В конце лета неподалёку от маленького таёжного посёлка Тальники потерялся вертолёт, на котором летел Яша Рябчиков.

— Он уже вышел на связь, я сама слышала, — выпучив глаза, говорила Юрке дочь начальника аэропорта Танька Малышева. — Сообщил: пролетает Максимкин брод. И пропал. Дядя Петя — диспетчер — просил другие самолёты, которые находились в воздухе, связаться с вертолётом. Бесполезно — мешает гроза. В микрофонах сплошной треск.

Юрка с завистью смотрел на Таньку. В аэропорту она чувствовала себя как дома. Запросто входила в те места, куда посторонним вход воспрещался, например, в диспетчерскую. Юрка же там был всего один раз, да и то мельком. А вот Танька бывала на вышке на дню по несколько раз и могла оставаться там сколько хотела. Глядя, как она важно разговаривает с диспетчером, можно было подумать, что не отец, а она командует аэропортом.

— Пошли на вышку. Сейчас искать начнут, — почему-то шёпотом сказала Танька.

В это время из посёлка примчался милицейский «газик», за рулём которого сидел лейтенант Кошкин, и Малышев, едва они сунулись в диспетчерскую, прогнал их.

— Не болтайтесь под ногами, — хмуро сказал он.

— А мы и не болтаемся. Мы Яшу Рябчикова ждём. Деду Иннокентию посылку передать, — схитрил Юрка.

Про посылку Юрка вспомнил случайно. Перед вылетом к ним домой забежал Рябчиков и сказал, что деду срочно нужно прислать табаку и мазь от комаров. Но бабки дома не оказалось, просьбу деда Яша передал Юрке и улетел.

Ребятам очень хотелось посмотреть, как будут искать вертолёт, но на вышку их так и не пустили.

— Давай заберёмся ко мне на крышу, — предложил Юрка. — Оттуда всё видно.

— А бабка Алёна не заругается? — спросила Таня.

— Она на почте, — ответил Юрка. Минут через пять они уже сидели на крыше дома, оттуда весь посёлок как на ладони.

Тальники со всех сторон окружены горами. Самая высокая из них Аракчей. Голая, кое-где покрытая снегом макушка упёрлась в грозовую тучу. В той стороне глухо, будто нехотя, ворчал гром, и Юрке казалось, что это с Аракчея катятся в реку огромные камни. Юрка про себя умоляет грозу подождать, не подходить к аэропорту. Авось Яша ещё успеет прилететь в посёлок. Обогнув Аракчей, гроза быстро приближалась к аэродрому. Стало темно, будто кто-то задёрнул на окнах шторы. Налетел ветер. На лесине, стоявшей неподалеку от аэропорта, надулся полосатый тряпичный конус. Это указатель ветра. Но Танька Малышева весело утверждала, что это забыл свои штаны приезжий клоун.

— Несколько лет назад в Тальники прилетал цирк, — говорила она. — Попал клоун под дождь и повесил сушить штаны на забор. А корова отжевала одну штанину. Ну, а уж потом повесила их на лесину, не пропадать же добру.

Вообще-то Юрка любил слушать её. Смешно рассказывает Танька, весело, и, если что придумает, всё равно интересно. Всё у неё шиворот-навыворот. Бурундук мог свободно оказаться тигром, индюк — павлином. Как-то, разглядывая диковинные марки на конверте, в котором пришло письмо от Юркиной матери, она вдруг заявила, что Африка находится сразу же за Максимкиным бродом и что она сама, своими глазами видела там носорогов. Юрка возразил: чтоб попасть в Африку, надо сначала долететь до Иркутска, потом до Москвы, затем пересесть на международный самолёт. Но Танька ни за что не хотела уступать. Они чуть было не рассорились. Помирил Яша Рябчиков, он сказал, что за Максимкиным бродом находится своя Африка, вот только носорогов он там не видел. Но больше всего любил Юрка, когда она рассказывает про Максима, который жил где-то в лесу. Он и коров пригонял обратно в посёлок, и заблудившихся детей выводил на дорогу. Юрка про себя попросил Максима помочь Рябчикову. Если он такой добрый, чего ему стоит.

— Юрка, ты про посылку нарочно придумал? — неожиданно спросила Танька.

— Нет. Дед мазь просил и табак. Говорил, передайте с Яшей.

— Найдётся Яша, — уверенно сказала Таня. — Уже так не один раз было. Папа рассказывал: однажды Рябчикова двое суток искали. Яша тогда ещё на маленьком вертолёте летал. Мотор отказал. Он сел на вынужденную. Вот что, — Таня наморщила лоб, — давай завтра сходим к деду Иннокентию. Вдруг там Яша сел. Ты не бойся. Я на Максимкин брод ходила. Одна ходила.

Юрка с подозрением посмотрел на неё: Танька соврёт — недорого возьмёт. Например, она утверждала, что уже тысячу раз летала на вертолёте. Юрка же ни разу. Будь у него отец начальником аэропорта, он бы тоже летал каждый день. Но отца у Юрки нет, бабка говорит, умер. А мать вот уже два года работает в Африке врачом. От неё редко-редко приходят письма. Почту привозит из города Рябчиков. Бабка Алёна сортирует письма и разносит их по посёлку, а Юрка с Таней помогают ей.

«Может, и правда взять и сходить на Максимкин брод, — подумал Юрка. — Всего десять километров — пустяки. Может, Танька права — Яша там. Вот обрадуется. Но что подумает бабка? Если сказать — считай, пропало: ни за что не отпустит. И с Таней не отпустит. Скажет, маленький ещё».

Пошёл слепой дождь. Редкие капли взбили на дороге пыль, застучали по крыше. Тотчас же над посадочной полосой, согнувшись разноцветной дугой, засияла радуга. Внизу хлопнула дверь, пришла с работы бабка Алёна. Она стала собирать развешенное для просушки бельё.

— Юрка! Где ты запропастился? — громко крикнула она. — Ну что за ребёнок! Нет, чтоб бельё собрать, носится где-то. Ну ничего, скоро мать прилетит, уж она-то покажет.

— Ну, я пошла, — быстро сказала Таня и, придерживаясь руками, съехала прямо на сарай, а с него легко спрыгнула на землю.

Юрка затаился. Не дай бог, бабка увидит его на крыше. Она считает, что всё на нём горит синим пламенем и что толку от него — никакого. Особенно сердилась она на него из-за коровы. Как-то вечером он не загнал её во двор. Корова забрела на аэродром, и как на грех в аэропорту находился Кошкин. Выписал он Муравьёвым штраф.

— Вот приедет мать, всё расскажу, — грозилась бабка. Из будки выскочила Нойба, подбежала к хозяйке и, насторожив уши, глянула в сторону аэропорта. Затем, увидев Юрку, присела на задние лапы и, точно приглашая слезть с крыши, коротко гавкнула. Юрка показал ей кулак, Нойба завиляла хвостом.

Нойбу ещё зимой привёз Яша Рябчиков.

— Сел сегодня на старых покосах, — сказал он деду Иннокентию, доставая из-за пазухи щенка, — пока суд да дело решил сходить попроведовать дом Максима. Сучка там после деда осталась. Гляжу, а у неё приплод.

— Это лаечка, — грустно улыбнувшись, сказал дед. — Последняя жительница Максимкиного брода. Раньше на том месте деревня была, но после войны стала она вымирать. Одни в Тальники перебрались, другие — в Иркутск попытать городской жизни. И вскоре там остался один старик. Фамилии его никто не знал, звали просто Максимом. Лет двадцать прожил он там, а прошлой осенью куда-то исчез. Вещи все дома, собаки дома, а его нет. Одни говорили, что утонул, другие — медведь задрал. Куда делся — неизвестно.

— А что, так и не нашли его? — расширив глазёнки, спросил Юрка.

— Нет, — покачал головой дед — Яша возил туда Кошкина. Походил, побродил наш Шерлок Холмс, вернулся ни с чем.

Собираясь сторожить полузатонувшую баржу, дед хотел взять Нойбу с собой, но потом передумал.

— Пусть остаётся, — сказал дед. — Должен кто-то дом охранять.

— Дед, возьми меня, — просился Юрка.

— Рано тебе по тайге жариться, — сказала бабка. — А вдруг что случится. Что я скажу твоей матери. Это тебе не город. Вон даже в посёлок медведи забредают.

Дождь разошёлся не на шутку. Юрка слез с крыши. Дома он прямо с порога, чтоб не ругалась бабка, сказал, что потерялся Яша Рябчиков.

— Да что это такое делается! — всплеснула та руками. — Ну, сколько раз я говорила ему, бросай летать. Здесь по земле страшно ходить, а он по воздуху.

— Кто же тогда письма от мамы привозить будет? — сказал Юрка.

В комнате, где спит Юрка, прямо над кроватью на стене во весь рост прибита огромная медвежья шкура. Несколько лет назад забрёл в посёлок медведь и на глазах всех задрал корову. Произошло это в начале октября. Мужчин в посёлке в ту пору было немного, все на охоте. Прибежали женщины к деду Иннокентию и говорят: выручай, того и гляди, зверь людей давить начнёт. Подкараулил медведя дед Иннокентий — застрелил его. С тех пор шкура висит на стене. Юрка смотрит на неё и кажется ему, что это живой медведь карабкается по стене вверх. Почему-то становится страшно, и он, отвернувшись от стены, достаёт из-под матраца штурманский планшет с настоящей полетной картой. Планшет ему подарил Яша, когда мать улетела в командировку. Возле вертолёта Юрка не выдержал и расплакался, и Яша протянул ему свой старый планшет.

— Ну вот, а ещё лётчиком собирался стать, — обняв за плечи, улыбаясь, сказал он. — Держи, а слезы спрячь. Послужил он мне, пусть теперь у тебя хранится. Только никому не показывай. Договорились?

Юрка и не показывал никому, даже деду. Один раз, правда, показал Таньке. Чтоб не задавалась.

Развернув карту, он находит маленькую точку. Чуть сбоку печатными буквами написано «Тальники». Во все стороны от неё расходятся прямые линии. Это маршруты, по которым летает Яша. Карта закрашена зелёным цветом, и поначалу. Юрке кажется, что это ровные поляны. Коричневой краской нанесены горы, самые высокие обведены чёрными квадратиками. Обнесён таким квадратиком и Аракчей. Рядом с ним жёлтой жилкой, ну, совсем как на руке, нанесена речка Тунгуска. Обогнув Аракчей, она круто поворачивает вверх, там, Юрка знает, находится север. На самом повороте — Максимкин брод, рядом с ним крохотный мысок, наверное, это и есть Африка.

«От Максимкиного брода до Тальников по ущелью всего семь километров, — часто говорил Яша Рябчиков, — но в плохую погоду они тянут на всю сотню. Ну точно заколдованное место! Подлетишь к броду — вертолёт начинает бросать как щепку. Один раз даже пришлось садиться там ночевать. Жуткое место. Я бы ни за что не согласился жить там».

Юрка ещё ни разу там не был. В июле они с дедом ходили на Сухую речку по землянику, от неё до Максимкиного брода оставалось совсем немного. По карте вообще пустяк, мизинцем можно закрыть.

В самом низу на карте, напоминая народившийся месяц, плашмя лежит озеро Байкал. В том месте, где из него вытекает Ангара, крохотная точка. Это город Иркутск. Юрка никак не может понять, как это в маленький кружочек вместился целый город. Ведь Иркутск гораздо больше Тальников. А всех жителей посёлка при желании можно разместить в доме, в котором раньше жил он. Юрка аккуратно свернул карту, спрятал планшет под матрац и выключил свет.

За окном всё ещё льёт дождь. Юрке кажется: кто-то большой и невидимый жарит на сковороде картошку. Время от времени вспыхивает молния, и на стенах и на потолке отпечатываются деревья, стоящие под окнами. Юрке кажется, что они хотят спрятаться от дождя в комнату. Медвежья шкура тоже прыгает по стене, точно хочет спрыгнуть на пол и убежать в соседнюю комнату. Он понимает, что это от молнии, но всё равно ему страшно. И тогда он закрывает глаза.

Проснулся Юрка от солнца. Медленно передвигаясь по комнате, оно добралось до головы. Он не сразу открывает глаза, ему чудится: приехала мать и мягкой тёплой ладошкой неслышно гладит его. И хотя через некоторое время Юрка догадывается, что это не мать, а солнышко, боясь спугнуть его, он держит глаза закрытыми, затем, вздохнув, отбрасывает одеяло и смотрит на улицу.

За окном блестят умытые дождём берёзовые листья, а за ними чистое, без единого облачка, небо. Юрка соскакивает с кровати и бежит во двор. На крыльце, вытянувшись во весь рост, лежит Нойба и с любопытством смотрит на сидящих на проволоке ровным рядком стрижей. Солнечно, тепло, тихо. Лишь со стороны посёлка время от времени сечёт утреннюю тишину трактор. Юрка вернулся домой. На столе под полотенцем хлеб, два яйца и стакан молока, на подоконнике мазь от мошки «Дэта». Бабка приготовила. Сама она уже на почте. Юрка вспомнил — деду нужны папиросы. «Надо сходить в аэропортовский буфет», — думает он, садясь за стол.

Деда Иннокентия бабка держит в ежовых рукавицах, запрещает ему курить, поит какими-то травами. И видно, от такой жизни дед при первой возможности старается удрать из дому. Он и баржу сторожить вызвался, хотя могли послать кого-то другого. А табак он тайком заказал Юрке. Знает, внук не выдаст, выполнит просьбу.

Быстро позавтракав, Юрка пошёл в аэропорт. Бабка с дедом ходят туда по улице. У Юрки есть свой путь — короче. Через дыру в заборе вылез он на тропинку, которая ведёт прямиком к аэровокзалу. Вертолёта не было. «Значит, Яша не прилетел», — подумал Юрка. Чуть дальше, возле заправочной, стоял лесопатрульный самолёт, который за красный хвост ребята меж собой называют петухом. Он догадался: самолёт летал с раннего утра. Зачем бы ему тогда заправляться. Видно, снова полетит искать. Взяли бы его с собой. Зрение у него хорошее, он бы сразу отыскал вертолёт.

Возле Малышева собралось всё поселковое начальство, о чём-то тревожно, вполголоса переговариваются.

Увидев Кошкина, Юрка не стал заходить в аэропорт. Он перелез через штакетник и постучал в стекло, за которым сидела буфетчица Надя. Она распахнула окно.

— Что тебе? — прищурившись от яркого солнца, спросила она.

— Мне папирос. Дедушка просил. Говорит, комары совсем одолели. — И Юрка протянул смятую тройку.

— В горах наводнение началось, деревни сносит, — доставая из-под прилавка папиросы, сказала Надя. — Говорят, Тунгуска прямо на глазах прибывает. Так что твоему деду не папиросы нужны, а спасательный круг. Унесёт вместе с баржей, и предупредить некому.

— Не унесёт, — сказал Юрка и, забрав у буфетчицы папиросы, побежал домой.

Солнышко тем временем поднялось до середины огромной засохшей лесины, на которой, обмякнув, висел полосатый конус. Острым концом лесина подпёрла пухлое пузатое облако. Казалось, вот-вот она проткнёт его и снова польёт дождь. Юрка понимал, нужно предупредить деда, что будет наводнение, а то и правда унесёт. Но как это сделать? Эх, если бы на аэродроме был Яша! Он бы слетал и привёз деда домой. И весь груз, который сторожит дед. Юрка знает, дедушка ни за что не оставит его без присмотра. Но кто, кроме него, может предупредить деда? Никто. Заодно и табак принесёт. А вдруг ему повезёт, и у деда он найдёт Яшу. Вот будет разговоров. И бабка скажет: молодец, Юрка! И, поколебавшись, Юрка решил идти. Он достал из-под кровати лук, который ему смастерил дед, рассовал по карманам папиросы и спустился на крыльцо. Увидев вооружённого хозяина, из будки выскочила Нойба, радостно завертела головой. Легко Юрке с Нойбой, все его мысли она читает наперед. Он ещё только подумает, а она уже знает, что будет делать дальше.

Чтоб не попадаться бабке на глаза, Юрка пошёл через огород. По пути выдернул из грядки несколько морковок и сунул за пазуху — пригодятся. За огородом сразу же начинался лес. Юрка вышел на дорогу, которая вела к Максимкиному броду. После вчерашнего дождя она была вся в лужах. Юрка повернул с неё и побежал по тропинке, впереди бежала Нойба.

Минут через десять тропинка вывела его на пасеку. Юрка хотел было свернуть в лес и обойти пасеку стороной, но тут нос к носу столкнулся с Танькой.

— Ты это куда собрался? — оглядев его с ног до головы, подозрительно спросила она, коротким выдохом сдувая со лба волосы.

— На кудыкину гору, — буркнул Юрка. Вечно эта Танька подвернётся. Юрка знал, если она узнает, что он собрался на Максимкин брод, то обязательно пойдёт с ним. А потом будет хвастаться, мол, показала ему дорогу. Вообще от этой Таньки нет ему житья. Как над маленьким, взяла над ним шефство. Когда пошли в школу, села к нему за парту да так и осталась. Вот уже третий год ходит за ним как привязанная, куда он, туда и она. Дошло до того, что в посёлке стали даже подсмеиваться: жених и невеста. А он сам с усами, дойдёт без неё.

— Что, курить собрался? — увидев торчавшую из кармана пачку папирос, сузила глаза Танька. — Я бабке Алёне скажу, она тебе покажет!

— Ябеда, — выпалил Юрка. — Ябедой была, ябедой и помрёшь.

Она обиделась, обошла Юрку и, не оглядываясь, зашагала в посёлок. Нойба посмотрела на Юрку, на удалявшуюся Таньку и виновато вильнула хвостом, мол, зачем обидел девочку.

Петляя меж замшелых камней, дорога нырнула в распадок. Стало прохладно и сыро. Справа и слева от дороги стояли толстые ели, они безмолвно смотрели сверху на Юрку.

Ему казалось, они знают, что он боится непривычной лесной тишины, когда даже собственное дыхание кажется чужим. Он то и дело искал глазами Нойбу, и если она останавливалась и замирала, то останавливалась и замирала Юркина душа — что там впереди?

«Хорошо на вертолёте, — думал он. — Летишь и всё видишь». И Юрка вдруг пожалел, что нет рядом с ним Таньки, всё было бы веселее.

Спустившись от пасеки, он вышел к Сухой речке. Права была Надя — в горах начиналось наводнение. Сухая речка, которую раньше могли вброд перейти воробьи, шумела как настоящая большая река. Мутная, вспененная вода жадно лизала брёвна старенького мостика.

Юрка постоял, посмотрел на воду. Переходить по мосту было страшно, вода готова была вот-вот захлестнуть его. Но он всё же пересилил себя, перебежал на другую сторону. От мостика тропинка стала подниматься в гору. Впереди показались тёмные, поросшие кустарником утёсы. В посёлке их называли Аракчеевы братья. Крутыми боками прорезали братья тайгу и вышли гурьбой к Тунгуске. Справа каменистые стены, слева обрыв. Два толстых троса переброшено через пропасть, а к ним подвешен висячий мост. Для Юрки самое страшное место. Он знал: под мостом лежат лосиные и волчьи кости. Дед рассказывал, что на утёсы, убегая от волков, зимой выходят лоси. Встав спиной к обрыву, они выставляют вперёд острые ветвистые рога. Взять их непросто. Молодые волки покрутятся, покрутятся да и уйдут ни с чем. А вот те, кто поопытнее, держат осаду днями. И глядишь, добьются своего. От долгого стояния затекут у лося ноги, начнёт он пятиться к обрыву, волки только этого и ждут, скопом кидаются на зверя.

— Раньше много было волков, — вспоминал дед, — но потом мы постреляли их с вертолёта.

И тут Юрка вдруг поймал себя, что ищет вертолёт не на земле, не в тайге, а в небе. Юрка засмеялся: тоже сыщик нашёлся.

От Аракчеевых братьев до Максимкиного брода недалеко, несколько километров. С чёртова моста уже видны старые покосы, из кустов высовывалась чёрная крыша полусгнившего сарая. Юрке даже показалось, что он увидел на поляне вертолёт. Теперь уже не страшно, считай, дошёл.

От чёртова моста дорога круто пошла вниз к Грязному ключу. Юрка вышел к ключу и поразился. Весь распадок был затоплен водой. Он полез было вверх, пытаясь отыскать переход, и залез в чащобу. Между кочек булькала чёрная холодная вода. Было непривычно видеть растущие из воды деревья.

«Надо же так, — огорченно подумал он, — осталось совсем немного».

Вернувшись на тропинку, Юрка стал кричать, звать деда, но слабый крик его долетал до макушек сосен и терялся. Он посидел ещё немного на поваленном дереве и поплёлся обратно. Надо было засветло попасть в Тальники. К Сухой речке он вышел под вечер и остановился как вкопанный.

Моста через Сухую не было. Тропинка упёрлась в мутную воду. Шумела, пенилась река, жадно лизала подмытые деревья. Юрка присел на кочку и заплакал. Рядом стояла Нойба, печально смотрела на него и время от времени громко лаяла. Затем вдруг сорвалась с места и с лаем бросилась куда-то вдоль реки. Юрка сидел, ждал её. Нойба не возвращалась. И тогда он начал звать её. Но разве перекричать реку. Впервые за весь день ему стало по-настоящему страшно. Когда рядом была собака, он знал, что не один. Если что, она не даст его в обиду.

В это время снизу донёсся лай Нойбы и, прислушавшись, Юрка понял — Нойба не одна, она кого-то встретила в лесу. «Неужели Максима, — с жуткой парализующей ноги слабостью подумал он, но собака лаяла совсем не страшно, более того, Юрка слышал, она радостно повизгивает. — Ну конечно, она его узнала, ей-то что будет». Ему очень хотелось спрятаться, залезть куда-нибудь на дерево, но разве от Максима спрячешься. «А может быть, это Рябчиков?» — начал успокаивать он себя.

Через несколько минут на него выскочила радостная Нойба, а следом за ней из-за кустов вышла Таня. Юрка даже остолбенел от неожиданности.

— Ну, что уставился? — усталым голосом сказала она. — Давай побыстрее. Я на лодке переправилась, все руки потерла. — И Танька показала покрытые волдырями ладошки. Яша Рябчиков нашёлся, он деда Иннокентия вывез, а я за тобой поплыла.

— Ты кому-нибудь сказала? — на всякий случай спросил Юрка.

— Нет. Тебе же тогда попадёт. Я не сразу догадалась, куда ты пошёл. А потом меня вдруг осенило. Прибежала в Сухой — места нет. Я на пасеку, отвязала лодку и на эту сторону, только меня снесло сильно.

«Молодец Танька, — подумал Юрка. — Не побоялась одна плыть на лодке».

Они пошли вниз по реке: впереди Нойба, они следом, помогая друг другу. Тайга не пускала их, цепляла за одежду. Поперёк дороги лежали выворотни. Казалось, они попали в царство лешего. Вскоре небо посветлело, и они вышли к реке. И тут с Таней случилось что-то непонятное. Она вдруг испуганно оглянулась на Юрку, быстрым, каким-то кошачьим прыжком подскочила к дереву, потрогала его руками.

— Она тут была, — испуганно сказала Таня. — Я её сама привязала. Кто её мог взять?

Юрка осмотрел сосну, затем глянул на речку. До другого берега было метров двести.

— Скорее всего, унесло, — сказал он. — Вода большая.

— Ой, мне от отца влетит! — всплеснула руками Таня. — И всё из-за тебя.

Пока они спускались к реке, солнышко достало до макушки Аракчея и готово было скрыться за него.

— Давай спустимся к Тунгуске, может, там кто-нибудь на лодке поплывёт, — предложила Таня.

И они пошли вниз по реке. Уже в темноте вышли на гарь. Там и сям лежали вповалку обожжённые, покрытые чёрной пупырчатой чешуей деревья.

Юрка вспомнил, как однажды Таня рассказывала, что во время пожара своими глазами видела Максима. Сидел будто около пасеки и плакал. Но тогда Юрка не поверил ей. А вот сейчас поверил. Всё изуродовал огонь: деревья, кустарник, мох, траву. Не оставил живого места. Тут не только заплачешь, закричишь.

Обогнув гарь, они увидели вверху на склоне опору высоковольтной линии. Просека шла от посёлка в сторону города. Широко шагали по тайге опоры, одним прыжком перепрыгивали реки, карабкались на хребты. В тайгу опоры завозились на вертолёте, а потом, тоже на вертолёте, раскатали провода. Юрка сам видел, как тяжёлую, с намотанным проводом бухту загружали Яше в вертолёт.

Спустившись к берегу, где стояла опора, они почувствовали себя увереннее. Хоть опора и не живая, но сделана человеком и завезена сюда Яшей Рябчиковым. За просекой тёмной стеной стоял лес, казалось, смотрит он на них враждебно, мол, попробуйте суньтесь. И они решили не соваться. Самое лучшее переночевать здесь, на мысе. Они нашли неподалеку поваленную ветром огромную сосну, отыскали меж ветвей укромное место, Таня наскребла немного мху, настелила на землю. Юрка наломал берёзовых веток и сделал крышу. Получилось что-то похожее на медвежью берлогу. С одной стороны ствол дерева, с двух сторон толстые сучья, сверху вместо крыши ветки.

— Залезай, — сказал он Тане, — а я покараулю.

— Может, костер разведем? — предложила Таня, оглядываясь на обступивший их лес. — Комары заедят.

— Я спичек не взял, — ответил Юрка. — Если хочешь, у меня «Дэта» есть, натрись.

— Эх ты, таёжник, — засмеялась Танька. — Держи, — она пошарила в куртке, достала спичечный коробок.

Юрка наломал сухих веток, развёл костёр. И сразу же в тайгу пришла ночь. Она подкралась откуда-то снизу от реки и заполнила собой весь лес. И лишь макушка Аракчея горела бледным вечерним огнём, но и он вскоре потух. И лишь далеко в стороне посёлка шарил по ночному небу далёкий огонёк.

Юрка подбрасывал в огонь ветки, Танька сидела с другой стороны, грызла морковку и рассказывала про свою жизнь. И, хотя он знал её жизнь как свою собственную, ему было интересно. Он узнал, что Танька мечтает стать лётчицей, как Яша Рябчиков. И Юрка почему-то подумал, что так оно и будет. Теперь-то он убедился, Танька хоть и выдумщица, но слово своё держать умеет. Главное, она ничего не боится. А он что, рыжий? Когда вырастет, тоже пойдёт в лётное. Временами им казалось, что кто-то ходит неподалеку. Танька шёпотом говорила, что это, наверное, Максим, но Юрке почему-то не было страшно. Может быть, оттого, что рядом была Таня.

Вскоре начал одолевать сон, и они залезли в шалашик. Последней забралась Нойба и легла рядом.

От Нойбы Юрке стало тепло, точно бабка Алёна накрыла его медвежьей шкурой.

Ночью приснился ему сон. Будто приподняв шкуру, над ним склонился старик, из-за спины которого выглядывала бабка Алёна. Чуть дальше в дверях дед Иннокентий с ружьём. Юрку обжигает догадка — к ним пришёл знаменитый Максим и они сейчас пойдут охотиться. Юрка собрался, взял лук, и они пошли к тому месту, где лежала задранная медведем корова. Неподалёку от неё на раскидистой сосне дед с Максимом устроили засаду.

Соорудили на ветвях настил, закрепили верёвками, забрались туда вчетвером. Таня и здесь за ними увязалась. Стали ждать. Незаметно все уснули. Один Юрка не спит. Смотрит, а медведь тут как тут, стоит возле коровы. Юрка потянулся за луком, а тот бах в щелку и под ноги зверю. Медведь обнюхал лук, на загривке вздыбилась шерсть, он потянул носом и полез к ним на дерево. У Юрки обмерла душа, он толкнул локтем деда — тот хоть бы хны. А медведь рядом доски раздвигает. И тут Юрка увидел лежащий около Максима топор, схватил его и замахнулся на медведя. И нечаянно перерубил верёвку. Настил развалился — и они рухнули на медведя.

— Юрка, вставай быстрее, — раздался испуганный Танькин голос. — Хватит спать. Вода, смотри, вода!

Юрка вскочил как ошпаренный, стал озираться по сторонам. Со всех сторон их окружала вода. Отрезав мысок, она спрямила себе дорогу, с глухим урчанием гнула под себя кусты, мокрыми губами обсасывала листья, подбиралась всё ближе и ближе к сосне, под которой они провели ночь. Таня стояла по щиколотку в воде, хлестала её прутом. Рядом с ней крутилась Нойба и смотрела куда-то в сторону Аракчея.

— Ну, куда ты лезешь! — тоненько выкрикивала она. — Не лезь, уходи обратно, вон сколько места!

Но не тут-то было, снежная вода поднималась прямо на глазах. На другой стороне реки с натужным скрипом повалилась в воду лесина и, растопырив корни, медленно поплыла по течению. Пролетая мимо, на неё села трясогузка, и смешно дёргая длинным хвостом, посмотрела на Нойбу.

— Таня, давай залезем на сосну, — проводив взглядом лесину, сказал Юрка. — Чуть что, поплывём на ней, мы лёгкие, она выдержит.

— Ещё чего, перевернёмся, — быстро ответила Таня, — смотри, как воду крутит.

Если бы Юрка был один, он, наверное, попытался бы заплакать, но слез почему-то не было. Может, оттого, что рядом была Таня, всё-таки девчонка — слабое существо, как-то неудобно реветь рядом с ней. А Таня, бросив прутик в воду, обхватила Нойбу и вдруг громко расплакалась.

— Таня, ты чего? Ты не бойся, не перевернёмся, — не очень уверенно сказал он.

— А я и не боюсь. Кто тебе сказал, что я боюсь, — всхлипнув, ответила Таня. — Тебя, дурачка, жалко, мать приедет, а тебя нет. — Таня вдруг смолкла, настороженно стала смотреть в сторону Аракчея. Снизу от реки донёсся еле слышный, тугой, до боли знакомый гул мотора. Он разрастался, заполнял собой ущелье.

— Вертолёт! Это вертолёт! — вскочив на ноги, закричала Таня. — Надо развести костёр. А то пролетят и не заметят. Давай сучья.

Юрка соскочил на землю и стал ломать сухие сучья, но звук мотора начал слабеть, вновь рядом зловеще зашумела вода.

— Вон летит, летит, я вижу его! — вновь закричала Таня, и, сняв с себя красную курточку, начала махать над головой. Снизу на малой высоте к ним летел вертолёт.

Вертолёт пролетел мимо, но тут же развернулся и стал целить своим застеклённым пузатым носом прямо на островок.

— Вот вы где, голуби. Ну, я вам покажу… Весь посёлок на ноги поставили! — открыв дверку, закричал лейтенант Кошкин. — Люди всю ночь не спали. С бабкой Алёной плохо. Придётся штрафовать.

— Если бы не наводнение, я бы дошёл, — тихо сказал Юрка.

— Не ругай их, лейтенант. Слава богу, нашлись, — примирительно сказал Рябчиков. — Скорее залазьте, в Тальники полетим, не то унесёт.

Рябчиков завёл их в пилотскую кабину, вытащил из портфеля завернутую в целлофан полётную карту.

— Будешь у нас за штурмана, — сказал он и похлопал Юрку по спине. — Чтоб больше не терялся.

— А мы и не терялись, это ты потерялся, — пробурчал Юрка и, подумав немного, протянул карту Таньке. Таня взяла карту, посмотрела вперёд.

Юрка увидел: почти с каждого прибора на него смотрела Таня — брови сдвинуты, глаза строги — настоящая лётчица.

Рассекая воздух, закрутились над головой, похожие на усы волосогрызки, длинные лопасти. Вертолёт мелко задрожал, и вдруг земля дрогнула и начала плавно удаляться. У Юрки захватило дух. Ещё бы, какой перед ним открылся вид!

Не останавливаясь и не сворачивая, вертолёт легко перепрыгнул реку, мелькнул обрывистый берег, линия электропередач. Чем выше поднимались они, тем медленнее двигалась земля, а вскоре и вовсе почти остановилась. Юрке она напомнила огромную чашу. над которой, как абажур, висело серое, без единой морщинки небо. Сглаженные расстоянием и высотой наползали под вертолёт хребты. Змейками то в одну, то в другую сторону разбегались речушки.

— Ты чего такой сердитый? — тронула Юрку за плечо Таня.

— Я не сердитый, — шмыгнув носом, ответил Юрка. — Сейчас прилетим, меня выдерут. Как пить дать, выдерут.

— Ничего, переживём, — вздохнув, сказала Таня. — Вдвоём всегда легче. За битого двух небитых дают. Меня тоже не погладят. Лодку унесло. Смотри, Максимкин брод!

Далеко внизу, там, где Тунгуска делала огромную петлю, красноватой рыбиной лежала полузатонувшая баржа, чуть ниже стоял крохотный домик. Отыскав Аракчеевых братьев, Юрка вновь пробежал глазами до залитого водой распадка.

Сразу же за ним начинались покосы. Надо же, был совсем рядом! Ну ничего, в следующий раз он всё равно дойдёт.