26
Бросив взгляд на часы, невольно отмечаю – с годами мои привычки не изменились, сколько себя помню, никогда не пользовался будильником. Скажем, лег в два часа ночи, поставив ни одним из ученых не зарегистрированный внутренний агрегат на пять, задрых, как сурок, и проснулся в нужное время. Как это получается – не знаю. Ни одного раза не проспал; будильник постоянно со мной, заводить его не требуется, звоночком ничье внимание не привлекает. Вылив в чашку остатки кофе из гигантского термоса, слегка привожу себя в порядок, а затем командую Марине:
– Давай сюда это чудо в перьях.
– Какое именно? У нас все такие.
– Голубенко.
Шеф отдела брокеров больше других сотрудников похож на пресловутое чудо. Хотя бы потому, что в его основные функции входит обеспечение налоговых выплат государству. Голубенко ведет вполне легальные сделки, наличку не отмывает, доходы не прячет, его вполне можно по телевизору показывать вместо непонятно куда пропавшего снежного человека. Или человека будущего, в чем лично я сильно сомневаюсь. Потому что в будущем таких явно не предвидится, они от голода повымирают.
Как бы то ни было, горжусь тем, что у меня трудится наверняка единственный бизнесмен страны, показывающий абсолютно все доходы, при этом непонятно как ходящий в целых штанах и не босиком, без специальной палочки для накалывания окурков на улице. На месте государства я бы ему памятник при жизни поставил, улицу именем Голубенко назвал, в крайнем случае, его в банку со спиртом засунул, чтобы далекие потомки удивлялись, какое диковинное существо передвигалось своим ходом по нашей грешной земле.
Может, нашим современникам методы работы Голубенко покажутся легким сдвигом на фазе крайнего помешательства, работать честно и при этом не остаться с голым задом просто невозможно. Это жизнь доказывает ежедневно. Однако я поставил перед Голубенко именно такую задачу, а потому он не чувствует себя явно придурковатым. О чем может идти речь, если фирма регулярно доплачивает разницу между жадностью государства и реальным уровнем жизни шефа отдела брокеров? Вместо чеканящих шагов Голубенко в кабинете раздалось легкое позвякивание смертоносных побрякушек. Марина безмолвно поставила передо мной гжельский поднос. На нем несколько тостиков, стакан томатного сока, цыплята-табака, зелень и крохотная чашечка ароматного кофе.
– Мариночка, во что ты превратила нашего незаменимого бизнесмена Голубенко? – с деланным ужасом прошептал я, разглядывая распластанного на тарелке цыпленка.
– Его я тебе на закуску оставила. И не только его. Но это, так сказать, на сладкое, – ухмыльнулась секретарша. – В общем, пока не позавтракаешь, никаких свиданий.
Кто станет спорить с женщиной, способной в течение минуты голыми руками отправить на тот свет несколько мужиков? Именно поэтому я мгновенно согласился с ее требованиями. Правильно, Маринка, если подохну от голода, тебе в этой жизни больше делать нечего.
После моего телефонного сигнала секретарша запустила в кабинет господина Голубенко. Шеф отдела брокеров своим таинственным видом напоминал явного шпиона американской разведки: черных очков даже в помещении не снимает, постоянно в галстуке и на улицу без шляпы – ни ногой. Следом за Голубенко на полусогнутых стропилах довольно приятной формы тащилась какая-то девица с чересчур болезненным видом, словно перед тем, как попасть в кабинет, она успела нахвататься от Марины таких оплеух, которыми секретарша изредка одаривала начальника отдела снабжения.
– Мы потеряли пять тысяч! – выпалил Голубенко и тяжко рухнул в кресло.
– Что ты натворил? – взверещал я. – Давай свой калькулятор, мне срочно требуется из него застрелиться по поводу полного разорения фирмы.
– У нее проси, – ткнул в сторону девицы указательный палец с ухоженным длинным ногтем Голубенко. – Ее работа.
Девица нагнала на свою мордочку толпы морщин и попыталась поседеть от горя у меня на глазах.
– Девушка, вы садитесь. Кстати, как вас величать? – мягко обращаюсь к ней, оттого как телка эта, иди знай, начнет волосы на себе рвать от великого горя, орать во все горло, брызгая дурными слезами, а Марина, сделав неверный вывод, в кабинет ворвется, и тогда точно в нем расплодятся раздолбанные цыплята в собственном соку.
– Наташей ее зовут, – выпалил Голубенко. – Познакомься перед увольнением.
– Позволь тебе напомнить, что нанимать сотрудников позволено тебе, однако решение об их увольнении – моя прерогатива. Я тебя спрашиваю, что случилось?
– Ее спроси! – скомандовал мне великий брокер.
– Да ты ее так запугал, что она голос потеряла. Давай рассказывай, что она натворила. Между прочим, под твоим чутким руководством. Чего вылупился, сейчас глаза стекла очков выбьют, парочка получится – дальше некуда. Немая сотрудница при слепом руководителе – исключительно совковый вариант.
Голубенко мгновенно дал задний ход.
– Она водку купила, хорошо, что я успел вовремя… Но мне пришлось эту гадость вылить. Постаралась, нечего сказать…
– Понятно.
– Что тебе понятно?
– Твое справедливое возмущение. Водка, наверняка, со второго гормолзавода?
– А откуда еще? По сараям даже она не работает.
– Ты тут головой не тряси. Между прочим, меня мало волнует, что твои люди вытворяют. Ты за них в ответе. Что, игрок великий, преферанс вспомнил, на «мизере» решил застрелиться? Ладно, не переживай, Наташка, я тебя не уволю.
Бегло взглянув в сторону девушки, я отметил – ее превращение из живого трупа в нашу сотрудницу несколько затягивается.
– А потери? – не успокаивался Голубенко.
– Понимаю, чего ты добиваешься. Думаешь, я сейчас решу: эти потери отобьешь ты. Не надейся. Спаленные бабки предстоит отбить самой Наташе. Она, как я успел заметить, уже взрослая девочка.
– Понимаю, – ухмыльнулся Голубенко, – тогда я пошел.
– Давай-давай, – напутствую его. – Доблестно вкалывай на благо великой родины и интеллигенции из колхозного крестьянства.
Представляю, как живописно изрисует в своем воображении дальнейшие события в кабинете генерального директора шеф козероговских брокеров. Еще бы, пять штук зелени, это ж какие позы придется принимать Наташке, чтобы их отработать.
Однако я рассуждаю по-другому, нажимаю кнопку в панели стола, а потом руководящим тоном бросаю в сторону девицы:
– Иди, приведи себя в порядок.
Наташа с удивлением посмотрела на отъехавший за моей спиной в сторону шмат панели. А чего там за потаенной дверью: сокровища Агры, план острова сокровищ и процветания нашего общества? Ничего подобного, элементарная комната отдыха по обкомовским заветам.
Правда, кровать такая, что на ней при большом желании в былые годы уместились бы все члены бюро для изучения очередного закрытого письма ЦК «Наши задачи по дальнейшему навешиванию лапши на народные уши путем проталкивания ее через задний проход». А все остальные аксессуары почти такие же, как в том обкоме. Даже устаревший холодильник «Розенлев», в точности, как у бывшего начальника областного Управления внутренних дел. Это я, человек скромный, один холодильник взял, а у него только в подвале на даче шесть таких стояло. И набиты эти холодильники были так, словно на их содержимое менту пришлось выложить свою зарплату за три года вперед. Причем это было во времена, когда на полках продовольственных магазинов из всех продуктов питания преобладали пластмассовые миски.
Да, были времена. Всего несколько лет назад. И фыркающая за моей спиной под напором воды Наташка наверняка в них и осталась. Что тогда творилось, приятно вспомнить. Как в песне, встал заклейменный вечным проклятьем, приговоренный судьбой родиться на этой земле, весь мир голодных рабов, и каждый стал самостоятельно выживать, кто как мог. В основном, они были горазды скупать в Белозерске резиновые галоши и перепродавать их севернее на двести километров, тащить в Румынию конфеты, сверла в Турцию, удочки в Польшу.
Жить хотелось всем, инфляция перла вверх, предприятия теряли заказы и кадры, потому что они, которые решают все, поняли – есть такая область деятельности, где даже последний дебил может добиться несметных богатств, и называется эта прежде уголовно наказуемая спекуляция бизнес. За пару лет мешочники вывезли буквально всю страну, начиная от детских колгот и заканчивая залежалыми консервами. Банки только начинали организовываться, однако бизнесмены от сохи и кувалды даже не понимали, зачем они нужны, границы-таможни между братскими республиками еще не ощетинились, а потому по одной шестой части суши передвигались массы людей с мешками, рюкзаками и портфелями, набитыми ежедневно теряющими свой вес деньгами.
Когда пределы страны покинули последние гвозди, электродрели и стиральные порошки, а в магазинах можно было разжиться исключительно видом зевающих продавщиц, медленно начался обратный процесс. И приехали на радость нашу американские электродрели турецкого разлива, китайские миски, польские конфеты, только уже не по таким ценам, за которые вывозились аналогичные товары отечественного производства.
Кое-кто из новоявленных бизнесменов несомненно разбогател, а остальные, которые посчитали: тоже еще великое дело, в одном месте купить, в другом продать – и все дела, стали припухать, как мухи на морозе. Кругом всего полно, челноки суетятся по разномастной дешевой дряни, серьезные фирмы на них свысока поглядывают, завозя более хороший товар, словом, завалена страна по маковку чем угодно, вплоть до усатых, как депутат Саблезубый, гандонов с невиданными прежде электромиксерами и прочими вибраторами, а покупательная способность населения отчего-то всего этого изобилия перемолоть не может. Прежде в столпотворении за чешскими ботинками народ чуть ли глаза друг другу не выцарапывал, очередь за водкой совокупностью всех анаконд планеты змеилась, а теперь?
А теперь Наташка не знает, что вытворять, лишь бы заработать. Кончилась шара. Бизнес стал уделом немногих. Настоящий, конечно, для которого нужна не крепкая спина, а что-то совсем другое. Вот этого другого многим людям природа не дала, а против нее переть рогами – дело безнадежное.
Наташка стояла передо мной явно посвежевшая, со скромно опущенными глазами. Ясно, у Голубенко трудится, реакция на мои слова точно такая, как у руководителя, и выводы соответствующие.
Моя догадка подтвердилась, стоило слегка приподнять юбку девушки. Усмехнувшись, я водворил ее одежду на место и сказал:
– Садись в кресло. Пей кофе.
Девушка посмотрела на меня с явным непониманием. Тем не менее она выполнила указание руководителя, скромно присела в кресло и закинула ногу на ногу.
– Значит так, Наташа. Ты мне свои ноги не демонстрируй. Я этого добра за свою жизнь нагляделся. Нет, не подумай, что мне денег жалко, однако я предпочитаю, чтобы мои сотрудники зарабатывали их головой, а не другими местами.
Наташка сразу изменила позу и даже попыталась натянуть свою юбку размером с полотенце поближе к коленкам.
– Что, думала я тебя трахну, и на том все проблемы решатся? – настоящий руководитель просто обязан проводить воспитательную работу в коллективе.
– Я и не думала, – наконец-то мне улыбнулось счастье услышать ее голос.
– Если хочешь в дальнейшем работать здесь, должна стараться говорить правду. Слово бизнесмена – дороже любых денег. Тебе нужно научиться делать правильные выводы и не полагаться на первое впечатление, произведенное человеком.
– Можно спросить?
– Валяй.
– Отчего вы решили, что я… Что я…
– Это ты решила. Когда женщина перед деловой встречей надевает не соответствующее глубокой осени нижнее белье поверх пояса с чулками, вывод напрашивается сам собой. Ладно. Воспитательная работа закончена, перейдем к практике. Ты должна доказать, нет, не мне, а самой себе, что чего-то стоишь в этой жизни. Без помощи доброго дяди. Потому, прежде чем что-то покупать, шевели извилинами. И вообще, в нынешних условиях падения спроса на что угодно, ты сама должна моделировать ситуацию, чтобы товар расходился как можно быстрее. Говоря попросту, снимать с говна пену и превращать ее в наличные. То есть безналичные.
– Другими словами, – протянула Наташа, – мне нужно создать ситуацию, когда остро понадобится какой-то товар?
– Правильно хватаешь. Теперь скажи, стоит в нынешних условиях организовывать здесь производство нужного товара?
– Нет.
– Почему?
– Пока оно наладится… Кто-то же может опередить. Из-за границы завезти.
– Интересно, как ты с водкой спалилась? Не дергайся, это я хвалю ход твоих мыслей. Однако одно ты не сказала. Самое важное – даже не опасность конкуренции, а деньги. Пока ты здесь производство наладишь, вложенные в него средства дадут отдачу через несколько лет. Вернее, при наших налогах вообще не дадут отдачи. К тому же обязательно выйдет очередное постановление, запрещающее сегодня то, что можно было вчера… Если эти деньги просто прокручивать – доход будет куда выше. В общем так. Ты пропалила пять тысяч. Теперь в твоем распоряжении будет десять. Максимум через три месяца они должны превратиться в двадцать. Такой подвиг тебе по силам?
– Боюсь, а вдруг…
– Тогда будешь уволена. Если это произойдет, запомни, пригодится в другом месте – ты обязана каждый день доказывать свою состоятельность, если, конечно, не решишь сменить торговое направление, – выразительно смотрю на ее ноги.
Наташка зябко повела плечами. Что поделаешь, девочка. Жизнь так устроена. Чтобы научиться плавать, человека бросают в воду. Выплывешь – твое счастье, опростоволосишься – иди на дно. Других методов в нашем бизнесе нет, это там, за бугром, всякие колледжи, основы менеджмента и прочая теория, а у нас – одна голая практика, кто во что горазд.
– Я боюсь вас подвести, не было бы проще…
– Нет.
– Но вы меня не дослушали.
– Это моя манера работы. Здесь все к ней привыкли. Так вот, это было бы действительно проще для меня. Но не для тебя. Если, конечно, ты хочешь чего-то добиться.
– Можно спросить…
– Я тебе не ментор, мы просто беседуем.
– Почему вы мне помогаете?
– Я помогаю многим. Перевожу бабки в детские дома, кормлю пенсионеров, поддерживаю всяких инвалидов, которые не в состоянии шевелить ногами или мозгами. Но ты – совсем другой случай. Молодая неглупая баба… В общем, мой принцип таков – если человек голоден, ему нужно давать не рыбу, а удочку. В отличие от инвалида, ты эту удочку способна удержать. А потому докажи, на что способна.
– Снимать с говна пену?
– Это хорошо, что ты так ответила. Перенимаешь постепенно стиль нашей фирмы. Однако, если тебе угодно, теперь уже серьезно говорю – можно и с настоящего говна пену снять, если все продумать.
– Вывоз мусора, организация свалки?
– Это не дерьмо, а отходы. Кроме того, твоей задачей, как помнишь, организация производства не является. К тому же по части вывоза мусора уже есть конкуренты. Ситуация, намеченная тобой, изначально провальна, тем более твое основное занятие – торговля, вывоз дерьма сюда не укладывается.
– А если это вывоз удобрений?
– Кто его в состоянии оплатить, подумала?
– Значит, – протянула Наташа, – от этой затеи… говеной, если так можно выразиться, придется отказаться.
– Последнее дело отказываться от своего слова. На говне можно заработать. Нет такого, на чем нельзя наварить. Но при этом нужно все тщательно продумать.
– Извините…
– За что?
– За бестактный вопрос. Вы можете заработать на таком деле?
– Во-первых, кое-что придется доказывать не мне, а тебе. Во-вторых, да.
– Придется верить на слово.
Наконец-то в нашем городе нашелся бизнесмен, который решился поверить моему слову. Я, кажется, от такого признания колесом по кабинету буду ходить, вплоть до появления Бойко.
– Знаешь, милая, могу доказать делом твое высокое доверие. Спорим, я на говне заработаю больше, чем весь ваш отдел за полгода работы?
Наташка с недоверием посмотрела на меня, затем улыбнулась и сказала:
– На что спорим?
– На черную розу в бокале.
– Я предпочитаю георгины.
– Какая разница, Наташа? Твой вкус здесь не играет особой роли.
– Почему?
– Потому что я не умею проигрывать.
– Можно просить об одной любезности?
– Проси.
– Мне хотелось бы…
– Ладно, уговорила. Поприсутствуешь при процессе. Исключительно науки ради. А то действительно еще утонешь, это тебе спасательным кругом станет. Иди к своему милому Голубенко, ножки ему демонстрируй.
Наташка слегка помрачнела, зато, когда она оставила меня в гордом одиночестве, я развеселился. Как же, Голубенко можно не только ножки, но и все остальное демонстрировать, однако он верен жене, словно Джульбарс родной заставе. Не изменяет, как в характеристике пишется, примерный семьянин, морально устойчив, политически грамотен.
Правильно, только вот его моральная устойчивость на животном страхе замешана. Впрочем, как и у других в те самые времена, когда подобные характеристики сочинялись. Теперь люди чуть изменились, не так боятся милиции, начальства и жэковских водопроводчиков, однако Голубенко на страже семейного счастья и пресловутой морали удерживает исключительно страх.
Он всю жизнь боялся на конец намотать, словно пенициллина с трихополом в природе не существует, пугался стать похожим своими симптомами на писателя Мопассана и вождя мирового пролетариата. Насчет Мопассана еще можно понять, но как быть с Ильичем дорогим, если Голубенко полжизни клялся брать с него пример? Слово не держит, элементарного сифона боится. Добро бы только это счастье, ведь Голубенко до сих пор всех мало-мальски симпатичных девиц именует исключительно спидоносками.
– Возьми трубку, – скомандовала слегка измененным селектором голосом Марина.
– Слушаюсь и повинуюсь, – отвечаю ей, однако трубку в руки не беру, а нажимаю кнопку базы «Панасоника».
– Бойко выехал к тебе, – сообщает на весь кабинет Рябов.
– Хорошо, я его заждался.
– Потом меня заждешься.
– Знаешь, Сережа, столько проблем возникло.
– Я тебе их добавлю, – гарантирует Рябов.
В ожидании Бойко я окончательно понял одну нехитрую истину, которую годами Сережа вдалбливал в мою голову. В самом деле, разве у меня есть какие-то заботы, в отличие от коммерческого директора? Так, чепуха на постном масле. Разобраться с Гусем, прихватить за яйца Хлудова, потолковать с Арлекиной, учитывая при этом иногда прямо противоположные интересы Управления по борьбе с организованной преступностью, господина губернатора, Петровича и мои собственные. Но ведь все это мелочи жизни в сравнении с предстоящей грандиозной работой.
Чего не сделаешь для процветания фирмы, создания новых рабочих мест, улучшения социального положения трудящихся, обучения трудовым навыкам подрастающего поколения и даже где-то поддержки собственного реноме? При такой постановке вопроса гуси с ходу на задний план отлетают, о всяких Арлекинах-Петровичах думать недосуг. Еще бы, ведь характер человека – это его судьба, а значит мне, кроме всех этих мелочей, предстоит заняться серьезным делом. Торговать говном. Вернее, делать из говна деньги.