46

Когда Рябов уверял меня, что мы с ним еще на охоту сходим, он был недалек от истины. Только вместе с Сережей я охотиться не собираюсь, хотя бы потому, что не положено находиться в скраде вместе с напарником. Даже при охоте с загонщиками у каждого стрелка — свой номер. У меня сейчас всего два загонщика, но зверь куда опаснее раненого кабана. Так что, узнай Сережа о предстоящей охоте, он бы сделал все возможное, чтобы моя лицензия была аннулирована.

Три дня кряду Марина возила донельзя израненного директора «Козерога» на массаж и родоновые ванны. Весь обслуживающий персонал санатория уже понял: калеки подобного рода топчут землю исключительно по недосмотру природы. Одна коляска инвалидная чего стоит, о внешнем виде говорить не приходится. Кажется, я уже самого себя убедил, что таких спартанцы в пропасть кидали.

Две санитарки помогли Марине раздеть меня перед курсом лечения. Я до того стеснялся посторонних женщин, что пытался прикрыться исключительно действующей рукой. Хотя бы потому, что от такого вида мужчины эти девушки явно предпенсионного возраста с двадцатилетним стажем, похоже, давно отвыкли.

Стоило нам остаться наедине, как я ожил не хуже Ляхова после исполнения приговора суда о высшей мере. Вместо того, чтобы погрузиться в ванну и спокойно бездельничать, быстро оделся в заранее приготовленный наряд и остался собой доволен. Узкие джинсы, кроссовки «Найк», легкая курточка как нельзя больше подходили для предстоящего визита. Однако парик с усами я надевать не стал, а запросто сунул его в небольшую кожаную сумочку, повесил ее через израненное предплечье и посмотрел на Марину.

— Пожелай мне удачи, — тихо прошептал я.

— Иди к черту, — бросила секретарша. — Такое придумать, словно дилетант.

— Но-но, Марина, — буркнул я, откровенно радуясь сгустившимся за окном полуподвала сумеркам и ее замечанию. — Скажи честно, ты просто завидуешь.

— Это точно, — продолжала оставаться недовольной секретарша. — Если Сережа узнает, он мне матку наизнанку вывернет.

— Тебе вывернешь, — согласился я с ее замечанием, — если поддержка танкового корпуса гарантирована.

Продолжить свою мысль я не успел, потому что в небольшое окошко легко скользнул мой водитель.

— Вы тут пару нагоните, — посоветовал я на прощание. — Только не в прямом смысле слова. Главное, Саша, морду вороти, а задницы у нас примерно одинаковые, с пяти метров точно не различат. И скули, Саша, только тихо. Ну что, с Богом?

Саша молча кивнул головой, перевел взгляд на Марину и неожиданно брякнул:

— Бог-то Бог, но… Сережа и так… Если узнает, яйца мне оборвет.

— Да вы что, подговорились? — зло зашептал я. — Только не вздумайте тут трахаться в предчувствии возможного хирургического вмешательства со стороны Рябова. Привет.

Я легко подтянулся на водопроводной трубе, вошел ногами в открытое пространство окошка, прогнулся, очутился на прохладной земле и подхватил «дипломат». Чего они так переживают, все продумано, учтены самые мелкие детали, вплоть до того, что освещение здесь, как везде. И в самом крайнем случае, напрасно, что ли, Вершигора меня шерифом обзывал? Ничего, генерал, я тебе тоже загадок добавлю. Однако сейчас все мои помыслы направлены совершенно на другого военного. Он, правда, в отставке, но все равно я привык уделять внимание людям вне зависимости от чинов и званий. В конце концов для меня на первом месте всегда стояла личность человека, а не его общественное положение. Пусть даже этот визит — все равно, что тренировочный выстрел по суслику перед охотой на крупного зверя.

Самая хорошая идея во всей предстоящей операции — санаторий. В нем клиентов, кроме меня, вроде бы нет, до того наши люди в последние годы оздоровились, что прекратили шастать толпами по санаториям. Обслуживающий персонал сейчас наверняка к телевизору жмется или проклинает правительство, чем ему еще на работе заниматься?

А вот полковник в отставке Прохоров никого не проклинает. Но и к телевизору явно не жмется. Потому что, хотя на его пенсию можно купить лишь полку, на которую зубы сами просятся, телевизор у него все равно не работает. Вот это горе, не то, что у других. Нужно же такому случиться, чтобы за день до трансляции записи финального матча на кубок Стэнли телевизор из строя вышел? Да еще у такого заклятого болельщика. Полковник-полковник, тебе ли не знать, что постоянные привычки порой людей до могилы доводили? Во всяком случае, что случилось с твоим ящиком, ты точно не знаешь. А я знаю. Предохранитель полетел, такая маленькая фиговина в задней панели. Наверное, волнуется Прохоров, что мастера до сих пор нет. Не переживай, скоро буду.

Я поднялся на второй этаж, достал из кармана носовой платок, вытер кончик носа и прижался платком к пуговке звонка. Дом как вымер. Еще бы. По одной программе хоккей, по другой — какие-то очередные многосерийные мексиканские сопли. У кого один телевизор — вполне семейным счастьем рискует. Еще подерутся супруги, выясняя что смотреть, — кубковый матч или триста пятидесятую серию какой-то там «Марины из корзины». Полковник не уперся куда-то смотреть хоккей, как же, ведь предупрежден — мастер будет в семь, так что два с половиной периода можно смотреть в домашней обстановке. Главное, чтоб его супруга со смены не смылась, не прискакала разрушать семейное счастье по поводу заработавшего телевизора. Сейчас от нашего производства чего хочешь ожидать можно, в том числе — свободного графика посещения работы и вынужденных отпусков. Впрочем, кажется, нашего героя явно нет дома. Весь план — к черту.

Я позвонил еще раз и окинул взглядом дверь. Сразу ясно, пенсионер — человек обеспеченный, раз на такую дверь раскололся. Это настоящая бронированная дверь, а не фуфель под нее, однако и она распахнула свои объятия Саше. Даже дверь перед таким обходительным мужчиной не устояла. Тем более, мой водитель — человек порядочный, в доме отставника, наверное, есть более дорогие вещи, чем предохранитель телевизора.

Я уже собрался уходить, когда настороженный голос из-за двери спросил:

— Кто там?

— Мастера вызывали? — равнодушно буркнул я недовольным тоном.

Тут же призывно зажглась лампочка над дверью, мелькнула тень в панорамном глазке. Свет погас еще до того, как полковник в отставке начал командовать замками двери. Еще один борец за экономию электроэнергии, подумал я, и поздоровался таким тоном, словно не к клиенту пришел, а вернулся к себе домой, застукав благоверную с таким дородным мужчиной:

— Чего вы, папаша, не открываете? У меня еще два вызова.

— В сортире был, — чистосердечно раскололся отставник.

Видимо, от нетерпения дождаться меня на него понос напал. Однако вместо того, чтобы гостеприимничать, полковник бросил командным тоном:

— Обувь сними, вот тапочки.

— Папаша, я бабки не за стриптиз получаю, а совсем по другому поводу, — тем же недовольным тоном продолжил я, однако полковник явно предпочитал чистоту в доме скорейшему выздоровлению телевизора. Пришлось выполнять его боевой приказ. В конце концов есть такая традиция — выполнять последнее желание человека. Хотя сам Прохоров вряд ли ей следовал, я проявил человеколюбие и потопал в носках по паркету в комнату. Сейчас меня только эти носки от Сабининого целителя отличают.

— Что у вас, папаша? Говорите, пока я насморк не прихватил.

— Сломался, падло, — выдал причину поломки телевизора мой клиент.

Я снял заднюю панель, открыл «дипломат», набитый инструментами, для вида поковырялся отверткой во внутренностях телевизора, в устройстве которого разбираюсь не хуже этого полковника. Полковник настороженно следил за моими действиями.

— Это будет стоить пять долларов, папаша, — буркнул я глухим голосом. — Надо деталь ставить. Заграничную.

— А дешевле нельзя?

— Папаша, я на пенсионерах не наживаюсь.

— Действуй, — приказал полковник таким голосом, что мне поневоле захотелось стать по стойке «смирно».

И однако вместо этого я просто-напросто поставил в гнездо предохранитель от этого же телевизора, и спустя полминуты он уже демонстрировал бьющих друг друга клюшками спортсменов под громкие вопли трибун и причитания комментатора. Если сейчас период закончится, мне не следует спешить. Вдруг во время перерыва кто-то из соседей нашего ветерана на площадку выскочит, перекур устроит. И чего это у людей такие замашки дурные, брали бы пример с меня, курили бы в доме — меньше свидетелей всяких на свете было бы.

— До окончания первого периода еще много времени, — поведал телевизор в то время, когда я крутил ручки настройки, — чтобы забить ответную шайбу. С площадки удален…

Кто там удален, меня уже мало интересовало, потому что таймер в углу экрана показывал двенадцать минут тридцать две секунды чистого игрового времени. За это время Уэйн Грецки мешок шайб забить может. А мне шайбы без надобности, я лучше забью первый маленький гвоздик в будущий гроб клиента.

— Порядок, папаша, гоните монету, — хрипло выдохнул я.

Полковник явно недовольно повернулся ко мне спиной и зашагал к секретеру.

Я собирал инструменты в чемоданчик под громкие звуки, издаваемые ожившим телевизором, и сообщил Прохорову:

— Как часы работает. Папаша, прокурор просил передать вам, чтоб на дно легли.

Полковник на мгновение застыл, словно его оглушило во время атаки, но тут же положил на телевизор купюру и чересчур горячо сказал:

— Какой прокурор? Что ты несешь? Иди отсюда.

— Уже иду. Только учтите, Прохоров, он под колпаком. Телефон прослушивается, поэтому и меня прислал. Тем более, папаша, что в последний раз ваш человек так плохо сработал — дальше некуда. Неустойку придется платить. Клиент выжил.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — более нервно бросил отставной полковник.

— Ну и хорошо. В общем, я предупредил. Опасность и вам грозит.

Я нарочито медленно повернулся к нему спиной и пошел к двери.

— Стоять! — по-военному рявкнул отставник.

Никак от привычек своих не отучится. Пора бы. Ничего, я тебя вылечу и от этого. Больше командовать не будешь.

— Чего еще, папаша?

— Телевизор потом не поломается?

Я усмехнулся и нагло заметил:

— Не волнуйтесь, на ваш век точно хватит.

— Мне действительно что-то угрожает? — не выдержали нервы у моего клиента.

— Еще как, — серьезным тоном сказал я, мгновенно вытянул вперед руку с девятимиллиметровым «комбатом», увенчанным серебристым глушителем, и выстрелил. Пуля вошла в лоб полковника точно над переносицей, отбросив его на журнальный столик. Бедняга, так порядок любит, чистоту соблюдает, а сам вазу разбил.

— Шайба в воротах «Рейнджеров»! — завопил телевизор.

— Это точно, — пробормотал я, вытирая отпечатки пальцев на его панели.

Полковника можно было грохнуть гораздо раньше. Не на лестничной клетке, это опасно, а сразу после того, как я убедился: в квартире, кроме него, никого нет. Однако, какую бы работу человек ни выполнял, он должен это делать с удовольствием.

Поэтому я не без наслаждения прикурил сигарету, затянулся несколько раз, пригасил ее и спрятал окурок. Зато с помощью носового платка достал два других, свеженьких, минут десять назад подобранных в этом же парадном вместе с порожней бутылкой водки. Менты просто бесятся, если на месте преступления никаких следов не находят. Пусть людям будет приятно, решил я, надевая кроссовки и парик с усами.

Напрасная предосторожность. Я вышел из парадного с наглухо задраенными металлическими дверьми, за которыми демонстрирующие хоккей и мексиканскую муру телевизоры оставались для людей последней связью с миром. Бедные южноморцы, их так преступностью запугали, что даже мне не приходится стоять в стороне от того, чтобы попытаться вернуть людям душевный покой по поводу безопасной жизни. Иначе зачем я прервал эту связь между господином прокурором и киллерами, неужто только для того, чтобы потренироваться на каком-то забившемся в свою нору суслике перед охотой за крупным зверем?