался со времен противостояния). Которое сеньора полковник, естественно, проигнорировала.
«Девятка» на связь тоже не шла, ни «старая», ни «большая». Размышляя над этим, я поймал себя на мысли, что до сих пор ни разу не видел ее командира, легендарную Лану, Светлячка, героя марсианской гражданской войны, чуть не убившую в свое время господина Ноговицына, бывшего тогда всего лишь полевым командиром. Которую королева в свое время затащила себе в корпус правдами и неправдами. Нет, я, конечно, многих не видел, хранители каста особая, не обязанная видеться с кем-то по их желанию, но сложилось впечатление, что эта особа меня избегает намеренно. К месту вспомнился разговор с Бэль в парке в кафешке, когда она была мокрой, и девица, сидевшая сзади, которая меня так напугала. Если предположение верно и Бэль принцесса, даю голову на отсечение, что Светлячок и была той самой девахой из парка, с аурой опасной хищницы.
Сама Сирена, с которой бы я хотел поговорить прежде всего, вписывалась в конструкцию, выданную Бэль в парке на гора, идеально. Мачеха, жена отца, да еще офицер корпуса — идеальный «штандартенфюрер» для воспитания их высочеств, который будет плевать на их статус и любые выходки. Есть, правда, маленькая нестыковочка, глава клана Веласкес все-таки королева Лея, а не сеньор Серхио, но в принципе это не важно. Это детали. Кланом Веласкес правит «политбюро», в котором у каждого составляющего его свой сектор работ и собственное, строго дозированное право голоса. Королева может послать всех приближенных в пояс Койпера, разумеется, вот только вскоре окажется там вместе с ними сама, потому она не всемогуща и вынуждена учитывать при принятии решений мнения многих. И особенно сеньора Серхио, пусть бывшего, но мужа, отца ее детей. Его превосходительство — единственный мужчина, удерживающий эту бабскую кодлу в узде, потому не удивлен, что в своем рассказе Бэль «назначила» его главой клана. В каком-то смысле это действительно так.
В связи с системой управления, коллективизмом и «политбюро», вырисовывался следующий факт: я зря писал Сирене. Никто не позволит ей разговаривать со мной, играть сольную партию. Если они считают, что мне рано видеться с Изабеллой, разговоры не помогут — никто из тех, кто владеет информацией, на контакт не пойдет. Мишель для подобных откровений даже предпочтительнее — я очень часто распознаю, когда она врет.
…А мне нужно-то всего ничего! Простое изображение! Видео или фотографию! Похоронив эту девушку в душе, я намеренно не искал ее, не лопатил тонны информации, которая валялась под ногами, дабы удостовериться, она это, или не она. И только теперь, когда засвербило, как назло…
…Эх, паскудно-то как на душе. Разиня! Сопливый сеньорито из сериала! И спросить помощи ни у кого нельзя, любая моя просьба раздобыть «на воле» изображение ее младшего высочества вызовет закономерный вопрос: «А что, в базе корпуса такового нет?» Что тогда отвечать? Колоться, что Бэль и ее высочество одно и то же лицо? Вбрасывать в «телеграф» никому не нужную информацию?
А местную сеть распространения слухов не стоит недооценивать. Неспроста ведь сеньорины офицеры держат вокруг меня вакуум (в меру сил, конечно). Любая утечка может иметь колоссальные последствия. И то, что персонально я обо всем догадался, это еще полбеды. Беда начнется, когда информация расползется дальше, за пределы здания с бело-розовыми колоннами. Например, раньше времени достигнет той же Бэль.
Нет, портить игру сеньоринам не стоит. Пускай себе мудрят. Главное, у меня неожиданно, спасибо одному камаррадо республиканцу, появился козырь в виде знаний о планах Совета. А это много.
Теперь понятны и разговоры насчет ДВУХ принцесс. Да, Камилла, скорее всего, была права, и девочки те еще штучки, захотят попробовать меня обе. Но изначально информация о младшем высочестве была вбросом, всего-навсего. С целью подготовить среди местной общественности почву ко… Второй? Третьей фазе?
Черт его знает! Одно могу сказать, эти дни, вот эти самые, проводимые в учебной аудитории с коконами самоучителей вокруг головы и гитарой в руке — последнее тихое время моей жизни. Самое-самое. Больше такого не будет никогда. А потому я должен забыть обо всем и наслаждаться, набираясь сил на дальнейшие бои. Ибо это будут именно бои — с их высочествами, с офицерами и их планами, с королевой, наверняка считающей, что знает о моих желаниях и стремлениях лучше меня, и, само собой, на бои внутренние. Поскольку на самом деле, несмотря на лоск, подготовку и внешнюю уверенность, я, оказывается, понятия не имею, что хочу. И тем более не знаю, как себя поведу, увидев ту же Бэль в метре от себя, живьем, в облике ненаследной принцессы дома Веласкес. К которому сам теперь напрямую отношусь так же, как и она.
— …Красиво!
Поднял голову, выплывая из грез в реальный мир. Струны, издав финальный аккорд, замолчали.
Передо мной сидели четыре прелестных создания с задумчивыми улыбающимися мордашками. Две — «пятнашки», пришедшие поддержать морально, две старшие, идейные, которым нравится именно музыка. Есть еще несколько представительниц наскоро сколоченного фан-движения, всего меня навещает около десятка постоянных слушательниц и по два-три человека непостоянных, но сегодня что-то никого нет. Чупакабра дежурит, заездила девочек.
Кстати, это именно она нашла мне каморку — старую учебную аудиторию, в которой я и занимаюсь. Я здесь неофициально, Мишель, забегающая в корпус на минутку, решение не утвердила, но остальные оперативные не стали ломать кайф и запрещать на пустом месте. Потому хоть тут и не игровая, и вообще не кубрик, это место «закреплено» за моими занятиями, и посторонних не бывает.
— Растешь, Хуан! — продолжила старшая слушательница. Не просто из старших — лет ей за двадцать пять, из хранителей. Из (будете смеяться) «двадцать седьмых», охраны инфанты. — Неделю назад ты по струнам еле попадал!
— Неделю назад много чего было, — отмахнулся я, но похвала задела.
— В город тебе надо, — покачала головой вторая слушательница. Эта из взвода мулатки Белоснежки, напарница моего нынешнего учителя музыки. — К наставнику. Настоящему. Он из тебя золотой слиток сделает.
— Спасибо, — отмахнулся я, — не надо. Для меня это баловство. Время занять. Обойдусь как-нибудь.
Первая собеседница была не согласна.
— Зря, Хуан. У тебя, действительно, получается. Ты этот… Самородок. А от самородка до золотого слитка…
— Рукой подать, — закончил я. Отчего-то хотелось закурить. Нет, после известий от Хуана Карлоса мне курить хочется часто (видно, нервы), но сейчас захотелось вдруг особенно.
— Хорошо, девчонки, допустим, — хмыкнув, начал изливать я желчь, добавляя в голос иронии. — Допустим, вырвусь на волю и найду наставника. Допустим, тот научит меня, обтешет, сделает слитком. А потом? Что дальше?
А дальше начнется вторая фаза плана наших сеньорин. Меня познакомят с твоей подопечной, — кивнул хранительнице, — чтобы очаровал ее. После…
— …После начнется настоящая свистопляска, — вздохнул я. — Битва за влияние на ее высочество, протекции, вхождение в различные кабинеты, какие-то посты для роста… Союзы с некими семьями против других…И инвесторы за спиной, которые вложатся в проект и закономерно потребуют дивиденты. Годы, девчонки! Все это на годы! И ни секундочки лишнего времени. Так зачем мне с такими раскладами гитара?
Девчонки моему выпаду улыбались — понимали гораздо больше, чем позволяли себе показывать. За что я был им благодарен. И сам-то, раскис, ну точно лопух! Нет, пора заканчивать эти самокопания, выбивать дурь из головы. Бэль еще не появилась, только замаячила на горизонте фактом существования, а уже вывела меня из равновесия так, что перед девчонками стыдно. В конце концов, именно этому меня и учат, иммунитету к любым проявлениям женских чар.
А гитара… Действительно, обидно, и я даже не мог представить раньше, насколько. Ведь у меня на самом деле получается неплохо. Я пока еще не знаю ноты, но вижу в движениях струн некую математическую логику, закономерность, которая приводит в восторг. Возможно, из меня не получится композитор, придумать что-то свое я не смогу, но воспроизвести чужое…
Музыка для меня превратилась в математику, мелодия — в закономерность функций аккордов, струн и ладов. Эти закономерности палитрой проносятся в моем мозгу, составляя красивую сложную функцию с непередаваемым рисунком, описать который невозможно — в человеческом языке не существует понятий для этого. Все равно, что описывать красоту дифференциального уравнения человеку, далекому от математики. И понимать надо не мозгом — уж что, но разложить звук на математические составляющие может любая звуковая программа, а душой, внутри себя. Потому, что сложно не увидеть закономерность, сложно именно оценить ее гармонию. И убейте, как это происходит, не понимаю.
Возможно, если бы не было Восточных ворот и того памятного разговора с Мишель, если бы не было на моей голове в тот момент пресловутого навигатора, подаренного Бэль, и в первую очередь пробитого по базе корпуса, я бы рано или поздно занялся музыкой. И кто знает, чем черт не шутит, стал бы профессиональным музыкантом. Ну, не бойцом же становиться, в самом деле, и не каким-нибудь инженером купольных систем — размах не тот. Стал бы со временем знаменитым, имел бы к тридцати толпу поклонниц…
…Хотелось бы мне вернуть этот момент? Зная то, что знаю сейчас, пересек бы я порог досмотровой комнаты в этом случае? Или выбрал иную судьбу, с иными радостями и печалями, но находящуюся как можно дальше от заведения лучших убийц Солнечной системы?
Ответом на этот вопрос и был занят мой мозг в фоновом режиме, пока пальцы перебирали струны. И это был второй огромный фактор, после открытия Бэль, который вызывал у меня раздражение на все слова и действия окружающих. Я был дерганый, психованный, язвил направо и налево… Потому, что несмотря ни на какие коврижки, обещаемые мирной жизнью, все равно бы вошел. Переступил, пересек, остался. А значит, так мне и надо!
* * *
Вызов прозвучал неожиданно, вышвырнув из состояния погружения, вызванного перебором рисунков.
— Слушаю!
— Ты где?
Мишель. Голос не взволнованный, но спешный, предельно сосредоточенный. Назвал ей номер аудитории.
— Это я и так вижу, — хмыкнула она. Видно, звонила из кабинета. — Что ты там делаешь?
Я оглядел сразу вытянувшиеся мордашки слушательниц.
— На гитаре играю. Учусь. Сегодня окно, теоретические занятия отменили.
— Ясно. — Судя по голосу, про занятия она знала. — Бегом в каюту, переодевайся в гражданское. Что-нибудь представительное, но не костюм с галстуком, проще.
— Понял. Костюма на базе у меня все равно нет.
— Вот и хорошо. — Жду тебя у шлюза через пятнадцать минут.
Рассоединилась. Я посмотрел на часы.
— Девчонки, труба зовет! В следующий раз.
И под подбадривающие голоса слушательниц быстрым шагом выскочил в коридор. Сердце застучало сильнее от предчувствия чего-то нового, непонятного. Ой, неспроста теории сегодня нет, совсем неспроста!
«Началось». — съехидничал внутренний голос.
При моем появлении девочки, стоящие на вахте у выхода, молча открыли внутреннюю створку шлюза, кивнув, мол, могу идти. Я кивнул в ответ и вошел в камеру перехода. Есть, внутренняя створка встала на место, поднялась внешняя. Вышел.
Машина Мишель стояла прямо перед выходом, «под парами». В отличие от Катарины, это была не гоночная, но вполне себе представительская полуспортивная белая «Омега», стоимость которой не намного уступает розовой красавице «Эсперансе». Впрочем, в салон, наверняка роскошный, я не попал, запрыгнув в специально оставленный люк кабины водителя.
— Привет! Давненько тебя не было! — ухмыльнулся я, оценивая состояние любовницы и начальницы, пытаясь понять, как вытянуть ее на откровенность относительно интересующих меня проблем. И стоит ли это делать — может, сначала разузнать новости?
Мишель, одетая хоть и не в форму, но не представительно, в «домашнее», закончила оценку моей внешности, осталась довольна, кивнула. После чего закрыла люк, взяла в руки штурвал и тронула машину. Причем на вихре камеры заднего вида отразился тронувшийся следом стоявший в отдалении типовой «Мустанг» корпуса.
— Опергруппа? — Брови мои взлетели вверх. Ведь опергруппа вряд ли предназначалась для нее — ей и без опергрупп неплохо живется. Да и представительно одет был только я, в ее «домашних» брюках и кофте на приемы не ходят. — К чему такой официоз? Я теперь знатная шишка, или на меня открыли охоту?
— В смысле, охоту? Кто? — не поняла она. Я пожал плечами.
— Не знаю. Марсиане, например. Меня же «слили», в первые несколько часов. Я еще до тюрьмы не успел добраться, а видео из вагона метро покочевало по планетарной сети. Ну, может, изыскались какие-нибудь народные мстители?..
Любовница и начальница рассмеялась.
— Нет, мстители сидят тихо, на пятой точке. Департамент и УВР Марса сообща прижали всех к плинтусу — боятся дернуться. Так что насчет своей персоны можешь не нервничать.
Да особо как-то и не нервничал. Просто к слову…
— Кстати, это было специально сделано, или случайно? — ухмыльнулся я. — «Слив»?
Мишель вырулила на главный проезд, ведущий к воротам, выругавшись под нос едущему по не такой уж широкой проезжей части тихоходному дрону-вездеходу ремонтнику, затем ответила:
— Случайно. Вы как раз у министерства культуры дебоширили, а департамент уже нашел причину драки. Там ведь не дураки работают.
— Повод, — поправил я. — Повод драки. Причина тлела на планете уже давно.
— Повод, — не стала она зацикливаться и спорить. — Алиса была у себя, могла оперативно вмешаться и не дать записи ход, но не стала. Ситуация срывалась с петель, лавина неслась, как снежный ком, и она не решилась. Иногда приходится выбирать, Хуан, какой проект важнее.
Что ж, закономерно. Однако следуя собственному амплуа выпендрежника, я напустил я на себя вид показной бесшабашности и как бы съязвил:
— И мой, оказывается, менее важен, чем марсианский!..
— Дело не в Марсе, — фыркнула собеседница. — Дело в стрелочниках. Любое промедление в подобной ситуации, и конец карьеры. Не отмоешься потом. Съедят, не разбираясь, что там на самом деле было. Иногда время ценнее любых проектов, Хуан.
— А Лея? Как она отнеслась, когда узнала?
Мишель пожала плечами.
— Повздыхала. Но Алису не осудила. Она тоже понимает, что к чему.
— Значит, когда «двадцать седьмые» искали в городе оставшихся наших, информация обо мне уже была, — сделал я вывод. — Так?
— Так. — Кивок. — И что тебя повязали, и в какой ты тюрьме — следили в прямой трансляции.
— И использовали это время, чтобы…
Я сбился. Мишель улыбнулась.
— Чтобы тебя отмазать. Да, Хуан, ввиду твоего засвета Лее скрипя сердцем пришлось официально признать, что ты — ее племянник, что обучаешься в корпусе, и, как ангел, действию официального правосудия не подлежишь. Признать не перед камерами, естественно, но те, кто надо, был уведомлен, со всеми вытекающими. И теперь что бы ни происходило, кого бы крайним не делали, на тебя никто не посмеет поднять руку. Относительно тебя у всех НАШИХ амнезия.
Мне не понравилось выделение этого «наших». Однако, шестое чувство подсказывало, что целью моего представительского вида, поддерживаемого опергруппой сзади, и является «разбор полетов» с марсианами. Проблему надо уладить, и для этого есть все: и желание, и возможности, и… Необходимые люди самого высокого ранга.
Но и кроме марсиан в ее словах крылась какая-то нестыковка. Я чувствовал ее пресловутым шестым чувством, подкрепляемым знанием, на какой именно планете мы находимся.
— Допустим, сеньоры олигархи знают. А пресса? Журнашлюхам только дай попиариться на скандалах! Лея так сильно уверена, что ее силовики держат за яйца всех? А если кто-то решит копнуть и сделать на этом имя?
— Вот именно, журнаШЛЮХИ, — улыбнулась Мишель. Мы как раз подъехали к воротам, внутренняя створка шлюза которых незамедлительно поднялась — даже не пришлось останавливаться. — За любыми медийщиками кто-то стоит, Хуан, за всеми. За исключением пары-тройки вольных блогеров, но и с ними работать в принципе можно. В официальных СМИ информация не пройдет, Хуан, верняк!
Я обалдело покачал головой.
— Настолько все печально? В смысле, для планеты?
— А ты хотел свободу слова в олигархической клановой монархии? — повернула она издевающуюся мордашку.
— Корпус — привилегия, закрепленная за кланом Веласкес, — продолжила она нравоучительным тоном, от которого получала удовольствие. Передняя створка как раз раскрылась, мы выехали наружу, в город, и ожидали «Мустанг». — А если кто-то покусится на официально закрепленную привилегию… Оно ведь как, привилегии у многих есть, не только у Веласкесов. У Феррейра, например, они в оборонном секторе. У Сантана — в финансовом.
— …У Манзони — в атомном, — перебил я, вспомнив письмо Хуана Карлоса.
Спутница усмехнулась.
— Именно. И если кто-то покусится на чью-то официально закрепленную привилегию, в любых целях, под любыми предлогами… Это будет значить, что завтра такую же привилегию могут отобрать у тебя самого. Под любыми предлогами, любыми лозунгами. «Сходняк» глав кланов не станет защищать «беспредельщиков», посягающих на святое, закроет глаза, уши, рот, и наша Нимфа без особых проблем и со спокойной совестью проредит ряды зарвавшихся аристократов. Либо распоясавшихся, потерявших контроль медийщиков. И все, в первую очередь медийщики, это знают.
Интересный пунктик. Негласное правило, которое волею слепых инстинктов выживания социума будет соблюдаться гораздо лучше, чем любой самый идеальный писаный закон. Венера, сеньоры и сеньорины, мать вашу!..
— Потому, как бы им ни хотелось утопить некоторые проекты королевы, — подвела Мишель итог лекции, — у тебя индульгенция. И сейчас, и на будущее. — А потому… — «Мустанг» выехал из шлюза, она включила автопилот и повернула ко мне строгие пронзающие глаза мудрой наставницы. — А потому, Хуан, отныне на тебе огромная ответственность. Да, любые свершенные тобой преступления с сего дня останутся без наказания. Но любое преступление, свершенное тобой — это не твой личный промах. Теперь это дело всего клана и лично королевы, потеря имиджа всех нас. Никогда не забывай об этом.
Я ждал подобного разговора. Но не был к нему готов. Потому, что в моем представлении ангелом я должен был стать лишь после присяги. Эта мысль была соломинкой, спасением, за которую я прятался. Но за соломинку не спрячешься, а правда — вот она. Я ангел потому, что обратной дороги просто нет. Уже нет.
— Значит ли это, что теперь информированные сеньоры олигархи захотят от меня избавиться? — усмехнулся я в ответ. — На всякий случай? Как от темной лошадки, вдруг появившегося на горизонте королевского племянника?
Мишель облегченно выдохнула, тема усвоена, и откинулась на спинку кресла.
— Нет. Пока ты из себя ничего не представляешь, убирать тебя нет смысла. И да, раз такая пьянка, ты должен знать — вокруг тебя вертятся люди Феррейра. Вообще-то вертятся многие, очень многие, но Феррейра взяли тебя в такой плотный колпак, что… — Тяжелый вздох. — В общем, нам приходилось отгонять их чуть ли не силой. По плечам хлопать: «Парни, совесть имейте!». Агрессивных действий они не предпринимали, только наблюдали, потому предъявлять им нам нечего — не развязывать же войну на пустом месте? Так что имей в виду.
Да уж, интересная информация! А от неагрессивных действий до агрессивных один шаг — слово их босса.
«Так что действительно, имей в виду, Хуанито, — позлорадствовал внутренний голос. — И всегда, круглосуточно имей пути отступления. На всякий случай…»
— Мама? Марина? — покачал я головой, озадаченный информацией. Из головы не уходили слова: «Привет, девчонки!», и четкий осмысленный взгляд на меня сеньорито Себастьяна Феррейра, наследника их клана. Он ЗНАЛ, кто перед ним. Сын проститутки, и одновременно племянник королевы. Отсюда и презрение, и желание поставить на место в присутствии ее высочества.
— Маму пасут до сих пор, — пожала плечами Мишель. — Из-за них мы не рискнули снять дополнительную охрану, так что там полный порядок.
Насчет Марины все тоже в норме. Как и планировалось, она никому не интересна. Все покрутились и отстали. Феррейра тоже люди, понимают, что произошло. Человеческий фактор в виде пьяной женитьбы он… — Усмешка. — …Возможен. И ценность такого контакта для тебя, и тем более королевы, нулевая.
— Даже теперь нулевая? — хмыкнул я. — Не для королевы, для меня?
Мишель презрительно скривилась.
— А какая разница? Ты не Эдуардо, чтобы твой сын мог на что-то там в отдалении претендовать. Ты — всего лишь ты. И он, если родится здоровым, максимум, сможет участвовать в играх других людей в качестве безвольной пешки. Его ценность так же близка к нулю, Хуан.
— Он — мое слабое место… — попробовал возразить я, но был перебит.
— Для тебя. — Златовласая расплылась в улыбке, от которой мне стало нехорошо. — Тебя теперешнего. Но они судят по себе, и поверь, сын от простолюдинки для них… Не настолько слабое место, как для тебя.
Пауза.
— Чтобы играть с ними на равных тебе придется жить в их понятийном поле, Хуан. Хочешь ты этого или нет. А по их логике, почему бы тебе не пожертвовать в случае серьезной опасности подобным слабым местом в угоду высших интересов? Как то выявление личностей врагов, которых после уничтожишь? Как сделали бы они сами на твоем месте?
— Это называется излишней сентиментальностью, Чико, — продолжила она менторским тоном. — Ты страдаешь ею, но тебе простительно. Пока простительно.
— Я не смогу жить, как они!.. — кулаки мои сжались от ярости бессилия. Я знал, что влез в дерьмо, но пока еще не привык жить им.
Собеседница кивнула.
— Разумеется. Но подстраиваться ты должен. Где-то делать вид, где-то действительно находить компромисс с совестью. Но в их понятии, если ты действительно станешь львом, если станешь опасным, ты не сможешь не быть, как они. И твоя кажущаяся слабость автоматически станет ловушкой для врагов. Оно не стоит того, Хуан. Во всяком случае, лисы вроде сеньора Октавио на такой трюк не купятся.
Кажется, из моей груди вырвался обреченный вздох. Разумеется, это всего лишь слова, теория. Как оно должно быть в сферической форме в вакууме. Практика же далеко не теория, и может произойти всякое. В конце концов, не все такие умные, как лис Октавио.
Но логика сеньор аристократов тоже фактор немаловажный, и слава богу, здесь успехи очевидны.
— Интересно, когда вы сведете нас с Фрейей, Феррейра будут так же лояльны ко мне? — усмехнулся я следующей мысли. — Или все же попытаются грохнуть?
Улыбку с лица Мишель сдуло ветром — видно этот вопрос актуален и без моего озвучивания.
— Все непросто, Хуан, — потянула она. — Октавио просто так не подставится. Будет искать возможности сделать это не своими руками, а это задержка по времени, во время которой мы тоже не будем сидеть сложа руки. Сын — да, тот может сорваться. Но он под колпаком у отца, тот ему не позволит. Во всяком случае, я хочу в это верить. Так что максимум, что тебе грозит, ПОКА, это мордобой. — Ее уголки губ вновь разошлись в разные стороны. — Которому ты, наверняка, только обрадуешься. Так? — И коварная улыбка нагадившей в тапки кошки.
— Меня смущает это «пока»…
— Над этим работают, Чико, — похлопала она меня по руке. — Все мы работаем, весь клан. Весь план держится на установке, что это будет главной угрозой, постоянно висящей дамокловым мечом. Но мы не первый год тут варимся, так что…
Ясно. Я вновь вздохнул и расслабленно откинулся на спинку. А чего, собственно, хотел? Что иного она сможет мне сказать? «Знал, куда шел»? Избито.
«Так что, действительно, расслабляйся, Чико, — вновь поддел голос, — и получай от жизни удовольствие».
— А что будет, если он узнает о Бэль? — озвучил я новое изыскание лихорадочно работающего с непривычки последних дней мозга. — Если вы все-таки решите сосватать меня ей? Получается, Фрейя свободна, они смогут и дальше окучивать ее, а что там вырастет из меня — еще бабушка надвое сказала?..
— Что-что бабушка сказала? — нахмурилась моя любовница и начальница. Женщина она, конечно, образованная, дочь офицера, не какая-то бывшая бродяжка, но не настолько, чтоб все знать.
— Поговорка такая, русская. Смысла не знаю, — улыбнулся я. Есть, главное проскочило. Слова про Бэль прошли сквозь нее, как нож сквозь масло, не оставив ни единого отклика. То есть…
…Луч надежды, еще теплившийся в моей душе, что это Бэль не принцесса, окончательно потух.
— Понятно. — Златовласая кивнула. Задумалась. — Лея хочет все-таки попробовать с Фрейей, Хуан. Изабелла ничего не решает, это тупик.
— Тупик с королевской кровью, — не согласился я. — И чрезвычайно простым способом легализации на политическом Олимпе планеты.
— Слишком жесткие будут последствия, — не согласилась она. — Стране не нужна конфронтация в лице Фрейи, королевы, поддерживаемой Феррейра, и тебя, мужа ее сестры, поддерживаемого всеми остальными. Это война, Хуан, жестокая война, ослабляющая государство. Феррейра придется давать окорот, максимально жестко, а таких войн без потерь не бывает. Плюс, сама Фрейя — ты не представляешь, какая она властная. Ей тоже нужно будет дать окорот, и это гораздо большая проблема, чем все Феррейра вместе взятые.
— Потому, что здесь надо будет обойтись без потерь… — грустно заключил я.
— Угу. — Кивок. — Потому тебя и учат всему, что может потом пригодиться ТАМ, в той битве. Но ты не маленький, сам давно это понял.
Да понял я, понял. Ничего нового разговор мне не открыл, за исключением статуса девочки с белоснежными волосами. Одни мысли о которой вновь, как и в прошлом году, переворачивают меня наизнанку, сводят с ума.
— Ты не могла сказать раньше, что она — принцесса? — по-свойски спросил я. А чего, свои люди, предмет беседы понятен, тайны раскрыты…
Только теперь Мишель посмотрела на меня иными глазами — оценивающими, напряженными, суженными. Пытающимися просветить насквозь, как рентген. Я засчитал очко — похоже, только сейчас поняла, что я блефовал, и о роли ее младшего высочества в своей жизни лишь догадывался. Но смотрела сеньора начальница без испуга — видимо, была к такому повороту событий готова (а скорее всегда была готова, ждала лишь, когда выстрелит).
— А зачем? — ответила она, окончательно все поняв и успокоившись. — Смысл?
— Смысл? — Я подался вперед. — Ты знаешь, как я к ней относился! Что ради нее в принципе и совершил это безумство — пришел в ваш долбанный корпус!
— Пришел, — согласилась она. — А дальше? Дальше что, Хуан?
Она тоже подалась вперед, ко мне, схватив руками за грудки и толкнув на люк кабины.
— Ты знаешь, почему они не решаются начать вторую фазу? До сих пор, хотя прошло уже столько времени? — Глаза ее пылали, и мне стало страшно. Наверное, впервые. Я увидел, что у этой женщины в душе, увидел ее презрение, ее ненависть в свой адрес, которые она тщательно маскировала все это время ввиду «политической необходимости».
— Потому, что ты — тряпка! — вырвался ее крик, напоминающий рык зверя. — Сопливая тряпка, льющая сериальные мыльные сопли, вот кто ты!
Слова ее срывались с бешеной энергией и больно резали душу. Потому, что она не лицемерила, не врала (что у нее в порядке вещей). Она была искренняя, и эта искренность разила похуже любой самой лучшей лжи.
— У тебя куча талантов, — продолжала разоряться она. — Сильный, умный, понимающий человеческие души. Способный к планированию операций — это все инструкторы подтвердили. Преподаватели тобой не нахвалятся. Но на деле ты «сливаешь» все свои достоинства сентиментальным дерьмом, которое так и лезет изнутри!
Она сбилась, начав остывать. Отпустила. Но голос продолжал лучиться желчью.
— Да, морду набить марсианам ты можешь — там ведь думать не надо! И повести парней в бой с превосходящим противником. И окружить взвод условного противника на полигоне, после чего методично расстреливать его, пользуясь рельефом, не неся потерь — это ты можешь тоже. Но ты ТРЯПКА, Хуан! — закричала она. — И пока ты не выкинешь из себя всю свою дурь, так и будешь бесправным кадетом, «малышней», день за днем, год за годом! Так и будешь сидеть на базе, изучая одни и те же дисциплины! А после станешь никем иным, кроме презираемого тобой «мяса», частью резерва. И Лея, да и все остальные члены Совета, сделают все, чтобы ты никогда не засветился, не встретился с Бэль и не испортил планы на будущее этой планеты.
Она окончательно успокоилась, откинулась назад, сделав несколько тяжелых вздохов.
— Мы решаем судьбы государства, Чико. Всей Венеры. Ста десяти миллионов человек. А так же тридцати миллионов марсиан, членов Альянса. У нас нет возможности отвлекаться на личное.
Да, с Бэль ты познакомился раньше. Да, с нею у вас что-то было, причем обоюдное — эта мерзавка в поисках тебя чуть не разгромила твою школу. Но думать ты должен не о ней и не о себе. И не о Фрейе с Мариной. И не, прости за прямоту, о Пауле с девочками.
— Думать ты должен о ВЕНЕРЕ, мать твою! — снова сорвалась она на крик. — И вот когда мы увидим это в тебе, превалирование государственного над личным, когда увидим в тебе мужа, а не мальчика, только тогда начнутся и вторая, и третья, и четвертая фаза!
Вновь выдохлась. Ох, и трудно достаются иногда некоторые слова. И оттого ранят они гораздо больнее, чем сотни других, эмоциональных, но не таких искренних.
— Так что сиди пока на базе, юноша, и не высовывайся — тебе же будет лучше, — подвела она итог. — Отпустить тебя мы больше не можем, даже если захотим. А значит, так и будем растить рядового бойца резерва. Извини, Чико. Жизнь есть жизнь, ничего личного.
* * *
Молча ехали долго. Наконец, я не вытерпел:
— У меня так сильно много возможностей думать о Венере?
Она, видно, тоже отошла, пожала плечами.
— Начинается все с малого.
— А мне кажется, ты преувеличиваешь. И вешаешь на меня каких-то своих мифических собак. Которые бегают у тебя в голове и только там.
— Хочешь сказать, что дорос до следующего этапа? — усмехнулась она, но меня было уже не пронять.
— Нет, не хочу. Пока не дорос. Но пенять мне про «мужа» и «мальчика» не надо.
— Солнце мое, это не ты сосватала мне Капитошку? — перешел я в атаку, повесив на лицо ядовитую улыбку, добавив в голос энергии. — Твоя идея или Катарины, поэкспериментировать с нею? Возможно, Катюша придумала, штука в ее стиле, но Мишель, лапочка, не ты ли дала добро на операцию?
От слова «лапочка», не вязавшегося с контекстом беседы, собеседница вспыхнула:
— Я…!
А вот что именно, «я», сформулировать не смогла. Есть, получилось, поехали дальше!
— А эти девочки за воротами? Пеняешь меня ими? — Я глубокомысленно покачал головой. — Но ведь это ведь ваша идея — научить меня магии обаяния. Как одному из самых важных методов в грядущей работе. С чего вдруг? — Я сорвался на крик:
— Так почему, маму вашу, вы не даете мне испытать эту магию в полевых условиях? На «необъезженных» непредвзятых девочках «с улицы»? Хотите, чтобы был ботаном-теоретиком, понятия не имеющим о практике? Чтоб лопухнулся на первом же свидании с вашей подопечной? А, пардон, до свидания еще дожить надо! Что с вашим подходом маловероятно. Нет, конечно, вы все-таки выкрутите как надо, администратичный ресурс — великая вещь, познакомить нас познакомите…
…Вот только эта великая вещь ничего не стоит без исполнителя, Мишель, — подвел итог я. — Грамотного, толкового, обученного не только ЗНАТЬ, как надо делать, но и умеющего ПРИМЕНЯТЬ знания на практике.
Она слушала, не перебивая, давая высказаться.
— Ты для этого подобрала меня на улице, на этой помойке — почувствовала, что потяну? — Вздохнув, я принялся наезжать с новой силой. — Ну, так дай же мне развиваться, Красавица! Дай мне готовиться к вашей гребаной второй фазе и мыслить «государственно»! Для начала тренируясь на всех этих девочках! Огради от своих глупостей и наездов! А?
Кажется, я выдохся. Но действительно, достали. Понимаю сеньорин офицеров, со стороны мои дела с этими девочками выглядели совершенно не «государственно». Б…ством выглядели, особенно в свете «проблемы Санчес». И понимаю, что доказать что-то в этой ситуации сложно. Но это так, я, действительно, экспериментировал, и она обязана в это поверить. Иначе ни о каком сотрудничестве, ни о каком доверии между нами больше не может быть и речи.
Есть, попал. Словно прочтя мои мысли, Мишель назидательно скривилась:
— Это здорово, конечно, Хуан, два месяца каждый увал развлекаться, снимать по клубам девочек нетяжелого поведения, а после тыкать в лицо, мол, тренировался, методички обкатывал. Понимаю. И понимаю, что возразить в свете изучаемого тобой трудно.
— А ты попробуй, — хмыкнул я. — Давай поиграем в эту игру. Она хоть и детская, зато эффективная. Давай, аргументируй, что не так в версии, а я пооправдываюсь.
К счастью, она гораздо больше меня понимала, что этот мост между нами нужно установить во что бы то ни стало. Тяжело вздохнув, попробовала закинуть сети.
— Количество. Двенадцать увалов — тринадцать девочек. Это как объяснить?
— Качество, — парировал я, обалдевая про себя скрупулезности подсчета. Ну, полный контроль! Тотальный! — Они все разного «качества». Если говорить языком математики, разных параметров. Национальный состав, психотип, социальный статус, достаток. И даже с интеллектом я экспериментировал — от откровенно тупых до этой… — Я забыл имя девушки, закадренной мною в последний раз, лицо которой четко проявилось в памяти. — Которая учится в частной школе. Любой эксперимент тем точнее, чем больше и объемлюще выборка, тебя должны были этому учить.
Шпильку она проигнорировала, даже не обратив внимания.
— Хорошо, подойдем с другой стороны. Тебе совершенно бесплатно дана выборка в триста… — Она хмыкнула, видно хотела сказать околоцензурное выражение, но передумала — …Испытуемых. Допустим, многие из них близки в социальном плане. Но далеко не все. Твоя Маркиза, например, в приюте провела совсем немного, она из нормальной семьи с неплохим достатком. А еще из другой культуры, другой национальности. И она такая не одна — в выборке подобных уникумов… Ну, с десятка два наберется. Чем не поле для деятельности?
Это что касается социального статуса и этнического состава. — Мишель вновь скривилась. — Что же касается психотипа — поле для простора просто необъятное. Богаче, чем у нас, ты выборки не найдешь. И все как на подбор личности интересные, сильные. Стервы из стерв.
Почти то же с интеллектом — кого тут только нету. Причем, выборка изначально лишена самых тупых, а это плюс — мы же не ищем легких путей, да? — Она повернула голову и ехидно улыбнулась. — Чтоб не облегчать тебе задачу.
— Тебя пустили сюда, как козла в огород с капустой! — подвела она итог. — Как медведя в улей! А ты? Шарахаешься по городу в поисках каких-то шмар? Поясни, Чико?
Я сидел улыбался, прикидывая, какими терминами лучше оперировать. Так и не найдясь с ответом, решил просто привести пример:
— Помнишь, не так давно в столовой инцидент произошел? Паула подралась с двумя девочками?
Лицо Мишель дернулось, видно, произнесла про себя в адрес красноволосой ругательство. Очередное и наверняка не последнее. Паулита у нас девушка с характером, а главное, всеядная и любвеобильная даже по меркам не особо заморачивающегося моралью корпуса.
— Виновником был я. Да, я, не смотри так. — Из груди вырвался смешок. — Одна из них «склеила» нашу девочку, чтобы подобраться через нее ко мне. Я был целью, а не чье-то разбитое сердце.
— Они не просто предвзяты, Мишель, — продолжил я с напором. — Они сами жаждут отработать на мне свою магию. А кто не жаждет — те не против поразвлечься со мной так сказать в пассивном режиме. Не жаждут, но и возражать не станут.
— Я свой. Меня приняли в вашу семью, — подвел я итог. — А значит, и отношение ко мне соответствующее.
— Ты сама спишь со мной потому, что я часть корпуса, — ударил я главным калибром. Лицо моей любовницы и начальницы подернулось рябью — видимо, глубоко в душе она все же себя осуждала. Но от правды не уйти, что бы она там ни думала. — В твоем подсознании это не измена, или не совсем измена, как бы ты не относилась к Диего. Я — тоже часть семьи, только немного другой, иной ее составляющей. Так же и они.
— Они не могут быть выборкой! — сделал я вывод из сказанного, из груди вырвался облегченный вздох. — Только «улица». Только «за воротами». И только «негосударственно», Мишель, никак иначе.
— Да, понимаю, лажанулся с этой Санчес, — сделал отступление — действительно, ведь, рыльце в пушку. — Да и кроме нее у меня бывают… Эксцессы. Но я не принц, — кажется, мои глаза сверкнули, — меня не воспитывали в среде аристократии, не приучали к ответственности за каждый поступок, как приучали, наверное, и Фрейю, и Бэль, и даже Эдуардо. И у меня не было опыта занятия крупной должности, чтобы такой ответственности научиться.
Может я не «государственно» мыслю… В некоторых ситуациях. Но так и ты не просто так трахнула меня тогда в подсобке. — Мишель от моих слов снова дернулась — ай да я! Прямо в ударе сегодня! — Ты собиралась меня учить, сеньора. Учить так, как нельзя научить в формальной обстановке — только в вот такой, личной, доверительной…
Я снова почти сорвался на крик:
— Так учи меня, Мишель, учи! А не поливай грязью и бредовыми аргументами!
Замолчал, расслаблено откинувшись на кресло. Ее ход. Сеньора Тьерри умная женщина, должна все понять правильно.
— Крыша министерства культуры, — мрачно произнесла «умная женщина» после минутного молчания. — Твои призывы идти на Сенат. Что это было?
Я вымученно вздохнул и рассказал, как рассказал, наверное, уже добрый десяток раз не одному десятку слушателей в корпусе. Когда закончил, она кивнула и задала тот же вопрос, что и Бергер несколько дней назад:
— Почему по дороге не «потерялся»?
Из груди снова вырвался вздох. Но в отличие от умной, но все же не настолько далекой Оливии, сеньоре Тьерри объяснить поступок я попытался. Чем вызвал у нее приступ удивления. Во всяком случае сидела и молчала она долго, и ее мнение относительно меня явно изменилось.
— Не трынди об этом на всех углах, хорошо? — повернулась она ко мне, глаза ее потеплели. — Им этого знать не надо.
— Ты про девочек? — усмехнулся я. Ну вот, давно бы так.
— А про кого? — Усмешка. — И да, ты прав. Одна ошибка, даже сейчас, на этой стадии, и потом не отмоешься.
Она издала вымученный стон и бессильно откинулась в свое кресло. Только тут я заметил, что мы столько времени едем по городу, не ныряя в «магнитку». Интересно, специально повела «по улице», чтоб была возможность поговорить?
Наверное. Ведь интересный разговор получился!
— Именно поэтому я так и бьюсь, стараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы предотвратить, — продолжила она. — Предусмотреть. И иногда кажется, что фатально не успеваю.
Я протянул руку, развернул ее к себе и притянул, зарываясь в волосы. Время — крикам, но время — нежностям. Так надо.
— Понимаю.
— Ничего ты не понимаещь, вымученно улыбнулась она. — Тебе придется жертвовать, Хуан, много жертвовать. Людьми, которые тебе дороги. Как бы ты ни хотел поступить иначе. Вот это, готовность жертвовать личным, и есть отличие мужа от мальчика.
— Понимаю, Мишель, — успокаивающе провел я ей по волосам, только теперь почувствовав, как напряжено у нее все внутри — словно съеженая стальная пружина. Господи, это ж какие нервы надо иметь, столько лет вариться в этой каше? — Больше того, я уже пожертвовал. Вот в последние несколько дней, когда вы меня оставили в покое. Хотя именно ради этой девушки и пришел сюда. И кстати так ни разу с тех пор ее не увидел.
По ее лицу пробежала улыбка. Улыбка мудрой тетушки, знающей гораздо больше, чем может сказать, и главное, чем ее неразумный племяш может понять.
— Увидишь еще. — Мы встретились глазами, и я вновь почувствовал в ней стальную пружину. — Но похоронить ее ты должен сейчас, — сверкнула она глазами. — Как бы плохо ни было. Так надо Хуан.
Я отвернул глаза в сторону. Слова сказаны, добавить мне нечего.
Она поднялась — минутка нежностей дело сделала, сеньора начальник вновь была собой, готовая рвать и метать, но главное, мы, кажется, все-таки наладили этот важный и хрупкий мост.
— Сколько тебе нужно времени для прихода в себя? Когда ты понял? — спросила она, потягиваясь
— Когда ехал в метро перед дракой с марсианами, — покачал я головой. — Не то, чтобы прямо понял, но был в минуте, на пороге. Просветление же пришло после возвращения… «В постели Гюльзар…», — чуть не ляпнул я, но спохватился.
— Дней десять тебе хватит?
Пожал плечами.
— Не знаю. Все так сложно?
— Очень. — Она кивнула. — Тебя рассекретили, твоя мордашка известна всей планете, а теперь еще и замелькает в новостях. Пока в марсианских, но это начало. Ждать больше некогда.
Я задумался.
— Не знаю, Мишель. Правда, не знаю. Я не уверен, что буду вести себя адекватно, когда увижу ее рядом с собой. Но я так же не уверен, что буду вести себя адекватно и через месяц, и через год.
Кажется, из ее груди вырвался очередной тяжелый вздох.
— Может, хоть теперь скажешь, куда мы едем? — улыбнулся я. — И к чему такие сложности? — кивок за спину, где выдерживая дистанцию ехал коричневый «Мустанг».
Глава 8
…и справедливость для всех
Fiat аequitas et pereat mundus
Да свершится справедливость, даже если погибнет мир (лат)
— Значит, говорите, это было в феврале, сеньор Шимановский?
— Именно, сеньор председатель, — кивнул я. — Февраль 2442 года. Это могут подтвердить отчеты бухгалтерии школы. Мне на тот момент не исполнилось и четырнадцати.
— А можете пояснить, чем был вызван выбор именно этой школы?..
Мозг кипел. Я уже добрых полчаса отвечал на вопросы комиссии, одни и те же, пускаемые по кругу, с разными вариациями. Но Мишель дала четкие инструкции, и предупредила, что все слишком серьезно, чтобы выпендриваться.
— Я уже говорил, сеньор, — выдохнул я всей грудью, восстанавливая дыхание и подавляя начавшую было кипеть злость, — у меня начались проблемы в общеобразовательной школе. Старой школе, в районе, где я жил. И секция единоборств, которую посещал до этого, не могла помочь в искусстве защитить себя. Мне требовалась совершенно иная подготовка, с иным режимом, иной нагрузкой. Нужна была школа, в которой бы меня научили драться, а не просто поддерживали бы физическую форму. Я специально выбрал именно эту, сеньор, и ради нее даже пришлось отказаться от посещения других секций, в которые в тот момент ходил. — Я оглядел всех пятерых членов дисциплинарной комиссии, надеясь, что этот вопрос, вновь перефразировав, больше не зададут. Но как известно, надежда умирает последней.
— Мы не говорим о том, что вы неспортивный юноша, — покровительственно усмехнулся председатель одними глазами, — однако согласитесь, не каждый день человек, прошедший подобную подготовку, убивает в драке другого человека…
— …Они неподконтрольны нам, — покачала головой Мишель. — Мы можем надавить, они прогнуться, но это крайний случай. Баланс сил желательно соблюдать, а значит, воздержаться от угроз. К тому же, председатель комиссии — давний друг Софии Монтеро, герцогини де Сантана, а с этим кланом мы надеемся дружить в будущем, когда к власти придут Феррейра.
Мишель курила прямо в салоне, поставив машину на обочину возле здания министерства. Опергруппа в «Мустанге» оказалась не совсем силовиками — хорошо одетые сеньорины, завершающие контракт. Облаченные в строгие деловые костюмы, в которых были бы практически неотличимы от рядовых клерков или секретарей, если бы не кобура от сто девятого AEG на боку у каждой. Мишель захватила их для разведки, а так же чтобы приняли удар на себя в случае чего. Первые результаты не заставили себя ждать — мы сидим в машине вместо того чтобы идти внутрь по ступенькам, на которых собралась толпа ожидающих сенсации крыс пера. Кого они ждут, догадаться нетрудно, зная, что на сегодня назначено заседание дисциплинарной комиссии, рассматривающей дело об убийстве вашим покорным слугой в метро футбольного болельщика и гражданина другой страны.
Когда надо, правосудие на Венере делается быстро, и сейчас — завершающая фаза процесса. Следствие от меня открестилось, заявив об отсутствии состава преступления, свалив дело на комиссию департамента спорта, которая должна установить, можно ли считать мои навыки в инциденте использованием оружия, или же нет. Если да — я попадаю под уголовную ответственность, как спортсмен, переступивший предел допустимой обороны, подпадаю под соответствующую достаточно серьезную статью. Если нет — соответственно, нет. Ход красивый, те, кто знаком с уголовным правом Венеры, оценят его по достоинству. Потому как главное, «паровозами» за отмаз меня от наказания за убийство будут выглядеть люди, никак не связанные с кланом Веласкес.
Конечно, после моего оправдания комиссией будут еще проволочки, так просто это дело не кончится, но там, по словам Мишель, проблем быть не может даже в теории.
— Не слишком ли все сложно? — покачал я головой. — Политика, политика, политика… Это всего лишь департамент спорта, совсем не стратегическое министерство.
Моя любовница и начальница выпустила в потолок ядовитую струю дыма с удушающим ароматом ментола, от которого мне уже, если честно, подташнивало.
— Все слишком переплетено, Хуан. Министерство не стратегическое, но слишком часто возникают моменты, когда от кого-то нестратегического завит судьба крупной комбинации. Зачем оно нам? Так что ты все-таки воздержись от гонора.
Я показно хмыкнул.
— Солнышко, ты меня кем считаешь? Я что, совсем ребенок?
Обращения «солнышко» и «лапочка», которыми я забросал ее сегодня, больше Мишель не коробили. Смирилась. Наверное, давно пора было так сделать, поставить ее на место, а то слишком сильно выражено у нее было отношение ко мне, как высшего существа к низшему.
— Мое дело перестраховаться, Хуан, — выдавила она холодную улыбку. — Лучше я обижу тебя недоверием, чем доверюсь и лопухнусь, чего-то не сказав или не сделав. Ну что, время подходит, ты готов?
— Всегда готов! — вскинул я руку в приветствии юных коммунистов Золотого века.
— Тогда иди. Вот пропуск, девочки встретят.
Люк открылся, я полез наружу, вспоминая сквозь зубы непечатные выражения. Идти придется «огородами», через технический вход для служащих министерства. Толпа журналистов, конечно, небольшая, но не стоит недооценивать этих людей и их могущества.
Итак, как и прежде, задача поставлена достаточно аморфно: «Хуан, сделай то, не знаю, что, но чтобы в итоге мы имели то-то и то-то». Понимаю, моя весовая категория и рядом не стояла с их, если кто-то и сможет работать с комиссией, то только я. Они же будут лишь «работать», по привычке, стандартными и возможно не слишком гуманными методами.
«Шимановский, ты же жаловался, что тебе скучно? Какие проблемы?» — поддел внутренний голос.
«Скорость изменения реальности, — ответил я. — Слишком резкие переходы, тут на вторую производную тянет, если не на третью».
«Привыкай, камаррадо!..» — хрипло рассмеялся он.
— …Таким образом, сеньор, тренер отправил меня на соревнования всего через год после прихода в школу, — продолжал я петь соловьем, постоянно улыбаясь, душа в себе любые мысли о недовольстве и агрессии. Помогало, таким уравновешенным я не чувствовал себя никогда, и это даже начало нравиться. — Я считаю, что это показатель, несмотря на то, что в сорок третьем на первенстве не попал даже в двадцатку. Тренер определил во мне потенциал, и я не подвел его — в следующие годы занял соответственно шестое и четвертое место.
— У меня была база, сеньоры, — вновь попытался подвести я промежуточный итог. — Она всегда была со мной, спортивная школа только обточила ее, нацелила на конкретные задачи. Потому не считаю, что виновен в использовании навыков единоборств — я просто сильно ударил противника, на эмоциях. Слишком сильно, не рассчитав, но вы видели обстоятельства — мне некогда было рассчитывать. Думаю, что убил бы этого подонка, даже не посещай я спортивную школу.
— Модификация? Модифицированные способности? — Сеньор с краю справа от председателя. Эй, а улыбочку-то, улыбочку попроще сделайте! Или лимончика в рот возьмите. Способности модифицированные, ишь!.. Этот сеньор молчал всю дорогу, скорее всего вопрос про способности — единственное, ради чего его посадили. Ну что ж, хотите поиграть по этим правилам — поиграем по ним.
— Возможно, я этого не отрицаю, — повесил я на лицо беззаботную улыбку. — Буду откровенен, у меня нет информации о своей наследственности, однако таковая наверняка есть в базах данных департамента безопасности. Насколько известно, они целенаправленно отслеживают всех модов на планете, и я не мог не попасть в их списки, если таковым являюсь. Так что, если вам интересно, можете затребовать данные оттуда.
Есть, один-один! Сеньор скис. Нет, мину он держал, но я понял, больше вопросов от него не последует. Что радовало.
— …Куражься, выпендривайся, — давала Мишель последние ценные указания, стараясь не пропустить ничего, — но только в меру. И только проявляя уважение — никакого высокомерия. Переведи стрелки со школы, намекни, что ты мод.
— Это же типа секрет, — усмехнулся я. Мишель на усмешку лишь покачала головой.
— Надо дать понять этим людям, что мы играем с ними в открытую, что честны. Что не давим, а именно убеждаем. Просим, но не унижаясь, а как бы по-свойски, по-братски. Да, они прекрасно знают, что «погружение» у тебя как минимум «троечка» при двукратном мышечном ускорении, все-таки профильное министерство, но надо дать понять, что признавая за тобой возможность убить того парня голыми руками без нейронного ускорения они не сильно погрешат против истины. Они должны быть уверены, что ты действительно уникум, алмаз, мы лишь вовремя нашли и подобрали тебя, чтоб огранить. А потому ты как бы достоин того, чтобы они немножечко насчет тебя соврали. При этом врать им придется действительно совсем чуть-чуть…
— …Нет, сеньор, в восемнадцатом году заканчивалась моя базовая школа, — продолжал бодаться я. Нить разговора была потеряна, сеньоры, видимо, пытаясь запутать, постоянно меняли темы вопросов и даже годы, которые предлагали описать. Получалось у них не очень, но они не сдавались. — Я же уже сказал, я планировал получить грант на обучение в каком-нибудь престижном заведении, и государственные экзамены совпадали по срокам с соревнованиями. Мне пришлось выбирать, и я выбрал карьеру за пределами спорта.
— …Это же очевидно, сеньор. Конкуренция в спорте слишком сильна, а любая травма может полностью поставить крест на карьере. Я не мог рисковать, мой отец не Октавио Феррейра, чтобы делать то, что хочется…
Сеньоры откровенно куражились. Да, они знали о корпусе, о том, что ДОЛЖНЫ оправдать меня, ибо в противном случае на них надавят. А значит, не поиздеваться надо мной не имели права. Прошло больше часа, а я все рассказывал и рассказывал, оправдывался и оправдывался, убеждал и убеждал. Двое из них начали уставать, хотя остальные трое, включая председателя, волну еще не потеряли. Но я вдруг начал замечать, что отношение их ко мне в целом меняется. Это было видно по взглядам, но прищуру, по изменившемуся градусу насмешки на лицах, по растянутым или расслабленным уголкам губ. Да и просто чувствовал их, в лучших традициях уроков сеньоры Лопес. Им становилось интересно, они копались в моем белье и проникались — что я не какой-то там страшный монстр, которого взяли на воспитание кровожадные ангелы, а вполне себе мирный и добродушный парень. А главное, способный, и крайне доброжелательный.
— …Нет, сеньор, это не так, — покачал я головой. — Драка в фонтане произошла в октябре, почти за месяц до того, как… я попал в одно известное нам всем заведение. Я не мог использовать там никаких сверхнавыков, кроме природных…
— …Сеньор, мы взрослые люди. Выставьте против пятнадцати человек лучшего бойца той школы, или даже нескольких, сомневаюсь, что они смогут победить…
— …Возможно, нескромный, не спорю. Но я знаю себе цену. И ее знаю не только я. Теперь же слово за вами…
Про фонтан они вспомнили зря — здесь сеньоры не угадали, больная тема таковой не являлась. О происшествии в школе я говорил убийственно сухо, хотя они явно рассчитывали сбить меня этим вопросом с колеи. С другой стороны, возможно они всего лишь удовлетворяли собственное любопытство — в конце концов, я пока что темная лошадка, информация обо не только прорывается в информационное поле высшего слоя государства — почему бы и нет?
— …Нет, сеньор, вину не чувствую, — покачал я головой. — Это дело было в компетенции департамента безопасности, у которого в отношении меня вопросов не осталось. Вы же не будете ставить под сомнение решения департамента?..
— …Хорошо, уважаемые коллеги, еще есть вопросы? — закончил, наконец, председатель. Позже, на выходе, я глянул на браслет — мурыжили они меня чуть более двух часов. Пока же ощущал это время по взмыленному лбу сеньора председателя и уставшему виду остальных членов комиссии.
— Нет.
— Нет… — замотали головами его коллеги.
— Вы свободны, сеньор Шимановский. Ожидайте.
Кивнув, с горделивой осанкой я поднялся, скупо поклонился и вышел, только за дверью позволив себе облегченно вздохнуть.
Мишель ждала в коридоре, прямо напротив двери. Приодевшаяся — в строгом деловом костюме, но не роскошном, в котором должна расхаживать по подобным мероприятиям сеньора ее уровня, а в таком же рабочее-деловом, как у девочек сопровождения. Но в сравнении с ее «домашними» вещами и это прогресс.
— Как все прошло? — глаза полны тревоги, переживаний.
— Думаю, проблем не будет, — выдавил я кислую улыбку. — Сеньоры остались довольны. Кстати, если считаешь, что тебя в этом не узнают, ты сильно заблуждаешься.
По ее лицу пробежала тень, которую она быстро согнала.
— Ты мне не поверишь, но я, действительно, не хочу оставлять тебя одного. Переживаю. За тебя, балбеса!..
Поддавшись порыву, она подалась вперед и обняла меня, прижавшись к груди. Она была искренняя, и настолько искренней бывает редко. И переживала не за свою миссию, а именно за меня, что подкупало.
— Но ты же не думаешь, что…
— Шимановский? — раздался за спиной голос, оборвав мою фразу на полуслове. Слишком знакомый, чтоб его не узнать и не отреагировать. Я отпустил Мишель и обернулся.
— Добрый день, сеньор тренер…
…И почему-то виновато опустил глаза.
Тренер посмотрел вначале на меня, цепким оценивающим взглядом, затем за мою спину, на стоящую там мода-блондинос с белой кожей. Не так много на планете модов с белой кожей, особенно учитывая, что он и раньше догадывался, кто именно взял меня под опеку.
— Как успехи? Не заморили тебя еще эти… своими тренировками? Слышал, их методики… трудно назвать гуманными!
Слова предназначались не только мне, но, я чувствовал, Мишель отстранилась от разговора, дескать, ее это не касается.
— Пока жив, — улыбнулся я. — И даже вроде бы ничего… — Похлопал себя по бокам и животу. — Вас, значит, тоже выдернули? — кивнул на дверь, из которой только что вышел.
— Наделал ты дел, Шимановский! — Он вздохнул, покачал головой и скривился. — Но не мне тебя судить, ты уже достаточно взрослый.
Повисла пауза, во время которой я не знал, что говорить — вроде все, что можно, и так было сказано, как голос подала моя спутница:
— Хуан, ты нас не представишь? А то как-то невежливо…
Я обернулся, но по ее стандартно властному взгляду прочесть ничего не смог.
— Полковник государственной безопасности Мишель Тьерри, глава корпуса телохранителей, — кивнул я на нее тренеру, сделав шаг назад. После чего назвал ей его имя. — Мой наставник и учитель единоборств.
— Бывший наставник, — еле слышно проговорил тренер, но я отрицательно покачал головой.
— Тренеры бывшими не бывают. — Повернулся к Мишель. — Это человек, сделавший меня мною. Тоже не совсем штатский, но звания не знаю.
— Старшина, — улыбнулась Мишель. — В отставке. — Протянула и пожала руку тренера, расплылась в улыбке довольной кошки. — Приятно познакомиться с человеком, сделавшим Хуана Хуаном!
Тренер вежливо, но скупо кивнул — видно, не был готов к такому знакомству и тем более такому повороту событий. Просто не знал, как реагировать.
— Я — классик, — поднял он глаза. — Всего лишь. И мне далеко до ваших методик.
Я хотел что-нибудь ответить, возразить но Мишель меня опередила:
— Дело не в методиках, сеньор, дело в отношении. — Я вновь почувствовал в ее голосе нотки искренности, а так же удовольствие — ей нравилась поднятая тема. — Тренеры, действительно, не бывают бывшими. И то, что вы дали Хуану, не может стоять рядом с тем, что сделали мы. Без вас нас не могло быть вообще.
— Я учу детей стоять за себя! — в глазах наставника, наконец, пронеслись первые искры неприязни. — Вы же учите их убивать. Таких же детей, как и я, но хуже того, девочек!
Мишель его слова не задели, она к таким аргументам готова всегда — слишком они актуальны для самой идеи существования корпуса. Покровительственно улыбнувшись, парировала:
— Но при этом обманом или силой мы никого не завлекаем, заметьте. Да и учим не только убивать, но и умирать. За свою страну, за своего сюзерена, за боевых сестер… И братьев — косой взгляд на меня. — Для кого-то это спорные ценности, но вы не сможете убедить меня в отсутствии в них духовности в принципе.
Тренер покачал головой, не соглашаясь, но и не отрицая, что действительно, духовность, скрепляющая идея тут есть.
— Да и что бы стоил, например, тот же ваш Хуан там, в метро, без наших навыков и знаний? — вновь улыбнулась она, используя последний, козырный аргумент. — При этом замечу, в метро было много людей, в том числе и неслабые ультрас. Но за девушку заступился именно он, и именно он СМОГ сделать это, плевав на численное превосходство противника и последствия. Может не такие уж мы и сволочи, и не так уж плохи?
Кажется, тренер побагровел, но сдержался. Во всяком случае, спорить больше не стал. Вместо этого повернулся ко мне:
— Шимановский, ты молодец. Хотел сказать тебе это, если увижу, вот и говорю. То, что ты там сделал… Так держать! — Вновь косой взгляд на Мишель. — Но мне бы не хотелось однажды узнать, что ты изменил себе и прогнулся под них. Оставайся собой, парень. Если уж даже они признают, что тренеры не бывают бывшими… То прими это как мой завет, мое последнее напутствие.
— Так точно, сеньор! — вытянулся я. Хотел пожать протянутую им руку, но он передумал и небрежно притянул меня к себе, почти по отечески похлопав по спине.
— Удачи, малыш!
— Спасибо!.. — только и прошептал я. После чего он развернулся и быстро исчез. У меня же из груди вновь вырвался тяжелый вздох.
— Ну вот, напутствие ты получил, — произнесла Мишель, безуспешно скрывая довольную улыбку. — Пошли, посидим где-нибудь, пока сеньоры совещаются? Тут вроде буфет есть…
* * *
«…Согласно заключениям экспертов, техника, использованная обвиняемым, имеет ряд элементов, пересекающихся с классической школой единоборств, но в целом спортивной не является…»
«…Проверка школы единоборств номер… особого административного округа Альфа-Аделина так же показала, что…»
«…Учитывая вышеперечисленное, обвиняемый сеньор Шимановский не может быть признан виновным в превышении предела допустимой обороны с использованием знаний и навыков ведения боя, согласно статьи… пунктов…»
«…Однако, департамент спорта Венерианского королевства вводит запрет на участие сеньора Шимановского в любых спортивных мероприятиях королевства, включая соревнования, сборы,…»
— О чем думаешь?
Голос Мишель вывел из состояния, напоминающего тягучий кисель. Это когда плывешь по нему, погруженный в какие-то вязкие не отпускающие мысли и не можешь, или не хочешь выплывать. Эдакая противная нирвана.
Я подобрался, выкинул из головы лишние мысли и тут же ощутил ядовитый ментоловый баш, с которым система вентиляции ее спальни уже не справлялась.
— Может, хватит курить? — скривился я. — Ладно, «лизать пепельницу» потерплю, сам балуюсь, когда хреново. Но такое количество ментола меня убьет, честно!
Она выдавила покровительственную улыбку.
— А у меня, значит, нервов быть не может? Только тебе позволено «баловаться, когда хреново»?
Нервная. Слишком нервная. И меня это в конец достало.
— Но все же кончилось хорошо, неправда ли?
Я подался к ней, вытащил из пальцев остаток сигареты, щелчком отправил его в полет к пепельнице и силой повалил ее саму на подушки.
— Послушай, милая распрекрасная Красавица. Может быть мне просто кажется, но у меня такое ощущение, что что-то идет не так, и ты, как обычно, не договариваешь. Колись, что случилось, что за подводные камни?
Ее грудь, колыхающаяся напротив моих глаз, возбуждала. Я был бы не против погарцевать с этой женщиной хоть до утра, благо, впервые на моей памяти обстановка располагала к этому лучше некуда. Но, во-первых, она была настроена как-то вяло, еле-еле отвечала на ласки, а во-вторых, этот сладковатый мятный запах меня, действительно, доводил до белого каления.
— Допустим, они выкрутились, — продолжил нависать над ней, поскольку она в дискуссию вступать не спешила. — Отфутболили меня назад, к силовикам, признав, что дело не в их компетенции, раз не касается спорта. Но ты же говорила, все будет шито-крыто!
Мишель двумя молниеносными движениями вывернулась из объятий, хотя я не так чтобы сильно держал, села, подложив под спину подушку, поджала губы. Она была спокойна насчет миссии — когда «партийное» задание под угрозой так себя не ведут. Но то, что ее тревожило, было достаточно весомым, чтобы нервировать человека с ее выдержкой. А мне последнее время не нравится, когда люди ее уровня вокруг нервничают, как правило, это в итоге негативно отражается и на моей персоне.
— Там все будет нормально, Хуан, — выдавила она, словно родив эти слова в муках. — Мы ждали примерно подобного.
— Что меня отфутболят назад?
— Да. Им не нужно ставить себя под удар конфронтацией, но и ответственность за твое оправдание брать на себя…
Вздох.
— Все ведь не просто так. Попиариться, набрать очки, дескать, оправдывают народного героя, они могли, мы не исключали такую возможность. Но не решились — значит, не решились, их сложности. Проблем не будет, поверь, общественное мнение однозначно на твоей стороне.
— Тогда в чем дело? Департамент что, действительно обяжут кого-то найти? Того, кто «преподавал» мне «неизвестную» технику? Или озадачат военные ведомства? Дескать, ваша техника боя — вы и ищите? Мне снова кажется, или кто-то из аристократов приборзел?
— Нет, я же говорю, там все в порядке! — нервно воскликнула она. Я про себя улыбнулся — есть, процесс пошел.
— Мишель, мы договаривались, что будем партнерами, на равных. Не станем скрывать друг от друга ключевые моменты. Но мне кажется, ты уже сейчас играешь нечестно. Давай так, или ты все рассказываешь, или я иду домой и больше в твоем заведении не появляюсь. Как ты на это смотришь?
— И останешься один на один с королевой? — усмехнулась она, взглянув с интересом. В возможность такого развития событий она не верила ни на центаво, но с другой стороны я пытался заставить ее считаться со своим мнением, требовал, и она не могла игнорировать это.
— С королевой как-нибудь разрулю, — прищурился я, растягивая губы в наигранной улыбке. — Возможно, без союзников твоего уровня, но и без таких же, твоего уровня, предателей.
— Шимановский-Шимановский! — покачала она головой, вздохнула и все-таки полезла к тумбочке, где лежали пачка и зажигалка. Правда, пачка почти пустая, что радовало. — Плохо играешь, неубедительно. Пороть надо Лока Идальгу за такие уроки.
— Ну, так меня ведь учат обращаться с девочками, — парировал я. — Юными неопытными… Почти неопытными сеньоритами. Которым до тебя как до Эриды.
— Подлиза.
Щелчок, затяжка, новая струя дыма. Кажется, я не сдержался, скривился.
— Ладно, так и быть, поделюсь, — усмехнулась она. — Тем более, это не тайна, секрет Полишинеля. Завтра половина корпуса будет знать его «по секрету», вторая же половина узнает послезавтра, причем уже из официальных источников.
Пауза.
— На следующей неделе прилетает Диего, — произнесла она, и в этот момент от нее пошла такая волна самых разноплановых эмоций, что мой внутренний эмпатический «датчик» зашкалило и вырубило. — Ориентировочно послезавтра, а там как получится. Лея все-таки назначила его командующим четвертой эскадрой, приказала или принять командование, или писать рапорт — возражения расценит, как дезертирство.
— Так четвертая… Она же вроде на Меркурии? — зацепился я за нестыковку в информации, выигрывая этим время, чтобы детально, с разных сторон ее обдумать.
— Большая часть кораблей здесь, на ремонте и перевооружении, — отрешенно покачала головой моя начальница и любовница. — И что-то подсказывает, до самой войны они с Венеры не уйдут. Меркурий никому не нужен, его останутся защищать только системы ПКО и орбитальные мониторы, эскадру же соберут здесь перед самым началом конфликта в полном составе, как резерв.
— Войны? — взлетела вверх моя бровь, но развивать эту тему Мишель сочла неуместным.
— Теперь можешь меня понять? Ты здесь ни при чем, Чико. Вернее не ты, твое дело — все эти заседания, суды, комиссии… У меня, возможно, семья разваливается, по швам трещит… А тут еще и это!
— Ну, с «этим» ты справилась вроде неплохо, — заметил я, не только подслащивая пилюлю, но и отдавая должное. Ведь справилась же!
— Хуан, он знает. — Она вновь затянулась, и в тот момент я почувствовал желание повторить ее движение, пусть даже легкие обожжет этот ужасный ментоловый аромат. — Кто-то ему «доложил». Кто — выясняю, но это мог быть кто угодно, сам понимаешь.
— Судя по твоим словам, отмазка, что «корпус — семья и не надо лезть в его дела» не прокатит, да? Не в этом случае?
Мишель отрицательно покачала головой.
— Ты не представляешь, Чико, что мы пережили. Это ведь был вертеп, та жизнь. Я пыталась… Скажем так, интегрировать его в нее, подложила под него вначале Лею, потом остальных девчонок… Потом других девчонок… Думала, удержу, он останется…
— А он понял все по-своему, написал рапорт о переводе хоть куда-нибудь, и улетел в Парамарибо, хлопнув дверью, — закончил за нее я.
— Все правильно он понял! — покачала она головой.
Я про себя вздохнул — чудны дела твои, господи. Логика последней шлюхи — устроить парню «паритет», подложив под него подруг. Наверное, я бы тоже улетел после такого, если б любил. И это сделала женщина, которая после хранила верность почти два десятка лет, несмотря на то, что находилась в не меньшем по масштабу вертепе…
— Но потом он ведь тебя принял, — задумчиво произнес я. — И ни разу не попрекнул.
Она опустила глаза.
— Для того, чтобы изменить что-то, пришлось вначале почти умереть, а после бежать оттуда, взорвав все мосты. При этом, не будь выстрела в Дельте, этой возможности не было бы в принципе. Мое ранение оказалось моим спасением, вот какая штука, Чико. Да и то пришлось удирать, с маской на лице, чужой биометрикой и по поддельным документам, лишь надеясь, что королева Катарина не станет преследовать, памятуя о моем участии в деле выживания ее дочери. Мы слишком много пережили к тому моменту, чтобы предъявлять друг другу претензии. Это было прощение, абсолютное, за все, что было. С условием, что такого никогда не повторится.
Я тоже откинулся на подушки и задумался. Да, у каждого человека есть свои слабости, своя Ахилесова пята. У Мишель она вот такая — ее семья, ее Диего. И ее клятва ему.
Но только ли ему? Скорее, клятва, произнесенная для него, но себе и только себе. Ведь ничто не держит человека так сильно, как узы, которыми он связал себя сам.
А тут я…
— Он изменял тебе? — хмыкнул я, не понимая, с чего начать разговор и к чему клонить. Да, ей была нужна моя помощь, как лекаря душ. Но лекарские способности в данный момент обладали слишком маленьким опытом для продуктивной реализации. Я понимал, что надо делать, но не знал, как.
— Да. — Мишель хмыкнула, как-то беззаботно, словно говорили о пустяке. — Он — военный космонавт и мужчина. Что ты хочешь от мужчины, запертого на корабле по шесть — десять месяцев?
Все-таки собственная установка. Эх, что же она тогда, в молодости, натворила, что измена мужа сейчас для нее пустяк?
«А может твоя Бэль еще и ничего в сравнении с собственной мамой»? — поддел внутренний голос, противно хихикая.
— С другой стороны, ты тоже не видела его по десять месяцев, — попытался я прийти в себя от резко пронзившей вспышки ярости. Так, а вот этого не надо! Только выйти из себя мне не хватало! Из-за какой-то дрянной девчонки в ее глубокое отсутствие!
— Но у меня семья, дети, работа, общество людей, — парировала Мишель. — А у него шесть стен и пустота вокруг. Сразу видно, ты ни разу не был в космосе, Хуан, — выдавила она покровительственную улыбку.
— Не был, — не стал спорить я. — Ты боишься, что второй раз, как в Суринаме, он тебя не простит.
Вместо ответа она опустила глаза.
— Но у вас семья, дети…
— Почти взрослые. — Усмешка. — Это еще хуже, Хуан, жизнь ради детей. Но дети скоро «вылупятся», вылетят из гнезда в собственную жизнь, и тогда…
Да уж, и что мне теперь делать? С нею, такой взрослой и сильной, но одновременно такой слабой и уязвимой сеньорой? Нет, своей вины я не чувствовал и близко, но желание помочь нечужому человеку, да еще в таком простом для меня вопросе…
…Хммм!..
— Давай, я поговорю с ним? — по-простому, по-дружески предложил я. Мишель как раз затянулась, и громко, со смаком, закашлялась.
— Что?
— Говорю, давай поговорю с ним? Объясню, что если бы ты этого не сделала, не навела между нами более широкий мост, тебя бы оставили за бортом проекта со всеми вытекающими.
— Ему плевать на проект, ему плевать на дела сильных мира сего, когда дело касается семьи! — громко выкрикнула она, но я был не согласен.
— А я так не думаю. — Покачал головой. — Не наплевать. Иначе не было бы тех уничтоженных тобою машин с сеньорами аристократами из адмиралтейства на заре эры королевы Леи. Не думаю, что он забыл их за это время, как и камеру, где его пытали. И что такое «немилость» власти в принципе, когда ставишь не на ту партию, наверняка тоже понимает. И мне кажется, догадывается, что соскочить с лодки не удастся, как и то, что как тогда, может не повезти.
Мишель молчала долго. Сигарета догорела, но следующую она не начинала (слава богу!) Выдержав паузу, я продолжил, чтоб додавить, чтоб наверняка:
— У тебя не будет домика у океана, Красавица. Ты знаешь слишком много. Как только сменится генеральная линия правителя (вместе с самим правителем), ты пойдешь в распыл, возможно, даже вопреки воле нового правителя. Просто как человек, опасный для его окружения. Короля делает свита, а ты туда входить не будешь.
— На самом деле у тебя не было выбора, Мишель, — подвел я итог. — Ты должна была сама найти повод, чтобы заманить меня куда-то и переспать, и наверняка усиленно подбирала варианты. Просто так случилось, что мы с Катариной сами дали тебе этот шанс, она — безответственностью, дав мне ключ, я — безбашенностью и беспрецедентной наглостью, начав на автопилоте делать то, что следовало делать только со включенными мозгами.
Пауза.
— Что, не так? Возрази!
Она покачала головой, словно отгоняя наваждение.
— Все так, Чико. Но это…
«Не извиняет меня»? Это хотела сказать? Или что-то еще?
Все она понимает, эта женщина. Но она — женщина, а женщины все-таки слабые существа, что бы о себе не думали. Особенно в таких тонких и ранимых для себя вещах, как семья и большая чистая выстраданная любовь.
Но я сказал ей то, что было нужно, что она хотела услышать. Теперь она наверняка соберется и покончит с хандрой — во всяком случае, должна, если это все та же Мишель, дочь Жана Тьерри, что была раньше. Теперь у нее есть подтвержденное чужим человеком железное алиби, которое останется непоколебимым, какие бы угрозы и вызовы не стояли перед нею и мужем.
Но «алиби» — только полдела. Сейчас нужно было не дать ей грустить, залив океаном ярких эмоций. Неважно каких, главное ярких. И я попытался сделать это, самым простым из доступных способов.
— …Чико, ничего, что мы тут говорили… — обалдело произнесла она, распахнув глаза и смешно хлопая ресницами. Есть, боевой режим включен, сознание мобилизовано, от хандры не осталось и следа. Первая эмоция сработала, теперь дело за второй — чтобы окончательно закрепить успех.
— Ну, так мы же пришли к консенсусу, — нахально улыбнулся я. — Наша связь необходима именно для сохранения вашей семьи, в прямом, физическом смысле. Разве нет?
Искоса, насколько позволяло положение, глянул на кровь, стекающую по шее и подбородку, уже дошедшую до груди. Хорошо порезала, со знанием дела — чувствуется рука специалиста!
— И убери эти долбанные «бабочки»! Ты же знаешь, я все равно это сделаю, даже если ты меня убьешь!
— Нет, Шимановский, такой наглости от тебя не ожидала даже я! — вздохнула она и пробормотала какие-то ругательства, после чего, действительно, деактивировала лезвия.
Чем я тут же воспользовался, попытавшись перейти в новое наступление, правда, не настолько настойчивое.
— А ничего, что когда сеньора против, это считается изнасилованием? — попыталась отстраниться она, но вяло, лишь обозначая намерения.
— А сеньора против? — Я приподнялся и заозирался по сторонам, сделав жутко удивленное лицо. — Мне кажется, сеньора не против, сеньору просто одолела блажь, что явление временное. Была бы она против, она бы не совращала малолетнего подчиненного в отсутствии мужа раньше, полгода назад, — с жутко умным видом расфилософствовался я. — Ведь логически, что он вернется вот-вот, что через полгода — все едино, верно?
Вновь подался к ней, но она еще упиралась.
— Мишель, давай договоримся? — победно улыбнулся я. — То, что происходит, это типа твой взнос в наши договоренности, обязательное условие. От которого такой мачо, как я, сама понимаешь… Ни в жизнь. Но если так надо, с завтрашнего дня мы как бы… Объявим на горизонтальные отношения мораторий, продолжив их только в вертикальной плоскости. По крайней мере, пока. Идет?
Она демонстративно задумалась.
— Мораторий?
— Мораторий. — Я кивнул.
— С завтрашнего дня?
— И никак иначе.
Снова деланные раздумья. Наконец:
— Договорились, Шимановский. — Теперь она сама подалась вперед, опрокидывая меня на подушки огромной, как космодром, кровати. — Ну, а теперь молись! До завтра еще далеко…
— Ты это… Ватку хоть дай! — попытался удержать ее я, ткнув в подбородок и грудь, по которым все еще текла кровь. — Мы тут все испачкаем!
Ее глаза сверкнули, как у хищника перед броском.
— Домовой отстирает. А для нас придумана такая вещь, как душ. Кстати, у нас дома классный душ, Шимановский! И ванная с джакузи, я тебе потом покажу… Или ты хочешь отфилонить? Из-за такой мелочи?
— Я? Да ни в жизнь!
Раздалось ее рычание, после чего началось безумство, назвать которое иным словом было бы преступлением.
Вот такую Мишель я видеть привык. С такой мне даже как-то спокойнее, несмотря на то, что и чувствовать ее, что она думает и что хочет, в таком состоянии удается далеко не всегда. Ну и ладно, фиг с ним, выдержу. А то разнылась, понимаешь…
«Все мы люди, — услышал я шепот внутреннего товарища перед самым отлетом на иную планету. — А они еще и женщины. Даже такие, как она».
Еще в тот момент я понял две вещи. Первая — она была готова проститься с Диего. И мысленно прощалась, поставив все, что имеет, на этот проект. И вторая… За нее я тоже теперь в ответе. Она свой выбор сделала и больше не свернет. Сейчас она старше, опытнее, занимает более высокое положение… Но когда-нибудь, если все получится, ситуация изменится (я про положение, не возраст). Но она останется рядом, будет служить, словно верный пес, работая не на Лею, не на Фрейю или кого-либо другого. Она будет моим человеком. И мне, как хорошему будущему начальнику, вот прямо с этого дня, надо потихоньку ее воспитывать. Как хорошую будущую подчиненную.
«Легче сказать, чем сделать, Чико!» — возразил внутренний голос.
«А я что, когда-то останавливался перед трудностями?» — парировал ему я.
* * *
— Да уж, здоров ты дрыхнуть!
Я поднялся. Спальня та же. Постель тоже. Время. Браслет на тумбочке. Ползком добрался, посмотрел на циферблат. Начало десятого. Перевел глаза на вошедшую начальницу и любовницу — свежую, благоухающую, одетую в эротичный, но не позволяющий фантазии лишнего синий домашний халатик. Волосы сырые, но макияж на лице выдавал, что она их не сушила — сохли сами. Она что, совсем не ложилась?
Этот вопрос я и озвучил. Ответом стало пожатие плеч.
— Не спалось.
— После вина и ванной?
Я нахмурился, вспоминая наши ночные приключения. Да, дом у Мишель здоровенный, я к таким не привык. Такой же, как у Катарины, только еще больше, и в два этажа. Ванная соответствовала ее описаниям, было в ней все, что только можно придумать, включая продвинутые массажные души и джакузи, жаль, что из всего арсенала удалось попробовать только мини-бассейн (ибо ванной ЭТО назвать не повернется язык). Правда, не в форме сердечка, как в известном мне клубе, но и так вышло неплохо.
С вином тоже вышло немного не так, как я думал — обливаться им моя начальница-любовница не позволила, оперируя аргументом о его немаленькой стоимости. Принимали его мы только внутрь, и только в небольших количествах. Впрочем, последнее фактор объективный, с утра у нас много дел, и быть на них нужно в адекватном состоянии. Но все равно жадина. Жадина и скупердяйка!
— Хуан, я, конечно, не колю химию уже много лет, — усмехнулась она на мои слова. — С самого побега. Но это не значит, что у меня не осталось навыков. Я прошла полный курс обучения, была действующим хранителем, и такая вещь, как несколько суток без сна, для меня ерунда.
— А с алкоголем вы вообще на «ты»… — добавил я от себя. — Врожденно… М-да!
Она довольно улыбнулась.
— Ладно, хорош валяться, вставай, давай. Еда разогрета, курьер прибыл.
— Курьер? — пропустил я про еду, ибо главным во фразе был именно второй пункт. Но проливать свет на сказанное она не стала, бодро развернулась и вышла.
Кухня так же поражала мое воображение. И это была именно кухня — еду готовили здесь. Имелась и столовая, примыкала прямо к кухне, но на такую роскошь, как аристократические замашки, не было времени — уписывали завтрак прямо с пылу с жару. Аргументировано было четко: «Прислугу я вчера отпустила, и так сойдет». Во время завтрака меня не покидала каверзная мысль: а поместится ли на нашей кухне такой диван? Хотя бы один из имеющихся трех? Даже без столов и кресел?
— О чем думаешь? — усмехнулась она, видно, игра мыслей была отражена на лице. Я покачал головой.
— Сравниваю. Тебя и Катарину. Как вы живете.
Ее глаза едко прищурились.
— Кажется мысль, что нельзя сравнивать женщин, с которыми спишь, хоть в настоящем, хоть в прошедшем времени была доведена до тебя как аксиома. Прокол?
— Там говорилось о любовницах, — парировал я. — О женщинах, с которыми собираешься строить хоть какие-то, но романтические отношения. А с тобой мы просто коллеги, или ты уже забыла?
Я про себя улыбнулся. Она же картинно нахмурилась.
— А Лока Идальга, значит…
— С ней не все однозначно, — покачал головой. — Но я склоняюсь к тому, что отношения с нею именно романтические, хотя и со своими нюансами. С тобой я могу обсуждать ее, наоборот — ни в коем случае.
— Ладно, убедил, — закрыла она тему. — И в чью пользу сравнение?
Я задумался.
— Вы разные. Ее жилище — прибежище холостячки, живущей для себя и ради себя. Ради «прикола», удовольствия. Там есть многое, какие-то вещи, какая-то мебель, но все это ей не нужно. Ей не для кого обустраивать норку; она пытается пыжиться, походить на других, имеющих подобный достаток, прививает себе некие вкусы, но на самом деле она девочка из низов, которой много не надо. Это вдобавок к привитому в корпусе сродству к спартанскому образу жизни. Она пытается сама себе доказать, что сибарит, сорит деньгами, но получается… — Я кисло скривился. — Плохо получается.
— А я, значит, сибарит, раз не бродяжка, — задумчиво ухмыльнулась Мишель. — Хотя школу корпуса прошла, как и она. В моей логике где-то ошибка?
Я покровительственно пожал плечами. Дешево, Красавица, дешево. Некрасиво так на комплименты напрашиваться. Ну да ладно, раз душа горит…
— Ты швыряешься деньгами, — пояснил я, — но живешь для кого-то ради кого-то. Создаешь уют не для галочки в ежедневнике, а ради любимых людей. Это чувствуется. Она же… Денег у нее не меньше, а то и больше, учитывая ее былую славу, тягу к азарту и способности, но они явно не помогают, а то и мешают жить так, как ей хочется. Она попыталась найти себя на гражданке, но не нашла, потому и держится так упрямо за корпус. Только там ее дом, только там есть близкие ей люди. Может я скажу страшную вещь, но когда у тебя нет, ради кого жить…
Закончить «страшную» мысль я не смог — не хватило красноречия. Однако, этого и не требовалось. Мишель улыбнулась и произнесла всего одно слово:
— Вывод?
Обожаю эту стервочку!
— Она управляема, — кратко подвел я итог, говоря то, что собеседнице хотелось услышать. — Контролируема. Она верна не тебе, она верна своим страстям, зная которые, ее легко программировать.
— Хотя, что-то подсказывает, наша с нею «любовь» закончится весьма и весьма скоро, — озвучил я вывод, который давно напрашивался. — Возможно, тогда, когда она завершит читать мне курс по женской психологии. И ничего не попишешь — мавр сделал дело…
Мишель покачала головой.
— Держи ее при себе, Хуан, в резерве. Ты прав, она программируема. Но еще она… Скажем так, без тормозов. Такие люди тоже нужны. Ввиду того, что ей не ради кого жить на гражданке, стань тем, в ком она увидит смысл.
— Переведи? — попросил я, обдумав ее слова и так, и эдак, но не поняв, что она хотела сказать.
Мишель улыбнулась, но, как и предполагалось, промолчала. Что же, всему свое время — значит, не дорос еще до понимания. А следовательно, можно поставить точку на этом вопросе. Пока не «осенит».
— Вот видишь, у тебя начинает получаться, — добродушно продолжила Мишель после паузы. Моя тарелка уже блестела, но она поглощала пищу с истинным аристократизмом и никуда не спешила. — Я про оценку тобой «больших девочек», взрослых сеньорин. Пока мелочи, внешняя шелуха, но ты начинаешь анализировать, и у тебя получается.
Молчание.
— Я не ревную нет. Можешь тренироваться и на мне. Но учти, что все мы разные. И главную угрозу для тебя буду представлять не я, и не такая, как Катарина. Главная угроза для тебя все-таки Лея, и ее «шестерка» Елена. А они очень сложные люди, Хуана, поверь. Особенно Лея.
— А Елена…
— Не подарок. — Моя любовница-начальница-партнер покачала головой. — Она в тени, многие недооценивают ее влияния на Принцесску, и зря. Лее выгодно, чтобы о Елене думали, будто она дура, вот все так и думают. Пока просто слушай, разбираться во всем будешь потом, когда начнешь общаться теснее. Просто имей в виду и не обожгись.
— Понятно, — кивнул я и задумчиво опустил голову. Потому, как судя по информации, почерпнутой в «телеграфе», сеньора Гарсия на самом деле лишь «злая» аватара ее величества. Так-так-так, а жить-то все интереснее и интереснее!
— Но самое сложное, подчеркну, это Лея. Мы, девчонки взвода, никогда не могли ее понять. Она разная: сейчас такая, через миг другая. Маленькая Лея не пыталась брать бразды правления во взводе, хотя могла. Ну, когда мы еще не знали, кто она такая. Сирену это бесило, но она была вынуждена смириться. Вот представь, ты — лидер, а у тебя в подразделении ходячая бомба, которая тебе вроде как тебе подчиняется, а на самом деле в любой момент взбрыкнет, и при этом не факт, что остальные девчонки за ней не последуют.
— Будешь смеяться, но я такую ситуацию вижу каждый день, — натужно рассмеялся я. — Но как понимаю, у нас все было немного по-другому. «Чертова дюжина» изначально не предназначена, чтоб охранять меня, как были предназначены вы.
— Судя по тому, как ты их воспитываешь, я думала, ты понял это давно, — улыбнулась Мишель. — Я тебя переоценила?
Я помахал головой, словно отгоняя наваждение.
— Не совсем. Я не знаю, что делать, Мишель. С одной стороны перед глазами ваш пример, пример взвода королевы. Но с другой, я не хочу так, как она.
— Действительно, плохой пример, — выдавила улыбку собеседница. — Ужасный. Мария Хосе сбежала к племяннику олигарха, врагу. Сирена отбила у сюзерена мужа и сидела в тюрьме. Я сбежала еще раньше, и вернулась… Ну, эту историю ты знаешь. А Елена… Елена бы потянула только то, что имеет, ни больше, ни меньше. Это ее место. Но единственная заслуга, что Лея правильно распорядилась кадрами в ее лице, это ее безграничная преданность, как любовницы. Что больше похоже на стечение обстоятельств, чем на осознанный выбор.
— Бестия? — хмыкнул я. Вот она, «вторая фаза». Ввод данных.
Мишель вновь скривилась.
— Бродяжка. В душе. Справедливая, грамотная, преданная… Но без потенциала, Хуан. Она даже не тактик, она исполнитель. Жаль говорить такое о человеке, которого люблю и уважаю, но мы договорились говорить без оберток.
Я вновь ошалело покачал головой, которая, к слову, уже начала пухнуть от информации, которую нужно срочно переработать.
— С твоими тоже не все просто, — продолжила она. — Но у них потенциал есть. Какой — будет зависеть только от тебя. Надеюсь, ты уже убедился, что твои девочки умнее, чем кажутся?
Я вспомнил Гюльзар, наши с нею посиделки и разговоры, и все-таки согласился.
— У них тараканы, но от того, как ты их вытравишь, будет зависеть, чего они будут стоить в будущем. В противном случае взвод будет расформирован, и все они пойдут туда, куда им и было предначертано, и куда бы они пошли, не появись Паула.
— Кстати, Паула вроде прошла Полигон весной… — решил я прояснить для себя давний больной вопрос, пока масть. — Почему «чертова дюжина» дожила аж до моего появления? Это почти полгода!
Мишель улыбнулась.
— Она начала такое вытворять… Что Лея ее выпускать не решилась. Оставила на базе, под присмотром, пока дурь не выйдет. К Новому году собирались еще раз рассмотреть этот вопрос и уже расформировывать взвод, эта выдра вроде как начала остепеняться, но тут ты…
Из моей груди вырвался вздох. Что ж, так и есть, девчонок держат вместе только из-за меня. Нет у них взвода единого монолита, и никогда не было. Оттого и проваливали они раз за разом тесты на полигонах, противодействуя слаженным боевым командам, вроде «сорок четвертых». Не учили их этому, для другого готовили. Даже «пятнашки» обучены куда серьезнее.
Кстати, «пятнашек» мне скорее всего и будут сватать взводом. Пока присматриваются, но если что, вариант в рукаве у сеньорин есть. А Кассандра с девочками…
— Пока «чертову дюжину» не трогайте, — закачал головой я. — Пока я вам их не отдам. Они еще не готовы, с ними работать и работать.
Мишель снова улыбнулась, будто воспитательница малолетниму воспитаннику, изрекшему известную всем, кроме него самого, мудрость. — Единственное, хотелось бы боевых операций, — бесстрастно продолжил я. — Где смогу покомандовать не на полигоне, в игрушечных условиях, а в реальных боях, с опасностью для жизни. В противном случае любые мои попытки «взять власть» обречены.
Мишель вновь выдавила улыбку.
— Уже. Все запланировано, Чико. Все будет. И боевые операции в том числе. Вот только бы разделаться с этим марсианским дерьмом, и все будет!.. — в сердцах воскликнула она.
* * *
— Вот это принес курьер?
В помещении, именуемом «гостиная», на одном из диванов покоилась средних размеров пластиковая коробка, в которых обычно хранят вещи, сувениры или детские игрушки. Учитывая, что ответом стало одобрительное молчание, я подошел и открыл. Вещи.
Да, вещи. Но вопрос в том, какие вещи!
— Узнаешь? — ехидненько спросила Мишель, когда я развернул и разложил содержимое по сидению и спинке дивана. — На шеврон посмотри. И петлички.
— Да узнал, узнал… — невежливо оборвал я ее.
Да, узнал. К счастью, после первого полугода мне эту дисциплину читать начали — армии народов мира. Форма, типовое вооружение, знаки различия, награды, маркировка военных грузов… Неслабая дисциплина, по объемам запоминаемой информации просто жуть. Ибо рассматриваются в ней не только стандарты нынешних армий мира, коих, к слову, более пяти десятков, но и с кратким экскурсом в историю. И если выучить отличия, например, между АК-74 и ППШ нетрудно — все-таки оружие главного противника, то как насчет моделей Южноазиатской Народной республики начала XXII века? Или снаряжение австралийских королевских коммандос времен Островной войны?
Мое спасение в том, что обладаю хорошей врожденной памятью. Девчонки же обычно, поголовно, на этом предмете плачут и проклинают «мотиваторы»…
— Зачем мне ЭТО?.. — покачал я головой.
— Понадобится, — усмехнулась Мишель. — Именно сегодня и именно это. — Жду внизу, одевайся.
Через пять минут я стоял перед ней в парадной форме второго киевского гвардейского десантного полка, диссонируя цветом марсианского красно-серого хаки с окружающей обстановкой. Ремень сиял бляхой с выгравированной объемной пятиконечной звездой, на ногах красовались парадные берцы, используемые десантными полками, да в общем и не только ими, только для парадов и выход «в город», а на боку покоился типовой двухсоленоидный офицерский игольник невысокой мощности, но ужасной скорострельности с лаконичным названием «Игла» производства ижевского завода стрелковых вооружений. На шевроне красовался штандарт президента Марсианской республики, погоны же, как и положено полку, охраняющему главу государства, были пусты, без каких бы то ни было знаков различия.
— Красавец! — захлопала в ладоши Мишель. — А ну, покрутись?
Я выполнил требуемое, чувствуя себя весьма и весьма прискверно. Потому, что кроме внешних проявлений, под самой формой располагался бронник облегченного типа против мелко и среднекалиберного огнестрельного оружия, добавлявший обмундированию вес, а моему телу — объем. То есть, это не простая бутафория, это полное соответствие марсианским стандартам гвардейского десантного полка, возможное только… Правильно, в реальном марсианском десантном полку. Причем, гвардейском.
— Какова моя задача? — вытянулся я.
Она скривилась.
— Не знаю. Все дальнейшие инструкции тебе даст лично сеньор Ноговицин.
Отчего-то именно так я и подумал.
— Кстати, они уже едут, минут через десять будь готов. Подожди здесь, я переоденусь, провожу.
Провожать далеко не пришлось. Кортеж из трех бронированных машин остановился прямо напротив входа в ее дом. Из первой и последней выскочило несколько ребят с оружием, куда более серьезным, чем моя «Игла», визуально беря под контроль территорию улицы выше и ниже нас, из центральной же спокойно, почти размеренно вышли два человека в точно таком же одеянии, плюс, с масками-балаклавами на лицах. Встали слева и справа, как бы отгораживая охраняемый объект от возможной угрозы, вперив в нас тяжелый изучающий взгляд. Следом появился и сам его превосходительство. Все тот же довольный жизнью человек среднего роста с европейскими чертами лица, но узковатыми азиатскими глазами и короткой армейской стрижкой изрядно пробеленных сединой волос.
Первым делом его превосходительство встретился глазами с моей спутницей, зрительно обменявшись с нею некой важной и наверняка объемной информацией. Завершив перегляд утвердительным кивком, переключился на меня.
Меня пробрал озноб. Да, я не его подданный, он не имеет ко мне никакого отношения, но все равно чувствовалась эта властная тяжесть, заставляющая втягивать голову в плечи и сутулиться, опуская глаза. Я выдержал, да, не прогнулся, но силы, которые пришлось для этого потратить, не счесть.
— Хуан? Рад знакомству! — Он протянул руку. Подумав, я опасливо ее пожал.
— Как я уже сказала, — заговорила Мишель, — ты поступаешь в распоряжение сеньора Ноговицына. Вопрос решен на самом высоком уровне. Это значит, что его распоряжения ты выполняешь так, будто они исходят от ее величества.
— Так точно, — произнес я, бодрясь, но больше подошло бы «промямлил». Или мне вновь кажется ввиду нестабильного состояния? Эх, пора заканчивать хандрить, собираться с духом. Проверку вроде бы прошел, ради чего все и затевалось.
Действительно, прошел. Вторя моим словам к самому себе, господин Ноговицын улыбнулся, в его взгляде появились покровительственные нотки, незримое давление спало. Вот бы мне так уметь!
— Если инструктаж окончен, мы поедем, обратился он к Мишель. — Спешим.
— Да, конечно, — скупо кивнула та.
Сеньора глава корпуса телохранителей развернулась и пошла домой. Одета она была не в форму, но чувствовалась в ней военная выправка, ой как чувствовалась.
— Прошу! — посторонился его превосходительство, скупо указав на открытый люк машины. Когда я прошел мимо и залез внутрь, он влез следом, после чего в машину запрыгнули оба охранника.
— Сильная женщина! Обожаю таких! — задумчиво произнес он.
— Она замужем, — ехидно улыбнулся я.
— Это не важно, — покачал он головой. — Я не в этом смысле. Я уважаю сильных, Хуан. Более того, я уважаю ТОЛЬКО сильных. И она — одна из них.
Я опустил голову, задумавшись.
— Сейчас будете проверять, стоит ли уважать меня?
Он растянул губы.
— Думаю, не нужно быть гением, чтобы дойти до этой мысли.