Глава 32
Что ж, возможно, то, что я собираюсь предпринять, не столь же рискованно, как вмешательство Маркуса в драку, затеянную Денвером Куигли, но разве это менее благородно? Сомневаюсь. Ставки, полагаю, даже выше. Я знаю, что на уме у Джейсона. Он думает: «Я хочу надкусить эту гигантскую виноградину и отпробовать сладчайшего нектара». Плохо то, что Кэссиди не знает, против чего я выступаю в данном случае.
– Эй, а где Коди? – говорю я, подходя к Джейсону, который в этот момент наклоняется над Эйми и вдыхает запах ее волос.
– Ушел. – Джейсон сохраняет самообладание. – Наверное, не выдержал конкуренции.
На лице Эйми такое выражение, будто она слезла с экстремальной карусели и ее вот-вот вырвет.
– Что случилось? – спрашиваю я у нее. – Ты еще пила?
Она не успевает ответить, потому что встревает Джейсон:
– Я принес ей стаканчик. – Он хитро ухмыляется. – Ей нужно было немного расслабиться. В плане общения, я имею в виду.
Я беру ее за подбородок, поднимаю ей голову и заставляю ее посмотреть на меня.
– Ты в порядке?
Она пытается улыбнуться.
– Ага, – отвечает она. Это «ага» опять из двух частей: да/нет. – Я не привыкла к алкоголю.
– Ты ошибался насчет Алисы и Куигли, – говорит Джейсон. – Они не разбежались. Кажется, какой-то бедолага уже это выяснил. – Он презрительно хмыкает. Он знает, что я его разыграл, я в этом уверен.
Поэтому я говорю:
– Вот поэтому я и пришел сюда. Их разняли. И Куигли не удовлетворен. Он спрашивает, кто болтал с Алисой до того, как он пришел. Записывает имена, между прочим.
Ухмылка мгновенно исчезает с рожи Джейсона.
– Подожди минутку. Я всего лишь спросил у нее, правда ли, что они разбежались. Она ответила «нет», и я пошел своей дорогой.
– Это круто, – с сочувствием говорю я. – Уверен, Куигли все поймет. Ты же его знаешь.
Теперь уже Джейсон выглядит так, будто его сейчас стошнит.
– Угу, знаю. Черт. – Он косится на Эйми, оглядывает ее бледное маленькое личико, губы в помаде, гигантскую фиолетовую куртку. – Между прочим, мне пора идти. Увидимся в школе.
– Эй, Джейсон, – окликаю я его, когда он быстрым шагом уходит прочь, – я бы на твоем месте шел к машине обходным путем.
Он отмахивается, но можете не сомневаться: он будет держать как можно большую дистанцию между собой и Денвером Куигли.
Эйми пытается выдавить из себя неуклюжую версию улыбки, как бы говорящей: «Ну вот, мы и остались вдвоем», но я, если честно, не знаю, что с ней делать. Я спас ее от секс-маньячных притязаний Джейсона Дойла, а с Коди Дэннисом ничего не вышло. Что в остатке?
Тусовка уже пришла в себя после драки, и я вижу Кэссиди, она стоит в стороне от группы спортсменов. И смотрит прямо на меня. Что происходит в ее женских мозгах, для меня загадка, но когда к ней подходит Маркус и обнимает за талию, она благосклонно отвечает на его ласку. И при этом смотрит прямо на меня, поэтому я делаю единственное, что приходит в голову в тот момент: обнимаю за плечи упакованную в пухлую куртку Эйми.
– Давай пройдемся вдоль озера, – говорю я, не отрывая взгляда от Кэссиди. – Вечеринка уже тихо загибается.
– Серьезно? А на других по-другому?
– Нет, везде одинаково.
Вдоль одной стороны озера тянется тропинка, и на пути к ней я беру у Шоуни клубничный кулер, – не для себя, естественно, а для Эйми. Она, судя по всему, не будет возражать против такого напитка.
– Ой, как вкусно, – говорит она после первого глотка. И делает глоток побольше. – Мне нравится.
Мы гуляем под большой, толстой, почти полной луной, снова говорим о коммандере Аманде Галлико и Зостере, о подземном мире Мармота, об Адиниде, прекрасной сирене второй луны с планеты Кош. Я даже подумываю действительно прочитать некоторые из этих книжек. Не исключено, что мне понравится. Читаю-то я много, но, в основном, то, что пишут в интернете, в блогах, в социальных сетях, журналах и так далее.
Обожаю читать в онлайне биографии. Дина Мартина, Сократа, Жанны д’Арк, Распутина, Хэнка Аарона, Альберта Швейцера. И, естественно, знаменитостей с тремя именами: Эдгара Аллана По, Ли Харви Освальда и Дженнифер Лав Хьюит. Жизнь людей очень интересна. Книги кажутся мне немного старомодными, но я могу читать и по-старомодному, если написано хорошо.
Допив свое пиво, я достаю из кармана куртки фляжку.
– Слушай, а если бы тебе предложили отправиться в путешествие по этой планете – я имею в виду настоящее путешествие с приключениями, – что бы ты выбрала?
Она отпивает коктейля.
– Наверное, что-нибудь, что было бы связано с лошадьми. Когда-нибудь я отправлюсь верхом в горы, например, в Сангре де Кристо в Нью-Мексико.
– Я там никогда не был.
– Я тоже. Я просто видела эти горы в книге.
– Это круто, – говорю я, хотя мне трудно представить, как бледный «книжный червь» в кожаных ковбойских штанах и стетсоне едет верхом по горной местности. – И что, ты поедешь туда одна?
– Нет, кто-нибудь обязательно поедет со мной.
– Кто? Кто-нибудь вроде Зостера?
– Может быть. – Она опускает взгляд вниз. – Вот ты, например. Поедешь? Какие приключения тебе нравятся?
– Ну, для меня каждый день приключение. Я не из тех, кто строит планы на далекое будущее. Но я подумывал о том, чтобы отправиться к Амазонке. Я приехал бы туда и стал бы бороться против корпораций, уничтожающих тропические леса, изгоняющих аборигенов из их райских кущ и превращающих их в алкашей. Вот на такое приключение я согласен.
– Это было бы интересно, – говорит она, но у меня складывается ощущение, что она надеялась, что я ухвачусь за идею с лошадьми, поэтому я говорю:
– А ты хоть раз думала о том, чтобы поехать верхом по тропическому лесу? Ну, я в том смысле, что тебе бы вряд ли понравилось ходить пешком, подставляя ноги под укусы экзотических тарантулов. А вот загрузить лошадей на лодку, и потом верхом проехать по тропам древних инков – вот что было бы клево.
Моя идея вдохновляет ее.
– И правда, отличная мысль. Спорим, что там есть горы, где еще никто не бывал, с потрясающими видами.
– Да, там, наверно, открываются потрясные виды. Кто знает, а вдруг там еще остались спрятанные от чужих глаз долины, где все еще живут птеродактили?
– Да, – говорит она, – вот это было бы приключение.
Мы идем дальше, и наши плечи соприкасаются, и она смотрит на меня, улыбаясь.
* * *
Чуть дальше по берегу есть пирс с навесом, с которого обычно удят рыбу, так что мы сворачиваем на него и усаживаемся на парапете лицом к воде. Яркие звезды отражаются сверкающими крестиками на черной глади озера. Эйми почти допила свою бутылку. Я жалею, что не прихватил для нее еще парочку. Когда она допивает кулер, я беру у нее пустую тару и бросаю ее в урну в двадцати футах от нас. Бутылка громко бьется о металл, и я объявляю:
– Мяч заброшен из зоны трехочковых бросков! В качестве награды я делаю глоток из фляги, и Эйми, как это ни удивительно, просит дать ей попробовать.
– Ты уверена? Эта штука довольно крепкая.
– Я сделаю только маленький глоточек. Хочу знать, на что это похоже.
Она берет фляжку, делает глоток, причем совсем не маленький, и вдруг заходится в кашле, судорожно хватает ртом воздух и выпучивает глаза. Я шлепаю ее по спине, но из-за пухлой куртки от этого нет никакого толку. Наконец, она приходит в себя и говорит:
– Ну и ну, должно быть, попало не в то горло.
– Я предупреждал, что это крепкая штука.
– В следующий раз буду осторожнее.
– В следующий раз? Нет, мне это нравится! Да ты с жирафа упала, ну-ка, быстро залезай обратно.
– Дай мне пару минуток. – В ее глазах блестят слезы, но она улыбается, и эта улыбка совсем не похожа на то жалкое подобие, что я видел на ее лице раньше. Она, черт побери, от души веселится.
Мы сидим и молча смотрим на озеро.
– А знаешь, – говорит она, – есть еще кое-что, что бы я хотела сделать. Это не приключение, это вообще ничего особенное, но для меня имеет огромное значение.
– И что?
Она переводит взгляд на фляжку.
– Можно мне еще немного?
– Еще?
Она кивает. На этот раз она делает маленький глоток. Убедившись, что никаких последствий нет, она делает глоток побольше.
– Очень даже ничего, – говорит она. – Все внутри обжигает, но ничего.
– Ага, хорошая штука. – Я тоже отпиваю из фляжки. – Итак, что это за дело, которое для тебя так важно?
– Ну, я об этом никому не рассказывала, даже своей подруге Кристал. В общем, я очень-очень хочу жить со своей сестрой в Сент-Луисе и поступить в тот колледж, где учится она – в Университет Вашингтона. Это великий университет.
Я спрашиваю себя, почему это такой большой секрет. На первый взгляд, абсолютно нормальное желание.
– Не вижу причин, почему бы у тебя не получилось. У тебя вполне приличный аттестат.
– Дело не в аттестате, за я него не волнуюсь. Дело в моей семье. Мама говорит, что я должна остаться здесь и помогать ей с газетами, счетами и всем прочим. Здоровье у нее не такое, как прежде, сердце пошаливает. Через пару лет на мое место сможет заступить брат, а до этих пор мне придется учиться в муниципальном колледже.
– Ты что, шутишь, да? – я таращусь на нее, изумленный тем, что она говорит, но она продолжает смотреть на черную воду. – Это тебя, такую гениальную, с выдающимися способностями, мама заставляет поступать в муниципальный колледж? Это недопустимо. Ты должна ехать в Сент-Луис к своей сестре tour de suite.
Она принимается объяснять положение дел. У ее сестры, Эмбит, был страшный скандал с матерью из-за ее желания поступить в колледж, и теперь они почти не разговаривают. Эмбит получает стипендию, но все равно должна работать полный день, чтобы было на что жить. Так что мать изо дня в день рассказывает Эйми жалостливые истории о том, как погибнет семья, если она перестанет работать на «газетном» маршруте.
А еще есть Кристал Криттенбринк, которая собирается поступать в Университет Оклахомы. Университет всего в двадцати милях отсюда, и она рассчитывает на то, что Эйми будет рядом и останется ее лучшей – и, вероятно, единственной, – подругой.
Я не выдерживаю:
– Ну и ну, все эти люди хорошо тебя обработали!
– В каком смысле?
– Они, знаешь ли, почему-то считают, что ты Атлант, который должен держать на своих плечах весь мир. Но ты не Атлант. Ты такая, как есть. У тебя есть собственные проблемы, которые надо решать. Вот что тебе надо делать. Но сначала глотни виски, чуть-чуть, маленький глоточек.
– Зачем?
– Доверься мне.
– Ладно. – Она берет фляжку и отпивает. – Ого, жжется.
– А теперь повторяй за мной: «Слезай с моей шеи, ты, проклятая Кристал Криттенбринк».
– Что?
– Просто повтори.
Она повторяет, но произносит фразу мягко, без «проклятой». Меня это не устраивает.
– Нет, – говорю я ей. – Ты должна произнести это искренне, так, словно на самом деле так думаешь, и обязательно с «проклятой». Ругательные слова на сто процентов необходимы для таких высказываний.
– Может, мне лучше еще выпить?
Я подаю ей фляжку, она делает довольно большой глоток и еще одну попытку. На этот раз в ее голосе присутствуют некоторые эмоции, но я понимаю, что в плане ругательных слов с ней нужно еще работать. Поэтому я велю ей повторить фразу, только громче, и сам подаю пример, крича во весь голос:
– Слезай с моей шеи, ты, проклятая Кристал Криттенбринк!
Она повторяет, но я требую: «Громче», и она по-настоящему кричит. Я понимаю, что ей от этого становится хорошо, потому что она выкрикивает фразу еще раз, уже без моих понуканий, и ее слова фейерверком разлетаются над озером и вспыхивают яркими огоньками.
– Слезай с моей шеи, ты, проклятая Кристал Криттенбринк!
– Слезай с моей шеи, ты, чертов Рэнди!
– Мама, слезай с моих проклятой и чертовой шеи! Можно в буквальном смысле увидеть, как все мерзкие червяки сомнений, устроившие гнездышко у нее в животе, вылетают вслед за каждым громким криком. Мы кричим все громче и громче, пока не начинаем хохотать, да так, что едва не валимся в воду. Я впервые вижу, чтобы она так хохотала. На это стоит посмотреть, это такое же чудо, как Эйфелева башня или как самая большая на свете луговая собачка.
– Хорошо, правда?
– Нет, – отвечает она, – здорово!
– А теперь нужно сделать еще кое-что. Выкричать еще одного человека.
– Кого?
– Парня, который разбил тебе сердце.
– Какого парня?
– Как, ты хочешь сказать, что еще ни один парень не разбивал тебе сердце, да?
Она смотрит вдаль и постукивает пальцами по коленке.
– Да ладно, – говорю я. – Не может быть, чтобы у тебя до семнадцати лет не было хотя бы захудаленького романа.
Проходит несколько мгновений, прежде чем она отвечает.
– Если честно, то у меня ни с кем не было отношений.
– Ну, я не о глубоких, сложных отношениях. Я имею в виду какого-нибудь чувака, с которым ты гуляла.
Она опускает взгляд на свои руки.
– Мальчики никогда меня так не воспринимали.
– О чем ты говоришь?
– Парни не видят во мне предмет своего внимания, понимаешь? Не считают меня красивой и вообще.
Это жестоко. Я в том смысле, что ослепительной красавицей ее не назовешь, но она и не горгулья.
– Ты с ума сошла? – спрашиваю я. – Разве ты не заметила, как Коди Дэннис и Джейсон Дойл увивались вокруг тебя?
– Ничего они не увивались.
– Увивались. Ты очень милая. Смотри: у тебя тонкие изящные бровки, пухлые губки. Ты сексуальна.
– Ну, конечно. – Эта девчонка категорически отказывается встречаться со мной взглядом. – Ты говоришь все это только потому, что ты хороший.
– Я? Хороший? Ты шутишь? Никакой я не хороший. Я просто говорю серьезно. Если бы я говорил несерьезно, разве я сделал бы вот так?
Я поворачиваю ее к себе и целую. Совсем не по-братски, это не вежливый чмок хорошего парня, а самый настоящий глубокий французский поцелуй со всеми полагающимися к нему приправами.
– Фух! – выдыхает она, когда я отстраняюсь.
– Ты офигенно права, фух. – Чтобы убедиться в том, что она все правильно поняла, я снова целую ее. А что еще мне остается? Так и позволить девчонке сидеть под луной на парапете и думать, что ей суждено прожить одинокой до конца дней?
