24

В антикварном салоне Дюк чувствовал себя гораздо увереннее, чем по месту своей прежней работы, когда был директором южноморского музея Западного и Восточного искусства и за его титанический труд государство обливало Дюка золотым стапятидесятирублевым дождем в месяц.

Сегодня он не только трепется по прежней специальности, но и зарабатывает пятнадцать процентов от каждой проведенной сделки. Поэтому Дюк вполне искренне считает, что выбрал совершенно правильный для истории мирового искусства путь и поднял торговлю на такую высоту, о которой даже не мог мечтать, торгуя из под полы, будучи директором музея.

Хотя антикварный салон принадлежит мне, Дюк немного высокомерно качнул головой в знак приветствия и продолжил свою производственную деятельность. Дюка стоит ценить только за это — клиент превыше всего. Со мной он еще успеет пообщаться, тем более, что, как он прекрасно понимает, это общение может не принести ему пресловутых пятнадцати процентов.

Дюк показывал какому-то молодому человеку набросок, попутно тихим голосом продолжая высказывать свои сокровенные мысли:

— Жаль расставаться… Уникальная работа Бориса Григорьева… Самый престижный портретист России начала века… Только для вас.

По внешнему виду клиента я сразу определил, что его больше бы заинтересовал комплект журналов «Пентхауз», нежели рисунок Григорьева. Хотя он вряд ли догадывался, что этих самых набросков к портретам своих замечательных современников Григорьев делал больше тысячи для одного. Наконец клиент открыл рот и по достоинству оценил старания Дюка:

— Мне бы чего заграничного. Подарок все-таки, а он только иностранное любит.

— Поэтому я и предложил вам работу Григорьева. Он самый дорогой портретист Америки, — снова сказал чистую правду Дюк. — И стал известен именно как американский живописец, в нашей стране до сих пор о нем мало кто знает.

— И больше того, — позволяю себе вмешаться в беседу. — Извините, конечно, если помешал, но именно Борису Григорьеву заказал свой портрет Авраам Линкольн, выбрав его среди тысяч других художников.

Уважение клиента к личности замечательного живописца возросло прямо на глазах. Наверное, потому, что он видел изображение Линкольна на пятидолларовой купюре.

Однако парень оказался настырным. Несмотря на старания Дюка и мою поддержку, клиент уперся рогом и стоял на своем — хотя Григорьев и американец, и хороший художник, эстетический вкус клиента не устраивает исключительно фамилия. Был бы Григорьев Брауном — тогда совсем другое дело.

Клиент всегда прав. Дюк с радостью заметил, что предлагал работу Григорьева только из уважения к такому респектабельному человеку, но теперь, быть может, этого Григорьева для себя оставит, а затем нырнул в подсобку. И через минуту он поражал любителя иностранных подарков такой откровенной мазней, которую и я при большом желании за пару часов создам.

— Сюрреализм, переходящий в гиперреализм… необычное видение мира… уникальность постановки модели и философского восприятия жизни, — нес белиберду Дюк, демонстрируя полотно. Такое повесь на стену вверх ногами — и содержание от этого, быть может, только улучшится. — Джероми Кэмбелл, в нашей стране, как и Григорьев, практически неизвестен… Уникальная работа на любителя…

Клиент очень быстро созрел приобрести этот шедевр живописи, от вида которого у коровы вполне могло бы навсегда пропасть молоко, и щедро расплатился с Дюком. Директор антикварного салона победно посмотрел на меня, а я отчего-то вспомнил, как, будучи директором музея, Дюк, готовя выставку финского художника Мякиля, повесил одну из его работ вверх ногами. Живописец чуть с ума не сошел, когда увидел на открытии выставки, как обошлись с его творчеством. Может оыть, именно поэтому с тех пор Дюку импонирует современная живопись. Иначе зачем ему понадобился пресловутый Центр современного искусства?

— С такими клиентами тебе легко работается, Дюк, — как можно небрежнее замечаю вместо того, чтобы хвалить подчиненного, чтобы он не драл нос выше застекленного потолка салона.

— А сейчас других нет, — отрезал Дюк. — Ему не все равно, что брать? Того же настоящего Григорьева или этого Кэмбэлла, что Антоновский рисует.

Дюк чуть было не сплюнул, но вовремя спохватился, вспомнив: его положение обязывает быть достойным искусства, которым торгует.

— Ладно, Дюк, это все хорошо. Однако мне срочно нужна оценка одной небольшой коллекции: Так что тебе придется поработать.

— У меня и так дел невпроворот, — сходу стал отбиваться от незапланированного объема работы директор салона.

— Ну, тогда с Центром современного искусства ты явно поспешил, — замечаю я, однако Дюк вместо того, чтобы возразить, отстаивая свою идею, тут же делает вид — эта мысль не лишена логики. Придется на него другим методом воздействовать, таким, который меня еще ни разу не подводил.

— Если увеличивается объем работы, значит, оплата не должна оставаться прежней, — рассуждаю вслух, и Дюк тут же расплывается в довольной улыбке, как бы мгновенно соглашаясь с такой здравой мыслью. — К тому же величина гонорара зависит от скорости выполнения задания.

Всем своим видом Дюк уже наглядно доказывал: ему стали до барабана все бесценные произведения искусства и постоянные клиенты. Несмотря на огромный объем работы, он был готов тратить для выполнения моей просьбы даже личное время.

— Освободишься, заедешь в мой офис. Марина даст тебе несколько янтарных безделушек и толстую пачку цветных фотографий, — озадачиваю этого специалиста. — Если сам не сможешь оценить, посоветуешься с кем-то из коллег.

— Это выезжать нужно, — сходу доказал свою состоятельность эксперта и искусствоведа Дюк, а затем пристально посмотрел на меня.

— Как ты знаешь, командировочные в нашей фирме оплачиваются в двойном размере, — напоминаю ему, и Дюк тут же дополнительно проникся важностью поставленной задачи. — Словом, освободишься от своих дел и приступай. Надеюсь, начнешь завтра же.

— Зачем ждать? — удивился донельзя занятой специалист. — Я уже еду. Что, у меня заместителя нет, он уже вполне может справиться с работой самостоятельно.

— Он бывший ветеринар? — невинным голосом спросил я.

— И откуда ты все знаешь? — по-настоящему удивился Дюк.