В конце июня аэропорт Шевыкан осиротел: вертолетчик Вася Косычев увез в Усть-Кутский родильный дом Марию Федоровну Бутакову — жену начальника аэропорта. Шевыкан — поселок небольшой, домов пятьдесят наберется, а весь аэропорт и того меньше: три дома, аэровокзал, на крыше которого размещалась похожая на голубятню вышка для диспетчера, пилотская гостиница и домик, где жили парашютисты. Обслуживали это хозяйство всего два человека — Иван Гаврилович Бутаков да его жена. Она подменяла на вышке мужа, информировала о погоде, давала разрешение на посадку самолета. Зимой самолет прилетал раз в день, так что в эту пору для нее работы немного. А вот летом, когда приезжали парашютисты-пожарники и в Шевыкане постоянно базировался вертолет с патрульным самолетом, тут хоть караул кричи… К тому же Марии Федоровне приходилось стирать белье в пилотской гостинице, готовить для летчиков обед.

Бутаков, оставшись один, разрывался на части: дома четверо ребятишек, за ними глаз да глаз нужен, а тут, как назло, забарахлила радиостанция.

Лето стояло жаркое, тайга плодилась желтыми грибками дымков, особенно часто они появлялись рядом с просекой, которую рубили для будущей железной дороги. Патрульный самолет весь день в воздухе и едва успевал выбрасывать парашютистов. Без связи — хоть тут же закрывай полеты. То нужен свежий прогноз погоды, то какая-нибудь срочная радиограмма.

Подлетая к Шевыкану, летчики едва разбирали голос Бутакова, связь была отвратительной.

— Сделайте кружок над аэродромом, — кричал он, — кружок, скотина на полосе, черт бы ее побрал! — Он выскакивал на полосу, стрелял из ракетницы. Коровы, подняв хвост, шарахались в лес, но уже через полчаса выплывали вновь и, точно серые валуны, рассыпались по аэродрому.

Когда обрывалась связь, летчики сами снижались и на малой высоте пролетали над коровами, распугивая их.

Иногда в аэропорт прибегали женщины — жаловаться, что коровы перестают давать молоко. Бутаков вдобавок штрафовал их, но это мало помогало.

— Нет, с меня хватит, — сказал он как-то летчикам, — пусть начальство кого-нибудь присылает. Не могу я один. Так и до беды недалеко.

— Завтра я лечу в Усть-Кут. Зайду к командиру, — успокаивал его вертолетчик Вася Косачев, открывая ножом банку с тушенкой. Раньше, когда была Мария Федоровна, летчики с воздуха заказывали что-нибудь повкуснее, чаще всего пельмени, а в последнее время обходились сухим пайком.

— Ты, Васька, балаболка, каких свет не видел, — раздраженно заметил Бутаков. — Твой язык, как ветряк на крыше, молотит почем зря. Из-за тебя только одна неприятность.

Васька поморщился. Весной летал он по санзаданию к эвенкам и на обратном пути остался ночевать в Шевыкане, придумал какую-то неисправность в вертолете. Сделал это для того, чтоб побыть с врачихой, которая впервые полетела с ним. Об этом каким-то образом узнало начальство. Косачеву и начальнику аэропорта влепили по выговору.

— Зайди к командиру, — попросил вертолетчика Николай Хохлов, пилот лесопатрульного самолета. — А будет время, съезди в роддом, узнай, как там Мария Федоровна.

— Так я ему про то и говорю, — ответил Васька и бросил пустую банку в угол.

Бутаков поднял банку, покачал головой:

— В кого ты такой непутевый? К порядку не приученный…

— А-а… И так сойдет, — отмахнулся Васька. — Тебе, наверное, хочется, чтобы мы еще здесь грядки разводили. Скучно это. Огородик, семья, ребятишки.

— Ты молодой и поэтому глупый, — обиделся начальник.

Бутаков приехал сюда лет десять назад. Аэропорта здесь не было. Самому пришлось ровнять пашню под взлетную полосу, вырубать деревья. Здесь же, в поселке, он нашел Марию Федоровну, или тогда просто Машу, девушку с почты. Через пять лет у них уже было четверо детей. Так и жили при аэропорте, считали его своим и уже не мыслили жизни без самолета.

Косачев прилетел под вечер. Вертолет прострекотал над лесом, завис над площадкой, мягко опустился на траву. Двигатель стих, винты стали вращаться медленнее, и вмиг вертолет напомнил паука, шевелящего усами.

Прибежали дети Бутакова, наверное, узнать, не прилетела ли их мать. Все в отца, рыжеволосые, худые, они окружили вертолет, ожидая, когда остановится винт. Открылась дверка. Выскочил Косачев, и вслед за ним появилась девушка.

В руках у нее был портфель, с какими обычно летают медики.

— Вроде бы как опять свою врачиху привез, — сказал Хохлов, разглядывая девушку. Он сегодня не летал весь день, просидел на вышке, помогал Бутакову налаживать радиостанцию.

— Нет, та покрупнее. Наверное, студентка в гости приехала, — равнодушно определил Бутаков, — видишь, туфли на копытах.

— На платформе, — поправил Хохлов и высунулся в окно.

Справа из домика высыпали парашютисты, они что-то весело кричали Ваське. Появление нового человека в Шевыкане не проходит незамеченным. Это вроде нового кино в деревенском клубе.

Васька с девушкой остановились около пилотской. Он что-то начал объяснять, показывал на крышу.

Пилотская в старом доме, в одной половине живут Бутаковы, напротив окон — огородик, где у них растут огурцы, горох и прочая зелень. А в другой, собственно, и размещается пилотская. Там, возле окон, кроме травы, ничего не увидишь. На крыше бродят голуби, стены дома и карнизы забрызганы пометом, точно здесь идут известковые дожди. Над крышей зеленым аэростатом взметнулась береза.

— Кого привез, Вася? — не выдержал Хохлов.

— Вот, принимайте радистку.

Бутаков тотчас отошел от окна, принялся натягивать пиджак.

— Встретить надо в форме. Судят-то по одежде, — вслух бормотал он, разыскивая глазами фуражку. Она лежала под столом, он согнулся, точно перочинный ножик, поднял ее, с сожалением посмотрел на вылинявший верх. Эту фуражку он носил уже лет пятнадцать. Как-то летчики привезли ему из города новую мичманку, но он положил ее дома в шкаф.

— Буду беречь для выхода, — объяснил он, но почему-то так и не надевал, а ходил в старой.

И вот сейчас, по-видимому, пожалел, что под рукой нет той новой, чтоб выглядеть при полном параде. Все-таки не каждый день в аэропорт приезжают новые работники.

По шаткой деревянной лестнице девушка поднялась на вышку. Косачев не стал заходить, остался покурить на улице.

— Маркова Галя, — бойко представилась она Бутакову, признав в нем старшего. На вид ей было лет восемнадцать-двадцать, чуть-чуть подкрашены ресницы, на руках маникюр.

— Очень рад. Проходите, — засуетился Бутаков, освобождая стул от инструментов. — Как долетели?

Галя не ответила, она с интересом осматривала вышку, остановила взгляд на разобранной радиостанции.

— Или, может быть, аппаратуру осмотреть желаете? — продолжал Бутаков. — Так я не против. Даже наоборот. Старенькая, правда, она у меня. Часто из строя выходит.

Он хотел выругаться, как, бывало, привык это делать раньше, но вовремя сдержался.

— Скоро здесь большой аэропорт будет. Из стекла и бетона, как пишут в газетах. Потому что рядом железную дорогу прокладывают. Может, слыхали — БАМ называется?

— Слышала, — ответил за нее Косачев. Никто не заметил, как он вошел. — Ты думаешь, люди газет не читают. Ей отдохнуть надо. Почти час летели.

Бутаков недовольно посмотрел на Косачева. Опять этот болтун влез.

— Знаешь, чем похож вертолет на корову? — спросил Бутаков, прищурив глаза. — Чем выше хвост, тем больше скорость.

Галя засмеялась, на щеках появились крохотные ямочки.

— Совсем перегрелся, — шутливо заметил Косачев, — тебе, товарищ Бутаков, беречься надо. Дочь родилась. Вот записка от жены. — Васька порылся в кармане, достал серый клочок бумаги.

— Ой, поздравляю! — воскликнула Галя. Она была рада, что попала в такой приятный для начальника аэропорта день.

— Так и должно быть, — невозмутимо ответил Бутаков. — Я ей наказал: «Без девочки можешь не прилетать».

Васька обиделся, ушел.

— Другой бы за поллитрой побежал, пока магазин открыт, а этот хоть бы что, — вслух бормотал он, направляясь в пилотскую.

Над поселком низко проносились стрижи. Дома чем-то напоминали сонных старух, собравшихся у реки, было тихо, лишь где-то рядом, за полосой, брякали колокольчики, там опять бродило стадо коров.

Через полчаса Бутаков ввалился в пилотскую.

— Нет, ты кого привез? Кого привез? — накинулся он на Косачева.

Тот смотрел в окно, ожидая, когда с вышки спустится девушка.

— Человека. Вы же сами просили.

— Вы видели, каков гусь! Да она матчасть абсолютно не знает, — махнул рукой Бутаков. На пиджаке зло вздрогнули медные пуговицы.

Васька даже не повернулся, обронил:

— Научим. Тут большого ума не надо, твой старший Петька справится, если показать.

— Мне специалист нужен, а она воспитатель детского сада. Ты что понимаешь?! — кричал Бутаков.

— А что, разве плохо? Тебе сейчас одному можно детский сад открывать.

Бутаков побледнел, лицо напоминало перкаль, на которую брызнули маслом. Когда он злился, на лице резко проступали веснушки.

— Успокойся, Иван Гаврилович, — сказал Хохлов. — Вспомни, кто радистками в других аэропортах работает. Такие же девчонки. Сами пораньше вставать будем и научим.

Бутаков успокоился. С Хохловым он не хотел ссориться. Радиостанция была разобрана, а без летчика он наверняка бы не справился.

— Я знаю, зачем ты ее привез, — уже спокойно проговорил Бутаков. — Шашни думаешь здесь разводить.

Косачев сладко потянулся, во рту блеснула золотая коронка. Эта коронка появилась недавно. Месяц назад Вася привез Бутакову козу. Чтоб было молоко у ребятишек. Прилетел в Шевыкан, открыл дверку, но коза заупрямилась. Васька дернул ее за ногу, она — на него и рогами — раз в зубы.

— Вот прилетит Мария Федоровна, она еще мне спасибо скажет, — сказал Косачев.

— Надо тебя разок оштрафовать. За незаконно привезенную пассажирку.

— А Мария Федоровна говорит, женить надо, а разве здесь найдешь кого?

— Ты, Васька, как кот. Тебя мордой об пол, а ты все равно лезешь на стол. Жениться надо человеку самостоятельному, — стыдил его Бутаков. — Ты, кроме вертолета, ничего не знаешь. Тебя вон даже коза обидела, на всю жизнь отметину оставила.

— Что девушке сказать?

— Пусть остается. Только она сама через два дня сбежит. Потому что привыкла к городу. Ей асфальт, театры нужны. Видели, в каких туфлях приехала?

— Мы тоже городские и не сбегаем, — ответил Косачев.

— Вы — другое дело. Работа у вас такая. А ее только от соски оторвали.

Бутаков хотел сказать еще что-то, но неожиданно увидел повисшего на березе младшего сына Борьку, он извивался как червяк, ловил руками ствол, под ногами ломались тонкие ветки.

— Вот она недалеко от него ушла, — выкрикнул он и бросился к выходу.

Летчики поднялись на вышку. Галя сидела на чемодане и размазывала по щекам чернильные слезы. Зло взглянула на Ваську, отвернулась.

Васька сделал участливое лицо, виноватым голосом позвал:

— Пойдем, Галя. Чего тут сидеть…

— Никуда я не пойду, — дернула она плечами, — зачем вы меня сюда привезли? Это нечестно. Если б я знала! Если б я знала! — Она вновь заплакала.

— Ты успокойся, — сказал Хохлов, — все уже улажено. Мы с начальником договорились. Мы тебе все покажем. Здесь делов-то пара пустяков. Смотри, вот тумблер. — Хохлов потянулся, щелкнул на панели радиостанции выключателем. Тусклым красноватым огоньком вспыхнула шкала настройки. — Рация погреется, и готово. А записывать радиограмму ты сможешь.

Галя молча смотрела на Хохлова. Глаза у нее были как у ребенка, когда ему показывают новую игрушку.

— Сложно очень, — засомневалась она. — Азбуку Морзе знать надо.

— Не сложнее, чем сюда добраться…

Хохлов засмеялся, заулыбалась и Галя, вытерла глаза платком, стала рассказывать:

— Сама я из Омска. Семья у нас обыкновенная, как у всех. Два брата старших. Один на целину ездил, другой штурманом на сейнере плавает. Только я нигде не была. А тут такое началось! Включишь радио — БАМ, газету возьмешь — то же самое. Я как раз в детском садике работала, каждый день одно и то же. «Должна же я где-нибудь себя попробовать», — решила я. Уволилась, взяла билет до Усть-Кута. Дома, конечно, не отпускали. А тут брат, что на сейнере плавает, приехал. «Пусть, — говорит, — съездит, мир посмотрит, с людьми пообщается». Приехала, отыскала штаб стройки. Меня там спрашивает строгий такой дяденька: «Что умеете делать?» Я ему говорю: «В садике работала, вот к вам приехала».

Тут кто-то засмеялся: «У нас, говорит, только недавно первая свадьба была. Вот годика через полтора приезжайте».

— Сильно молодой она показалась. Таких обратно отправляют, — уверенно заявил Вася.

— А что, мне теперь обратно возвращаться? — Галя тонкими пальцами сжала носовой платок. В окне возникла голова Петьки Бутакова, и тотчас в других окнах, точно подсолнухи, выросли другие ребятишки.

— Тетя Галя, — позвал Петька. — Пойдемте, я вашу комнату покажу, папка велел.

Утром Бутаков сходил на аэродром, осмотрел полосу и на обратном пути заглянул в пилотскую. Летчики завтракали, Васька жестом предложил присоединиться к ним. Бутаков, помахивая тальниковым прутом, которым отгонял скотину со взлетной полосы, прошел мимо.

Галя была уже одета. Она вскочила, едва начальник аэропорта зашел в комнату. Лицо залилось краской, точно Бутаков нечаянно включил внутри у нее лампу.

— Ну, не раздумала уезжать?

— Нет, — с вызовом ответила Галя. — Я буду работать здесь. Назло всем.

— Хорошо, — усмехнулся Бутаков. — Я вас оформлю аэродромным рабочим. — Он протянул ей прут. — Будете пока скотину с полосы выгонять.

— Я боюсь быков, — замахала Галя руками.

— Тогда езжайте обратно!

Как гадюку, взяла она прут, склонив голову, вышла из пилотской.

После обеда на стене объявлений Бутаков собственноручно вывесил приказ. Галя осталась на аэродроме. Днем она отгоняла коров, ей охотно помогали дети Бутакова. С ними она становилась веселой, рассказывала разные истории.

Пилотская преобразилась: исчезла грязная посуда, летчики ходили наглаженные, как на празднике.

Бутаков смотрел на все молча, лишь однажды признался Хохлову:

— Женщина, она как бензин, мигом выводит грязные пятна.

С Косачевым Галя не разговаривала. Пройдет мимо, лишь головой кивнет. Васька делал вид, что его это мало беспокоит. С утра он улетал в Усть-Кут. Оттуда делал несколько рейсов в Звездный, возил для строителей продукты, инструменты, обувь. После обеда летал на пожары, вывозил в Шевыкан парашютистов. Каждый раз, подлетая к аэродрому, он отыскивал на полосе Галю. Старался зайти на посадку прямо над ней. И не просто так пролетит, а зависнет неподалеку. Как-то после очередного полета Бутаков вызвал его к себе.

— Вы почему хулиганите? — строго спросил он.

Васька непонимающе улыбнулся, прищурил один глаз, другим, как коршун, сторожил Бутакова:

— Проверял, нет ли на полосе коров. А то попадет какая-нибудь под винт.

— Вы же знаете, у нас теперь есть аэродромный рабочий. Еще раз такое повторится, будете сами коров выгонять.

— Согласен. Пиши приказ, — заговорил Васька. Немного погодя он вырубил в лесу огромный прут и пошел на полосу.

— Косачев! — крикнул в окно начальник аэропорта. — Тебе письмо пришло. От врачихи.

— Оставьте его себе, — махнул рукой Васька. Через несколько минут возле пилотской появилась Галя.

— Иван Гаврилович! — крикнула она. — Я пойду загорать. Сменщик пришел. — Она забрала ребятишек и ушла на речку.

Бутаков достал из стола письмо, понюхал его. От него пахло духами.

— Одна уже попала под винт. Каков стервец! — выругался он.

Вечером, когда закапчивались полеты, летчики собирались у Гали. Хохлов приносил магнитофон, сам уходил в другую комнату и читал в микрофон. Она записывала текст на бумагу, он поправлял, и тренировка повторялась снова. Труднее было с аппаратурой. Бутаков не пускал их на вышку, а на пальцах разве многое объяснишь? Туго было и с азбукой Морзе. Пробовали перестукиваться через стенку. Ваську на занятия не пускали. Галя, едва он входил в комнату, путалась, сбивалась с ритма. Хохлов выпроваживал его обратно.

Косачев волком смотрел на Хохлова, покусывал губы, выходил в коридор.

«Зачем все это ей? — раздраженно думал он, — неужели она собирается радисткой работать? Чепуха! Такая долго здесь не засидится, первым же самолетом увезут». Мысль его прерывал торопливый стук в стенку. Тотчас из своей комнаты барабанил Хохлов. «Достукаются так, пожалуй», — злился Васька. По правде говоря, он взял Галю шутки ради, сомневаясь, что из нее получится толк. Увидел в аэропорту симпатичную девчонку с заплаканными глазами. Узнав, в чем дело, решил привезти ее в Шевыкан. «Все веселее будет, а не понравится, увезу обратно». Короткая, как жизнь бабочки-однодневки, была тогда у Васьки мысль. Не думал и не гадал он, что попадет в такое дурацкое положение.

В аэропорту над ним откровенно смеялись, даже Петька Бутаков скалил редкие, как у выломанной расчески, зубы:

— Дядя Вася, пошли коров гонять.

Через несколько дней Косачев привез Марию Федоровну домой. Не стал садиться на вертолетную площадку, а подвез прямо к аэровокзалу. Первыми вертолет окружили ребятишки. Впереди всех Петька. В руках у него букетик красных саранок. Цветы нарвала Галя и наказала ему отдать матери, когда она выйдет из вертолета.

Бутаков принарядился по такому случаю, надел новую фуражку.

Осторожно взял у жены белый сверток, заглянул вовнутрь… Весело блеснул на солнце лакированный козырек фуражки.

— Что-то в последнее время Васька одних девок возит, — смущенно пошутил он, и все заулыбались. К Марии Федоровне подошел Петька, неловко сунул ей цветы. Она присела, расцеловала его, но он вырвался и убежал домой. Вслед за ним двинулись остальные.

— В Усть-Куте командира встретила, — говорила Мария Федоровна, отгоняя цветами назойливых паутов. — Обещал прислать диспетчера. Аэропорт расширять будут.

— Тут Васька уже привез. Из этих, комсомольцев-добровольцев. С характером попалась. Жалко, что специальность у нее не авиационная. Детки к ней льнут. Директор леспромхоза узнал про нее, приглашал к себе. Отказалась. Ждет, когда дорога сюда придет. Совсем недавно сидела она у меня на вышке. С рацией знакомилась. И ты можешь представить, отличилась. Васька на вынужденную сел. Его два дня искали. Он с земли передает в эфир свои координаты, но никто его не слышит. А она услышала. Музыкальный слух. Жаль, что специальность не авиационная, — еще раз пожалел Бутаков.

— Вася мне по дороге рассказывал, — нахмурилась Мария Федоровна. — Ты это чего, старый дуралей, народ смешишь? Молоденькую девчонку на полосу гоняешь. Вася, сам того не ведая, сделал доброе дело, а ты на корню губишь. Надо дать ей окрепнуть на новом месте, врасти в землю. Засохнет, сорвется, и будет кататься с места на место, как перекати-поле. Держать надо таких людей.

— С завтрашнего дня пусть едет на учебу в Иркутск.

…Снова прилетела Галя в Шевыкан осенью, когда выпал первый снег. Аэропорт оброс белой шубкой снега, стоянка опустела, летчики разлетелись по домам. Галя оглянулась, посмотрела в бледное, точно застиранная косынка, небо, там, уменьшаясь с каждой секундой, уплывал крохотный самолетик, на котором она прилетела сюда.

На крыльцо выскочил Петька, что-то крикнул в дверь и, скатившись со ступенек, побежал к Гале. В окнах замелькали чьи-то лица, тотчас же на улицу высыпала вся семья Бутаковых. Сам Иван Гаврилович, улыбаясь, стоял на вышке.

И вновь потянулись тягучие, однообразные дни: прилетит самолет, выгрузит почту, и снова затихнет, замрет аэропорт. Одна радость — ребятишки, они не дают скучать, днями пропадают у Гали. Иван Гаврилович теперь, когда появилась замена, занимался в основном по хозяйству, помогал Марии Федоровне.

К ноябрьским праздникам прилетел Вася Косачев, привез летное начальство. Они долго ходили по взлетной полосе, что-то записывали на бумаге. Затем поднялись на вышку к Бутакову.

— Через три дня десант высаживать у вас будем, справитесь? Или прислать кого-нибудь поопытней?

Бутаков замялся, все-таки не шутка — больше двадцати вертолетов и самолетов за полчаса. Тут у кого угодно голова закружится.

— Справимся сами, — сказала Галя.

Вертолеты прилетели к обеду, сначала послышался глухой гул многих моторов, и вскоре из-за леса показались десятки винтокрылых машин. Они шли клином, точно перелетные птицы. Галя дала команду выстроиться вертолетам в круг, стала один за другим заводить их на полосу. И как только она успевала разобраться в этом скопище машин! Впрочем, летчики были бывалые, дисциплинированные, они не мешали друг другу, соблюдая очередность, кружили по коробочке над Шевыканом. Вскоре вдоль полосы выстроились вертолеты, между ними засуетились люди в зеленых робах, появились ящики с оборудованием, мешки с одеждой.

Все это строители потащили через полосу к аэровокзалу. Галя передала микрофон Бутакову, накинула дубленку, бросилась на улицу.

— Куда вы тащите? Сюда нельзя. Сейчас прилетят другие, куда они садиться будут?! — напустилась она на мужчину в собачьих унтах, который, проваливаясь в снегу, нес туго набитый рюкзак.

Тот быстро обернулся, удивленно поднял брови, пошевелил черными усами:

— А ты откуда взялась, воспитательница?

Галя на некоторое мгновение растерялась, она узнала того самого начальника строительно-монтажного поезда, который не принял ее на стройку, но быстро справилась с собой.

— Давайте перетаскивайте к лесу. Туда сейчас лошади с леспромхоза подъедут, освобождайте полосу. Ну чего уставились?

В это время к начальнику строительно-монтажного поезда подошел Вася Косачев, что-то сказал ему, тот рассмеялся, показал строителям, чтобы они перетаскивали вещи к лесу.

Потом, когда начали подниматься вертолеты, усатый отвел в сторону Бутакова, долго разговаривал с ним, Бутаков отрицательно качал головой.

— Нет, не отдам. Она нам самим вот так нужна, — хитро улыбаясь, гудел он.

Васька Косачев забрался в свой вертолет последним. Он уже не видел девушки, Галя вновь была на вышке, но он знал: сейчас включит радиостанцию и снова услышит ее голос, и неожиданно подумал, что уже не представляет Шевыкан без Гали.