Под материнской разрушительностью подразумевается любое влияние, оказываемое матерью или лицом ее заменяющим, которое угрожает жизни, здоровью и развитию эго ребенка. «Разрушительность» не предполагает пагубности и не имеет дополнительного значения вины. Биологическая мать, несомненно, является единственным источником человеческого влияния на плод, ребенка в процессе родов и младенца, и, таким образом, она выступает в роли основного представитель, определяющего судьбу человека. Во время младенчества и детства мать или лицо, ее заменяющее, продолжает оказывать и патогенное, и питающее влияние на здоровье и развитие ребенка. Влияние матери является, фактически, единственным по своей значимости. Это происходит из-за специфичесих способов общения, существующих только между ребенком и его матерью, к тому же отец или другое ухаживающее лицо обычно не обладает деструктивными импульсами, превалирующими у матерей. Отец временами может играть незначительную роль, или ту, которую ему диктуют эмоциональные потребности матери.

Мое понимание материнской разрушительности развилось из того, что я связал страх и ненависть, испытываемые пациентом к своей матери (и защитные механизмы, противостоящие их осознанию) и реальный характер матери, в особенности, с ее базовые деструктивные импульсы. Эти импульсы состоят из побуждения уничтожить ребенка полностью или желания изувечить его. Последнее, возможно, является аспектом почти неизменной садистской природы уничтожающего импульса; когда он направлен на гениталии, его можно рассматривать как «кастрирующий», желание лишить ребенка органов чувственного удовольствия и воспроизводства. Самое отчетливое впечатление об импульсе, направленном на детоубийство, можно получить, изучая женщин во время беременности, в процессе родов и после них, особенно при тревожных и депрессивных состояниях. Импульс к кастрации появляется позже и вызван сексуальными материнскими конфликтами, ее соблазнением ребенка и соперничеством с дочерью.

Хотя психиатры знакомы со страхом смерти и страхом увечья или кастрации, а также со страхом перед матерью и враждебностью по отношению к ней, они не решаются вывести прямую корреляцию клинических наблюдений с материнской пагубностью. Более ранняя литература ориентирована на теорию инстинктов, которая постулирует, что основа патогенности лежит в силах, берущих начало в самом ребенке, и видит образ плохой матери и реакцию на него, в основном как внутрипсихическое образование. Я предполагаю, что теория инстинктов является одной из форм «избегания» признания существования материнской разрушительности, поддержанная комплексом смерти и невозможностью мужчин обнаружить едва уловимую агрессивность женщин. Избегание также проявляет себя в феномене «диссоциации» – представление клинических данных, приближающих осознание материнской разрушительности, и отказ от интерпретации их относительно патологического обуславливания. В общем и целом, сейчас имеются обширные клинические и экспериментальные данные, поддерживающие тезис о прямом материнском патогенном влиянии. Возможно, что еще недостаточную оценку получили универсальность материнской разрушительности, ее загадочность и ее тесная взаимосвязь с физическим и психическим нездоровьем, а также социальными проблемами.

Следует признать, что комплекс смерти является продуктом материнского импульса к детоубийству, а комплекс увечья или комплекс кастрации – продукт материнского импульса, направленного на нанесение увечий. Комплекс кастрации, приобретенный подобным путем, отличается от концепции Freud тем, что он приписывает причинность внешней угрозе, которая относится как к мужчинам, так и к женщинам. Общее разрушающее воздействие может быть обозначено как комплекс трагической смерти, в котором два основных компонента. Материнская разрушительность и комплекс трагической смерти не являются строго совпадающими потому, что биологические факторы вносят вклад в происхождение комплекса, а случайные события и другие люди вносят вклад в его развитие. Тем не менее, без материнской разрушительности комплекс не имел бы клинической важности.

Как и можно было ожидать, комплекс более отчетливо проявляется у детей, чем у взрослых. Установки ребенка по отношению к смерти основываются на убеждении, что она является результатом враждебной агрессии. Это подтверждается детскими сновидениями и сказками. В реакциях детей на болезнь, травму и хирургическую операцию очень часто можно обнаружить страх перед наказанием, незаслуженным или в качестве возмездия за агрессивные импульсы по отношению к матери. При анализе литературы по всему диапазону поведенческих и психосоматических расстройств у детей нельзя не прийти к выводу, что материнская разрушительность, или комплекс трагической смерти, являются существенным определяющим фактором всех этих состояний.