Глава 50

Мои смокинг, кушак и красный платок для нагрудного кармашка абсолютно в стиле Дино. Дверь открывает мамаша Эйми, ее маллет подсвечен мерцанием телика.

– Ну, ты прямо-таки самый настоящий джентльмен, – говорит она, поворачивается и орет: – Эйми, здесь твой мальчик!

Эйми не сразу выходит, поэтому я неловко топчусь в гостиной, переглядываясь с мамашей и моржом Рэнди.

Когда Эйми появляется, я понимаю, что она специально, для большего эффекта, отложила свой выход. Не сомневайтесь, она почти месяц крутилась пред зеркалом, оттачивая каждую деталь туалета, но Эйми есть Эйми – вкус не ее конек.

Естественно, ее губы опять намазаны помадой, и даже на веки наложены тени. Надо всем этим – я имею в виду, буквально, – возвышается укладка, слегка кривоватая, в стиле Пизанской башни. Платье у нее желтоватое, и этот цвет плохо сочетается с тоном ее кожи. Ткань, шелковистая по фактуре, красиво облегает ее изящные бедра, но вырез у платья слишком высокий, и не видно ложбинки на груди.

Весь ансамбль производит на меня такое впечатление, что мне хочется сграбастать ее в охапку, прижать к себе, нежно гладить и говорить, что она самая красивая во всей галактике. И не переживай из-за колкостей Джейсона Дойла, хочу сказать я. Только она плохо представляет, почему эти колкости посыплются на нее, едва она переступит порог бального зала.

Мы обмениваемся бутоньеркой и букетиком для корсажа, ее мамаша пару раз щелкает нас одноразовым фотоаппаратом, и мы уходим. Я знаю, что все сейчас завалятся в шикарные рестораны типа «Мэнтел» или «Никз эт зе топ», но мы с Эйми не «все».

– Итак, – говорит она, – в чем сюрприз? Куда мы идем ужинать?

– Подожди, увидишь.

Через несколько минут в поле зрения появляются огни радиобашни, и Эйми спрашивает:

– Мы едем к «Марвину»?

– Ответ верный! – объявляю я тоном ведущего игрового шоу. – Приз в студию! Вы выиграли новый холодильник и фарфоровую собачку!

– А тебе не кажется, что мы одеты не для такого заведения?

– Не имеет значения. Для нас это историческое место – это место нашего первого свидания.

– А мне казалось, что наше первое свидание было на вечеринке у озера.

– Я имею в виду свидание за столом и за едой.

– Да мы съели-то всего по порции чили.

– Какая разница? Тебе не нравится моя идея?

– Нет, дело не в этом.

– Понимаешь, для меня это место особенное. Это наше место.

– Серьезно? Наше место?

– Конечно.

– Ну, тогда все замечательно, – говорит она, улыбаясь.

Я рассчитываю, что «У Марвина» все придут в полнейший восторг от нашего появления в парадном прикиде, но парень за стойкой – сам Марвин или нет – смотрит на нас, как на больных на голову.

– Мы идем на бал выпускников, – говорю я, – и решили, что ваше заведение – лучшее для такого особого случая.

– Серьезно? – равнодушно говорит парень и смотрит на Эйми: – И вы с этим согласились?

– Конечно, – отвечает она. – Это наше место. Парень склоняет голову набок.

– Ладно. Постарайтесь не закапать платье чили. Мы занимаем нашу любимую кабинку. Подошедшая официантка проявляет больше энтузиазма:

– Вы такие красивые, – говорит она. – Мы хотим приготовить вам что-нибудь особенное. Как насчет куриного стейка?

– А можно подать его с картошкой «чили»?

– С чем угодно, дорогуша.

Мы делаем заказ, и официантка исчезает на кухне, а я достаю из кармана коробочку, обернутую красно-зеленой бумагой и перевязанную ярко-красной лентой. Это остатки от рождественской упаковки, но выглядит нарядно.

– Вот. – Я протягиваю сверток Эйми. – Хотел сделать тебе подарок в честь сегодняшнего вечера.

Ее глаза загораются, она чуть ли не гладит коробку.

– Зачем? Совсем не стоило…

– Знаю. Просто захотелось.

Она очень осторожно отклеивает полоски скотча, как будто не хочет рвать бумагу, чтобы сохранить ее как сувенир. Наконец она снимает крышку с коробки и заглядывает внутрь.

– Это фляжка, – говорит она.

– Да, фляжка. Такая же, как у меня. Она ставит коробку на стол.

– Мне нравится.

– И заметь, она полная.

Все офигительно. Мы смешиваем и пьем свои напитки, из музыкального автомата звучит Дин Мартин, а куриный стейк с картошкой «чили» просто тает во рту. Официантка для большей романтики ставит на наш столик зажженную свечку. Если у Эйми и были какие-то сомнения на счет заведения Марвина, к нашему уходу они наверняка исчезли.

Наша следующая остановка – Ремингтон-Парк, где и должен состояться бал. Да, это ипподром, но у них там есть шикарный зал для крутых банкетов. Само здание похоже на дворец, все залито золотистым светом, с крыши свисают колышущиеся на ветру флажки. Еще там есть роскошная лестница под красным навесом, и когда поднимаешься по ней, то кажется, что ты на церемонии вручения «Оскара». Класс.

Внутри, в банкетном зале, вокруг столов с белыми скатертями, стоят стулья с мягкими сиденьями. Столы стоят рядами на пяти разных подиумах. Вдоль одной стены – огромные окна, можно сказать, что вся стена стеклянная, они выходят на беговые дорожки, которые сейчас освещены. Естественно, никаких скачек сегодня нет, но зрелище действительно великолепное: коричневые дорожки, залитые светом, который отражается в глади двух прудов на северной оконечности поля.

Нужно отдать должное оргкомитету: место выбрано с толком, только вот убранство зала в стиле «Положись на Ритц» наводит на мысль, что гости будут одеты в стиле двадцатых годов: в затейливых шляпках, с тросточками и в диадемах, а над ними будут сиять звезды и светить луна. Все это жуть. Да, мы шикуем. Мы – недоделанные короли и королевы. Это наша ночь!

Мы с Эйми немного опаздываем, так как я пару раз пропускаю нужный поворот, однако Кэссиди, к счастью, занимает для нас места за своим столиком. Рикки сидит в другом конце зала в компании друзей Бетани и Тары. О чем ему говорить с этими людьми, ума не приложу. Судя по его натянутой улыбке, он тоже плохо себе это представляет.

Пунш отлично ложится на «Грей гуз», выпитый Эйми, а вот с моим виски не сочетается, поэтому я время от времени, когда появляется возможность, подкрепляюсь из фляжки. Я ничего не имею против, но ведь сегодня особый случай, это наша ночь. Неужели они не могли подать хотя бы пару бутылок «7Up»?

Еще я думал, что будет живая музыка, но вместо этого наняли диджея. Этот идиот считает себя верхом элегантности. Заломленная набок шляпа. Темные очочки в круглой оправе. Эй, дружище, мы в помещении, и на дворе ночь. Зачем тебе темные очки? Он выдает белую местную оклахомскую версию хипа Западного побережья, а подборка песен у него такая же, как та, которую изо дня в день крутят на радио и от которой уже тошнит. Но ничего страшного.

Я прихватил свое секретное оружие – «Лучшее Дина Мартина». Я просто жду момента, когда можно будет добраться до микшерского пульта.

Несмотря на чудовищную музыку, на танцполе тесно, и через некоторое время, выслушав несколько моих историй, которыми я веселю стол, Кэссиди и Маркус присоединяются к толпе. Маркус неотразим в безупречном белом смокинге с черной рубашкой и галстуком, но на танцполе он, с негнущимися ногами и бестолково мотающейся головой, напоминает дергающегося журавля. Кэссиди же – наверное, вы решили, что у нее все будет трястись, – двигается с грацией кошки.

Я знаю, что пришел сюда с Эйми – и я рад, что пришел с ней, – но разве можно не любоваться Кэссиди? На ней роскошное бирюзовое платье в облипку, оно подчеркивает сногсшибательность ее форм. Бирюзовый цвет оттеняет ее красоту: глаза, что блестят как бриллианты, и кожу, гладкую и белую, как парное молоко. Эйми все время приходится поправлять постоянно сваливающиеся с плеч бретельки платья, а у Кэссиди платье вообще без бретелек, и ложбинка на груди настолько хороша, что невольно начинаешь восхищаться совершенством анатомической инженерии.

– Она клево танцует, – говорит Эйми.

– Что?

– Кэссиди. Она клево танцует.

– А, да, наверное. Я не обратил внимания. Когда песня заканчивается, Кэссиди идет к столу и ведет за руку Маркуса.

– А вы почему не танцуете? – спрашивает она у меня.

– Ты же знаешь, я ненавижу такую музыку.

– Ну и что? Я ее тоже ненавижу. Но разве не ты всегда говорил: «Принимай непонятное»? Плюнь на все и получай удовольствие.

В ее словах есть логика. Я не из тех, кто переживает из-за недостаточно модной музыки. Я такой, как есть. Кроме того, я прекрасно двигаюсь.

– Пошли. – Я хватаю Эйми за руку, как только начинает играть еще одна жуткая мелодия. – Я дико ненавижу эту песню. Оторвемся на полную!

Однако моя рука сталкивается с неожиданным сопротивлением.

– Не знаю, – говорит Эйми. – Я неважно танцую.

– Эй, я тебя поведу, со мной любая будет классно танцевать.

– Может, позже. – Она берет свою чашку, как бы говоря: «Мне надо еще немного выпить, прежде чем ты вытащишь меня танцевать».

С другой стороны меня за руку хватает Кэссиди.

– Ты не против, если я заберу его на один танец, а?

– Хм, конечно, – отвечает Эйми. – Это даже хорошо.

На танцполе мы поначалу чувствуем себя немного неловко. Мы с Кэссиди никогда не танцевали как друзья.

– В общем, – она повышает голос, чтобы перекричать музыку, – Эйми выглядит мило.

– Ага.

– Ты тоже отлично выглядишь.

– А ты выглядишь потрясающе. Кэссиди улыбается и смотрит в сторону.

Я чувствую себя свободнее. Нет смысла отрицать тот факт, что между нами еще есть какая-то искра.

Я кручу ее, затем мы сходимся, расходимся и снова сходимся, а потом вместе движемся дальше так же плавно, как и всегда. Только один раз я делаю слишком размашистый шаг и случайно толкаю Деррика Рэнсона.

Он бросает:

– Эй, Саттер, смотри, куда прешь. Я ему на это:

– Все дело в танцполе. Он слишком мал для моего сказочно сложного танца.

– Ага, как же.

Одна песня заканчивается и начинается другая, медленная.

– Еще один танец? – предлагает Кэссиди.

– Конечно. С радостью.

Давно я не держал ее вот так. У нее слишком много того, за что можно подержаться. Тепло ее тела буквально ошеломляет меня. Духи ее пахнут так же, как она выглядит – белым, бирюзовым и золотистым. Сейчас неподходящее время и место, чтобы возбуждаться, но отыграла всего половина мелодии, а моя оборона с каждым мгновением тает.

– Надеюсь, Эйми не возражает, что мы танцуем медленный танец, – говорит Кэссиди.

– А из-за чего тут возражать?

– Ну, не знаю. Я бы возражала на ее месте.

– А как насчет Маркуса? Думаешь, он воспринимает это спокойно?

– Уж лучше бы он воспринял это спокойно.

– Тебе легко говорить.

– Ну, и как дела у вас с Эйми? – Сейчас ее губы у самого моего уха.

– Зашибок.

– Ведь ты с ней хорошо обращаешься, да?

– В вопросах рыцарства сэр Галахад – ничто по сравнению со мной.

Она смеется, и я шеей чувствую ее дыхание.

– Я заметила, как она достала фляжку и ливанула оттуда в пунш. Надеюсь, ты не делаешь из нее алкоголичку?

Я отстраняюсь и смотрю ей в глаза.

– Что за дела? Ты хочешь танцевать со мной или читать мне морали?

Она прижимается щекой к моей щеке.

– Танцевать, – отвечает она.

Когда музыка стихает, она гладит меня по щеке, и мы идем к столу. Похоже, Маркус даже не смотрел на нас. Он увлечен разговором с Дэриусом Картером и Джимми Макманусом. Эйми сидит, отвернувшись в другую сторону, и на ее лице то самое напряженное выражение, которое появляется у людей, когда они хотят продемонстрировать свое безразличие к тому, что их оставили одних посреди толпы.

Я целую ее в щеку и спрашиваю, как поживает ее фляжка.

– У меня еще немного осталось.

– Немного? – Я пробую ее пунш. – Ого. Да это высокооктановый алкоголь. – Я делаю еще один глоток. – Неплохо. Очень даже неплохо.

Вокруг нас продолжается бал. Это прекрасный этап в жизни, тот самый, когда ты ощущаешь свою связь со всем и вся. У меня множество воспоминаний, связанных с людьми вокруг. У меня множество забавных историй, которые я могу рассказать про этих ребят. Иногда мне достаточно представить их лица, и я уже начинаю угорать.

А еще у меня есть мои бывшие. Они выглядят потрясающе, все до одной. После Кэссиди, Шоуни, наверное, самая красивая: красное платье отлично сочетается с ее черными волосами, загаром и горящими глазами. Приятно видеть ее счастливой. Я немного забеспокоился, когда узнал, что она начала встречаться с Джереми Хольтцем, но у них, похоже, все нормально. Я не ожидал, что Джереми соизволит появиться на балу, однако он здесь, и я впервые вижу, чтобы он так много улыбался.

Все это близкие мне люди. Мы, разодетые в пух и прах, прославляем наши общие узы – юность. Вот что такое бал выпускников – день Святого Патрика для юных. Только мы не произносим тосты в честь трилистника и не гоняемся за змеями как в Ирландии. Мы пьем за хлорофилл, возрождающийся в наших телах, впитывающий энергию вселенной. Никто никогда не чувствовал себя таким юным, как мы сейчас. Мы – поколение тех, кто быстрее света.

Наконец звучит еще одна медленная мелодия, и на этот раз Эйми не сопротивляется. Она буквально распластывается по моей груди, и мы покачивается под музыку. Обнимая ее, я чувствую себя совсем по-другому, чем с Кэссиди. Кэссиди привносит красоту в мою жизнь снаружи. Эйми же поднимает красоту откуда-то из глубин моей души.

– Я не умею танцевать, как Кэссиди, – говорит она.

– Да, зато умеешь, как Эйми. И это круто.