Глава 5
Атака с воздуха

– Еды мне, зогу и своре, – велел Сыч, но рыбаки не сдвинулись с места. – И веревку, подвязать кое-что. Вон та сгодится, – он махнул рукой, указав на окровавленные обрывки, висящие на лестнице. – Я щедро расплачусь, – звякнул полновесной монетой толстый кожаный кошель, убедив щукарцев в том, что они вовсе не агрессивная толпа, а хлебосольные хозяева. А уж дымок из пасти файера и вовсе придал им расторопности.

Полуголый загорелый мальчишка – пальцы покрыты не татуировками, а шрамами от укусов речных хищников – принес обрывки, за что был щедро вознагражден. Это вызвало такой ажиотаж у местных, что никто не заметил, как Сыч спрятал обрывки в карман плаща. Подхватив с длинного стола подносы с угощениями, к следопыту выстроилась очередь из желающих подзаработать.

– Съешь немного, – велел Сыч первому кормильцу. Тот сразу отщипнул кусочек от парного осетра, и, сунув его в рот, заработал челюстями.

Рыбину Сыч отправил в пасть зогу.

– Теперь ты, – было сказано следующему.

– Ты, – вновь велел следопыт.

И два рыбных блюда упали перед сворой.

Когда же настал черед следующего рыбака, высокого и тощего, со взглядом бегающим, нервным, тот сделал вид, что оступился, и – ой, какая жалость! – перевернул в снег миску с рыбными кусками, обжаренными в тесте, да еще и наступил на них, растоптал.

Значит, предосторожность Сыча оказалась не напрасной. Проглотить отравленную закуску и сдохнуть в корчах не входило в его планы.

– Вам, господин, верно, нужен тот, кто приплыл к нам сегодня? – затараторил тощий, угадав цель визита чужака и пытаясь быть хоть чем-то полезным. – Так я могу показать, куда он ушел. Нехороший такой мальчишка. Ментал.

– Покажи, – кивнул Сыч.

– Да вон туда, – дернул рукой рыбак. – Езжайте за мной, господин, я проведу вас.

Он забежал перед мордой зога, развернувшись спиной к следопыту.

– Иди сам. И не возвращайся, – отпустил его Сыч.

Но Кара не отпустила.

Она обезглавила рыбака.

Брызнула кровь. Тело еще переставляло ноги, а голова уже плюхнулась в снег рядом с растоптанной рыбой, откуда уставилась на убийцу. Глаза тощего даже смерть не сделала честными.

– Спасибо за угощение, – Сыч уронил на труп пару монет. – Я ведь расплатился честно? Или обсудим цену?

Желающих возразить ему не нашлось.

Выехав из поселка, он приказал половине ратников следовать за ним, а остальным – сначала уничтожить Щукари и убить всех жителей поселка и только потом уж отправляться в путь.

– Они посмели наставить оружие на меня, посланника князя. Затем едва не отравили. Плохие подданные. Мору не нужны такие.

С алебардами наперевес, хрипло дыша и жадно потирая руки, ратники поспешили к поселку – туда, где, утолив голод и изнасиловав парочку молодиц, можно будет залить кровью самую нестерпимую жажду – жажду смерти.

Сыч достал из кармана окровавленную веревку и сунул под нос зогу, затем швырнул своре.

И скомандовал:

– Искать.

Не успел он договорить, а волчарки уже взяли след.

К небу устремились черные дымы от горящих домов на сваях.

– Слышь, я так и не понял, что случилось с твоей семьей?

Траст шел, задрав нос к небу, хотя из ноздрей давно уже не текли алые ручейки.

Высотка-цветник и прочий бетон, опутанный лианами, скрылись из виду, как только спутники поднялись на гряду очередного разлома и, спустившись по крутой тропинке, выбрались в бескрайнюю долину с парой холмов неподалеку и гребнем льда и снега, приправленным дымкой тумана.

Там, на равнине, в небольшом сосновом лесочке, и заночевали. В бездонной сумке Траста обнаружилось мертвое матерчатое одеяло, набитое сухой травой, надрезанная буханка хлеба и кувшин с тушеным мясом, залитым для дольшей сохранности топленым жиром. Одеяло здоровяк расстелил прямо на снегу и, плюхнувшись на него, принялся уплетать за обе щеки хлеб и мясо, не предложив лешему ни кусочка.

– Приятного аппетита, – надрав заболони, Зил тоже отужинал. Заболонь бы хорошенько отварить, но у него не было ни котелка, ни огнива, чтобы развести огонь. А просить у рыжего он не хотел. Обхватив руками сосновый ствол, чтобы напитаться от него сил и не отморозить спину на снегу, леший уснул.

Утром на горизонте впереди обозначилась легкая дымка облаков – погода скоро поменяется, не иначе.

– Братец ушастый, расскажи уже, что случилось с твоими. Не томи, – Траст свернул одеяло и сунул в сумку.

– Отца убили, – чуть помолчав, ответил Зил. Ухо после драки уже не болело, но сильно распухло. Однако он чувствовал себя совсем неплохо, тонжерр отлично залечил раны. – Мама и сестра пропали. Я должен их найти.

– Мой последний отчим погиб в прошлом году, – кивнул Траст с пониманием. – Мамке вообще не очень-то везет с мужьями: один охотился на уток и потонул в болоте, другой отправился в дозор, а его диверсанты-котята зарезали… Правда, однажды я вроде видел охотника на ярмарке, а про сгинувшего в дозоре говорили, что он вор и проходимец… – Траст нахмурил лоб в попытке поймать ускользающее понимание, но оно оказалось ловчее, поэтому он вновь заулыбался. – Так, о чем это я?.. А-а! Про последнего мамкиного мужа! Его схватил скальник и унес на дно радиоактивной воронки, в самую дальнюю и глубокую расселину – в гнездовище. Мне мамка по секрету рассказала.

– Она у тебя, похоже, общительная, – не удержался от подколки Зил. – Любит с мужчинами общаться, да?

И они опять подрались.

А когда Траст, подмяв под себя Зила, занес кулак, чтобы хорошенько врезать, в его рыжий затылок ударил окатыш. Зилу голову точно пробило бы, но здоровяк лишь обиженно поморщился и, отвалившись от лешего, потер ушибленный череп.

– Стыдно обижать маленького… с ушками… кролика, – на вересковом пригорке неподалеку от места схватки стояла Ларисса и подбрасывала на ладони окатыш вдвое больше предыдущего. Траст посмотрел на камень, угодивший ему в голову, затем – на новую игрушку блондинки, и благоразумно промолчал.

– Эй, попрыгунья, чего дома не сидится? – Зил поднялся сам и помог встать рыжему. Как не помочь тому, кто поклялся всегда и везде сопровождать «братца ушастого», ведь это его судьба, ведь так Родд сказал, сволочь преизрядная…

– Заткнись. Или я тебе уши оборву, – Ларисса презрительно сплюнула.

Лучам солнца над ее головой выпал редкий шанс прорваться сквозь скопления пепла в атмосфере, за девять веков после Войны так полностью и не опавшего на Землю с дождями и снегом. Вот солнце и старалось вовсю, плавя высокие сугробы в ручьи, а те уж текли, взрыхляя почву по пояс и глубже. Было душно. Спасаясь от жары, листья суккулентов – из них была сплетена одежда Лариссы – развернулись к светилу, уменьшив освещаемую поверхность, чтобы сохранить от испарения накопленную влагу. Из-за этого плетенка блондинки стала прозрачной, а изгибы тела доступными для взоров парней. Леший даже забыл подколоть ее из-за странных ног, а Траст и не подумал мстить за то, что она едва его не покалечила.

– Чего уставились?! – заметив их интерес, обозлилась Ларисса.

Ее фиалковые глаза блеснули сталью на заточке топора.

Леший отвернулся – не до прелестей девчонок! – и крепко-крепко зажмурился.

Топая, куда глаза глядят, лишь бы подальше от рыбацкого поселка, он думал над словами Родда о судьбе и Древе Жизни. И в Щукарях старик бормотал что-то о женщинах, похожих на Селену и Даринку, которые вроде бы присоединились к паломникам. «Хотя бы раз, – говорила мама, – чистокровный обязан сорвать мозоли на пятках по пути к Древу!..». Повторяла это часто, но никогда не покидала хутор.

Очнувшись в отчем доме после Испытания, Зил обнаружил на столе кусок бересты с нацарапанным посланием от мамы. Жаль, не успел прочесть. Так может, она отправилась-таки в паломничество, прихватив с собой Даринку?!

– Мне надо к Древу Жизни, – подумал леший вслух. – И побыстрее.

Здоровяк Траст удивился:

– На кой? Далеко же. И через пустошь топать надо. И близко земли полукровок. Вот уж не думал, что ты такой дурак.

– Сам ты!.. – вспыхнул Зил. – Каждый чистокровный хоть раз обязан! Или тебе мамка не говорила?! И тебе тоже?!

Последний вопрос он задал Лариссе.

И тут же в него полетел окатыш.

Однако леший был готов к этому и увернулся. А вот возьми блондинка чуть левее и ниже, на том бы и закончились его злоключения… м-да…

С кулаками Зил двинул на дрянную девчонку. Против компании Траста он не возражал, но терпеть под боком агрессивную стерву не собирался. От нее только одни неприятности.

– Моя мама погибла много лет назад. Ее убили, – этим Ларисса враз остановила лешего, он даже растерялся и рот открыл.

Выручил рыжий.

– Братец ушастый, ты вроде к Древу собрался? Тогда нам туда, – махнув рукой, Траст двинул в указанном направлении. – Раз даже ты поверил колдуну, то мне и подавно нельзя его ослушаться. Я с тобой, Зил.

Выругавшись, как матерый рыбак, Ларисса нагнала парней через сотню мер.

– Ни за что не вернусь к Мору. Домой тоже, от отца я сбежала. И за тобой надо присмотреть, предатель, – блондинка наставила указательный палец на Зила, а потом на свои глаза, намекая, что следит за ним. – Не нравишься ты мне, так что…

Траст хохотнул.

– Врешь, девка! Отговорки это! – заявил он. – Ты просто на меня запала. Втюрилась с первого взгляда. На меня вообще все девки западают. Только я разборчивый, с кем угодно не балую. Но так уж быть, приласкаю разок после заката.

Ларисса ответила ему презрительным взглядом.

К Мору блондинка не желает возвращаться. Ну-ну. А вот Зил однажды обязательно вернется в столицу и отомстит князю и его прихвостню-следопыту! То, что Ларисса вновь назвала его предателем, он пропустил мимо ушей.

– С чего это ты решила, что мы не против твоей компании? – буркнул Зил.

Ларисса скривилась:

– А мне плевать, против вы или нет. Или прогонишь? Еще и драться с девчонкой будешь? А, кролик-герой?

– Да ладно тебе, Зил! Пусть идет девка. Стряпать нам будет в пути, холодной ночкой согреет, – Траст хлопнул лешего по плечу.

Ларисса хмыкнула.

– И то верно, дружище, – чтобы позлить блондинку, леший подмигнул Трасту. – Ночки скоро станут горячими!

Расправив перепончатые крылья, вдалеке над холмами бороздили небо дикие птеры, на таком расстоянии казавшиеся размером с блоху. Если б они сочли троицу достойной добычей, уже атаковали бы, так что не стоило их опасаться.

Снег таял на глазах. Белая равнина – справа гнойники холмов, слева ледник – стремительно превращалась в череду луж и ручьев, объединенных в болота и небольшие речушки.

Леший недолюбливал зиму. Зима редко уступала очередь весне, не говоря уже о настоящем лете. Но и лето он едва терпел. Пропекая почву, лучи летнего солнца заставляли ее парить и выталкивать из себя мириады комаров, а уж те могли за считаные мгновения обглодать чистокровного до костей.

Хлопая себя по плечам, лицу, везде, куда можно дотянуться, троица с трудом продвигалась по грязи и неглубоким, по колено, лужам. Те лужи, что по пояс, обходили. Стараясь избавить ноги хозяев от лишней влаги, обувь разбухла и давила на стопы. Еще немного – и придется разуться и закатать штаны выше коленей, как это уже сделала Ларисса.

Ноги, кстати, у нее весьма примечательные. Во-первых, коленный сустав повернут в противоположную сторону. Во-вторых, мышцы спиралью обвивают голень, четко проступая под кожей при каждом шаге. Да и бедра у блондинки наверняка сильные, иначе она не прыгала бы кузнечиком.

Ларисса заметила его интерес.

– Я из клана Стальной Саранчи, – сказала она так, будто это все объясняло.

– Никогда не слышал о таком клане. Детка, врешь ты все, – Траст решил, что она пошутила.

Блондинка вмиг оказалась рядом и звонко впечатала в его щеку свою ладонь:

– Не смей называть меня деткой! Еще раз назовешь – перегрызу горло!

– Я тоже впервые слышу о Стальной Саранче, – Зил встал между Лариссой и ошалело моргающим Трастом. – Это повод загрызть меня?

Вздорная девчонка не выдержала его взгляда, отвернулась.

– В нашем клане издревле принято изменять тела своим детям, чтобы добиться определенных свойств, задуманных родителями, – она топнула ногой, демонстрируя, каких именно свойств можно добиться. Из-под пятки брызнула грязь. – У неопытных родителей получаются иногда такие чудовища, что… Бр-р-р! До конца жизни вас мучили бы кошмары, взгляни вы хоть раз на тех детей.

– Красотка, согласись, это как-то не по-человечески, с детьми вот так поступать! – возмутился Траст, осмотрительно прикрыв кадык рукой на случай, если обращение «красотка» Лариссе тоже не понравится.

Ларисса опустила глаза.

– Хватит трепа. Надо идти, – она с места перепрыгнула через лужу шириной пять мер. – Кое-кто из могущественных чистокровных считал, что клан Стальной Саранчи надо причислить к полукровкам и уничтожить.

Оскальзываясь на раскисшей земле, парни двинули в обход.

– Погоди… Если ты родом из такого далекого клана, что ни я, ни Траст о нем не слышали, то… Как ты в Щукари попала? К обычным рыбакам? – Зилу это показалось подозрительным. А еще он никак не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Он то и дело оборачивался, пристально смотрел по сторонам, но нет, ничего и никого опасного на равнине в пределах видимости не пробегало, не проползало.

– Клан Стальной Саранчи уничтожили полукровки, – сказала Ларисса обыденно, будто речь шла о цене на вяленых лещей или грядущем урожае ячменя. Похоже, она давно смирилась с прошлым. – Наш поселок был у самой границы, но даже во время войн нас не трогали. А тогда, внезапно… Всех убили: мужчин и женщин, стариков и даже крохотных детей. Дома сожгли. В колодцы набросали мертвецов. Только я и мой брат выжили.

– Ну ничего себе… – прошептал Траст.

Ларисса наградила его легкой улыбкой и, присев прямо в грязь, обулась.

Зил обернулся, завертел головой. И опять не засек наблюдателя-невидимку.

– Мы спрятались в погребе, и нас не нашли, – блондинка легко преодолела широкий ручей и продолжила уже с другого берега: – Мы сидели в темноте и боялись. Трое суток сидели, только потом выбрались… Полукровки ушли, а вместо них явились чистокровные.

Зил вздрогнул.

– Мы так обрадовались: свои, люди!.. А они убили моего брата и взяли меня в плен. Ночью, на привале, я сбежала. Меня не преследовали. Зачем? Невелика потеря… Долго скиталась… Подобрал меня обоз, рыбаки возвращались с ярмарки в Щукари. У их головы с женой не было детей, я им сразу понравилась, они удочерили меня.

– Так ты приемная! – озарило Траста.

– А ты тот еще умник, – похвалила его Ларисса.

Досталось и Зилу:

– Эй, кролик, ты чего башкой вертишь, будто боишься чего-то? Ты такой же трус, как князь Мор!

– У тебя с Мором что-то было? – подмигнул ей леший.

– У меня – с этой мразью?! – взвилась блондинка. – Да ты совсем рехнулся, кролик! Отец хотел выдать меня за него. Видите ли, крайне важно ему было укрепить свою власть в поселке, заручившись поддержкой самого владыки Моса. С братцем-то, моим дядюшкой Роддом, отец совсем не ладит. Считает, что братец ему враг и вообще всем людям враг!..

Подчинившись деспоту-отцу, Ларисса прибыла в столицу на смотрины. Надеялась, что князь, у которого и так восемь жен, ею – невзрачной провинциалкой, провонявшей рыбой, попросту не заинтересуется. Но Мору она глянулась настолько, что он сразу предложил ей разделить с ним свадебное ложе. Ларисса отказалась: мол, еще не прошла испытание, а значит, не может быть с мужчиной. Князь настолько ополоумел от страсти, что назначил Праздник на неделю раньше срока.

– Вот из-за кого я едва не пропустил Праздник. Так ты разделила с Мором ложе? – Леший подмигнул Лариссе. – Ну, раз прошла испытание. На Арене ты отлично дрыгала ногами. Небось хорошенько размяла их перед этим, широко раздвинув. И как оно – быть девятой супругой князя?

От ярости блондинка потеряла дар речи – только и могла шипеть кошкой, которой оттоптали хвост. Но лешему было ее ничуть не жаль. Если б не она, если б он не заступился за нее в Мосе, ничего бы не случилось: батя Лих был бы жив, а хутор – цел. Так что пусть дрянная девка не корчит из себя недотрогу! Зил видел, как она глазела на князя.

– Молчи, предатель. Лучше молчи, – наконец смогла выговорить Ларисса. – Ты жив только потому, что мой дядюшка тебе благоволил.

Зилу будто ведро родниковой воды на спину вылили – ему уже не казалось, что за ним следят, он окончательно уверился в этом. Ему ягель нашептал из-под талого снега: «Враг рядом, Зил, враг рядом, беги».

В небе над троицей в поисках падали пролетел канюк.

– А ведь и точно, братец ушастый, – поддержал Траст блондинку, – ты ж у нас предатель. Как-то из головы вылетело.

– Дружище, возьми свои слова обратно! – если взбалмошной девке еще можно простить глупые речи, то стерпеть такое от рыжего было невозможно.

– И не подумаю, – Траст скрестил руки на груди. – Меня как раз выводили, когда ты свалился в пруд. Из воды тебя вытащили. Она вытащила. – Он кивнул на Лариссу. – Никто не полез, там же тварь глубинная была. Если б не дет… – Здоровяк вовремя прикусил язык. – Если б не Ларисса, ты бы утонул.

Открыв от удивления рот, Зил взглянул на девушку, как говорится, другими глазами. Неужели блондинка, презрительно скривившая свое красивое личико, спасла ему жизнь?!..

– Но это ладно. Искупались, поплавали со зверушкой в пруду – с кем не бывает? Только ты, братец ушастый, на берегу, куда тебя, бессознательного, дет… э-э… Ларисса приволокла, ожил вдруг и чудить начал.

Зил покачнулся.

Накатило забытое, всплыло, чтоб его, из потаенных глубин памяти: мокрый песок, да и сам Зил мокрый, с рассеченной на спине одежды льется вода вперемешку с кровью, холодно-прехолодно, зуб на зуб не попадает, и светловолосая девчонка рядом, повисла на нем, что-то зло кричит… и полосатое тело… оттолкнув Лариссу, Зил срывает с креста проволоку, полукровка-тайгер падает на песок…

Как бы издалека Зил услышал Траста:

– Ты всех ратников раскидал, очень круто дрался. Они ничего тебе сделать не могли, хоть и рубили алебардами и кнутами щелкали.

У подожженных стен родного хутора леший тоже дрался слишком хорошо, слишком умело. А ведь он – обычный парень, хоть и потомственный леший, и потому не мог так сражаться. Не мог – и все!..

– Не пойму я только, на кой ты башкой своей рисковал, чтобы к пленному котенку подобраться и снять его с креста. А зачем потом перед ним на колени плюхнулся?

Зил нервно хихикнул. Услышав такое о себе, любой бы хохотал до слез.

– Тебе смешно? – удивился Траст. – Из-за тебя такая суматоха началась, а ты!.. Ну ты-то сбежал, и котенок твой… А город потом шерстили, искали вас. Все перевернули.

– Дружище, хорош заливать. Ты – придумщик еще тот. Тебе бы детишкам сказки сочинять да с печи зимними вечерами рассказывать!

Леший расхохотался.

Ни рыжий, ни блондинка даже не улыбнулись.

Ларисса только часто заморгала, будто в глаза ей что-то попало. И тогда в ее фиалковых радужках леший увидел кошачьи зрачки тайгера. А в тех зрачках – благодарность. Прогоняя видение, он взмахнул рукой и отпрянул от девчонки, он отшатнулся от Траста, который шагнул к нему, и, поскользнувшись, рухнул в глубокую мутную лужу.

Будто вновь сорвался с бревна над прудом на Арене.

Погружаясь в ледяную воду, он вспомнил все – и едва не сошел с ума.

Мерзость, совершенная им в Мосе, была противоестественной. Тысячи людей – и лично князь Мор – стали свидетелями его злодеяния!..

Он погружался все глубже, он хотел достичь дна и задохнуться. Пусть его сожрут раки и креветки, а когда вода сойдет, кости достанутся птицам и зверью! Но почему – почему?! – он освободил полукровку?! Причину Зил никак не мог вспомнить. Ее не было, не могло быть этой треклятой причины! С ним случилось временное помутнение рассудка, не иначе! Лишь в припадке безумия – а как еще объяснить его поступок?! – Зил, чистокровный по рождению, потомственный леший, мог сорвать путы с пленного диверсанта и собственными руками отпустить его на свободу!..

Верно Ларисса назвала Зила предателем. Вот почему Мор велел ратникам поймать его и сурово наказать.

Ничего не соображая, отдавшись во власть инстинктов, Зил выбрался из столицы и пошел домой. Для следопыта узнать, кто такой Зил и откуда он родом, конечно, не составило труда. По следу беглеца отправилась погоня, и князь пожелал присутствовать на казни преступника.

Удивительно, что по дороге к хутору Зил не свернул себе шею, не угодил в когти хищников. Его бросало в жар, он едва переставлял ноги… Лучше бы он умер! Лучше для всех, и для него тоже!

Ну почему?! Почему в глазах полукровки благодарность, предназначенная Зилу, теснилась с умилением родителя, наблюдающего за первыми неуверенными шажками своего ребенка?!

Понимание изготовилось вонзить клыки правды в глотку Зила. Он ощущал его когти у себя на лице. Вот-вот все откроется…

Сильные руки выдернули его из лужи.

– Ты, братец ушастый, чего тут удумал?! – Траст навис над ним рыжей гранитной глыбой. – Плавать не умеешь, всем тебя спасать?! Забыл, мы повязаны, мы вместе? Твоя судьба – моя судьба! Меня не жалко, так про мать и сестру вспомни!

Его раздраженное сопение прервал далекий лай волчарок.

Парни и Ларисса замерли, прислушались. Напоминание о маме и Даринке заставило Зила пока что забыть о предательстве.

– Охотники гонят зверя? – он сам себе не поверил. Оставляя на губах крупинки, по лицу стекала жидкая грязь.

– Если зверь – кролик, то так и есть, да, – блондинка пару раз присела, разминая ноги.

– А может, это убитый горем отец отправил рыбаков по следу дочурки? – предположил Траст.

– Отец может, да. – Блондинка хлопнула себя по щеке, размазав здоровенного комара. – Но в поселке нет волчарок. Совсем. Зато их много в псарнях князя Мора.

– Надо спрятаться, – Зил высматривал и не находил ни единого укрытия на подтопленной равнине. С десяток старых деревьев, склонивших длинные гибкие ветви к бурому ручью, не в счет.

– Это тебе, кролик, надо бежать. А нам с толстым зачем?

– Помнится, кто-то говорил, что не хочет обратно к Мору. Как ты думаешь, Ларисса, если тебя поймают ратники князя, что они с тобой сделают? А тебе, Траст, надо объяснять, почему тебя убьют вместе со мной?

Пока они препирались, лай стал громче. Когда свора достигнет гряды, троица на равнине станет для волчарок идеальной добычей: и видно отлично, и догнать просто.

– За мной! К деревьям! – скомандовал леший и ринулся к ручью.

В бурном потоке мелькали листья, ветки и упавшие в воду насекомые. Если Траст с блондинкой не доверятся Зилу и не поспешат следом, погибнут все трое. Волчарки и ратники не будут разбирать, кто есть кто, кого разорвать клыками и порубить в капусту, а кого помиловать и отпустить на все четыре стороны.

Что леший собирался сделать для спасения? Корни деревьев основательно подмыло потоком. Под ними, в промоине, можно и нужно спрятаться – такой у него появился план.

По суше к деревьям было не подобраться – земля раскисла, сплошное месиво, в котором запросто увязнешь, поэтому Зил с разбега прыгнул в ручей.

Вы пробовали бегать по пояс в воде да еще против течения? Вот и у Зила не очень-то получилось. Зато Траст – послушался! молодец! – попер так, что только волны в стороны. Он враз обогнал «братца ушастого», а его самого опередила «детка». Она двинула в обход, прыгая с кочки на кочку, и шумно плюхнулась в ручей у первого дерева, где оказалось глубоко, не достать ногами дна. Девчонку унесло бы бурным потоком, но рыжий здоровяк одной рукой ухватился за корень, а второй выудил подтопленную Лариссу.

– Убери лапы! – потребовала она.

– Как скажешь… – Траст разжал пальцы.

Ларисса тут же погрузилась с головой. Глупую девчонку утащило бы течение, но рыжий вновь ее поймал – на этот раз за волосы – и, подтянув к себе, помог закрепиться среди мокрых грязных корней. Она больше не возражала против его прикосновений.

Зилу оставалось пройти по руслу ручья всего ничего, когда чутье подсказало ему, что волчарки уже на самом гребне. Вот-вот их когти вонзятся в раскисшую тропу, ведущую вниз, так что он никак не успевал незаметно добраться до деревьев пешком.

Вдохнув побольше воздуха, он нырнул и, открыв под водой глаза, изо всех сил погреб против течения. В мутном, наполненном всякой дрянью потоке нечего было и надеяться хоть что-то разглядеть, но все-таки. Зилу казалось, что завис на месте, что все его усилия напрасны, ему не хватит воздуха, придется поднять голову над поверхностью ручья, тут-то его и засечет погоня, и он – предатель! – выдаст всех… Он уткнулся головой в колени Траста. Вцепившись в его одежду, вынырнул. Рыжий здоровяк помог Зилу ухватиться за корни. Затем все трое продвинулись к еще не затопленному участку земли под корнями, на котором, выбравшись из воды, разместились. В сыром холодном полумраке было тесно, так что пришлось плотно прижаться друг к дружке. Деревья над ними угрожающе скрипели, как бы заранее извиняясь за то, что в любой момент могут обрушиться, похоронив троицу.

Но Траста это ничуть не смущало.

– Порядок, братец! Теперь нас точно не найдут!

– Извини, дружище, не хочу портить тебе настроение, но… – леший покачал головой. – Волчарки и в воде возьмут след. Такие уж они твари.

Рыжий нахмурил лоб:

– Тогда зачем мы сюда…

– Чтобы выжить, – Зил нащупал в кармане куртки то, что осталось от груши, сорванной с кустика мерзавки перед тем, как кое-кто свалился в реку. В прошлый раз Зил не успел воспользоваться этим спасительным средством, так что сейчас самое время.

Показав Лариссе и Трасту резко пахнущий плод, леший принялся разминать его, превращая в кашицу.

– Нам нужно этим намазаться. Держи, Траст, – он протянул рыжему ладонь с кашицей, надеясь, что тот подаст пример Лариссе, скривившейся так, будто Зил предложил ей отведать испражнений птера.

– Это еще что такое? – взяв немного кашицы, Траст с сомнением на нее уставился.

– Мне не надо, – Ларисса спрятала руки за спиной.

Волчарки лаяли уже на равнине. Еще немного – и троица услышит размеренную поступь ящера-зога и кашель восседающего на нем следопыта.

– Не хотите? Как хотите, – Зил втер кашицу в лицо и шею, сунул под одежду и в ботинки. – Но держитесь от меня подальше. И умрите, пожалуйста, раньше, чем раскроете мое укрытие.

Сунув остатки кашицы в карман, он уподобился кротоиду, то есть принялся рыть землю под корнями, чтобы убраться подальше от брезгливой парочки. Мягкая влажная земля сползала в воду целыми пластами. Раз, два – и Зил аж на пяток мер прополз дальше вдоль ручья. Вода, между тем, поднималась на глазах. Одним боком Зил уже был в русле. Чтобы не наглотаться грязной жижи, пришлось задрать подбородок. Недалеко впереди – рукой подать – темнело пятно еще одной промоины. Там можно расположиться. Забыв об осторожности, он дернулся вперед – и зацепился курткой за низко нависающие над ним корни. Дернулся еще раз, чтобы сорваться с крючка, так еще и локоть увяз в грязи, и ворот прихватило так, что не развернуться, не раздеться. Зил застрял. Да-да, он застрял, бурую плесень ему в печенку!..

Он закрыл глаза и обратился к дереву над собой, дернув нити, ведущие к его корням.

Но дерево отринуло его зов! Оно умирало, ему было не до проблем лешего.

– Вечно тебя, что ли, вытаскивать? – пробурчав это, Траст, подползший сзади, обломал корни, что вцепились в одежду Зила. Безропотно затрещала куртка, привыкшая уже к испытаниям на прочность. – Чего замер тут?! Дальше двигай!

Сильным толчком под зад лешего вытолкнуло в промоину.

– Подвинься. Ну что ты? Не один же… – попрекнул Зила рыжий, следом втиснувшись в новое укрытие. – И дай мне уже этой своей гадости. Она ж как мыло, да? Для очистки кожи, для здоровья полезная?

Кивнув, Зил сунул ему в лапищу немного кашицы.

Траст быстро обмазался ею от лодыжек до темечка. При этом он то и дело толкал локтями лешего – в новом схроне места было куда меньше, чем в предыдущем, который просторным назвал бы только карлик.

Шепотом бранясь точно рыбак, загнавший под ноготь крючок и случайно вываливший весь улов за борт лодки, к ним пробралась Ларисса. Зил молча выложил ей в ладонь остатки грушевой кашицы. Блондинка тут же втерла ее в пук кос, бросила чуток за пазуху… Зил смущенно отвел взгляд, хотя в такой тесноте его некуда было отводить.

Прибывая с пугающей скоростью, вокруг них уже вовсю бурлила вода. Деревья над троицей уже не скрипели робко с намеком, а прямо-таки бессовестно трещали, угрожая скорой расправой. Чтоб не смыло в русло, Зил схватился за длинный ломкий корень. Его бил озноб, зуб на зуб не попадал: находиться в талой воде – это не на солнышке загорать. Лариссе и Трасту было не легче, но они держались. Знали: покинуть укрытие – угодить в лапы к волчаркам, под алебарды ратников или в пасть боевого ящера.

Остановившись у деревьев, волчарки недовольно зарычали и, раздраженно когтя грязь, завыли. Осторожно выглянув из-за корней, Зил насчитал более десятка псин. Выставив рыла с чувствительными носами по ветру, волчарки принюхивались и чихали, сотрясаясь всем телом. Помог плод мерзавки: его запах начисто отбил чутье у всей своры, не сумевшей засечь добычу прямо у себя под лапами.

Взрыкнув, вожак своры – тяжелее остальных и выше в холке на полмеры – укусил за хвост молодого самца. А тот, вместо того, чтобы отступить, как это заведено среди волчарок, ощерился на старшего. Еще немного и волчарки перегрызлись бы между собой к бесконечной радости беглецов, но свору наконец нагнал отряд ратников вместе со следопытом верхом на зоге.

– Потерял след?! Ах ты!.. – следопыт перетянул кнутом вожака своры, и еще добавил, и опять. Вожак жалобно скулил, но уворачиваться не смел.

Убийца отца!..

Зил скрежетал зубами и насквозь прожигал вглядом следопыта. Не медля, не придумывая оправданий своей трусости, выбраться из укрытия и за неимением оружия перегрызть кровнику глотку – вот что Зил должен был сделать.

Не сговариваясь, – и когда только спелись? – Трас и Ларисса навалились на лешего, чуть ли не по ноздри вдавив его грязь. Не пошевелиться, не вздохнуть. Спасибо, что не утопили, а всего лишь заткнули ему рот пахнущей мерзавкой ладонью Траста.

И волчарки что-то почуяли.

Направив посеченную хлыстом морду на схрон, вожак визгливо залаял.

– Ты ж говорил, вонючая дрянь поможет, – шепнула Ларисса в ухо Зилу.

«Так и есть, – ответил бы он, если бы ему не зажали рот, – дрянь стойкая, водой и за месяц не смоется. Волчарок привлекло что-то другое».

Его стопы под водой что-то коснулось, что-то схватило его за лодыжку. Лариссу и Траста буквально оторвало от лешего, когда из потока прямо меж его ног вынырнул рептилус – старый знакомый, с желтой лентой в волосах. У моста в Щукарях этот полукровка пообещал скорую встречу и вот, пожалуйста, сдержал слово. Его, значит, почуял вожак своры. И значит, Зилу не показалось на равнине, что за ним следят.

Рептилус приставил нож к горлу кровника.

Все произошло так быстро, что Зил даже испугаться не успел.

Траст и Ларисса переглянулись. Они уже приняли решение. Их лица стали слишком уж невозмутимыми, будто ничего не случилось, будто они каждый день вот так сидят себе под корнями деревьев рядом с голубокожими полукровками.

– Убью, – одним словом рептилус предотвратил их атаку, затем пояснил подробней: – Если дернетесь, сделаю лопоухому вторую улыбку на горле.

– И сдохнешь сам, – прошептал Зил и подмигнул ему с намеком, что, мол, не боюсь я тебя ничуть. – Возню услышат волчарки. Они очень близко, если ты не заметил. Хотя… Мы все равно умрем. Из-за тебя, жаба. Нас-то свора не почуяла, а ты схрон выдал своим смрадом.

Втянув ноздрями воздух, вожак своры зарычал.

Зил куснул губу. Он все никак не мог решить, что предпринять. Даже если удастся бесшумно отобрать у жабы нож, волчарки все равно не оставят их в покое. А значит…

– Убери игрушку. Еще поранишься, – велел леший полукровке. – И прижмись ко мне посильнее, и трись об меня.

У рептилуса глаза чуть на лоб не вылезли. Еще бы, предложение-то было ну очень безумное. Настолько безумное, что рептилус, убрав нож от горла лешего, подчинился сразу, без лишних слов. Навалившись на Зила, жаба принялся двигаться так, будто хотел зачать ребенка. И раз-два! И раз-два! Поначалу от полукровки пахло неожиданно приятно. Но потом на «чешую» попали частички кашицы, до того втертой в одежду лешего, и жаба, как и все в схроне, стал смердеть мерзавкой. И еще! И туда-обратно! В самом жутком кошмаре Зилу не привиделось столь близкое общение с полукровкой!..

Не скрывая омерзения, рыжий и блондинка смотрели на «ласки» рептилуса и лешего.

Да что там они, Зил сам едва сдерживал рвотный порыв.

Но оно того стоило.

Вожак своры потерял интерес к схрону под деревьями. Чихнув и ударив себя лапой по носу, он огласил округу тоскливым воем.

– Хватит, – Зил отстранил от себя рептилуса. – И не трогай нож. Ничего не закончилось.

Словно спеша подтвердить его слова, волчарки зашлись лаем.

Зил осторожно выглянул из-за корней, покрытых толстым слоем грязи.

Все псины, ратники, следопыт и даже зог задрали морды к небу. Ратники еще и алебарды над собой подняли. Какая-то угроза для них появилась в воздухе, но из схрона Зил никак не мог рассмотреть, что же так взволновало преследователей. Однако чутье подсказывало ему, что важно, очень важно знать, что происходит на равнине и над ней.

– Ждите здесь, – он перебрался через Лариссу, на миг ощутив упругость ее груди. Не все ж ему с жабой обниматься? Сделав глубокий вдох, Зил скользнул в прорытый им и уже затопленный проход.

Достигнув предыдущего схрона, он схватился за корни, чтобы не унесло, и чуть-чуть приподнял лицо над поверхностью воды. А больше и не нужно было – этого вполне хватило, чтобы хорошенько разглядеть тех, кто, расправив крылья, кружили над командой Сыча. Прежде Зил принял этих летунов – их было трое – за диких птеров, что вылетели на охоту. Он ошибся.

…Однажды на ярмарке Зил, совсем еще мальчишка, увидел пироса.

Дохлого, с душком уже.

«Как ему и подобает быть!» – сказал батя, поставив на землю короб грибов, засушенных для продажи.

Пирос болтался на виселице вниз головой и вовсе не казался страшным, хотя считалось, что ястребки – так почти что уважительно называли пиросов ветераны – самые опасные из полукровок. Разве может вызвать трепет тушка размером с шестилетнего мальца, покрытая серой неказистой шерстью? И кому какое дело, что в той шерсти вязнет любое оружие, ее трудно продырявить, поэтому надо метить пиросу в голову, чтобы убить его? А кого испугают перепончатые, как у птера, крылья сплошь в прожилках кровеносных сосудов, с когтями на концах и бритвенно острой кромкой? Зил хихикнул, глядя на удлиненное книзу лицо пироса и слишком уж выпирающий лоб, из которого торчали два заостренных рожка с насечками. Но огромные, на пол-лица, глазища почти что испугали маленького лешего.

Чтобы перебороть свой страх, он хотел подергать за длинный оперенный хвост пироса, но батя Лих не разрешил. Сказал, что перья на хвосте жесткие и острые на краях, пирос ими запросто перерубает чистокровного пополам, да и крылом тоже может.

Зил смотрел на пироса и удивлялся: такое маленькое неказистое существо, никак не больше самого Зила, а вызывает злобу и даже страх у взрослых. Кто ни пройдет мимо виселицы, обязательно плюнет в труп или ударит его, но не рукой, а палкой или еще чем-то, что не жалко выкинуть.

В тот день батя Лих рассказал Зилу, что пиросы сгубили много истинных людей – три четверти всех, кто погиб в последней войне. Ястребки атаковали из облаков в поле, из густого тумана над озером, из сумерек в лесовнике. Нападали бесшумно, ведь в воздухе ни одна ветка под ногой не треснет, ни одна травинка не зашуршит. Атаковали они стремительно и не просто убивали воинов, а отсекали голову или вспарывали живот. «Живот зачем?» – удивился Зил. «А затем, что раненный чистокровный воевать не сможет, и чтобы помочь ему, отвлечется пара-тройка воинов, и лекарь потратит на него снадобья и дар, и будет это напрасно, раненый-то все равно умрет, да не просто, а в муках…»

Вот такие они, пиросы – расчетливо жестокие твари.

Как те трое, что кружили над равниной.

Неподобающе живые трое.

Ратники размахивали алебардами, не давая ястребкам приблизиться для прямой атаки, и стреляли из луков, отгоняя, чтобы не достали из шипометов. Кудрявый ратник – даже борода у него кольцами, и усы лихо закручены – сгоряча метнул в пиросов алебарду.

Пролетай мимо косяк птеров, одного из них обязательно проткнуло бы той алебардой. Но пиросы – не птеры. Самый мелкий из них – самый гнусный! – перехватил древко алебарды в воздухе да с такой силой швырнул обратно, что пронзил за раз двоих ратников, которых не спасли даже доспехи из железного дерева.

Зил охнул, так его впечатлило увиденное. Такое тщедушное тельце у пироса – и столько мощи в нем!

– Лопоухий, подвинься, – рядом с лешим всплыл рептилус. В его блестящих, будто смазанных жиром, волосах желтела лента. Он показал Зилу обоюдоострый отлично заточенный клинок: – И без глупостей. Понял?

Надо было вцепиться жабе в горло и давить, давить, давить – до хруста, пока не брызнет из-под пальцев. Но для этого нужно было пальцы оторвать от мокрых слизких корней. К тому же, в воде у рептилуса преимущество, рептилусы точно созданы для схваток в лужах любой глубины. И шум борьбы привлечет волчарок. Так что «лопоухого» и «подвинься» Зил треклятой жабе прощает. Пока что прощает. Заключив негласное – временное! – перемирие, они обменялись ненавидящими взглядами.

Да и какие могут быть разборки в тесноте? Ведь к Зилу и жабе присоединилась Ларисса, а следом вынырнул Траст. Вновь прибывшие умудрились расположиться в промоине так, чтобы ненароком не прикоснуться к рептилусу, то есть прижав лешего к жабе.

– Я же сказал ждать…

На упрек Зила не обратили внимания – наблюдали за боем на равнине.

Пока двое пиросов отвлекли маленькое войско Сыча резкими выпадами, третий ястребок – мелкий, гнусный! – зашел чистокровным в тыл и, мгновенно снизившись, отсек крылом голову кудрявому ратнику. Брызнула кровь, борода кольцами и лихо закрученные усы шлепнулись в грязь. Крылатый убийца тут же взмыл в небо, увернувшись от стрел, посланных вдогонку.

До этого момента безучастно сидевший на зоге Сыч направил файер на пиросов. Из пасти живого оружия устремился ввысь полупрозрачный пузырь. Ястребки поспешили убраться подальше от пузыря, но не успели – не добрав до крылатых полукровок пару мер, пузырь лопнул, вспыхнул огненным шаром и рванул так, что четверо наблюдателей под корнями дерева, не сговариваясь, опустили головы в воду.

Зил тут же вынырнул.

В голове звенело, в уши будто запыжевали измельченной травы. Зато с глазами было все в порядке. Он увидел, как, пиная пятками по ребрам, Сыч поднял присевшего было зога. Вжавшись в грязь, вразнобой скулили волчарки. В двух упавших рядом с ратниками обугленных тушках Зил с трудом опознал стремительных пиросов. Они сильно обгорели, из углей торчали кости и еще что-то, похожее на сплетенные лианы, но неживое, вроде как из стали и пластика.

В воздухе кружились лохмотья пепла. А среди лохмотьев дерганно, неправильно как-то, припадая на бок, размахивал крыльями единственный уцелевший ястребок – мелкий, гнусный и теперь еще и подкопченный. Неудивительно, что уцелел именно он. Только самым мерзким и везет в жизни.

Чуть больше, чем прочим везет.

Копченого пироса заметно тянуло вниз. Не пытаясь даже взять в сторону и улететь прочь, он все силы тратил на то, чтобы просто удержаться в воздухе, но у него не очень-то получалось, ведь в крыльях зияли прорехи, перепонки порвало ударной волной взрыва. Прорехи становились все шире с каждым взмахом, но ястребок не сдавался: постепенно теряя высоту, он метал в ратников четырехконечные ножи-пластины и стрелял из шипомета очередями мелких дротиков-шипов. Из-за ранения у пироса что-то повредилось в голове, и он превратился в редкостного мазилу – ни разу не попал. А уж на земле у него не было ни единого шанса в схватке с людьми. Вот-вот упадет, и ратники изрубят его в капусту, если раньше не разорвет в клочья свора.

Траст и Ларисса облизывали губы в предвкушении расправы. А вот в змеиных глазах рептилуса, наблюдающего за агонией соплеменника, было столько тоски, что Зилу стало не по себе.

Поддавшись порыву, – глупому! ничем не оправданному! – он сорвал с волос полукровки повязку и сунул себе в рот. Жаба дернулся было, но, увидев, что именно Зил сделал с его повязкой, аж пасть раскрыл от удивления. В его узких зрачках один за другим всплыли вопросы: «Что ты делаешь? Зачем? Ополоумел?». Траст и блондинка брезгливо скривились, наблюдая за движениями челюстей Зила.

– Так надо, – не объяснять же им, что тряпка должна напитаться слюной лешего, его запахом. Он выплюнул повязку на ладонь и для верности, неглубоко расцарапав себе щеку ногтем, измазал ткань кровью. Затем, выпростав руку за пределы корней, выбросил желтый ком в поток. Течение жадно подхватило повякзу жабы и утащило.

Тотчас волчарки – все как одна – почуяли нужный запах и, позабыв об облаянном пиросе, со всех лап рванули вдоль ручья. Если не успеют перехватить повязку до того, как поток впадет в реку, что образовалась меж холмов в двух полетах стрелы от схрона, появится шанс надолго отвлечь погоню от Зила и его спутников, далеко-далеко уведя ее по ложному следу.

Меж тем пирос, окончательно выбившись из сил, последние меры до земли пролетел точно мешок с картошкой – его крылья больше не держались за воздух. От многочисленных переломов его спасла широкая и – главное! – глубокая грязевая лужа, в которую он рухнул. Из-под ягодиц брызнуло во все стороны, тут же изгваздав ястребка от кончика опаленного хвоста по самое темя. К нему тут же поспешили ратники – им не терпелось расправиться с полукровкой, разорвать его собственными руками.

Жаба пополз из-под корней, помочь соплеменнику захотел, но леший схватил его за твердое, точно панцирь жучары, плечо:

– Не смей. Его не спасешь, а сам погибнешь и всех выдашь.

Если бы взгляды убивали, Зил погиб бы на месте. И все же рептилус внял доводам.

Выбравшись из грязи, шатаясь, пирос выставил перед собой лапу с шипометом. В него выпустили стрелу, он уклонился, из-за чего потерял равновесие и вновь оказался в горизонтальном положении в луже, где отчаянно забарахтался, путаясь в собственных крыльях.

– Бросьте его! – прокашлял Сыч и повернул зога вслед за сворой, скрывшейся за холмом. – За мной!

Ратники остановились, чуть-чуть не добежав до пироса. Обернувшись, они ошалело уставились на следопыта. Морды их враз побагровели, кое-кто потянулся к колчану за стрелой, иные перехватили алебарды поудобней – обиделись все жутко на Сыча. Молча обиделись. Будто дети малые, говорить еще не умеющие, у которых отобрали любимую игрушку.

Клацнув клыками, ящер повернул к ним морду.

– Оставьте падаль, – казалось, Сыч не заметил назревающего бунта. Ни намека на беспокойство. Уверен, что без труда справится со всем отрядом, если воины, ополоумев от жажды крови, рискнут атаковать его. – Все равно ведь сдохнет. Приказ князя – найти мальчишку. Забыли?!

Хорошенько пнув каблуками по ребрам зога, Сыч направил его по следу волчарок.

Обменявшись резкими жестами, ратники нехотя, но все же резво затрусили за зогом. Что-что, а бежать долго и быстро они умели.

– Ну что, братец ушастый, пронесло вроде? – выдохнул Траст, когда последний ратник скрылся за холмом.

И в тот же миг в горло лешего впились сильные пальцы.

И он сам вцепился в глотку рептилуса.