8
Вера в Бога
Из многочисленных двойных названий, данных нашему виду – Homo sapiens, Homo ludens, Homo economicus – веские доводы можно привести в пользу Homo religiosus.
Согласно «Всемирной христианской энциклопедии», выпущенной издательством Oxford University Press, 84 % населения планеты принадлежит к той или иной форме организованной религии, на конец 2009 года количество приверженцев религии составило 5,7 миллиардов человек. Это уйма душ. Христиане преобладают, имея примерно 2 миллиарда приверженцев (примерно половина из них – католики), мусульман насчитывается чуть больше миллиарда, индуистов – приблизительно 850 миллионов, буддистов – почти 400 миллионов, и сторонники этнорелигиозности (преимущественно анимисты и пр. в Азии и Африке) составляют большую часть оставшихся нескольких сотен миллионов верующих. Во всем мире существует около 10 тысяч отдельных религий, каждую из них можно подразделить на разновидности и классифицировать. Например, христианскую религию составляют примерно 34 тысячи различных конфессий.
Несколько неожиданно – поскольку мы являемся самой развитой в техническом и научном отношении страной в истории – выглядит тот факт, что Америку населяют наиболее религиозные представители нашего вида. В 2007 году опрос Pew Forum выявил следующие процентные соотношения тех, кто верит в:
Бога или всеобщий дух – 92%
Рай – 74%
Ад – 59%
что Священное писание – слово Божие – 63%
Молитву раз в день – 58%
Чудеса – 79%
Кем или чем представляется Бог, зависит от религиозной веры. Бог – это личность, с которой верующих могут связывать взаимоотношения, или безликая сила? Согласно опросу исследовательского центра Pew, 91 % мормонов верит в олицетворенного Бога, но той же веры придерживаются лишь 82 % свидетелей Иеговы, 79 % приверженцев евангелической церкви, 62 % протестантов и 60 % католиков. Для сравнения: 53 % индуистов, 50 % иудеев, 45 % буддистов и 35 % верующих, не принадлежащих к конкретной религии, верят в Бога как безликую силу. Меня особенно поражает и вместе с тем подкрепляет одну из центральных тем этой книги, агентичность, дуалистическое убеждение в существовании чего-то еще – такое стойкое, что даже 21 % людей, назвавшихся атеистами, и 55 % людей, отождествляющих себя с агностиками, выказали веру в того или иного бога или всеобщий дух.
Почему Бог запрограммирован в нашем мозге
Приведенная статистика поражает воображение. Любая характеристика, настолько распространенная у вида, буквально требует объяснений. Почему так много людей верят в Бога?
На одном уровне я уже ответил на этот вопрос в главах, посвященных паттерничности и агентичности. Бог – это высший паттерн, объясняющий все, что происходит, от зарождения вселенной до конца времен, а также все промежуточные стадии, в том числе и в особенности судьбы человечества. Бог – высший «агент намерения», который придает вселенной смысл, а нашей жизни – цель. Как высшее сочетание, паттерничность и агентичность образуют когнитивную основу шаманизма, язычества, анимизма, политеизма, монотеизма и всех прочих измов и спиритуализмов, придуманных человеком.
Несмотря на существование многочисленных культурных разновидностей религии, их объединяет вера в сверхъестественные «агенты» в виде божественной сущности или духов, наделенных намерением и взаимодействующих с нами в мире. Три строчки свидетельств указывают на вывод, что эти убеждения запрограммированы у нас в мозге и поведенчески выражены последовательными паттернами на протяжении развития истории и культуры. Эти очевидные строчки заимствованы из теории эволюции, генетики поведения, сравнений мировых религий, и все они подтверждают более масштабную мысль, представленную в этой книге: первой возникает вера, а за ней – причины веры. Рассмотрев данные свидетельства, я покажу, почему невозможно знать наверняка, существует ли Бог, а также почему любые научные или рациональные попытки доказать существование Бога приводят лишь к нашему осознанию интеллекта, большего, нежели наш собственный, но значительно меньшего, чем всезнание, традиционно ассоциирующееся с Богом.
Бог – это высший паттерн, объясняющий все, что происходит, от зарождения вселенной до конца времен, а также все промежуточные стадии, в том числе и в особенности судьбы человечества. Бог – высший «агент намерения», который придает вселенной смысл, а нашей жизни – цель.
Эволюционная теория и Бог
В своей книге 1871 года «Происхождение человека» Чарльз Дарвин отмечал, что антропологи пришли к выводу о том, что «вера в повсеместно находящихся духовных деятелей, кажется, всеобща и, очевидно, является следствием значительного повышения разума человека и еще большего повышения его способностей воображения, любопытства и удивления». Чем озадачивала Дарвина всеобщая природа религиозной веры, так это тем, как она объясняется с точки зрения естественного отбора. С одной стороны, он писал: «Чрезвычайно сомнительно, чтобы потомки более способных к симпатии и более добродушных родителей, или же тех, которые были наиболее верными своим товарищам, могли оказаться более многочисленными, нежели потомки себялюбивых и вероломных родителей из того же племени. Тот, кто охотно жертвовал своею жизнью, что часто встречается и у дикарей, предпочитая смерть измене товарищам, часто вовсе не оставлял потомства, способного унаследовать его благородную натуру». С другой стороны, хотя Дарвин был рьяным сторонником ограничения масштабов и влияния естественного отбора исключительно уровнем отдельно взятых организмов, он признавал, что отбор может действовать и на уровне группы, когда речь идет о религии и межгрупповой конкуренции: «Племя, включающее многих членов, которые при обладании в высокой степени духом патриотизма, верностью, послушанием, мудростью и симпатией всегда были готовы помогать друг другу и жертвовать жизнью ради общего блага, – такое племя будет одерживать верх над многими другими, а это и есть естественный отбор [группы]».
Продолжая с того, на чем остановился Дарвин, в своей книге «Как мы верим» (How We Believe), я разработал эволюционную модель веры в Бога как одного из механизмов, используемых религией, которой я дал определение как социальному институту для создания и пропаганды мифов, для поощрения конформизма и альтруизма, для указания уровня обязанности членов сообщества сотрудничать и действовать на основе взаимности. Примерно пять-семь тысяч лет назад, когда роды и племена начали объединяться в вождества и государства, началось совместное развитие правительства и религии как социальных институтов для закрепления нравственного поведения в виде этических принципов и законодательных правил, и верховным блюстителем этих правил стал Бог. В немногочисленных родах и племенах охотников-собирателей, насчитывавших от нескольких десятков до пары сотен членов, неформальные средства контроля поведения и социальной сплоченности можно было применять, делая акцент на нравственных чувствах, например, застыдить кого-нибудь, внушить чувство вины за нарушение какой-нибудь социальной нормы или даже изгнать нарушителя из группы. Но когда численность населения выросла в десятки, сотни, тысячи раз и в конце концов достигла миллионов человек, эффективность подобных неформальных средств соблюдения правил снизилась, потому что в больших группах люди, незаслуженно пользующиеся какими-либо благами, и нарушители норм легко могли остаться безнаказанными, в итоге понадобились другие, более формальные средства. Это одна из жизненно важных ролей, которые играет религия, поэтому даже если нарушители убеждены, что нарушение сойдет им с рук, вера в существование незримого агента намерений, который все видит и все судит, может быть мощным средством отвращения от греха.
Одну цепочку подтверждений этой теории религии можно найти в человеческих универсалиях, или чертах, которые являются общими для всех людей. Есть общие универсалии, такие, как использование орудий, мифы, гендерные роли, социальные группы, агрессия, жестикуляция, эмоции, грамматика и фонемы, а есть специфические, например, классификация степеней родства и особые выражения лица, в том числе улыбка, хмурость, движение бровями. Кроме того, есть специфические универсалии, напрямую связанные с религией и верой в Бога, в том числе антропоморфизация (очеловечивание) животных и предметов, общая вера в сверхъестественное, конкретные сверхъестественные верования и ритуалы, связанные со смертью, сверхъестественные верования, связанные с удачей и неудачей, и особенно гадания, фольклор, магия, мифы и обряды. Несмотря на то, что эти универсалии не управляются одними только генами полностью (таковых почти не существует), мы можем предположить, что есть генетическая предрасположенность к проявлению этих черт в соответствующих культурах и что эти культуры, несмотря на значительное разнообразие и отклонения, последовательно формируют натуры с такой генетической предрасположенностью.
Другую цепочку подтверждений эволюционных истоков религии и веры в Бога можно обнаружить в антропологических исследованиях обычая делиться мясом, существующего во всех современных сообществах охотников-собирателей повсюду в мире. Оказывается, эти маленькие сообщества, которые с оговорками могут служить моделью сообществ наших предков в эпоху палеолита, поразительно эгалитарны. Пользуясь портативными весами для точного определения, сколько именно мяса получает каждая входящая в группу семья после удачной охоты, ученые обнаружили, что семьи непосредственных участников охоты получали не больше мяса, чем остальные семьи группы, даже если брать усредненные результаты за несколько недель регулярных охотничьих экспедиций. В сообществах охотников-собирателей наблюдается равенство потому, что эгоистичные поступки отдельных членов этих сообществ уравновешиваются объединенной волей остальной группы путем использования сплетен, чтобы высмеивать, чуждаться и даже подвергать остракизму тех людей, стремление которых к соперничеству и эгоистичные мотивы противоречат общим потребностям группы. Таким образом, группа людей также является нравственной группой, в которой «добро» и «зло» совпадают с благополучием группы и своекорыстными поступками соответственно.
В других группах охотников-собирателей справедливости добиваются, обращаясь к таким сверхъестественным существам и суеверным ритуалам, как обряд «пунен» у народа чевонг из тропических джунглей Малайзии: этот обряд имеет отношение к бедам и неудачам, которые постигают тех, кто ведет себя чересчур эгоистично. В мире народа чевонг миф об Инлуген-Буде – божестве, который помог чевонгам выйти из первобытного состояния, утверждая, будто бы есть в одиночку неприлично человеку, – способствует стремлению делиться пищей. Когда пищу находят вдали от деревни, ее несут в деревню, выкладывают на всеобщее обозрение, а затем делят на все дома и даже на всех людей в каждом доме. Кто-нибудь из семьи охотника прикасается сначала к добыче, а затем начинает поочередно прикасаться ко всем присутствующим, повторяя слово «пунен». Таким образом, и сверхъестественные ритуалы, и вера в сверхъестественные действующие силы осуществляют надзор за процессом обмена, способствующим сплоченности группы.
Возможно, ваша культура предписывает верить в определенного бога и придерживаться конкретной религии, но вера в сверхъестественную силу, или агента, действующего в мире, как неотъемлемая составляющая социальной группы, является всеобщей для всех культур, поскольку она заложена в мозге. Этот вывод подкрепляют исследования однояйцевых близнецов, разлученных сразу после рождения и выросших в разном окружении.
Генетика поведения и Бог
Специалисты по генетике поведения пытаются разделить относительное влияние наследия и окружающей среды на формирование какой-либо характеристики. Поскольку все характеристики проявляются по-разному, мы обращаемся к процентам отклонений, объясняющихся генами и окружением. Одним из лучших естественных экспериментов, доступных нам в этой сфере, является эксперимент с однояйцевыми близнецами, разлученными после рождения и воспитанными в разной среде. В одном исследовании 53 пар однояйцевых близнецов, воспитанных порознь, и 31 пары разнояйцевых близнецов, воспитанных порознь, Нильс Уоллер, Томас Бушар и их коллеги, занятые Миннесотским близнецовым проектом, обращали внимание на пять различных показателей религиозности. Ученые обнаружили, что корреляции между однояйцевыми близнецами обычно вдвое превышают те же показатели для разнояйцевых близнецов. Последующий анализ привел ученых к выводу, что генетическими факторами объясняется 41–47 % наблюдаемых изменений в показателях религиозных убеждений.
В двух гораздо более масштабных исследованиях в Австралии (3810 пар близнецов) и Англии (825 пар близнецов) обнаружились похожие процентные соотношения влияния генов на религиозные убеждения, причем однояйцевые и разнояйцевые близнецы сравнивались по многочисленным показателям убеждений и социальных позиций. Первоначально исследователи заключили, что примерно 40 % разброса по религиозным взглядам объясняются генетикой. Кроме того, они зафиксировали существенную корреляцию между социальными позициями супругов. Поскольку родители образуют пары выборочно (вступают в брак с себе подобными, поскольку «рыбак рыбака видит издалека») по социальным позициям, потомству достается двойная доза тех генетических свойств, которые обусловили наличие таких позиций. Когда исследователи включили в свою модель поведенческой генетики переменную для выборочного образования пар, то обнаружили, что примерно 55 % расхождений в религиозных взглядах носят генетический характер, примерно 39 % можно приписать различному окружению, примерно 5 % не имеют определенного источника и лишь примерно 3 % можно приписать общей семейной обстановке (и значит, культурному наследованию от родителей). Судя по этим результатам, люди, выросшие в религиозных семьях, сами впоследствии становятся религиозными потому, что наследуют от одного или обоих родителей склонности, положительным образом перекликающиеся с религиозными чувствами. Без такой генетической предрасположенности религиозные наставления родителей, по-видимому, не оказывают длительного влияния.
41–47 % наблюдаемых изменений в показателях религиозных убеждений объясняется генетическими факторами.
Разумеется, не генами определяется выбор иудаизма, католичества, ислама или любой другой религии. Скорее, вера в сверхъестественные силы (Бога, ангелов и демонов) и верность определенным религиозным практикам (посещению церкви, молитвам, обрядам) отражают имеющие генетическую основу когнитивные процессы (подразумевающие существование незримых сил, или агентов) и черты характера (уважительное отношение к авторитетам, традиционализм). Почему мы унаследовали эту склонность?
Одно направление исследований, способное помочь ответить на этот вопрос, имеет отношение к допамину, который, как мы видели в главе 6, напрямую связан с обучением, мотивацией и поощрением. Количество допамина, которое вырабатывает мозг каждого из нас, может определяться генетически. Ген, определяющий выработку допаминовых рецепторов, называется допаминовый рецептор D4 (DRD4) и располагается на коротком плече 11-й хромосомы. Когда некоторые нейроны мозга вырабатывают допамин, его принимают другие нейроны, восприимчивые к его химическому составу, в итоге возникают допаминовые пути, которые стимулируют живые организмы, заставляют их становиться более активными, вознаграждают определенные поступки, повторяющиеся затем. Если вывести допамин из организма крысы или, например, человека, у них наступит кататоническое состояние. Если чрезмерно стимулировать выработку допамина, мы получим исступление у крыс и шизофреническое поведение у людей.
Связь гена DRD4 с духовностью первыми заметили медик Дэвид Камингс и его коллеги-исследователи, когда искали гены, ассоциирующиеся со стремлением к новизне. Их исследования в дальнейшем продолжил и увязал с рискованным поведением генетик из Национального института онкологических заболеваний Дин Хеймер. У большинства людей в 11-й хромосоме содержится 4–7 копий гена DRD4. Но у некоторых людей таких копий две-три, а у других – от восьми до одиннадцати. Большее количество копий гена DRD4 равносильно более низким уровням допамина, что побуждает людей стремиться к большему риску, чтобы получить свою дозу допамина искусственным путем. Прыжки с высотных зданий, телебашен, мостов или с земли (так называемый бейс-джампинг) – один из таких способов, хотя достижению цели может способствовать и рискованная игра в Лас-Вегасе или на Уолл-стрит. Для того чтобы проверить это предположение, Хеймер сначала просил участников исследования пройти опрос, по результатам которого оценивалось стремление к новизне и возбуждающим приключениям (в этом исследовании бейс-джамперы набрали очень много баллов). Затем Хеймер взял пробы ДНК и обнаружил, что у людей, набравших наибольшее количество баллов в опросе о риске, в 11-й хромосоме содержится больше копий гена DRD4, чем обычно.
Переходя от рискованных поступков к религиозным убеждениям, Хеймер рассудил, что допамин может иметь отношение и к вере, и опубликовал результаты своих исследований в скандальной книге «Ген Бога» (The God Gene). К чести Хеймера следует отметить, что он отвергает заглавие книги (названия книгам почти всегда дают маркетологи из издательств) и объясняет, что, разумеется, нет отдельно взятого гена, способного обусловливать такое сложное и разнообразное явление, как вера в Бога, не говоря уже о всей пестрой мозаике религиозных верований. Однако Хеймер утверждает, что некоторые из нас от рождения наделены генами, благодаря которым мы в большей или меньшей степени обладаем «духовностью» – компонентом и веры в Бога, и религиозных верований. На этот раз Хеймер назвал еще один связанный с допамином ген – везикулярный переносчик моноаминов 2 (VMAT2), который регулирует поток серотонина, адреналина, норадреналина и уже знакомого нам допамина. Выбрав для начала базу данных братьев и сестер с никотиновой зависимостью, Хеймер решил выяснить, существовала ли в семье генетическая предрасположенность к зависимостям, поэтому давал участникам эксперимента ряд психологических опросников, в том числе и по такой личностной черте, как самотрансценденция.
Впервые ее выявил психиатр из Вашингтонского университета Роберт Клонингер. Люди, набирающие большое количество баллов по самотрансценденции, склонны к «самозабвению» (полной поглощенности каким-либо занятием), к «трансперсональной идентификации» (ощущению связи с большим миром) и «мистицизму» (готовности верить в недоказанное, например в экстрасенсорное восприятие). Клонингер считает, что все вместе эти показатели дают что-то вроде того, что мы считаем духовностью. В исследованиях близнецов, проведенных Линдоном Ивсом и Николасом Мартином, выяснилось, что самотрансценденция наследуется (как и все личностные характеристики), поэтому Хеймер занялся анализом ДНК и личностными показателями более чем тысячи человек и обнаружил, что участники исследования, набравшие больше баллов по самотрансценденции, имеют допаминостимулирующий вариант гена VMAT2. Каким образом этот ген приводит к самотрансценденции и духовности?
VMAT2 – интегральный мембральный протеин (белок), который участвует в переносе моноаминов – аминов, содержащих одну аминовую группу, таких, как нейротрансмиттеры допамин, норадреналин и серотонин, – из жидкости, находящейся внутри тела нейрона, к синаптическим везикулам на концах аксонов нейрона. Терминали на концах этих аксонов почти (но не совсем) соприкасаются друг с другом. Хеймер считает, что одна разновидность гена VMAT2, которая ассоциируется с усилением самотрансценденции, приводит к выработке большего количества этих транспортеров (переносчиков), и, таким образом, больше нейротрансмиттерных веществ, таких, как допамин, попадает в узкие синапсы, тем самым способствуя позитивным ощущениям самотрансценденции.
Другие ученые выступили с резкой критикой исследований Хеймера, что нормально для этой профессии, дружно признавая, что выявление генов, отвечающих за то или иное поведение или убеждение, может оказаться проблематичным. Тем не менее сам факт, что допамин участвует в данном конкретном убеждении, как и во многих других убеждениях, подкрепляет тезис этой книги, согласно которому в мозге есть двигатель убеждений, ассоциирующийся с конкретными участками, порождающими и оценивающими убеждения в широком спектре контекстов. Одна из ролей этого двигателя – поощрять веру во все гипотетические утверждения, в том числе и в особенности веру в Бога. Иными словами, вера в Бога вызывает приятные чувства и приносит удовлетворение.
Сравнительное исследование мировых религий и Бога
Сравнительное исследование причин, по которым люди верят в Бога и придерживаются той или иной религии, породило за прошедший век множество теорий. Несмотря на то, что эти теории значительно расходятся в деталях, относящихся к происхождению и назначению религии, их объединяет убеждение, что вера в сверхъестественные силы, или агентов, в виде Бога, богов или духов является неотъемлемой частью религии: именно этот аспект веры мы и рассматриваем здесь. То есть меня в меньшей степени интересует, почему люди верят в одного или другого бога или придерживаются той или иной религии, и в большей – почему люди вообще верят в каких-либо богов и придерживаются каких-либо религий. Чтобы выяснить это, я намерен вернуться назад и обратиться к истории в целом. Ради простоты расчетов и получения приблизительного порядка результатов можно с уверенностью утверждать, что за последние десять тысячелетий истории люди создали около десяти тысяч разных религий и около тысячи богов. Какова вероятность того, что Яхве – единственный истинный бог, а Амон Ра, Афродита, Аполлон, Ваал, Брахма, Ганеша, Изида, Митра, Осирис, Шива, Тор, Вишну, Вотан, Зевс и остальные 986 – ложные божества? Как любят повторять скептики, все мы атеисты, когда речь идет об этих божествах; просто некоторые из нас развивают идею одного бога.
Я убежден, что существует убедительное доказательство тому, что это люди создали Бога, а не наоборот. К примеру, если вам довелось родиться в США в ХХ веке, весьма вероятно, что вы христианин, верующий в то, что Яхве – всемогущий и всеведущий создатель вселенной, явивший себя во плоти как Иисус из Назарета. Если вам довелось родиться в Индии в ХХ веке, скорее всего, вы – индуист, и верите в то, что Брахма – непреходящий, бесконечный, трансцендентный создатель всей материи, энергии, времени и пространства, явившийся во плоти в образе Ганеши, синего бога-слона, самого почитаемого божества в Индии. Для антрополога с Марса все земные религии на этом уровне анализа неразличимы.
За последние десять тысячелетий истории люди создали около десяти тысяч разных религий и около тысячи богов. Какова вероятность того, что Яхве – единственный истинный бог, а Амон Ра, Афродита, Аполлон, Ваал, Брахма, Ганеша, Изида, Митра, Осирис, Шива, Тор, Вишну, Вотан, Зевс и остальные 986 – ложные божества?
Даже если рассматривать только три великие авраамические религии, кто в состоянии определить, какая из них верна? Христиане верят в Иисуса как спасителя и в то, что надо принять его, чтобы обрести вечную жизнь на небесах. Иудеи не считают Иисуса спасителем, как и мусульмане. В сущности, только примерно два миллиарда из 5,7 миллиардов верующих планеты признают Иисуса их личным спасителем. Если христиане верят, что Библия – непогрешимая благая весть, полученная свыше, то мусульмане – в то, что Коран – совершенное слово Бога. Христиане убеждены, что последним пророком был Христос. Мусульмане – что последним пророком был Мухаммад. А мормоны – что последним пророком был Джозеф Смит. А если еще немного развить ту же мысль, саентологи верят, что последний пророк – Рон Хаббард. Так мало времени, так много пророков.
Мифы о потопе свидетельствуют о схожем культурном влиянии. Эпос о Гильгамеше, написанный примерно в 1800 году до н. э., на века опередил библейское предание о Ное и потопе. Предупрежденный вавилонским богом-землей Эа о том, что другие боги вознамерились устроить потоп и уничтожить все живое, Утнапишти получает повеление построить ковчег в виде куба длиной, шириной и высотой 120 локтей (около 55 метров), с семью ярусами, каждый из которых разделен на девять отсеков, и взять на борт по паре всех живых существ.
Мифы о непорочном зачатии также распространены во времени и в пространстве. К числу тех, кто якобы был зачат без традиционного мужского участия, относятся Дионис, Персей, Будда, Аттис, Кришна, Гор, Меркурий, Ромул и, конечно, Иисус. Рассмотрим параллели между Дионисом, древнегреческим богом вина и виноделия, и Иисусом из Назарета. Считалось, что оба рождены непорочной матерью, смертной женщиной, от царя небесного; оба якобы воскресали из мертвых, превращали воду в вино, ввели обычай есть плоть творца и пить его кровь, и обоих чтили как избавителей человечества.
Мифы о воскресении в той же степени являются продуктом культуры. Осирис – египетский бог жизни, смерти и плодородия, один из древнейших богов, о котором сохранились письменные упоминания. Это божество впервые фигурирует в текстах пирамид, относящихся примерно к 2400 году до н. э., к тому времени уже успев приобрести немало приверженцев. Осирис, поклонение которому было широко распространено вплоть до начала насильственного подавления языческих религий в раннехристианскую эпоху, был не только искупителем и милосердным судьей мертвых в загробной жизни, но и ассоциировался с плодородием и, что особенно примечательно (и уместно с точки зрения географии), с паводками на Ниле и ростом сельскохозяйственных культур. Сами правители Египта были неразрывно связаны с Осирисом в смерти. Когда Осирис восстанет из мертвых, правителям предстояло подняться вместе с ним. К периоду Нового царства не только фараоны, но и простые смертные верили, что воскресший Осирис воскресит их, конечно, при надлежащем исполнении ими религиозных обрядов. Звучит знакомо? Осирис опережает историю Иисуса как мессии по меньшей мере на два с половиной тысячелетия.
Вскоре после распятия Иисуса появился еще один мессия – Аполлоний из Малой Азии. Его последователи утверждали, будто бы он сын Бога, способный проходить через запертые двери, исцелять больных, изгонять демонов и однажды даже ожививший умершую девушку. Аполлония обвинили в колдовстве, отправили в Рим и предали суду, он попал за решетку, но сумел сбежать. После смерти Аполлония его последователи объявили, что он явился к ним, а затем вознесся на небеса. Даже в конце 90-х годов XIX века основатель религиозного движения «пляска духа» североамериканский индеец из племени пайютов по имени Вовока во время солнечного затмения и галлюцинаций, вызванных жаром, получил от Бога видение, в котором «все давно умершие люди развлекались и занимались делом, как в давние времена, все были счастливы и вечно молоды. Это было в отрадной земле, полной дичи». Последователи Вовоки верили: чтобы воскресить своих предков, вернуть бизонов и вытеснить белых с индейских территорий, надо исполнять обрядовый танец продолжительностью несколько часов и даже дней. «Пляска духа» объединяла угнетенных индейцев, но тревожила правительственные органы, и эти трения привели к бойне при Вундед-Ни. Такие мифы я называю «угнетение-искупление», это классическая история о том, как была обманута смерть, побеждены напасти и сброшены цепи рабства. Сдержать распространение хорошей истории просто невозможно. Почему? Потому что склонность рассказывать подобные истории заложена в нашем мозге.
Существует ли на самом деле Бог?
Несмотря на ошеломляющие доказательства того, что Бог запрограммирован в нашем мозге, верующие имеют все основания возразить: (1) что вопрос «Почему люди верят в Бога?» следует рассматривать отдельно от вопроса «Существует ли Бог?», и (2) что это божество запрограммировало себя в нашем мозге так, чтобы мы могли познать его. Другими словами, биология веры и цель веры – совершенно разные вещи. Независимо от того, запрограммирован Бог в нашем мозге или нет, вопрос остается прежним: существует ли на самом деле Бог?
Что есть Бог?
Исследования религиоведов показали, что подавляющее большинство верящих в Бога жителей индустриальных стран Запада ассоциируют себя с той или иной формой монотеизма, в которой под Богом подразумевается сущность, которая все может (всемогуща), все знает (всеведуща) и желает только добра (всеблага), которая сотворила из пустоты вселенную и все, что есть в ней, которая есть существующий испокон веков вечный нематериальный дух, который творит, любит людей и дарует им вечную жизнь. Синонимы – «Всесильный», «Верховное существо», «Высшее благо», «Величайший», «Божественная сущность», «Божество», «Всевышний», «Бог Отец», «Отец небесный», «Царь царей», «Господь господствующих», «Творец», «Создатель всего сущего», «Творец неба и земли», «Первопричина», «Перводвижитель», «Свет миру», «Владыка мира».
Вы верите в то, что этот Бог существует? Вы отрицаете то, что этот Бог существует? Или воздерживаетесь от суждений о существовании этого Бога? Эти три вопроса богослов Дуг Гейветт, преподаватель Толботской школы богословия при университете Биола в Лос-Анджелесе, предлагает нам в ходе публичных дебатов о существовании Бога, требуя, чтобы мы с аудиторией выбрали один. Мой ответ состоит из двух частей:
1. Это на верующем лежит обязанность доказывать существование Бога, а не на неверующем – опровергнуть существование Бога. Доказать отрицание невозможно, но я могу с той же легкостью возразить, что невозможно доказать, что нет Исиды, Зевса, Аполлона, Брахмы, Ганеши, Митры, Аллаха, Яхве и даже Летающего Макаронного Монстра. Однако невозможность опровергнуть существование этих богов ни в коем случае не означает, что они являются законными объектами веры (а тем более поклонения).
2. Есть свидетельства тому, что Бог и религия – человеческие и социальные конструкции, и в основе этих свидетельств лежат исследования в области психологии, антропологии, истории, сравнительной мифологии и социологии.
Рассмотрим подробнее оба вопроса.
Теист, атеист, агностик и бремя доказательства
Однажды я видел на бампере наклейку с надписью: «Воинствующий агностик: да, я не знаю наверняка, но и вы не знаете». Такова моя позиция по вопросу существования Бога: да, я не знаю, но и вы не знаете. Но что значит быть агностиком? Не тот ли это человек, который воздерживается от суждений до тех пор, пока не будет собрано больше доказательств? Ранее в этой книге я объявил, что не верю в Бога, но значит ли это, что я атеист? Все зависит от того, какое определение дано обоим терминам, а для этого нам следует обратиться к Оксфордскому словарю английского языка, нашему самому достоверному источнику сведений по истории словоупотребления: теизм – это «вера в божество или божества» и «вера в единого Бога как творца и верховного правителя вселенной». Атеизм – «неверие в существование Бога или его отрицание». Агностицизм – «непознаваемое, незнаемое, непознанное».
Термин «агностицизм» ввел в обращение в 1869 году Томас Генри Гексли – друг Дарвина и самый воодушевленный популяризатор эволюции, – для того чтобы описать собственные убеждения: «Когда я достиг интеллектуальной зрелости и стал спрашивать себя, атеист ли я, теист ли или пантеист… оказалось, что чем больше я узнавал и размышлял, тем меньше готов дать ответ. Они [верующие] абсолютно уверены, что они достигли определенного «гнозиса» – более-менее успешно разрешили задачу существования, в то время как я совершенно уверен, что в моем случае это не так, и в значительной степени убежден, что эта задача неразрешима». Так и я убежден, что вопрос о Боге не имеет ответа.
Вопрос о Боге не имеет ответа.
Разумеется, никто не является агностиком в том, что касается поведения. Действуя в этом мире, мы поступаем так, как будто Бог есть, или как будто Бога нет, следовательно, по умолчанию мы должны делать выбор, если не рассудком, то по крайней мере своим поведением. В этом отношении я допускаю, что Бога нет, и живу соответственно, в итоге являюсь атеистом. Другими словами, агностицизм – интеллектуальная позиция, утверждение о существовании или несуществовании божества и нашей способности знать это наверняка, в то время как атеизм – поведенческая позиция, утверждение о том, какие допущения мы делаем касательно мира, в котором совершаем поступки.
Несмотря на то, что буквально все клеймят меня как атеиста, я предпочитаю называть себя скептиком. Почему? Слова имеют значение, ярлыки несут смысловую нагрузку. Употребляя слово «атеист», люди подразумевают строгий атеизм, утверждающий, что Бога не существует, а эта позиция ненадежна (нельзя доказать отрицание). Нестрогий атеизм просто воздерживается от веры в Бога за недостатком доказательств, и мы демонстрируем такую разновидность атеизма по отношению почти ко всем богам, в которых верило человечество на протяжении своей истории. Вдобавок люди склонны приравнивать атеизм к определенной политической, экономической и социальной идеологии, например, к коммунизму, социализму, крайнему либерализму, нравственному релятивизму и тому подобным. Поскольку я консервативный в налоговых вопросах борец за гражданские права и уж, конечно, никакой не нравственный релятивист, эти ассоциации неуместны. Да, можно попробовать дать атеизму определение в более позитивном ключе, чем я занимаюсь регулярно, но поскольку я издаю журнал Skeptic и веду в журнале Scientific American ежемесячную рубрику «Скептик», то предпочитаю именно этот ярлык. Скептик попросту не верит притязаниям на знания, если представленные доказательства недостаточны для того, чтобы отвергнуть нулевую гипотезу (что некое притязание на знание является неверным, пока не доказано обратное). Я не знаю, что Бога нет, но и не верю в Бога, вдобавок у меня есть немало оснований считать концепцию Бога социально и психологически сконструированной.
Проблема, с которой мы сталкиваемся, когда речь идет о Боге, заключается в том, что определенность невозможна при возникновении таких важных вопросов, как «Что было до того, как появилось время?» или «Если Большой взрыв ознаменовал начало всего времени, пространства и материи, что спровоцировало этот первый акт сотворения?» То, что наука представлена нам в виде проблем с вопросительным знаком в конце, не беспокоит ученых, поскольку теологи находятся в том же эпистемологическом тупике. Надо просто подтолкнуть их, побудить сделать еще один шаг. Мои споры и диалоги с теологами, теистами и верующими обычно развиваются следующим образом – по вопросу о том, что спровоцировало Большой взрыв, или первый акт сотворения:
Это сделал Бог.
А кто сотворил Бога?
Бог несотворим.
Тогда почему вселенная не может быть «несотворимой»?
Вселенная – объект или событие, в то время как Бог – действующая сила (агент) или сущность, а объекты и события могут быть сотворены чем-либо, в то время как действующие силы или сущности – нет.
Если Бог – часть вселенной, разве он не объект?
Бог – не объект. Бог – действующая сила или сущность.
Но разве действующие силы и сущности не должны также быть сотворенными? Мы – действующая сила и сущность, а именно, человеческие существа. Мы согласны с тем, что человеческим существам необходимо объяснение нашего происхождения. Так почему же эти логические рассуждения не применимы к Богу как к действующей силе и сущности?
Бог находится вне времени, пространства и материи, следовательно, не нуждается в объяснениях.
Если так, значит, никто из нас просто не может знать, есть Бог или нет, так как по определению, будучи существами, имеющими предел и действующими исключительно в рамках этого мира, мы в состоянии познать только другие естественные и конечные существа и объекты. Невозможно, чтобы естественное конечное существо знало сверхъестественную бесконечную сущность.
В этот момент спора мои противники-теологи обычно обращаются к вспомогательным доводам существования Бога, таким, как личные откровения. По определению личные, следовательно, не способные служить доказательством для тех, кто не причастен к опыту этих откровений. Или же теисты ссылаются на факты и чудеса, относящиеся к их конкретной вере, например, мусульмане – на стремительный рост ислама, иудеи – на то, что их древнейшая религия пережила тысячелетия попыток искоренить ее, христиане – на то, что апостолы не погибли бы, защищая свою веру, если бы такие чудеса, как воскрешение, не были бы возможны. Во всех трех случаях подразумевается, что миллионы верующих не могут ошибаться.
Ладно, парирую я, миллионы мормонов верят, что их священный текст продиктован на древнем языке, записан на золотых листах ангелом Моронием, затем зарыт и в дальнейшем выкопан вблизи Пальмиры, Нью-Йорк, Джозефом Смитом, который перевел найденный текст на английский, погружая лицо в шляпу, наполненную магическими камнями. Миллионы приверженцев саентологии верят, что множество веков назад властелин галактики по имени Ксену привел на Землю инопланетные существа из другой солнечной системы, поместил их в некоторые вулканы планеты, а затем обратил в пыль с помощью водородных бомб и рассеял по ветру их «тэтан» (души), которые в настоящее время внедряются в тела людей и вызывают злоупотребление наркотиками и алкоголем, зависимости, депрессию, другие психологические и социальные болезни, исцелить которые способна только саентология. Достоверность утверждений явно не зависит от количества людей, которые в них верят.
Бремя доказательства существования Бога лежит на верующих, неверующие не обязаны опровергать его существование, однако до нынешнего дня теистам так и не удалось доказать существование Бога, по крайней мере, согласно принятым в мире науки и разума высоким критериям доказательности. И мы вновь возвращаемся к природе веры и истокам веры в Бога. Я последовательно изложил свое мнение о том, что вера в сверхъестественную силу, действующую намеренно, запрограммирована в нашем мозге и что такой агент, или действующая сила, как Бог, был создан людьми, а не наоборот.
Самые популярные доказательства существования Бога сводятся к тому, что миллионы верующих не могут ошибаться.
Последний закон Шермера и научные поиски Бога
Для большинства теистов существование Бога – вовсе не вопрос слепой веры, географических условий или культурных конструкций. Им известно, что Бог реален, они настолько же уверены в этом знании, а зачастую даже более уверены, чем во многих прочих своих притязаниях на знание. Атеисты также утверждают, что вера в существование Бога понятна. Выдвигая довод, согласно которому свидетельств существования Бога недостаточно, они выводят Бога на эпистемологическую арену эмпирических наук. Если бы появилось достаточное свидетельство существования Бога, атеистам пришлось бы – по крайней мере, в принципе, – признать его существование. Но согласились бы они или нет? Каких свидетельств оказалось бы достаточно и для теистов, и для атеистов, чтобы они раз и навсегда прекратили спор? Думаю, таковых не существует. (Это еще одна причина, по которой я предпочитаю называть себя агностиком или скептиком). И вот почему.
Большинство теистов верит, что Бог сотворил вселенную и все, что есть в ней, в том числе звезды, планеты и жизнь. В таком случае вот мой вопрос «Как нам отличить всемогущего и всеведущего Бога, или автора Разумного Замысла (РЗ), от чрезвычайно могущественного и не менее сведущего внеземного разума (ВР)?» Иначе говоря, если мы отправимся на поиски такой сущности – чем, по их утверждениям, заняты и теисты, и атеисты, – то столкнемся с проблемой, которую я называю (при всем уважении к Артуру Ч. Кларку) «последним законом Шермера»: любой достаточно совершенный внеземной разум неотличим от Бога.
Мой гамбит (ВР=РЗ=Бог) – результат объединения эволюционной теории, креационизма и программы поиска внеземного разума (SETI), вытекающий из следующих наблюдений и выводов.
Наблюдение I. По сравнению с технической эволюцией биологическая эволюция медлительна, как перемещение ледника. Причина заключается в том, что биологическая эволюция дарвинистская, для нее требуется несколько поколений различных репродуктивных успехов, в то время как техническая эволюция – ламаркистская, и ее можно осуществить в рамках одного поколения.
Наблюдение II. Космос чрезвычайно велик, в космическом пространстве очень пусто, поэтому вероятность вступить в контакт с ВР невелика. Например, скорость нашего космического аппарата, способного преодолевать наибольшие расстояния, «Вояджер-1», относительно Солнца составляет 17,246 километров в секунду, или 38578 миль в час. Если бы «Вояджер-1» направлялся к ближайшей к нам солнечной системе (но он туда не направляется) – к системе Альфа Центавра на расстоянии 4,3 световых лет – ему понадобился бы почти невообразимо долгий срок – 74912 лет, чтобы достичь цели.
Вывод I. Вероятность контакта с ВР, развитие которого лишь немного опережает наше, действительно равна нулю. Любой ВР, с которым мы встретимся, будет либо значительно отставать от нас (и в этом случае встреча произойдет лишь, когда мы совершим посадку на его планету), либо существенно опережать нас (и в этом случае мы установим связь либо посредством телекоммуникации, либо после приземления этого ВР на нашу планету). Насколько этот ВР скорее всего опережает нас?
Наблюдение III. Наука и техника изменили наш мир за последнее столетие заметнее, чем за предыдущие сто веков: понадобилось десять тысяч лет, чтобы пройти путь от повозки до самолета, и всего шестьдесят шесть, чтобы пройти путь от активного полета до посадки на Луну. Закон Мура об удвоении мощности вычислительных устройств каждые 18 месяцев по-прежнему в силе, только в настоящее время продолжительность этого периода снизилась примерно до года. Специалисты по информатике подсчитали, что со времен Второй мировой войны мощность удваивалась 32 раза и что уже в 2030 году мы можем столкнуться с технологической сингулярностью – достижением момента, когда общая вычислительная мощность окажется на уровне, значительно превосходящем все, что мы в состоянии вообразить, она будет выглядеть практически безграничной и в общем-то неотличимой от всеведения. Когда это произойдет, за одно десятилетие мир изменится кардинальнее, чем за предшествующую тысячу десятилетий.
Вывод II. Экстраполируя эти тенденции на десятки тысяч, сотни тысяч и даже миллионы лет – всего лишь один миг на эволюционной шкале времени, – мы придем к реалистическим оценкам прогресса, которого способен достичь ВР. Возьмем какой-нибудь сравнительно простой пример, например ДНК. По прошествии всего пятидесяти лет развития генетики как науки мы уже можем заниматься генной инженерией. ВР, опередивший нас на пятьдесят тысячелетий, наверняка способен создавать целые геномы, клетки, многоклеточные организмы и сложные экосистемы. (На момент написания этих строк генетик Дж. Крейг Вентер получил первый искусственный геном и создал синтетическую бактерию, управляемую химически этим искусственным геномом). Ведь в итоге создание жизни сводится к технической задаче молекулярной манипуляции. Для наших не самых отдаленных потомков или для ВР, с которым мы можем столкнуться, способность создавать жизнь будет всего лишь вопросом технических навыков.
Вывод III. Если уже сегодня мы способны заниматься генной инженерией, клонировать млекопитающих и манипулировать стволовыми клетками, опираясь на науку и технологии, развившиеся только лишь за последние полвека, задумайтесь о том, чего мог достичь ВР за пятьдесят тысячелетий прогресса эквивалентной мощности в науке и технике. Для ВР, опережающего нас на миллион лет, вполне может оказаться возможным создание планет и звезд. И если вселенные возникают при коллапсировании черных дыр, что некоторые космологи считают вполне вероятным, очень может быть, что достаточно развитый ВР способен даже создать вселенную, спровоцировав коллапс звезды и образование черной дыры.
Как мы могли бы назвать разумное существо, способное создавать жизнь, планеты, звезды и даже вселенные? Если бы мы знали, какие достижения науки и техники лежат в основе этого создания, мы назвали бы существо внеземным разумом; если бы не знали об этих достижениях, назвали бы его Богом.
Бог Эйнштейна
В спорах о науке и Боге неизбежно всплывает вопрос религиозных убеждений Альберта Эйнштейна, причем и теисты, и приверженцы всевозможных течений «нью-эйдж» спешат зачислить великого физика в свои ряды. При вдумчивом подборе цитат можно найти подтверждение тому, что Эйнштейн был в той или иной степени верующим. А именно: «Бог хитроумен, но не зол», «Бог не играет в кости» и «Я хочу знать, как Бог сотворил этот мир. Меня не интересует то или иное явление, спектр того или иного элемента. Я хочу знать мысли Бога, остальное уже частности». В последние недели жизни узнав о смерти своего давнего друга, физика Микеле Бессо, Эйнштейн писал родным покойного: «Он покинул этот непонятный мир, лишь немногим опередив меня. Это ничего не значит. Для нас, верующих физиков, разница между прошлым, настоящим и будущим – лишь упрямая иллюзия». Что Эйнштейн подразумевал под «Богом», играющим в кости, или «нами, верующими физиками»? Говорил ли он о божестве в буквальном или в переносном смысле? Имел ли в виду веру в модели теоретической физики, не делающие различий между прошлым, настоящим и будущим? Или веру в некую обезличенную силу, существующую вне временных рамок? Может, он просто проявлял вежливость и пытался утешить родных Бессо? В этом и заключается загадка самого известного ученого в истории, слава которого так велика, что смысл и суть всего сказанного и написанного им подвергают придирчивому изучению. Легко вырвать подобные фразы из контекста и истолковать их в любом направлении, по собственному желанию. Об Эйнштейне было написано немало, но до недавнего времени те, кто распоряжался его наследием, оберегали его запутанную и противоречивую личную жизнь так тщательно, что нам были известны лишь фрагменты того, что происходило за пределами научной мысли и круга общения Эйнштейна. Но не теперь. Благодаря проекту «Бумаги Эйнштейна» под руководством Дайаны Кормос-Бухвальд из Калифорнийского технологического института в Пасадине, Калифорния, материалы из архива ученого теперь могут рассказать его историю во всех подробностях, как сделал Уолтер Все, что Эйнштейн сказал и написал о Боге, подвергают самому придирчивому изучению.
Айзексон в своей авторитетной биографии Эйнштейна.
Еврейское самосознание Эйнштейна играло бесспорно важную роль во всех аспектах его жизни, в том числе и в особенности политической жизни. Отказавшись от поста президента Израиля, Эйнштейн писал: «Мои взаимоотношения с еврейским народом стали самыми прочными узами между мной и человечеством». Детство в религиозной среде напоминало о себе и в среднем возрасте: «Попробуйте с нашими ограниченными средствами проникнуть в тайны природы, и вы увидите, что за всеми явными законами и связями кроется нечто неуловимое, неосязаемое и необъяснимое. Преклонение перед этой силой, совершенно непостижимой для нас, и есть моя религия. В этом отношении я, в сущности, религиозен».
Религиозность в неком эзотерическом смысле, как трепет и преклонение перед космосом, – одно дело, а как же Бог, особенно Яхве, Бог Авраама, предка самого Эйнштейна? Когда Эйнштейну перевалило за пятьдесят, в одном интервью ему задали вопрос в лоб: верите ли вы в Бога? «Я не атеист», – начал он.
Рассматриваемая проблема слишком обширна для нашего ограниченного разума. Мы находимся в том же положении, как и малолетний ребенок, вошедший к гигантскую библиотеку, полную книг на всевозможных языках. Ребенок знает: кто-то должен был написать все эти книги. Но не знает, как. И не понимает языков, на которых они написаны. Ребенок смутно догадывается, что в расстановке книг есть некий таинственный порядок, но не знает какой. Мне кажется, точно так же относятся к Богу даже люди, обладающие самым высоким интеллектом. Мы видим чудесным образом устроенную вселенную, подчиняющуюся определенным законам, но наше представление об этих законах весьма туманно.
Эти слова звучат так, словно Эйнштейн приписывает законы вселенной некоему Богу. Но что это за Бог – олицетворенное божество или аморфная сила? Одному банкиру из Колорадо на вопрос о Боге Эйнштейн ответил так:
Я не могу представить себе олицетворенного Бога, оказывающего непосредственное влияние на поступки отдельно взятых людей или способного вершить суд над своим собственным творением. Моя религиозность – это смиренное восхищение бесконечно превосходящим нас духом, который проявляет себя в том малом, что мы можем познать о постижимом мире. Это глубокая эмоциональная убежденность в том, что в непостижимой вселенной существует превосходящий разум, образует мои представления о Боге.
Самое известное высказывание Эйнштейна о Боге представляло собой телеграмму, в которой, как его просили, было необходимо не более чем в пятидесяти словах ответить на все тот же вопрос. Эйнштейн уложился в двадцать два слова: «Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в упорядоченной гармонии Вселенной, но не в Бога, которого заботят судьбы и поступки людей».
И наконец, если еще остались какие-нибудь сомнения, в одном выпуске журнала Skeptic за 1997 год была опубликована статья одного из наших редакторов, Майкла Гилмора, незадолго до того встретившегося с бывшим служащим ВМС США, ветераном Второй мировой войны Гаем Х. Рэнером, который задал Эйнштейну в переписке тот самый вопрос. Мы первыми вновь опубликовали эти письма полностью. В первом письме, отправленном 14 июня 1945 года с корабля ВМС США «Бугенвиль», находившегося в Тихом океане, Рэнер рассказывает о своей состоявшейся на корабле беседе с офицером-католиком, получившим образование в иезуитской школе. Этот католик утверждал, что Эйнштейн перешел от атеизма к теизму, когда некий священник-иезуит обратился к нему с тремя неопровержимыми силлогизмами. «Эти силлогизмы были таковы: у любого замысла есть автор; вселенная – замысел; следовательно, должен быть и автор». Рэнер возразил католику, отметив, что космология и эволюционная теория надлежащим образом объясняют наиболее очевидный замысел в мире, «но даже если бы и был «автор», он осуществлял бы скорее реорганизацию, а не сотворение; опять-таки, подразумевая наличие автора замысла, мы вернемся к тому, с чего начали, и будем вынуждены признать, что существовал и автор автора замысла, и т. п. С таким же успехом можно утверждать, что земля покоится на спине слона, слон стоит на гигантской черепахе, а та – на другой черепахе, которая стоит на третьей, и т. д.».
К тому моменту жизни Эйнштейн уже был мировой знаменитостью и ежедневно получал сотни подобных писем, в том числе от видных ученых, и если он ответил неизвестному энсину, находящемуся посреди Тихого океана, значит, его письмо задело Эйнштейна за живое. 2 июля 1945 года Эйнштейн ответил:
Я получил ваше письмо от 10 июня. За всю свою жизнь я ни разу не беседовал со священником-иезуитом и поражен наглостью тех, кто распространяет обо мне эту ложь. С точки зрения иезуитского священника я, конечно, атеист и всегда был атеистом. Ваши возражения кажутся мне совершенно корректными, сформулировать их более удачным образом было бы невозможно. Когда мы имеем дело с тем, что находится за пределами человеческой сферы, использование антропоморфических концепций неизменно оказывается ошибочным – это детские аналогии. Наш долг – смиренно восхищаться прекрасной гармонией устройства нашего мира, насколько мы в состоянии постичь его. Вот и все.
Четыре года спустя, в 1949 году, Рэнер вновь написал Эйнштейну с просьбой о пояснениях: «Кое-кто, возможно, сделает [из Вашего письма] вывод, что для священника-иезуита атеистом является каждый, кто не католик, и что на самом деле Вы ортодоксальный иудей, или деист, или еще кто-нибудь. Вы намеренно оставили возможность такого толкования, или же Вы атеист в соответствии с определением из словаря, то есть «тот, кто не верит в существование Бога или Высшей сущности»?» 28 сентября 1949 года Эйнштейн ответил ему:
Я уже не раз говорил, что идея олицетворенного Бога представляется мне детской. Можете называть меня агностиком, но я не разделяю воинственности профессиональных атеистов, рвение которых объясняется главным образом болезненным актом освобождения от оков религиозного учения в юности. Я предпочитаю позицию смирения, соответствующую слабому пониманию нашим разумом природы и нашей сущности.
Высказывался ли кто-либо из видных деятелей о своей вере более недвусмысленно, чем Эйнштейн, и был ли он при этом понят более превратно? Вот вам еще один пример тому, как слепа вера.
Естественное и сверхъестественное
Наука оперирует в сфере естественного, а не сверхъестественного. По сути дела, никакого «сверхъестественного» или «паранормального» не существует. Есть только естественное, обыкновенное, и тайны, которые нам еще только предстоит объяснить естественными причинами. Такие слова, как «сверхъестественный» и «паранормальный», служат всего лишь лингвистическими местозаполнителями, пока мы не найдем естественные и обыкновенные причины или не прекратим поиски, утратив интерес к ним. Именно это обычно происходит в науке. Тайны, которые некогда считались сверхъестественными или паранормальными явлениями, например, как астрономические или метеорологические, встраиваются в науку, как только их причины становятся понятными. Например, когда космологи обозначают терминами «темная энергия» и «темная материя» так называемые недостающие энергию и массу, необходимые для объяснения структуры и движения галактик и их скоплений, в их намерения не входит пользоваться этими описательными характеристиками в качестве объяснения причин. Темная энергия и темная материя – просто когнитивные удобства, которыми пользуются, пока не будут обнаружены действительные источники энергии и материи. Когда теисты, креационисты и сторонники теории разумного замысла ссылаются на чудеса и акты сотворения ex nihilo, для них это конец исследований, в то время как для ученых выявление таких загадок – всего лишь начало. Наука продолжает процесс с того места, на котором останавливается теология. Когда теист говорит «и свершилось чудо», как на остроумном рисунке моего любимого карикатуриста Сидни Харриса, где у двух математиков возле доски обращение к высшим силам втиснуто в последовательность уравнений, я цитирую подпись к этой карикатуре: «По-моему, нужна развернутая форма вот здесь, на втором этапе».
Такие слова, как «сверхъестественный» и «паранормальный», служат всего лишь лингвистическими местозаполнителями, пока мы не найдем естественные и обыкновенные причины, или не прекратим поиски, утратив интерес к ним.
С точки зрения наших предков из бронзового века, основавших великие монотеистические религии, способностью создать мир и жизнь могло быть наделено только божество. Но по мере того, как мы постигаем технологию сотворения, сверхъестественное становится естественным. В этом и заключается мой гамбит: единственный Бог, которого способна открыть наука, – естественное существо, сущность, присутствующая во времени и в пространстве, ограниченная законами природы. Сверхъестественный Бог, существующий вне пространства и времени, непостижим для науки, так как не является частью естественного мира, следовательно, наука не в состоянии познать Бога.
Этот довод я привел в ходе спонсированных фондом Темплтона дебатов с теистом и преподавателем медицины в Гарварде Джеромом Групменом, который возражал, что Бог «неизмерим и не имеет формы», что он существует «в пространстве, которое невозможно оценить количественно или описать научными средствами», что «мы не в состоянии полностью понять природу и измерения Бога» и что «Бог существует вне времени и не может быть связан с пространством». Откуда же тогда, спросил я, вам известно, что этот Бог существует? Как физические существа, формирующие представления о мире на основании восприятия (посредством наших органов чувств) и концепций (с помощью нашего разума), как мы вообще можем познать сущность, которая по определению находится за пределами и нашего восприятия, и наших концепций? Разве не требуется Богу в какой-либо момент войти в наше пространство и время, чтобы явить себя тем или иным образом, допустим, путем молитвы, Божиего промысла или чудес? И если так, почему наука не в состоянии количественно оценить этот божественный поступок? Если есть некий другой способ познания, допустим, как у мистиков или правоверных, посредством глубокой медитации или молитвы, почему же тогда нейробиология не может сказать ничего хоть сколько-нибудь значимого об этом процессе познания? Если мы пришли к пониманию – как показали исследования с участием медитирующих монахов и священников, погруженных в молитву, – что некая часть теменной доли мозга, ассоциирующаяся с ориентацией тела в пространстве, бездействует в подобных медитативных состояниях (вызывая сбой нормальной функции различения между «я» и «не-я» и таким образом создавая ощущение «единения» с окружением), разве не подразумевается здесь не контакт с сущностью, находящейся за пределами пространства и времени, а просто изменение нейрохимических характеристик?
В конце концов Групмену пришлось сделать одно из самых откровенных заявлений по вопросу веры, с каким я когда-либо сталкивался, и признать: «Почему мы верим? Рационального ответа у меня нет. Этот вопрос относится к той же категории, что и другой, «Почему мы любим кого-либо?». Можно свести всю проблему к определенному набору компонентов, возможно, нейротрансмиттеров, но каким-то образом ответ оказывается за пределами истинно познаваемых. В состоянии такого когнитивного диссонанса живут такие же люди, как я, и с этим состоянием нам часто приходится вести борьбу».
Единственный Бог, которого способна открыть наука, – естественное существо, сущность, присутствующая во времени и в пространстве, ограниченная законами природы. Сверхъестественный Бог, существующий вне пространства и времени, непостижим для науки, так как не является частью естественного мира, следовательно, наука не в состоянии познать Бога/
На одном уровне мне нечего противопоставить этому заявлению о вере, поскольку в этом нет необходимости. Если не сделано никаких эмпирических утверждений, тогда науке нечего добавить по этому вопросу. Жизнь может быть как мучительной борьбой, так и полной тайн, и если человеку требуется помощь в поисках счастья и решимость, несмотря на тайны, не дающие покоя, – что ж, кто я такой, чтобы спорить? Как сказано в Пс 45:2: «Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах». Но на другом уровне я не могу не думать о следующем: если бы Групмен родился у родителей-индуистов в Индии, а не у родителей-иудеев на Западе, он придерживался бы совершенно иных представлений о высшей природе вселенной, которые бы точно так же оправдывал с помощью рациональных доводов.
Объяснение, которое наука предлагает для чувств, возникающих у нас при вере в Бога или влюбленности, является комплементарным, а не противоречащим, дополняющим, а не умаляющим. У меня вызывает живой интерес осознание того, что при влюбленности мои начальные чувства усиливает допамин, нейрогормон, вырабатываемый гипоталамусом и провоцирующий выработку тестостерона, гормона, управляющего половым влечением, и что мои более глубокие чувства привязанности усилены окситоцином – гормоном, который синтезируется в гипоталамусе и выбрасывается в кровь гипофизом. Более того, полезно знать, что такие созданные под действием гормонов нейронные пути характерны только для образующих моногамные пары видов, как эволюционное приспособление для длительного ухода за беспомощными младенцами. Мы влюбляемся потому, что наши дети нуждаются в нас! Умаляет ли это хоть в каком-нибудь отношении качественный опыт влюбленности и заботы о детях? Разумеется, нет, не более чем разложение радуги на ее составляющие умаляет возможность эстетически восхищаться ею.
Набожность и вера в Бога в той же мере являются адаптивными эволюционными объяснениями. Религия – социальный институт, развившийся с целью подкрепления сплоченности группы и нравственного поведения в ней. Это целостный механизм человеческой культуры, поощряющий альтруизм, взаимный альтруизм, косвенный альтруизм, а также демонстрирующий уровень обязательств, необходимый для сотрудничества и взаимного воздействия членов социального сообщества. Вера в Бога дает объяснения для нашей вселенной, нашего мира и нас самих; она рассказывает, откуда мы пришли, зачем мы здесь и куда идем. Бог также является главным блюстителем правил, верховным судьей в разрешении нравственных дилемм, наивысшим объектом преданности.
Пришло время отступить от нашего эволюционного наследия и наших исторических традиций и признать науку наилучшим из когда-либо изобретенных инструментов для объяснения устройства нашего мира. Пришло время сообща создать социально-политический мир, в котором приняты нравственные принципы и вместе с тем созданы условия для процветания естественного для человека многообразия. Религия не в состоянии привести нас к этой цели, поскольку она не располагает систематическими методами объяснения естественного мира и средствами для разрешения нравственных конфликтов, когда приверженцы соперничающих сект придерживаются взаимоисключающих абсолютных убеждений. Какими бы ни были их недостатки, наука и ценности светского Просвещения, отраженные в устройстве западных демократических государств, – наша самая большая надежда на выживание.
Набожность и вера в Бога – адаптивные эволюционные решения в донаучную эпоху. Чтобы двигаться дальше, нужно отступить от религиозного наследия прошлого.
