ВЫСТРЕЛ
Приехав в управление, Урманов, не задерживаясь, пошел к начальнику. Положение настолько усложнилось в связи с пропажей Кости, что надо было менять разработанный оперативный план и действовать незамедлительно, не теряя ни часу времени. Досадуя на Михаила, взявшего на воспитание мальчика и не сумевшего держать его в руках, Урманов шагал через две ступеньки, хотя давно дал себе зарок по лестнице ходить медленно.
Полковник встретил его нетерпеливым жестом.
— Садык подал весть. Явился Старинов. У вас, Латып Урманович, все люди наготове?
— Все.
— Очень хорошо. Обстоятельства складываются удачно. Можно взять всю шайку сразу.
— Костя тоже там? — спросил Урманов.
Полковник сунул в стаканчик карандаш и ответил с явным неудовольствием.
— Сейчас это не имеет значения. Если возьмем всех, мальчика найдем потом. Угрожать ему никто не будет.
— Разрешите ехать?
— Нет. Садитесь, — и когда Урманов, недоуменно глядя на начальника, опустился на стул, полковник, нетерпеливо глянув на дверь, сказал:- Обстоятельства усложнились. Где Максим Петрович? Действовать будете вместе. И пока Максим Петрович не закончит свою операцию, вы не начнете. Понимаете, Латып Урманович?
— Ясно.
— В дом семнадцатый послали?
— Чубуков уже взят.
— С прокурором улажено?
— Да.
В кабинет быстро вошел Максим Петрович.
Полковник поднялся и, подавая ему руку, спросил:
— У вас все готово?
— Да. — Максим Петрович обернулся к Урманову. — Поехали, Латып Урманович?
Урманов встал, но не ответил. Поправил шляпу и посмотрел на Максима Петровича.
— Меня все же волнует судьба Кости, — наконец проговорил он.
— Разберемся, Латып Урманович, на месте.
— Правильно. Поезжайте быстрее, — приказал полковник.
Около управления стояло несколько машин. Моторы работали. Подбегая, Михаил увидел у парадного Урманова, разговаривающего с майором Копытовым.
— Не знаю, где бегает ваш Виктор, — отмахивался Урманов. — Зайдите завтра, товарищ майор, видите, мне некогда.
— Возьмите меня, — взмолился майор.
— Садитесь, черт бы вас побрал! — выругался Урманов и пошел к машине.
— Товарищ подполковник, разрешите доложить? — преградил ему дорогу Михаил.
— Скорее.
— Вот Махмуд. Он знает где Костя, Виктор и другие.
— Садитесь в мою машину, — приказал Урманов. Вез сели, и машины тронулись. Урманов обернулся к Михаилу:- Рассказывайте.
Михаил передал все, что услышал от Махмуда.
— Мне все известно, — сказал Урманов, покосился на Махмуда и замолчал.
Машины остановились на узкой кривой улице.
Деревья закрывают небо. Тихо. Темно. Расставляя людей, Урманов не обратил внимания на майора Копытова. Оперативники расходились без шума, без разговоров. Копытов не получил указания и все же, сопя и пыхтя, поплелся вслед за Михаилом. Впереди шли Урманов и Максим Петрович. Шли осторожно.
Вдруг Урманов остановился: на дороге лежал человек. Михаил приподнял голову человека и ахнул.
— Витька! — изумился майор Копытов.
— Ранен? — шопотом спросил Михаил.
Виктор покачал головой. И тут все увидели лужу блевотины, блеснувшую при луне.
— Возьмите его! — кинул через плечо Урманов, досадливо махнув рукой, и пошел дальше.
Двое сотрудников подхватили Виктора под руки и повели к машине. Состояние паренька ни на кого не произвело впечатления, все уже знали, почему он свалился на дороге, только Терентий Федорович подошел к тротуару и бессильный, еле держась на ногах, прислонился к дереву. Постоял минуту и вяло опустился на землю: сердце затихло, перед глазами его поплыли яркие многоцветные круги, затем начали вспыхивать искры. Только здесь, на глухой темной улице, увидев пьяного сына, Терентий Федорович понял, как он ошибался, как глупо упрекал Вязова. Теряя сознание, Терентий Федорович с горечью и ужасом подумал: «Неужто конец?»
Михаил обернулся и увидел падающего майора.
— Помогите, — сказал он идущим позади товарищам.
Максим Петрович и Латып Урманович стояли за углом в темном переулке, где сквозь густую листву деревьев даже не видно было звезд, за пять шагов нельзя было заметить человека. Оба они — и подполковник, и майор — нервничали.
Каждый думал о своем.
Максима Петровича беспокоила одна мысль: «Неужели и на этот раз уйдет?» Работники Комитета государственной безопасности досконально изучили деятельность человека с рыжими усами, поймать же его никак не могли. Хитрый монашек занимался только распространении молитв и связь держал с преступниками, через них распространял свой «товар». Где-то он работа а, жил замкнуто и в той местности, где квартировался, молитвы не распространял.
Урманов часто посматривал на часы со светящимся циферблатом и этим жестом выдавал: вое беспокойство. Внутренне он бушевал. Так хорошо подготовленная операция могла сорваться. Старинов сам влез в капкан, осталось взять его голыми руками, и вот, проходит время, преступник может уйти и натворить бед. Потом опять начнутся поиски, бессонные ночи, — и сколько они будут продолжаться — одному аллаху ведомо.
— Должен он придти, должен! — проговорил Максим Петрович.
Урманов его понял, это был в какой-то степени ответ на вопрос, который мучил их обоих.
Переулок выходил на довольно сносно освещенную улицу с одноэтажными домами, частоколом высоких тополей и горбатой мостовой с многочисленными темными пятнами выбоин. На улице и в переулке, во дворах и домах стояла тишина. И раздавшиеся на улице шаги сразу привлекли внимание. Максим Петрович выглянул из-за угла. По обочине дороги, в тени деревьев, шли двое — в темных рубашках и брюках. Покачивались.
Максим Петрович, сделав знак рукой, пошел навстречу припоздавшим гулякам. Не дойдя шагов пятнадцать, он в изумлении остановился: один из мужчин был не кто иной, как отец Вениамин. Второй мужчина прятал лицо под полями широкополой шляпы.
— Отец Вениамин, какими судьбами вы оказались здесь в такое позднее время? — воскликнул Максим Петрович. — Здравствуйте!
Отец Вениамин тоже остановился, вглядываясь во встречного человека.
— О! — пропел он своим приятным баритоном, приветственно поднимая руку. — Здравствуйте, любитель моих проповедей и кладезь комплиментов. Я-то встретил своего товарища по семинарии, и мы немного причастились, а вы что же здесь прогуливаетесь? Или услаждали ясноокую половину человеческого рода?
— Именно, — засмеялся Максим Петрович, подавая спутнику отца Вениамина руку для знакомства и заглядывая ему в лицо. Ни рыжих усов, ни рыжих бровей. Но продолговатое лицо…
— Воинов, — отрекомендовался мужчина хрипловато и схватил руку Максима Петровича крепкими, как клеш-* ни рака, пальцами.
— Петров, — назвал первую пришедшую на ум фамилию Максим Петрович и ответил на пожатие не менее энергично.
— Ну ладно, Вениамин, я пошел, — сказал мужчина. — Теперь мне недалеко. Дня через два загляну к тебе еще. Спокойной ночи! — и, не дождавшись ответа отца Вениамина, скорым шагом направился дальше.
— Спокойной ночи! — крикнул отец Вениамин, махнул рукой в сторону ушедшего товарища и, с улыбкой сказав: «Забулдыга!», обратился к Максиму Петровичу:- Как поживаете, уважаемый?
— Да как вам сказать… — Максим Петрович, следя за ушедшим мужчиной, почесал затылок левой рукой., Этот невинный жест был любимым сигналом майора для сотрудников.
— Ну и как, нашли вы, что искали? — по-прежнему беззаботно и весело продолжал допрашивать отец Вениамин, сдвигая на затылок шляпу.
Максим Петрович медлил с ответом, следя за мужчиной, назвавшимся Воиновым. Вот он подошел к углу и остановился, медленно поднимая руки вверх. Из тени вышли ему навстречу три сотрудника с пистолетами в руках.
— Как видите, — ответил Максим Петрович, кивнув головой вслед ушедшему Воинову.
Отец Вениамин посмотрел в сторону переулка и опустил в бессилии руки. Вместо добродушной улыбки, на лице его появилось такое неподдельное изумление, что Максим Петрович поспешно спросил:
— Вы давно не видели его?
— Шесть лет, — глухо ответил отец Вениамин, продолжая смотреть в сторону переулка, хотя там уже никого не было.
— Может быть, вы поедете со мной и расскажете об этом человеке все, что знаете? — предложил Максим Петрович.
— С удовольствием. Ах, дьяволово отродье! Неисповедимы пути человеческие. Какою дьявольскою смиренною маскою может прикрываться человек, — продолжал возмущаться отец Вениамин, шагая рядом с Максимом Петровичем и размахивая руками. — Чем больше видит око, тем ярче раскрываются светлые и темные стороны души смертного.
— На этот раз вы оказались менее прозорливым, чем я думал, — заметил Максим Петрович.
— Справедливо. Надеюсь, впредь, господь даст, буду зрячим.
Садык метался от калитки к калитке, возвращался з комнату, в полной темноте садился у окна, выходящего во двор и курил одну папиросу за другой. Хозяин сидел рядом и тяжело вздыхал, изредка говоря: «Ай-яй, плохо, совсем плохо».
Вначале ушли Виктор и Махмуд. Их исчезновение не особенно беспокоило Садыка — мальчишек можно поймать в любое время. Но вот куда-то скрылся Старинов, он не проходил через двор и все же из кибитки исчез. Во втором дворе Садык осмотрел весь виноградник, надеясь, что бандит свалился пьяный. Его нигде не оказалось. Садык заметался. Приказ был ясный: сидеть в доме, играть роль сына хозяина, доносить об увиденном, оперативные меры принимать только в случае самозащиты. Операция была разработана заранее, о прибытии Старинова он доложил, и теперь ему было непонятно, почему не появляется оперативная группа.
— Ничего не понимаю, — сокрушался Садык.
— Дел много, очень много, — старался успокоить парня и себя хозяин, сидевший на одеялах, нахохлившись. — Давай я пойду в сад, посмотрю, куда они прячутся,
— Не надо, подозрение может вызвать, тогда не удержим их. Пойду-ка понесу им винограда.
Садык положил на поднос две большие кисти винограда и пошел в соседний двор, стараясь настроить себя на веселый лад. Подходя к двери кибитки, он закричал весело:
— Почему тихо стало? Кто спит, когда гулять надо? Покачиваясь, он вошел в кибитку. За столом сидел
Долговязый, друг его спал на полу. Ни Старинова, ни Крюка не было.
— Давай виноград… — еле выговорил Долговязый.-. Два подноса принес? Хорошо…
— Конечно, два, — через силу засмеялся Садык. — На, ешь. Свежий, холодный. А куда товарищи девались? Совсем пьяные стали?
— Черт с ними! — выругался Долговязый и протянул руку, прицеливаясь в кисть винограда.
Садык поспешно вернулся к хозяину и сказал:
— Двое самых главных куда-то ушли. Где у вас еще есть выход?
Старик поднялся, взял у порога кетмень.
— Смотреть надо.
Старик пошел на другой двор, покряхтывая, а Садык направился к калитке, намереваясь взглянуть на улицу. Калитка открылась, и во двор вошел Урманов.
— Скорее, товарищ подполковник. Старинов и Крюк где-то спрятались в саду, — доложил Садык.
Урманов, ничего не сказав, заспешил по тропинке за Садыком. За ними шли Михаил, проводник с собакой и еще двое сотрудников. Урманов сам открыл дверь кибитки. Долговязый по-прежнему сидел за столом, уронив голову на руки. Из-под пальцев его вытекал сок раздавленного винограда.
— Разбудите их! — приказал Урманов.
Сотрудники принялись тормошить парней, а Михаил подступил к Садыку:
— Где Костя? Да говори же скорей!
Садык отрывал усы и морщился.
— Были здесь, сам видел. Где спрятались — не знаю.
— Эх, ты! — попрекнул Михаил.
С улицы доносились выстрелы: один, другой, третий. Кто-то закричал, залаяла собака.
Крюка привели под руки, он хромал, белый костюм на нем был весь вымазан глиной.
— Отстреливался, подлец! — сказал капитан, перевязывая платком руку.
— Давай собаку, — закричал появившийся в дверях хозяин дома с кетменем на плече. — Двое в огород пошли. Следы видел.
— Вязов, Садык, проводник Семенов! Живо по следу, — приказал Урманов и повернулся к капитану. — Почему вы сами перевязываете руку? Идите к врачу.
Махмуд сидел на корточках, курил. Зачем его привезли — он не понимал. Он сделал все, что смог и, может быть, с него часть вины будет снята. И все же беспокойные мысли то и дело заставляли поеживаться. «Придется быть свидетелем… Или и меня будут судить? А если дружки разбежались? Отомстят…»
Два сотрудника привели под руки Виктора и положили около арыка возле машины с закрытым кузовом, «В «Черный ворон» не посадили», — отметил про себя Махмуд.
К Виктору подошел врач и начал поливать его голову водой. Виктор замычал.
Майора Копытова принесли на руках и тоже положили на траву недалеко от Махмуда.
— Где врач? — спросил один из сотрудников, тащивший майора.
— Я здесь, — отозвался врач и, подойдя, спросил:- Ранен?
— Нет. Сердце подкачало.
— Быстро в машину! — приказал врач таким резким голосом, что Махмуд вздрогнул. — Включите свет!
Майора затащили в легковую машину, за ним полез врач. Через минуту Махмуд услышал:
— Как вы себя чувствуете, майор?
— Вроде ничего, — слабо ответил Копытов.
Крюк и Долговязый шли сами под конвоем. Крюк шел твердо, Долговязый — раскачивался из стороны в сторону, словно от ветра. Проходя мимо Виктора, Крюк похабно выругался и прорычал:
— Падаль!
— Иди, иди! — подтолкнул его один из конвоиров и добавил насмешливо:- Ничего себе, «дружная» компания. Оставь одних, так горло перегрызут друг другу.
Допросив Крюка, Урманов несколько минут ходил во своему кабинету. От оперативной группы, преследующей Старинова, не было никаких известий. Изворотливый бандит, для поимки которого было проделано столько работы, видимо, ловко заметал следы. Трудно было сейчас сказать, каким образом он почуял опасность и сумел еще до оцепления выскочить из ловушки. Кроме того, теперь было ясно, что он забрал с собой Костю — неизвестно с какой целью. Если он успел выскочить на какую-либо оживленную магистраль, то, может быть, еще много дней придется его ловить.
Окна кабинета уже побелели, наступал рассвет, а на улице еще было тихо. На диване спал Махмуд. Его привели к Урманову последним. С ним разговор произошел странный. Урманов посмотрел на паренька утомленными глазами и сказал:
— А ты домой иди. Завтра явишься в десять часов и все расскажешь.
— Никуда я не пойду, — вдруг воспротивился Махмуд.
— Как так? — опешил Урманов.
— Не пойду.
— Куда же тебя — в тюрьму?
— Хоть в тюрьму, хоть куда. Я дождусь Михаила Анисимовича и Кости.
Впервые Урманову пришлось встретиться с человеком, который не хочет уходить из милиции, просится в тюрьму, и он невольно улыбнулся. Оглядев хмурое лицо паренька, подумав, Урманов показал на диван и сказал:
— Ложись, спи.
Урманов подошел к столу и сел, устало провел ладонью по волосам. Раздался телефонный звонок. Урманов поспешно схватил трубку. Звонил Максим Петрович, не оперативники.
— Доброе утро! — весело поздоровался Максим Петрович бодрым голосом, будто он только что хорошо ВЫ amp;apos; спался.
— Не особенно доброе, — нехотя сказал Урманов, прикрывая глаза.
— Дела идут плохо?
— Старинов ушел с Костей..
— Совсем?
— Пока не известно. Идем по следу.
— Не уйдет, — уверенно сказал Максим Петрович и попросил:-Ты, Латып Урманович, подготовь побыстрее дела Крюкова и Лебедевой. Я их к себе заберу.
— Замешаны?
— Когда верующие убивают, наверняка есть посторонние или потусторонние причины, — повторил свою любимую мысль Максим Петрович и засмеялся.
Максиму Петровичу было чему радоваться, он свое дело сделал. Его веселое настроение больно отозвалось в сердце Урманова: он не завидовал, просто острее почувствовал свою неудачу. Он встал и опять заходил по кабинету, чувствуя, как никотин пощипывает язык.
Увидев осыпавшуюся глину, Михаил перепрыгнул через дувал и очутился amp;apos; на огороде, на грядках помидоров. Беглецы оставили здесь ясный след: там, где они шли, кусты были поломаны, и на земле валялись красные помидоры, кое-где раздавленные. Не мешкая, Михаил побежал. Он слышал, как позади спрыгнул в огород Садык, со вздохами перелезал хозяин дома.
Перепрыгнув следующий дувал, Михаил остановился. На пыльной дороге было много следов, больших и маленьких, и среди них узнать следы Алексея или Кости было невозможно.
Михаил вдруг увидел на дороге платок. Осветив его фонарем, он узнал свой платок, с синими каемочками, который он два дня назад дал Косте. В нем Костя прожег паяльником дырочку.
— Садык! — вполголоса воскликнул Михаил. — Этот платок мой. Будем искать Костю.
Собака, понюхав платок, сразу взяла след и натянула поводок. Михаил и Садык, готовые действовать без промедления, держались недалеко от проводника, зорко всматриваясь в темноту, в лохматые тени кустарников, в проемы дувалов. Долго шли по узким пыльным улицам. Но вот собака вышла на более широкую, освещенную улицу и остановилась у заасфальтированного троту* ара. Проводник дал ей понюхать платок, и она, покружившись на месте, вдруг побежала назад.
— Кружат, — сказал Михаилу Садык.
— Теперь я уверен, что Алексей тащит за собой Костю. Только бы он не успел прикончить паренька, — выдохнул Михаил и сказал проводнику:- Не придерживай собаку, давай бегом.
Собака свернула в первый же переулок, и опять следы повели по узкой дороге, стиснутой дувалами. Над дувалами нависали редкие ветки высоких орешин. На лунном небе четко выделялись верхушки тонкостволых тополей.
Рассвет подкрался незаметно, бледный свет неба, отраженный на железных крышах, стал блекнуть, а запятая месяца теперь плыла в небесном океане, обмытая и чистенькая.
Пробежав небольшую рощицу шелковицы с обрубленными ветками, собака вывела проводника на темно-зеленое клеверное поле. За ним была бахча. Проводник раздавил дыню, и по земле пополз сладкий запах. Дальше был пустырь, заросший полынью и серой колючкой, в конце которого виднелись развалины заброшенной кибитки.
Собака добежала до широкого и глубокого канала и остановилась. Проводник вглядывался в противоположный берег-мокрые следы уже можно было бы различить. Но следов не было. Подошли Михаил и Садык.
— Уплыли? — спросил Садык.
— Надо полагать, — ответил проводник. — Мы можем увидеть, где они вылезли. Берег-то сухой.
Михаил осмотрел откос: беглецы спускались осторожно, и все же на волглой глине хорошо были заметны отпечатки туфель. Один из беглецов поскользнулся и прочертил у самой воды полосу.
— Течение быстрое, против него плыть трудно, далеко не уйдешь, — сказал Михаил. — Поэтому вы идите по
течению, а я все же пройдусь немного в ту сторону.
Садык и проводник с собакой медленно пошли по берегу. Михаил осмотрелся. Метров на сто поблизости не было никаких укрытий, кроме развалин одинокой кибитки и нескольких кустов джиды, росших на берегу. К этим кустам и пошел Михаил, держа наготове пистолет. Но не успел он пройти и нескольких шагов, как услышал неистовый крик Кости:
— Михаил Анисимович! Мы здесь…
Из-за развалин Костя был виден по грудь. Рубашка на нем была мокрая и грязная, волосы прядями спадали на лоб. Бледное лицо и почерневшие губы.
— А, мразь! — раздался из-за развалин хриплый голос, и Михаил увидел поверх головы Кости широкий лоб, страшные белые глаза Старинова и руку с коротким блестящим ножом.
Михаил прицелился. Медлить нельзя, но и стрелять опасно. Надо попасть в эти белые глаза, которые на вершок от головы Кости, или в широкий лоб. Малейшее отклонение — можно убить Костю…
В этот момент Михаил пережил что-то ужасное, что потом не мог восстановить в памяти. Каким-то сумасшедшим напряжением нервов он заставил остановиться сердце, заставил каменно застыть мышцы и только одному пальцу разрешил нажать на курок. Раздался выстрел. Михаил на мгновенье закрыл глаза, а когда открыл их, ни Старинова, ни Кости не было видно.
В несколько прыжков Михаил добежал до развалин и вскочил на груду огромных комков глины. Старинов лежал в яме вверх лицом, с раскинутыми руками. Со лба у него стекала струйка крови, белые глаза с ярок злостью уставились в синее небо. Костя сидел под обрывом, облокотившись на комок глины, и смотрел на Михаила испуганно. Рубашка на спине его покраснела от крови.
Михаил бросился к нему.
— Костя, ты жив?
— Жив, Михаил Анисимович, — неожиданно твердо ответил Костя. — Он меня немного задел. Только испугался я…
— Милый ты мой, братишка… — прошептал Михаил пересохшими губами и почувствовал, как сразу обмякло тело и горячие радостные слезы обожгли глаза.
Назад: ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
На главную: Предисловие
