* * *
Их было около сорока человек. Нас же — семеро. Но мы выдержали первый удар, после чего их ряды начали быстро редеть. Наши же…
Я находился в горячке боя, что-то подсознательно чувствовал, принимал правильные тактические решения, но пошагово могу описать только благодаря данным с камер, преданных мне господином Ноговицыным гораздо позже. Вначале к драке подключились два парня, ожидавших встречный поезд. Затем благопристойно одетый сеньор, в пиджаке и галстуке, с небольшим чемоданчиком, идущий к выходу (из нашего поезда, только из дальнего вагона). Затем парень в майке со спортивной сумкой — явно с тренировки. Затем еще кто-то. И еще. К нам подключилось человек десять, эти люди ослабили нажим, позволили нам выстоять. Не дали завалить меня массой, позволили в полной мере раскрыть умения, вложенные Нормой и другими инструкторами. Ведь повторюсь, какова бы ни была моя скорость, масса тела в любом случае величина постоянная. Суперлюди же, справляющиеся в одиночку с любой, даже очень многочисленной толпой, бывают только в фильмах.
Таким образом, нам удалось превратить бой из режима «избиение» в режим «схватка». Сложный режим, и мы все еще уступали. Но над нами довлело моральное преимущество, враги это подсознательно чувствовали и ничего не могли сделать. Перелом же наступил после вмешательства охранников метрополитена — двух амбалов с дубинами-шокерами, которые влезли в гущу боя и принялись отвешивать удары направо и налево.
Да, всего двое. Но они были с оружием, и в ФОРМЕ! Вдобавок к моральному перевесу, на наших врагов обрушилось еще и это, и те дрогнули. Нам не осталось ничего, кроме как превратить отступление в бегство. Несмотря на их все еще численное преимущество, мы погнали их прочь, к выходу, превращая бегство в паническое, не подобающее гордым сынам планеты бога войны.
Но это был не конец. Все только начиналось. Победой мы были обязаны тому, что марсиане морально не были готовы к бою. Они слишком привыкли не получать достойный отпор, слишком привыкли бить тех, кого меньше или кто слабее, и растерялись. Потому мы должны были продолжать, сейчас, немедля, пока они не пришли в себя и не перегруппировались.
А еще грела душу мысль, что охранники метрополитена выступили на НАШЕЙ стороне, без раздумий, разговоров и промедлений. Как и сеньор в пиджаке, и спортсмен, и работяги, вышедшие к из вагона. От этой мысли я ощутил что-то вроде эйфории — Венера не мертва, у нее есть шансы жить дальше.
«Спортико», станция метро, на которой мы находились, располагалась в центре, почти возле стадиона. И на поверхности к его направлению наверняка движется красно-желтый ручеек болельщиков «Энергии», которые через несколько минут явятся сюда, в качестве подкрепления убежавшим. Я уже сказал, фан-движение у марсиан организовано отлично, в том числе организация «ястребов»; все сети и тематические порталы запестрят сводками о произошедшей здесь драке в течение ближайшей пары минут.
— Это не все! Там на поверхности их!.. — Один из подключившихся к нам молодых парней, только что спустившийся с улицы, подтвердил мои мысли, выразившись немного нецензурно. — Сейчас заявятся сюда, вместе с этими!..
— Это да, там их!.. — вторил ему важный сеньор, после чего поднял и аккуратно переставил чемоданчик к колонне, принялся развязывать галстук.
— Мы их не удержим, — покачал головой один из охранников. — Нас всего двое, и оружие применять нельзя. Да и оружие это… — Он скривился.
Действительно, мелкокалиберные огнестрельные пукалки — только кошек пугать. Я скривился вслед за ними.
— Их нужно встретить там, — услышал я свой голос, рука моя указала к выходу. — На турникетах. Там узко, людно, плюс, турникеты — стественная преграда. Если и удержим, то только там.
— Но!.. — попытался сказать кто-то, но я оборвал:
— Здесь у нас шансов нет! Здесь завалят числом! Надо идти на поверхность!
— А на поверхности?
— А на поверхности гвардия. — Я усмехнулся. — Да и кроме нас народ есть, если что — тоже подтянется. Вы же подтянулись? — отсалютовал я только что подключившимся к драке молодым парням.
Странно, но со мной согласились. Что-то в моих аргументах действительно было. Но и слабых мест в плане хватало. Однако, наша небольшая толпа человек в двадцать, включающая обоих охранников, без разговоров направилась к турникетам. Сзади что-то закричали несколько женщин, спутниц только что примкнувших к нам мужчин, вроде девушки Марко, но те отмахнулись примерно так же.
Да, достало всех. И марсианский беспредел, и засилье инопланетян, и бездействие властей. Напрасно те парни меня не послушали, когда я говорил о простом народе. Мне на самом деле что-то подсказывало, что на поверхности мы найдем еще больше сторонников, еще больше желающих схлестнуться с давним врагом.
Поскольку находились мы на неглубокой ветке, с короткими эскалаторами, почти сразу оказались наверху. Вестибюль уже пестрел марсианами. Наши «знакомцы» с побитыми рожами громко спорили, указывали в сторону эскалаторов, им вторили, повысив голос, «свеженькие», только что вошедшие. В сам вестибюль вливалось несколько десятков фигур в красно-желтом. Простые люди, слыша повышенные тона и видя концентрацию красного и желтого цветов, старались как можно быстрее из вестибюля исчезнуть, удалиться; вахтер же и еще один охранник стояли и смотрели на все с лицами, белее мела.
Я же вновь довольно усмехнулся. Да, марсиан много, но в целом противник бездействовал — еще не пришел в себя и не понял, что надо делать. Лица врагов светились решимостью наказать обидчиков своих земляков, но вместе с решимостью на каждом читалось превосходство. Нас, презренных латинос, недооценивали. Значит, небо улыбалось, и дорога была каждая секунда.
— Вперед! — крикнул я.
Нас увидели. Раздались крики. Затем последовал боевой клич, марсиане понеслись на нас, мы — на них. Но марсиане делали все неорганизованно; как-то лениво, вразнобой. Мы же, как шли, так и ударили, единой организованной машиной. И пусть нас было меньше, мы смяли их жидкие ряды, отбросив от турникетов. После чего, деморализовав — бой пошел не на их условиях — принялись теснить все дальше и дальше. Не только я, каждый из нас походил на берсерка, а ничто не деморализует так сильно, как вид кого-то решительного и безумного.
Это был не бой, мочилово. Без правил, без понятий о чести кабальеро. Мы били их, как могли, они нас, в меру возможностей. Круговерть, свистопляска, в которой все перемешалось — детали боя помню плохо, хоть дракона больше и не призывал. Мы вновь выстояли. И оттеснили противников, прижали к стеклянным дверям выхода. Мы были единым свирепым механизмом, который не мог не победить, и гордые сыны Планеты Войны вновь обратились в бегство.
Позже, анализируя ту схватку, я долго думал над причинами этого поражения. Ведь нас на самом деле было не более тридцати человек, их же — более шести десятков. И на платформе, и у турникетов марсиане довлели численным превосходством, при том, что бойцы они отменные. Как так получилось?
Мои способности? На тот момент они уже не играли большой роли. В тесноте драки я бился чуть лучше, чуть профессиональнее других, но локомотивом, движущим к победе, быть больше не мог. Я стал всего лишь центром, вокруг которого средоточился очаг наступления, флагом, но судьба бойни решалась не одним мной.
Злость? Ярость? Несомненно. Берсерком, повторюсь, был не только я. Неорганизованность? Нет, марсиане были весьма организованны. К моменту нашего подхода они успели ввести в вестибюль более полусотни своих. Недооценка нас, венериан, в принципе?
Не знаю, но кажется, главным движущим фактором того дня, что все получилось, стала именно недооценка. Презрение к нам, аборигенам, десять лет позволяющим делать на своей планете все, что им хочется. Ведь до сего дня кроме футбольных фанатов да некоторых уличных банд им, по большому счету, никто и не противостоял. К сожалению, их сожалению, это оказалась главная ошибка… Не только их, а всех марсиан, за которую они уже не расплатятся никогда.
Да, они бежали трусливо, пожав хвосты. Могли оказать нам сопротивление на самом выходе, в дверях, так же являющихся естественной преградой, и у нас бы не получилось прорваться. Но они этого не сделали. Мы кинулись вдогонку, но, выбежав наружу, начали останавливаться и приходить в себя. Смысла бежать следом не было.
— Они вернутся, — произнес кто-то. — С подкреплением.
— Стадион рядом, — напомнил кто-то еще и указал вдоль улицы. Улица была перекрыта, став большой пешеходной зоной на время матча.
— Значит, надо встретить! — заключил один из «интеллигентов», повысив голос, чтоб его слышало как можно больше наших. Да-да, наших, без кавычек — несмотря на разношерстность, мы воспринимали себя как единый организм, никто не собирался останавливаться и расходиться по домам, посчитав дело сделанным. Я повернул голову и увидел сосредоточенного, с разбитым лицом, но довольно улыбающегося сеньора, который несколько минут назад снимал галстук. В данный момент он скидывал еще и пиджак, и это так же говорило о многом.
— Эй, сеньоры, что происходит?
Вокруг нас естественным образом скопилось несколько десятков любопытных. Новые любопытные все останавливались и останавливались, скапливались. Вперед же вышла небольшая, человек десять-пятнадцать, компания молодежи. Будете смеяться, но одеты они были в… Голубые с белым с красными полосками цвета «Эстудиантеса».
— Марсиан мочим, — довольно ответил кто-то из молодежи.
— Мы с вами!
Парни встали рядом, похрустывая костяшками.
— Че так? — усмехнулся кто-то.
— Достали уже! — радостно оскалился один из них.
После процесс принял лавинообразный характер. Я больше не пытался следить за ним целенаправленно, лишь отмечал по факту, что то там, то сям из толпы окружающих к нам подходят люди. В основном молодежь, обильно гуляющая здесь, в центре города, в субботний день, либо футбольные фанаты команды, которой предстояло играть с «Энергией». Через несколько минут толпа вокруг достигла нескольких сотен человек, и количество людей, колеблющихся, встать ли рядом с нами, или еще обождать, так же линейно увеличилась.
— Нам нужно оружие, — подошли ко мне «интеллигенты». Что это за «интеллигенты» я догадывался — парни, явно участвовали в подобных акциях ранее, опыт имели. Скорее всего, политические мероприятия — что-то вроде провокаций оппозиции. Меня же они посчитали за главного, вот и подошли с конкретикой, как к главному.
— Что может быть оружием? — уточнил я, оглядываясь. Мне польстило, с одной стороны. Но с другой, у меня совершенно не было такого рода опыта, я не знал, что делать. Тактику полноценного боя в городских условиях знал, организовать людей для встречи вооруженного врага мог, но вот так, с кулаками…?
— Все, — раскинул руками один из них. Вот урна, например. Если ее выдрать из земли и использовать вот так, вдвоем, — он жестами показал, как именно. — Или, вон, щиты.
— Щиты?
— Ну да, щиты, — кивнул другой на остановку наземного транспорта, стоящую неподалеку. Обшитую легкими и прочными прозрачными пластиковыми щитами. — Ими можно закрыться и давить массой. И ничего против них не сделаешь — они только с виду хлипкие. Но нужно еще и оружие.
— Так, сеньоры и сеньориты! — громко, во весь голос крикнул я, привлекая внимание. Да, меня никто не спрашивал, просто выбрали командиром, и все. Значит, я должен им стать. — Нам нужно оружие! Любое оружие, которое можно использовать в драке! Палки, камни! Доски! Трубы! Металлические предметы! Смотрите, высматривайте, ищите! Чем больше оружия мы найдем, тем легче будет их встретить!
Вокруг начался гомон, люди принялись возбужденно переговариваться, я же продолжал их организовывать, наводя на правильные мысли.
— Вон, вы! — ткнул я в группку разношерстных, случайно собранных вместе, но уже прошедших проверку боем там, внизу, на платформе, ребят, — выдирайте с остановки щиты. Давайте, парни! Вы! — палец ткнулся в другую группку, среди которых было несколько взрослых сеньоров. — Выдирайте мусорки! Они металлические, если жахнуть — мало не покажется! Высыпайте мусор и выдирайте! Это всех касается! Где еще видите мусорки?
Первая группа ребят, хоть и оглядываясь, но направилась к остановке. К ним присоединилось еще несколько человек, в том числе болельщики «Эстудиантеса». Взрослые уважаемые сеньоры беспрекословно вывалили из урны мусор и принялись раскачивать их, наваливаясь всей массой тел вначале в одну сторону, затем в другую. Анкера, конечно, выдержат, но ножки, сломаются. В общем, «интеллигенты» знали, что говорили.
— А сиденья выдирать? Там пластик, но тяжелый! — подскочил ко мне кто-то из первой группы.
— Выдирайте! — разрешил я, понимая, что процесс пошел. И что включать заднюю тем более поздно. — Что можно использовать еще? — повернулся я к «интеллигентам».
Народ, наконец, понял, что надо делать. Все принялись рыскать вокруг и… О чудо, что-то находить. Какие-то палки, металлические штуковины, пластиковые доски. Была вырвана одна из дверей вестибюля — причем охранники метрополитена, стоящие тут же, не сказали на это ни слова. Появились какие-то цепи, которыми крепят машины от угона, дверные засовы, горизонтальные перекладины ограждения проезжей части…
— Эй, сынок! Идите сюда! — с крыльца расположенного невдалеке от остановки мне крикнул какой-то задорный седовласый сеньор лет пятидесяти. — Сюда! У меня кое-что есть!
Я, «интеллигенты» и еще несколько человек по моему сигналу направились к нему.
— Заходите! У меня тоже есть кое-что! — повторял он.
— Это магазин?
— Да. Но это МОЙ магазин! — расплылся в улыбке он. — Так что берите! Лихо вы их!
— Так достали, сеньор! — в сердцах высказался один из «интеллигентов».
— Это да, достали, — согласился он.
После этого мы стали обладателями несколько швабр и метелок, рукоятки которых были сделаны из прочного дебелого пластика. Если хорошо размахнуться, двинуть можно. На безрыбье сойдет.
— Еще стеллажи. Они металлические. Но их надо разобрать, — указал сеньор на полки. Магазин этот торговал сувенирами, был внутри красивым, а от товара веяло загадочностью. Но разбираться, что именно лежало на полках, было некогда.
— Тут еще народу надо, — хмыкнул один их наших соратников, с видом знатока осмотревший стеллаж. Я кивнул и вышел на улицу.
— Эй, сеньоры! Кто может! Кто свободен! Давайте сюда! Помогайте!
Внутрь ввалилось еще человек десять. Вместе мы аккуратно сгребали в подставленные седовласым сеньором коробки товар с прилавков, после чего быстро разбирали стеллажи. Хорошая штука, скажу вам! Сборные, составные, как конструктор! И сделанные из металла. Для сборки и разборки инструменты не нужны, но требовалось время. Однако нас было много, мы были мотивированы, потому с работой справились за несколько минут. После чего, вооружившись сами, сгребли в кучу остатки стеллажа и вынесли на улицу, раздавая тем, кто оружия не нашел.
— Давайте, парни. Теперь вы, — кивнул я «интеллигентам» на разобранную остановку. Щиты были выдраны и стояли у одной из пустых металлоконструкций. — Учите, как этим пользоваться.
— Да, легко! — воскликнул один из них. — Эй, народ! Слушай сюда! Значит, нужно взять щит вот за этот конец! Давай, помогай!..
Марсиане явились минут через десять. Им понадобилось время, чтобы собраться, перегруппироваться. Естественно, здесь, рядом со стадионом к ним быстро подтянулось подкрепление — причем не только «ястребы», но и вполне себе рядовые фанаты. Обидели кого-то из них, обидели сильно, а они такого не прощают. Наказать дерзких латинос было делом чести всей диаспоры. В основном, конечно, шла молодежь, но я напомню, что на Марсе действует всеобщая воинская повинность, практически все марсиане, за редким исключением, прошли хорошую подготовку и противники серьезные.
— Святая дева Мария!.. — рядом со мной кто-то перекрестился и зашептал молитву. По нашей толпе раздалось несколько вздохов удивления. Марсиан было не просто много — их было МНОГО! Они шли по улице, перегородив полностью проезжую часть, длинной красно-желтой змеей, конца которой видно не было. Над их головами реяли флаги, то там, то сям дудели фанатские дудки, подбадривая товарищей. Завидев нас, эта толпа издала клич, но не понеслась, сломя голову и ломая строй, а степенно двинулась, полностью уверенная в превосходстве.
— Дер-жим-ся! — крикнул я, вцепившись в щит. — Держим щиты, мать вашу! Дер-жим-ся!
— Дер-жим-ся! — вторили мне справа. Еще и еще, подхватывая друг друга.
— Дер-жим-ся!.. — пошла волна и влево. В основном кричали футбольные фанаты, кроме «интеллигентов», только у них был опыт участия в чем-то подобном, но остальные подключались быстро, вникая в суть на лету.
— Навались! — срезюмировал чей-то голос перед самой сшибкой. Мы издали дружный рев и столкнулись с такой же ревущей красно-желтой толпой.
— Бей инопланетян! — орал я, стараясь кричать так, чтоб меня слышали. Дави щитами! Держать строй!
— Навались! — Вторили рядом.
— Навались! — слышалось дальше и дальше. Замелькали палки, трубы, в ход пошел весь имеющийся арсенал.
Первый натиск мы выдержали, а это был самый важный момент. Ибо, начав движение в какую-либо сторону, очень сложно остановиться и изменить направление. Нас было что-то около трех сотен, их, очевидно, в разы больше, но мы оказались технически более подготовлены (спасибо «интеллигентам») и тактически грамотно организованы (а здесь спасибо футбольным фанатам — чувствуется рука специалистов).
За время, отведенное до столкновения, нам удалось раскурочить все три остановки, что находились в зоне видимости, плюс, снять несколько дверей вестибюля метро. Улица была не слишком широкой — центр — потому нам с нашей численностью удалось полностью перегородить ее — флангового удара можно было не опасаться. Мы ощетинились щитами и давили, сковывая действия противника, шедшего на матч и потому технически плохо оснащенного. Марсиане из-за прочного пластика мало что могли нам сделать, наши же ребята второй линии ломили им из-за наших спин подручными средствами по первое число. Поверьте, это сильно деморализует противника — невозможность ответить, когда отступить тоже некуда — задние ведь давят!
Так и давили, мы на них, они на нас. Первая наша линия уперлась в щиты, вторая орудовала поверх голов деталями стеллажей, трубами, сидениями с остановок, цепями и даже урнами, оказавшимися, действительно, тяжелым игрозным оружием. И марсиане вновь дрогнули. Им просто нечего было нам противопоставить, несмотря на численный перевес.
Шаг. Еще шаг. Мы кричали, подбадривали себя. То и дело раздавались фанатские выкрики, вперемешку с организационными, но толпа была слишком разношерстная, потому держать строй долго не удалось. В нескольких местах марсиане смяли нашу линию и прорвались внутрь. Но страшного ничего не произошло — вторая и третья линии встретили их достойно.
Да, у нас было оружие — какие-то подручные средства, которых не было у них. Но главным оружием вновь стала наша злость, наша ненависть. От нашей линии шла такая энергия, что описать словами трудно. Надо быть там, в гуще событий, чувствовать. И марсиане дрогнули — вновь, в который за сегодня раз.
Линия щитов окончательно смялась — ну, не обучена была наша компания к подобной тактике. Но марсианам от этого стало только хуже — парни, скованные необходимостью давить на шит, с ревом бросились восполнять пробел, завязались одиночные схватки. Техника, умение — в толпе, в давке роль уже не играло ничего. Просто одни разъяренные люди рвали и месили других, и давили, давили, давили…
Но то, что мы победим, окончательно и бесповоротно, я понял не тогда, когда они дрогнули и подались назад, лихорадочно отбиваясь и пытаясь вытащить втянутых в нашу толпу своих. А когда случайно замешкался и обернулся назад. И увидел бабушку, простую донью лет семидесяти, вышедшую с сумкой из соседнего магазина, бьющую марсиан палочкой из-за наших спин.
Там, вдалеке (уже), возле оставленной нами станции метро, толпа сочувствующих, но не вмешивающихся зрителей все-таки вмешалась. Две сотни человек, включая женщин, оголтело избивали парней в красно-желтом, видно, шедших с той стороны нам в спину, на подкрепление к своим. И эти «ястребы», здоровые накаченные лоси, прошедшие огонь и воду, ничего не могли сделать. Даже не думая о нападении, сцепившись локтями, парни изо всех сил пытались вырваться, давя массой но женщин и стариков было слишком много. Тех, кто упал, кого выдернули или отсекли от остальных, топтали, месили, пока окончательно не приводили в небоеспособный вид; кто мог держаться — держались, теряя и теряя людей, которых засасывала безумная толпа. И эта донья. Махала палкой, будто девочка, несмотря на возраст.
Я, наконец, понял, что произошло. Джин, десять лет спавший в своей бутылке, по неосторожности был выпущен на свободу. Злой джин, крайне ненавистный, и совершенно неконтролируемый. Загнать его назад будет крайне сложно, а закупорить совсем, как было до сегодняшнего дня, не получится вообще.
Марсианам конец. Окончательно и бесповоротно. Конец их беспрекословному диктату и вольнице. Венера больше никогда не будет такой, как прежде — эпоха страха, дрожи перед ними подошла к концу. А то, что происходит сейчас, возле стадиона — лишь начало этого конца.
Глава 3
Подарки ко дню рождения (часть 1)
Cave ne cadis
Берегись, чтобы не упасть (предостережение триумфатору, лат)
— А дальше?
— Дальше как в тумане все. Плохо помню. Но то, что произошло там, у «Спортико», стало переломным моментом — мы захватили инициативу и начали их теснить.
Мы сидели в машине, уже на территории дворца, я делился впечатлениями. Спешить никуда не спешили, и на замечание, что королева меня ждет, девчонки с ехидной улыбкой оборвали:
— Подождет!
— Потом провал, и как вспышка — площадь перед министерством культуры, — продолжил я. — Марсиане бегут, гвардия перегораживает нам дорогу, отсекая от них, мы пытаемся прорваться. У нас получается, мы тесним, но марсиан там уже нет. И гвардия отходит, не вступая в бой, лишь огрызается.
Оливия кивнула.
— Правильно, всех марсиан, кто был в округе, заперли на стадионе. Не только марсиан, кто был — того и загоняли. Не церемонились.
— Насильно?
— Ну, поначалу, — хмыкнула Бергер. — Потом, как вы взяли стратегическую инициативу, а бои вокруг стадиона начались повсеместно, народ сам туда спешить начал, чуть давку не устроил. Под защиту. Оказалось, те, кого туда загнали, счастливчики, у остальных судьба незавидная. Не так много кто из района смог вырваться.
— Что, не только мы зачинщиками стали, да?
— Зачинщиками — вы. Остальные расхрабрились, глядя на вас. И понеслось!.. — Вздох.
Я повторил ее вздох. К сожалению, только в камере в полной мере начал осознавать цену произошедшего. И что, несмотря на поведение некоторых представителей диаспоры, большая часть марсиан совершенно не при чем. Да, «ястребы» организованы, да, отморозков среди диаспоры хватает… Но вчера пострадали в основном невинные люди. И если наша битва с футбольными фанатами еще как-то может вписаться в логические рамки, то избиение по всему городу женщин, пожилых людей или простых марсианских работяг, приехавших работать и занимающихся именно тем, ради чего приехали, не отвлекаясь на участие в погромах — как их оценивать?
Сколько матерей после вчерашнего не дождется сыновей? Сколько людей останется покалеченными? Ведь можно не убить, но дать по голове так, что человек останется наполовину растением! И при этом не испортит официальной статистики! Либо потеряет здоровье, что будет равнозначно катастрофе — большинство марсиан приехало работать, чтобы кормить семьи, кормить детей, полагаясь именно на крепкое здоровье. Инвалидов не жалует даже наше государство, самое богатое в Солнечной системе; аналогичные выплаты гражданам Марсианской республики просто смехотворны.
Но произошедшее еще только предстоит постигнуть и проанализировать. И сделать выводы. В том числе мне. Я не мог поступить иначе: не мог не защитить девушку, не мог не организовать оборону возле вестибюля. Но не мог и удержать лавину, словно сорвавшуюся с гор. Ибо ситуация, с момента захвата «стратегической инициативы» у метро «Спортико» слетела с катушек, превратившись в неуправляемое цунами, потерявшее любые человеческие формы.
— Что было в других районах? — прервал я собственные тяжелые размышления. Оливия щелкнула пальцами, завихряя голограмму визора со стороны внутренней поверхности входного люка.
— Буквально через десять минут, после драки у вестибюля, планета взорвалась. Все радиостанции, все сети запестрели картинками с места бойни. Люди подключались к камерам обзора транспортной системы, смотрели, что происходит и реагировали. Кто как мог, тот так и реагировал — сразу в пяти районах города начались стихийные погромы. В смысле, вначале в пяти, затем очаги росли, как на дрожжах, — Она вскинула руку, активировала большую карту, в которую принялась тыкать пальцами, подкрашивая в красные цвета улицы и площади ближайших к стадиону секторов.
— Началось все, естественно, рядом с вами. Фанаты, шедшие на стадион, сцепились друг с другом широким фронтом. Боковые улочки, парки, площади, выходы из подземки — все превратилось в места побоищ. К которым, как и в вашем случае, начали подключаться прохожие и отдыхающие, тесня марсиан.
Я кивнул — ожидаемо.
— Гвардия? Лопухнулась, как обычно?
Собеседница скривилась.
— В том-то и проблема, гвардия была на высоте. Отреагировала оперативно, согласно инструкциям. К месту начали стягивать всех возможных силовиков, локализовывать и подавлять очаги столкновений. Очагов было много, руководство не скупилось, снимало и перебрасывало отряды с других районов города.
— Быстро и жестоко, пока чума не распространилась.
Кивок.
— И именно это стало ошибкой. Многие районы вокруг центра остались открытыми, и чума вспыхнула у них в тылу сама по себе, безо всяких «переносчиков». Через каких-то полчаса начались стихийные выступления вот тут, тут и тут, — Она значительно уменьшила масштаб карты, высветив почти весь город. Улицы стали неразличимы, лишь сектора и купола районов, которые девушка начала закрашивать в красный цвет. — Никто не координировал действия погромщиков, везде выступления возникали сами по себе, а сил гвардии, чтоб удержать безумие, было недостаточно.
Красные точки продолжали появляться, закрашивая все больше и больше территории города. Видя масштабы, я присвистнул.
— Весь город, да?
— Да. От Флер-дель-Параисо на востоке до до Санта-Марты на западе. От Боливареса на севере до до Нуэво-Патагонии на юге. Вспыхнул весь город, вся огромная Альфа! — воскликнула она. — Сам понимаешь, локализовать такое невозможно, тем более, часть оставшихся сил стянули к марсианскому кварталу.
Так что не верь СМИ, Хуан, — подвела она итог. — Гвардия отреагировала грамотно, их поливают грязью из политических соображений, козлами отпущения делают. Просто парни не всесильны.
— И что, там везде были марсиане? — указал я на красные сегменты карты, покачав головой. К сожалению, общество так устроено, что не назначить «паровоза» нельзя, не поймут избиратели и инвесторы — у кого кто.
— Возникали очаги да, где были марсиане. — Оливия пожала плечами. — Но как только марсиане «заканчивались», начинались самые обычные в таких случаях погромы кафе, магазинов, офисов, нападение на оставшиеся патрули гвардии и даже на участки. Кое-где это удалось, я про участки, — хмыкнула она. — Представляешь, участки гвардии, захваченные погромщиками?
Я невесело усмехнулся. Разумеется, это так же закономерно — бунтующей толпе нужна «кровь», нужны субъекты, которых можно бить, и объекты, которые ломать. А следом за толпой идейных погромщиков, честно уничтожающих все, до чего могут дотянуться, обычно идут те, кто ни в коем случае не громит. Наоборот, оставляет все, что уцелело, в целости и сохранности. Правда, с условием смены собственника.
— А сам марсианский квартал? — перевел я палец в относительно белый сектор карты, где компактно проживает большая часть диаспоры. Оливия задумчиво покачала головой.
— Там рвануло позже всех. Но зато именно рвануло.
Пауза.
— Гвардия гонялась за призраками, распыляла силы по городу, и необходимости держать крупные отряды возле тихого и спокойного марсианского квартала кто-то из их высших чинов не увидел. А может, подумали, что уж в своем-то квартале «ястребы» диаспоры смогут выдержать любую оборону, не знаю. Но силы, которые первоначально туда стянули, через час значительно проредили. Вы как раз начали штурм здания Сената, а перед этим пытались захватить министерство культуры, так что их можно понять, охрана таких объектов — прерогатива.
Но за это время серьезные группировки со всего города спокойно подтянулись к кварталу и начали его штурм. Это были организованные, не спонтанно возникшие группировки, Хуан, вроде вас у метро. Они специально приехали громить, знали, куда едут и что их ждет. И соответственно экипировались.
— Кто? — скривился я. Сердце обожгло болью. Собеседница грустно усмехнулась, понимая мое состояние.
— Студенты. Камаррадос с окраин. Фанаты всех футбольных команд столицы. Члены спортивных секций, как правило, единоборств. Группы поддержки команд по контрас… Да много кто! Всех не перечислить!
Я вновь покачал головой — да уж, джин оказался куда более грозным, чем можно было предположить. Слишком долго народ терпел, слишком много дерьма накопилось. И когда прорвало — то прорвало. Ни одна запруда столько не выдержит, сколько их не строй.
— На наш взгляд, — окинула она машину с притихшими и вслушивающимися в разговор девочками своей опергруппы, — главная ошибка была в том, что они не отключили метро. Если бы сразу перекрыли транспортные потоки… А так… — Вздох. — Нападающие смели гвардию, оставшуюся охранять район, смели защитные кордоны самих марсиан и ворвались внутрь. Что они творили там — догадайся сам. А к месту событий тем временем накатывали все новые и новые волны желающих «разобраться с проклятыми инопланетянами».
— Шлюзы? Межсекционные створки?
— Перекрывали, — кивнула Оливия. — Но не везде успели. Повторюсь, никто не думал, что марсиане не смогут устоять — слишком сильно на них играла репутация. А их буквально смели.
Да уж! Могу представить, что там творилось! Мы с Кассандрой несколько месяцев назад побывали в марсианском квартале, видели, что он собой представляет и как организована его защита. Район, в который боится заглядывать гвардия, где сотни людей гонялись за двумя беглецами…
— Оружие использовалось? — прокряхтел я.
— Слава богу, нет, — с видимым облегчением закатила глаза собеседница. — Но и без него получилось некисло. Трупы исчисляются сотнями. Во всяком случае, больше сотни, — поправилась она. — Кстати, это между нами, официально погибло около тридцати человек, и еще семьдесят пострадало.
— И человек триста госпитализировано с легкими травмами, да? — с иронией закончил я. Отвечать не требовалось.
— Чем кончилось? — подвел я итог.
— Еще не кончилось, — отстраненно потянула она. — Там до сих пор бои. Зачистка.
В городе объявили чрезвычайное положение, метро и магнитку, слава богу, отключили, основные транспортные шлюзы взяли под полный контроль. После блокировали несколько секторов вокруг марсианского квартала, взяли в кольцо, и поотключали коммуникации. После чего внутрь начали вводить войска, прямо с крыши купола. Без оружия, но в тяжелых сервоскафандрах.
— Армия? Десант?
Она пожала плечами.
— Там много кто. Все, кто оказался близко. Перекидывали и из Дельты, и из Авроры, всю ночь. Но сам понимаешь, погромщиков несколько десятков тысяч, так просто с ними не справиться даже армией. Войска лишь раскидали самых наглых, отбросили от шлюзов, взяли внутрисекторные створки под контроль. После гвардия начала зачищать район за районом, квартал за кварталом, купол за куполом. Тюрьмы переполнены, ближе к полуночи, знаю точно, арестованных вывозили на космодром, в какой-то закрытый ангар. Больницы города так же переполнены, раненых и пострадавших эвакуируют военными конвертопланами в соседние города. Метро с утра запустили, но в городе тишина, все сидят тише воды ниже травы. Тревогу сменили на «желтую», и у нас, и у остальных силовиков, но никого не распускают — ждем окончания.
Она сделала знак, что закончила. Я про себя усмехнулся — будто сводку зачитала! Причем, что удивило на протяжении разговора, весьма и весьма подробную, с информацией, которую не может знать простой старлей королевских телохранителей.
— Откуда ты все это знаешь? — я сделал вид, что удивился.
Она меня поняла, улыбнулась.
— Нас посадили в малом зале приемов, мониторить ситуацию. Смотреть данные с камер. Из корпуса в городе потерялось одиннадцать человек, надо было выяснить, что с кем произошло. Нет, в драках участвовал только ты, — вскинула она руку, предвосхищая вопрос, — остальные нашлись. Так что да, я в курсе всего, особенно если учитывать, что доступ мы имели не только к гражданским сетям и средствам слежения.
— «Вас» это кого посадили? Охрану принцев?
Она кивнула.
— Их заперли во дворце, где-то внизу, в подземных помещениях. Три опергруппы для их охраны оказалось не нужно. И ближе к полуночи Лея посадила тех, кто не нужен, в малом зале, дала доступ к военным, дэбэшным и гэбэшным системам связи и велела вас искать. Особенно тебя — как чувствовала, что с тобой не все чисто. С ума сойти, начать такую заварушку!.. — ошалело покачала Оливия головой.
Я скривился — несмотря на то, что, скорее всего, так и было, факт, что началось все с меня и моего избиения Урода душу не грел.
— Лив, никто не смог бы начать подобное, ни один человек, даже самый одаренный, если бы у людей столько не накопилось. Ненависти к марсианам стало так много, что для запала бомбы хватило одного единственного меня, устроившего потасовку в одном единственном взятом вагоне. Плюс, не забывай про тех троих ребят — они явно были специалистами по подобным мероприятиям. Плюс, тот тип ударил девочку на глазах у всего вагона — каждый уважающий себя кабальеро после этого посчитал бы себя обязанным вмешаться, я лишь оказался ближе всех.
Она покачала головой, не споря со мной, но оставаясь при своем мнении. Mierda, как бы после этого в корпусе богом не начали считать! И так превозносят выше крыши.
— Ладно, Хуанито, оставим, — отмахнулась собеседница. — Соглашусь, в вагоне ты стал запалом вынуждено, это не твоя заслуга. Но насчет остального не отвертишься! — она сделала загадочное и очень ехидное лицо. — Я про твое эмоциональное выступление на крыше департамента культуры. Про призывы громить Сенат и мочить «всяких буржуев». Скажешь, не было?
Я убрал глаза в пол. Пятая же точка моя аж вспотела от предчувствия того, как сильно ей сегодня достанется от королевы.
— Народ пошел за тобой, пошел громить Сенат и мочить «всяких буржуев», — продолжила она. — Может это было и не начало восстания, стычки по всему городу на тот момент уже шли, но исключая марсианский квартал, это был апофеоз выступлений! Благодаря тебе.
— «Подлых» Оливия, — произнес я, поднимая глаза.
— Кого, подлых? — не поняла она.
— Я кричал не про «всяких» буржуев, а про «подлых». Это разные вещи.
— Разные, — согласилась она. — Но только не для Леи. — И нервно рассмеялась.
Я про себя вздохнул. Как объяснить ей? Как объяснить им всем? Их же не было там, они не понимают! И вряд ли поймут.
Ведь что такое толпа? Аморфный нерассуждающий организм, злобный и беспринципный. Толпа живет инстинктами, даже если состоит по отдельности из думающих и здравомыслящих людей. И главный ее инстинкт, главная цель — ЖРАТЬ!
Толпе нужна мишень, на которую можно спустить агрессию. И нужна идея, реальная ли, мифическая ли, без разницы, чтобы эту агрессию оправдать. Толпа не рассуждает, она будет верить в любую идею, если крикнуть ее достаточно громко, и полетит ради ее исполнения за орбиту Седны. Плевать на ее разумность, целесообразность, как и на вину «мишени» — толпе просто надо кого-то бить.
Когда мы выдавили марсиан на площадь перед департаментом культуры, мы превратились в толпу. Ту самую злобную и нерассуждающую. Нас стало более тысячи — в десять раз больше того, что начинало у метро «Спортико». После, пока шли к Сенату, подтянулось еще в десять раз больше, но и на тот момент ситуация слетела с катушек — людей стало так много, что управлять ими оказалось бесполезно.
Марсиане, поняв, что лишились всех стратегических преимуществ, даже количественного превосходства, дали деру в сторону стадиона — он оставался единственным местом, куда они еще могли убежать. Как правильно сказала Оливия, со всех сторон вокруг стихийно начиналось такое же мочилово, только в меньших масштабах. Немногочисленный отряд гвардии человек в сто, изначально стянутый к стадиону, перегородил улицу, давая марсианам убежать, но гвардейцы понимали, что им не выстоять. Да, они были в легкой броне, с шокерами и щитами, но нас было слишком много. И парни подались назад. Организованно, слажено, жестко пресекая любое поползновение в свой адрес. За их спинами возвышался стадион, снабженный мощнейшими створками шлюзов, превращающими его в случае необходимости в неприступную крепость, в котором они планировали закрыться и отсидеться. То есть, преследовать их было глупо, и наша толпа инстинктивно это понимала. Да и градус напряженности пока еще был направлен на красно-желтых, представители закона все еще воспринимались с опаской и уважением.
В общем, наша толпа дала гвардейцам уйти. После же их ухода оказалось, что стоит она на пустой площади, без цели и без спасительной идеи, кого и за что нужно бить дальше. При этом у каждого отдельного ее представителя в крови играл адреналин, ища выхода.
Практически сразу начались погромы близлежащих магазинов и ресторанов, не успевших закрыть атмосферные створки — это воспринималось спокойно, как фон, как само собой разумеющееся. Так же самим собой разумеющимся воспринялся и крик брать штурмом министерство культуры — ближайшее госучреждение.
Сказано — сделано, получив идею, толпа с энтузиазмом взялась за ее реализацию, но в должной мере выплеснуть адреналин не удалось. Охрана министерства, не работающего по причине субботы, закрылась еще раньше, еще до начала драки снаружи, когда разъяренные марсиане только начали подтягиваться к площади, чтобы идти бить нас к метро. Каким-то чудом удалось открыть главный шлюз министерства, разъяренные погромщики с восторженным ревом ворвались в здание, но это был и весь успех. Внутри здания почти каждый кабинет, почти каждое помещение имели дополнительные створки на случай общей разгерметизации, как у нас в школе, и все они были надежно задраены приготовившейся к нападению охраной.
Так что департамент культуры отделался легко — пострадали лишь шторы, жалюзи, какие-то картины и декоративные элементы отделки, ковровые дорожки в коридорах и на лестницах, цветы в горшках да части фигурной лепнины над козырьком, до которых удалось достать. В кабинетах же и помещениях, не снабженных гермозатворами, не оказалось ничего интересного.
После этого я почувствовал, что накал страстей достиг предела, запахло жареным. Топа была готова сорваться, крушить все, что попадет под руку, без разницы, имеет это отношение к марсианам или не имеет. Я не мог допустить этого — все-таки подсознательно чувствовал вину за случившееся, и выступил соло, почти как там, на плацу, давая толпе и идею и мишень одновременно.
Что я кричал там, на крыше козырька — не помню. А в записи не смотрел — проматывал этот момент, чтоб не было стыдно перед самим собой. Но я дал толпе истинно королевскую цель, самую достойную из возможных. Я призвал идти штурмовать не министерства, не какие-то иные учреждения, а Сенат, «логово зажравшихся продажных ублюдков, предавших интересы народа и допустивших в стране беспредел». Продажность и подлость оных «ублюдков» расписывал долго, но и без меня каждый на площади прекрасно знал о продажности и подлости парламентариев, каждый и без меня «любил» народных избранников выше крыши. Так что слова попали в унавоженную почву. После же… Повторюсь, когда у толпы есть идея, реализация ее не заставляет себя долго ждать. Мгновенно началось шествие к площади Справедливости, ожидаемо для меня закончившееся полным разгромом.
Почему Сенат? Потому, что кроме него оставалось всего две достойные цели, и обе были неприемлемы.
Первая — правительство. Но правительство хоть и представляет собой не менее коррумпированный орган, но занимается конкретными делами. Какое б оно ни было, без него машина под названием «Венера» не полетит по нужной орбите. Да и премьер-министр избирается на жалкие пять лет и не может отвечать за всю государственную политику.
Правительство — работяги. Сенат же — говорильня, молоть языком и есть их работа, а многие из сенаторов сидят на своих местах десятилетиями.
Второй же объект подходил для разгрома как нельзя более, ибо человек, его возглавляющий, не избирается и не меняется никогда, в полной мере отвечая за всю государственную политику в любой период истории. Но повести толпу на штурм Золотого дворца я не мог (хотя при иных обстоятельствах именно туда и повел бы). Так что выбор был невелик, и там, на крыше козырька министерства, я его сделал.
— Оливия, ты хорошо провела ночь? — придя в себя, спросил я похоронным голосом, постепенно вливая в него энергию и повышая тональность.
— Ну, как сказать, — ядовито вспыхнула девушка, — с учетом того, что не пришлось даже сомкнуть глаз…
— Но без учета этого хорошо, не правда ли?
Бергер вновь хотела ядовито возразить, но видя в моих глаз странный огонь, стушевалась.
— А что такое?
— А теперь представь, — продолжил я, — что тебе пришлось бы не сидеть в малом зале, а стрелять в безоружную толпу? А после зачищать территорию перед дворцом? Так же с оружием? Представила? А теперь представь последствия этого шага для королевы, и следовательно для тебя и остальных ангелов? Гражданской войной попахивает, чувствуешь?
Оливия промолчала.
— А если бы я не крикнул то, что крикнул, тебе бы пришлось это делать! — давил я. — Поверь, просто поверь! И благодари бога, или богов, или во что ты там веришь, что ты этого не делала!
Под конец я почти хрипел. Оливия и некоторые из ее девочек поежились. Ну, хватит, достаточно давить. Настрой сбил, теперь в силу вступит «телеграф», и те, кто знает о моем участии в деле штурма Сената, веселиться больше не будут. Смерть — слишком плохой предлог для веселья, даже чужая.
— Ладно, извини, — пошла черненькая на попятную. — Но ты не дорассказал, что было дальше, чем кончилось? Ты ж понимал, что повел всех на убой! В смысле, что шансов у вас не было.
— Он специально повел, сдавать толпу, чтоб больше не чудили! — раздалось со стороны водительской кабины — перегородка была опущена, нас внимательно слушали и там. Я согласился.
— Действительно. Куда неподготовленной толпе, даже с подручными средствами, громить охраняемое учреждение? Потому я пытался слинять, забрав нескольких ребят, но у нас не получилось.
— Почему? — нахмурилась девочка, сидящая справа.
— Ответственность! Страшная штука! — вновь ехидно расплылась в улыбке Оливия, которой даже не нужно было читать по моему лицу.
— Там были простые ребята, — как бы оправдываясь, произнес я. — Самые обычные. Я не мог их бросить.
— Ну и дурак! — жестко отрезала Бергер, мгновенно преобразившись во властную стерву.
— Ничего он не дурак! — возразила девочка слева от меня, сидящая напротив нее. — Я бы тоже не смогла! И никто из нас!
— А он должен мочь! — парировала Оливия. — Ты — это ты, вы — это вы, у вас разные задачи! Вы — телохранители, а ему императором быть! Важные государственные решения принимать! А он что, так и будет с толпой ходить? Которую по глупости жаль будет бросить? В ущерб государственной необходимости?
Меня разобрало зло — чуть не придушил ее. Сдержался из последних сил. Еще чуть-чуть, и начался бы приступ.
— Слышишь, Бергер! — зло выдавил я. — Ты можешь засунуть свои мысли и ожидания, что и кому я должен, себе в задний проход! После чего протолкнуть их ершиком! Понятно? Но я никогда, НИКОГДА не брошу своих! Тех, за кого отвечаю!
— Ты ничего не мог изменить! — не сдавалась она, лицо ее перекосила гримаса презрения. — Ты сам отправил их «на убой», в лапы гвардии! Сдал их, обезвредил! Что толку было оставаться? Чтоб поспать вместе со всеми на полу камеры?
— Твое место здесь! — вновь отрезала она, похлопав по сидушке. — Сделав дело, ты должен был возвращаться! А не поддаваться глупой ненужной сентиментальности!
— И чувствовать себя потом предателем? — усмехнулся я. Совершенно спокойно — хладнокровие ко мне вернулось окончательно. Нет, с ней нельзя спорить. Просто у нее своя правда, а у меня своя. Ей не понять, что планета маленькая, и что без ореола мученика, не пострадавшего вместе с теми, кого повел, я превращусь в предателя, трепло и чепушилу. Об этом, может, узнает не так много людей, но узнают, и этого будет достаточно, чтобы ославить меня позже, когда мне действительно придется принимать серьезные решения.
Я должен отвечать за поступки. И принимать мудрые, «государственные» решения. Но еще я должен быть честным, хотя бы с самим собой. Я не смогу вести людей, зная, какое я дерьмо. Трус и предатель не станет тем, кого во мне видит Оливия и девчонки. Это если не считать моих собственных принципов, а сделал я так, как сделал, руководствуясь в первую очередь ими, а не «государственной необходимостью».
Но повторюсь, ей этого не понять. И что-то доказывать я не буду. Время все равно все расставит по местам.
— Как там королева? — бесцветным голосом перевел я тему. Поняв, что слишком эмоциональна, Бергер сделала несколько глубоких вздохов и так же бесцветно ответила:
— Злая. Но не показывает этого. Устала очень.
Я хмыкнул — еще бы! Восстание, повсеместное, и, причем спонтанное — вряд ли ее величество сомкнула хоть один глаз.
— А мы чего сидим? Уже ж минут пятнадцать как приехали?
Собеседница пожала плечами.
— Она там наверху занята, не до тебя. Мы тебя вытащили, привезли, это главное. Приказ вести тебя к ней есть, но поверь, тебя она примет когда будет окно, а оно будет не скоро. Так какая разница, там тебе сидеть ждать, в приемной, или с нами в машине?
Я про себя усмехнулся. Вот они, прелести работы хранителя. Пусть и хранителя инфанты, но эти девочки могут спокойно планировать режим работы королевы, подстраиваясь под него наиболее выгодным для себя образом.
— Подожду-ка ее лучше наверху, — вздохнул я и сделал вид, что собираюсь выходить.
— Хуан, — она положила руку на мою. Я поднял глаза. В ее взгляде читалось напряжение и теплота одновременно. Она еще не была готова считать меня равным, не была готова набиваться в друзья, но быть врагом определенно не хотела.
— Все нормально, я понимаю, — кивнул я и легонько пожал ее руку. — Каждый из нас имеет право на собственное мнение. Ну что, девчонки, до скорого? — окинул взглядом салон.
Ответом мне стали улыбающиеся мордашки и нестройный гул голосов. Что ж, и с двадцать седьмыми я общий язык найду. Со временем.
Я вновь попытался выйти, и когда одной ногой был снаружи, она вновь подала голос:
— Чико, с днем рождения!
Обернулся. Оливия улыбалась. Без надменности, без высокомерия старшего к младшему, просто и искренне.
— Спасибо! — так же искренне ответил я и зашагал к крыльцу черного хода главного дворцового комплекса, возле которого мы стояли. Там, наверху у шлюза, среди черных фигур дворцовых стражей маячила фигурка в белом парадном доспехе — значит, и внутри тоже кто-то есть, проводить к кабинету королевы найдется кому. Несмотря на частые аудиенции, дворца я не знал.
«Слушай, Хуанито! — взбегая по ступенькам, услышал я внутренний голос. — А не рановато ли ее черненькое превосходительство шефство над тобой взяло? А?»
Задумался.
«Нет, пожалуй, не рановато, — ответил сам себе. — Ей ведь тоже надо готовиться к нашей совместной работе, учиться. На нее ляжет большая ответственность, она будет отвечать не только за подопечную, но и за меня. Причем, воздействие друг на друга будет обоюдным — ей так же придется выполнять некоторые мои команды, как мне — ее. Пускай развивается девочка!»
* * *
Королева, действительно, была занята. Но Оливия оказалась неправа, ждать ее мне не пришлось. «Старая дева» личной королевской стражи исчезла в кабинете и тут же появилась, показывая, что могу входить.
В душе екнуло — не ждал. Надеялся, пока буду сидеть в приемной, обдумаю стратегию разговора. Ибо пятая точка, что уж скрывать, еще со вчерашнего вечера предчувствующее болела.
Ну что ж, чему быть — того не миновать, а импровизация меня всегда выручала гораздо больше, чем любая, даже самая обдуманная домашняя заготовка. Вздохнув и собравшись с духом, я бодро зашагал навстречу неизбежному.
Дверь закрылась, я вновь оказался в кабинете главы государства. Не был здесь со дня выступления на Плацу, но за это время здесь ничего не изменилось — ковер, зеленый бархат, книги в шкафу, окно…
— Проходи, не бойся, — подбодрил ее насмехающийся голос.
Вновь вздохнул и подошел к столу. Ее величество была не одна, пила дымящийся «американо» в компании с неким сеньором. Точнее, не сеньором, господином. Я узнал его не сразу, для этого понадобилось несколько долгих секунд, хотя изображение его в сетях видел много и часто.
— Вот, это и есть тот самый Хуан, — указала ему на меня королева. — Мой племянник. — Только этот шалопай мог совершить подобное.
Натянуто улыбаясь, повернула голову ко мне.
— А чего размениваться на мелочи? Да, Хуан? Драка — так драка! Бунт — значит, по всей Альфе! С погромами, поджогами, боями с гвардией и штурмами государственных учреждений! Чтоб десятки тысяч участвующих, миллиарды убытка, раненые, погибшие, прочее прочее, и, разумеется, перепуганный сорокамиллионный город, забившийся под лавку! Чувствуется кровь Веласкесов!
Повернулась к собеседнику.
— Знаешь, Алекс, что вытворял мой отец? Давным-давно, когда меня еще не было, когда сам был молод и свободен ото всех обязательств, кроме присяги?
Собеседник отрицательно покачал головой.
— …Эх, славно он тогда гулял! — не нашлась она с подробностями. — Королева Оливия, моя бабка, сбивалась тогда с ног подчищать последствия его проделок. И женила-то его из-за этого, чтоб остепенить. — Вновь поворот головы ко мне. — Как считаешь, ты достойный внук своего деда?
Сказать, мне стало плохо, ничего не сказать. Я так и остался стоять в ступоре, не в силах ничего произнести. Не то, чтобы не догадывался об этом, наоборот, сам пришел к такому выводу, но слова, произнесенные ею, да еще с таким пренебрежением, да еще в присутствии главы другого государства…
— Мне кажется, дон Филипп был великим человеком, — тактично увел разговор от меня собеседник королевы. — На Марсе о нем ходят легенды. Многие старожилы помнят ту войну, и отзываются об адмирале только в превосходной степени. Тактичный, умный, благородный! Добиться того, чтоб о тебе так говорили враги, невероятно сложно! — воскликнул он.
Королева Лея вздохнула и закрыла тему:
— Это точно. Надеюсь, этот паршивец и остальное возьмет от деда, не только умение встревать в скользкие ситуации. Ну, рассказывай, горе мое! — усмехнулась она.
Я пожал плечами. Значит, так? Хорошо, буду играть по новым правилам. Племянник — значит племянник. Держись, тетушка!
— А чего рассказывать? Я так понимаю, Бергер и ее девочки собрали и смонтировали для вас самый полный фильм о произошедшем, вы не раз его просмотрели и видели, что было и как. От себя хочу добавить, что мне жаль, что не прикончил того урода, который ударил сеньориту…
— Прикончил, — перебил собеседник королевы. — К счастью, прикончил. К счастью для него, разумеется.
Сказал это он с еле заметной злостью, глаза его, и так немного узкие — чувствовалось присутствие в крови энное количество азиатских генов, сузились в две грозные щелочки. Я поперхнулся.
— Но я же…
— Продолжай! — грозно прищурилась королева и пригубила кофе из чашки.
— Мне нечего продолжать, ваше величество! — вытянулся я. — О содеянном не жалею и не раскаиваюсь. Хотите наказать меня — наказывайте. Хотите выслать, сровнять с землей — ровняйте. Вышвырнуть в атмосферный шлюз?.. Ваше право. Но мне добавить нечего.
Молчание. Главы государств переваривали услышанное.
— Видишь, Алекс, какой стервец! — наконец, кивнула королева собеседнику, который продолжал наблюдать за «домашним концертом» через свои щелочки. — И как с такими работать?! — Вздох. — Я его в корпус отдала, чтоб девочки его там подтянули. Сам понимаешь, кабальеро, честь сеньориты… Он и так был мальчик с принципами, а теперь их сделали еще и гипертрофированными, чересчур острыми.
Королева поставила чашку на стол, вздохнула и развернула кресло ко мне.
— Не раскаиваешься, значит? — в ее голосе послышалась неприкрытая угроза.
— Никак нет! — вытянулся я.
— И если подобное произойдет еще раз, поступишь также?
— Так точно, ваше величество!
— Даже зная, к чему это приведет?
Я молчал.
— Ты в курсе, что в больницах оказалось несколько тысяч пострадавших? Почти пять сотен из них — тяжелых? А больше ста человек погибли?
— Так точно, ваше величество! — отчеканил я.
— И все равно согласен, чтоб по твоей вине подобное произошло еще раз?
Все, мой выход. Не как мальчика Хуанито, а как принца, ее племянника и внука дона Филиппа, величайшего человека своего времени по словам его собственных врагов.
— Ваше величество, то, что произошло, произошло бы и без меня, — нагло ухмыльнувшись, парировал я. — Я стал спичкой, поджегшей горючую жидкость. Спичка это плохо, согласен, и она виновна, что она спичка. Но ее вины в том, что вокруг была разлита горючая жидкость нет.
Пауза.
— Если бы не сейчас, подобное произошло бы позже, — продолжил я. — На это были объективные причины. И ни я, ни вы, ни сеньор Ноговицын, — кивнул я на ее гостя, — не в силах противостоять этому.
— Понимаете, ваше величество, в стране вот уже десяток лет проводится деструктивная политика, зло выдохнул я, — максимального благоприятствования представителям марсианской диаспоры. Именно деструктивная, я не оговорился. Те преступления, что совершают марсиане, за которые венериане были бы жестоко наказаны, им прощаются. Их нападения на венериан остаются без ответа, спускаются на тормозах. В итоге венериане, ваши подданные, чувствуют себя брошенными, покинутыми собственной властью, что порождает ожесточение — и к власти, и особенно к марсианам. Марсиане же чувствуют безнаказанность, что они — хозяева этой планеты, могут делать здесь все, что хотят, и борзеют еще больше.
Я говорю вам это потому, что вы сидите тут, во дворце, — окинул я руками стены кабинета. — Над городскими куполами, и, скорее всего, знать не хотите, что происходит под ними. Вам достаточно отчетов, которые предоставляют министры и главы служб, в которых говорится об Альянсе, венериано-марсианской дружбе, сотрудничестве и иных глобальных вещах. Но жизнь — не скупой отчет… И кстати, вы сами мне это говорили, именно в этом кабинете, пару месяцев назад.
Внутри королевы кипела буря, война желаний убить меня сейчас, растерзав на месте, или сдержаться и наказать потом, более изощренно. Но внешне она это не показывала, удерживая бесстрастную маску. Еще мне показалось, что она получала от моей отповеди некое мазохистское удовольствие, и именно оно удерживало ее от выражения чувств и немедленной расправы. Тем не менее, невзирая на ее реакцию, я продолжил:
— Венериане ненавидят марсиан. Ненавидят вот уж как десять лет. И власть всячески подливает в огонь ненависти все больше и больше масла.
Вы ведь не могли не заметить, что погромы начались одновременно по всему городу? А в марсианский квартал кроме вечно неспокойных футбольных фанатов направились и вполне себе респектабельные люди? Спортсмены, обыватели?
Это был пик, апофеоз ненависти. У них появился шанс выразить ее в кулаках, выплеснуть наружу, и они им воспользовались.
Потому да, я не сожалею и сделаю подобное еще раз, — подвел я итог. — Так как теперь марсиане, с одной стороны, будут знать, что это не их планета, что они должны жить по НАШИМ законам, и кто не согласен с этим — чемодан, космопорт, дом. Венериане же, с другой стороны, знают, что это планета ИХ, они хозяева на ней, невзирая ни на какие преступления власти. И как бы антинародная власть не вставляла им палки в колеса, именно они — верховный источник оной, и если что, заставят ее делать так, как им надо.
— Преступления? Заставят? — усмехнулась королева и завертелась в кресле. Маску она держала, но покачивание кресла выдало ее волнение и злость. Улыбка же ее напоминала ухмылку змеи перед броском на кролика.
— Да, ваше величество, преступной, — согласился я, зло сверкнув глазами в ответ — слишком долго копилось. — Ибо непреступная власть не может поступать так со своим народом, со своими подданными. Которые, кстати, все еще верят в свою королеву-защитницу. Это я так, к слову…
…Так что да, ваше величество, я возлагаю вину за произошедшее на Лею Аманду Катарину Веласкес, королеву этой планеты, — закончил я. — Женщину, находящуюся у власти все эти годы и лично курирующую взаимоотношения с Марсом и марсианами. Я считаю, что именно ее преступные и антинародные деяния довели страну до бунта, пока только национального, и именно она должна нести ответственность за произошедшее, как и разгребать последствия.
Я закончил, воцарилось ошарашенное молчание. Больше всего, конечно, был ошарашен господин Ноговицын, ее величество, видимо, зная меня, в шоковое состояние от наглости не впала. Я бы даже сказал, ей нравилось мое поведение, как нравится воспитателю пусть неправильный, но искренний и важный для развития поступок воспитанника. Наконец, ее властный голос произнес:
— Все сказал?
Я лаконично кивнул.
— Браво! — Она захлопала в ладоши. — У меня небольшое dйjа vu, нечто подобное я уже слышала при других обстоятельствах и немного в другом месте, но все равно похвально. — Повернулась к господину Ноговицыну. — Я же говорила, наглый до безумия!
— Наверное, есть в кого? — мягко заметил марсианский президент с легкой улыбкой. Королева вздохнула.
— К сожалению. У тебя есть к нему вопросы?
Тот пожал плечами.
— Технических — нет. Только, скажем так, эмоциональные.
Королева жестом показала: «Он в твоей власти». Ее гость прокашлялся и спросил:
— Хуан, вот ты сказал, что сделал бы то же самое, зная последствия. В этой связи мне не понятно, как ты отнесся к информации о погибших и покалеченных? Тебе плевать на них, или все-таки жаль? Ее величество не акцентирует на этом внимания, но мне крайне интересно!
Я вздохнул и пожал плечами.
— Разумеется, жаль, сеньор. Но, понимаете, всему есть своя цена. В том числе и произошедшему. Иначе быть не могло — слишком долго и слишком сильно между нашими народами закачивалась ненависть, и в этом нет моей вины.
— Ты не ответил. Я не о самооправдании. Я об отношении. — Его глаза вновь грозно сузились, и я понял, почему этого человека боятся миллионы людей. У меня у самого от его взгляда по спине пробежали мурашки, хотя он мне никто.
— Да, мне жаль, — признался я и снова вздохнул. — Я сожалею о каждом погибшем, о каждом пострадавшем. Но есть такая вещь, «национальная гордость», «национальное достоинство», сеньор. Они не имеют цены. Вы, как основатель проекта «Энергия» не можете не знать этого.
Господин Ноговицын согласно кивнул — действительно с «Энергией» хороший пример.
— Сегодня Венера заплатила жизнями, но получила ее, эту национальную гордость, — продолжил я. — Получила веру в себя, в собственные силы. Марсиане так же получили то, к чему шло все эти годы — расплату за высокомерие. К сожалению, иногда за подобное приходится платить очень дорого, возможно, сотня погибших — не самая великая цена, какая могла быть.
— Ты скажешь об этом семьям погибших? — еще больше сузились глаза собеседника, а может мне просто так показалось. Во всяком случае, по спине у меня вновь пробежал холодок.
— Нет, сеньор. ПОКА я не готов к этому, — покачал я головой, опуская глаза. Да, господин президент знает, куда бить, чтоб осадить гонор.
— Пока? — усмехнулся он.
— Так точно, сеньор. Пока, — поднял я глаза и упер их в него. Я отвечаю за слова и поступки, и сожаление в общем и целом моего мнения не изменит.
— То есть, считаешь, что со временем сможешь, — озвучил вывод он.
— Мне придется, сеньор, — улыбнулся я. — А значит, научусь.
Господин Ноговицын задумался. Я же усмехнулся, перехватил инициативу и наехал сам:
— Я мог бы обвинить и вас, сеньор. Как человека, причастного к такому явлению, как «марсианское высокомерие». Но не буду делать этого. Вы не мой президент, я не подотчетен вам, как гражданин, вы мне, как ответственный перед избирателем. Но думаю, вы так же сделали должные выводы. — И вернул ему пронзающий взгляд. Тот выдержал, почти не заметив его. Опыт, опыт!..
— У меня больше нет вопросов, — кивнул президент королеве. Та вздохнула и вновь развернула кресло ко мне.
— Хуан, ты ведь понимаешь, что я не могу не наказать тебя?
— Так точно, ваше величество, — вяло произнес я, не вытягиваясь в струнку и не демонстрируя подданнического уважения. — Это ваша обязанность — найти и наказать «паровоза». Отчетность прежде всего! Но я уже сказал, готов понести любое…
— Тогда марш в казарму! С сегодняшнего дня ты лишен права выхода! — грозно рявкнула она, пропустив мой выпендреж мимо ушей. Я понял, ради него и было задумано сегодняшнее шоу, так что в целом я ее не подвел. — Пока. Пока я не придумала адекватного наказания, — добавила она интонацией ехидной кошки.
— Так точно, ваше величество!
Я развернулся, щелкнул каблуками и почти строевым шагом направился к выходу.
— Хуан?
У самой двери обернулся. Она улыбнулась.
— С днем рождения!
* * *
Я шел по территории дворца и размышлял. Для того, чтобы иметь такую возможность, отпросился идти один, без сопровождения, хотя «старые девы» настаивали на том, чтобы проводить меня. Но я — свой, во дворце бывал неоднократно, потому отпустили. Дорога шла через служебные помещения, в личные покои королевской семьи меня никто не пустит, заблудиться не должен.
Хм… Ишь ты, племянник королевы! И ее величество открыто это признает перед главой союзного государства! Произошедшее — представление меня ему, очевидно, тайно прилетевшему на Венеру, инкогнито, по важным государственным делам. Представление это давно планировалось, и то, что в столице произошел бунт, этого события отменить не могло.
Почему про «племянника» сказано при мне? Да потому, что все, кто может об этом догадаться, об этом давно догадались. Ибо повторюсь, корпус не берет мальчиков, даже трижды одаренных, если они не члены семьи.
Королева затевает в будущем большую игру, цель которой — введение меня во власть. Назовем ее «третья фаза». Да, это будет не скоро, вначале нужно завершить вторую фазу, которая должна со дня на день начаться, но никак не начнется. Но и она не за горами, а время имеет свойство лететь очень быстро. И королеве нужно заручиться поддержкой союзных игроков уже сейчас, чтоб планировать рамки и правила будущей партии.
А господин Ноговицын — будущий игрок этой партии, и, возможно, мой будущий тайный покровитель. Ибо несмотря на общую слабость Марсианской республики, он единственный из венерианской политической элиты имеет собственную разведку, собственную службу безопасности и собственную армию. СОБСТВЕННУЮ, чувствуете магию слова? Даже королева Лея не может управляться ничем соответствующим без оглядки на кланы или иные политические силы — генералов, адмиралов, гэбэшников. Возможности господина Ноговицына не стоит недооценивать, это очень сильный союзник.
Бунт… Да, неприятно. Но эти двое проблему решат. Возможно, Лея задавит местные СМИ, чтобы не раздували пожар, господин же Ноговицын свои, марсианские. Да проведет чистку в диаспоре, вышвырнув домой, на Марс, самых отмороженных. В общем, чует мое сердце, все останутся довольны — Венера получит «национальную гордость», Марс — тяжелые, но нужные уроки, Альянс — сохранение себя в прежнем формате; Марс не потеряет опору и покровителя, Венера же сохранит боевой потенциал в войне, к которой готовится последние десять лет, которая «начнется вот-вот», все никак не начинается, но на самом деле которая может грянуть в любой момент.
Так что совещание этих двоих только что, там, за спиной — важный шаг, просто спасение из сложившейся ситуации. И судя по непринужденности беседы, все скользкие вопросы уже были решены до моего появления. Так что не все так страшно, как казалось.
Я… Со мной тяжелее. То, что я остался до конца года без увольнительных — вопрос решенный, но будет ли иное наказание? То, каким тоном королева бросила: «С днем рождения»… Скорее всего, отсутствие наказания она подведет именно к этому. Потому, что, в самом деле, наказывать того, кто не раскаивается, считает себя правым, значит делать из него мученика в собственных глазах. А если наказывать на виду у сочувствующих — то еще и в их. Наши девочки, конечно, далеки от реальной жизни, корпус есть корпус, но, тем не менее, если информация просочится наружу — это лишь добавит мне авторитета и «несгибаемости» в будущем.
Королева займется мной, обязательно займется. Будет учить, объяснять, показывать. Пока я сам не пойму неправоту и не «обелю» ее в своих глазах. Это будет куда педагогичнее, и это будет. Пока же… Все спустится на тормозах до лучших времен.
За раздумьями я не заметил, что прошел мимо нескольких знакомых мордашек. По инерции кивнул им и пошел далее, по коридору, в котором стояли еще две девчонки, уже незнакомые. Нет, если бы тут находилась Оливия, или кто-то из ее опергруппы, я бы все понял, не растерялся. Но Оливия отдыхала, отправленная во второй эшелон, замененная на свежий взвод из резерва. Потому то, кто передо мной, я понял только после того, как с моих уст сорвалась вроде ничего не значащая, но имевшая большие последствия фраза:
— Привет, девчонки!
Они стояли в коридоре и разговаривали. Первая — девочка с каштановыми волосами, спускающимися ниже плеч, мелированными широкими зелеными и голубыми полосами; смуглая в меру, только-только, чтобы признать в ней латинос; с европейскими чертами лица и довольно симпатичная. Одетая в широкую фанатскую футболку с изображением популярного виртуоза, играющего на акустической гитаре, и широкие модные брюки блестящего покроя от кутюрье. И вторая… Второе. Существо, так же одетое в блестящие брюки, непонятную футболку популярного неформального движения, узкие сверкающие туфли, с длинными волосами, раскрашенными в цветные полосы. То, что это не девочка, а парень, я понял, лишь бросив приветствие — слишком смутили узкие туфли и женственный «прикид». Ведь что плечи широкие… У некоторых ангелочков, например, с их физической подготовкой есть и пошире. Так что…
Девушка, увлеченно беседующая с существом, от такого приветствия осеклась, недоуменно перевела глаза на меня. Существо же гневно обернулось. Действительно, парень. Причем вслед за девушкой я узнал и его — «сын Аполлона» Феррейра.
— Слышь, ты! Крестьянин! — бросил он мне вслед. Я, по инерции шедший дальше не сбавляя шага, остановился и обернулся.
— А?
«Сын Аполлона» был зол, и это слабо сказано. Причем, пока я не повернулся, был просто рассержен, злость в нем проснулась при виде меня — такое чувство, будто он меня знал, и сейчас узнал.
— Слышь, крестьянин! — повторился он. — Ты не много на себя берешь?
В воздухе запахло напряжением. Ее высочество принцесса Фрейя недоуменно перевела взгляд с меня на него — она понимала, что происходит что-то непонятное и непременно важное, но не понимала, что именно. Ну, может на территории дворца (или еще где) ей невзначай и бросали приветствия те, кто ее не узнал, но вот оскорбить Феррейра — действительно, событие выдающееся. Которое непременно должно повлечь для оскорбившего большие последствия.
Я сделал гримасу, будто мучительно думаю, что от меня хотят. Наконец, выдал:
— А, ты парень! Не девушка! Ну, извини! — И наигранно рассмеялся. — Признаю, дружище! Ошибся. Да ты сам виноват, чего вырядился, как педрило? Одевался бы, как мужик, и не путали бы тебя со всякими эдакими!
Лицо Феррейра перекосило от злости. Ее же высочество улыбнулось и прыснула.
— Слышишь, ты! — попытался сформулировать мысль «сын Аполлона», но получалось у него плохо — слишком мешала злость. — Ты вообще представляешь, с кем разговариваешь?
Я кивнул.
— Представляю. Она, — кивок на инфанту, — сеньорита. Девушка. Ты — сеньорито(*). Парень, одевающийся как педрило, хотя на самом деле не педрило. Чего тут не понятного? — развел я руками.
Фрейя в голос засмеялась. Мне это придало силы, Феррейра же психанул еще больше, окончательно теряя контроль.
— Да ты представляешь, что я с тобой сделаю?!! — рыкнул он.
— А что ты со мной сделаешь? — я картинно оглянулся за левое и правое плечо, как бы чего-то высматривая. — Отшлепаешь? Не, спасибо! — Выдавил жидкий смешок. — Не надо шлепать! Я не из этих! Но если хочешь, давай на кулаках? Как мужчина?
Я сверкнул глазами и провел серию ударов по воздуху. Стояли мы далеко, угрозой это не являлось. — Или слабо?
Улыбка с лица ее высочества сползла, вновь сменившись недоумением. Веселье весельем, но по ее мнению я переигрывал, нарываясь на конкретные неприятности. «Сын Аполлона» смотрел растерянно, с такой ситуацией он явно сталкивался впервые, плюс его паралич от злости.
— А, понял! — воскликнул я, — ты не сам! Ты попросишь папочку! У тебя же известный папочка, знаменитый! Самый богатый на Венере, да? Он тебя защитит, обогреет и утешит. И мне по попке настучит — чтоб не обижал его сыночка.
Я обреченно вздохнул.
— Ну что ж, пойду готовиться. Или утоплюсь, или в шлюз прыгну, в атмосферу. Я ж должен бояться твоего папочки!
И бросил на него настолько презрительный взгляд, что даже принцесса отшатнулась. В смысле, отшатнулась от него. После чего посмотрела на меня с… Удивлением и уважением. В ее глазах я был самоубийцей, но ей нравились самоубийцы.
Решив, что достаточно, я задорно подмигнул ей, развернулся и бодро зашагал по коридору. Нет, на сегодня хватит — это случайная встреча, и должна остаться таковой. Общаться с этой девочкой в рамках «второй фазы» еще рано, всему свое время. А вот то, что я унизил Себастьяна Феррейра, наследника всемогущего клана Феррейра, ее почти что жениха, на ее глазах — это мне зачтется. Женщины любят победителей, а не слюнтяев-неудачников, не могущих достойно ответить на унижение. Я справлюсь с Феррейра, он мне не конкурент — это главное, что почувствовал я, и что должна подсознательно запомнить она.
Поравнялся со второй группой девочек-ангелов, охранявших коридор с этой стороны. Те, раскрыв рты, смотрели на меня вытаращенными глазами. Свернул за угол, с линии обзора ее высочества и Феррейра. Все, можно расслабиться!
…Да уж! День рождения еще не кончился, наверняка девчонки мне что-то приготовили, а я уже завален подарками по самое не хочу! Оливия взяла надо мной «шефство», забыв о былой конфронтации, показав, что хочет дружить. Королева великодушно «простила» за инцидент с марсианами, представив заодно одному из могущественнейших людей венерианской империи — на будущее. И на десерт я унизил не кого-нибудь, а самого Себастьяна Феррейра, наследника самого богатого и влиятельного клана, на глазах у наследной принцессы! День определенно достоин войти в историю!
В ушах раздалось пилиликание. Я опустил на глаза козырек — сообщение. От Оливии. По внутрикорпусной связи.
«Хуан, ты умеешь находить себе врагов! Будь осторожен!» — написала она. В конце стояли смайлики иронии и улыбки. На ходу активировав режим перчатки, написал ответ:
«Стараюсь!»
Глава 4
Подарки ко дню рождения (часть 2)
«Не рановато ли, юный сеньор, вы сцепились с Феррейра?» — зудил внутренний голос, пока я шел по закоулкам базы к кубрику. Именно там, судя по показаниям системы навигации, находились все мои девчонки. Там вообще было полно народу, и в игровой, и в окрестных помещениях — все-таки объявлена «желтая» тревога.
«Все равно с ним придется сцепиться! — пытался возразить я голосу, но выходило, будто сам перед собой жалко оправдываюсь. — К тому же, он мне противен. Я ненавижу его за высокомерие и заносчивость. И будь у меня возможность взбесить этого индюка, обязательно сделал бы это. Просто судьба распорядилась, что таковая мне выпала. А я воспользовался».
«Ага, сцепившись с ним, как последний мальчишка!»
«А почему бы и нет? — хмыкнул я про себя. — Я и есть мальчишка. И наши многомудрые сеньорины офицеры, в отличие от вас, юный-чего-то-там-пыжащийся сеньор, это прекрасно понимают. Они намереваются вас не только учить, но и ВОСПИТЫВАТЬ. Делать из вас человека. „Хомус сапиенс взрослус“. Почему бы не побыть тем, кто ты есть? Без фальши и наносных эмоций? В конце концов, пока есть такая возможность — вскоре, чувствую, ее у меня отберут.
И Фрейя. Она меня заметила. И запомнила еще тогда, на площади, на „летучке“, а после узнала в галерее. Теперь здесь. Я определенно начну с нею не на пустом месте, и это тоже достижение!»
«Да, достижение. Нахал и грубиян — хорошая площадка для охмурения принцессы! „Сын Аполлона рядится в подобные тряпки и красит волосы только в угоду ей, дабы поддержать в ее следовании какому-то молодежному веянию, а ты его за них же…“
„Что делает сын Аполлона — только его проблемы“, — отрезал я. — „Я уже умылся однажды, когда пытался строить из себя того, кем не являюсь, больше не хочу. Нужно быть тем, кто ты есть, а не подстраиваться в угоду кому-то“.
„А если придется меняться?
„Буду меняться“ — ответил я сам себе. — Но именно МЕНЯТЬСЯ, а не подстраиваться. И вряд ли это будет касаться тряпок и цвета волос“.
С такими мыслями я вошел в кубрик, и под удивленные возгласы, взял курс на его сердце — игровую.
Судя по мини-карте навигатора, которую втайне „слила“ мне Капитошка, в кубрике находилось под восемьдесят процентов личного состава. Причем всего списочного, включая выходников и отпускников. Естественно, спиртным здесь и не пахло — за спиртное во время усиления накажут так, что… У меня не хватает фантазии, чтоб предположить, как именно. Все встреченные мною девчонки были возбуждены, что-то пытались спрашивать — я приехал из города и нес на хвосте самые последние новости. Приходилось им вяло отвечать, успокаивать, кивать головой, мол, все хорошо, в городе тихо. Марсианский квартал зачищают, еще немного и усиление отменят.
Меня начинали в ответ тормошить насчет подробностей личного вклада в произошедшее, приходилось отнекиваться, дескать, расскажу позже. Что я сидел за решеткой в участке гвардии, и что повязали меня во время штурма Сената, тут знали, похоже, все.
В общем, я сделал вывод, что обязательно нужно будет слепить краткий отчет о приключениях, оформив их в виде художественного произведения. И рассказать его вместо ближайшей вечерней сказки. Сейчас меня отпустят, по горячим следам, но позже с живого не слезут.
…А Оливии надо будет втык дать. За „слив“.
…Или может наоборот, поставить бутылку, что сообщила девчонкам, чтобы не нервничали? Ладно, подумаем.
А вот и игровая. Створки подняты, дверь открыта. Действительно, народу битком. Казенная программка дежурных офицеров не соврала — сплошной синий это всего лишь нагромождение синих точек. Кое-где на столах кофе и легкие напитки, вместо же карт в подавляющем большинстве над столами какие-то вихри с журналами мод, фильмами и иными, неизвестными мне, развлечениями.
Войдя, я сразу стал центром внимания — все мордашки начали поворачиваться, разговоры стихать. Эдакая расходящаяся в стороны концентрическая окружность тишины. Я начал шарить глазами по собравшимся, выискивая своих, и открыл уже было рот, чтобы сказать что-то приветственное, как из угла дальней стены раздался истошный визг:
— Хуани-и-и-ито!
Первой на плече, спустя время, необходимое, чтобы добежать ко мне оттуда, повисла Мия. На другом, чуть приотстав, но тоже издавая дикий визг, Роза. Гюльзар бросилась на них сверху, Кассандра же запрыгнула на спину. Эдакая куча мала, как в футболе после гола — я чуть было не грохнулся от напора. И лишь степенно подошедшая Паула подождала, пока куча развалится, чтобы обнять по-человечески.
— Живой! Здоровый! Слава богу! — вырвалось у Кассандры, и я понял, как они переживали. После этого посыпались вопросы:
— Ты где пропадал? Ты, правда, в участке был?
— Мы слышали, тебя возле Сената арестовали, да?
— Там, правда, беспорядки были?
— Сильные?
— Кого-нибудь убили?
— Покалечили?
— И ты, правда, в них участвовал?
— Нет? А что было?
— А из-за чего все началось?
— И что, правда, двадцать тысяч человек? Нет, меньше? Десять? Ну, десять тоже много!
— А гвардия в вас стреляла?
— Как, гвардия не стреляла? А что делала? Так разгоняла?
— Ага, щас! Так мы и поверили, что там по медиаканалам показывают! Значит, правда, все обошлось, не врут?
— …Нет, ну это не в счет! Все же живы.
— Фух, не представляешь, как мы переживали!
— …А тут такое рассказывают!.. И такие вещи в сетях пишут!..
— …Слава богу, тебя там не было!..
— А это тебе гвардия „подарок“ на лице оставила?
— А как там в тюрьме? Били?
— Ну как же, в нашей тюрьме, и не били?
Когда вопросы начали сходить на нет, вдруг раздался очень-преочень серьезный голос Паулы, заставивший всех замолчать:
— Хуан, ты почему развлекался без нас?
Произнесла она с укоризной, и со стороны казалось, будто совсем даже не наигранной. Все задумались, не понимая, к чему она.
— Чико, мы тоже так хотим! В следующий раз чтобы и нас с собой взял!
Я думал, от раската нервного хохота игровая рухнет.
Смеялись не только дочери единорога. Улыбались, глядя на нас, почти все. И все дико завидовали моим девчонкам. Хорошей такой, белой завистью.
— Ладно, пошли в каюту. Не представляете, девчонки, как я устал!.. — Затем обратился ко всем остающимся:
— Все расскажу! Честно! Только позже. Ага?
И под нестройный гул отвечающих мне девчонок, покинул игровую, прихватив за талии Мию и Восточную красавицу — кто под руку попался.
Переживали. Очень переживали! Лица всех моих напарниц просто светились от счастья.
Когда-то давным-давно, в прошлой жизни (не по времени, мировоззренчески), они уже теряли своих. Две их напарницы чуть не погибли на полигоне. Выжили, но Совет их списал, признав непригодными. То есть, они как бы живы, но их нет. Потому, что остались в ТОМ мире, за воротами. А ТОТ мир — совершенно иной, очень далек от этого. Эрида и та ближе.
Так что можно сказать, они их потеряли. И как рассказывали девчонки, делясь секретами, чувство потери, тех, кто прошел с тобой самые сложные два года жизни… В общем, понадобилось несколько лет, чтобы восстановиться после потрясения. Да и то за разговорами они частенько их вспоминают.
Теперь и я мог погибнуть. Не вернуться совсем. Как изменится их жизнь после этого? Как им вести себя дальше?
Не знаю. Но знаю, что они очень, просто невероятно были рады моему возвращению, как и тому, что со мной все в порядке. По отношению к чужим таких чувств возникнуть не может.
Чужим… А ведь прошло каких-то три месяца! После Плаца, моей выходки на нем и нашего с ними примирения. И уже такие успехи! И если с Сестренками более-менее понятно, я тесно работаю с ними по поводу недуга Мии (в сотрудничестве с Катариной, конечно, но перед клонами консультации с Лока Идальгой не афиширую), с Паулитой тоже — мы с нею очень похожи, и между нами с первого дня пролетела непонятная до сих пор искра, то остальные — явный показатель…
…Чего? Не знаю. Но я готов убить за этих девчонок. И убью, если понадобится.
Смеясь, шутливо переругиваясь и непрерывно болтая, валились в каюту. Девчонки усадили меня на кровать Мии, рассевшись вокруг. Кассандра с загадочным и одновременно торжественным видом осталась стоять. Воцарилась тишина.
— Хуан, мы это… — Она хотела продолжить, но слишком сильно волновалась и сбилась. — В общем, тебе сегодня исполнилось девятнадцать лет…
Пауза. Итальянка собиралась с силами, впервые в жизни примеряя на себя подобную роль — поздравлять мальчика. Причем не чужого, а своего. Я молчал, сделав выразительное лицо, пытаясь не сбить ее с настроя.
— В общем… Мы долго думали — не знали, что можно подарить мальчику такого возраста. У нас ни у кого не было прецедентов. Так что не обессудь, если что. Мы старались.
Она открыла шкаф над своей тумбочкой и вынула… Гитару.
Я почувствовал, что челюсть моя гораздо ближе к земле, чем ей положено. Протянул руки и аккуратно взял ее, нежно, будто сокровище.
Красивая. Очень красивая! Красная, с черной узорной каймой, покрытая лаком. В общем, сложно объяснить словами; чтобы оценить красоту подобных вещей их надо видеть. Но мне понравилось.
Завершающим штрихом гитары на обратной стороне корпуса был выгравирован… единорог. Точнее, единорожиха — симпатичная такая улыбающаяся девочка-единорог с длинными пушистыми ресничками и по-детски наивными глазками. От изображения веяло сказкой и добротой.
— Нравится? — глянула через плечо Роза.
Я, взяв гитару вертикально за гриф, внимательно разглядывал рисунок. М-да, это нечто!
— Ты рисовала?
— Угу. — Подбородок Розиты опустился мне на плечо. — Но композицию мы все придумывали, я только изобразила. Так что это от всех нас.
— Класс! Отпадная коняшка!
Девчонки выдохнули с облегчением и заулыбались, все, как одна. Видно, действительно, боялись не угадать. Только как можно не угадать с такой вещью?
— Ну, чего сидишь, сыграй что ли? — поддела Паула.
Я кивнул. Положил инструмент на колено, обнял, будто величайшую ценность и провел рукой по струнам. Раздался мягкий мелодичный звук — у тех гитар, что держал в руках раньше, звук не шел с этим ни в какое сравнение. Взял несколько аккордов.
— ЗдОрово! — произнес вслух.
— Мы не знали, умеешь ли ты играть, — взяла слово Гюльзар. — Но если и не умеешь, научишься.
— Ага, ты всем надоел уже своей музыкой, — улыбалась Кассандра. — Вот мы и подумали: хватит чужое слушать, давай, сам играй.
— Вон, значит, как подумали… — Я перевел глаза на Паулу и слегка сощурился. Совсем-совсем легонько. Девчонки, наверное, и не заметили. Но Паулита заметила и отвернулась. И, кажется, немного покраснела. Ладно-ладно, не красней, просто некому больше. Но, вероятно, дебаты были жаркие, как и истерики: „Ничего не можем придумать!“
— И правильно подумали. Спасибо, девчонки! — воскликнул я и обвел всех глазами. — Нет, не умею играть. Пытался учиться, так, пару аккордов взять могу, не более. Это не игра, баловство…
— …Тем более, время для учебы будет — жизнерадостно закончил я. — Вряд ли Мишель выпустит меня теперь в город до окончания обучения.
Кажется, кто-то даже рассмеялся. Но почти все опустили или отвернули головы — сочувствовали, но помочь не могли.
— А еще мы на стол накрыли, — продолжила отчет Роза. — Когда узнали, что тебя заберут и привезут.
— Да, мы заранее готовились, продукты принесли, — подхватила ее сестра. — А тут раз — и тебя нет!
— Ага, и мы не стали готовить. Да и какой стол, не до того было!
— Оливия отзвонилась, сказала, что привезет тебя, — пояснила Кассандра. — Тогда мы решили, что надо все-таки подготовиться. Не обессудь, скромно, но сам понимаешь…
Я понимал. Умницы! Даже стол накрыть успели! Золото, а не девочки!
— Потому и ошивались в игровой? — усмехнулся я.
— Ну да. Оттуда к выходу ближе. Чтоб тебя перехватить… — сдала всех Мия. На нее шикнули, бросили косые взгляды, я же улыбнулся.
— У вас получилось. Честно. Обескуражен. Несмотря ни на что, это, наверное, сегодня один из лучших моих дней рождения! И уж точно самый памятный.
Все засмеялись. Энергия, которая сковывала всех, начала рассеиваться.
— Пошли? — ткнула в плечо Роза. — Торт вкусный! И еще остался. Вчера испекли, до того, как…
Я вздохнул.
— Что бы я без вас делал!
„А Оливии все-таки лучше проставиться!“ — закончил внутренний голос.