Глава восьмая. Сокровенная земля
Быть мертвым плохо само по себе. Но еще хуже очнуться и увидеть у себя на груди Нак Мак Фиглов, сосредоточенно разглядывающих тебя. Мисс Левел застонала. Она чувствовала, что лежит на полу.
— Ага, живая она, без сумлений. — проговорил фигл. — Я те рек! Теперя ты мне должон черепок ласки!
Мисс Левел моргнула одной парой глаз и затем в ужасе замерла.
— Что со мной произошло? — прошептала она.
Фигл, стоящий перед ней, уступил свое место Робу Всякограбу. Лучше, правда, от этого не стало.
— Скольки пальцев я показую? — спросил он.
— Пять. — прошептала мисс Левел.
— Правда что ли? Ну, значит пять, коли вы считать умеете. — согласился Роб, опуская руку. — Вишь ли, с вами произошел мальца чуток несчастливый случай. Вы мальца чуток померли.
Мисс Левел снова уронила голову на пол. Сквозь дымку того, что и болью то не назовешь, она слышала, как Роб Всякограб оправдывался перед кем-то, кого она не видела:
— Эй, я очень аккуратно ее подвел! Я дважды молвил «мальца чуток»!
— Я чувствую себя так, словно я частично… где-то очень далеко. — пробормотала мисс Левел.
— Ага, вот тута вы чуток правы. — ответил Роб, чемпион тактичных замечаний.
В густом супе сознания мисс Левел на поверхность стали всплывать воспоминания.
— Тиффани убила меня, да? — спросила она. — Я помню, как ко мне повернулась девочка в черном и у нее было такое жуткое выражение лица…
— Энто роитель был, — ответил Роб Всякограб. — То не Тиффани! Она с ним борется! Она все еще внутрях себя! Но роитель запамятовал, что у вас тел не одно, а два. Госпожа, ей треба наша подмога!
Мисс Левел с трудом села. Ей не было больно. Это была не боль, а… призрак боли.
— Как я умерла? — тихо спросила она.
— Все всполыхнуло, а затем повалил дым. — ответил Роб. — Без особых противностей.
— Что же, будем считать это милосердием. — сказала мисс Левел и понурилась.
— Айе, осталася лишь велика пурпурна хмара, как из пыли. — добавил Вулли Валенок.
— Где мое… я не чувствую… где мое другое тело?
— Айе, его-то и возорвали в то велико облако, уж энто точно. — сказал Роб. — Здоровски, что у вас запасное тело было, а?
— У нее в башке все перепуталося. — прошептал Велик Ужасен Билли. — Мягче, мягче, а?
— Как же вы обходитесь без второй пары глаз? — словно во сне пробормотала мисс Левел, обращаясь ко всему миру в целом. — Как же я смогу везде успевать с одной парой рук и ног? Все время находиться лишь в одном месте… Как людям это удается? Это невозможно…
Она закрыла глаза.
— Госпожа Левел, вы нам потребны! — прокричал Роб Всякограб ей в ухо.
— Нужна, нужна, нужна… — бормотала мисс Левел. — Всем нужны ведьмы. Никого не заботит, что нужно самой ведьме. Всегда отдавать и отдавать… Сказочной крестной фее никто не исполнит желание, позвольте мне заметить…
— Госпожа Левел! — рявкнул Роб. — Не могете вы нас зараз покинуть!
— Я так устала, — прошептала мисс Левел. — Я просто… на бровях…
— Госпожа Левел! — завопил Роб Всякограб. — Велика мальца карга лежит на полу, аки мертвая. Но хоть она и холодна как ледышка, она упрела вся, как лошадь! Она боротися с тварюгой внутрях, госпожа! И она проигрывает! — Роб уставился в лицо мисс Левел и покачал головой. — Разрази мя гром! Она в обмороке! А ну, хлопцы, подняли!
Как многие крошечные создания, фиглы чрезвычайно сильны для своих размеров. И тем не менее, чтобы пронести мисс Левел по узкой лестнице, не простучав ее головой по всем ступенькам, понадобилось десять фиглов, и им пришлось открывать дверь в комнату Тиффани ногами мисс Левел.
Тиффани лежала на полу. Время от времени, ее мускулы подергивались.
Фиглы поддерживали мисс Левел в сидячем положении, как куклу.
— Как же мы велику каргу в сознання приведем? — спросил Велик Ян.
— Слыхал я, что треба сунуть бошку между ног. — с сомнением сказал Роб.
Вулли Валенок вздохнул и вытащил меч. — По мне так слишком сильнодействующе средство. — сказал он. — Но ежели кто пособит подержать ее прямо…
Мисс Левел открыла глаза, что было более чем вовремя. Она неуверенно сфокусировала взгляд на фиглах и заулыбалась странной, счастливой улбыкой.
— Ооо, феи! — забормотала она.
— Ага, а чичас она марить почала. — сказал Роб Всякограб.
— Нет, то она о феях речет, какими их себе верзилы представляют. - ответил Велик Ужасен Билли. — Малюсеньки сотворенния, что живут у цветиках и летают воркуг, обнимаясь с бабочками.
— Чегось? Али они настоящих фей не зрили? Да они хужее, чем осы! — сказал Велик Ян.
— Нету у нас времени на энто! — оборвал его Роб Всякограб. Он запрыгнул на колено мисс Левел.
— Айе, мадам, мы феи из страны… — Он запнулся и с мольбой поглядел на Билли.
— Колокольчиков? — предложил Билли.
— Айе, из страны Колокльчиков, вишь ли, и мы тута нашли эту бедну мальца…
— …прынцессу, — подсказал Билли.
— Айе, прынцессу, на которую напала банда поганцев…
— …злобных гоблинов, — сказал Билли.
— … аха, злобных гоблинов, верно, и так уж ей сплохело, что мы у вас пытаемо — как бы нам за ней приглядать…
— … пока не прискачет прекрасный принц на здоровенной белой коняге, завернутой в занавески, и не разбудит ее магичным поцелуем. — закончил Билли.
Роб кинул на него безнадежный взгляд и снова повернулся к ошеломленной мисс Левел.
— Айе, вот как мой друган фей Билли рек. — пробормтал он.
Мисс Левел попыталась сосредоточиться. — Уж больно вы уродливы для фей. — сказала она.
— Айе, ну обычно вам падались феи всяких гарненьких цветиков, вишь ли, — ответил Роб Всякограб, выдумывая на ходу. — А мы феи крапивы, полыни и чертополоха, ясно? Оно было бы нечестно, если бы только у красивых цветиков были бы феи, верно? Мабудь, оно и вовсе против закона. А теперя, ласково просимо, поможите нам с этой прынцессой, пока энти поганцы…
— … злобные гоблины… — вставил Билли.
— Айе, пока они не возвертались. — сказал Роб.
Тяжело дыша, они пристально наблюдали за мисс Левел. Похоже было, что она о чем-то размышляла.
— Пульс у нее частит? — пробормотала мисс Левел. — Вы сказали, что кожа у нее холодная, но она потеет? И дыхание частое? Похоже на шок. Ее надо согреть. Приподнять ноги. Наблюдать за ней. Постараться устранить… причину… — она снова уронила голову.
Роб повернулся к Ужасен Велику Билли. — Лошадь в занавесках? Откуда ты взяв энту дурныцу?
— У нас около Долго Озера была одна хатка и вот там они читали своим мальца дитяткам сказки, а я пролазил через мышиный ход и слушал. — ответил Ужасен Билли. — Как то раз я пролез вовнутрь поглядеть на картинки и там были намалеваны верзилы, которых называли лыцарями и у них были щиты с доспехами и кони в занавесках…
— …Лады, хоть энто все и дурныця, но оно подействовало. — сказал Роб Всякограб. Он поглядел на Тиффани. Они лежала на полу и Роб был ростом ей до подбородка. Он словно прогуливался вокруг невысокого холма. — Кривенс, как неприятно зрить бедняжку в таком состоянии. — он покачал головой. — Ну-ка, хлопцы, стягайте покрывало с лежака и сувайте подушку под ноги.
— Эээ, Роб? — спросил Вулли Валенок.
— Айе? — Роб не сводил глаз с бессознательной Тиффани.
— Как мы в ее башку пролезем? Что-то должно нас туда провести.
— Айе, Вулли, ведаю я, что нас туда поведет, потому как я башкой поразмыслил! — ответил Роб. — Вы все велику мальцу каргу часто зрили, верно? А зрили ли вы ее намисто?
Он протянул руку. Серебрянная лошадка соскользнула с шеи лежащей на полу Тиффани и посверкивала среди амулетов и блестящего черного шелка.
— Айе? — спросил Вулли.
— Это подарок от баронского сынка, — сказал Роб. — И она его бережет. Хоть она и попыталась нарядиться, как ужас, что летает на крылах ночи, но что-то заставляет ее беречь коника. И в главе у нее энтот коник тоже будет. Уж больно он для нее важон. Потому все, что нам поделать треба — это забулдырить камневоротом коника и он приведет нас прямо к ней.
Вулли Валенок почесал голову. — Но рази ж она не личила его не боле, чем мешок дерьма? Я не раз зрил, как она гуляла и нос отвертала, когда он проезжал мимо, и в другу сторонку дивилася. Да ей иногда целых полчаса приходилось дожидатися, пока он мимо не проскачет, чтоб нос овтертать.
— Ах, пропасть, рази ж могет парень понять девичьи думы? — важно произнес Роб Всякограб. — Мы пойдем за коником.
Из книги «Феи и как их избегать» мисс Проникации Тик:
Никому доподлинно не известно, каким образом Нак Мак Фиглы переходят из одного мира в другой. Те, кому удалось лицезреть, как фиглы совершают этот переход, говорят, что сначала фиглы отклоняются назад и выставляют вперед ногу. Затем они крутят в воздухе ступней и исчезают. Они называют это движение «ступанием» и единственное пердоставленное ими объяснение, звучит так: — «Да вишь ли, все дело в движении коленкой». Как оказалось, они способны путешствовать таким образом между всеми видами миров, но не внутри самого мира. По их заверениям, для внутренних путешествий у них есть ноги.
Несмотря на то, что солнце уже поднялось высоко, небеса были черными. Солнце стояло в зените, заливая пейзаж ярким летним светом, но небо было полночно-черным, только без звезд.
Этот пейзаж был сознанием Тиффани Болит.
Фиглы огляделись по сторонам. Похоже, что они стояли на холме — зеленом и покатом.
— Она холмам молвит, что они есть такое. А холмы молвят ей, кто она есть. — прошептал Ужасен Велик Билли. — Она взаправду бережет душу холмов у ся в главе…
— Айе, энто так. — пробормотал Роб Всякограб. — Но тута нету живых существ, вишь. Нетути баранок. Нетути пташек.
— Мабуть… Мабуть их что-то напужало? — предположил Вулли Валенок.
И действительно, нигде не было ни малейшего присутствия жизни. Здесь царили тишина и спокойствие. Тиффани, которая так заботилась о правильном истолковании слов, сказала бы, что тут царило безмолвие, что было совсем не тем, что тишина. Безмолвие, это то, что наполняет полночные соборы.
— Лады, хлопцы. — прошептал Роб Всякограб. — Не ведомо нам, что нас поджидает, потому ступайте так легонько, как ноги могут, усекли? Ну, двинули, велику мальцу каргу искать.
Фиглы кивнули и бесшумно, как призраки, двинулись вперед.
Перед ними поднималась невысокая насыпь, что-то вроде землянного укрепления. Фиглы шли осторожно, остерегаясь засады. Но все было спокойно, пока они карабкались на землянной крест из двух длинных насыпей.
— Люди насыпали. — сказал Велик Ян, когда они забрались на вершину. — Как в стары времена, Роб. — Тишина впитала в себя все звуки.
— Мы в самых нутрях главы велика мальца карги. — ответил Роб Всякограб, настороженно оглядываясь по сторонам. — Не ведомо нам, что их сотворило.
— Не ндравится мне тута, Роб. — сказал какой-то фигл. — Уж больно тихо.
— Айе, Слегка В Себе Джордж, это…
— Во поле березка стояла…
— Вулли Валенок! — резко сказал Роб, не отрывая глаз от странного пейзажа.
Пение прекратилось. — Айе, Роб? — спросил Вулли Валенок из-за его спины.
— Помнишь, я те молвить обещал, когда ты будешь вести ся глупо, да не-до-стой-но?
— Айе, Роб. — ответил Вулли Валенок. — Энто ты про сейчас, да?
— Айе.
Фиглы двинулись дальше, оглядываясь по сторонам. Вокруг по прежнему царило безмолвие. Но это была пауза перед вступлением оркестра; тишина, ожидающая раскатов грома. Словно все звуки, живущие в холмах, замолкли в ожидании грядущего мощного звука.
И затем они увидели Коня.
Они не раз видели его на Мелу. Но здесь он не был вырезан на склоне холма, а висел над ним. Фиглы уставились на него.
— Ужасен Велик Билли? — сказал Роб, подзывая к себе юного гоннагля. — Ты у нас гоннагль, те все про сказания и мечтания ведомо. Что энто такое? Почему он тут висит? Он не должон быть на вершине холма!
— Это серьезные потаенки, мистер Роб. — ответил Билли. — Оченно серьезное потаенки. Я еще с ними не разобрался.
— Мел ей ведом вдоль и поперек. Почему же Конь не на своем месте?
— Я об этом размышляю, митсер Роб.
— Не мог бы ты размышлять пошвыдче, а?
— Роб? — подбежал к ним Велик Ян, который проводил разведку местности.
— Айе? — мрачно спросил Роб.
— Те лучше пойти да поглядать…
На вершине круглого холма стоял четырехколесный пастуший вагончик с покатой крышой и трубой от пузатой железной печурки. Внутри вагончик был обклеен желто-голубыми обертками от пачек табака Бравый Мореход. На стенах висели старые мешки, а на двери, где бабушка Болит вела счет овцам и дням, были сделаны пометки мелом. И еще там стояла узкая железная лежанка, укрытая старой овечьей шерстью и мешками.
— Ну ты уразумел, что тута происходит, Ужасен Велик Билли? — спросил Роб. Могешь ты нам пояснить, где малца велика карга сейчас?
Юный гоннагль выглядел встревоженным. — Ээ, мистер Роб, рази те не ведомо, что я лишь недавно стал гоннаглем? Тобто, ведомы мне песни и всяко такое, но опыту у мя в этом маловато…
— Айе? — сказал Роб Всякограб. — И сколь гоннаглей до тя прогуливались по думам карги?
— Эээ… Я о таком и не слыхивал, мистер Роб. — признался Билли.
— Айе. Так что те уже ведомо поболе, чем любому из этих шишек. — ответил Роб. Он улыбнулся обеспокоенному пареньку. — Делай, что могешь, хлопец. Я от тя большего и не ожидаю.
Билли выглянул за дверь вагончика и набрал воздуха побольше: — Тады, я те молвлю: по-моему, она ховается где-то поблизости, как загнанна зверушка, мистер Роб. Это кусочек ее памяти, где ее бабуля жила, место, где она всегда была в сохранности. Я те молвлю, что мы в самой сути ее. В том самом месте, что ею и есть. И я страшусь за нее. Страшусь до самых своих пяток.
— Почему?
— Потому что я слежу за тенями, мистер Роб. — ответил Билли. — Солнце движется. Оно спускается все ниже и ниже.
— Айе, солнце и должно… — начал Роб.
Билли потряс головой. — Не-а, мистер Роб. Ты не розумиешь! Я те молвлю, то не солнце внешнего мира. То солнце ее души.
Фиглы поглядели на солнце, на тени и затем снова на Билли. Он храбро выпятил свой подбородок, но его била дрожь.
— И когда ночь настанет, она умрет? — спросил Роб.
— Есть вещи похужее, чем смерть, мистер Роб. Роитель заполучит ее всю, от макушки до пят…
— Не бывать этому! — так внезапно вскричал Роб, что Билли попятился. — Она сильна дивчинка! Она саму Кралеву перемогла лишь с одной сковородкой!
Ужасен Велик Билли сглотнул. Он бы предпочел стоять перед самыми разными существами, чем перед Робом в данную минуту. Но он продолжил.
— Оченно жаль, мистер Роб, но я те уже пояснял, было у нее с собой железо и она у ся в холмах была. А теперя она далеко-далече от дому свово. И роитель стиснет это место, когда найдет его и будет сдавливать, пока ничего не останется и тогда настанет ночь, и…
— Звиняй, Роб. У мя есть идея.
К Робу подошел Вулли Валенок, нервно сжимающий руки. Все повернулись, чтобы посмотреть на него.
— У тя идея есть? — спросил Роб.
— Айе, и коли я ее выкажу, то будь добр, не называй ее не-дос-той-ной, лады, Роб?
Роб Всякограб вздохнул. — Лады, Вулли, я даю те свое слово.
— Ну… — сказал Вулли, сплетая и расплетая пальцы. — Что энто за место, как не ее истинно жилище? Чья энто трава, как не ее? Коли она не смогет побороть тварюгу здеся, то ей нигде ее не побороть!
— Но тварюге не обязавково сюды приходить. — сказал Билли. — Когда она ослабеет, энто место само постепенно сникнет.
— Ох ты, кривенс. — пробормотал Вулли Валенок. — Ну, энто была хорошая идея, верно? Хоть она и не сработала.
Роб Всякограб не обратил на его слова никакого внимания. Он оглядывал пастуший вагончик. Применяй бошку свою не только для того, чтобы ею людей лупити, наказала ему Дженни.
— Вулли Валенок прав, — тихо сказал он. — Это ее сохранное место. Она хранит землю, бережет ее. Здеся тварюга ее нипочем не достанет. Здеся у карги есть сила. Но пока она не поборет монстряку, энто место станет для нее застенком. Она заперта здеся и могет лишь дивиться, как жизнь ее уплывает в слив. Она будет дивитися на мир, как узник в крошечно окошко и зрить, как ее все возненавидят и устрашатся. Потому, треба нам привести сюда тварюгу супротив его воли, чтобы тута оно и померло!
Фиглы поддержали его радостными возгласами. Они не совсем понимали, что надо делать, но им понравилось, как это прозвучало.
— Какже мы его приведем? — спросил Ужасен Велик Билли.
— Вот надо было те подойти и спросить, а? — горько сказал Роб Всякограб. — И я…
Дверь заскрипела. Роб повернулся.
На двери, прямо на полустертых пометках, стали появляться написанные мелком буквы, одна за другой, выводимые невидимой рукой.
— Словеса. — сказал Роб Всякограб. — Она пытается нам что-то сказать!
— Да, тута написано… — начал Билли.
— Ведомо мне, что тута понаписано! — рявкнул Роб Всякограб. — Я читать умею! Тута написано…
Он снова оглядел слова. — Лады, тута написано… вота бублик, а энто навроде пузатой бабы, и гребешок, что на боку стоит… и буквица, что руку вверх задрала, и тут подбоченилась да на главу встала, а энто опять руку в бок и ножку в сторону, а потом «пусто место» и гребешок опять лежит, и гребешок стоит, и буквица, что подбоченилась, и половинка бублика, и палка с перекладиной, и снова подбоченилсь кверх тормашками… И на другой строчке полбублика снова, и рука вверх и нога в сторону, а затем буквица, как садовая калитка, и как воротца, и опять калитка, и домик, и как лесенка, и опять буквица с рукой в бок… И на другу строчку… Толстяк с пузом и руку ко лбу приложил, и рука в бок, лесенка, и толста баба, и буквица с клюкой, и буквица с жалом… Затем опять «пусто место» И буквица, как холмы, бублик, рука в бок, гребешок на боку, и крест, что на одной ноге стоит, бублик и домик! Все!
Он отступил назад, держа руки в боки, и требовательно обратился к фиглам:
— Ну что? Прочитал я словеса или нет?
Фиглы радостно возопили и кое-кто даже захлопал в ладоши.
Ужасен Велик Билли посмотрел на написанные мелом слова:
И затем на лицо Роба Всякограба.
— Айе, айе. — сказал он. — Молодчага, мистер Роб. Овечя шерсть, скипидар и Бравый Мореход.
— Ага, пропасть, так-то оно кажный прочитает. — презрительно ответил Роб. — Но чтоб эти коварны буквицы разделить, треба в них разбиратися! И дюже гарно разбиратися, чтобы смысл их уразуметь.
— И что все это значит? — спросил Ужасен Велик Билли.
— А смысл этих словес в том, что вы покрадете то, что здеся понаписано!
Фигла оживились. Они не слишком успевали за тем, что происходило вокруг них, но смысл последних слов Роба поняли отлично.
— Энто будет покража века! — воскликнул Роб, вызвав очередной взрыв радости. — Вулли Валенок!
— Айе!
— Ты за старшого! Хоть у тя меньше мозгов, чем у жужелицы, но коли дело коснется покражи, нет тебе равных во всем мире! Треба те достати скипидару, клок овечей шерсти и понюшку табака Бравый Мореход! Отдашь их карге с двумя туловами. Молви ей, чтоб дала их роителю нюхнуть, ясно? Они приведут его сюда! И поторопись, бо солнце заходит. Те у самого Времени красть придется — айе? Есть вопросы?
Вулли Валенок поднял палец.
— Вопрос не по теме, Роб. — сказал он. — Но чуток мальца обидно было, когда ты молвил, что у мя мозгов меньше, чем у жужелицы…
Роб замялся, но только на мгновение. — Айе, Вулли Валенок, это ты верно молвил. Это я согрешил. Было у мя минутное раздражение и я об том сожалею. Стоя тут пред тобой, реку я те, Вулли Валенок: у тя мозгов столько же, как у жужелицы и кажный, кто возражать почнет, у мя получит!
Лицо Вулли Валенка расплылось в огромной улыбке, которая затем смялась в нахумренность. — Но ты у нас старшой, Роб — сказал он.
— Но не на этот набег, Вулли. Я останусь здеся. И я уверен, что будешь ты справным командиром, а не запорешь все к черту, как это было последние семнадцать раз!
Толпа фиглов застонала.
— Гляньте на солнце! — сказал Роб, указывая. — Пока мы тут лясы точили, оно ниже спустилось! Кто-то должон остаться с ней! Не допущу я, чтоб про нас сказывали, что мы ее бросили умирать в одиночку! Ну-ка, двинулись, отвратцы, или я вас зараз так приложу
Он поднял меч и зарычал. Фиглы кинулись врассыпную.
Роб Всякограб осторожно отложил меч и сел на ступеньки пастушьего вагончика, наблюдая за солнцем.
Вскоре он почувствовал чье-то присутствие…
Хаммиш-летун с сомнением осмотрел метлу мисс Левел. Метла, зависшая в нескольких футах над землей, вызывала у него беспокойство.
Он потрогал тюк на спине, в котром находился парашют, вернее, технически, «параштаны», поскольку его сделали из пары старых воскресных штанов Тиффани. На них все еще сохранился цветочный рисунок и они были идеальным средством для безопасного спуска на землю. У Хаммиша было предчувствие, что парашют (вернее, параштаны), ему понадобится.
— На ней и перьев нету. — недовольно сказал Хаммиш.
— Слышь, нету у нас времени для свары! — отрезал Вулли Валенок. — Мы спешим, как те ведомо, и ты единственный, кто летать могет!
— Метла не летает, — ответил Хаммиш. — Это магия. У нее крылов нету! А я в магии несведущ!
Но Велик Яе уже перекинул ремешок через прутья метлы и начал карабкаться наверх. Остальные фиглы последовали за ним.
— И потом, как они управляют энтой штукой? — продолжал Хаммиш.
— Ну… А как ты управляешься с птахами? — спросил Вулли Валенок.
— Так то просто. Треба лишь свой вес передвигнуть, но…
— Ага, полетим и там разберешьси. — ответил Вулли. — Чего там важкого — летати. Даже утки летать умеют, а у них вообще мозгов нетути.
Этим предмет спора был исчерпан и поэтому, спустя пару минут, Хаммиш осторожно прошел по древку метлы к ее началу. Остальные фиглы устроились среди прутьев метлы и сидели там, болтая друг с другом.
К прутьям метлы также был крепко привязан узел со старым тряпьем и тростями, поверх узла была прикрепленна шляпа, с обвисшими полями, и украденная борода.
Ручка метлы задралсь под тяжестью дополнительного веса и нацелилась в просвет между фруктовыми деревьями. Хаммиш вздохнул, набрав воздуха побольше, натянул очки на глаза и положил руку на отполированную до блеска часть древка прямо перед собой.
Метла плавно двинулась вперед. Фиглы радостно завопили.
— Вишь? Говорил те, все будет славно! — крикнул ему Вулли Валенок. — Тильки, нельзя ли пошвыдче, а?
Хаммиш снова осторожно дотронулся до блестяшего дерева.
Метла вздрогнула, застыла на мгновение неподвижно и затем резко рванула вперед, а за ней несся вопль: — АААААААаааааааУУУУуууууОООооооо…
В безмолвном мире сознания Тиффани, Роб Всякограб снова взялся за меч и крадучись ступил на мрачную поляну.
Там было что-то маленькое и оно двигалось.
Это был крохотный куст терновника, растущий так быстро, что можно было заметить, как его ветки двигались. Тень куста затанцевала на траве.
Роб Всякограб уставился на него. Это должно было что-то означать. Он внимательно наблюдал за кустом, растущим на глазах…
И затем он вспомнил, что рассказывала ему старая кельда, когда он был совсем маленьким.
Давным-давно, вся земля была покрыта лесами, густыми и дремучими. Затем пришли люди и вырубили деревья. Они сделали просвет для солнца. И на просеках выросла трава. Верзилы привели овец, которые ели траву, а заодно и все остальное, что росло в траве: побеги деревьев. Дремучие леса умерли. В них было не так уж и много жизни. Только не на нижних ярусах, над которыми смыкались стволы деревьев; там было темно, как на дне моря, потому что листва не пропускала солнечные лучи. Там стояла тишина и лишь иногда ветви потрескивали или слышался стук, когда желудь, упущенный белкой, падал, отскакивая от веток, в сумрак у подножия стволов. В этом лесу было тихо и жарко. Опушка леса была полна жизни. Но в глубине леса жил лишь лес.
Чтобы жить, траве нужно солнце, всем ее сотням былинок, цветкам, птицам и насекомым. Нак Мак Фиглам это было известно лучше, чем кому-либо другому, ведь трава была так близка к ним. То, что на растоянии кажется зеленой пустыней, на самом деле крошечные, бурно растущие, кипящие жизнью джунгли.
— Ага. — сказал Роб Всякограб. — Вот значит что ты задумал, да? Ничего у тя не выйдет!
Он отрубил длинный побег мечом и замер на месте.
Шорох листьев заставил его обернуться.
Прямо из под земли вылезали два новых побега. И даже третий. Роб оглядел поляну — десятки побегов, сотня крошечных деревцев устремлялись к небу.
Несмотря на тревогу, а встревожен он был до самых пяток, Роб Всякограб усмехнулся. Уж что-что, а фиглам нравилось знать, что каждый их удар придется по цели.
Солнце садилось, тени двигались и трава умирала.
Роб бросился в бой.
АААААААаааааааУУУУуууууОООооооо…
Поиски требуемых запахов прошли почти незамеченными (не считая сов и летучих мышей, которых отбрасывала метла, управляемая бандой орущих крошечных синих человечков).
Но их видел баран Номер 95, принадлежащий фремеру, у которого явно не хватало воображения. Однако все, что он запомнил, это резкий звук в ночи и дуновение ветра вдоль спины. Поскольку это было так же интересно, как и его имя — Номер 95 — он побрел дальше, размышляя о траве.
АААААААаааааааУУУУуууууОООооооо…
Еще была Милдред Толкач, семи лет отроду, дочь фермера, хозяина барана Номер 95. Много лет спустя, когда она уже стала бабушкой, Милдред рассказала внукам о той ночи, когда она со свечой в руках спустилась в кухню за водой и услышала шум под раковиной…
— Оттуда доносились такие тоненькие голоса, знаете, и вот один голос сказал: «Эй, Вулли, неможна энто пить, тама на бутыльке написано «Отрава»!», а другой голос ему ответил: «Айе, гоннагль, они энто нарочно пишут, чтобы парня от выпивки отпугнуть». И первый голос воскликнул: «Вулли, то-ж крысиная отрава!». Второй голос ответил: «Вот и славно, потому как я не крыса!». И тогда я открыла ящик под раковиной, и что же вы думаете? Он был полон фей! Они уставились на меня, а я на них и один из них сказал: «Эй, энто те снится, велика мальца дивчина!», и они все с ним тут же согласились! Затем тот первый спросил: «Не будешь ли ты любезна, велика мальца дивчина, в энтом своем сне поведать нам, где у вас тута скипидар?». И я ответила им, что скипидар хранится в амбаре и он сказал: «Айе? Тогда мы гэтьски. Но вот те мальца подарочек от фей, для великой мальца дивчинки, которая зараз пойдет спать!» И они исчезли!».
Один из внуков, слушающих ее с открытым ртом, спросил — Что они тебе дали, бабуля?
— Вот это! — Милдред показала серебряную ложку. — И что странно, она как две капли воды похожа на ложки моей матери, который загадочно пропали из ящика в ту ж ночь! С тех пор я храню ее!
Все полюбовались ложкой. Затем один из внуков спросил — А как феи выглядят, бабуля?
Бабушка Милдред немного поразмышляла над вопросом. — Они были не так прелестны, как можно было бы ожидать. — наконец ответила она. — Но намного вонючее. И как только они исчезли, раздался такой звук…
АААААААаааааааУУУУуууууОООооооо…
Посетители «Королевских Ляжек» (хозяин трактир приметил, что многие гостиницы и трактиры назывались «Голова Короля» или «Рука Короля» и опознал пропуск в ассортименте) подняли глаза, когда с улицы донесся этот звук.
Через минуту дверь распахнулась.
— Доброй ночки, верзилы! — проревела фигура, возникшая в дверном проеме.
Зал моментально затих. Неуклюже переставляя ноги, вихляющиеся в разных направлениях, похожая на чучело фигура проковыляла к стойке бара и, с облегчением ухватившись за край, повисла на нем, подогнув колени. — Мне велику ограмадну порцию наилучшейшего твово виски, добрый мой приятель бармен. — раздался голос откуда то из-под шляпы.
— Сдается мне, что ты уже достаточно набрался, дружок. — ответил брамен, незаметно протягивая руку к дубинке, хранящейся у него под стойкой для особых посетителей.
— Ты кого обозвал «дружком», парень? — взревела фигура, пытаясь выпрямиться. — Энто оскорбление, вот что! И набрался я не досыть, потому как коли б я набрался, то почему же у мя все еще есть энти денежки, а? Ну-ка, ответь!
Рука обвисла, залезла в карман, рывком вылезла из кармана и со стуком упала на стойку бара. Старинные золотые монеты покатились по стойке во все стороны и из рукава выпала пара серебряных ложек.
Тишина в трактире усугубилась. Десятки глаз пристально следили за сияющими дисками, скатившимися со стойки и продолжившими свой бег по полу.
— Еще я желаю унцию табака Бравого Морехода. — добавила фигура.
— Что пожелаете, сэр. — ответил бармен, воспитанный в духе уважения к золотым монетам. Он порыскал под стойкой и выражение его лица изменилось.
— О. Сожалею, сэр, табак кончился. Пользуется большой популярностью, Бравый Мореход. Но у нас полно…
Гость уже повернулся лицом к залу.
— Лады. Я даю полну пригоршню золота первому отвратцу, что отсыплет Бравого Морехода на понюшку! — закричал он.
Толпа изверглась. Заскрипели ножки столов. Стулья взлетели и упали.
Чучелоподобная фигура выхватила первую попавшуюся трубку и швырнула монеты в воздух. Немедленно завязалась борьба, а чучело поврнулось к бармену и сказало — А пред тем, как я двину отседа, подай мне вот ту мальцу порцию виски, бармен. Ага, нет, ты не получишь, Велик Ян. Стыдись! Эй вы, ноги, заткнитеся немедленно! Пинта виски мне не повредит! О, айе? Кто-то помер и ты теперя у нас Большой? Слышь ты, отвратец, наш Роб тама осталси! Айе, и ему тоже мальца перепадет!
Посетители трактира прекратили сражение за монеты и поднялись с пола, чтобы посмотреть на тело, части которого спорили между собой.
— И в любом разе, я в башке, так? Башка у нас за главного. Буду я еще слухать какие-то там коленки! Молвил я те, Вулли, плоха энто идея. Нам из кабака не просто выбраться! Я от имени ног реку, что мы не собираемся стоять и зрить, как башка будет набираться, благодарим покорно!
Тут, к ужасу посетителей, нижняя часть фигуры повернулась и двинулась к двери, отчего верхняя половина завалилась вперед. Она отчаянно ухватилась за край стойки и выдала — Лады! О жаренных яйках и речи быть не могет? — и затем фигура…
…развалилась напополам. Ноги сделали несколько шагов к двери и упали.
В потрясенной тишине откуда-то из штанов раздался голос — Кривенс! Время гэтьски!
В воздухе мелькнуло что-то размывчатое и дверь со стуком захлопнулась.
Спустя немного времени один из посетителей осторожно подошел и потыкал ворох старой одежды и тростей — все, что осталось от странного гостя. Шляпа покатилась и он тут же отпрыгнул назад.
Перчатка, все еще висящая на стойке бара, упала на пол со стуком, который прозвучал очень громко.
— Ну, что же, посмотрим на это таким образом, — сказал бармен. — Чем бы оно ни было, оно, по крайней мере, оставило здесь свои карманы…
С улицы донесся звук:
АААААААаааааааУУУУуууууОООооооо…
Метла врезалась в соломеную крышу коттеджа мисс Левел и застряла в ней. Фиглы, продолжая драться, посыпались с нее.
Сражающейся, пихающейся массой они вкатились в коттедж, ведя боевые действия всю дорогу вверх по лестнице и сгрудились пинающейся, толкающейся горой в спальне Тиффани, где к ним присоединились и те, кто оставался на посту около спящей девочки и мисс Левел.
Но постепенно до сознания драчунов пробился звук. Это пронзительно заиграла мышлинка, прорезаясь сквозь сражение, как меч. Руки ослабили свой захват на глотках, кулаки и ноги замерли в воздухе, полузанесенные.
Слезы струились по лицу Ужасна Велика Билли, играющего «Цветики Степные», самую печальную песнь на свете. В той песне говорилось про дом, про матерей, про добрые старые времена, что миновали бесследно, и про тех, кого нет больше с нами. Тоскливая мелодия раздирала душу фиглам, которые отпустили друг друга и потупились, слушая песнь о предательстве, вероломстве и невыполненных обещаниях…
— Что за срам! — завопил Ужасен Велик Билли, выпуская изо рта мундштук мышлинки. — Срам на вас! Предатели! Изменники! Ваша карга бьется за саму свою душеньку! Где же ваша честь? — Билли швырнул жалобно пискнувшую мышилнку на пол. — Проклинаю я свои ноги, на яких стою тут пред вами! Осрамили вы само солнце, что вас освещает! Осрамили кельду, что породила вас! Предатели! Мерзопакостники! Что ж я поделал такого, что осужден быти посредь сборища татей? Тута кто-то возжелал побороться? Поборитеся со мной! Айе, поборитеся со мной! И я клянуся арфой моих костей, что закину я его на дно окияна, а затем дам ему пинка, чтоб долетел до луны, и узрю я его скачущего в Пекло верхом на ежике! Ярость моя бушует аки буря, что горы в песок стирает! Так кто из вас выйдет супротив меня?
Велик Ян, который был почти в три раза выше, чем Ужасен Велик Билли, попятился, когда маленький гоннагль встал перед ним. Ни один фигл не осмелится и рукой шевельнуть в такую минуту, не рискуя своей жизнью. На ярость гоннагля было страшно смотреть. Слово гоннагля может разить, как меч.
Вулли Валенок протиснулся вперед.
— Разумею я твою печаль, гоннагль, — пробормотал он. То моя провина, из-за тупости моей. Треба было мне вспомнить про наши беды с кабаками.
Он выглядел таким подавленным, что Ужасен Велик Билли немного успокоился.
— Оченно хорошо. — сказал он, но не столько спокойно, сколько холодно, потому что такой запал ярости так быстро не проходит.
— Боле о том молвить не будем. Но и забывать не станем, так?
Он указал на спящую Тиффани. — А теперя возьмите шерстю, табак и скипидар. Откупорьте скипидар и капните на тряпки клок. И чтоб ни один — я розумливо реку? — ни капелюшечки не спробовал!
Фиглы, спотыкаясь друг о друга, кинулись исполнять приказание. Раздался звук рвущейся ткани — это от подола платья мисс Левел был отодран «тряпки клок».
— Так. — сказал Ужасен Велик Билли. — Вулли Валенок, положь все на перси велика мальца карге, чтоб она их понюхала.
— Как же она их понюхает, коли лежит тут без сознания? — спросил Вулли.
— Нос не спит. — спокойно объяснил гоннагль.
Три запаха пастушьего вагончика были благоговейно возложены прямо под подбородком Тиффани.
— Теперя мы будем пожидать. — сказал Ужасен Велик Билли. — Будем пожидать и надеяться.
В маленькой спальне, где собрались фиглы и ведьмы, было жарко. Совсем немного времени понадобилось ароматам овечей шерсти, табака и скипидара, чтобы улетучиться и заполнить комнату…
Ноздри Тиффани дернулись.
Нос очень хорошо соображает. И у него хорошая память — очень хорошая. Настолько хорошая, что запах может вернуть вас в прошлое — резко до боли. И мозгу его не остановить. Мозг вообще беспомощен в таких случаях. Роитель контролировал мозг, но не мог контролировать, к примеру, желудок, который извергал пищу во время полета на метле. И роитель ничего не мог поделать с носом…
Запахи овечьей шерсти, скипидара и табака Бравый Мореход могли повести сознание за собой, к тому окруженному тишиной местечку, где было так тепло, надежно и безопасно…
Роитель открыл глаза и огляделся.
— Пастуший вагончик? — проговорил он.
Он выпрямился. Красный свет струился в открытую дверь вагончика, проникал сквозь частокол побегов, растующих повсюду. Многие деревья уже выросли и откидывали длинные тени, пряча солнце за решетку. Но вокруг пастушьего вагончика деревья вырубили.
— Это уловка. — сказал роитель. — Она тебе не поможет. Мы — это ты. Мы думаем, как ты. У нас лучше получается думать, как ты, чем у тебя.
Ничего не произошло.
Роитель выглядел как Тиффани, хотя он был немного выше ростом, потому что Тиффани считала себя выше, чем была на самом деле. Он вышел из вагончика на поляну.
— Становится поздно. — обратился он к тишине. — Посмотри на деревья! Это место умирает. Нам нет нужды спасаться бегством. Скоро все это станет частью нас. Всем, чем ты могла бы стать. Ты гордишься своим клочком земли. Мы же помним время, когда еще не было миров! Мы — ты, сможешь изменять все мановением руки! Ты можешь быть хорошей или плохой, но это ты будешь решать, что хорошо, а что плохо! И ты никогда не умрешь!
— Тоды что ж ты весь упрел, как куча навозу? Ну ты и мерзопакостник! — раздался голос за спиной роителя.
На мгновение роитель дрогнул. За долю секунды он успел несколько раз измениться. Мелькнули чешуя, плавники, зубы, остроконечная шляпа, когти… и затем здесь снова стояла Тиффани и улыбалась.
— О, Роб, Всякограб, мы рады видеть тебя. — сказал роитель. — Не мог бы ты нам помочь…
— Не пытайся обдурить мя! — закричал Роб, подпрыгивая на месте от ярости. — Уж я то завсегда роителя отличу! Кривенс, те причитается справный пинок!
Роитель превратился во льва с зубами, размером с меч, и взревел.
— Ага, вот значится как? — сказал Роб Всякораб. — Побудь-ка зедся! — Он кинулся бежать и исчез.
Роитель снова принял форму Тиффани.
— Твой маленький друг убежал. — сказал он. — Выходи же. Выходи сейчас же. Зачем нас бояться? Мы — это ты. Ты не такая, как все эти безмозглые животные, глупые короли и жадные волшебники. Вместе…
Роб Всякограб вернулся, сопровождаемый… всеми.
— Ты умереть не могешь, — завопил он. — Но мы тя заставим возжелать смерти!
И фиглы ринулись в бой.
Когда фиглы сражаются с крупным противником, у них есть преимущество — их размер. По маленьким и быстрым целям очень трудно попасть. Роитель давал отпор, меняя форму. Мечи звенели о чешую, головы натыкались на клыки — он кружился по лугу, рыча и вопя, обретая свои прошлые формы, чтобы противостоять каждой атаке. Но фиглов убить не так то просто. Они отскакивали, когда их швыряли, пружинили, когда на них наступали и легко уворачивались от клыков и когтей. Они сражались…
… и земля задрожала так неожиданно, что даже роитель потерял равновесие.
Пастуший вагончик заскрипел и начал погружаться в траву, раскрывающуюся вокруг него, как в масло. Деревья задрожали и один за другим опрокинулсь навзничь, словно под травой им обрезали корни.
Земля… вздыбилась.
Скатываясь со вздымающегося склона, фиглы видели, как холмы устремлялись в небо. То, что было здесь, что всегда было здесь, начало проявляться.
В темное небо поднимались голова, плечи, грудь… Кто-то, кто лежал под растущей травой, чьи ноги и руки были холмами и долинами, садился. Он двигался с каменной медлительностью, сдвигая милионны тон почвы. То, что казалось двумя длинными перекрещенными насыпями, оказалось гигантскими зелеными руками.
Рука с пальцами размером с дом, протянулась, взяла роителя и подняла его в воздух.
Где то вдалеке послышались три глухих удара. Похоже, что звуки раздавались во внешнем мире. Фиглы, наблюдающие с маленького холма, бывшего коленой гигантской девочки, не обратили на них никакого внимания.
— Она молвит земле, что она такое и земля молвит ей, кто она есть. — сказал Ужасен Велик Билли, по лицу которого текли слезы. — И не смочь мне песню об этом сложить! Не настолько я хорош!
— Это велика мальца карга грезит, что она холмы или холмы грезят, что они велика мальца карга? — спросил Вулли Валенок.
— И то и другое, мабуть. — ответил Роб Всякограб. Они смотрели, как гигантская рука сжалась, и содрогнулись.
— Но роителя убить не можна. — сказал Вулли Валенок.
— Айе, зато вышвырнуть можна. — ответил Роб Всякограб. — Тама снаружи велика вселенная. Если бы я был роителем, я бы и не помышлял о карге боле!
Откуда-то издалека донеслись три удара, более громкие на этот раз.
— Думается мне. — продолжал он. — Что время нам гэтьски.
Кто-то с силой стучал в дверь коттеджа мисс Левел. Бум. Бум. Бум.
