Глава 7
Врач Папы примчался в Ватикан со срочным известием: в Риме вспышка чумы. Папа Александр, сидевший на троне в Зале Веры, не на шутку встревожился. Быстро вызвал дочь в свои покои.
– Тебе пора ехать в Пезаро, искать убежища от болезни у своего мужа.
– Но, папа, – она упала на колени, обхватила его ноги, – как я могу покинуть тебя? Как я могу оставить моих братьев, мою дорогую Адриану, нашу Джулию? Как смогу жить вдали от города, который люблю.
В обычной ситуации дочери удалось бы выторговать у Александра еще немного времени, но страшная болезнь требовала ее немедленного отъезда.
– Я отправлю мадонну Адриану и милую Джулию с тобой в Пезаро, – ответил он. – И мы будем каждый день обмениваться письмами, чтобы ни один из нас не чувствовал себя одиноким, моя дорогая дочь.
Но Лукреция не хотела и слышать об отъезде. Ее обычно кроткие глаза засверкали.
– Я предпочту умереть от Черной смерти в Риме, чем жить с Джованни Сфорца в Пезаро. Он ужасный. Никогда не смотрит на меня, редко говорит, и только о себе, или заставляет делать то, чего я терпеть не могу.
Папа Александр обнял дочь, попытался утешить.
– Разве мы не говорили об этом раньше? О жертвах, которые должен принести каждый из нас ради благополучия нашей семьи и усиления власти Господа в этом мире?
Наша милая Джулия говорила мне о том, что ты восторгаешься святой Катериной. Стала бы она возражать, как ты, или подчинилась бы велению Господа? Разве твой отец – не Его голос на земле?
Лукреция отступила на шаг, посмотрела на Александра. Она продолжала дуться.
– Но Катерина Сиенская – святая, я – всего лишь девочка. От девочек нельзя ждать того, что делают святые.
Дочери Папы совсем не обязательно быть мученицей.
Папа Александр просиял. Редкий человек смог бы устоять перед яростными аргументами Лукреции, и его, конечно, радовало ее нежелание расстаться с ним.
Он взял ее хрупкую ручку в свои.
– Папа тоже должен чем-то жертвовать ради Господа.
А поскольку в этом мире нет более любимого мною человека, чем ты…
Тут уж Лукреция игриво посмотрела на отца.
– А как же Джулия?
Александр осенил себя крестом.
– Бог мне свидетель, повторяю, тебя я люблю больше всех.
– О, папа, – Лукреция бросилась ему на шею, вдохнула аромат благовоний, идущий от его одеяний. – Ты обещаешь каждый день присылать мне письма? Обещаешь послать за мной, как только поймешь, что я больше не смогу терпеть разлуку? Иначе я растаю от отчаяния, и ты уже никогда не увидишь меня.
– Обещаю, – кивнул он. – А теперь собирай своих служанок, и я сообщу твоему мужу, что ты немедленно выезжаешь в Пезаро.
Лукреция склонилась над рукой Папы, чтобы поцеловать перстень, а подняв голову, спросила: «Мне сказать Джулии или ты сам?»
Папа улыбнулся.
– Ты можешь сказать ей, – изрек он, изображая серьезность. – А теперь иди…
* * *
В последний день пятидневного путешествия в Пезаро дождь лил как из ведра, изрядно вымочив Лукрецию, Джулию и Адриану, так же как их слуг и багаж.
Лукреция из-за этого очень расстроилась, потому что рассчитывала прибыть во всем блеске, все-таки герцогиня. Очень уж ей хотелось видеть восхищение и любовь на лицах своих подданных.
Женщины ехали на лошадях, сундуки везли на крестьянских телегах. Окружающие их красоты природы не могли не нравиться, но вот грязная разбитая дорога изрядно портила впечатление. Хотя Лукрецию сопровождали Мичелотто и несколько его вооруженных людей, так что нападения бандитов они могли не опасаться, им приходилось останавливаться каждую ночь. Постоялые дворы по пути от Рима до Пезаро встречались редко, поэтому чаще приходилось вставать лагерем в чистом поле.
За несколько часов до прибытия Лукреция попросила поставить ей шатер, чтобы она и Джулия смогли привести себя в порядок. Они провели в дороге много дней, так что ее юное личико, а особенно волосы запылились, не говоря уже о грязи на обуви и платье. Лукреция попросила служанок вымыть ей волосы, вытереть полотенцами и смазать бальзамом, чтобы придать прядям особый, золотистый оттенок. Но, сняв одно платье, чтобы надеть другое, Лукреция почувствовала головокружение. «Мне холодно», – пожаловалась она одной из служанок и оперлась на ее плечо.
На лице Адрианы читалась тревога, потому что щечки Лукреции заметно порозовели.
– Ты плохо себя чувствуешь? – спросила она.
Лукреция улыбнулась, глаза ее блестели ярче обычного.
– Я в полном порядке, – солгала она, но Адриана заметила мурашки на ее руках. – Как только приедем, я выпью горячего чая и мне сразу станет лучше. Поторопимся, я уверена, что нам подготовили пышную встречу, и негоже заставлять ждать моих верноподданных.
Они въехали на территорию герцогства, и еще за несколько миль до городских ворот вдоль дороги стояли мужчины, женщины, дети, прикрывшись от дождя досками или сложенной в несколько слоев материей. Все они приветствовали ее радостными криками, бросали цветы, протягивали младенцев, чтобы она прикоснулась к ним.
Когда они прибыли к воротам, у Лукреции голова шла кругом. Джованни встретил ее улыбкой, откуда-то издалека донеслись его слова: «Добро пожаловать, моя герцогиня», – а мгновением позже она потеряла сознание и соскользнула с лошади.
Один из слуг поймал ее на руки и отнес во дворец.
Удивляясь, сколь мало весит эта белокурая красавица, осторожно положил ее на пуховую кровать в главной спальне и пошел к остальным слугам делиться своими впечатлениями о новой жене герцога. Адриана и Джулия суетились над ней, пытались напоить супом и чаем, тогда как Джованни вышел к толпе горожан, чтобы сказать, что герцогиня поприветствует их днем позже, когда немножко отдохнет.
В ту ночь, в темной комнате незнакомого города, Лукреция лежала в постели, молилась и пыталась заснуть. Ей ужасно недоставало отца, еще больше – любимого брата Чезаре.
В день отъезда из Рима Чезаре пообещал, что навестит ее в Пезаро, а если не получится – пошлет за ней дона Мичелотто, чтобы тот привез ее на встречу с ним в «Серебряное озеро», которое находилось аккурат между Римом и Пезаро. Там они смогут побыть вдвоем. Вдоволь наговориться без посторонних. Побегать, как в детстве, по лугам, вдали от цепких глаз Папы и тех, кто по его требованию приглядывал за ними.
Мысли о Чезаре успокоили ее, и наконец, закрыв глаза и почувствовав его губы на своих, Лукреция уснула.
Наутро проснулась еще с температурой, но отказалась остаться в постели: не хотела даже на день откладывать знакомство с красотами Пезаро и горожанами, которые, в чем она не сомневалась, с нетерпением ожидали ее появления. Дождь перестал, в окно ярко светило солнце. Некоторые из горожан провели ночь на площади у замка.
Через открытые окна до нее доносились их песни.
Джованни пообещал Лукреции устроить грандиозный бал в честь ее прибытия. К этому следовало подготовиться. С помощью Джулии, Адрианы и служанок она выбрала простенькое, но элегантное платье из розового атласа с лифом, обшитым прекрасным венецианским кружевом.
Надела головной убор, украшенный золотым шитьем и жемчугом. Покружившись перед Джулией, спросила: «Выгляжу я как герцогиня?»
– Скорее ты похожа на принцессу, – сверкая синими глазами, ответила Джулия.
Адриана согласилась:
– Чистый ангел.
Лукреция вышла на балкон, помахала рукой собравшейся на площади толпе. Ее приветствовали криками восторга, забросали цветочными венками. Она наклонилась, подняла один с пола, надела на голову. Горожане просто взвыли от радости.
На площади появились музыканты, на улицах – жонглеры, акробаты, шуты, совсем как в Риме. Лукреция лучилась от счастья: приятно, знаете ли, быть в центре внимания. Лукрецию всегда удивляло, с чего это ее отец и братья так любят процессии, которые в Риме случались по всякому поводу. Теперь она поняла. Вглядываясь в лица мужчин, женщин, детей, собравшихся, чтобы посмотреть на нее, Лукреция уже не чувствовала себя одинокой. Должно быть, она тоже рождена для обожания?
Пезаро ей понравился, как и окрестности, с зелеными полями, оливковыми рощами. Защищая город от ветров и от врагов, в небо вздымались Апеннины. Лукреция поняла, что может обрести здесь счастье, при условии, что найдет способ терпеть своего мужа, Джованни.
* * *
Во Франции хорошо знали, что король Карл при всем его почтении к святой римской католической церкви придает большое значение расположению звезд на небесах.
Поэтому не стоило удивляться, что его главным советником, которому он безгранично доверял, был Симон Павийский, ученый и астролог. Симон составил гороскоп Карла и указал, что молодому королю суждено возглавить Крестовый поход против турок. С самого детства Карл не принимал ни одного важного решения, предварительно не посоветовавшись с астрологом.
Папа Александр сидел за столом и подписывал толстую стопку булл. Подняв голову и увидев вошедшего Дуарте, он дружелюбно улыбнулся и попросил остальных покинуть комнату.
Александр встал, прошел к своему любимому креслу.
А когда Дуарте наклонился, чтобы поцеловать перстень, отмахнулся.
– Мой друг, оставь эти церемонии для публики. Сейчас же мы вдвоем, и ты прекрасно знаешь, что тебе я доверяю больше всех, включая и моих детей. Такая ответственность требует определенного равенства в отношениях, даже от наместника Христа. Ибо я уважаю и ценю твою дружбу и верность.
Он указал на другое кресло, напротив своего, но Дуарте не мог усидеть на месте, пока не рассказал, с чем пришел.
Александр слушал внимательно.
– А ты сам веришь, что звезды правят миром? – наконец спросил он.
Дуарте покачал головой.
– Ваше святейшество, во что я верю, а во что – нет, не имеет ровно никакого значения.
– И все-таки.
– Я верю, что звезды оказывают влияние на жизнь человека, но управляют ею только сам человек и Господь наш.
Папа коснулся янтарного амулета, который постоянно висел у него на шее, с любовью потер его.
– Каждый из нас верит, что в жизни есть место волшебству, и Карл – не исключение, – он улыбнулся Дуарте. – Но ты пришел ко мне с каким-то планом, я это вижу по твоему лицу. Выкладывай.
Дуарте понизил голос до шепота:
– Позвольте мне съездить к этому человеку, к этому Симону Павийскому до начала вторжения, с вознаграждением за услуги, которые могут нам понадобиться. Показать, что мы высоко ценим его ученость.
– Какова сумма вознаграждения? – спросил Александр.
Дуарте на мгновение помялся, зная, что Папа очень прижимист, если речь шла не о государственных церемониях или семейных делах.
– Я предлагаю двадцать тысяч дукатов…
Глаза Александра широко раскрылись, но он постарался изгнать удивление из голоса.
– Дуарте! Этих денег нам хватит, чтобы купить для армии всех необходимых ей лошадей. Двадцать тысяч дукатов – не вознаграждение за услуги, а колоссальная взятка…
Брандао улыбнулся.
– Ваше святейшество, мы не должны мелочиться. Этот ученый пользуется абсолютным доверием короля Франции, и хотелось бы, чтобы звезды были к нам благосклонны.
Папа несколько минут просидел в глубокой задумчивости, потом кивнул.
– Дуарте, ты, как обычно, прав. Заплати dottore предложенное тобой вознаграждение. Астрология отрицает дарованную Богом свободу воли. Она запрещена каноническим законом. Но мы ведь ею не занимаемся. Так что наши бессмертные души вне опасности.
В ту самую ночь Дуарте, переодевшись, пересек границу Франции. Ехал несколько дней, пока не добрался до нужного ему маленького домика в лесу. Симона Павийского он обнаружил в объятьях толстой проститутки. Брандао, истинный джентльмен, вежливо попросил Симона на какое-то время оставить даму и присоединиться к нему в гостиной, поскольку он прибыл с важным сообщением.
Дуарте потребовалось лишь несколько минут, чтобы объяснить цель своего визита и вручить Симону вознаграждение.
Уверенный в успехе миссии, Дуарте вскочил на лошадь и поскакал обратно в Рим.
* * *
Ах, если бы Папа мог обладать сердцем и душой святого, а не испытывать обычные желания смертного человека! Несмотря на сложность политической интриги, которую плел Александр, он то и дело отвлекался на личные дела. Его молодой любовнице Джулии Фарнезе, которая уехала с Лукрецией в Пезаро, из-за болезни герцогини пришлось задержаться там на несколько недель дольше.
Как только Лукреция окрепла и Джулия могла уехать с чистой совестью, ей захотелось навестить мужа Орсо, в замке Бассанелло, по причинам, совершенно непонятным Папе. Но сначала она попросила разрешения заехать к матери и больному брату в Каподимонте.
На просьбу Джулии Александр ответил отказом. Ее муж, Орсо, солдат, и его нельзя отвлекать от службы. Но Джулия, молодая и волевая женщина, не пожелала сразу же вернуться в Рим. Отправила второе письмо, с нижайшей просьбой простить ее за непослушание, но в Рим не приехала. Более того, увезла в Каподимонте и свекровь, Адриану.
Получив второе письмо Джулии, Александр пришел в ярость. Если он не мог жить без Джулии, как она могла жить без него? Неверная девчонка! Теперь уже от гнева Папы доставалось всем, кому приходилось иметь с ним дело. Ночами он лежал без сна, не от тревожных мыслей о нависшей над Римом угрозе вторжения, а от желания коснуться руки Джулии, вдохнуть аромат ее волос, почувствовать тепло тела. Наконец, не в силах терпеть эту пытку, он преклонял колени перед алтарем и молил Господа изгнать из его сердца демона ненасытной страсти. Когда кардинал Фарнезе попытался воззвать к его здравому смыслу, мол, у сестры нет выбора, Орсо послал за ней, а он все-таки ее муж, Папа чуть ли не пинками выгнал его вон.
Днями Александр кипел от злости. Бродил по своим покоям и перечислял грехи своей любовницы, ее мужа, брата. Грозился, что проклянет их. Чтобы за это предательство их души прямиком отправились в ад.
Но именно молодой Орсо пришел на помощь Папе.
Услышав о печали Александра и опасаясь за собственное будущее, он запретил жене приезжать в Бассанелло. Более того, велел незамедлительно возвращаться в Рим, пока дороги не перекрыла французская армия. И она, конечно же, повиновалась, поскольку приказывал законный муж.
* * *
Когда король Карл повел свою мощную армию через Альпы на территорию Италии, ожесточенный, злобный кардинал делла Ровере находился рядом с ним, постоянно твердя о том, что борьба с семейством Борджа важнее любой войны с неверными.
Французские войска двигались на юг, к Неаполю, и никто не пытался остановить их, ни Милан, ни Болонья, ни Флоренция.
Папа Александр, узнав о приближении неприятеля, готовился защитить Рим и Ватикан. Он доверился главнокомандующему армией короля Ферранте, Вирджиньо Орсини, главе клана Орсини. Вирджиньо убедил Папу в своей верности, исправно платя налог за свои замки. Александр знал, что Вирджиньо может собрать под свое начало двадцать тысяч человек. С такой армией, базируясь в неприступной твердыне, замке Браччано, он бы, конечно, не пропустил французов к Риму.
Но семена предательства и жадности прорастают и в сердцах самых отважных людей, и даже Святейший Папа не мог такого предугадать.
Так что Дуарте Брандао ворвался в покои Папы с пренеприятным известием: «Мне только что сообщили, ваше святейшество, что наш бывший друг Вирджиньо Орсини перешел на сторону французов».
– Он, должно быть, сошел с ума… – изумился Папа Александр.
Дуарте, о чьей выдержке ходили легенды, на этот раз выглядел ужасно расстроенным.
– Что с тобой, друг мой? – спросил Папа. – Нам придется всего лишь изменить стратегию. Вместо того, чтобы бороться с королем Карлом, мы должны всего лишь его перехитрить.
Дуарте склонил голову, понизил голос.
– Есть и более печальная новость. Французы захватили Джулию Фарнезе и мадонну Адриану, когда те возвращались из Каподимонте. Их держат в штабе кавалерии.
Папа Александр побледнел от ярости. Долго не мог произнести ни слова, мозг парализовали тревога и страх.
Наконец заговорил:
– Дуарте, падение Рима – это трагедия, но, если с головы моей дорогой Джулии упадет хоть волос, это будет катастрофа. Договорись об их освобождении, потому что они наверняка захотят получить за них выкуп.
– Каковы ваши условия? – спросил Дуарте.
– Заплати, сколько попросят, – ответил Александр. – Потому что сейчас в руках Карла мое сердце и мои глаза.
* * *
Французов знали и как хороших солдат, и как галантных кавалеров. Захватив Джулию Фарнезе и Адриану Орсини, они первым делом освободили всех слуг. А потом старались развлечь пленниц отменной едой и забавными историями. Но как только Карл узнал о том, кто попал к нему в руки, он приказал незамедлительно вернуть женщин Папе.
– За какой выкуп? – спросил главный кавалерист.
Карл мог позволить себе щедрость.
– Три тысячи дукатов, – ответил он.
Кавалерист запротестовал:
– Папа Александр заплатит в пятьдесят раз больше.
– Но мы пришли сюда за короной Неаполя, – напомнил генералу король, – которая стоит гораздо больше.
Через три дня Джулия Фарнезе и Адриана прибыли в Рим в сопровождении четырехсот французских кавалеристов. У ворот их встречал сияющий от радости Александр.
Позже, в своих покоях, одетый, как испанский гранд, с мечом и кинжалом, в начищенных черных сапогах, привезенных из Валенсии, и черном, расшитом золотом плаще, он ждал Джулию, чтобы заняться с ней любовью.
И впервые с ее отъезда ощущал полное умиротворение.
* * *
Папа Александр знал, что после чудовищного предательства Вирджиньо Орсини сопротивляться французам бесполезно. Без крепостей, охранявших подходы к Риму, никто и ничто не могло остановить Карла. И теперь ему требовалось время, чтобы разработать новую стратегию и перехитрить молодого короля, раз уж не удалось в битве нанести поражение французам.
Со свойственной Александру предусмотрительностью, только заняв папский престол, он начал готовиться к возможному вторжению иностранной армии. Потайной ход соединил его покои в Ватикане с замком Сант-Анджело.
Имеющихся в замке запасов продовольствия и воды вполне хватало для того, чтобы защитники продержались в нем целую зиму.
И теперь, под присмотром Дуарте Брандао и дона Мичелотто слуги Александра и Чезаре собирали все самое ценное, золотые тиары, папские драгоценности, святые реликвии, кровати, шкафы, гобелены и переправляли в замок Сант-Анджело, тоже неприступную твердыню. Туда же отправились все родственники. Даже Ваноцца оставила свой дворец, чтобы укрыться в Сант-Анджело. Тем временем кардинал Фарнезе увез свою сестру Джулию из Рима. Он понимал, что возможная стычка бывшей и нынешней любовниц могла доставить Папе больше огорчений, чем вступление короля Карла в Рим. Хотя Ваноцца смирилась с тем, что Папа нашел себе молодую любовницу, и в общем-то никогда не воспринимала Джулию серьезно, та, наоборот, страшно ревновала Родриго к матери его детей.
На Рождество Папа приказал всем войскам Неаполя покинуть Рим. Победить французов и удержать город они не могли, и Папа опасался, что их присутствие побудит короля Карла на штурм Рима. В этом случае армия имела полное право разграбить захваченный город, чего, конечно, Папа допустить не мог.
– Пожалуйста, направь послание Карлу, – попросил он Дуарте. – Укажи, что его святейшество, Папа Александр, желает устроить ему радушный прием, когда он будет проходить через Рим на пути к Неаполю.
Дуарте нахмурился, глаза сузились.
– Проходить через Рим?
– Именно, – на лице Папы отразилась озабоченность. – Хотя я и не уверен, что таковы намерения доброго короля.
* * *
В декабре, когда падающий снег выкрасил все в серый цвет, Папа Александр и его сын Чезаре в печали наблюдали, как за окнами их замка марширует входящая в Рим французская армия.
Швейцарцы с десятифутовыми пиками, гасконцы с арбалетами и длинноствольными ружьями малого калибра, которые назывались аркебузами, немецкие наемники с боевыми топорами, легкая кавалерия с копьями наводнили город. Их сопровождали закованные в броню рыцари с мечами. Последними, ряд за рядом, шли французские артиллеристы, следуя за огромными бронзовыми орудиями.
Александр решил поселить короля в Венецианском дворце. На кухню он направил лучшего в Риме повара, сотни слуг ждали, чтобы обеспечить уровень роскоши, привычный французскому монарху. В ответ на гостеприимство Папы Карл под страхом смерти запретил мародерство или другие деяния, направленные во вред горожанам.
Но пока Карл восторгался пребыванием в Риме и медленно, но верно поддавался обаянию Папы, делла Ровере и другие кардиналы, плетущие заговоры против Александра, настойчиво предупреждали Карла о коварстве Борджа и стремились убедить его созвать Великий совет.
Александр послал к королю одного из своих самых верных и красноречивых кардиналов, чтобы тот защитил его от обвинений делла Ровере в симонии. И Карл, похоже, нашел аргументы посланника Папы более весомыми, чем нашептывания делла Ровере.
О Великом совете речь больше не заходила.
Вместо этого несколько дней спустя король Карл отправил Папе секретное послание. Развернув пергамент, Александр шумно выдохнул. Внимательно изучил текст и попытался понять, в каком настроении находился автор.
Король обращался к Папе с просьбой. Желал получить аудиенцию.
Папа чувствовал безмерное облегчение. Все получалось как нельзя лучше. Его стратегия срабатывала. Жестокое поражение, похоже, оборачивалось почти что победой. Хотя войска короля находились на его территориях, Папа знал, что на этой встрече должен всем своим видом внушать импульсивному французскому королю главное: власть Бога выше светской. Но, разумеется, без наглости, не выставляя напоказ своего облегчения.
Папа назначил встречу в ватиканских садах. И сразу возникла новая проблема. Александр понимал, что не может прибыть раньше Карла и ждать его. С другой стороны, не мог ждать и король. Но Александр нашел изящное решение.
В сад Ватикана его принесли из замка Сант-Анджело в закрытом паланкине. Носильщики встали за большим кустом, у стены одного из каменных зданий, где ни их, ни паланкин никто не видел. Там они провели двадцать минут. А как только в конце длинной дорожки, обсаженной алыми розами, появился Карл, носильщики понесли паланкин навстречу королю. Папа Александр прибыл во всей красе, в митре, с усыпанным драгоценными камнями распятием на груди.
Карл, король Франции, командовавший едва ли не самой сильной армией в христианском мире, росточком чуть превосходил карликов, носил обувь на высоких каблуках и старался компенсировать свою невзрачность многоцветьем одежды. Габариты Папы произвели на него столь неизгладимое впечатление, что из уголка рта потекла струйка слюны.
Вот в этом благоухающем ароматом роз саду Папа Александр и провел переговоры, которые спасли Рим.
* * *
На следующий день Папа и король встретились вновь, чтобы окончательно утвердить достигнутые договоренности, на этот раз в зале Пап. Александр сознательно выбрал именно этот зал. Карл не мог не испытывать благоговения, осознавая, что находится в святом месте.
Александр продиктовал преамбулу, и Карл ни в чем его не поправил: «Наш Святейший Папа остается добрым отцом короля Франции, а король Франции остается верным сыном нашего Святейшего Папы». После чего они перешли к конкретике.
Александр обязался пропустить французскую армию через Папскую область, обеспечивая войска продовольствием. Короче, Карл получал благословение церкви на вооруженный захват Неаполя. Чтобы искренность намерений Папы не вызывала сомнений, он отдавал в заложники королю своего любимого сына Чезаре. Последний получал право помазать Карла на престол Неаполитанского королевства после взятия города.
Принц Джем, заложник Папы, тоже передавался королю Карлу с условием, что Папе оставались сорок тысяч дукатов, которые ежегодно присылал турецкий султан.
Карл собирался использовать Джема в Крестовом походе, чтобы внести разброд в стан неверных.
Король Карл более всего хотел, чтобы Папа официально назначил его главнокомандующим Крестовым походом. Александр соглашался, но с условием, что сначала Карл должен поклясться ему в верности и признать его истинным наместником Бога на земле.
На том и порешили, правда, Папа особо обговорил, что объявит Карла главнокомандующим лишь после взятия Неаполя.
Карл поклонился несколько раз, как того требовал этикет, поцеловал перстень Папы, прежде чем сказать:
«Я клянусь в повиновении и уважении вашему святейшеству, как и все прежние короли Франции. Я признаю вас понтификом всех христиан, наследником апостолов Петра и Павла. И предлагаю святейшему престолу все, что у меня есть».
Александр поднялся, обнял Карла.
– Я дарую вам три желания.
Того тоже требовал обычай. Вассал, признавший власть нового сюзерена, имел право на три желания. Чтобы избежать сюрпризов и лишней суеты, желания, естественно, обговаривали заранее.
– Я прошу подтвердить, что моя семья имеет все права на королевские привилегии, что я правлю по воле Господа. Я прошу благословить поход на Неаполь. Я прошу возвести троих названных мною человек в сан кардинала и разрешить кардиналу делла Ровере проживать во Франции.
Папа Александр согласился выполнить все желания, и от великой радости Карл подозвал к себе высокого, тонкого, как тростинка, мужчину, с длинным лицом и печальными глазами.
– Ваше святейшество, я бы хотел представить вам моего ученого и астролога, Симона Павийского. Звезды говорят ему о настоящем и будущем, и его оценка ситуации стала основным фактором, который обусловил мое решение, побудил меня отмахнуться от советов кардинала делла Ровере и заключить с вами союз.
Вот так Александр обернул совершенно безнадежную позицию в равноправное мирное соглашение.
* * *
В тот же вечер Александр вызвал Чезаре в свои покои, чтобы объяснить подробности договоренности с королем Карлом.
Чезаре изрядно разозлился, слушая отца, но склонил голову. Он понимал, что он, кардинал и сын Папы, первый кандидат в заложники. Его брат Хуан, которому вскорости предстояло стать во главе папской армии, на эту роль не годился. И злился Чезаре лишь потому, что в очередной раз стал пешкой в чужой игре. Опасность, которой подвергалась его жизнь, Чезаре нисколько не волновала.
Александр присел на прекрасный резной комод, который стоял у изножия кровати. Резьбу выполнил сам Пинтуриккьо. В комоде стояли чаши для вина, лежала ночная одежда. Там же нашлось места духам и благовониям, словом, всему необходимому на те случаи, когда Папа Александр приводил любовниц в свою спальню. Нравилось ему сидеть на комоде, а не в креслах или на стульях.
– Сын мой, ты знаешь, что я не могу отдать в заложники твоего брата Хуана, потому что он будет назначен главнокомандующим папской армией. Поэтому остаешься только ты, – говорил Александр, видя раздражение Чезаре. – Карл также потребовал отдать ему Джема, так что у тебя будет компаньон. Взбодрись! В Неаполе ты найдешь массу развлечений, – Александр выдержал паузу, его темные глаза весело блеснули. – Не очень-то ты любишь своего брата Хуана.
Но Чезаре уже привык к этому трюку Александра: маскировать веселостью серьезность вопроса.
– Он – мой брат, – уважительно ответствовал Чезаре. – И я люблю его, как брата.
Чезаре хранил куда более ужасные тайны, чем ненависть к брату, тайны, которые могли погубить его жизнь, разрушить взаимоотношения с отцом, церковью, друзьями. Поэтому он и не пытался скрыть истинное отношение к Хуану. Рассмеялся.
– Разумеется, не будь он моим братом, я бы считал его врагом.
Александр поморщился.
– Никогда такого не говори, даже в шутку. У семьи Борджа много врагов, и мы сможем выжить, лишь храня верность друг другу, – он поднялся с комода, подошел к Чезаре, обнял его. – Я знаю, что ты предпочел бы быть солдатом, а не священником. Но поверь мне, главные надежды семьи я связываю с тобой, а не с Хуаном, хотя ты и знаешь, как я люблю твоего брата. Но после моей смерти все рухнет, если только ты не унаследуешь от меня папский престол. Ты – единственный из моих детей, кто на это способен. У тебя есть для этого ум, храбрость, решительность, умение воевать. И раньше были Папы-воины, таким же станешь и ты.
– Я слишком молод, – нетерпеливо бросил Чезаре. – Для этого тебе придется прожить еще двадцать лет.
Александр хлопнул его по плечу.
– А почему нет? – лицо Папы осветила обаятельная улыбка, которая так нравилась его детям и любовницам.
Густой баритон набрал силу. – Кто наслаждается доброй выпивкой больше, чем я? Кто может охотиться целый день? Кто любит женщин? Если бы канонический закон не запрещал Папам иметь детей, кто знает, сколько бы я их наплодил! Я проживу еще двадцать лет, и ты станешь Папой. Я уже все распланировал.
– Я бы предпочел сражаться, а не молиться, – ответил Чезаре. – В этом моя жизнь.
– Ты это уже доказал, – Александр вздохнул. – Но я говорю все это, чтобы доказать тебе свою любовь. Ты – мой дорогой сын и моя самая большая надежда. Придет день, когда ты, не Карл, возьмешь Иерусалим, – он помолчал, успокаивая разыгравшиеся чувства.
Умение создать ощущение, что в его компании человеку легко и вольготно, в арсенале Александра являлось самым эффективным оружием. Собеседник проникался впечатлением, что его благополучие – главная забота Папы.
Тем самым он заручался доверием человека, убеждал верить сначала в него, а уж потом в себя. В этом и заключалось истинное предательство.
Умение это Александр искусно использовал и с королевскими особами, и с детьми, и со своими подданными: будучи Папой, он владел всем миром.
На мгновение обаяние Папы зачаровало Чезаре. Но упоминание Крестового похода сорвало пелену с глаз.
Папа и короли часто эксплуатировали идею Крестового похода, чтобы выудить деньги из верующих. Крестовый поход рассматривался как один из источников дохода. Но время Крестовых походов безвозвратно ушло, ислам стал слишком силен. И уже сам угрожал Европе. Венецианцы боялись, что такая война положит конец морской торговле и турки смогут даже напасть на их город. Франция и Испания постоянно ссорились из-за Неаполя, Папа отдавал все силы на то, чтобы сохранить хотя бы призрачную власть над Папской областью. И его отец не мог всего этого не понимать. Чезаре также знал, что в сердце Александра Хуан уверенно держит первое место… наверное, думал он, по праву. Ибо Хуан в совершенстве владел уловками хитрой женщины и манерами придворного. Иной раз ему даже удавалось очаровать Чезаре, хотя Чезаре презирал брата, считая его трусом. Главнокомандующий папской армией? Отменная шутка, но не более того!
– Если я возглавлю Крестовый поход, то выбрею себе тонзуру, – пообещал Чезаре. До сих пор, даже став кардиналом, Чезаре не брил макушку.
Александр рассмеялся.
– После того, как ты возьмешь Иерусалим, возможно, тебе удастся убедить церковь расстаться и с обетом безбрачия, и с тонзурами. Возможно, какой-то смысл в этом есть, но и первое, и второе противоестественно. – Александр помолчал, погрузившись в раздумья. – Позволь напомнить тебе вот о чем. Присоединившись к французской армии, ты должен охранять жизнь второго заложника, Джема. Не забывай, что турецкий султан платит за него сорок тысяч дукатов в год. Если он умрет или сбежит, денег не будет. А он приносит их больше, чем кардинальская шляпа.
– Я буду охранять и его, и себя, – ответил Чезаре. – Надеюсь, ты удержишь моего брата Хуана в Испании. Он ни в чем не должен помогать королю Фердинанду, чтобы не ставить под угрозу мою жизнь.
– Твой брат будет выполнять только мои приказы, – пообещал Александр. – А первый и главный мой приказ – обеспечение твоей безопасности. В конце концов, сын мой, в твоих руках будущее семьи Борджа.
– Для тебя я, как всегда, сделаю все, что в моих силах, – ответил Чезаре. – И для церкви.
* * *
Зная, что во второй половине дня его возьмут в заложники и увезут из Рима, Чезаре до зари покинул Ватикан и ускакал за город. На этот раз не на прогулку, а с конкретной целью.
Дорога привела его в лес, где еще кипела ночная жизнь и ухали филины. До маленькой деревушки, расположенной за лесом, он добрался, когда первые лучи солнца начали разгонять тьму. Лошадь вспотела от долгой скачки.
Подойдя к маленькому каменному домику, он позвал хозяйку: «Нони, Нони!»
Ему никто не ответил. Он оглядел поле, никого не увидел. Объехал дом.
Старуха, годами согнутая пополам, отдыхала, тяжело оперевшись на толстую палку. Передвигалась она с огромным трудом, волоча ноги, словно шла сквозь годы. В другой руке она держала корзинку с только что собранными на огороде травками и цветами. При ходьбе голову она опускала так низко, что едва не касалась земли. Вдруг подняла голову, огляделась. Но не увидела его. Поставила корзинку на влажную землю, сорвала пучок травы, положила поверх цветов. Обратила взор к небесам, перекрестилась. Потащилась дальше.
– Нони, – вновь позвал Чезаре старуху, подъехав вплотную. – Нони!
Женщина остановилась, подняла палку, словно хотела ударить пришельца. Но, присмотревшись, узнала его.
Улыбнулась.
– Слезь с коня, мой мальчик, – голос дрожал от волнения и возраста. – Подойди сюда, позволь прикоснуться к тебе.
Чезаре спрыгнул с коня, осторожно, чтобы, не дай бог, не сломать хрупкие косточки, обнял старуху.
– Что я могу сделать для тебя, сын мой? – спросила она.
– Мне нужна твоя помощь. Травка, которая на много часов вгонит взрослого мужчину в сон, в остальном не причинив ему никакого вреда. Без цвета и без запаха.
Старуха хохотнула, с любовью коснулась пальцами щеки Чезаре.
– Хороший мальчик. Ты – хороший мальчик, – повторила она. – Не яд? Ты не такой, как твой отец… – пробормотала она. Вновь хохотнула, ее лицо покрылось морщинками, совсем как тонкий лист пергамента.
Чезаре знал Нони всю жизнь. По Риму ходили слухи, что в Испании она была кормилицей Александра, и тот питал к ней такую любовь, что привез в Италию, купил этот домик и огород, где она могла выращивать свои травки.
Она всегда жила одна, однако никто не беспокоил ее, ни ночные бандиты, ни городские вандалы, которые иной раз отправлялись грабить беззащитных крестьян. Впрочем, удивляло это далеко не всех, потому что, согласно другим слухам, покровители у Нони были посильнее Святейшего Папы. Глубокой ночью странный вой доносился из ее дома, и не только при полной луне. И еще, Чезаре точно знал, что ей не приходится охотиться или покупать еду. Мертвых птичек и маленьких животных, которых оставалось только положить в котелок, она находила на пороге или в огороде.
Александр редко говорил о ней при Чезаре, но всегда с теплотой и любовью. Каждый год он торжественно приезжал к ее домику, чтобы Нони омыла его в маленьком, чистом пруду, расположенном за огородом. Сопровождающие близко не подходили, но клялись, что слышали рев ветра и хлопанье крыльев и видели, как падали звезды.
Ходили и другие истории. На шее Александр носил янтарный амулет, он получил его от Нони еще молодым кардиналом и однажды, потеряв, пришел в ужас. Случилось это в тот день, когда на охоте он упал с лошади, ударился головой и пролежал без сознания много часов. Все думали, что он умрет.
Тем временем множество слуг разыскивали амулет и сумели-таки найти его. Александр поправился, а потом попросил ватиканского ювелира снабдить золотую цепь, на которой висел амулет, крепким замком. Потом расплавил замок, чтобы никогда не снимать его. Александр клялся, что амулет защищает от зла, и никто не мог убедить его в обратном.
Нони все так же медленно доползла до дома, вошла.
Чезаре последовал за ней. На крюках, вбитых в почерневшие от времени стены, висели связки высушенных растений. От одной Нони осторожно оторвала несколько листочков, обернула ими головку каменного пестика, опустила в ступу, растолкла листочки в мельчайший порошок.
Ссыпала в маленький мешочек, протянула Чезаре.
– Этот порошок вызывает глубокий, без сновидений, сон. Для одного человека тебе нужна крохотная щепотка.
Того количества, что я тебе дала, хватит на целую армию.
Чезаре поблагодарил старуху, вновь обнял ее. Когда собрался сесть на лошадь, она коснулась его руки и предупредила: «В твоем доме смерть. Кто-то молодой. Береги себя, ибо опасность грозит и тебе».
Чезаре кивнул, попытался успокоить ее:
– Смерть всегда ходит рядом, ибо живем мы в опасные времена.
