Глава 12
Диктатор, удобно развалившись в кресле, курил чужеземную сигару. Чай с ромом остывал на столе. Только что прибыл Максимилиан со срочными вестями. И вот что он докладывал:
– Мой Диктатор, наш человек, недавно внедренный в прислугу Боташева, сообщил, что невеста Голевского – княжна Дарья Николаевна Боташева вчера отправилась на поиски своего суженого, то есть сбежала. Князь безутешен, княгиню окончательно парализовало.
Кресло загрохотало. Диктатор вскочил как ужаленный.
– Что? Что ты сказал? Княжна Боташева?! Не может быть! Как сие произошло?! Так, так. Весьма, весьма неожиданный сюрприз. Убежала на поиски своего возлюбленного? Занятно. Эта выходка – в духе романтически настроенных барышень. Поехать на поиски своего героя. Excellent! Пущай едет. Туда ей и дорога! Все к лучшему. И оную ситуацию мы переиначим в нашу пользу… И вот что я решил…
– Я весь внимание.
– Значит, такова диспозиция. Слушай внимательно…
– Слушаю…
– …Выследить, захватить невесту Голевского и отвезти в мое Владимирское имение Учаево. Она послужит нам заложницей. Охранять и беречь как зеницу ока. Она нам весьма необходима. Посуди сам, даже если Голевский отыщет что-нибудь супротив нас, то не посмеет доложить Бенкендорфу, иначе потеряет свою невесту навеки. А он ее безумно и горячо любит и все сделает ради нее. Его даже можно привлечь на нашу сторону. И все из-за этой девки.
– Отличная идея, мой Диктатор!
– Так коли отличная, то воплощай ее в жизнь незамедлительно. На кого из братьев ты предполагаешь возложить сию ответственную миссию? Есть кандидатуры?
– Мой Диктатор, рекомендую вам Франческо Бозатти – брата Августа. Итальянец по происхождению. Во время войны с французами попал к нам в плен, перешел на нашу сторону и уже сражался против Бонапарта. Потом на стороне греков сражался против турок. Награжден за храбрость орденами и золотой шпагой. Малый – отчаянно смелый, славный, правда, иногда авантюрный. Но в хорошем смысле. Отвечает за французское и итальянское отделение нашего Союза.
– Хорошо, пусть брат Август действует, – согласно кивнул Диктатор. – Но чтоб без излишнего шума и как можно секретнее. И повторяю еще раз для особо одаренных. Княжну беречь как зеницу ока. Ни один волосок не должен упасть с ее головы. Ни один! Запомнил?! И передай это нашему авантюрному брату Августу.
– Слушаюсь, мой Диктатор…
Максимилиан вызвал курьера и послал к Бозатти со срочным донесением.
Глава тайной полиции удивлялся.
До чего глупа эта княжна! Сидела бы дома, читала романтические истории наподобие «Новой Элоизы», мнила себя бы Юлией Вольмар, писала слезливые письма, сплетничала с подружками или танцевала на балах с разодетыми франтами – все хорошо бы было для обычной столичной барышни, все умно, благочестиво. А она вон что удумала! Сбежать из дома и отправиться на поиски своего суженого. Обрекая тем самым себя на погибель, лишая себя блестящего будущего? При таких богатых и знатных родителях, такой красоте и воспитании она могла бы удачно выйти замуж. Разве это девичье дело – участвовать в авантюрах? Вот сумасшедшая!
Диктатор допил ром и нажал под столом рычажок – секретный механизм пришел в движение. Шкаф с книгами отъехал и встал перпендикулярно к стене.
За шкафом имелись секретная карта, зашторенная двумя пурпурными занавесками. Диктатор отдернул их – и взору его предстал большущий лист с изображением Европы, России, Сибири, Азии, Аляски и Калифорнии. На карте было воткнуто множество бумажных флажков алого цвета.
Диктатор гордо и победоносно посмотрел на карту.
Крепнет, расширяется его организация. И это замечательно! Скоро, уже совсем скоро наступит время решающих сражений и великих испытаний. Не за горами судьбоносный день в российской истории. Скоро, очень скоро его имя прогремит на всю Европу. Нет, на весь мир! Не больше и не меньше. «Смерть императору! Смерть узурпатору! Россия, я тебя освобожу! Непременно!..»
Виват, Россия!
* * *
Многие петербуржцы знали это строение. Четырехэтажное бледно-желтое здание с коричневой крышей – так называемый дом Котомина. Оно находилось на стыке Полицейского моста, Невского проспекта и набережной Мойки. На этом здании чуть выше уровня второго этажа прикреплена большая и длинная вывеска. На ней крупными буквами выведено: «С. ВОЛФЪ и Т. БЕРАНЖЕ». А сбоку – еще одна вывеска, но только поменьше. Она гласит: «Cafe Chinois» (Китайская кофейня). Это знаменитый на всю столицу кофейный дом Вольфа – пристанище любителей газетного и журнального чтения, дорогих сигар и крепкого ароматного кофе. Вход в заведение украшают четыре колонны. Внутри – четыре больших комнаты. Одна – для курильщиков, другая – для самого хозяина, где он принимает самых важных клиентов. Остальные две – для прочих посетителей. Здесь богатые канапе, обитые бархатом, огромные зеркала, на стенах красивые обои, на потолке – великолепная живопись, на дверях – бронза и позолота.
Сегодня в этом заведении должны были встретиться два графа, два закадычных друга, Переверзев и Дубов.
Министр пришел в кофейню раньше сенатора и предпочел комнату для некурящих. Знал, Переверзев не привержен этой пагубной привычке и не переносит табачный дым. Петр Каземирович заказал кофе со сливками, бисквит, попросил «Северную пчелу» и отослал адъютанта Макарова по одному поручению.
Наконец прибыл граф Переверзев.
Дубов отложил журнал, отставил чашечку кофе. Приятели сердечно обнялись и расцеловались.
– Пожалуй, здесь недурственно, но я все же предпочитаю кондитерскую Малинари, – сказал Андрей Платонович.
– Чем же детище Малинари лучше детища Вольфа и Беранже?
– Чем?.. Там тебя встречает смазливая итальянка с большим декольте, улыбается, хлопочет вокруг тебя. А в сие декольте так и подмывает залезть шаловливыми пальчиками. Перси южанок просто притягательны своими размерами и видом. Эх, да-а!.. Так вот сия прелестница приносит марципаны, баварауз с сиропом, щербет шоколадный и, естественно, отличное ирландское кофе. Ущипнешь ее – а она только смеется. А у тебя настроение сразу поднимается. Желаешь отобедать – милости просим, а желаешь себя дорогого потешить – пожалуйста, садись за фортепьяно и музицируй, сколько твоей душе угодно. Шахматы, шашки, домино, карты – только играй! Все для дорогого гостя! Даже камины с пылающими углями. И самое главное, что привлекает меня в оной ресторации, – там не продают, пардон, эти вонючие цигарки, пахитоски, сигареты, табак. Не выношу курильщиков.
– Весьма заманчивое описание кофейни, Андрей Платонович. Но как бы вы ее ни расхваливали, я не променяю лавку Вольфа на итальянскую. Немецко-французское творение мне больше по душе. Смотри, каков он молодец, этот Вольф, все здесь переделал. Роскошно, просторно, свежо, высоко. Однако вы хотели мне рассказать новости…
Переверзев состроил серьезную мину и обратился к министру.
– Сия весть, я полагаю, расстроит вас, милый граф.
– Что случилось, мой благородный друг?
– Ваш предмет обожания, моя родственница Дарья Николаевна тайно покинула отчий дом и удалилась в неизвестном направлении. В общем, сбежала, одним словом.
– Как это?! Отчего?! Куда?! – Дубов даже чуть привстал из-за стола: так его удивило известие о побеге княжны.
– На поиски своего возлюбленного Голевского, этого гвардейского хлыща, – охотно пояснил Переверзев.
– Вот так известие! Стало быть, она на пути к Сибирскому тракту? В таком случае у нее есть только два пути в Сибирь: либо через Ярославль, либо через Владимир.
– Совершенно верно, Петр Каземирович.
– Я отправлю своих людей на поиски Дарьи Николаевны, дабы они отыскали беглянку и вернули князю. Да, бедный старик. Сколько он пережил. Утрата двух сыновей, тяжелая болезнь княгини и исчезновение младшей дочери. Дарья Николаевна – не подарок. Но тем интереснее завоевать ее сердце. Я не отступлюсь от нее. Но для начала нам надобно ее отыскать. И тем самым я завоюю расположение старого князя. Ведь он – мой будущий родственник. Вы, граф, отозвались о Голевском весьма уничижительно. Что за перемена? Он вам уступил такую красивую невесту – Верочку, за это его надо благодарить, а вы чем-то обижены на него.
– Обижен – не то слово! Ненавижу всей душой. Вы не поверите, Петр Каземирович, но моя благоверная до сих пор любит его. Каково?!
– Любит? Вот конфуз!
– Вот так. Я застал ее с портретом этого капитанишки в руках. Она молилась на него, словно на икону. Естественно, я был вне себя от злости. Вера под моим страшным давлением призналась, что до сих пор без ума от Голевского. Какое предательство, какое коварство! И что меня окончательно добило, сударь, так это ее слова о том, что… она меня вовсе не любит. Я был потрясен.
– Как же это?
– Да-с, не любит и не любила никогда.
– Каково, а! Вот так известие. Но не расстраиваетесь, милый граф. Не вам одному мучиться от неразделенной любви. Вы хотя бы физически владели предметом своего обожания, а я не удостоился даже поцелуя в щечку.
– Не знаю, кто из нас несчастнее в своей любви. И что в нем находят Даша и Вера? Чем он, этот якобинец, лучше нас? Незнатный, не имеющий приличного поста, и звание-то всего – капитан. К тому же запятнал себя связями с заговорщиками.
– Ах, Андрей Платонович, Андрей Платонович, разве вам незнакомы некоторые женские причуды? Дамы испокон веков наивны, слезливы, влюбчивы. Они стойко верят в романтические отношения, вечную любовь и преданную дружбу. Посему такие персоны, как мятежники, дуэлянты, пираты, разбойники, герои романов и великих сражений всегда у них в почете. Рыцарь Львиное Сердце, Корсар, Робин Гуд, Квирога, Ипсиланти, Риего и прочие, прочие, прочие. Подобные романтичные герои умиляют их до слез, селятся в их душах и грезятся в сновидениях. Вот когда, мой дорогой друг, мы станем настоящими заговорщиками, тогда нас сразу полюбят дамы со всего света.
– C'est vrai, Петр Каземирович, женщины обожают героев. И моя жена в том числе. Она – заблудшая овечка, мне ее искренне жаль! Но я постараюсь избавить мою благоверную от излишней романтичности и влюбленности.
– Что же вы сделаете, мой друг?
– Я увезу ее в Париж.
– In Paris?
– Да, в Париж. Причем супротив ее воли. Увезу, несмотря на ее слезы, мольбы, причитания. Там она забудет про него. Ведь, как известно, время лечит. Не правда ли, Петр Каземирович?
– Что ж, хорошая мысль, мой милый друг, весьма хорошая. Придет время, увезете. А пока… не пожелаете ли вы прибыть ко мне завтра в гости, Андрей Платонович? Каково вам мое предложение?
– Непременно приеду, Петр Каземирович. Не сомневайтесь.
– Выпьете чашечку кофе? Я закажу.
– Нет, благодарю, Андрей Платонович, только что отобедал у Малинари.
– Что ж, не смею вас задерживать, мой милый друг. Тогда до завтра?
– До завтра, Петр Каземирович.
Переверзев ушел, а Дубов остался допивать кофе. Посидел, подумал. Подозвал адъютанта.
– Макаров, подгоняй карету к кофейне, едем в особняк к Боташевым.
– Как же, ваше сиятельство, вы хотели принять приглашение барона Раича…
– Отложим визит до лучших времен. Мне необходимо побывать у старого князя – дело не терпит отлагательств.
– Слушаюсь, ваше сиятельство.
Вскоре карета была подана, и министр отправился проведать старого князя Боташева. Дубову не терпелось узнать подробности исчезновения из отчего дома предмета его страсти.
* * *
Княжну искали поголовно все: полиция, жандармы, агенты, люди Дубова, ищейки Диктатора, люди князя. А преуспел в этом деле человек Диктатора – центурион Бозатти. Он со своим отрядом выследил княжну, нагнал ее по дороге и без единого выстрела захватил экипаж. Чтобы не оставлять лишних свидетелей, Бозатти собственноручно зарубил саблей Прохора и кучера. Дарья очень испугалась, когда услышала конский топот и крики и увидела лихих незнакомцев. Когда экипаж остановился, дверь распахнулась и в кибитку залезли два офицера. Один смуглый с черными как маслины глазами, большим губастым ртом и черными кудрявыми волосами. Второй ничем не запомнился.
– Che fortuna! – воскликнул смуглый, нагло оглядев княжну.
– Кто вы, господа? Разбойники или жандармы? – в страхе воскликнула Дарья. – Что вам надобно от меня?!
– Мы не разбойники, мы – благородные рыцари, – ответил, оскалившись белозубой лошадиной улыбкой, губастый. Это был Франческо Бозатти. – Сеньорита, разрешите представиться, сеньор Синяя Борода. А это корнет… корнет… он просил не называть своего имени. И это понятно. Ведь это тайная операция по вашему похищению. Отныне вы – наша пленница.
– Что за шутки, сударь!
– Это не шутки, сударыня. Вы похищены.
– Кем похищена и куда вы меня везете?
– Это тайна. Завяжите ей глаза, корнет. И руки, дабы не царапалась как кошка.
Дарье завязали глаза черной повязкой, связали руки. Бозатти потрепал княжну по бархатной щечке.
– Какая у нас хорошенькая пленница, не правда ли, корнет? Просто настоящая красавица!
– Не прикасайтесь ко мне, поручик! – возмутилась Даша.
Корнет попытался вступиться за пленницу.
– Поручик, не позволяйте себе лишнего. Ее приказали не трогать и беречь как зеницу ока.
– Сам знаю. А все-таки какая у нее чудесная грудь. Так и хочется потрогать. Как это у вас у русских говорят… «Сиськи»? Да, сиськи у нее прекрасны.
– Поручик! – снова одернул зарвавшегося итальянца корнет.
Бозатти громко расхохотался.
– Все-таки русские синьоры весьма милы. И соблазнительны, так и хочется приласкать. А вы, корнет, прекратите свои одергивания. Я возглавляю эту операцию и лучше вас знаю, что говорить и что делать. Соблюдайте ранжир. Cosi…
Корнет потух и больше не одергивал распоясавшегося командира, хотя имел огромное желание проткнуть его шпагой.
– Santo cielo! А все-таки как она хороша. Я бы наверняка женился бы на ней, если бы встретил ее раньше, допустим, в Москве, на бале в Доме Благородного собрания или в Большом театре, а может в Петербурге, в том же Зимнем дворце на Рождество или в Аничковом дворце. Вы бывали там, синьора? Что-то ваши милые черты знакомы. Можете не отвечать, я знаю, несомненно, бывали. И не раз, и не два. А какое на вас было тогда платье? Розовое, из газа? Или шелковое зеленое? А может, оливковое? Оливковый – мой любимый цвет. А веер какой у вас был? Модный, китайский? Или из страусовых перьев? Вот бы мне, гвардейскому офицеру, посмотреть на вас тогда. А лучше станцевать тур вальса. И был бы я тогда molto contento. Bella!
Княжна, отвернувшись от беспардонного итальянца, стоически молчала. Бозатти продолжал развлекать пленницу и себя. А потом успокоился и задремал.
– Куда же вы меня все-таки везете? – спросила княжна у корнета. Как ей показалось, у него можно было найти хоть какое-то сочувствие и поддержку.
– Не могу знать, – неохотно ответил тот.
Дарья горячо зашептала ему на ухо:
– Я – дочь влиятельного человека, самого князя Боташева, спасите меня, ради бога. Я вижу, вы – порядочный человек, и вы – русский офицер.
Корнет было встрепенулся от этих пламенных слов, но, искоса взглянув на спящего командира, снова потух.
– Да, я – русский офицер, вы правы, сударыня, но я еще принадлежу и к истинным патриотам России.
– Каким патриотам? Что за бред!
– Я не могу пока вам открыться, сударыня. Придет время, и вы еще узнаете о нас. Кто мы и за что мы боремся. Скажу так: у нас великая цель – сделать Россию могущественнее и свободнее. У нас был негласный эдикт – похитить вас. Но зачем, для чего, почему, я совершенно не знаю. Так нам предписали наши командиры, и мы не можем их ослушаться. Невыполнение приказа у нас карается весьма сурово – вплоть до смертной казни! Как в древнем Риме. Вспомните Муция Сцеволу!
Даша гневно сверкнула глазами.
– Что вы такое говорите, корнет! Это же полнейший вздор! Причем здесь Древний Рим? Муций Сцевола? Чем я, хрупкая беззащитная женщина, помешала вашему тайному союзу? Я вообще далека от каких-либо политических убеждений и воззрений.
Корнет смущенно отвел глаза.
– Простите, сударыня, но больше я вам ничего не скажу, и так я довольно много открылся, меня могут за это… приговорить к смерти.
Больше корнет ничего не сказал, молчал всю дорогу и тяжело вздыхал.
А Дарья думала, как же ей выбраться из этой крепкой западни и что с ней будет дальше. Все, что с ней сейчас происходило, казалось каким-то нелепым и отвратительным сном. Как будто пред ней оживали страницы иностранного романа о похождениях благородных рыцарей. Сюжет-то больно похож. Внезапное похищение героини. Таинственный обожатель. Заточение в неприступном замке. Склонение злодеем героини к браку. Угрозы, уговоры, посулы. И наконец, спасение героини красивым и благородным героем, обычно бедным рыцарем. Роскошная свадьба в присутствии короля. Герои счастливы. Похоже-то похоже, но вот в чем загвоздка: будет ли кто-то ее не в придуманном, а реальном мире спасать?
…Через три часа княжну Боташеву привезли в одну из усадеб Диктатора. Ей сняли повязку с глаз и развязали руки. Управляющий усадьбы, отставной седеющий прапорщик, выслушав Бозатти, приказал запереть пленницу в восточном флигеле под домашний арест.
– Княжна, я еще вернусь! – крикнул на прощание Бозатти и ускакал с отрядом.
«Чтоб ты никогда не возвращался сюда, мерзкий итальяшка! Чтоб я тебя никогда уже не увидела! Господи, помоги мне!» – мысленно кричала вслед главарю похитителей Дарья.
Княжну бесцеремонно завели в одну из комнат флигеля и заперли на ключ.
Даша, очутившись в маленькой комнате, постепенно пришла в себя. Разминая затекшие руки, она оглядела комнату, обстановку. Набор мебели здесь вполне скромный: стол, диван, кресла. Но весьма дорогой. Роскошная обивка, позолоченные ручки… Неизвестный злодей богат как Крез.
Княжна тяжело вздохнула. Отныне она узница некого замка… Вот только какого? Хотя какая разница. Темница она и есть темница, как ее красиво и поэтично не назови. Самое главное, как ей из этой неволи выбраться?
Как?!
И еще ее мучает один вопрос. Кто же ее таинственный похититель? Ее тайный воздыхатель? Наверняка это весьма знатный человек, раз нанял целый отряд драгун. И видимо, человек военный. Возможно, генерал. Но он точно из тех патриотов, о которых говорил корнет. То есть он – заговорщик. Не надеялся на взаимность, так прибег к похищению? Но только с какой целью? Ведь каким-то таинственным образом погибли ее родные братья, может, очередь дошла и до нее? По-видимому, какой-то злодей лелеет мечту лишить жизни всех из рода Боташевых? Почему бы нет? От этой мысли Даше стало не по себе, и княжна в ужасе закрыла лицо руками. Нет, нет, она не желает себе такой судьбы! Необходимо срочно выбираться отсюда! Прямо немедленно! И во что бы то ни стало остаться в живых и найти своего любимого, только ни при каких обстоятельствах не оставаться заложницей неизвестного душегуба.
Ведь выход какой-нибудь должен быть!
Дарья обошла комнату. Дверь заперта, на окнах крепкие надежные решетки. Комната вроде темницы. Неужели ей никогда не выбраться отсюда?! Княжна разволновалась, и ей внезапно сделалось плохо. Порой такое бывало с ней. Ни с того ни с сего вдруг наступала резкая слабость, ноги подкашивались, жутко начинала болеть голова, и возникало острое желание немедленно прилечь. Вот и сейчас ее потянуло срочно отдохнуть. Даша, не медля более, легла на диван с атласной обивкой. Под голову подложила подушечку с ярко-желтой бахромой. Слабость накрывала ее с головой.
Неожиданно дверь отворилась, и в комнату зашел какой-то здоровяк в мужицкой одежде. Грубое лицо, соломенные волосы из-под шапки, угрюмый вид, тяжелый взгляд. Княжна в ужасе вскочила с дивана, инстинктивно схватила подушку и прижала к груди. Неужели этот мужлан пришел сюда, чтобы лишить ее жизни? Сейчас достанет огромный нож и полоснет по нежному горлу… Ее обдало леденящим холодом. Она попятилась в угол.
– Кто вы?! – срывающимся от испуга голосом спросила княжна. – Что вам угодно?! Вы не посмеете меня убить, я – княжеская дочь!
Великан миролюбиво замычал и показал жестами, что он немой и придан ей в услужение. Лишь только тогда Даша облегчено выдохнула и села на диван. Уф, отлегло от сердца.
– Желаю покушать, – распорядилась она.
Здоровяк закивал головой и принялся растапливать печь. Поставил самовар, принес посуду, еду – телячью котлету с картофелем. Даша заметила, как немой кидает на нее восхищенные взгляды. Негодующее взглянула на слугу, и тот виновато опустил взор.
Вскоре здоровяк ушел.
Первый раз в жизни ей никто не прислуживал. Она ухаживала сама за собой. Попила чай и снова прилегла на диван. Ближе ко сну ее темницу посетила рябая девица. Она принесла с собой огромный деревянный ушат. Служанка делала все молча.
«Тоже немая?» – подумала княжна.
Девица поставила большой чан на печь, убрала посуду, вытерла со стола. Снова появился немой. Он натаскал в чан холодной воды, и когда она вскипела, вылил ее в ушат. Из сеней принес ледяной воды и добавил в кипяток. Вода в ушате стала приемлемой для купания. Немой, снова кинув восторженный взгляд на барышню, удалился.
– Помыться с дороги не желаете, барыня? – наконец-то раскрыла рот девица.
«Оказывается, сия девица отнюдь не глухонемая», – отметила про себя княжна, а вслух сказала:
– С превеликим удовольствием. А как тебя звать-величать, голубушка?
– Маруся. Более не пытайте меня барыня, ничего не скажу, мне велено молчать.
И действительно, больше она и рта не раскрыла. На расспросы княжны, чья это усадьба и кто ее барин, Маруся прятала глаза и упорно молчала. Лишь качала головой. В ее глазах читался животный страх. Девица взяла ковш, мыло, мочалку, помыла княжну, вытерла, помогла переодеться. Пожелала спокойной ночи и ушла.
На следующий день все повторилось снова. Тот же немой, та же безмолвная девица. Молча услужили, молча исчезли и закрыли княжну на замок. Похититель пока не объявлялся. И где она и в чьей усадьбе, она до сих пор не знала и не ведала.
Наступил третий день, четвертый…
За это время Дарья составила план действий. Для начала решила привлечь на свою сторону немого. Знала: она ему нравится. От Маруси узнала, что его зовут Григорий. Пыталась с ним заговорить, пообщаться. Была любезна и мила. Но Гриша не сдавался. Показал жестами, что за разглашение тайны, кто здесь хозяин, его могут высечь и отправить на каторгу. Тогда княжна зашла с другого бока.
На пятый день неволи княжна показала Грише портрет Голевского.
– Это мой жених. Он в Сибири. Я ищу его. Меня похитили.
Он прочитал по губам. Понимающе закивал. Он жестикулировал и мычал, выражая, как мог, сочувствие.
– Помоги мне бежать. Бежать помоги, ради бога. Прошу и умоляю тебя, добрый человек. Я заплачу тебе много…
Гриша испуганно замотал головой, замычал и убежал. Княжна испугалась.
«Как бы меня не выдал этот великан-немтырь, тогда точно окна и двери заколотят, не убежать тогда, не вырваться».
Но немой ее не выдал, и Даша успокоилась.
Дни тянулись унылой чередой.
Неволя тяготила…
Княжна потихоньку стала привыкать к Григорию. Как и тот к узнице. Ей казалось, что он ей сочувствует, оказывает знаки внимания и уже привязался к ней. Но какая ей польза от этой привязанности? Пока никакой. Гриша, несмотря на почти каждодневные уговоры Дарьи, не хотел ей помочь. Или, что всего вероятнее, боялся это делать. Дарье начали потихоньку приносить книги и журналы. И хотя чтение скрашивало ее пребывание в импровизированной темнице, но отнюдь не утешало. Плен все больше и больше ее угнетал, так как неизвестно было ее будущее. И княжна панически боялась этой неизвестности.
Охраняли Дашу два солдата, которые через сутки меняли друг друга. Служивые вообще не вступали ни в какие разговоры с пленницей, хранили гордое молчанье.
А дни продолжали ползти медленной гусеницей…
* * *
Уж скоро заимка.
Захар повеселел и приспустил поводья. Лошадь сама знает дорогу к дому. Сейчас он натопит печь, отогреется, попьет чая.
Вдруг собаки подняли лай. Зверь какой там впереди али человек? Тут из-за деревьев внезапно высыпали вооруженные люди. То были казаки, солдаты и жандармы. Пешие и конные. Несколько человек отрезали Захару дорогу назад.
– А ну стой! Стой, кому говорят! – орали служивые опешившему смотрителю.
– Не балуй, братец! Отдай ружье!..
– Сдавайся, подлец!
– Подними руки, а то стрельнем невзначай!..
– Да стой, лихоимец!..
Солдаты, наперебой крича, плотным кольцом окружили Захара и заставили слезть с лошади. Выхватили из рук ружье и забрали нож. Забрали также и котомку с топором. Проводника отвели к заимке, но не стали заводить внутрь. Вскоре дверь избы открылась, и оттуда вышло все командование отряда: Тимофей Гридинг, Шепелев и Фрол.
– Здоров, Захар, – недобро поздоровался со смотрителем заимки исправник.
– Мир вашему дому, ваше высокоблагородие, – сник Захар.
– Не ожидал я от тебя, братец, не ожидал. Якшаться с людьми Дикого – сие страшное преступление. Мы его с ног сбились уже ищем столько лет, а ты его укрываешь. Знаешь и укрываешь. Нехорошо, братец, ой как нехорошо. Отпираться не советую, это бессмысленно. У нас есть веские доказательства твоей вины… Причем в письменном виде. Но об этом позже, нас сейчас интересует Никола Дикий и его пленник – капитан Голевский Александр Дмитриевич. Посему показывай скорее дорогу к острогу. У нас крайне мало времени. Мы бы и сами нашли путь к логову мерзавца-атамана, у нас и карта имеется, но сам понимаешь, с тобой это будет намного быстрее и проще. Ты же все тут знаешь. Всякую тропинку, всякую стежку.
Захар еще больше поник головою. Кажется, в его судьбе произошел крутой перелом, причем не в лучшую сторону. Прощай, свобода! Это в лучшем случае, в худшем – смерть! Как пособнику бандитов. Черт его дернул связаться с этой таежной вольницей.
– Офицер, чай, там? – с надеждой спросил Гридинг.
– Да, там, – негромко ответил.
– Живой?! – в один голос воскликнули Шепелев, Гридинг и Фрол.
– Живой.
– Слава Богу! – снова хором воскликнули командующие отряда.
– Коли покажешь дорогу по своей воле, – сказал исправник, – то отделаешься батогами, обещаю, что похлопочу за тебя, дабы не ссылали тебя на рудники как соумышленника разбойников. А коли упрешься, как бык, то не сносить тебе головы. В лучшем случае вечная каторга, а в худшем – виселица! Понял, братец? Отчего ты молчишь, окаянный?! Запамятовал, кто делал для тебя послабления на поселении, а?! Кто в конце концов выхлопотал для тебя разрешение жить на заимке?! Кто!
Захар понуро ответил:
– Вы, ваше высокоблагородие.
– Значит, так ты платишь мне за мое добро…
Бывший ссыльный еще ниже опустил глаза. И вправду Гридинг сделал ему немало хорошего. Душевно к нему относился. Добился разрешения жить не в городе, а на заимке в тайге. А Захар так его подвел.
– Так каков твой будет ответ? – не унимался Гридинг. – Будешь продолжать укрывать мерзавцев или помогать нам?!
Захар поднял голову. Зыркнул, как затравленный волк. И снова понурился. Кажется, он сдался.
– Я покажу… – сказал он упавшим голосом.
– То-то… – удовлетворительно произнес исправник: все-таки его взяла!
Пусть теперь ведет их к логову разбойников. Схитрит – сильно пожалеет об этом! И Захар не стал хитрить. Не было смысла ему лукавить. И выбора тоже не было. Поэтому и повел он уверенно отряд вперед. Прямо к долгожданному острогу.
* * *
Отряд приближался к острогу, разбившись на несколько групп. Это было сделано специально. Никто из разбойников не должен был ускользнуть из облавы.
Дозор разбойников из пяти человек, обнаружив одну неприятельскую группу, стал пятиться назад и попал прямо в руки зашедших им в тыл казакам. Не успели разбойники вступить в бой, их закололи кинжалами и ножами. Тихо и быстро.
Ближе к острогу отряд соединился. К городу Солнца подошли неслышно и осторожно.
Окружили его…
Распрягли лошадей…
Здесь по глубокому снегу животные были бесполезны. Поэтому сани с пушками тащили упряжкою из трех человек.
Расставили орудия с трех сторон, зарядили ядрами. Зарядили ружья и пистолеты… Достали сабли и ножи…
Топорами ничего не рубили, не стучали, костров не зажигали – зачем себя раньше времени обнаруживать. Удар по негодяям должен быть внезапным и мощным.
«Скорей бы в бой, хоть немного согреемся», – шутили казаки и готовили к штурму осадные лестницы, что смастерили у заимки из молодых деревьев.
Гридинг и Шепелев заметно волновались. Но старались на людях храбриться. Первый раз в своей жизни они руководили такой крупной военной операцией. Гридинг возглавил отряд, что наступал на острог с северной его стороны, Шепелев – с южной, Фрол – с восточной, а Аристарх – с западной. У каждого отряда, кроме Аристархова, было по пушке и один опытный канонир. Самый меткий оказался у Гридинга, какой-то бывший ссыльный артиллерист, участвовавший во французской кампании 1812 года.
До штурма оставались считанные минуты. Все ждали условного сигнала.
И вот он прозвучал!
Казаки и солдаты пришли в движение.
…Александр Дмитриевич вздрогнул. Он явно услышал беспорядочные ружейные выстрелы. Голевский принялся их считать про себя:
«Один, два, три, четыре, пять… Напились, что ли, лихоимцы и от пьяной дурости палят в воздух? Или они между собой делят что-то?»
Но выстрелов становилось все больше и больше. Затем послышались дружные залпы. Голевский заметно оживился: идет настоящая перестрелка!
«От кого же разбойники отбиваются?! Может быть, пришла долгожданная помощь от Фрола и Шепелева!? Неужели это казаки?! Неужели они успели?! Ай да Фролушка, ай да молодец! Все-таки исполнил поручение, привел спасательный отряд!»
Капитан заметно повеселел: неужели он спасен?!
Когда началась пальба, обитатели десятого нумера повскакивали с нар, схватились за оружие. Голевский дернулся было вперед, но цепь, звякнув и натянувшись, удержала его на месте.
– А ну не балуй, господин хороший! – закричал Прошка и нацелил на капитана ружье. – Сиди смирно, а не то продырявлю твою поганую башку!
– Да убей его, Прохор, и дело с концом! – посоветовал другу заполошный Кузьма.
Он все искал свой пистолет.
– Оно-то так, Прохор, Кузьма дело говорит, – поддержал товарища Акакий. – Умертвить его надобно, вдруг господин сбежит. Каково нам опосля от атамана будет. Растерзает нас тады заживо.
– Повеления лишать его жизни еще не поступало от нашего атамана или коменданта, – возразил жаждущим офицерской крови разбойникам Прошка. – Вот будет нужное повеление – враз прикончим его высокоблагородие! Не сомневайтесь, братцы. Так оно и будет, коли атаман прикажет. Эй, Кузьма, будь живее! Враг у ворот! Акакий, давай шибче, хватай ружья и сабли! Щас мы их перестреляем!
– И перережем как курят! Кровищи-то будет! – поддержал Прохора Кузьма.
– А кого и передушим! – поддакнул Акакий и зло посмотрел на Голевского. – Ничего, мы еще вернемся к вам, господин офицер. Вот перебьем ваших людей и вернемся – пощекочем тебя ножичком! То-то забава будет!
Акакий выругался смачно, но не решился тронуть пленника. Надо было спешить на помощь к своим. Разбойники выбежали из избы…
Голевский снова с силой дернул цепь – но кольцо в стене не поддавалось. Хорошо его вбили в бревно супостаты – не вырваться! Капитана охватило отчаяние: сидит здесь, как бычок на привязи. Ни тебе шаг влево, ни тебе шаг вправо. Не ровен час, загорится изба, и погибнет он здесь как миленький. Что явно нежелательно. Не для того сюда он полз на карачках и замерзал насмерть.
Капитан снова напряг все свои силы и дернул руку… Звякнула цепь, но все попусту! Вбитое кольцо держало цепь крепко и надежно. Эх, не поддается зараза! Ну, никак! И что бы такого придумать для освобождения от ненавистных оков.
Голевский крепко задумался…
А в это время в бой вступила артиллерия.
Ба-бах!!! – это с северного направления ударила пушка. Ядро с противным свистом вонзилось прямо в фас бревенчатого острога и взорвалось. Полетели в разные стороны щепки, бревенчатые ошметки – в стене образовался проем. В него засвистели жаждущие живых тел пули.
Вторая пушка выстрелила с южного крыла – ядро улетело за стены острога. Попала в избу – и та загорелась. Получится ли у казаков с наскока завладеть разбойничьим форпостом? Разгон задан, осталось дело за малым – повязать злодеев.
Снова с севера ударило ядро в поврежденную стену, полетели доски и щепки. Проем явно расширился. Теперь туда мог пробраться человек. С криком «ура!» казаки и солдаты бросились в проем – их встретили плотным ружейным огнем. Атака тут же захлебнулась.
Гридинг подсчитал потери: один солдат убит, двое казаков ранены.
– Заряжай! – закричал канониру Гридинг.
Бывший унтер и его помощник-казак зарядили пушку. Фитиль воспламенил заряд. Раздался оглушительный грохот. Ядро со свистом полетело в сторону укрепления.
Выстрелили и пушки с других направлений.
– Бах! Бах! Ба-бах! – понеслось со всех сторон.
– За царя, отечество! Вперед! – поднял в атаку исправник свой отряд и сам побежал в проем, размахивая саблей.
Вспыхнул залп, сверкнули молнии, передний ряд штурмующих упал, кто убитый, кто раненый. Но вторая волна влилась в проем и просочилась внутрь укрепления. Еще одно ядро завизжало над головами. Разбойники бросились к проему. Стальная щетина штыков кинулась им навстречу… Закипел отчаянный бой.
Разбойники не стушевались в рукопашном бою, они умело дрались против солдат и казаков. Помимо ружей и сабель они использовали топоры, ножи, кистени, вилы, рогатины. Правительственные отряды тоже ожесточенно рубились в рукопашной. Потери несли обе стороны.
С другого края, приставив лестницы к стенам крепости, солдаты с жандармами перелезли в острог и тоже сцепились с разбойниками. Здесь впереди всех бежал Шепелев с саблей в руке. В крепости уже горело много изб.
Отряд Фрола, сломив отчаянное сопротивление обороняющихся, проник в город Солнца. Казаки устремились прямо к центру острога.
– Вперед, братцы! – закричал Фрол. – За царя, за батюшку! Постоим за отчизну!
– Ура-а-а!!! – завопили казаки.
На них налетело человек десять мужиков с вилами и саблями. Завязалась жестокая драка. Бандитов возглавляли небезызвестные Прохор и Кузьма. Фрол кинулся с пистолетом к Прошке.
…Раздался оглушительный грохот. Дверь в избе выбило. Голевского швырнуло на пол так, что цепочка разъединилась почти у самого наручника. Теперь Голевский был свободен! Двое разбойников упали навзничь у порога. Несколько бревен свалилось сверху. Вспыхнула солома, и потянуло дымом. Чтобы не сгореть заживо, Голевский кинулся в оконный проем через начинавшийся заниматься огонь. Кашляя от дыма, капитан бросился на снег. Ему удалось сбить с себя пламя. Гвардеец выбежал на площадь…
Ба! Вот и его знакомые сторожа. Прохор, Кузьма… Прохор лежал на спине, сраженный пулей, ружье валялось рядом. Кузьма, видимо, раненый казацкой пикой, держался за живот и стонал. Кровь бежала ручьем. Возле него валялись, крепко обнявшись и застыв, казак и разбойник. Оба они были мертвы. Похоже на то, что, сцепившись в яростной схватке, они оба одновременно погибли. Один пырнул другого ножом, а тот в ответ – кинжалом. Капитан пригляделся к убитому разбойнику… Так это Акакий собственной персоной! Что ж, поделом ему, мерзавцу! Ведь на нем тоже была кровь Мухина.
Раздался выстрел. Пуля просвистела над головой. Капитан отвлекся от созерцания трупа врага. Голевский тут же подхватил чью-то саблю, кажется, Кузьмы, и помчался вперед…
В остроге царила паника, по площади бегали в ужасе люди – женщины, старики, дети. Многие избы горели. Вперемежку валялись убитые и раненые. Как и с правительственной стороны, так и с разбойничьей. Кровь, стоны, крики, мычание, ржание. Свистели пули, скрежетала сталь. Это был ад! Все походило на настоящую войну.
Давно забытый азарт сражения охватил Голевского целиком. Он словно окунулся в свою стихию. Сейчас он был на войне, он ощущал это, поэтому он действовал, как подобает боевому офицеру. Эх, вспомним 1812 год. Вспомним Бородино!
Голевский, услышав топот за спиной, резко обернулся…
Какой-то мужик в одной порванной окровавленной рубахе летел на него с рогатиной…
Голевский подпустил поближе разбойника… Заметив неприятельский выпад, капитан ушел с линии атаки, клинком уводя рогатину в сторону… Тут же взмахнул саблей…
Мужик, держась за пораженную шею, упал на снег, окропив его фонтаном крови. Кажется, ему конец! Ну, кто еще смелый – подходите. Отведайте боевого гостинца.
И тут капитан увидел чумазого и измазанного кровью Фрола, а рядом – Шепелева, Гридинга и Игната. Они бросились к Александру Дмитриевичу со всех ног, заключили в тесные дружеские объятья, принялись хлопать его по плечам, спине, трясти.
– Александр Дмитриевич, вы живы! Слава Богу! – закричал Гридинг.
– Живой! Живой! Вот чертяка! А мы уже не чаяли вас живым застать! – радостно орал Шепелев.
– Благодарю, Никола Угодник! – не скрывал своего счастья Фрол. – Наш Александр Дмитриевич жив!
Игнат тоже счастливо причитал:
– Батюшки святы, барин, вы во здравии! Ай, какая радость, какое счастье для нас! Благодарствую, Господи!
Голевский чуть не расплакался от нахлынувших чувств.
– Здоров я, Игнат, совершенно здоров! Не переживай! Благодарю за выручку, братцы! Спасли, что и говорить. А где же Рощин-старший, господа! Ищите Рощина! Он нужен нам живой! Он на стороне бандитов!
– Рощин! – изумился Гридинг. – На стороне бандитов?! Ах, какой пассаж! Невероятно! Да он, оказывается, мерзавец, сущий мерзавец! Подлец!
Шепелев тоже удивился.
– Вот уж не думал. Рощин? Да-а… Иуда.
– После будем рассуждать, господа, о нашем предателе-товарище. Для начала его надобно поймать и с пристрастием допросить.
– Уж он-то у меня попляшет, негодяй! – вознегодовал Гридинг.
– Точно, – поддакнул ротмистр. – Как пить дать попляшет!
Все резко засуетились, закрутили по сторонам головой, будто пытаясь рассмотреть в черном дыму сражения бывшего гусара. Голевский вовремя сориентировался.
– Господа, извольте двигаться к штабу! Вон тот здоровенный дом. Рощины могут быть там! И Никола Дикий! Фрол, со мной! Шепелев! Давайте живее, господа!
– Да он уже горит, Александр Дмитриевич! – закричали ротмистр и есаул.
– Вижу! – воскликнул капитан. – Надобно быстрее пожар потушить! Там могут быть не только сии мерзавцы, но и нужные для нас секретные бумаги! Коли мерзавцы сгорели – мне их не жалко, жалко будет сгинувших в огне документов. Без них нам беда.
Человек десять самых быстрых служивых кинулось к избе.
Когда Голевский подбежал к горящему штабу, то понял, что опоздал: Николай Рощин был убит. Он лежал бездыханный, зажав в руках саблю и пистолет. Чья-то меткая пуля вошла ему прямо в сердце. Теперь он точно ничего не расскажет следствию. Его брату, Рощину-младшему, вообще не повезло: оторвало взрывом голову. Обезглавленное тело валялось в луже крови, а в трех саженях от него – окровавленная голова с выпученными глазами и мертвым оскалом.
– Ищите бумаги, ребятушки! Тушите пожар! Давайте живее! Григорий, Фрол, Аристарх! – кричал Голевский и метался вокруг пылающего дома.
Набежал народ, и пожар с грехом пополам затушили. Раскидали баграми тлеющие бревна и доски. Закидали их снегом. Проникли в штаб. Вскоре вынесли бездыханное тело атамана, жутко обгоревшего. На него упало бревно и прибило насмерть. Расплющило голову. Ужасное зрелище!
Голевский сам забежал в дом, помогал служивым выносить вещи из избы. Кругом на снегу валялись обгоревшие ассигнации, листовки и прочие бумаги. Золотые и серебряные украшения сильно оплавилось. Какой-то казак сокрушался, тыкая пикой бумажки.
– Эх, как бы не сгорели, быть нам, братцы, богатыми.
– Ваше благородие, шкатулка! – подбежал к капитану другой казак, кажется, хорунжий.
– Давай-ка, сюда, голубчик! Скорее, скорее!
Голевский с нетерпением открыл чуть почерневшую шкатулку…
Вот так удача! Это же фамильный перстень, что украли у Михаила Боташева! На нем красуется родовой герб князей Боташевых. А вот какие-то бумаги…
Листок из мемуаров! Голевский взглянул и понял – вот оно то, что нужно!
ЭТО ОН!
Точно он!!!
Долгожданный и весьма желанный ключ к разгадке!!!
Именно за ним и приехал Александр Дмитриевич за многие тысячи верст. Именно за ним он и охотился все это время. Охотился вопреки смерти, назло обстоятельствам и наперекор трудностям. Эта бумажка гораздо важнее, чем кипа самых тайных документов и досье, и ценнее, чем куча самых дорогих бриллиантов и драгоценностей. Этот листок – спасение России от кровавого бунта!
Голевский еще раз взглянул на текст. Да, знакомая фамилия! Так вот кто возглавляет заговорщиков! Это точно не мелкая рыбешка, а целый кит! Нет, не зря сюда капитан приехал! Крайне знатным получился улов!
У гвардейца бешено заколотилось сердце от радости. Голевский тут же спрятал листок в карман. И тут словно из-под земли вынырнул Шепелев. Сивка-бурка, вещая каурка, встань предо мной как лист перед травой!
– Нашли что-нибудь, сударь? – спросил агент.
– Кажется, нашел. Вот…
Голевский протянул Шепелеву другие бумаги: философские размышления Рощина-старшего, дневник, списки членов Союза всего уезда, всей губернии. Тетрадь с надписью «Свобода и процветание!»
«Листок я вам покамест не соизволю показать, господин Шепелев, – про себя решил Александр Дмитриевич. – Я отныне никому не доверяю. И в том числе вам, дорогой ротмистр».
Шепелев прочитал первый листок дневника:
«Разрешите представиться, господа, я – Катилина!..»
А вот и середина дневника:
«Пришел приказ от Максимилиана. Изменник должен быть устранен в кратчайшие сроки».
Это про Боташева. Приказ был выполнен. Рощин об этом пишет в своем дневнике. А дальше:
«Прибыл человек от Максимилиана. Сказал, что Союз мною весьма доволен. Я произведен в чин подполковника. Виват!.. Почти все чиновники мои люди. Не за горами поход на Красноярск. Буду действовать решительно и быстро… Как легендарный Риего».
– Аллилуйя! Вот оно то, что мы искали, Голевский, – торжествующе воскликнул Шепелев. – Списки заговорщиков, свидетельства их преступлений, планы на будущее. Этим документам цены нет! Срочно скачем в Петербург!
– Безусловно поскачем. Да, берегите документы как зеницу ока, ротмистр! Разбойники не дремлют, могут и похитить их.
…Голевскому сняли наручник с коротким обрывком цепи. В это время из цейхгауза казаки вытаскивали оружие, грузили на сани. Бочки с порохом, ножи, сабли, пики. Много попадалось самодельного оружия, самопальных пуль. Была даже небольшая старинная пушка без лафета и без ядер.
Уцелевших разбойников согнали в одну толпу, а их жен и детей – в другую. Мужчин опутали веревками и поставили цепочкой друг за другом. Если побежит один – упадут почти все. Нескольких раненых бандитов кое-как перевязали. Жителям острога предстоял нелегкий путь пешком в Белоярский каземат. Лишь над женщинами и детьми решили сжалиться и отвезти их на санях и лошадях. Перед тем как отбыть из охваченного огнем вольного города, капитан отыскал исправника и тепло с ним попрощался.
– Рад был нашему знакомству, Тимофей Иванович.
– И я весьма рад.
– А теперь, стало быть, прощайте! Дозвольте нам с ротмистром отбыть в Петербург. Миссию мы с успехом выполнили и возвращаемся в столицу с хорошими вестями. Если что, отпишите мне в Петербург, как ваши дела, буду рад всякому известию от вас.
Гридинг ничего не сказал в ответ, только помрачнел, смахнул слезу с глаз, душевно обнял Александра Дмитриевича.
– С Богом, друзья. Не пристало вам здесь околачиваться, поспешайте в Красноярск и далее. Я дам вам лучших лошадей и… Захара. Он быстрее вас выведет к Белояру. Берите казаков, Фрола, Аристарха. Поспешайте, господа, экстренно, ведь дело государственной важности.
Гридинг остался в разоренной крепости, а Шепелев с Голевским тронулись в путь. Их сопровождали жандармские агенты и казаки. Естественно среди них были и Фрол, и Аристарх, и Григорий.
– Арестовывать покуда никого не будем, – сказал ротмистр Голевскому. – Дабы не вспугнуть более крупную рыбу. Его превосходительству господину Степанову доложим, что секретный наш вояж Бело-яр преследовал одну цель – поиск и разгром лихой шайки атамана Николы Дикого. И цель мы сию с успехом выполнили. Атаман с большинством разбойников убит, остальные взяты в плен, а острог их сожжен. Вот и все. О заговорщиках ни слова. Рощины дескать не были связаны с Николой Диким, а погибли при штурме, находясь на нашей стороне. Привезем все бумаги его превосходительству в Петербург, пусть сам разбирается и принимает решения. Кого арестовывать, кого сажать, кого миловать. Вы поддерживайте меня, капитан?
– Да, я полностью вас поддерживаю, ротмистр. Если начнем арестовывать енисейских заговорщиков, то бишь мелкую рыбешку, следственно, спугнем и петербургских заговорщиков, более крупную рыбу. Голова гидры там, в столице, и ее до поры до времени не стоит трогать. Но надо спешить. Не будем ждать, когда Кузьмичев нам выделит отряд для охраны, а поскачем до Красноярска своей группой.
Проезжая Белояр, Голевский решил оставить Игната дома. От греха подальше. Чего доброго, не вынесет старик лихой скачки, возьмет да и помрет в пути. Что было нежелательно: верный слуга еще пригодится. Капитан лишь забежал на пять минут к Журавлеву, чтобы попрощаться и извиниться. Ошибался ведь в нем Голевский: оказалось, никакой он не убийца, а честнейший и порядочный человек.
Полковник был дома и как всегда возился с засушенными растениями. Голевский обнял его как брата и по-дружески сказал:
– Прости, Журавлев! Я подозревал тебя в смерти Михаила, но напрасно! Теперь я знаю, что это сделал не ты. Убийц я нашел, вот посему экстренно возвращаюсь в столицу. Смерть Мухина тоже на совести этих негодяев. Но жаль, что ни один из убийц не предстанет перед судом, всех их убили при штурме некого острога посреди тайги.
– Так кто это был, Голевский?!
– Никогда не догадаешься, мой любезный друг! Этим негодяем оказался, кто бы ты думал, Рощин-старший…
– Не может быть! – изумился полковник.
– Тем не менее, это был он… и его родной брат. Оба, стало быть, имели самые тесные сношения с шайкой атамана Николы Дикого. Кстати, и этот мерзавец убит. И что удивительно, этот бандит тоже офицер, только каторжник и к тому же беглый.
– О господи наш Иисусе! Как же это низко, как это подло с их стороны! Как они могли! Где же их честь офицера. Невероятно! И зачем им это было нужно?! Какие мотивы?..
– Долго рассказывать, господин полковник. Я напишу вам об этом в письме.
– Ловлю вас на слове, Александр Дмитриевич! Подождите, я сейчас…
– У меня мало времени, полковник!
– Сию минуту, я быстро!
Полковник снял с шеи ключик и кинулся к кованому сундуку, что лежал под кроватью. Открыл его, и, лихорадочно переворошив, извлек из него небольшой прямоугольный сверток, перетянутый суровой красной веревочкой. Протянул этот сверток капитану.
– Вот, любезный Александр Дмитриевич, здесь мои статьи, наброски, заметки о природе Енисейской губернии, особенно юга. Будьте любезны, передайте хорошим издателям: вдруг опубликуют. Повсюду в статьях я подписывался псевдонимом «Аркадий Сибирский». Так будет лучше и для вас, и для меня. Ведь третье отделение не дремлет.
– Хорошо, передам.
– Поговаривают, что Кузьмичеву скоро дадут отставку и что приедет новый окружной начальник.
– Жаль, хороший он человек.
– Увидимся ли мы еще? – горестно вздохнул Журавлев.
– Увидимся, – уверено сказал Голевский. – В Петербурге через несколько лет. Амнистия, я полагаю, не за горами.
– Дай бог. Может, и сократят нам сроки. По крайней мере, покамест общаться мы будем с помощью эпистолярного жанра. Так что, любезный друг Александр Дмитриевич, пишите мне, не забывайте. И если опубликуют какую-нибудь мою статью, то обязательно перешлите ее мне. Обещаете?
– Хорошо, если что-то у меня получится с изданием, то обязательно перешлю парочку экземпляров! Ах да, не забудьте, полковник, забрать с моей квартиры потешный фрегат Мухина. Доделайте его, убедительно прошу, у вас ведь много свободного времени. Пусть память нам будет о мичмане. После пришлите мне оказией, или сами привезите в столицу, когда отбудете ссылку.
– Не переживайте, Александр Дмитриевич, все будет хорошо. Фрегат я непременно заберу, доделаю и привезу.
– Увидимся у меня за обедом, в Петербурге, – снова напомнил Журавлеву капитан.
– Будем надеяться, – тяжело вздохнул Журавлев: как бы он сейчас хотел оказаться на месте капитана и умчаться вольным человеком в столицу!
Офицеры сердечно попрощались. Голевский сел в кибитку и с отрядом отбыл в сторону Усть-Абаканского. Всего в экспедиции в Россию участвовало восемь человек: Фрол, Аристарх, Антип, Григорий, Шепелев с двумя агентами и Голевский.
Через два дня они добрались до Красноярска. Там их уже поджидал присланный отряд из десяти казаков. Теперь численность сводного отряда Голевского возросла до восемнадцати человек. Путь по-прежнему лежал на запад. Голевскому нужно было торопиться. Каждый час был на вес золота.
