Говорят, 2009-й стал самым тяжелым годом для российского бизнеса за всю его короткую историю. Ушибленная кризисом страна уподобилась развитым странам Запада в борьбе за существование и в неуверенности в завтрашнем дне. Бизнес мрачно смотрел в будущее, СМИ распрощались с прежними рекламными доходами. Политики, экономисты и экстрасенсы предсказывали наступление нового мирового порядка. Народ все охотнее ругал власть, а власть все охотнее давала для этого поводы.

В первых числах января разгорелась вторая российско-украинская газовая война. Россия настаивала, что Украина задолжала нам $2 млрд, и сократила поставки, оставив лишь поток, предназначенный для Европы. Но и этот газ до Европы не доходил: российское правительство обвиняло украинских коллег в отъеме газа, украинцы отрицали вину, а стучащие зубами от холода европейцы проклинали тот день, когда связались с российским газом и украинской трубой. Наши власти остро и бескомпромиссно поставили вопрос о деятельности компании «Росукрэнерго», координирующей трубу. Премьер-министр Владимир Путин публично вопросил: кто же такая эта «Росукрэнерго» и ее руководители, использующие темные, непрозрачные схемы?

В ответ, как написал один из профильных экспертов, отчаянно хотелось открыть глаза премьеру и сказать: Владимир Владимирович, запишитесь на прием к президенту Медведеву, и он вам все расскажет. Ведь он как раз однокашник по юрфаку ЛГУ одного из первых исполнительных директоров этой компании Константина Чуйченко, который вместе с ним входил в состав правления «Газпрома», а незадолго до газовой войны стал помощником президента РФ. Да и сам премьер-министр наверняка на прежней работе сталкивался с коллегой Чуйченко, таким же питерским «чекистом», как и он сам. А еще проще было бы премьеру проконсультироваться со своим другом бизнесменом Юрием Ковальчуком. Ведь при создании «Росукрэнерго» схема владения им была проста и изящна: «российская половина» швейцарской компании «Росукрэнерго АГ» принадлежит австрийской компании ARosgas Holding AG., которая принадлежит кипрской Siritia Ventures Ltd., которая принадлежит московскому ООО «Рубин», которое принадлежит Газпромбанку, доля которого принадлежит «Газфонду», которым управляет компания «Лидер», которая принадлежит «Согазу», который принадлежит банку «Россия», который принадлежит Юрию Ковальчуку. В феврале 2006 г. Газпромбанк продал свою долю в «Росукрэнерго» «Газпрому» за $3,5 млрд.

А вот с украинской стороны исполнительным директором являлся Олег Пальчиков, который прежде возглавлял московское представительство компании EuralTransGas, предыдущего газового посредника. Сведения о том, что теневым владельцем этой компании являлся известный бизнесмен Семен Могилевич, входящий в десятку самых разыскиваемых людей ФБР, которое считает его одним из руководителей солнцевской ОПГ, были в свое время опровергнуты в судебном порядке. Однако, когда на смену скандальному посреднику пришла «Росукрэнерго», наружу вылезли те же «уши»: еще в 2005 г. руководитель службы безопасности Украины Александр Турчинов заявил, что и ее тоже контролирует Семен Могилевич через сеть подставных фирм и адвокатов. Представители и этой компании опровергли эти сведения.

Но отдадим ему должное, господин Могилевич оказался на диво вездесущ. При разгроме «Арбат Престижа» российские правоохранители утверждали, что его теневым владельцем является не столько Владимир Некрасов (вышедший летом 2009 г. из тюрьмы), сколько все тот же Семен Могилевич. Выходило так, что трудно было найти компанию в Восточной Европе, теневым владельцем которой не являлся бы Семен Могилевич. Однако при более внимательном чтении прессы можно было понять, что помимо него во многих иностранных фирмах, связанных с «Росукрэнерго», среди совладельцев фигурировали менеджеры «Газпрома». Поистине, мир Большой трубы столь же причудлив, разнообразен и таинствен, как и подводный мир!

В июле 2009 г. пострадал еще один миллиардер – Тельман Исмаилов: правительство Москвы закрыло «Черкизон». Исмаилов владел 75 % территории рынка. Здесь с начала 1990-х трудились 100 тыс. разноязыких торговцев из Азии, из них около 60 тыс. китайцев. За это время рынок четырежды горел, в 2001 г. в автобусе заживо сгорели 14 челноков из Краснодара, в 2006-м националисты совершили теракт с многочисленными жертвами. Власти столицы объяснили закрытие «Черкизона» планами строительства физкультурного комплекса (хотя до этого существовали планы строительства здесь коммерческой недвижимости). Группа вьетнамцев в знак протеста против закрытия рынка перекрыла Щелковское шоссе – их оперативно выдворили из страны.

Было ощущение какой-то системной деградации. Катастрофы, которые следовали одна за другой, выглядели результатом не случайности, а злого умысла или идиотизма: авария на Саяно-Шушенской ГЭС, взрыв «Невского экспресса», пожар в пермском клубе «Хромая лошадь».

Как тут не вспомнить слова Сергея Воробьева, управляющего партнера и председателя совета директоров компании Ward Howell, который говорил, что «худший сценарий – это безоговорочное торжество вертикали власти со всеми вытекающими отсюда последствиями: монополизацией, воровством, уравниловкой, тотальным регулированием – и, как следствие, деградация с последующим “взрывом”. Лучший выход – рост производительности труда, эффективности управления и, как следствие, конкурентоспособности. Вход в value added economy (экономика добавленной ценности). Вышибание “пробки” негибкости, медлительности и коррупции путем сноса горлышка “бутылки” сырьевой и статусной ренты. То есть выход на взаимодействие горизонтально-вертикальных связей – переход к “диагонали управления”».

И в 2010 г. легче не стало: это был редкий год, когда, казалось, не происходило ничего хорошего, а было все только плохое. Если, конечно, не принимать во внимание такие «события года», как открытие в Москве в торговом центре «Метрополис» забегаловки «Бургер Кинг». От «Макдоналдса» он отстал ровно на 20 лет, но от ассоциаций отделаться было трудно. В день открытия к кассе стояла гигантская очередь – пусть и не такая, как в 1990-м на Пушкинской, но все равно длиннющая. Люди фотографировали вывеску и «свободные кассы» на телефоны, фотографировались сами на фоне – было понятно, что их в эту очередь привело не только желание съесть котлету в булке. Советские позднеперестроечные люди приходили в бывшее кафе «Лира» и выстаивали многочасовые очереди за бигмаками, чтобы прикоснуться к – да черт его знает к чему! Слово «цивилизация» здесь, конечно, неуместно, но им ведь действительно казалось, что они прикасаются к цивилизации, потому что это же фантастика – в Москве открылось точно такое же заведение, как в Америке («Макдоналдс» и сейчас называет свои точки ресторанами, но тогда это было буквально: вот что такое настоящий ресторан, а не то, что у нас с фикусами и швейцарами). Очередь 2010 г. была, конечно, другой. Людей в нее привело то же самое любопытство, но мотивировано оно было иначе – большая часть этих людей была уже знакома с «Бургер Кингом» (кто-то по Турции, кто-то по Лондону), и они уже заранее знали, что увидят: такой же «Макдоналдс», но все-таки другой. Другой ровно в той мере, чтобы хватило на чувство новизны, которое в 2010-м было гораздо более дефицитным, чем в 1990-м. Сейчас вообще кажется, что этот дефицит нового – самое важное из того, что есть сегодня в России. Стабильность, которой дорожили в начале нулевых, ценностью быть перестала. Возможно, что даже появление «Бургер Кинга» стало событием именно поэтому. Не хватало нового, хоть чего-нибудь.

И так было у нас, и так было во всем мире. То есть год как год, только дышать надо было глубже. Кризис никуда не девался, он, скорее, затаился.