49
Рябов вел себя так, словно мы расстались полдня назад. Он повертел сильными пальцами какой-то листик бумаги, отложил его на край стола и задушевным голосом спросил:
– Ты уже отошел от страшных переживаний?
Я пристально посмотрел на коммерческого директора и для того, чтобы в дальнейшем он вел разговор в надлежащем тоне, прикурил сигарету. Сережа сумел удивить меня; он не стал морщиться, падать в обморок, больше того, извлек из стола невесть каким чудом попавшую в этот кабинет пепельницу и добродушно заметил:
– Кури, сколько влезет.
Затянувшись несколько раз, гашу «Пэлл-Мэлл» и жалобным тоном спрашиваю:
– Надеюсь, этот штрих моего поведения в полном соответствии?
– Точно. Но особенно хороша твоя идея с Костей. Он, как я понимаю, лишний раз доказал, у кого трудится. Правильно, в отдельной палате не порезвился бы. Ты все верно рассчитал. Только мне кажется, он бы и в отдельной…
– Не скажи, Сережа. Так быстро – вряд ли. Я всегда знал: если создать человеку подходящие условия – он тут же максимально проявит свои способности. В способностях Кости сомневаться не приходится.
– Это точно. Кононенко на ушах стоял… Ты как?
– Как прежде. От многочисленных покушений отойти не могу. Дурь мелю, срываюсь, от встречи с губернатором отказался.
– Причину обосновал?
– Еще бы. Ко мне в офис повадились психиатры, по важным документам скачут бумажные человечки…
– Смотри, он может обидеться. Придется нам потом…
– Мне, Сережа… Он не обидится, потому что умный. Наверняка, понял: я до того напуган, аж боюсь лишний раз подойти к дому, где чуть было не погиб. Тем более, мы с Котей провели весьма содержательную беседу. Словом, доктор на больных не обижается…
– Это точно. Тем более, тебя такие доктора обследовали… У меня даже есть их медицинское заключение.
Я с ходу прикурил сигарету, пододвинул к себе поближе пепельницу и глубокомысленно заметил:
– Мне кажется, ты что-то путаешь.
Рябов усмехнулся и взял в руки листок бумаги, сиротливо лежащий на краешке стола.
– Ты же сам о психиатрах говорил… Петрович твой портрет заказывал. Не художнику, а этим самым психиатрам-аналитикам. Они отдельные факты, анализы разговоров, характеристики – словом, всю мозаику в картину сложили.
– Не общаясь со мной?
– Вот именно. Уровень, сам говорил. Потому тебя обследовали не в клинике, а заочно.
– Интересно, – пробормотал я.
– Самому было интересно. Не ошиблась медицина – портрет точный.
– Ты, Сережка, не выступай. Попробуй на меня сейчас перевернуть ведро мусора с помощью этих аналитиков… И вообще, их рассказы имеют значение для тех, кто к гадалкам бегает…
– Не скажи. Они в точку попали.
– Приведи хоть один пример. Самый поверхностный, – стряхиваю серебристую горку сгоревшего табака в пепельницу.
– Без проблем. Кто сегодня рискнет назвать свою фирму «Козерог»? Даже если учитывать знак Зодиака хозяина? Никто. Но и этот знак твоему рождению не соответствует. Человек вроде бы сам нарывается… Легко догадаться, как такую фирму станут называть за глаза. Выбор для насмешек и оскорблений богатый. И рогатый, и козел, потом от козла можно дальше идти. Вплоть до петуха опущенного. Но… Почему-то о фирме и ее хозяине таких слухов не ходит. Название дурацкое, быть может, руководитель «Козерога» сам такой?
– Полегче, Сережа.
– Нет, не такой, – проигнорировал мое предупреждение коммерческий директор. – Фирма крепко стоит на ногах. Директор пользуется уважением у самых разных людей. И не только потому, что щедрый, успешно занимается бизнесом. Он – веселый человек, любит розыгрыши, коллектив… гм, да… но это тоже учитывалось. К тому же – известный филантроп. Однако Осипов, в отличие от этих психоаналитиков, знал немного о тебе и с другой стороны. Потому сделал собственный вывод. Он понял все. Только нос не задирай…
– Даже не пытаюсь, – пробормотал я, гася сигарету.
– Правильно, – поддержал меня Рябов. – Потому что в этом виновен не ты, а природа.
– То есть? – напрягся я, ожидая какой-то мелкой пакости. Если Рябов ее произнесет, для дальнейшей атаки отмазка есть: это не я виноват, а та самая природа, о которой он распространяется.
– Возьмем абстрактного человека, – Рябов с ходу доказал, что изучил меня гораздо лучше всех аналитиков вместе взятых. – Умного, толкового. Он блестяще занимается, заканчивает самый престижный вуз. Продолжает обучение в каком-то Кембридже, возвращается сюда и… Несмотря на все его знания, бизнес не идет. Почему, казалось бы? Природа. Зато другого, например, тебя, не нужно никуда посылать учиться. Пусть даже у тебя пять классов образования.
– Ты, что, с ума сошел? – возмущаюсь в ответ на такой комплимент, – я даже подсчитал: за пять лет находил в университет ровно тридцать два дня.
– Про то и говорю. Даже если бы ты и в эти дни мимо вуза проходил, ничего бы не изменилось. Такого, как ты, безо всяких образований можно высадить голого в джунглях. Через какое-то время он выскочит с противоположной стороны. Мало что живой, так еще и с миллионом долларов. Природа. Ты здесь ни при чем.
– Другими словами…
– Другими словами, если грубо, ты просто не мог не найти микрофоны. Или проиграть Арлекино. А значит, вполне сможешь справиться с таким же фартовым. Продолжать?
– Слушай, что за бумажку ты перед собой вертишь? Сережка, если тебе срочно нужно в сортир, я подожду.
Рябов одарил меня таким взглядом, словно я взял на себя основные обязанности начальника отдела снабжения фирмы. Вместо того, чтобы побежать из кабинета в помещение, обклеенное ценными банковскими бумагами и Почетными грамотами, Сережа стал зачитывать вслух: «Люди, по жизни склонные к неумеренному риску, в буквальном смысле, сделаны из другого теста. Биохимический состав активных веществ в их мозге отличается от нормы, что позволяет любителям острых ощущений испытывать от чувства опасности не страх, а эйфорию. Причем, чем больше ставки, тем выше состояние блаженства. Кора головного мозга у любителей риска отличается повышенной выносливостью, так что простым смертным, вознамерься они подражать таким людям, можно лишь посочувствовать. Это именно они при виде роковой дамы пик пускают себе пулю в лоб…» Словом, против тебя даже очень интересные часики не действуют. Петрович в этом убедился.
– Они еще как подействовали, – откровенно признаюсь, вспоминая леденящий ужас, проникавший в душу.
– Тем лучше. Ты смог выпутаться даже из такой ситуации. Еще один плюс. Ты не интеллектуал, который исключительно кабинетная крыса. В отличие от подавляющего числа так называемых игроков. Подтверждения тому были получены.
– А, вот ты чего таким добрым оказался, – назло Рябову снова занимаюсь курением в его присутствии. – Только попробуй открыть окно. Я-то все думал, отчего он, вместо того, чтобы на дыбы вставать, меня к Пороху подвел, позволил отметить день рождения Гарика.
– Сам говорил, мы как бы поменялись ролями, – и не думает оправдываться Сережа. – К тому же… Ну сказал бы я: «Не смей этого делать» – разве бы ты послушал?
– Зато ты, как понимаю, наслушался. С Вершигорой шушукался, пока я свою кровь мешками проливал…
– … в кои веки радуясь, – продолжил Рябов. – Тому, что никто не говорит: не делай этого.
– …в больнице, спасая беременную женщину… – продолжаю свою мысль.
– Вот, – перебил меня Сережа. – Может с ходу найти выход из любой ситуации. Тоже подтвердил, особенно в случае с Ландой. Целиком себя проявил.
– С твоей помощью, Сережка, – окончательно капитулирую перед Рябовым, вооруженного врачебными заключениями. – Серега, суперменов в той самой природе не бывает. Жизнь – не кино, если бы в тандеме не работали, хрен бы чего получалось. Да и тесто у нас с тобой одно.
– Не скажи, – чуть ли не растроганно смотрит на меня коммерческий директор, – я как ты не могу…
– Да это легко, просто читать больше надо… Кто такой Дантес, знаешь?
– Все знают. Не знали бы, если б он Пушкина не замочил.
– Так еще один Дантес есть. Эдмон.
– Граф Монте-Кристо, – с ходу ответил Рябов.
– Здесь ты не прав. Это автор сценария фильма «Бетховен», не придуманный персонаж, а реальный человек – Эдмон Дантес… Ничего сложного, нужно только учитывать, кто перед тобой. Вот для нашего бухгалтера Первое мая – праздник международной солидарности трудящихся, зато для Кости – исключительно Вальпургиева ночь. И оба правы. Сам помнишь, как этот праздник у нас был отмечен…
– Я как ты все равно не смогу, – нагло ухмыльнулся Рябов, однако мне удалось мгновенно среагировать:
– Теперь точно сможешь. Тебе давно пора жениться.
– Ну да, – поддерживает меня Сережа, – как ты пропагандировал Сабине? Когда Костя с женой разведется, тогда мы с ним и поженимся.
– Саботажник! – упрекаю Рябова. – Ведь именно ты настаивал, чтобы Костя завел ребенка.
– Так ведь рожать его вовсе не Косте, – поддел меня Рябов.
– Ты лучше о других родах поведай, – говорю примирительным тоном.
– Когда к Вершигоре заглянешь?
– Стоит ли?
– Стоит, – убежденно сказал Рябов. – Они с Осиповым согласовали план действий. Опять-таки у генерала для тебя какая-то дискета…
– Это – блеф, – говорю, слегка задумавшись, и вопросительно смотрю на коммерческого директора. – Рассказывай.
– Так. Значит пока ты здесь бумажных человечков шугал и боялся собственной тени, в столице громкие события произошли. Расстрелян вместе с охраной Владимир Чугунов. В аэропорту, на самолетном трапе.
– Подумаешь, обычное явление, правда, уровень… Состояние Чугунова составляет чуть менее миллиарда долларов. Да, как аукнулось, так и откликнулось. Дорого ему обошелся тот давний бросок на каких-то жалких шестьдесят лимонов. Вот бы было смешно, когда сам Мельник из автомата строчил.
– Некогда избраннику народа такими глупостями заниматься, – отрезал Рябов, – И всякими газовыми королями – тоже. Это точно не он. Тем более – в аэропорту. Нападавшие лиц не скрывали, а этот деятель чаще Пугачевой в телевизоре сидит.
– Но это громкие события, а тихие?
– Подожди. Тихие. Я же сказал – громкие, а не громкое. Представляешь, сидит себе крутой бизнесмен в ресторации со скромным чиновником. Ну чисто по делу, в натуре, обкашливают, чинно-спокойно. Бизнесмен даже густо татуированными лапками не машет…
– …и вдруг…
– … и вдруг в кабак врываются бойцы «Сокола». Точно так, как постоянно по телевизору рекламируют их налеты. Будто вражеский десант. Морды в масках; всех, вплоть до охраны, лицами вниз, кто пискнул – в стенку. Охрана бизнесмена даже тявкнуть не успела. Да и не сильно потявкаешь, если из твоих карманов всякие «ТТ»-«Вальтера» вынимают. Срок верный. Только срок им не грозит. Бойцы «Сокола» прихватили с собой чиновника и бизнесмена. Предварительно закованную охрану уложили на пол в кабинете директора. Через два дня нашлись трупы тех двоих. В леске. Неподалеку от города. Но уже тогда было ясно – никакой это не «Сокол», а самозванцы. Просто под «Сокол» работать легче легкого… Теперь можно и о других событиях поговорить. Только не тихих, а тихом. Всего одном. Петрович попал в реанимацию. Увы, скончался.
– Следовательно, громкие случаи могу расценивать как операции отвлечения?
– Как хочешь, – пожимает плечами Рябов, – так и расценивай.
– У господина Осипова инфаркт или инсульт?
– Это у Кости и генерального менеджера…
– Не напоминай, – взмолился я.
– Хорошо. Сердце у Петровича было здоровое. Отравился он – вот и все. Слишком любил соленое. И активный отдых. Кстати, встречался с Вершигорой тоже во время охоты…
– Так ты хочешь сказать, что Вершигора…
– Кончай прикалываться, конечно, нет. Делать ему больше нечего, чем Петровича травить. Он с преступностью сражается, – ухмыльнулся Рябов. – А господин Осипов – не преступник вовсе, тем более был генералом, когда Вершигора в майорах бегал… Слушай, Вершигора все равно догадается, он же…
– Ты мне сперва о Петровиче дорасскажи.
– Он острое любил, соль горстями в рот кидал. Докидался… Ошибся Петрович. Проглотил вместо соли селитру, предназначенную для уничтожения вредителей растений. Она по внешнему виду и вкусу от соли не отличается. Здоровый был мужик, другие от этого на месте бы померли.
– Аминь, – отозвался я. – В нашем дремучем лесу, где кое-кто хочет установить новый порядок, на каждого ему лично вредителя…
– Ты это о чем? – удивился Рябов.
– Да так, о своем. Не обращай внимания, у меня же сейчас с психикой не все ладно. А как следствие по делу Петровича?
– Тоже не все ладно. Они лучшие силы бросили на поиски похитителей крутого бизнесмена, липового «Сокола»… Опять же убийство в аэропорту не кого-нибудь… Да, какие бы солонки не обследовали, даже ту, что при покойном обнаружилась, так там была именно соль… Только обыкновенная соль… Куда бы они ни совались… Скажи, почему ты так решил? Усмехнувшись, я предельно откровенно признался:
– В этом-то вся соль, Сережа. Не та, что Петрович любил. Другая. Он ведь очень сильно хотел, чтобы я Саблю изничтожил, даже опыты надо мной ставил, как над лабораторной крысой, которая от аналогов часиков с ума сходила или на товарок набрасывалась… Добро бы только это и его психологические этюды. Если даже отбросить в сторону судьбу Арлекино, который все больше наглел, становясь опасным именно бравированием своей абсолютной безопасности, я бы о многом мог тебе рассказать, но… К чему пустые слова, если мне пришлось поступить исключительно, как желал того сам господин Осипов.
– Ну ты даешь… – пробормотал Рябов.
– Нет, это он дал. Он дал мне понять, что его противнику известно об интересе Петровича. Прямым текстом. Кроме того, Осипов вел себя, словно я ему обязан подчиняться. Не спорю, мой портрет он изучил – будь здоров. Однако при этом упустил из вида одно обстоятельство. Помнил, что я игрок, но…
Я затянулся с глубокомысленным видом, однако Рябов нетерпения не выказывал; еще бы, мы с ним выкроены по одному природному лекалу, и в этом мне всего лишь хотелось в который раз убедиться.
– Петрович сказал: нужно найти такой ход, чтобы Сабля поверил мне. Вот я его и нашел. Причем к этому меня подтолкнул он сам. Я Петровичу стишок о патриотизме цитировал, а он меня в нелюбви к родине обвинил. Хотел лишний раз доказать, как хорошо изучил. При этом признался: он-то сам жить готов, чтоб родине отдать последний сердца движущий толчок. Вот и отдал. Ради родины, чтобы на ней людям жилось лучше и всякие сабли на себя много не брали. Господин Осипов с честью выполнил свой патриотический долг, правда, не ожидая, что станет всего лишь фишкой в моей игре. Как бы то ни было, он себя в жертву принес, ну прямо-таки как те, что грудью дзоты закрывали. Если Сабля узнает о том, что Осипова исполнил я… Какой еще более сильный ход можно придумать?
– Никакого, – понял меня до конца Рябов.
– Изучил он меня, жди, – слегка подымаю планку собственного авторитета. – Знал бы все, не суетился насчет той дискеты…
– Да, ты говорил – блеф, – вспомнил Рябов.
– Вот именно. Не привык я работать бесплатно, это он твердо усвоил. И попался, тем более вцепился я в него мертвой хваткой. У Вершигоры дискетка? Хорошо. Только нужна мне она, как Петровичу соль на том свете. Пусть смолу без соли хлебает с приветом от Лиды, двух фотографов и всех прочих, кого он туда успешно спроваживал. Кто других людей привык фишками считать, тот сам ей стать может. Это я давно понял.
– Опять играешь, – хрустнул сложенными в замок пальцами Сережа. – Разве для тебя все эти…
– Нет, Сережа. Есть разница между завербованным, благодаря их же подлым штучкам, фотографом и бандитом Гусем, между ходячим микрофоном Лидой и убийцей Арлекино…
– …а разница между Осиповым и Вершигорой?
– Тем более. Осипов, между прочим, и Вершигору подставлял. Такие все чужими руками делать привыкли. Кабинетные крысы, оказавшиеся все-таки подопытными. Быть может, я даже к Сабле схожу, хотя ты снова будешь протестовать.
– Как? – впервые за всю беседу по-настоящему удивился Рябов. – Ты же дал слово генералу.
– Это он тебе поведал?
– Да.
– Ты ему веришь?
– Конечно, Вершигора никогда…
– Значит, не веришь мне. Только ведь, Сережа, Вершигора слишком доказательства любит, однако здесь он тебе ничего не докажет. Зато я… Хочешь прослушать запись нашей беседы, или, как все остальные, на слово поверишь? Да, Сережа, я же говорил: тебе чуть-чуть не хватает… А ты все в шутку перевел. Я не сказал генералу, что согласен. Я сказал: допустим, что согласен. А это, как говорят в одном некогда веселом городе, – две большие разницы. Моего ответа Вершигора так и не услышал, зато, находясь в роли подопытного кролика, я не имел права вести себя иначе. Теперь – другое дело.
– Все-таки не понял, что ты решил? – пробормотал Сережа.
– Какие дела, Рябов? Новый год приближается, Рождество Христово, может, сперва отдохнем, а уже потом что-то будем решать? – предложил я, и Сережа тут же безо всякого вдохновения процедил:
– Представляю себе этот отдых.
В том, что слова Рябова оказались почти пророческими, мне пришлось убедиться в коридоре. Рабочий день давно закончился, однако, несмотря на это, услышав мои шаги, из своего логова выскочил главный сердечник фирмы, сжимая в руке кусок водопроводной трубы, и стал с видом политрука Клочкова на пути генерального директора.
– Ты это перестань, – испуганно пячусь назад, – я здесь ни при чем.
– Это не для тебе, – нежно погладил трубу генеральный менеджер. – Хотя я имею сказать: все из-за тебя! Ты всю дорогу покрываешь эту малую пакость, которая пьет с людей кровь бочками. Все, он меня чуть не положил в гроб, пора кончать его штучек. Раз и совсем…
– Ты как всегда прав, – несколько снижаю боевой порыв генерального менеджера. – Но только подумай мозгами. Они же у тебя есть. И вообще, у кого здесь есть мозги, кроме как у тебя? Ну, дашь Косте по голове, так он от этого еще никогда не умнел. Зато, если дашь ему наповал, даже я не смогу тебя отмазать. Пойдешь в бега на старости лет. Оно тебе надо?
– Оно мне даром не надо, – опустил оружие возмездия генеральный менеджер. – Только за твоего любимчика мне больше пятнадцати суток не дадут… Какие там сутки? Весь город, слышишь меня ушами, весь город скинется на пару грамм золота с рыла, все, кому эта гадина портила жизнь… Мне отольют такую медаль, какой не было у египетского фараона среди его золотого запаса.
– В таком случае, тебе все равно придется погибнуть. Медаль нацепишь, надорвешься и еще…
– Ха, он говорит – еще. Я медаль на могилу этого дряни положу, чтобы он с нее не выскочил призраком мотать с людей жилы…
– Подумай, Костя ведь женился. Снежана за него отомстит. Будешь лежать рядом, – пытаюсь испугать подчиненного, однако последняя шутка Кости сделала генерального менеджера еще храбрее, чем становился сам Педрило после распития валерьянки в гордом одиночестве.
– Она отомстит? Она на ту медаль первая пару грамм откинет. Все, уйди с путя, я с Кости сделаю, как папа с Павлика Морозова…
– Думаешь, я насчет Снежаны преувеличивал? Жди, пару граммов, как же. Пару болячек на голову – гарантирую. Она почему за мужем убиваться будет? Потому что ей станет некого лупить качалкой по голове. Вот и придется замену Косте искать. Хочешь, чтобы она вместо него по твоей башке стреляла – никто не возражает.
– Снежана – хорошая девочка, просто жалко ее удовольствий лишать, – призадумался генеральный менеджер.
– Это еще что? Я его на Новый год чуть было в дурдом не определил.
– И что тебе помешало? – обвинительным тоном взвизгнул менеджер.
– Мест нет. Одна койка всего забронирована. Для того, кто может оказаться еще дурнее Кости. И кто это может быть? Не подскажешь? И не надо. Сам знаю – это тот, кто сердце симулирует, а на самом деле мозгом поехал. Ты чего на неприятности нарываешься? Мало того, что ты у ментов под колпаком…
Грозный вид менеджера резко поблек, он стал похожим на субъекта, одновременно страдающего искривлением позвоночника, косоглазием, возможно, недержанием, но только не сердечной недостаточностью.
– Что ты мне гонишь? – на всякий случай спросил он напыщенным тоном, аккуратно ставя свою трубу под стенку.
– Я не гоню, а предупреждаю, – шепчу, озабоченно оглядевшись по сторонам. – Меня два раза допрашивали. Знаешь, что в меня стреляли?
– Подумаешь, – беспечно махнул рукой этот поистине незаменимый специалист, – в тебя всю дорогу…
– Так вот, попали в Лиду…
– Так ей и надо, – высказал соболезнование мой подчиненный.
– Вот и менты так рассуждали, – говорю еще тише. – Они ведь ребята ушлые… В общем, есть у них одна версия. Будто бы стреляли не в меня, а именно в Лиду…
– Кому она надо? – на всякий случай подтянул руку поближе к едва выздоровевшему сердечку генеральный менеджер.
– В том-то и дело, что никому. Но они узнали, кто был, так сказать… Словом, до того, как Лида стала дружить с Рябовым. Намекнули: мол, старый козел…
– Так и сказали? Я им…
– А что, это я придумал? Разве бы я… Да, так менты потом и высказались, уже без намеков: старый козел не смог пережить, что Лида к Рябову ушла. Сымитировал инфаркт с миокардой, а потом при таком-то железном алиби наказал девушку за измену. Я им леплю: быть того не может… Слушай, представляешь, они твою жену начнут допрашивать: а все ли время ваша вторая половинка пластом лежала или таки могла тайком улетучиться, чтобы свою бывшую… Да, если менты ей о Лидке расскажут – тебе капут. Жена сдаст. Пускай даже ты дальше горшка с кровати не сползал.
Генеральный менеджер о чем-то чересчур задумался и плотно прижал свою руку к сердцу. Как бы у него очередной приступ не приключился.
– Спасибо Сереже скажи, если бы не он, менты за тебя давно бы взялись…
– Он тоже скотина хорошая, – высказал благодарность в адрес коммерческого директора сердечник со стажем. – Я конкурс этих миссочек организовывал, а Рябов Лидку склеил.
– В общем так, все знают, какой ты серьезный человек. Но если станешь бить Костю железом по и так сильно больной голове – тебе конец. Бахнул его, значит, и Лиду мог. Тем более, на ментах до сих пор глухарь висит, они с радостью это убийство наконец-то раскроют. Давай, помогай.
Генеральный менеджер вместо того, чтобы продолжать свои порывы с трубой в руке, стал судорожно хватать воздух перекошенным ртом.
– Кстати, ты себя хорошо чувствуешь? – заботливо, как и положено настоящему руководителю, спрашиваю эту находку для общества сексуально озабоченных.
– По-моему, я рано вышел на работу… – пробормотал генеральный менеджер. – А что делать? Ты же сам знаешь, на ком стоит фирма. Она же мне роднее мамы, если говорить честно. Что вы будете делать, если я в могилу лягу? Громко плакать и помирать с голоду! Чтоб мне провалиться, только не туда… Вы наверняка, пока я чуть было из-за такого объема работы… Не говоря за твоего гаденыша, чуть было не умер… Да вы же явно от безделья пухли! Или я вас не знаю? Одна забота – в карты поиграть, водки выпить, девки… Что вам еще надо? А, вот что! Меня туда загонять штучками своими… Ты чего лыбишься, ты тоже тот еще фрукт. Сам пример подаешь, нет, чтобы… Ты скоро от своего безделья по высоковольтным проводам будешь бегать, или я не прав? Ой, мама, я точно рано вышел… Ничего, вы еще наплачетесь… Без меня…
Продолжая свой извечный монолог, генеральный менеджер побрел к выходу, придерживаясь за стенку. Иди отдыхай, опасно приходить на работу с недолеченным сердцем. Будешь в следующий раз знать, как забывать обо всем на свете и пускать слюни при виде необычайно привлекательных грудей ходячих микрофонов. Жаль, конечно, твое отсутствие уже на работе сказывается, но характер есть характер, пусть даже генеральный менеджер куда виртуознее справился бы с ролью Снегурочки, тем более, в отличие от главного инженера, у него сердце пошаливает, а не глаз подбитый. Нет, все-таки Марина молодец, Снегурочка с подбитым глазом, это столь необычно. Какие только чудеса не случаются в канун Нового года, какие дерзновенные планы приходят в наши головы, особенно по поводу сюрпризов для ближних.
Войдя в приемную, обнаруживаю Наташу, до сих пор бдительно несущую трудовую вахту на Маринкином месте.
– Извини, задержался, – сказал я, – так что у тебя?
– Я отбила потерю. Мы заработали не десять тысяч, а двенадцать с половиной. На сегодняшний день. И это – не предел, – с гордым видом отметила Наташа.
– Ну и что? Думаешь, я тебя стану хвалить? Пойми, девочка, это твоя работа. И в том, что ты ее делаешь хорошо, не вижу ничего выдающегося. Кофе будешь?
– С удовольствием, – улыбнулась специалистка по намолоту безналичных из собачьего дерьма создательница новых рабочих мест, в том числе персонально для отставного старлея, виновница непредвиденных финансовых вливаний в городской бюджет и, соответственно, – благодетельница науки на финансово-дерьмовой основе.
Пока я возился с кофейником, Наташа оглядывалась по сторонам, словно попала сюда впервые. Ничего нового при большом желании она найти не может, ну разве что стреляную пистолетную гильзу и запах коньяка, а также эту громадную рюмку…
Подняв голову, я увидел, что Наташа одной ей известной манипуляцией превратила гигантскую посудину в кресло. Она задорно улыбалась, положив ногу на ногу. Да, эта девочка достойно вписалась в наш коллектив, умеет красиво проигрывать.
– Наташенька, ты паспорт поменяла?
– Нет, у меня прежний действителен.
– С одной стороны, это хорошо, а с другой – плохо.
– Отчего же?
– Я выиграл черную розу в бокале. С цветом не спорю, однако имя все-таки стоило поменять. Официально. Вместе с паспортом.
– Вы знаете, многие поэты сравнивают женщин с цветами, – оправдалась Наташа.
– Вот именно, что многие. Однако, если только не ошибаюсь, Гете сказал: «Первый поэт, сравнивший женщину с цветком, был гением, а второй – болваном…» Вылазь из своего убежища и давай пить кофе. О призах потолкуем.
Наташа присела к столу. Налив ароматный напиток в крохотные фарфоровые чашечки, я спросил:
– Чем планируешь заниматься?
– Проигрыш отдавать, – задорно посмотрела на меня подчиненная.
– Не пойдет, – проявляю моральную устойчивость. – Это будет называться использованием служебного положения…
– В таком случае, готова написать заявление по собственному желанию, – серьезно заметила Наташа, протянув руку к пластмассовой подставке для ручек и карандашей.
– Не спеши, – предлагаю ей сигарету. – Такие решения с кондачка не принимаются. Тем более отчего решила, что я тебя отпущу? Наша фирма умеет ценить кадры и бережно относиться к толковым людям. На том и держимся. Когда я тебя спросил, чем будешь заниматься, сегодняшний вечер в виду не имел. Просто на пакетиках и совочках долго не продержишься.
– О большем пока не думала, – откровенно призналась девушка, прикуривая сигарету.
– Я хотел бы поручить тебе более ответственное дело. Как смотришь на командировку в Соединенные Штаты?
Судя по выражению лица подчиненной, она уже не думает о заявлении по пресловутому желанию.
– А что нужно делать?
– Как всегда. Деньги. Свяжешься с одним не самым знаменитым, но достаточно известным бизнесменом. И предложишь ему…
– Я плохо знаю английский, – откровенно призналась Наташа.
– Ничего страшного, он прекрасно говорит по-русски. В общем, идея такова. Год назад американец приезжал к нам с очень интересным проектом. Предлагал поднять затонувшие суда, а также очистить наши берега от ржавеющего металлолома в виде давно погибших кораблей, мирно гниющих на земле. Вдобавок – заработать. Идеальный проект: он вкладывает деньги во все, начиная от найма водолазов и сварщиков вплоть до транспортировки металлолома потребителю. Другими словами, мало того, что создает рабочие места и улучшает экологию, так еще дает нашей стране заработать. Знаешь сколько?
– Процентов тридцать?
– Нет. Пятьдесят. Великолепный вариант. Для нормальной страны. Я ему так и сказал, кроме того, наметил конкретные ходы, а этот американец, хоть и блестяще говорит по-русски, мне почему-то не поверил. Вернее, отказывался верить не мне лично, а в наши реалии. Стал действовать самостоятельно, и, естественно, бизнесмена его уровня принял очень ответственный чиновник, причем с распростертыми объятиями. Идея его воодушевила. Еще бы, не вложив ни копейки денег, палец о палец не ударив, страна такой доход получит, не говоря об экологии, это же миллионы долларов.
Чиновник воодушевленно жмет руку заокеанскому уже как бы партнеру и посылает американца к своему помощнику для согласования всех деталей предконтрактного соглашения. Сияющий бизнесмен входит в его кабинет и с порога получает встречное предложение: гони двести тысяч долларов – и приступай к работе. Нормальный ход. Тем более я предупреждал: из всех наших чиновников найти того, кто в лапу не берет, так же легко, как нарушить границу между их и государственными интересами. Тот американец, понятное дело, тупой. Не врубился – отчего от него взятка требуется. Если бы они сказали: давай стране пять процентов и нам двести штук – тогда другое дело. Но эти уж сильно дорожили чересчур хлебными рабочими местами, на явную авантюру, как все остальные, не подписались. Потому пришлось американцу несолоно хлебавши возвернуться в родные пенаты.
Однако недавно произошли некоторые события, позволяющие ему вернуться к своей идее. Той самой, которую пытался украсть один ныне скоропостижно скончавшийся чиновник.
Правда, он старался исключительно ради поддержки отечественного бизнеса. А потому уже был на мази вариант с оговоркой его интересов. Стране – двадцать пять процентов стоимости металлолома, ему персонально – пятнадцать. А остальное фирме-подрядчику. Хотя многие в способностях этой фирмы сомневаются, причем не без оснований, чиновник безоговорочно верил – она справится с задуманным… В общем, теперь эта фирма отказалась от намерений участвовать в этом проекте, а потому тебе предстоит слетать в Америку.
– Сколько…
– О раскладе позже поговорим. Но если хочешь, пожалуйста. Я согласен и на три процента от доли американца. Минус интересы более свежего чиновника. Идея-то бизнесмена из США. Ты уже убедилась, как опасно воровать не только чужие деньги. Но и идеи.
– Мне кажется, можем заработать больше, – твердо посмотрела в мои глаза Наташа.
– Можем. Но зарываться не следует. Тем более пресловутые три процента в конечном итоге обернутся десятками, а то и сотнями тысяч долларов. Но не это главное.
– А что?
– А то, что я хочу купаться в чистом море. Сегодня содержание всяких цинков и прочих элементов таблицы Менделеева, гниющих на морском дне, превышает все нормы в десятки раз. Я ведь уподобляться тому американцу не собираюсь, мне здесь жить. В конце концов, должен же кто-то следить за балансом сил в природе. А потому, Наташа, кроме как заработать и дать родине прибыль на голом, так сказать, месте, мы еще выступаем в роли санитаров… Моря, естественно. Согласна?
– Да, – сказала брокер, допив свой кофе.
– Вот теперь и я согласен. Боюсь, заявление подашь, а такими кадрами не бросаются.
Подмигнув Наташке, нажимаю кнопку, и отъехавшая в сторону панель за моей спиной открывает ей однажды пройденный путь. Сегодня брокер зайдет в комнату отдыха, правда, по другому поводу, но все-таки, надеюсь, мой приз не заблудится, найдет свое место в жизни с помощью мудрых наставлений руководителя и трехспальной кровати.
– Вы имеете в виду мои деловые способности? – Наташа бросает в мою сторону все тот же лукавый взгляд.
– В этих способностях я уже убедился. Однако не думаю, что ты обладаешь исключительно деловыми, извини, пока что задатками. Даже когда всего лишь отдаешь проигрыш.
– Постараюсь вас не разочаровать, – провела язычком по губам девушка и тут же мило улыбнулась. – Откровенно говоря, уже не рассчитывала, что перед командировкой в Америку смогу совершить кругосветное путешествие.
На что только не пойдешь для блага фирмы, подумал я после того, как Наташка ушла в комнату отдыха. Но прежде чем доказывать, как руководство «Козерога» трепетно относится к сотрудникам, у меня есть небольшое дельце. Дверь, правда, заперта, охрана не зевает, да и вряд ли кто-то снова станет на меня покушаться. Тем не менее извлекаю из кобуры совместную продукцию немецких и чилийских оружейников и вынимаю обойму. Резко потянув затвор на себя, провожаю взглядом вылетевший из ствола патрон и тут же определяю его поверх семи бутылочнообразных собратьев.
Разобрав пистолет, достаю из стола необходимые принадлежности и тщательно чищу оружие. Быть может, другой на моем месте поспешил бы получать выигрыш, однако привычка есть привычка. Одна из многих. Тех, что отличают профессионала от любителя, въевшихся в кровь, заставляющих действовать автоматически, а в результате – позволяющих более уверенно чувствовать себя на этом свете. Казалось бы, мелочи, однако именно от них зачастую зависит жизнь, потому я никогда не оставляю оружие с пороховым налетом в столе и всегда, где бы ни был, сажусь только лицом к двери.
Исключение составляет лишь та, условная, находящаяся за моей спиной. Собрав «Зиг-Зауэр», вставляю обойму на место и совершенно машинально посылаю патрон в патронник, прежде чем воспользоваться услугой предохранителя.
Вот и все. Оружие готово к бою. Вспомнив, о чем мы говорили с Наташей во время дня рождения Гарика, достаю кожаный футляр «ЭЛК» с заокеанской продукцией и громко спрашиваю:
– Наташа, тебе что больше нравится, бананы или ананасы?
Назад: 48
На главную: Предисловие
