Глава 4
АМАЗОНКИ
Сработала охранная сигнализация. Столько лет ей, а до сих пор в порядке.
От станции Нивки уже спешило подкрепление, лязгая металлом, топая ботинками и подсвечивая дорогу плошками с жиром… А на Святошине сигнализация приказала долго жить в незапамятные времена, иначе нигерийцы не пробрались бы незамеченными.
— Эй, аккуратней! — разозлился Сайгон. Не нравилось ему, когда его бьют.
И тут же получил прикладом в живот. А через мгновение под сводом туннеля врубился прожектор. На какое-то время Сайгон ослеп. Потом, когда глаза перестали слезиться, осмотрелся.
Нечто чёрное оказалось девушкой в балахоне и косынке. Лицо девушки было вымазано сажей. Из бандольер на округлой груди торчали запасные магазины для винтовки, на ремне висели ножны с внушительным тесаком. И главное — во взгляде читалась решимость использовать арсенал по назначению. Вот это реальная охрана станции, а не Болт с Кашкой!
— Девушка, милая, только драться не надо! — взмолился Сайгон, всерьёз уже решив, что если она ещё хоть раз…
— Заткнись, животное! — Почему-то фермер сразу понял, что у жителей Нивок хорошие манеры не в почёте. Плохое начало знакомства.
Вообще-то на Нивках у Сайгона есть знакомые. Помнится, лет десять назад к нему заявилась дамочка с распущенными волосами чуть ли не до колен. Наина её звали, странное имя… Сопровождали её две девицы в хиджабах, помоложе и явно хорошо вооружённые: у каждой под грудой одёжек можно было спрятать по РПГ и винторезу.
Вела себя Наина откровенно вызывающе. Потребовала, чтобы Сайгон предоставил ей животных, способных продуктивно размножаться. Так и сказала: «Продуктивно размножаться». Не попросила, в ножки не упала, а именно потребовала! Сайгон сразу заметил, что в платье гостье некомфортно. Мало оно ей было, что ли?.. На миг Сайгону показалось, что дамочка сейчас сбросит с себя ненавистную ткань. Почуяв неладное, Светка не отходила от мужа ни на шаг.
Сайгон содрал с Наины втридорога и назначил серьёзный процент за пользование франшизой «Ким и сын». А вот не надо нос задирать.
К его удивлению, отчисления с Нивок поступали регулярно. В отличие от той же Вокзальной.
— Меня зовут Сергей Ким. Ну, кролики и хомяки! Мясо! Это благодаря мне! Вы должны знать…
— Разберёмся, — лениво обронила девушка в балахоне.
Через минуту путников окружили женщины в камуфляжных комбезах не первой свежести. Кое-кто щеголял потёртыми спецназовскими беретами и вязаными шапочками. На Лектора и Сайгона наставили стволы автоматов со штыками. Оружие у дамочек было в лучшем состоянии, чем одежда.
Путников повели к станции, подгоняя прикладами. Хорошо хоть не штыками… Пару раз Сайгону очень болезненно двинули в поясницу. Сзади то и дело раздавалось хихиканье. Чувствовалось, что дамочки получают удовольствие, причиняя мужчинам боль. Развлечение у них такое.
Сайгон стиснул зубы, чтобы не выругаться. Не надо усугублять. Лук, пистолет, шестерни и нож у него отобрали. Рюкзак перекочевал к долговязой амазонке, на щеках которой краснели подростковые прыщи. Девушка оказалась не из любопытных, в рюкзак не заглянула, а то плакали бы сбережения Сайгона. И вот что забавно: к Лектору относились мягче — потому что у бродяги не оказалось оружия. Дурно пахнущая набедренная повязка не в счёт.
— А по какому праву, собственно?! — возмутился Сайгон. — Между станцией Святошин и суверенной станцией Нивки существуют определённые соглашения, и я…
Его монолог оборвали массажем почек посредством приклада.
Чем ближе к станции, тем веселей. Казалось, дамочкам вот-вот надоест развлекаться — и раздастся грохот, и пуля перешибёт Сайгону позвоночник у основания черепа. Или продырявит затылок. Или… С удивлением он понял, что пленники и конвой уже выбрались на платформу.
На станции было темно, хотя по всем прикидкам уже настало утро. Пора бы включить центральное освещение вместо едва заметного дежурного.
Что Сайгону известно о Нивках? То, что и всем: мелкого заложения, платформа островного типа. Всё точь-в-точь, как о ней рассказывали караванщики, эти разносчики болезней и слухов. На станции есть два подземных вестибюля, где вроде как расположены фермы и прочие хозяйственные подразделения. Вот бы Сайгону туда прогуляться, посмотреть. Но ведь барышни не пустят… Темно. Ряды спящих прямо на полу и на тонких подстилках. Тут что, не знают о существовании кроватей?
— Босс, у них всё наоборот, — пояснил Лектор, заметив недоумение Сайгона. — Они время выставили на часах иначе. На станции только-только наступила ночь. А кровати они считают символом рабства. Мужчины много лет эксплуатировали женщин в постели, чуть ли не насиловали. Кровать на этой станции — табу.
Сайгон мысленно выругался. Пацюк закусай! Всё у этих баб не как у людей!
— Тут сядьте. Вставать, самостоятельно передвигаться запрещено. Громко разговаривать запрещено. — К ним подошла женщина лет сорока, с головы до ног укутанная в тряпьё. Косынка чуть сдвинулась, было видно, что череп у женщины обрит. Она принесла путникам тёплую, слегка солоноватую воду в бутылке из прозрачного пластика. Ногти на пальцах она стригла «под мясо».
Конвой, как по команде, снял головные уборы и расстегнул камуфляжные куртки, ловко действуя накрашенными ногтями. Мужскому взору открылся приятный вид. Ведь под куртками у длиннокосых девиц не было ни одежд, ни белья, зато мать-природа щедро наделила их женственностью. Прям цветы жизни, распустившиеся в подземелье. Вот где Андрюшке надо выбирать жену, когда вырастет. На Святошине таких красоток нет.
Сайгон поёжился, представив девушку-конвоира в роли своей невестки. Спасибо, не надо. Лучше пусть сына окрутит святош и некая простушка: с лица воду не пить, главное, чтоб человек был хороший…
Конвой устроился неподалёку от пленников. Дамочки расселись на складных стульях из гнутых труб и ткани — кажется, они называются шезлонгами. Интересно, почему на них нет запрета? Смутно припоминалась сцена из довоенной мыльной оперы, где женщина сидит в шезлонге у бассейна, а над ней склонился слуга-мужчина и предлагает бокал с напитком. Вот потому и не табу, что склонился и предлагает.
На станции было очень жарко, даже душно. Проблемы с вентиляцией?..
— Они называют себя амазонками, босс.
— Есть такая река, Амазонка, — задумчиво кивнул Сайгон. — В Южной Америке. Или была. Индейцы, пираньи, анаконды…
Похоже, он уловил основные принципы местного бытия. У них тут кастовая система. Низшие существа в местной иерархии — вроде той женщины, что принесла воду. А те, которые заплетают косы и расхаживают без лифчиков, куда круче лысых в косынках. А если вспомнить дамочку, которой он продал франшизу, логично предположить существование сливок общества — полностью голых и с длинными распущенными волосами. Потому на станции и жарко, чтобы можно было расхаживать голышом и не чихать. Или наоборот — голышом, потому что жарко.
Сайгон заметил на стене наглядную агитацию. Прищурившись, разобрал белые буквы на красном фоне: «Женщины всех станций — объединяйтесь!»
— Эй, животные! Чего сидим? Раздевайтесь! — скомандовала та самая девушка, что взяла их в плен. Она уже смыла с лица сажу и сняла косынку. Вопреки ожиданиям, волосы у неё были на месте — огненно-рыжая коса обмотана вокруг головы. Зелёные глаза с интересом разглядывали Сайгона, когда он снимал с себя куртку и стягивал ботинки.
Конвой тоже не сводил с пленников глаз.
— Штаны снимай, животное, чего застыл!
— Зачем это? — воспротивился Сайгон.
Он украдкой посматривал по сторонам, прикидывая, что можно использовать в качестве оружия. По всему получалось, что ничего. Да и конвой расстрелял бы пленников раньше, чем Сайгон сделал бы хоть одно резкое движение.
Значит, пока что не надо рыпаться понапрасну. Ничего, Сайгон обязательно поквитается за унижение. Прощать и подставлять вторую щёку не в его привычках.
— Снимай, я сказала!
Станция Нивки — это территория победившего матриархата, если кто не в курсе. На любого мужчину тут смотрят с опаской, ненавистью и презрением. Иногда — с вожделением. В случае рыжей возможен последний вариант: Сайгон ей понравился. В этом нет ничего удивительного, он привык к тому, что при одном его виде с некоторыми особами начинает твориться чёрт-те что. Не так уж много в метро сильных рослых мужиков.
— Гильза, ты опять за своё? Смотри, доиграешься! Обреем налысо! — послышалось со стороны полуобнажённых девиц в шезлонгах.
Вроде как шутка, а может, и угроза. Судя по тому, что милое личико рыжей исказила гримаса ненависти, с юмором на Нивках не сложилось.
Кукольное, вспомнил Сайгон. Жена Светка называла такие липа, как у рыжей, кукольными. Барби — так он мысленно окрестил озабоченную девицу.
Контактный рельс прикрыт защитным коробом, потому и людям надо одеваться, а не разгуливать по станции в чём мать родила. Так объясняют детям, родившимся в метро, зачем нужны условности вроде одежды. Ведь все у всех на виду. Все знают, кто как с кем спит, чем дышит, о чём думает. Обнажение душ. Так зачем скрывать тела, если тепло?
Рыжая Барби не старше восемнадцати. Она мыслит, как ребёнок. Вот только обнажаться должны другие.
— Эй, красавчик, а ну-ка повернись!
Красавчик, да? Ну, не животное — уже хорошо.
— К лесу передом, к тебе задом? — Сайгон вскипел. Всему же есть предел! Вот-вот выплеснет скопившееся негодование. А если кого ошпарит, он не виноват.
— Эко тебя, босс… — Лектор увидел шрамы на спине Сайгона.
Скажем так, спина его представляла собой интересное зрелище. Между лопаток и вдоль позвоночника пролегла белёсая вязь рубцов, которая складывалась в слова «Спаси и сохрани». Причём буквы были вырезаны мастерски, очень похоже на старославянские.
— Что это, босс?
— Ошибка молодости. — Сайгон зло посмотрел на Барби. — Вечная память о делах давно минувших дней, когда казалось, что весь мир…
* * *
…Сайгону тогда казалось, что весь мир принадлежит ему.
Он один волен распоряжаться своей судьбой. А если постараться, так и судьбами прочих обитателей метро. Всего-то и надо — протянуть руку, взять Хозяина Туннелей чуть пониже пупка, покрепче сжать и внятно произнести свои требования.
По глупости — из-за своей безмерной самонадеянности! — он попал под скальпель религиозного фанатика. Случилось это на Житомирской. Причём Сайгон, как он утверждал, конечно же, пострадал ни за что. Он всего лишь руку протянул, потрогать хотел, ничего такого, а его, бедного, унизили и оскорбили…
Дело было так. Пошёл по метро слух, что на Житомирской есть идеальное оружие — лук, который со ста метров разит патока в зрачок.
А хозяин того лука — сам патриарх Всея Метро отец Никодим, оборонитель истинно верующих. Этот седой старец в прошлом числился то ли генералом аэромобильных войск, то ли полковником СБУ и в свободное время увлекался стрельбой из лука, даже мастером спорта был. Он-то и заказал Майору спортивный инвентарь высочайшего класса. А взамен пообещал пожизненное отпущение грехов и три цинка патронов. Полгода изо дня в день Майор поднимался на поверхность в поисках нужной вещи. Это уже стало делом принципа, а не заработком, но Майор выполнил-таки заказ отца Никодима.
Только слава о луке достигла ушей Сайгона, он сразу решил заиметь такой же. И потому отправился на поклон к Майору, который тогда ещё обитал на Святошине. Майор выслушал парня и ответил, что нет ничего невозможного, Сайгону надо лишь пройти курс обучения. «Задатки у тебя есть. Злость, ярость — всё при тебе. Поднимайся наверх и бери что хочешь!» — так ответил мародёр глупому мальчишке по фамилии Ким.
Мальчишка поверил Майору и полностью погрузился в учёбу.
Правда, ненадолго.
Позже, навсегда покинув лагерь мародёров, он предпринял дерзкую попытку выкрасть легендарный лук. Конечно, из этой затеи ничего путного не вышло — его поймали с колчаном в руках. Патриарх лично присутствовал на пытках, поучая катов, как больней сделать клиенту, нанося при этом минимальный вред драгоценному здоровью. Отец Никодим сделал всё от него зависящее, чтобы дерзкий вор мучился как можно дольше.
Сначала патриарх хотел вырезать на спине у вора заповедь «Не укради», но, поразмыслив, решил, что поздно воспитывать заблудшую овцу, зато самое время позаботиться о спасении души. Посреди Житомирской стояла виселица, которая редко пустовала. Вот с ее помощью Серёжа Ким и должен был покинуть суетный мир. Чудом — это отдельная грустная история — он сумел сбежать.
А пять лет спустя низенький азербайджанец с Вокзальной преподнёс Сайгону поистине царский подарок — тот самый лук. Это была плата за франшизу. Через неделю отец Никодим умер. Говорят, не перенёс разлуки с любимым оружием…
И вот лук, из-за которого Сайгон рисковал жизнью, валяется на платформе Нивок, будто обглоданная кость, никому не нужная — наступи, раздави, не жалко. Сердце Сайгона стучало, как колёса по рельсам, когда он смотрел на своё с таким трудом добытое оружие.
— Давай, красавчик, поворачивайся, не робей! — Барби чуть ли не облизывалась, глядя на тело Сайгона: ни грамма жира, бугры мышц, полосы шрамов.
— Ты напрасно тратишь время. — Он скрестил руки на груди. — Я не принимаю ухаживаний. Извини, у меня есть жена, и я очень её люблю.
Рыжая так и застыла на месте. Лицо её побледнело, затем покрылось алыми пятнами. Она вытащила из ножен на поясе тесак, которым легко можно продырявить человека насквозь, и шагнула к Сайгону. Лезвие уткнулось ему в кадык. Постанывая, Барби прижалась к фермеру всем телом.
В паху Сайгона вдруг стало жарко, он едва заставил себя отдёрнуть руки — так хотелось обнять красотку. Не для того он затеял поход, чтобы изменить жене… Не для того…
Короткий, но очень болезненный удар в запястье, потом в локоть — кисть девушки мгновенно онемела, нож выпал. Сайгон подхватил его на лету и тут же приставил к горлу рыжей. Ещё не позабыл науку Майора.
— Ну что, Барби, сыграем в твою игру наоборот? Чур, теперь я вожу!
— Не надо, босс! — крикнул Лектор, но Сайгон проигнорировал его совет.
На Нивках им делать больше нечего. Да, Сайгон рассчитывал навестить местную ферму и даже позавтракать за счёт заведения. Тем более, что возможность подобных визитов и услуг отдельно оговаривалась при продаже франшизы. Ну да ладно, не в этот раз.
— Верните моё оружие. — Обращаясь к девушкам из конвоя, Сайгон скорчил самую жуткую гримасу, на какую он только был способен. Он ведь животное. — И рюкзак! Всем оставаться на местах, или она умрёт!
— Кто ты такой? — прохрипела рыжая. Похоже, она испугалась не на шутку.
Сайгона это только воодушевило:
— Я фермер со станции Святошин.
— И все мужики у вас такие? — В голосе Барби прозвучал живой интерес.
Перед глазами Сайгона всплыли лица Митьки Компаса, Болта и Кашки…
— Все! С нами шутки плохи и…
Он бы мог ещё много чего сказать, но телом его овладела слабость.
И он упал.
* * *
Днепровские волны поднимали, грозя опрокинуть, лодку с прогнившими, кое-где надломанными бортами. Вёсла то и дело черпали воздух, когда лодку швыряло вверх. Ветер, наполненный крупицами льда, с явным удовольствием хлестал по обнажённой спине — ты никак не мог согреться, рук уже не чувствовал, голова раскалывалась от холода, — казалось, в неё засыпали горячей чугунной дроби и хорошенько встряхнули.
Чуть впереди в разрыве тумана чернел контур ещё одной лодки. И ещё одна отстала, если вообще до сих пор на плаву. На дне хлюпала вода, твой товарищ, обнажённый, как и ты, рыдал, вычёрпывая её ладонями. Бесполезно. Воды всё больше и больше. Вы не доплывёте. Вы погибнете. Вы…
Ну и пусть! Пути назад всё равно нет! Гидропарк — это хуже смерти, это…
Для этого просто нет слов. Лучше утонуть в пучине древнего Борисфена, чем стать ЕГО добычей!
Третий ваш товарищ без сознания. Он умолял не бросать его на Гидропарке. Это было тяжело, но ты тащил на себе коченеющее тело, хоть уже было ясно — ему не выжить. Пусть. Тела нельзя оставлять, иначе ими завладеет ОН.
Свинец, резиновые костюмы, противогазы и защитные скафандры? Не смешно. Главное — уйти. Сбежать куда глаза глядят, куда ноги пока что несут. Вам неимоверно повезло — вы нашли лодки. И все они были на плаву! Это же настоящее чудо! Подарок судьбы…
Вот только подарок этот уже наполовину затоплен. Но руки опускать нельзя, надо быстрей грести и быстрей вычёрпывать воду.
Быстрей! Быстрей! Быстрей!!!
…Сил больше нет, ты не железный. Ты просто человек. Товарищ твой подтягивает ноги к груди, обхватывает руками в последней надежде согреться. На третьего ты не смотришь. Он уже далеко отсюда, предки хлопают его по плечам, протягивают копьё. Там, где он, всегда тепло и есть пища.
И всё-таки вёсла раз за разом погружаются в чёрную бездну. Раз за разом, равномерно, держать темп, держать!..
Ветер резко усиливается, ты слышишь хлопки над головой, но посмотреть вверх нет сил. Ты отдал себя одному движению — опустить вёсла и подтянуть к себе, опустить и подтянуть, и опять, и вновь…
Товарищ испуган, он прикрывается руками. Опасность в воздухе. Слишком рядом. Но вверх смотреть нельзя — собьёшься с ритма, и тогда…
Резкий толчок швыряет лодку метров на десять вперёд. В полёте она чуть наклоняется, вода льётся, потом удар, брызги, ты на вёслах, порядок, товарищ кричит что-то, не разобрать что.
Тебе должно быть страшно, но нет, ты рад, потому что лодка теперь пойдёт легче — воды в ней меньше, да и вас осталось двое. А если б ты один… Ты прогоняешь эту подлую мыслишку. Кто-то должен грести, а кто-то вычёрпывать воду. Грести и вычёрпывать. Грести и…
Опять ветер и хлопки над головой.
Товарищ уже не кричит, его рот открыт, он похож на рыбу, выброшенную на берег штормом. Он знает, кто следующий. На лице его подобие улыбки, он будто извиняется перед тобой.
И тогда ты бросаешь вёсла.
И поднимаешь глаза.
И видишь свою смерть, её зубастый оскал.
Но за миг до того, как громадные когти смяли бы тебя, страшный удар снизу разламывает лодку надвое. Ты проваливаешься в жидкий лёд, он накрывает тебя с головой. Ты кричишь от страха и холода, ты хочешь жить, но у тебя не получается.
Холод скользит по гортани, врывается в лёгкие. Ты видишь рядом что-то большое, чёрное и в бугристых наростах. Длинные толстые усы — или это змеи?! — колышутся у громадной пасти, которая запросто проглотит тебя целиком. Левиафан могуч, его хвост — крыло самолёта, глаза — полусферы в прожилках вен. И в глазах тех любопытство. Левиафан ещё не видел таких, как ты.
А ты идёшь ко дну, ты не умеешь плавать.
Ты не умеешь дышать под водой!
Мгновение — и левиафан уже рядом, можно прикоснуться к нему. И ты не хочешь, нет, но тело решает иначе, руки хватаются за плавник чудовища. И оно тут же взмывает вверх.
Ты прошиваешь головой границу жидкого льда. Ветер обжигает лицо. Туман далеко, вторая лодка в каких-то метрах от тебя.
Ты делаешь хриплый вдох и…
Сайгон проснулся в холодном поту Или очнулся? Ведь, кажется, он потерял сознание…
Сон был настолько реальным, что Сайгон минут пять не мог избавиться от уверенности, что это он сам участвовал в тех событиях: обжигающе холодная вода, громадная тварь, по всему — сом-мутант, товарищи, которые едва затянули в лодку его полумёртвое тело…
Во сне он купался голышом, у него была чёрная кожа, его товарищей тоже не назовёшь альбиносами. Это не Сайгон, это каннибал по кличке Лектор плыл по Днепру и тонул… Точно! Нигериец! Этот кошмарный сон — эпизод из прошлого Лектора, не иначе. Да уж, не хотел бы Сайгон оказаться на месте бродяги. Но ведь оказался?..
Как такое может быть?!
— Где я? Что, чёрт побери, со мной происходит?! — спросил Сайгон темноту, что окружала его. Хоть открывай глаза, хоть закрывай — без разницы, видимость нулевая.
Последнее его воспоминание: он обнимает рыжеволосую кокетку, а потом…
Потом он оказывается в лодке посреди могучей реки.
А дальше — вот.
Чёртовы амазонки! Что они с ним сделали? Куда засунули? Ощупывая пол — каменный, ровный, — Сайгон на четвереньках двинул вперёд и почти сразу уткнулся головой в решётку. Сталь, толстая, не погнёшь, не сломаешь. Мышцы отозвались болью, когда он напрягся, пытаясь вырвать прутья. Никак. Он обследовал темницу по периметру и убедился, что решётка отсекает его от прочего мира с четырёх сторон. До потолка не достал даже в прыжке…
А потом он что-то услышал. Какой-то звук… странный. Он, как любой крот, мог отличить шаги крысы-самки от поступи крысы-самца. Не спрашивайте как, просто мог, проверено. А тут… Сайгон никогда не слышал ничего подобного.
Он перестал дышать, вслушиваясь во мрак.
Хм, тихо… То есть вообще ничего. Показалось? Но когда Сайгон решил, что это из-за переутомления, звук повторился — по левую руку от него. Сайгон развернулся, приготовившись встретить опасность лицом к лицу, но тут прозвучало вновь — позади. И опять — слева. И вновь — справа. Сайгон вертелся, как юла. Неведомые враги окружали его! Уже окружили!
Ополоумев от страха, он вцепился в решётку и хотел позвать на помощь, но не смог выдавить из себя ни звука! Он готов был ползать на коленях, моля амазонок о милости…
И вдруг темнота тяжело задышала у самого его лица:
— Не бойся, красавчик. Это я.
Он отпрянул, хотя голос показался знакомым. Барби, это же Барби! Вот уж никогда не подумал бы, что так обрадуется визиту рыжей амазонки. А ведь из-за неё Сайгон угодил в эту богадельню!
— А я и не боюсь, Барби. С чего ты взяла? — Дар речи вернулся так же легко, как и пропал.
— Тут акустика такая, что любой обделается от шороха шагов. И я не Барби, меня зовут Гильза! — Темнота обиженно засопела.
— А нормальное имя у тебя есть?
— Это и есть нормальное. — Рождённые в метро без пиетета относятся к Ф. И. О. В отличие от старшего поколения, которое изо всех сил цепляется за устои прошлого.
Сайгон отчётливо представил себе девушку. Лет восемнадцати, небольшого роста, не то чтобы худощавая, но и не пышка. Всё при ней, кожа чрезмерно светлая, как у всех, кто родился под землёй…
В темноте мозг страдает из-за отсутствия информации. Чтобы не сойти с ума, надо хорошенько постараться. Этому приему Сайгон научился в лагере мародёров. Надо предельно точно воспроизвести по памяти картинку и заставить её двигаться, добавив звуки и запахи.
Попробуем? Сайгон мысленно перенёс амазонку к себе на ферму и в свете карбидки заставил медленно раздеваться и ласкать себя. Маленькая месть за причинённые рыжей неудобства.
— Ты красивый. Ты мне сразу понравился.
— Продолжай! — хмыкнул Сайгон, с интересом мысленно наблюдая за изгибами молодого тела.
— Ты так похож на моего мужа…
На воображаемой ферме внезапно появилась Светка, смерила взглядом Гильзу и тут же двинула муженька кулаком в глаз. Воображение Сайгона обладало такой силой, что его буквально опрокинуло на спину, он схватился за лицо. Ну вот, теперь синяк будет!
Ферма вместе с рыжей бестией сгинула во мраке.
— Мой муж… он погиб. — Гильза затихла, похоже удалившись в собственный мир, как это только что сделал Сайгон. Единственное отличие — он грезил наяву, а она вернулась в собственное прошлое. — И я… стала другой. Я ушла от жестоких мужчин, которые убивают друг друга. На Нивках только женщины, тут мир и справедливость. Каждой девушке рады, как родной сестре. Так мне говорили. И я поверила! Ты не представляешь, что мне довелось пережить, чтобы оказаться здесь. Но я ошиблась. Я больше не могу находиться среди этих извращенок! Мне здесь не место! Я задыхаюсь, я хочу уйти, понимаешь?! — Гильза шептала с таким жаром, что Сайгон едва вновь не перенёс её на ферму. В последний момент передумал. Не рискнул. Из-за супруги.
— Так уходи, если тебе так плохо.
— Одна я боюсь! Что-то таится в туннелях по обе стороны от Нивок! Опасно! Люди пропадают. Пройти можно только караваном…
Что творится в туннеле на Святошин, Сайгон уже знал. А вот насчёт пути к Берестейской — это новость. И новость не слишком приятная.
— Что ты хочешь от меня, Барби?
— Я не Барби, красавчик! Меня зовут Гильза. И я могу выпустить тебя из клетки, а могу не выпускать. Могу провести через станцию и все засады за её пределами, а могу не делать этого… — Девушка замолчала.
Сайгон не выдержал:
— Что ты хочешь от меня, Гильза?
— Ты поклянёшься своей женой, которую так любишь, что отведёшь меня на Берестейскую.
— Клянусь! — тут же выпалил он и сам понял, что дал слово слишком торопливо. Спешка в таких делах не вызывает доверия. Прочистив горло, он добавил: — Обещаю сделать всё, от меня зависящее, чтобы ты, Гильза, попала на станцию Берестейская.
Некоторое время девушка молчала, будто не она Сайгону, а он ей сделал предложение и теперь надо хорошенько его обдумать, взвешивая все за и против.
Наконец зазвенели ключи в связке. Сайгон облегчённо вздохнул.
— Зажмурь глаза. Я подсвечу.
Чиркнула спичка. Вспышка резанула по глазам даже сквозь веки. Послышался щелчок замка, дверь скрипнула. Свобода! — Раздвинув плечи, Сайгон вышел из темницы.
И тут что-то кинулось на Гильзу из темноты.
