Итак, Гештальт подчеркивает право на различие и придает чрезвычайно большое значение специфичности каждого с экзистенциальной и нонконформистской точки зрения. Сегодня, разумеется, гештальтисты вовсе не воинствующие анархисты, какими были Перлз и Гудман, но они придерживаются культа свободной экспрессии каждого, тщательного уважения к ритмам и потребностям, различающимся у каждого клиента, признания специфических верований каждого живого существа – которое сохраняет свое пространство свободы несмотря на двойное обусловливание, историческое и географическое, со стороны своего прошлого и своей среды. Действительно:

Именно мой личный оригинальный подход к моему собственному переживанию создает мое человеческое достоинство.

Именно я приписываю смысл каждому акту моей жизни и, если я желаю что-то изменить, то я сам должен это сделать, иначе говоря, я сам, и никто другой кроме меня самого: в этом состоит знаменитая «парадоксальная теория изменения» гештальтиста Арнольда Бейссера (1970). Такая «навигация в текущих смыслах» проповедуется Гештальтом, который например, допускает, в исключительных случаях амплификацию симптома, а не его немедленное усмирение. Так, например, психосоматические манифестации тревоги можно усилить для того, чтобы «предоставить слово телесному бессознательному» и – таким образом – лучше его понять или даже увидеть с помощью эффекта петли. В данном случае речь идет о том, чтобы комбинировать катарсический эффект эмоциональной экспрессии и появление следов личностных ассоциаций, избегая любой ценой навешивания интерпретаций, предлагаемых извне терапевтом. Такое уважительное отношение к подлинности психического функционирования каждого человека – один из краеугольных камней гештальтистского подхода. То же самое мы видим при работе со сновидениями, где исключается всякая догматическая отсылка на общий мархетипический символизм (что-то вроде «сонника»).