Подобные вещи любят друг друга и соединяются, несхожие бегут и ненавидят друг друга.

Нет ничего более несхожего, как говорит один учитель, чем небо и земля. Почувствовала земля в глубине естества своего, что чужда она небу и несхожа с ним. Потому бежала от неба в места глубинные и лежит там неподвижно и тихо, чтоб не приблизиться к небу. И узнало небо в глубочайшем естестве своем, что земля удалилась от него и заняла глубинные места. Поэтому неудержимо изливается оно плодородием своим в земное царство, и мудрецы хотят, чтобы широкое и далекое небо не оставляло для себя ничего, даже кусочка, равного острию иглы. И возрождает всецело себя небо, пробуждая плодородие в царстве земли.

То же скажу я о человеке, который стал перед собой, перед Богом и перед всеми творениями «ничем»; он занял глубочайшие места и должен излиться в него Бог всецело, или Бог не Бог!

Клянусь вечной правдой Господа: должен Бог излиться всею силою Своей в каждого человека, дошедшего до глубины. Излиться всецело, так, чтобы ни в жизни Своей, ни в сущности Своей, ни в естестве Своем, ни даже в самой божественности Своей не сохранить ничего для Себя; но щедрый плод принося, всецело излиться в человека, отдавшегося Богу и избравшего глубочайшие места.

Когда я сегодня шел сюда, то думал, как бы мне сделать понятной для вас мою проповедь, и придумал пример: если кто сможет понять его, то поймет подлинный смысл и сущность всего моего учения.

Пример этот касается моего глаза и дерева. Открыт или закрыт мой глаз, он все тот же глаз. И у дерева ничего не отнимается и ничто не прибавляется ему через узрение его. Слушайте: предположим, что мой глаз покоится в себе как нечто единое, само в себе заключенное, и только при зрении открывается и устремляется на дерево. И дерево, и глаз остаются тем, чем они были, а все же в действии зрения они становятся настолько одно, что можно было бы сказать: глаз есть дерево, а дерево – глаз. Если бы дерево было вовсе лишено вещества и представляло бы собою нечто чисто духовное, как зрение моего глаза, можно было бы утверждать с полным правом, что в действии зрения дерево и мой глаз – одно существо.

И если так это в мире вещественном, то насколько же больше в мире духовном. Так же должны вы принять во внимание, что между моим глазом и глазом барана, находящегося по ту сторону моря которого я никогда не видал, гораздо больше общего, чем между моим глазом и моим ухом, хотя эти последние принадлежат одному существу. Происходит это оттого, что глаз барана и мой глаз имеют одно и то же назначение. Почему и приписываю я им больше единства, а именно единство действия, чем моему глазу и уху, которые в своем действии не имеют ничего общего.

Я также говорил не раз о свете души, несотворенном и несотворимом. Этого света стараюсь я всегда коснуться в проповеди. И этот свет воспринимает Бога непосредственно; без всяких покровов, таким, каков Он Сам в Себе. Этот свет воспринимает Его в действии внутреннего богорождения!

И тут могу я поистине утверждать, что этот свет имеет больше единства с Богом, чем с какой-либо из сил души, с которыми он все же – по своей принадлежности к одному существу – одно. Ибо несомненно, что в недрах моей души, взятой в одном существе, свет этот не занимает более высокого места, чем всякая другая чувственная способность ее, слух, или зрение, или иная сила, способная страдать от голода, жажды, холода и зноя. И это происходит оттого, что существо есть нечто простое, цельное.

Поэтому, если брать силы души в одном существе, они равны и все стоят одинаково высоко; если же рассматривать их в их действии, то одна гораздо благороднее и выше другой. Вот почему я и говорю: пусть человек отвратится от себя самого и от всего сотворенного. Поскольку ты так поступишь, постольку достигнешь ты единства и блаженства в той искре души, которой никогда не коснулись ни время, ни пространство. Эта искра сопротивляется всем творениям и хочет только Бога, чистого, каков Он есть Сам в Себе. Она не удовлетворится ни Отцом, ни Сыном, ни Святым Духом, ни всеми Тремя Лицами, покуда каждое пребывает в Своем существе. Да! Я утверждаю: мало этому свету и того, чтобы божественная природа, творческая и плодородная, рождалась в нем.

И вот, что кажется еще более удивительным: я утверждаю, что свет этот не довольствуется и простой, в покое пребывающей божественной сущностью, которая не дает и не принимает: он хочет в самую глубину, единую, в тихую пустыню, куда никогда не проникало ничего обособленного, ни Отец, ни Сын, ни Дух Святой; в глубине глубин, где всяк чужой, лишь там доволен этот свет и там он больше у себя, чем в себе самом.

Ибо глубина эта – одна безраздельная тишина, которая неподвижно покоится в себе самой.

И этим неподвижным движимы все вещи.

От нее получают свою жизнь все живущие, живые разумом, погруженные в себя. Дабы жили мы в этом смысле разумно, да поможет нам Бог! Аминь.