12
Подтверждение веры
Вам случалось когда-нибудь направляться к телефону, чтобы позвонить другу, но прежде услышать звонок телефона и обнаружить, что именно этот друг звонит вам? Какова вероятность подобных событий? Невелика, и ваша интуиция паттерничности наверняка подает вам знак, что в этом событии есть нечто особенное. Так ли это? Скорее всего, нет. И вот почему: сумма всех вероятностей равна единице. При наличии достаточных возможностей аномалии неизбежны. Вопрос не в том, какова вероятность, что друг позвонит, пока о нем думают (эта вероятность крайне низка), а в том, какова вероятность, что в случае, когда множество людей звонят по телефону и думают о друзьях, по меньшей мере один телефонный звонок совпадет по времени с по меньшей мере одной одновременной мыслью (эта вероятность очень высока)? Аналогично, шанс какого-либо человека выиграть в лотерею чрезвычайно низок, но в системе розыгрышей лотереи в целом кто-нибудь выиграет обязательно.
В своей глубокомысленной книге «(Не)совершенная случайность» (The Drunkard’s Walk) математик и автор научно-популярных книг Леонард Млодинов подсчитал вероятность, что управляющий паевого фонда Билл Миллер будет угадывать фондовый индекс Standard&Poor 500 15 лет подряд. За этот подвиг Миллера славили как «величайшего фондового менеджера 1990-х годов»; по подсчетам CNN вероятность такого угадывания составила 372529 к 1. И вправду удивительно. Млодинов отмечает: если взять Билла Миллера в начале этого периода, в 1991 году, и подсчитать вероятность угадывания им S&P 500 каждый год в последующие 15 лет, эта вероятность и вправду будет очень мала. Тот же принцип применим к любому управляющему паевого фонда, которого вы выберете. «Те же шансы были бы против вас, если бы раз в год в течение пятнадцати лет вы подбрасывали монетку с целью заставить ее каждый раз падать орлом вверх», – отмечает Млодинов. Но в действительности управляющих паевых фондов насчитывается более шести тысяч, «поэтому возникает уместный вопрос: если тысячи человек раз в год подбрасывают монетку и делают это на протяжении десятилетий, каковы шансы, что один из этих людей в течение пятнадцати лет или еще дольше будет подбрасывать монетку так, чтобы всегда выпадал орел?» Вероятность этого события значительно выше. Собственно говоря, Млодинов демонстрирует, что за последние сорок лет активной торговли паевого фонда шансы на то, что по меньшей мере один управляющий этого фонда будет угадывать ситуацию на рынке каждый год в течение пятнадцати лет подряд, оказываются равными почти трем из четырех, или 75 %!
Я применил этот принцип вероятности, думая о чудесах. Дадим определение чуду как событию, происходящему с вероятностью миллион к одному (интуитивно такая вероятность кажется достаточной, чтобы называть событие чудом). Кроме того, допустим, что каждую секунду в течение дня через наши органы чувств проходит один бит данных, и примем, что мы бодрствуем двенадцать часов в сутки. Получаем 43200 бит данных в день или 1 296 000 в месяц. Даже если предположить, что 99,999 % этих бит совершенно бессмысленны (и мы отфильтровываем их или начисто о них забываем), остается еще 1,3 «чуда» в месяц или 15,5 «чудес» в год. Благодаря избирательной памяти и предвзятости подтверждения, мы запомним только несколько поразительных совпадений и забудем все множество бессмысленных данных.
Применив похожие примитивные расчеты, мы можем объяснить сны о предчувствии смерти. Среднестатистический человек видит примерно пять снов за ночь или 1825 снов за год. Если мы запоминаем лишь десятую часть своих снов, значит, за год нам запоминается 182,5 снов. Примерно 300 миллионов американцев, таким образом, производят за год 53,7 миллиардов запоминающихся снов. Социологи утверждают, что каждый из нас довольно близко знаком примерно с 150 людьми, таким образом, создается социальная сеть из 45 миллиардов личных связей. При ежегодном уровне смертности, составляющем 2,4 миллиона американцев в год (во всех возрастных группах, по всем причинам), неизбежно, что запомнившиеся сны кого-нибудь из этих 54,7 миллионов будут о некоторых из этих 24 миллионов смертей среди 300 миллионов американцев и их 45 миллиардов связей. В сущности, чудом было бы другое: если бы сны с предостережением о смерти не сбывались! Вот эпизод телевизионного ток-шоу, которое вы никогда не увидите: «А теперь с нами особенный гость, который пережил множество ярких, как наяву, снов о смерти известных людей, и ни один из этих снов не сбылся. Но не переключайтесь, потому что вы никогда не узнаете, когда подтвердится очередной сон». Разумеется, вместо этого в телевизионных ток-шоу акцентируют внимание на событиях с вероятностью миллион к одному и игнорируют прочий шум.
Народная арифметика – наша природная склонность ошибаться в оценке вероятностей, мыслить категориями личного опыта, а не статистики, сосредоточивать внимание и держать в памяти краткосрочные тенденции и малочисленные периоды.
Эти примеры демонстрируют силу того явления, которое я называю народной арифметикой – одной из форм паттерничности. Народная арифметика – наша природная склонность ошибаться в оценке вероятностей, мыслить категориями личного опыта, а не статистики, сосредоточивать внимание и держать в памяти краткосрочные тенденции и малочисленные периоды. Мы замечаем краткие последовательности холодных дней и игнорируем долгосрочную тенденцию к глобальному потеплению. Мы с ужасом следим за спадом на рынке недвижимости и акций, забывая, что на протяжении полувека линии тенденций были направлены вверх. В сущности, пилообразные графики тенденций – пример «народной арифметики», когда наши чувства сосредоточены на движении вверх или вниз по каждому «зубцу», в то время как общее направление «лезвия пилы» проходит для нас незамеченным. Народная арифметика – лишь один из множества случаев когнитивной предубежденности, которые оказывают влияние на обработку нами информации и зачастую искажают ее, и вместе эти предубежденности подкрепляют нашу выведенную интуитивно систему убеждений.
Как наш мозг убеждает нас, что мы всегда правы
После того, как мы формируем убеждения и соглашаемся с ними, мы поддерживаем и подкрепляем их с помощью эффективной когнитивной эвристики, гарантирующей их правильность. Эвристика – ментальный метод решения проблем посредством интуиции, проб и ошибок или неформальных методов, когда формальных средств или формул для решения нет (и зачастую даже когда таковые имеются). Эти эвристические методы иногда называют эмпирическими или практическими правилами, хотя они более известны как когнитивные предубежденности, поскольку они почти всегда искажают восприятие в соответствии с уже имеющимися представлениями. Убеждения моделируют восприятие. Какая бы система убеждений ни имелась в наличии – религиозная, политическая, экономическая или социальная, – эти когнитивные предубежденности формируют наш способ толкования информации, поступающей через наши органы чувств, и придания ей формы в зависимости от того, каким мы хотим видеть мир – не обязательно таким, каков он на самом деле; это опять-таки основа верообусловленного реализма.
Этот общий процесс я называю подтверждением убеждений. Существует ряд специфических когнитивных эвристических методов, которые способствуют подтверждению истинности наших убеждений. При встраивании в процессы паттерничности и агентичности эти эвристические методы подкрепляют мой тезис о том, что убеждения формируются по разнообразным субъективным, эмоциональным, психологическим и социальным причинам, а затем рациональные рассуждения подкрепляют, оправдывают и объясняют их.
У всех есть свидетельства их правоты
На протяжении всей этой книги я обращался в различном контексте к предвзятости подтверждения. Здесь я рассмотрю ее подробно, поскольку это мать всей когнитивной предубежденности, порождающая в той или иной форме большинство прочих эвристических методов. Пример: как приверженец фискального консерватизма и социал-либерал, я могу найти общий язык в разговоре и с республиканцем, и с демократом. Собственно говоря, у меня есть близкие друзья и в том, и в другом лагере, и на протяжении многих лет я наблюдал следующую картину: какой бы вопрос ни обсуждался, обе стороны были одинаково убеждены, что свидетельства полностью подкрепляют их позицию. Я уверен, это происходило из-за предвзятости подтверждения, или склонности искать и находить подтверждающие доказательства в поддержку уже имеющихся убеждений и игнорировать или по-другому интерпретировать доказательства, которые их не подтверждают. Предвзятость подтверждения лучше всего передает библейская мудрость «ищите, и найдете».
Эксперименты изобилуют примерами. В 1981 году психолог Марк Снайдер давал участникам эксперимента задание оценить особенности характера человека, с которым они собирались встретиться, но лишь после просмотра кратких сведений о нем. Участникам из одной группы дали описание интроверта (застенчивый, робкий, молчаливый), участникам из другой – описание экстраверта (общительный, компанейский, говорливый). В ответ на просьбу оценить особенности его характера те участники, которым сказали, что этот человек экстраверт, ставили вопросы так, чтобы те приводили именно к такому выводу, а группа с интровертом двигалась по тому же пути, но в противоположном направлении. В исследовании 1983 года психологи Джон Дарли и Пейджет Гросс показали участникам эксперимента видеозапись сдачи ребенком теста. Одна группа сказала, что этот ребенок принадлежит к высокому социально-экономическому классу, другая группа – что он из низкого социально-экономического класса. Затем участников эксперимента попросили оценить способности ребенка к учебе на основании результатов теста. Несмотря на то, что обе группы участников оценивали один и тот же набор результатов, та группа, которая отнесла ребенка к высокому социально-экономическому классу, оценила его способности как соответствующие более высокому уровню, чем на самом деле, а те, кто причислил ребенка к низкому социально-экономическому классу, оценили его способности как соответствующие более низкому уровню, чем на самом деле. Этот поразительный вердикт человеческого разума – свидетельство силы ожиданий, связанных с убеждениями.
Какой бы вопрос ни обсуждался, обе стороны были одинаково убеждены, что свидетельства полностью подкрепляют их позицию.
Силу ожиданий удалось продемонстрировать в исследовании 1989 года психологам Бонни Шерман и Зива Кунда, которые представили участникам свидетельства, противоречащие их глубоко укоренившемуся убеждению, а также свидетельства, подкрепляющие то же самое убеждение. Результаты показали, что участники эксперимента признали значимость подтверждающего свидетельства, но скептически отнеслись к ценности свидетельства, которое их убеждения не подтверждало. В еще одном исследовании 1989 года, проведенном психологом Динной Кун, когда детям и молодым людям демонстрировали свидетельство, не согласующееся с теорией, которую они предпочитали, они не замечали противоречивое свидетельство или признавали его существование, но были склонны интерпретировать его в пользу уже имеющихся у них убеждений. В исследовании, связанном с предыдущим, Кун предложила участникам подлинную аудиозапись судебного слушания по делу об убийстве и обнаружила, что вместо того, чтобы сначала оценить свидетельства, а затем прийти к выводу, большинство участников эксперимента мысленно составили повествование о случившемся, приняли решение – виновен или невиновен, затем быстро перебрали свидетельства и отобрали те, которые в наибольшей мере соответствовали их версии повествования.
Предвзятость подтверждения особенно сильна в политических убеждениях, особенно в том, как фильтры наших убеждений пропускают информацию, подтверждающую нашу идейную убежденность, и задерживают информацию, которая не подтверждает ту же самую убежденность. Вот почему так легко предсказать, за какими СМИ предпочитают следить либералы и консерваторы. Теперь у нас есть даже общее представление о том, где в мозге обрабатывается предвзятость подтверждения, благодаря исследованию фМРТ, проведенному в университете Эмори Дрю Уэстеном.
В период подготовки к президентским выборам 2004 года при сцинтиграфии головного мозга тридцать человек, половина из которых называла себя «убежденными» республиканцами, половина – «убежденными» демократами, получили задание оценить утверждения Джорджа Буша и Джона Керри, в которых кандидаты явно противоречили самим себе. Неудивительно, что в своих оценках кандидатов участники-республиканцы так же критически отнеслись к Керри, как участники-демократы – к Бушу, однако и те, и другие позволили предпочтительному для них кандидату сорваться с оценочного крючка. Ну разумеется. Но самыми показательными стали результаты нейровизуализации: та часть мозга, которая в первую очередь ассоциируется с логикой – задняя латеральная префронтальная кора, – бездействовала. Наиболее активной была орбито-фронтальная кора, участвующая в обработке эмоций, и передняя поясная кора, наша давняя знакомая ППК, так деятельно участвующая в процессе паттерничности и разрешении конфликтов. Примечательно, что как только участники эксперимента приходили к выводу, которым они оставались довольны в эмоциональном отношении, активным становился их вентральный стриатум – часть мозга, ассоциирующаяся с поощрением и подкреплением.
Другими словами, вместо того, чтобы разумно оценивать позицию кандидата по тому или иному вопросу или анализировать компоненты платформы каждого кандидата, мы демонстрируем эмоциональную реакцию на противоречивые данные. Мы исключаем из рассуждений те элементы, которые не вписываются в рамки уже имеющихся у нас убеждений, относящихся к конкретному кандидату, а затем получаем подкрепление в виде нейрохимического выброса, вероятнее всего допамина. Уэстен заключал:
Мы не видели никакого усиления активности тех участков мозга, которые обычно задействованы во время логических рассуждений. Вместо этого мы увидели срабатывание сети эмоциональных цепочек, в том числе предположительно участвующих в регулировании эмоций, а также цепочек, которые, как известно, участвуют в разрешении конфликтов. По сути дела, все выглядело так, словно приверженцы той или иной партии вращают когнитивный калейдоскоп, пока не добиваются желательных для них выводов, и тогда получают за них масштабное подкрепление с устранением негативных эмоциональных состояний и активизацией позитивных.
Как наше настоящее меняет наше прошлое
Нечто вроде перевернутой во времени предвзятости подтверждения ретроспективная предвзятость, – склонность реконструировать прошлое в соответствии с нынешними знаниями. Как только происходит какое-либо событие, мы оглядываемся назад и реконструируем его – как оно произошло, почему произошло так, а не иначе, почему нам следовало предвидеть его. Такие «разборы полетов» обычно оказываются очевидными в понедельник утром, после футбольных матчей, прошедших в выходные. Все мы знаем, как надо вести игру… после того, как становится известным ее результат. То же самое относится к рынку акций и бесконечной цепочке финансовых экспертов, стремительно забывающих собственные прогнозы при переходе к постфактумному анализу после закрытия рынков. Легко «покупать по низкой цене, продавать по высокой», когда располагаешь достоверной информацией, а она становится доступной, когда уже слишком поздно что-либо предпринимать.
Ретроспективная предвзятость особенно ярко проявляется после крупных бедствий, когда всем кажется, что им известно, как и почему эти бедствия произошли и почему эксперты и лидеры должны были их предвидеть. Инженеры НАСА должны были знать, что уплотнительное кольцо твердотопливного ускорителя на космическом шаттле «Челленджер» будет повреждено при минусовых температурах, что приведет к мощному взрыву, а также что попадание небольшого количества пены на передний край крыла космического шаттла «Колумбия» приведет к его разрушению при входе в атмосферу. Такие маловероятные и непредсказуемые события превращаются не только в вероятные, но и практически несомненные после того, как они происходят. Поиски виноватых членами следственных комиссий НАСА, которым было поручено выявить причины гибели двух космических шаттлов, – хрестоматийные примеры ретроспективной предвзятости. Если бы определенность действительно имела место до возникновения факта, тогда, разумеется, были бы предприняты меры.
Не менее очевидной ретроспективная предвзятость становится в военное время. Так, почти сразу после нападения японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года теоретики заговора поставили перед собой задачу доказать, что президент Рузвельт знал об этом событии благодаря так называемому «сообщению о готовящейся бомбардировке», перехваченному разведкой США в октябре 1941 года: одному японскому шпиону на Гавайях начальство в Японии давало распоряжение следить за перемещениями боевых кораблей вблизи военно-морской базы в Перл-Харбор. Это обстоятельство выглядит убийственно, и действительно, восемь подобных сообщений, имеющих отношение к Гавайям как возможной цели, было перехвачено и расшифровано разведкой США до 7 декабря. Неужели наше правительство не понимало, что все это предвещает? Наверняка понимало, а значит, допустило по макиавеллиевским, гнусным причинам. Так утверждают теоретики заговора с разыгравшейся ретроспективной предвзятостью.
Ретроспективная предвзятость особенно ярко проявляется после крупных бедствий, когда всем кажется, что им известно, как и почему эти бедствия произошли и почему эксперты и лидеры должны были их предвидеть.
Но за период с мая по декабрь того же года было перехвачено не менее 58 сообщений о перемещениях японских кораблей, указывающих на подготовку к нападению на Филиппины, 21 сообщение, относящееся к Панаме, 7 сообщений об атаках в Юго-Восточной Азии и голландской Ост-Индии и даже 7 сообщений, имеющих отношение к Западному побережью США. Собственно говоря, перехваченных сообщений было так много, что армейская разведка перестала извещать о них Белый дом из опасения, что ввиду утечки информации японцы поймут, что мы взломали их шифры и теперь читаем переписку.
Президент Джордж Буш был объектом ретроспективной предвзятости того же типа после 11 сентября, когда на поверхность всплыла служебная записка, датированная 6 августа 2001 года и озаглавленная «Бен Ладен решил нанести удар по США». При чтении этой записки задним числом испытываешь суеверный ужас: в ней упомянуты угоны самолетов, бомбардировка Всемирного торгового центра, удары по Вашингтону, округ Колумбия, и Международному аэропорту Лос-Анджелеса. Но если читать ту же записку, будучи настроенным так, как до 11 сентября, и в контексте сотен документов разведки, отслеживающей всевозможные перемещения и потенциальные мишени «Аль-Каиды» (международной организации, действующей в десятках стран и выбирающей целями американские посольства, военные базы, военные корабли и т. п.), совсем не ясно, где и когда могли произойти эти удары, если могли вообще. Задумайтесь о ретроспективной предвзятости в нынешнем контексте, когда нам почти наверняка известно, что «Аль-Каида» нанесет новый удар, но недостает информации о том, где, когда и как это произойдет. В итоге мы вынуждены защищаться от предыдущего удара.
Механизмы самооправдания
Этот эвристический метод имеет непосредственное отношение к ретроспективной предвзятости. Предвзятость самооправдания – склонность логически обосновывать решения постфактум, чтобы убедить себя в том, что мы поступили наилучшим образом, каким только могли поступить. Как только мы принимаем решение о чем-либо в своей жизни, мы начинаем тщательно изучать последующие данные и отфильтровывать всю противоречивую информацию, касающуюся нашего решения, оставляя только свидетельства в поддержку сделанного нами выбора. Эта предвзятость применяется повсюду – от выбора профессии и работы до самых приземленных покупок. Одна из практических выгод самооправдания заключается в том, что, какое бы решение мы ни приняли – взяться за ту или за эту работу, сочетаться браком с тем или иным человеком, купить то или это, – мы почти всегда остаемся довольными этим решением, даже когда имеем объективные свидетельства обратного.
Такой выборочный подход к данным наблюдается даже на высших уровнях экспертной оценки. Например, политолог Филип Тетлок в своей книге «Экспертные суждения в политике» (Expert Political Judgement) рассматривал свидетельства способности профессиональных экспертов в области политики и экономики делать точные прогнозы и оценки. Он обнаружил: несмотря на то, что все эксперты утверждали, что их позиция подкреплена данными, при анализе постфактум обнаружилось, что мнения и прогнозы экспертов ничем не лучше мнений и прогнозов неэкспертов или даже просто случайных предположений. Но как и указывает эвристический метод самооправдания, эксперты со значительно меньшей вероятностью, чем неэксперты, признают свои ошибки. Или, как выразился бы я, интеллектуалы верят в удивительное по той причине, что они лучше обосновывают логически свои убеждения, которых придерживаются по далеко не интеллектуальным причинам.
Как мы видели в предыдущей главе, в политике повсюду можно встретить логические обоснования с целью самооправдания. Демократы смотрят на мир сквозь линзы с либеральным напылением, республиканцы – сквозь консервативно-тонированные линзы. Когда слушаешь и консервативные, и прогрессивные радиобеседы, становится ясно, как при истолковании любое событие современности можно развернуть на 180 градусов. Интерпретации даже простейших упоминаний из ежедневных новостей настолько не совпадают друг с другом, что остается лишь гадать, действительно ли речь идет об одном и том же событии. Специалист по социальной психологии Джеффри Коэн количественно определил этот эффект в исследовании, в ходе которого обнаружил, что демократы охотнее принимают программу социальной помощи, если считают, что ее предложил их единомышленник-демократ, даже если на самом деле предложение исходило от республиканца и оказывалось довольно ограничительным. Как и следовало ожидать, Коэн заметил то же самое у республиканцев: они с гораздо большей вероятностью одобряли щедрые программы социального обеспечения, если считали, что они предложены их единомышленником-республиканцем. Другими словами, даже при изучении одних и тех же данных представители различных партий приходят к совершенно разным выводам.
При изучении одних и тех же данных представители различных партий приходят к совершенно разным выводам.
Весьма настораживающий пример эвристики самооправдания в реальном мире можно увидеть в системе уголовного правосудия. По мнению преподавателя Северо-западного университета Роба Уордена, «попав в эту систему, человек превращается в законченного циника. Ему повсюду лгут. Тогда у него складывается теория преступлений, и это приводит к появлению того, что мы называем «туннельным зрением». Много лет спустя вдруг всплывают ошеломляющие доказательства невиновности кого-либо. И ты сидишь и думаешь: «Минутку! Либо эти ошеломляющие доказательства ошибочны, либо ошибся я, но я не мог ошибиться, ведь я хороший человек». Этот психологический феномен я наблюдал изо дня в день».
В поисках причин всех вещей
Наши убеждения в значительной степени основаны на том, как мы приписываем им причинно-следственные объяснения, отсюда и появление фундаментальной предвзятости атрибуции, или склонности приписывать различные причины нашим собственным убеждениям и действиям, а не убеждениям и действиям других людей. Существует несколько типов предвзятости атрибуции. Есть предвзятость ситуационной атрибуции, когда мы выявляем причину чьего-либо убеждения или поведения в окружении («ее успех – результат удачи, обстоятельств и наличия связей»), и предвзятость диспозиционной атрибуции, когда мы выявляем причину чьего-либо убеждения или поведения как наличие у человека постоянной личной черты («своим успехом она обязана собственному уму, творческим способностям и трудолюбию»). Благодаря своекорыстной предвзятости мы естественным образом приписываем собственный успех положительным свойствам характера («я трудолюбив, умен и наделен творческими способностями»), а чужой успех – удачной ситуации («он преуспевает благодаря стечению обстоятельств и семейным связям»). Предвзятость атрибуции – одна из форм личного пиара.
Мы с коллегой Фрэнком Саллоуэем открыли еще одну форму предвзятости атрибуции в ходе исследовательского проекта, которым занимались несколько лет назад. Нам с Фрэнком хотелось понять, почему люди верят в Бога, поэтому мы опросили десять тысяч произвольно выбранных американцев. Помимо изучения различных демографических и социологических переменных, мы также задавали участникам открытый вопрос о том, почему они верят в Бога, и о причинах, по которым, как им кажется, в Бога верят другие люди. Чаще всего люди называли две причины своей веры в Бога – это «удачный замысел вселенной» и «ощущение присутствия Бога в повседневной жизни». Примечательно и поучительно следующее: когда участников опроса спрашивали, почему, как им кажется, другие люди верят в Бога, эти же два ответа спускались на шестое и третье места соответственно, а двумя самыми распространенными причинами становились «вера как утешение» и «боязнь смерти». Эти ответы свидетельствуют о четком различии между предвзятостью интеллектуальной атрибуции, при которой люди считают собственные убеждения разумно обоснованными, и предвзятостью эмоциональной атрибуции, при которой люди считают убеждения окружающих обусловленными эмоционально.
Эту предвзятость атрибуции можно увидеть на примере как политических, так и религиозных убеждений. Например, можно услышать, как, высказываясь по вопросу ношения оружия, кто-либо приписывает собственную позицию разумному интеллектуальному выбору («я против ношения оружия, поскольку статистика показывает, что преступность снижается, когда снижается количество людей, владеющих оружием», или «я за ношение оружия, поскольку исследования показали: чем больше оружия, тем меньше преступлений») и приписывает мнение другого человека по тому же вопросу эмоциональной потребности («он против ношения оружия, так как он чуткий либерал с потребностью отождествлять себя с жертвой», или «он за ношение оружия, поскольку он бесчувственный консерватор, которому оружие придает храбрости»). Именно эту ситуацию обнаружили политологи Лайза Фаруэлл и Бернард Вайнер в своем исследовании предвзятости атрибуции в политических взглядах. Консерваторы оправдывали свои убеждения разумными доводами, но обвиняли политических либералов в «чуткости и сердобольности»; либералы, в свою очередь, интеллектуально оправдывали свою позицию и обвиняли консерваторов в «черствости».
Предвзятость атрибуции, воспринимающая интеллектуальные причины веры как вышестоящие по отношению к эмоциональным причинам, выглядит проявлением более широкой формы эгоистичной предвзятости, с помощью которой люди искажают свои представления о мире и особенно об обществе в свою пользу.
Нельзя не верить, ведь вера стоила стольких усилий
Лев Толстой, один из величайших мыслителей в истории литературы, много размышлявший о человеческой природе, сделал следующее наблюдение о власти глубоко укоренившихся и замысловато переплетенных убеждений: «Я знаю, что большинство не только считающихся умными людьми, но действительно очень умные люди, способные понять самые трудные рассуждения научные, математические, философские, очень редко могут понять хотя бы самую простую и очевидную истину, но такую, вследствие которой приходится допустить, что составленное ими иногда с большими усилиями суждение о предмете, суждение, которым они гордятся, которому они поучали других, на основании которого они устроили всю свою жизнь, что это суждение может быть ложно». Эптон Синклер высказался короче: «Трудно добиться от человека понимания чего-либо, когда его работа зависит от непонимания того же самого».
Эти наблюдения – примеры невозвратной предвзятости, или склонности верить во что-либо ввиду потраченных на эту веру усилий. Мы держимся за убыточные акции, неприбыльные вложения, бизнес, не приносящий доходов, неудачные взаимоотношения. Под действием предвзятости атрибуции мы измышляем рациональные причины для оправдания наших убеждений и поступков, которые стоили нам значительных затрат. Эта предвзятость ведет к основному заблуждению: что вложения, сделанные в прошлом, должны оказывать влияние на будущие решения. Если бы мы рассуждали разумно, мы просто просчитали бы шансы на успех действий с данной точки, а затем решили, гарантируют ли дополнительные вложения потенциальную отдачу. Но мы не рассуждаем разумно ни в бизнесе, уж точно ни в любви и особенно в войне. Вспомним, сколько средств мы вложили в войны в Ираке и Афганистане. Эти войны обходились нам в 4,16 миллиардов долларов в год одних только военных расходов, не говоря уже о миллиардах невоенных затрат и о 5342 погибших американцах (к моменту написания этих строк, так как эта цифра растет изо дня в день). Неудивительно, что большинство членов Конгресса от обеих партий наряду с президентами Обамой, Бушем, Клинтоном и Бушем в один голос заявляли, что мы должны «довести дело до конца», а не просто «бросить все и сбежать». 4 июля 2006 года президент Джордж Буш в речи, произнесенной в Форт-Брэгге, Северная Каролина, сказал: «Я не допущу, чтобы жертва 2527 солдат, погибших в Ираке, оказалась напрасной и чтобы мы вывели войска, не завершив начатого». Вот он, наглядный пример невозвратной предвзятости.
Согласен, потому что мне это привычно
Вы принадлежите к числу доноров органов? Я – да, но в моем штате, Калифорнии, я обязан прикрепить к своему водительскому удостоверению маленькую наклейку, свидетельствующую о моем решении, и это несложное требование привело к тому, что в моем штате доноров органов гораздо меньше по сравнению со штатами, где по умолчанию вы считаетесь донором, если только вы не позаботитесь о маленькой наклейке, означающей, что вы не желаете участвовать в этой программе. Это дилемма выражения согласия или выражения несогласия, а также пример предвзятости статус кво, или склонности соглашаться с тем, что нам привычно, то есть со статус кво. Нам свойственно предпочитать уже имеющийся социальный, экономический и политический порядок предлагаемым альтернативам порой даже ценой личного и коллективного интереса. Примеров тому множество.
Экономисты Уильям Сэмюэлсон и Ричард Зекхаузер обнаружили, что когда людям предлагают на выбор четыре разных варианта финансовых инвестиций с различной степенью риска, они выбирают один из них в зависимости от того, насколько они готовы идти на риск, и их выбор заметно различается. Но когда людям говорили, что вариант инвестиций уже выбран за них, а у них есть возможность сменить его на один из оставшихся, 47 % удовлетворились уже имеющимся по сравнению с 32 %, которые выбрали данный конкретный вариант вложений, когда никто не предлагал им этот вариант по умолчанию. В начале 1990-х годов жителям Нью-Джерси и Пенсильвании предложили на выбор два варианта автострахования: дорогостоящий, дающий им право на иск, и дешевый, ограничивающий их право на иск. Соответствующие варианты в каждом штате были примерно равноценны. В Нью-Джерси вариантом по умолчанию был более дорогой, то есть граждане, не предпринимающие никаких действий, автоматически получали именно его, в итоге 75 % выбрали этот вариант. В Пенсильвании вариантом по умолчанию был дешевый, и лишь 20 % граждан предпочли ему более дорогой.
Почему существует предвзятость статус кво? Потому что статус кво представляет собой то, что мы уже имеем (и должны отдать, если хотим перемен), по сравнению с тем, что мы могли бы получить, сделав выбор, что гораздо более рискованно. Почему так обстоит дело? Из-за эффекта владения.
Это очень ценно, потому что мое
Психологическая основа предвзятости статус кво – то, что экономист Ричард Талер называет эффектом владения, или склонностью ценить то, что нам принадлежит, больше, чем то, что нам не принадлежит. Талер обнаружил, что владельцы какого-либо предмета оценивают его примерно в два раза дороже, чем потенциальные покупатели того же предмета. В одном эксперименте участникам дали кофейную кружку стоимостью 6 долларов и спросили, за сколько они могли бы расстаться с ней. Средняя цена, ниже которой никто из них не захотел продавать кружку, составила 5,25 долларов. Другую группу участников спросили, сколько они готовы заплатить за ту же самую кружку, и те назвали среднюю цену 2,75 долларов.
Владение придает ценность само по себе, природа побуждает нас дорожить тем, что является нашим. Почему? Благодаря эволюции. Эффект владения начинается с естественной склонности животных метить свою территорию и защищать ее с помощью угрожающих жестов и даже физической агрессии, если понадобится, таким образом заявляя о частном владении тем, что некогда было общим благом. Так устроена и эволюционная логика: как только одно животное объявляет некую территорию своей, потенциальным нарушителям границ понадобится потратить немало энергии и рисковать тяжелыми телесными повреждениями в попытке отнять эту собственность в свою пользу, в итоге возникает эффект владения. Мы охотнее вкладываемся в защиту того, что уже принадлежит нам, чем пытаемся отнять то, что принадлежит кому-то другому. Например, собаки тратят на защиту косточки от посягательств больше сил, чем на попытки умыкнуть косточку у других собак. Эффект владения и принадлежность собственности имеют непосредственную и явную связь с боязнью потери, когда мы мотивированы избегать боли, вызванной потерей, вдвое сильнее, чем стремиться к получению удовольствия. Эволюция запрограммировала нас больше заботиться о том, что мы уже имеем, чем о том, что мы могли бы заполучить, и здесь мы видим эволюционировавшие нравственные чувства, на которые опирается концепция частной собственности.
Владение придает ценность само по себе, природа побуждает нас дорожить тем, что является нашим.
Убеждения – одна из разновидностей частной собственности в форме наших личных мыслей с общественным выражением. Следовательно, эффект владения применим и к системам убеждений. Чем дольше мы придерживаемся какого-либо убеждения, тем больше вкладываем в него; чем более открыто мы заявляем о своей приверженности ему, тем больше наделяем это убеждение ценностью и тем меньше вероятность, что мы откажемся от него.
Когда выводы зависят от способа представления данных
То, как сформированы убеждения, зачастую определяет, как они оцениваются. Это явление называется эффектом фрейминга, или склонностью делать различные выводы на основании способа представления данных. Эффект фрейминга особенно заметен в финансовых решениях и экономических убеждениях. Рассмотрим следующий мысленный эксперимент, представляющий в двух разных формах одну и ту же финансовую задачу:
1. Компания Phones Galore предлагает новый телефон Techno за 300 долларов, а на расстоянии пяти кварталов от нее компания Factory Phones продает ту же модель за полцены – за 150 долларов. Вы съездите туда, чтобы сэкономить 150 долларов? Ведь наверняка, правда?
2. Компания Laptops Galore предлагает новую модель супер-пупер-компьютера за 1500 долларов, а на расстоянии пяти кварталов от нее компания Factory Laptops продает ту же самую модель со скидкой за 1350 долларов. Вы съездите туда, чтобы сэкономить 150 долларов? Да ну, было бы ради чего стараться!
В исследованиях, в которых участникам предлагали подобный выбор, большинство людей соглашались совершить поездку в первом случае, но не во втором, хотя в обоих случаях могли сэкономить одинаковую сумму! Почему? Фрейминг влияет на воспринимаемую ценность выбора.
Эффекты фрейминга можно увидеть и в политических, и в научных убеждениях. Вот классический мысленный эксперимент, имеющий последствия для реального мира: вы – эксперт по заразным болезням в Центре контроля заболеваемости, и вам сообщили, что США готовятся к вспышке редкого азиатского заболевания, предположительно способного убить шестьсот человек. Подчиненные вам эксперты представили вам две программы борьбы с этим заболеванием.
Программа А: двести человек будут спасены.
Программа В: с вероятностью один к трем все шестьсот человек будут спасены и с вероятностью два к трем не удастся спасти никого.
Если вы похожи на 72 % участников эксперимента, в котором был представлен этот сценарий, то выберете Программу А. Теперь рассмотрим еще два варианта действий в том же случае:
Программа С: погибнут четыреста человек.
Программа D: с вероятностью один к трем не погибнет никто, и с вероятностью два к трем погибнут все шестьсот человек.
Несмотря на то, что чистый результат для второго набора вариантов точно такой же, как для первого, участники меняли решение: вместо 72 %, выбравших Программу А, 78 % выбрало Программу D. К смене предпочтений привел фрейминг, или формулировка вопроса. Мы предпочитаем думать о том, сколько людей мы можем спасти, а не о том, сколько человек погибнет: «позитивный фрейм» предпочтительнее «негативного».
Влияние ориентиров на решения
В отсутствие хоть какого-нибудь объективного стандарта для оценки убеждений и решений, а обычно его не находится, мы хватаемся за любой стандарт, который есть под рукой, каким бы субъективным он ни был. Такие стандарты называются якорями, при этом возникает эффект якоря, или склонность при принятии решений слишком полагаться на ориентиры прошлого или на один фрагмент информации. Якорь сравнения может быть совершенно произвольным. В одном исследовании участников просили назвать последние четыре цифры их номера полиса социального страхования, а затем определить численность врачей в Нью-Йорке. Как ни дико это звучит, но участники с бо́льшими номерами полисов были склонны считать, что врачей на Манхэттене гораздо больше. В исследовании, связанном с предыдущим, участникам показали ряд предметов для покупки – бутылку вина, беспроводную компьютерную клавиатуру, видеоигру, – а затем сообщили, что стоимость этих предметов равна последним двум цифрам их номера полиса. Когда после этого участников попросили назвать максимальную цену, которую они были бы готовы заплатить, участники с бо́льшими номерами полисов всякий раз соглашались платить больше, чем обладатели полисов с меньшими номерами. В отсутствие объективного якоря для сравнения этот случайный якорь оказал на них произвольное влияние.
В одном исследовании участников просили назвать последние четыре цифры их номера полиса социального страхования, а затем определить численность врачей в Нью-Йорке. Как ни дико это звучит, но участники с бо’льшими номерами полисов были склонны считать, что врачей на Манхэттене гораздо больше.
Наше интуитивное чувство эффекта якоря и его силы побуждает участников переговоров о слиянии компании, представителей, заключающих деловые сделки, и даже стороны в бракоразводных процессах начинать с предельного начального предложения, чтобы задать для своей стороны как можно более высокий якорь.
Как мы определяем, чем все может закончиться
Вы когда-нибудь замечали, как часто вам приходится останавливаться на красный свет светофора, когда вы опаздываете на встречу? Я тоже. Откуда мирозданию известно, что я уже опаздываю? Конечно, оно об этом не знает, а большинство из нас замечает красный сигнал светофора чаще, когда мы спешим. Это пример эвристики доступности, или склонности определять вероятность возможного исхода на основании примеров, непосредственно доступных нам, особенно ярких, необычных, эмоционально нагруженных, которые затем обобщаются и становятся выводами, служащими основой для выбора.
Например, ваша оценка вероятности гибели при аварии самолета (или от удара молнии, нападения акулы, теракта и т. п.) будет напрямую связана с присутствием именно такого события в вашем мире, особенно с тем, насколько часто сообщают вам о нем СМИ. Если сюжеты о том или ином событии часто появляются в газетах и особенно на телевидении, вполне вероятно, что люди будут чрезмерно высоко оценивать вероятность возникновения именно такого события. К примеру, в одном исследовании, проведенном в университете Эмори, выяснилось, что основная причина смертности мужчин – сердечные болезни – освещается в СМИ так же широко, как одиннадцатая причина в рейтинге – убийство. Вдобавок употребление наркотиков – фактор риска с наименьшим рейтингом, связанный с тяжелыми заболеваниями и смертью, – пользуется таким же пристальным вниманием, как второй в списке фактор риска – плохое питание и отсутствие физической нагрузки. В других исследованиях было установлено, что женщины старше сорока лет верят, что их шанс умереть от рака груди составляет один из десяти, в то время как на протяжении всей жизни эта вероятность ближе к одному из 250. Этот эффект напрямую связан с множеством новостных сюжетов, посвященных раку груди.
Поспешные решения
С предвзятостью доступности связана предвзятость репрезентативности, которая согласно описанию открывших ее психологов Эмоса Тверски и Дэниела Канемана означает «событие, которое считается вероятным в той степени, в которой оно соответствует основным особенностям исходной совокупности или порождающего процесса». Или, если говорить более общими словами, «при столкновении с трудной задачей оценки вероятности или частоты люди применяют ограниченный набор эвристических методов, сводящих их суждения к более простым». Следующий мысленный эксперимент стал классикой когнитивных исследований. Представьте себе, что вы ищете для своей компании нового сотрудника и рассматриваете следующую кандидатуру:
Линде тридцать один год, она не замужем, она искренняя, прямолинейная и очень способная. Во время учебы она специализировалась на философии. В студенческие годы ее глубоко волновали проблемы дискриминации и социальной справедливости, она участвовала в демонстрациях против ядерного оружия.
Какое из следующих утверждений выглядит более вероятным? 1. Линда – кассир в банке. 2. Линда – кассир в банке и активистка феминистского движения.
85 % участников эксперимента, которым представили этот сценарий, выбрали второе утверждение. С точки зрения математики, это неверный выбор, поскольку вероятность совпадения двух событий всегда будет ниже вероятности возникновения каждого из них самого по себе. Тем не менее большинство людей решают эту задачу неверно, поскольку становятся жертвами ошибки репрезентативности, то есть описание, представленное во втором утверждении, кажется им более соответствующим описанию Линды.
Сотни экспериментов вновь и вновь подтверждают, что люди принимают поспешные решения при высоких уровнях неопределенности и делают это, пользуясь различными эмпирическими методами, чтобы сократить вычислительный процесс. Например, политологов просили оценить вероятность вторжения Советского Союза в Польшу и последующего разрыва дипломатических отношений со стороны США. Участники эксперимента сказали, что вероятность этих событий составляет 4 %. Другую группу политологов просили оценить вероятность только разрыва дипломатических отношений между США и Советским Союзом. Хотя последнее более вероятно, эксперты присвоили этому событию более низкую вероятность. Экспериментаторы сделали вывод, что более подробный сценарий из двух частей показался участникам эксперимента более репрезентативным для действующих сторон.
Иметь глаза и не видеть
Бесспорно, одна из самых действенных когнитивных предвзятостей, формирующих наши убеждения, выражена поговоркой, напоминающей библейскую: «Как никто другой слеп тот, кто имеет глаза, но не видит». Психологи называют это явление слепотой невнимания, или склонностью упускать нечто очевидное и общее, уделяя внимание чему-либо частному и конкретному. В уже ставшем классикой эксперименте, посвященном этой предвзятости, участники смотрели минутную видеозапись, в которой две команды по три игрока каждая – одна команда в белых рубашках, другая в черных – передвигались по небольшой комнате, перебрасываясь двумя баскетбольными мячами. Участники должны были подсчитать количество пасов, сделанных белой командой. Неожиданно по прошествии тридцати пяти секунд записи в комнате появлялась горилла, проходила прямо сквозь толпу, колотя себя в грудь, и, спустя девять секунд, уходила.
Как можно не заметить человека в костюме обезьяны? В этом примечательном эксперименте психологов Дэниела Саймонса и Кристофера Чебриса 50 % участников не видели гориллу, хотя их спрашивали, не заметили ли они чего-нибудь необычного. На протяжении многих лет я показываю запись с гориллой во время своих публичных лекций, а потом прошу поднять руки тех, кто не заметил гориллу. Из более чем ста тысяч человек, которым я показывал эту запись за годы, меньше половины замечали гориллу во время первого просмотра. (Во второй раз я показывал фрагмент без подсчетов, и все видели обезьяну). Мне удавалось даже снизить результаты, сообщив зрителям, что представители одного пола подсчитывают пасы точнее, чем представители другого, но какого именно, не упоминал, чтобы результаты не исказились. В итоге люди сосредоточивались на подсчетах и еще больше зрителей, чем раньше, упускали из виду гориллу.
Относительно недавно я участвовал в съемках специальной передачи, посвященной легковерию, для Dateline NBC, вместе с ведущим Крисом Хансеном. В этой передаче мы реконструировали ряд классических экспериментов в области психологии, демонстрирующих многие разновидности когнитивной предвзятости, в том числе и слепоту невнимания. Только вместо гориллы сам Крис Хансен прошел через середину комнаты, в которой находились приглашенные в студию люди, думающие, что они участвуют в пробах для реалити-шоу на NBC. Мы договорились об участии в эксперименте настоящей нью-йоркской баскетбольной команды, но когда я увидел, как малы размеры помещения и как близко зрители будут находиться к тому месту, через которое должен пройти Крис, я усомнился, что эффект сработает. И я распорядился, чтобы баскетболисты изображали команду Harlem Globetrotters с нарочитым дриблингом, передачами и очень оживленным и шумным стилем игры. Кроме того, зрителей в студии я разделил на две группы: одна должна была подсчитать количество пасов, сделанных игроками в белых рубашках, другая – половину количества пасов, сделанных игроками в черных рубашках. И наконец, я попросил зрителей считать пасы вслух. Эффект получился почти полным. Лишь пара человек заметила нечто необычное, и никто в зрительном зале не понял, что это Крис Хансен прошел через сцену, остановился, повернулся на месте и вышел. Зрители были потрясены, когда я объяснил им, что произошло, и вызвал Криса поприветствовать присутствующих.
Рис. 12. А вы заметили бы гориллу?
Слепота невнимания – склонность упускать что-либо очевидное и общее, уделяя внимание чему-то частному и конкретному. В уже ставшем классикой эксперименте, посвященном этой предвзятости, участники смотрели минутную видеозапись, в которой две команды по три игрока каждая – одна команда в белых рубашках, другая в черных – передвигались по небольшой комнате, перебрасываясь двумя баскетбольными мячами. Участники должны были подсчитать количество пасов, сделанных белой командой. Неожиданно по прошествии тридцати пяти секунд записи в комнате появлялась горилла, проходила прямо сквозь толпу, колотя себя в грудь, и, спустя девять секунд, уходила. В этом примечательном эксперименте психологов Дэниела Саймонса и Кристофера Чебриса 50 % участников не видели гориллу, хотя их спрашивали, не заметили ли они чего-нибудь необычного. Снимок любезно предоставлен Дэниелом Саймонсом и Кристофером Чебрисом, «Гориллы среди нас: устойчивая слепота невнимания при динамических событиях», Perception 28, 1999, 1059–1074, а также интернет-страница лаборатории Дэниела Саймонса http://www.theinvisiblegorilla.com.
Подобные эксперименты свидетельствуют о том, насколько самонадеянны мы в своем восприятии, а также о фундаментальном непонимании принципов работы мозга. Мы считаем, что наши глаза, как видеокамеры, и наш мозг, как магнитофонные ленты, заполняются объектами восприятия. В этой ущербной модели память – просто перемотка пленки и ее повторное воспроизведение в театре нашего разума. Но на самом деле все происходит иначе. Система восприятия и мозг, анализирующий ее данные, находятся под глубоким влиянием уже имеющихся убеждений. Как следствие, многое из того, что происходит перед нашими глазами, может оказаться невидимым для мозга, сосредоточенного на чем-то другом. Для наблюдения за участниками эксперимента, смотрящими запись, использовались датчики слежения за глазами, поэтому известно, что те из участников, которые не заметили гориллу, смотрели прямо на нее.
Предвзятости и убеждения
Наши убеждения ограничены множеством этих и других когнитивных предвзятостей, о которых я кратко упомяну здесь (в алфавитном порядке):
Предвзятость авторитета: склонность ценить мнение авторитетов, особенно при оценке того, о чем нам мало известно.
Эффект присоединения к большинству: склонность придерживаться тех же убеждений, которых придерживаются другие люди в той же социальной группе ввиду обеспечения социального подкрепления.
Эффект Барнума: склонность воспринимать туманные и общие описания характера как точные и конкретные.
Предвзятость правдоподобия: склонность оценивать весомость аргумента на основании правдоподобия выводов из него.
Иллюзия кластеризации: склонность видеть скопления (кластеры) паттернов в том, что на самом деле является результатом случайности; одна из форм паттерничности.
Предвзятость конфабуляции: склонность объединять воспоминания с плодами воображения и рассказами других людей, как своими собственными.
Предвзятость последовательности: склонность вспоминать прошлые убеждения, взгляды и поступки как напоминающие нынешние убеждения, взгляды и поступки в большей степени, чем на самом деле.
Предвзятость ожидания (предвзятость экспериментатора): склонность наблюдателей и особенно ученых-экспериментаторов замечать, выбирать и публиковать данные, согласующиеся с их ожиданиями для исхода эксперимента, и не замечать, пренебрегать, не верить данным, которые противоречат этим экспериментальным ожиданиям.
Эффект ложного консенсуса: склонность людей переоценивать степень, в которой окружающие согласны с их убеждениями или с поступками.
Гало-эффект: склонность людей обобщать и распространять одну положительную черту человека на все прочие его черты.
Предвзятость стадности: склонность заимствовать убеждения и следовать поступкам большинства членов группы, чтобы избежать конфликта.
Иллюзия контроля: склонность людей верить, что они способны контролировать или по крайней мере оказывать влияние на результаты, которые недоступны контролю или влиянию большинства людей.
Иллюзорная корреляция: склонность подразумевать существование причинной связи (корреляции) между двумя переменными; еще одна форма паттерничности.
Предвзятость принадлежности к группе: склонность людей ценить убеждения и позиции тех, кого они воспринимают как товарищей по группе, и отметать убеждения и позиции тех, кого считают членами другой группы.
Предвзятость справедливого мира: склонность людей искать поступки, которые могла совершить жертва какого-нибудь несчастного случая, и тем самым заслужить его.
Предвзятость негативизма: склонность уделять больше внимания и придавать больше веса негативным событиям, убеждениям и информации, нежели позитивным.
Предвзятость нормальности: склонность отметать возможность бедствий, которых никогда прежде не случалось.
Предвзятость изобретенного не здесь: склонность отвергать ценность убеждения или информации, если они исходят извне.
Эффект первичности: склонность замечать, запоминать и оценивать как более важные скорее начальные, чем последующие события.
Предвзятость проекции: склонность полагать, что окружающие придерживаются таких же или сходных убеждений, взглядов и ценностей, и переоценивать вероятность поступков окружающих на основании собственных поступков.
Эффект новизны: склонность замечать, запоминать и оценивать как более ценные скорее недавние, чем более ранние события.
Предвзятость радужной ретроспективы: склонность вспоминать события прошлого как более позитивные, чем они были на самом деле.
Сбывающееся пророчество: склонность верить в идеи и вести себя так, чтобы подтвердить ожидания для убеждений и поступков.
Предвзятость стереотипов или обобщения: склонность полагать в отсутствие конкретной информации о каком-либо представителе группы, что данный представитель группы обладает определенными характеристиками, которые считаются типичными для группы.
Предвзятость приписывания черт: склонность людей оценивать собственный характер, поведение и убеждения как более разнообразные и менее догматические, чем у других людей.
Слепое пятно предвзятости
Слепое пятно предвзятости – на самом деле мета-предвзятость, заложенная во всех прочих когнитивных предвзятостях. Это склонность признавать силу когнитивных предвзятостей у других людей, но нежелание признавать их влияние на наши собственные убеждения. В одном исследовании, проведенном психологом из Принстонского университета Эмили Пронин и ее коллегами, участникам произвольным образом начисляли высокие или низкие баллы за тест на «социальный интеллект». Неудивительно, что те, кто получил больше баллов, сочли тест более точным и полезным, чем те участники, которые получили меньше баллов. Отвечая на вопрос, могло ли повлиять на их мнение количество набранных баллов за этот тест, опрошенные отвечали, что другие участники проявляли гораздо большую предвзятость, чем они. Даже когда участники признавались в своей предвзятости, например, в принадлежности к группе сторонников того или иного мнения, они «при этом уверяли, что в их случае этот статус… на редкость поучителен, а отсутствие его вынуждает тех, кто принадлежит к другому лагерю, придерживаться ошибочной позиции», – говорила Пронин. В исследовании Стэнфордского университета, связанном с предыдущим, студентов просили сравнить самих себя со сверстниками по таким личным качествам, как дружелюбие и бескорыстие. Как и следовало ожидать, себя студенты оценили выше. И даже когда участников предупреждали о предвзятости выше среднего и просили заново оценить изначальные результаты, 63 % участников утверждали, что их первоначальные оценки объективны, а 13 % даже заявили, что поскромничали!
Срединная территория убеждений
Теперь, когда мы уже достаточно углубились в мозг, чтобы исследовать когнитивные предвзятости убеждений, давайте отступим назад, чтобы окинуть взглядом панораму того, что я называю срединной территорией убеждений.
Представьте себе две последовательности из 25 выпавших орлов (Н) и решек (Т) и решите, какая из последовательностей наилучшим образом отражает случайность:
ТНТНТНТНТНТНТНТНТНТНТНТНТНННТТНТТНТННННТТННТТТТТТН
Большинство опрошенных скорее всего скажут, что первая последовательность с чередованием орлов и решек выглядит более похожей на случайную, однако на самом деле и компьютерные симуляции, и реальные эксперименты с подбрасыванием монетки дают результаты, более соответствующие второй последовательности (можете проверить сами). Когда участников эксперимента просили представить себе, как они подбрасывают монетку, а потом предлагали им записать последовательности получившихся результатов, те оказывались совсем не случайными. То есть полученная участниками цепочка букв Т и Н в большей мере напоминала предсказуемую верхнюю последовательность (см. выше), а не менее предсказуемую и более (но не идеально) случайную вторую последовательность.
Этот факт в значительной мере способствует объяснению кажущихся неслучайными догадок в экспериментах с экстрасенсорным восприятием, которые исследователи паранормальных явлений считают свидетельством экстрасенсорных способностей. Анализируя исследования экстрасенсорного восприятия, проведенные за последнее столетие, Питер Браггер и Кирстен Тейлор дали этому восприятию новое определение, как эффекту субъективной вероятности, отмечая, что ученые в настоящее время убедительно продемонстрировали, что обычно происходит в исследованиях, в которых один участник пытается определить или предвосхитить мысли или поступки второго участника с помощью паранормальных средств. Когда этому второму участнику дают распоряжение в случайном порядке выполнять некую задачу (например, поднимать или опускать руку), последовательность оказывается неслучайной. Со временем у второго участника сложится предсказуемый паттерн, который невольно изучит первый участник. Этот эффект называется изучением неявной последовательности, он досаждал исследователям паранормальных явлений на протяжении более чем века, поскольку не поддавался контролю. Как однажды съязвил математик Роберт Ковейо, «генерация случайных чисел – слишком важная штука, чтобы оставить ее на волю случая».
Исключительные события не всегда требуют исключительных причин. При достаточном времени и возможностях они могут произойти случайно. Это понимание поможет нам преодолеть характерную для срединной территории склонность к поиску паттернов и агентов, которых на самом деле там нет. Прими случайность. Найди закономерность. Познай разницу.
Причина в следующем: интуиция наших предков настолько часто дает сбои, что у нас развилось нечто, названное эволюционным биологом Ричардом Докинзом срединным миром – территорией между коротким и длинным, маленьким и большим, медленным и быстрым, молодым и старым. Предпочитая аллитерации, я назову его «срединная территория». На срединной территории пространства развиваются наши органы чувств, чтобы воспринимать предметы среднего размера между, допустим, песчинкой и горным хребтом. Мы не созданы для того, чтобы воспринимать атомы и возбудителей болезней на одном конце спектра, или галактики и расширяющиеся вселенные – на другом. На срединной территории скорости мы можем выявить объекты, передвигающиеся «шагом» или «бегом», однако крайне медленное, подобное движению ледника, смещение материков (и ледников) и умопомрачительно огромная скорость света в буквальном смысле слова недоступны восприятию. Временная шкала срединной территории варьируется от психологического «сейчас» продолжительностью три секунды до нескольких десятилетий человеческой жизни, чересчур короткой, чтобы наблюдать эволюцию, континентальный дрейф, долгосрочные изменения в окружающей среде. «Народная арифметика» срединной территории побуждает нас уделять внимание краткосрочным тенденциям, значительным совпадениям, случаям из личной жизни и помнить их.
Дополнительные случайные процессы и наша «народная арифметика», относящаяся к ним, встречаются во множестве. Руководство голливудских студий зачастую увольняет преуспевающих продюсеров после краткого показа неокупившегося фильма, только чтобы обнаружить, что последующие фильмы того же продюсера становятся блокбастерами. Карьера спортсменов, появляющихся на обложке журнала Sports Illustrated, обычно клонится к закату, и суеверия или приметы здесь ни при чем: все дело в «регрессии к среднему значению». Образцовые результаты, благодаря которым спортсмены попадают на обложку, являются маловероятным событием, которое трудно повторить, и, таким образом, спортсмены вскоре «регрессируют» до обычного для них уровня результатов.
Исключительные события не всегда требуют исключительных причин. При достаточном времени и возможностях они могут произойти случайно. Это понимание поможет нам преодолеть характерную для срединной территории склонность к поиску паттернов и агентов, которых на самом деле там нет. Прими случайность. Найди закономерность. Познай разницу.
Наука как высший инструмент для выявления предвзятости
Исследования когнитивной предвзятости показали, что люди совсем не похожи на идеал эпохи Просвещения – мыслящие калькуляторы, тщательно взвешивающие свидетельства в пользу убеждений и против них. Эти предвзятости оказывают далеко распространяющийся эффект. Судья или присяжный, оценивающий показания против подсудимого, директор компании, оценивающий информацию о ней, или ученый, расценивающий данные в пользу какой-либо теории, испытывают одинаковое когнитивное побуждение подтвердить то, во что они уже верят.
Что можно здесь поделать? В науке мы пользуемся встроенным аппаратом для самокоррекции. Для экспериментов нужны строгие двойные слепые инструменты управления, причем ни участники эксперимента, ни сами экспериментаторы не должны знать условий эксперимента на этапе сбора данных. Результаты изучаются на профессиональных конференциях и в журналах, просматриваемых коллегами. Исследования следует воспроизвести в другой лаборатории, никак не связанной с той, где были проведены начальные исследования. Опровергающие свидетельства, а также противоречивое толкование данных должны упоминаться в статьях. Коллеги получают награду за проявленный скепсис. И все-таки ученые не менее уязвимы для этой предвзятости, поэтому следует бдительно следить за соблюдением мер безопасности, особенно самими учеными, поскольку если ты не ищешь противоречивые данные, опровергающие твою теорию или убеждения, это сделает кто-нибудь другой, как правило, со злорадством и объявит о своей находке публично.
О том, как исторически развивался этот научный метод и как он действует сегодня, говорится в заключительных главах и эпилоге этой книги.
Назад: 11 Политика веры
Дальше: 13 География веры
