Глава 5
Игрушка
Оскаленная пасть на ладони бритоголового китайца была набита черным. За клыками краснел язык, глаза горели огнем, разожженным мастером в черепе дракона-татуировки.
Вся эта устрашающая живопись рассчитана на забитых по жизни обитателей квартала. Рисунок ничуть не смутил высокого однорукого мужчину в куртке с низко натянутым на лицо капюшоном. Повинуясь предупреждающему жесту, – ладонь китайца выставлена перед грудью – он замер.
Короткую щетину на голове азиата смачивали бисеринки пота.
Мужчина, казалось, не дышал.
Пока они так стояли, их обогнули десятка два человек – по широкой дуге, выскакивая на проезжую часть, запруженную пикапами, хетчбэками и кабриолетами. На лицах у прохожих застыло предчувствие скорого переполоха. Аборигены готовы были лечь на асфальт при первых же звуках выстрелов. Переругивались клаксоны, смердело бесконечным бензиновым выхлопом и прогорклым маслом из забегаловки, помеченной большой желтой «М» на красном матерчатом фоне.
Китаец что-то выкрикнул по-своему и, не опуская «дракона», второй рукой потянулся за спину, выхватив из-за ремня на кожаных штанах внушительный матово-черный «Кольт М1911».
Кто-то протяжно, с оттягом заверещал.
С крыши здания напротив скользнула вниз хищная птица и впилась когтями в плечо высокого мужчины в куртке. Это словно послужило сигналом к атаке – он тут же сорвался с места, за долю секунды преодолев десяток шагов. Китаец, преградивший однорукому вход в обычный, ничем не примечательный ресторанчик, выстрелить не успел. Уткнувшись грудью в «дракона» так, что кисть китайца изогнулась и хрустнула, мужчина рубанул бритоголового ребром ладони по кадыку.
Выхватив из повисшей руки китайца оружие и не дождавшись, пока тело рухнет на асфальт, мужчина ворвался в ресторан. Тревожно звякнули колокольчики над дверью – на визитера тут же уставились десятки карих глаз. Бамбуковые палочки замерли в воздухе, не донеся лапшу и кусочки копченой утки до разинутых ртов.
Закудахтал престарелый официант в грязно-белом переднике. Уронив поднос, – брызнуло на пол варево вместе с черепками мисок – он попытался схватить мужчину в капюшоне за единственную его руку, но, получив пистолетом по зубам, понял, что геройствовать можно лишь тем, кто спешит на прием к стоматологу.
И все же он на секунду отвлек однорукого.
За этот короткий миг – долгое время! – еще трое китайцев попытались напасть на незваного гостя.
Дважды рявкнул «кольт» – и в двух бритых головах стало на одно сквозное отверстие больше. Третьего «быка» нейтрализовала птица, вцепившись ему когтями в глотку и основательно поработав клювом над его лицом. Если бы парень выжил и заимел солидный банковский счет, пластический хирург озолотился бы на нем.
Поднимаясь по лестнице, однорукий расстрелял весь магазин трофейного пистолета.
Напоследок, у нужной бронированной двери, вбил бесполезный уже ствол в рот придурку, который едва не завалил его из АК, склепанного в подвале по соседству в третью смену слепым дегенератом-наркоманом. Пронесло – первый же патрон в «калаше» перекосило. Быстро осмотрев автомат, мужчина брезгливо его отбросил. Лучше уж с голой рукой.
В той, прежней своей жизни он называл себя Ронином.
– А теперь лбом, что ли? – пробормотал он.
Броня двери выдержала бы прямую наводку танкового орудия.
Иногда с Ронином случались просветления. Он становился самим собой. Но только если это требовалось хозяину, если хозяин терялся в реалиях чуждого для него мира.
Вот и сейчас кое-кто просчитался.
Двери в планах хозяина не значилось.
Оставалось разве что постучаться, что Ронин и сделал. К его удивлению, пару секунд спустя раздался щелчок замка. Даже после того, как он завалил столько местных, те, кто собрались за бронеплитой, его не боялись. Дверь медленно приоткрылась внутрь помещения под напором однорукого.
Он вошел, окинул всех и все взглядом.
На дизайнерском столе – хромированные гнутые трубы, черное толстое стекло – возвышалась метровой высоты пирамида. Кирпичики – перетянутые банковскими лентами пачки стодолларовых купюр. Вокруг пирамиды была разложена самая разнообразная еда, на которую Ронин, знакомый с кулинарными традициями азиатов, старался не смотреть – он так и не научился сдерживать рвотный рефлекс при виде супа с жуками, шашлычков из мышей и куриных яиц, сваренных в моче мальчиков-девственников.
Волосы на головах мужчин, сидящих за столом, были аккуратно подстрижены дорогими парикмахерами. Только рядовые бойцы бреют черепа. Ни один из присутствующих не сумел удержаться от соблазна навесить на шею полкило золотых звеньев, испортив чуть ли не европейскую респектабельность. Да и внушительные животики, отличающие этих мужчин от голодающих соотечественников, являлись предметом гордости. У белокожих богатеев, соблюдающих диету и сжигающих калории на беговых дорожках, все иначе. К тому же татуировки нет-нет да и выползали цветными кончиками из-под рукавов дорогих рубашек и воротников костюмов от кутюрье. И все же эти парни выглядели почти милашками – если сравнивать с мексиканскими бандосами, покрывающими узорами даже лица. Эти люди приехали сюда на дорогих европейских внедорожниках. Даже приближаться к японским и американским машинам, не говоря уже о корейских, для них западло.
Чтобы оценить степень опасности, Ронину хватило доли секунды.
Вступая в Организацию, каждый из присутствующих убил полицейского – такое вот испытание на профпригодность – и насладился коктейлем из крови товарищей и курицы. Зачем последний ингредиент? Да кто их, сынов Поднебесной, знает? Точно так же Ронин не понимал, на кой нужны коды-числа, что-то означающие, и загадочная математика, где трижды восемь равно двадцати одному. «Желтый дракон», «белый бумажный веер» или «красный посох» с «сандаловой палочкой»… Он даже не пытался вникать в напыщенные титулы, предпочитая привычных «быков», «бригадиров» и «авторитетов».
Взгляд Ронина остановился на одном примечательном китайце.
Даже на фоне остальных золотых запасов этот внучок Мао отличался совсем непомерной страстью к «рыжью». Помимо цепи на шее, на каждом пальце, включая мизинцы и большие, у него красовались здоровенные перстни. Ронин не удивился бы, узнай, что перстни украшают и зону педикюра. Внучок Мао улыбался, глядя на визитера, – наверное, чтобы однорукий смог оценить его отличные золотые коронки. Во рту его не было ни одного натурального зуба.
Рэкет, проституция, торговля наркотиками и оружием, нелегальная иммиграция, игорные дома… Не перечислишь всех интересов многочисленных кланов да автономных ячеек Организации на местах и на выезде. Клан «Азия» – под предводительством Ронина – формально был частью «Тени лотоса», профсоюза триад, и потому исправно перечислял в общак шестую часть доходов. Но это не мешало Ронину сотрудничать с якудзой. У него не было врожденной неприязни к японцам. А еще – пришлые этнические китайцы, желающие вести бизнес на Украине, но не вступившие в «Азию», нещадно уничтожались ветеранами. Бывшие срочники хоть и переняли традиции стран, где побывали в командировках, все же предпочитали трудиться в связке с земляками. Не в обиду парням из Гонконга и Пекина – с шибко самоуверенными ниходзинами, вьетами и чосон сарам люди Ронина расправлялись не менее жестоко.
Внучок Мао все продолжал скалиться. Да и прочие китаезы смотрели на однорукого как на диковинную зверушку, бьющуюся в агонии, – долго протянет или вот-вот издохнет?
Однорукий медленно приподнял куртку и выдернул из-за штанов заправленную футболку, обнажив покрытый шрамами мускулистый живот без грамма жира. Это чтобы боссы местной организованной преступности увидели его татуировку-знак: треугольник с каким-то жутко крутым иероглифом, подтверждающим, что Ронин не абы кто, но парень хоть куда.
Демонстрация произвела на китайцев впечатление.
Они дружно выхватили пистолеты.
* * *
Пустой стакан так и просился на поднос, но я не спешил с ним расставаться и печально смотрел на тарелки, в которых еще недавно были суп и гречневая каша с тушеным мясом. Спасибо, вкусно поел, вот только порции скудные, для моделек, лелеющих свою анорексию.
Есть ли яд в каше, нет его – неважно. Пусть меня еще раз отравят этой жратвой.
– Эй, а добавку тут дают? – громко спросил я, не надеясь на ответ.
Да и с чего было надеяться? Пока что неведомые тюремщики контактировать со мной не спешили. Они вообще себя не засветили. Не знаю даже, какая у них униформа, шведы они или африканцы, китайские студентки или парагвайские геи. Фикус знает, кто вообще и зачем меня сунул в камеру. Может, путники заточили? В одном я уверен: дружки Заура и он сам ни при чем, они на спецэффекты с материализацией и исцелением не способны. И не то чтобы мне хотелось познакомиться с тюремщиками поближе, но темнота в коридоре за стеной-решеткой чуточку нервировала. Не знаю, есть ли приметы насчет темных коридоров, но если таки да, наверняка они плохие.
Но – меня покормили, скоро спать уложат. Жизнь налаживается.
Зевнув, я решил проверить чайник. Кружки или чашки поблизости не заметил, но это не беда, у меня же есть стакан. Который, кстати, можно разбить, а осколки использовать как оружие. Или для харакири. И как этот момент не учли?.. Хуже, что нет ничего похожего на высушенные чайные листья. Ладно, на первый раз и кипяток сгодится.
Я встал с кровати. Стакан – на столешницу. Откинул крышку чайника, вода из крана быстро наполнила пластиковое нутро. Теперь только воткнуть штекер…
Розетка оказалась занята.
Чайник выпал из руки, по полу потекло.
Я точно помню, что телевизор не был включен, а теперь плазменный экран рябил серым, то и дело на нем мелькали картинки – так быстро, что я не успевал их рассмотреть. Такое впечатление, что кто-то – не я точно – настраивал каналы.
А потом экран стал черным, как мгла по ту сторону стены-решетки. И все же что-то там было, в этом экранном мраке. Я прищурился, пытаясь высмотреть, кто же там прячется.
Телевизор только того и ждал – он вспыхнул так ярко, будто внутри него взорвалась водородная бомба. Мне выжгло роговицы, проткнули раскаленными добела спицами, я закрыл лицо ладонями, отвернулся.
К счастью, зрение быстро восстановилось.
Не убирая ладоней, я сквозь чуть растопыренные пальцы вновь взглянул на экран.
С него на меня смотрел мальчик лет десяти, от силы одиннадцати. Веснушки на его лице казались неестественными, слишком уж крупными они были, будто их нарисовал плохой визажист – Милена к такому спецу ни за что не подошла бы на гаубичный выстрел. Заодно мою благоверную не заинтересовал бы дизайнер той коллекции, из которой свитерок пацана. Это не одежка, а сплошная дыра с Микки Маусом на груди. Бейсболку, надетую козырьком назад, и упоминать не стоит. Бывшая супруга все равно не носит шляп, платков с начесом и прочих головных уборов, чтобы не стеснять пряди великолепных светлых волос. У мальца же мышиная поросль на голове явно нуждалась в тройной дозе шампуня, а потом – в стрижке под ноль.
Увидеть здесь – то есть непонятно где – ребенка, пусть даже такого неухоженного, я как-то не рассчитывал. Парочку кровожадных монстров-путников – да, я был готов к такой встрече. Но пацан, да еще без примечательных курантов на запястье…
– Привет, дружище! Как дела? – Улыбнувшись как ни в чем не бывало, я взял со столешницы стакан, которому не суждено было вновь стать полным. – Ты компот пробовал? Повар не доложил в него сахару, как по мне. Компот, ёлы, для диабетиков.
Пацан молчал.
Немой, что ли?
– Дружище, шоколадку хочешь? – сменил я тему и тут же развел руками: – А нету.
На откровенную подколку мальчишка тоже не отреагировал. Он просто смотрел на меня. Не моргая.
В поисках пульта я кинул взглядом по сторонам. Сеанс видеосвязи начал меня утомлять. Такое впечатление, что я под микроскопом у этого сопляка и он меня изучает. Главное, чтобы препарировать не надумал. Пульта нигде не было. Ничего, я не гордый, могу и на кнопочку нажать, чтобы вырубить телевизор.
– Ну что ж, раз ты не хочешь со мной разговаривать, то… – Я шагнул поближе к столу, над которым висела плазма, поднял руку и, стараясь не жмуриться, – ожидая в любой момент вспышку – ткнул пальцем в крайнюю правую пиктограмму на панели управления.
Удивительно, но изображение исчезло, экран погас, а ведь я был уверен, что без подвоха не обойдется.
Экран вновь ожил, и вновь на меня пялился все тот же мальчишка.
Я заскрипел зубами. Теперь, когда мне заменили резцы и моляры, надо бы их обновить.
Следующая попытка вырубить телевизор не удалась. Сначала при нажатии на сенсор с нужной пиктограммой ничего не происходило, а потом с панели управления пиктограмма и вовсе исчезла. Ну не мог же я стереть ее пальцем? Или мог?..
Все это время мальчик, не моргая, смотрел на меня. Препарировать меня хочет, решил я и дернул провод со штекером из розетки. Как бы не так. Штекер прирос к «маме», как родной, будто всегда был с ней одним целым.
– Твою!.. – выругался я.
В глазах мальца появился интерес. Или показалось? Он впервые моргнул – вспомнил, наверное, что радужки надо увлажнять.
– Ты ведь знаешь, сейчас с этим строго, – вдруг сказал он. – В военкоматах недобор. Деньги совать бесполезно, можно в тюрьму загреметь за взятку. Ничего, сынок, послужишь. Авось за пару лет о лярве своей драной забудешь.
Колени у меня так и подогнулись.
Если б не отступил чуток, рухнул бы на пол. А так – сел на нижнюю полку кровати.
Я отлично помнил кто, когда и при каких обстоятельствах говорил мне то же самое – слово в слово. Мама. Это сказала мне мама много лет назад, перед тем как меня поимели в своих рядах наши доблестные вооруженные силы. Я тогда еще спорить с ней стал, ведь меня должны были не просто призвать, но отправить на войну. Я взывал к ее материнскому инстинкту, говорил, что могу погибнуть.
Но мать была непреклонна.
– А если она залетит? – выдал следующую реплику дрянной мальчишка, наблюдающий за мной с экрана. – Ты представляешь, какие у вас будут дети?!.
Как живая у меня перед глазами встала мать. Лицо невозмутимо, вытерла руки о передник. Лицо слишком невозмутимо… Ночью у нее случился сердечный приступ. Отец вызвал «скорую». С того момента и до самой моей отправки за рубеж в составе миротворческого контингента в квартире резко пахло лекарствами.
Уже тогда мать была против моих отношений с Миленой. Как в воду глядела. Ничего у меня не вышло со Снежной Королевой, как я ласково называл Милену в молодости. Столько лет друг другу жизнь портим. А детей у нас вообще, как выяснилось, быть не могло. Вот только Патрик. Он один наша отрада… Интересно, что о моих отношениях с Миленой думал отец?
Словно ожидая от меня этого вопроса, пацан с экрана тут же выдал текст:
– Не пристало мужчине, словно павлину, распускать перед дамой хвост.
– А вот и не угадал! – выкрикнул я в его плоское плазменное лицо. – Отец так сказал, когда я чуть не проболтался матери о том, чему меня учил тренер по…
Я осекся.
Наверное, я, Максим Краевой, сошел с ума. Или схожу вот прямо сейчас. Что я делаю? Почему я спорю с эти странным мальцом? Да, тут вообще все странное, но откуда он знает о моем прошлом то, что я сам уже почти забыл? Я ведь никому об этом не рассказывал, никто – кроме меня – знать этого попросту не может. А значит…
– Что еще нужно для людей на заслуженном отдыхе? – На лбу экранного пацана обозначились морщинки. Он хотел сбить меня с важной мысли? И поэтому принялся тараторить без умолку, копируя манеру речи отца: – Червоная Горка, до дачки-то всего восемьдесят километров от города. Отличный домик двухэтажный. Вид на заливной луг и реку. Рыбалка обалденная. И пляж с песочком. И лес рядом. Жить же можно!
Да, все так и было. Уволившись с завода, родители накопили денег – отец завязал с выпивкой, и как-то сразу семейный бюджет стал наполняться – и купили дачу. А потом еще и подержанный, но вполне приличный внедорожник. Я улыбнулся, вспомнив, как ездил на дачу с Миленой. Мы отлично провели время…
– Слышь, ты че скалишься, урод? У тебя че, с головой проблемы?! Ах нет проблем? Так я сделаю! – заорал вдруг пацан. Динамики, встроенные в телевизор, задребезжали.
Это случилось так неожиданно, что я вздрогнул.
Надо же, малец стал разговаривать как гопник из подворотни. Я хмыкнул, поглядывая на чайник на полу. Вот бы расхряпать им телевизор. Только вряд ли у меня получится – знаем, уже штекер из розетки вынимали.
– Откуда ты тут взялся, а, дружище? – Я старался говорить спокойно, с презрительной ленцой, переходящей в сарказм и легкую иронию. – Тут что, колония для несовершеннолетних, а я впал в младенческий маразм и потому здесь очутился?
– Так ты, Край, хочешь знать, кто я?
О как! Шпаненок на раз снял портрет и вычислил меня по имени. Сам догадался, или кто подсказал? Определенно это популярность и всенародное признание.
Но мне такой славы не надо. Не в Голливуде я, не герой блокбастера.
Да и второй вариант – подсказали – вероятней.
– Дружище, да на кой ты мне сдался? – подмигнул я мальцу.
На самом-то деле я думал иначе. В моей ситуации любая инфа сгодится. А уж сведения о враге на вес золота и бриллиантов с платиной. В том же, что мальчик – враг, я не сомневался. Сомнения были лишь насчет того, что он тот, за кого себя выдает. Видел я недавно одного зеленокожего Президента… Говорят, информация куда смертоносней пуль. Спорное утверждение. Если вам к виску приставляют ствол и жмут на спуск, сильно поможет компромат на убийцу? Но коль нет оружия, начиненного разрывными пулями, сгодится все, что под руку попадет.
Запрокинув голову, мальчишка захохотал.
Приступ его безудержного веселья стал для меня полной неожиданностью. То он цитирует моих родителей, то ругается, как только что откинувшийся с малолетки крысеныш. А теперь вот…
Микки Маус, прописанный на его футболке, злобно таращился на меня своими черными зрачками во весь глаз. Мультяшная мышь решила меня загипнотизировать? И я бы посмеялся над своими страхами и глупыми догадками, присоединившись к пацану…
Если бы смог отвести взгляд от зрачков Микки Мауса.
Этот негр-грызун с частично выбеленной рожей так и притягивал меня. Отвернуться бы, но никак! Не вставая с постели, вцепившись в полку, я все ближе и ближе к нему. И вот я уже проваливаюсь в угольную бездну его глаз – и все же остаюсь тут, в камере, отгороженный решеткой от мрака коридора…
* * *
Я понял, что кричу, схватившись за уши. Долго кричу изо всех сил. Еще чуть-чуть – сорву голос и буду сипеть.
Экранный мальчишка с легкой улыбкой смотрел на меня.
Крик застрял в глотке. Микки Маус опять был всего лишь принтом на драной футболке, а никаким не демоническим созданием.
Мальчик подмигнул мне, губы его дрогнули, и я понял, что гаденыш сейчас скажет что-то страшное.
– Я… – начал он.
– Нет, молчи! Не надо!
– …ликвидатор.
Он все-таки сказал.
Теперь я явственно почувствовал, что между нами что-то происходит, налажена какая-то связь. Это по его велению ко мне в череп проникли сотни трудолюбивых пауков. Арахнидам понравилось на новом месте, они принялись деловито плести паутину, заодно выгрызая мой мозг, травленный чернобыльской радиацией. Ничего личного, просто им нужно освободить пространство для нитей.
Что со мной?! Неужели пища была отравлена?! Или в компот мне подсыпали добрую порцию галлюциногена?..
Все это уже неважно.
Ведь теперь я знаю, что странный экранный мальчик – ликвидатор. Убийца. Самое совершенное существо, когда-либо созданное для путешествий между мирами. Он способен выживать там, где никому не под силу, даже самому продвинутому метаморфу. И не просто выживать, но занимать плацдарм, устанавливать первое Лоно для переброски разведчиков и бионоидов. Ликвидатор должен защищать Лоно до подхода основных сил путников, и он защищает. Ликвидатор – это десантник, тот, кто идет в авангарде, первый! Он – представитель специально выведенной породы путников. Таких, как он, мало, их единицы. Они – элита расы захватчиков, существующих ради Пути и Всеобщего Единения!..
Все это пацан вывалил в мой мозг, просто глядя на меня с экрана.
Будто выплеснул мне в лицо ведро помоев, и теперь вонючая мерзкая жижа текла по мне, попадая в глаза, в нос, в рот… Меня едва не вывернуло от его спеси, пафоса и безмерного самолюбования. Тварь, принявшая облик земного мальчишки, была мне очень несимпатична. Я презирал и ненавидел ее.
И потому почувствовал, что ликвидатор скрывает от меня что-то.
Ментальная связь, установившаяся между нами, вовсе не односторонняя. Раз уж моя черепушка открыта перед мальцом, то и у меня есть логин с паролем для того, чтобы юзать по полной его кошмарную нервную систему.
Осознание этого дало мне силу вымести из головы всех тараканов, то есть пауков, вместе с паутиной. Зуб на зуб не попадал, мышцы рук свело судорогой, я едва сумел разжать пальцы, вцепившиеся в кровать, из носу текла кровь. Ментальный контакт с ликвидатором не добавил здоровья моему организму. Вот кто, значит, меня вылечил, чтобы потом угробить. В том состоянии, в котором я попал в фургон автозака, нынешней беседы по душам я не перенес бы.
Ну почему ликвидатор разорвал контакт?
Я же что-то почувствовал, что-то важное…
– На заре своей цивилизации путники были слабыми, как сапиенсы. Их биология была неотличимой от вашей. – Экранный мальчик смотрел как бы сквозь меня. – Но потом они научились изменять свои тела, становясь все сильнее и сильнее. Они делали это ради своей цели, величие которой тебе не дано понять. Ради Пути и Всеобщего Единения. Мы, путники, отправились в иные миры, чтобы привести их в надлежащий вид. И однажды…
Про Путь и прочую чушь я уже знал, тут ликвидатор ничего нового мне не открыл. И он знал, что я знаю, так зачем тогда?..
Кажется, я нащупал что-то у себя в голове.
То, что при соединении чужак не хотел сообщать мне. Но между нами ничто теперь не могло оставаться тайным. Если оппонент – в данном случае я – захочет узнать правду, мальчик не сможет помешать, никакой блок в сознании не устоит перед напором Макса Края.
– Элита? – На моих губах заиграла кривая улыбка. – Ты – элита? Второй сорт, если не третий – вот ты кто и все прочие твари из твоего помета. Вас не уважают, не любят и уж тем более не боготворят. Вы настолько чудовищны и агрессивны, свирепы и жестоки, что вас попросту боятся. Причем боятся не только обычные путники, но и метаморфы-разведчики.
О том, что ликвидаторы не восприимчивы к ментальным ударам, не поддаются внушениям, обладают огромной силой, способны мгновенно адаптироваться к изменяющимся условиям, неимоверно живучи и потому опасны для сородичей, я предпочел не упоминать. Ликвидаторам нет места среди братьев по расе, поэтому они всегда впереди, в иных мирах, подальше от соплеменников.
Не элита они, а изгои.
Только я понял это, прочувствовал, так сразу в памяти у меня вскрылся нарыв. Нахлынуло тошнотворное разное, заставило вспомнить, как ликвидатор захватил сына Бабуина, того бандюги с разорванной щекой, из-за которого Заур охотился на меня в Вавилоне. О том, что случилось с настоящим мальчиком, лучше бы не знать, иначе дальше никак будет без снотворного. Скажу одно: ликвидатор успешно – иначе быть не могло – скопировал его психоматрицу, загрузил в себя и перестроил свое тело так, что мать родная приняла бы за своего то, что получилось в итоге.
Почему именно пацан, а не депутат или домохозяйка? К странностям ребенка отнесутся снисходительнее. Ребенок кажется менее опасным.
Ликвидатор организовал переброску разведчиков, и ему поставили следующую задачу: внедриться в криминальное сообщество Киева. Согласно дальнейшим планам путников он должен был устроить массовые волнения с многочисленными жертвами не только среди палачей, но и среди преступников. Эти волнения, конечно, были бы подавлены правительственными войсками, подтянутыми к Киеву со всей Украины и даже отозванными из-за рубежа.
– Ты жив еще только потому, что я этого хочу. – Мальчику надоела личина несерьезного противника. Я почувствовал скрытую в нем мощь, потому что он сам этого захотел. – Мне тоскливо, человек. Ты будешь моим развлечением. Моей игрушкой, которую я обязательно сломаю.
Я ненавижу его. Я – мужчина в полном расцвете сил, в отличной физической форме – ненавижу какого-то сопляка! Именно его личину, а не самого ликвидатора!.. Это все из-за одежды, пытаюсь свести все в шутку, оправдаться перед собой. Брюки клеш на меня плохо влияют. Из-за лилового пиджака я бешусь. Не нацепи я галстук в горошек, был бы полный порядок.
– Игрушка. Всего лишь.
А ведь он пытается сбить меня с мысли, вдруг понял я. Он отвлекает меня от расшифровки своих воспоминаний, оставшихся в моем мозге.
– Я сожгу тебя, игрушка. Ты превратишься в пепел.
Не надо слушать его.
Надо вернуться в тот уголок мозга, где спрятано главное. На чем я остановился? К Киеву подтянут войска, потому что массовые волнения… Вот оно! Очередной кусочек пазла встал на лишь ему отведенное место. Ликвидатор должен задействовать особого бионоида, с которым он переместился в наш мир. Мне тяжело судить о принципе действия биомеханического устройства путников, я не физик и не биолог, но эффект от его активации будет сопоставим со взрывом ядерного фугаса – пол-Киева сотрет с лица планеты, а уцелевшие районы из-за радиации станут непригодны для жизни.
Зачем все это? Я прислушался к своим ощущениям, игнорируя бормотание из динамиков телевизора. Ага, понял. Инцидент даст Президенту основание заявить, что ядерный взрыв – дело рук террористов-шахидов с Ближнего Востока. Ответный удар не заставит себя ждать, мы никому не позволим, и так далее, и тому подобное. Речь уже готова, воззвание к украинскому народу записано заранее.
А потом Президент отдаст приказ ударить по Ирану и Сирии – для начала.
И приказ его уже будет понятен и очень верен в глазах общественности и военных. И мысли ни у кого не возникнет о неподчинении.
Разведчиков слишком мало, они не могут заменить собой всех аборигенов на ответственных постах. Так пусть люди, сами о том не подозревая, послужат Великому Единению.
– Надо по максимуму использовать сапиенсов, пусть сами сделают свой мир комфортным для путников, да, дружище? – подмигнул я ликвидатору, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не запустить в телевизор чайником.
Экранный мальчик слишком спокойно принял то, что я раскрыл его планы. Он что, изначально сбросил меня со счетов, специально позволив узнать запретное? И при этом внимательно изучал мою реакцию на новость и вообще скорость моего восприятия. Не удивлюсь, если его сенсоры нынче вовсю фиксируют температуру моего тела, артериальное давление, частоту дыхания и прочее в том же духе.
Эта сволочь проводит надо мной свои эксперименты.
– Чтобы наиболее эффективно уничтожать таких, как ты, – новый вброс инфы для размышления от мальчика. – Тех, кто способен оказать хоть какое-то сопротивление путникам.
Склонив голову к плечу, он замолчал в ожидании моей реакции.
Я скрестил руки на груди. Больше не поддамся на провокации этой сволочи. Не буду пособником путников даже помимо воли. Черт, но ведь и этот мой жест добавляет чуток инфы в базу данных чужаков! Что бы я ни сделал, все будет во вред человечеству!..
А раз так, прилягу. Закрыв глаза, исполню арию уставшего Края с басовым соло храпа. Я вообще-то не храплю, – никогда не слышал – но ради такого случая постараюсь. Пусть знает ликвидатор: ему не запугать людей! Да и после сытной трапезы – кашка с мяском была выше всяческих похвал – меня разморило и убаюкал голосок придурковатого мальца, забравшегося в телевизор. Ему бы петь колыбельные за пару центов в час, стал бы миллионером, выкинул бы тряпку с Микки Маусом и купил себе что-нибудь приличное. К примеру, майку с Машей и Медведем…
Я взбил подушку.
– Сосредоточься, Край. Наше общение подходит к концу.
Сделав вид, что меня это сообщение ничуть не заинтересовало, я разлегся на полке, закинув руки за голову. На самом же деле я встревожился. Что значит – подходит к концу? Я что, выдал все секреты землян и больше не нужен ликвидатору? А раз так, то…
Или это очередной этап эксперимента? Новая проверка?
Я закрыл глаза. Типа, намерен спать, общаться не хочу.
После небольшой паузы голос мальчишки зазвучал вновь:
– Ты ведь не знаешь, где находишься и что такое Тюрьма? Не ищи в своей памяти, все равно не найдешь. Я расскажу. Это некая безразмерная капсула, оказавшаяся вне времени и вне миров. В нее можно попасть из любого мира без каких-либо затрат энергии. Если у тебя есть Лоно, конечно. Одни считают, что Тюрьма создана Прародителями, другие – кем-то чуждым путникам и прочим обитателям нашей планеты, кем-то вовсе не из нашего кольца миров. Кем-то извне. И ты, Край, никогда не сможешь выбраться из Тюрьмы.
– Почему это? – непроизвольно вырвалось.
– Потому что в Тюрьму попадает не только тело, но и разум. Главное – разум. Прощай, Край!
– Что… – начал я и не смог закончить. У меня отнялся язык.
Только что в камере пахло кашей с мясом, а тут – ароматы пропали, будто кто-то нащупал во мне ответственный за обоняние тумблер и щелкнул им. Я открыл глаза – и ничего не увидел. Всю камеру, а не только коридор, поглотила мгла. Я ослеп! Надо встать с кровати, надо что-то сделать. Но я не чувствовал опоры, нервные окончания на поверхности кожи не получали информации извне. Я больше никак не ориентировался в пространстве, оно перестало для меня существовать.
Ликвидатор.
Он сумел сделать из сильного человека бесполезный кусок мяса, способный только мыслить.
Я не могу дотянуться до его глотки и вцепиться в нее, так пусть в чужака ударит молния или начнется пожар, пусть заживо сгорит. Хочу насладиться его криками!.. Ослепленный ненавистью я забыл, что все мои сенсоры отключены, и случись с ликвидатором то, что я искренне ему пожелал, я не смогу ни увидеть, ни услышать его мучений.
Тумблер щелкнул вновь.
Телевизор исчез.
Камера стала больше в размерах втрое, а то и вчетверо.
У дальней от меня стены стоял мальчишка-ликвидатор. От его щуплой детской фигурки поднимались к потолку струйки дыма. Увидев, что я за ними наблюдаю, он подмигнул мне и, указав пальцем на дым, захохотал так, будто ничего забавнее в жизни не видел.
– Еще, еще! – потребовал он.
– Эй, парень, что с тобой? Ты в порядке, др-р-р… – Я не смог назвать его дружищем. Заклинило. Даже у меня есть предел благодушия. С чего это я должен сочувствовать путнику, мечтающему уничтожить все живое на Земле? Да гори этот ублюдок в аду!
И тут он вспыхнул.
Вспыхнул весь сразу, будто на него, тлеющего, плеснули бензином из полной канистры. Загорелось лицо, худые руки, вмиг обуглился Микки Маус, ткань, на которой его напечатали, превратилась в пепел. Обожженное лицо ликвидатора исказилось – на нем появилась гримаса удивления, он открыл рот, чтобы что-то сказать мне, но я не хотел его слушать, я хотел, чтобы он сгорел дотла.
По обугленному телу мальчишка побежали трещины.
Миг – и куски его упали на пол, рассыпались головешками. Искры брызнули на стены камеры, долетели до кровати. Деревянный пол занялся, загорелась краска, отслаиваясь волдырями, которые тотчас лопались. Вспыхнуло одеяло.
Я вскочил с кровати. Что, опять горим? Я ж только из пылающего фургона!
Кто-нибудь, наберите 101, пусть приедут смелые парни на громкой машине и спасут меня.
Страха не было. Откуда у бравого Макса Края страх? Он же Рэмбо, ему океан по щиколотку и сам черт даже не племянник. Не было страха. Как не было радости или горя, или еще чего. Из меня удалили все эмоции, их отсекли, ампутировали. Единственное, что оставили, – это раздражение. Я испытывал дискомфорт из-за того, что становилось все жарче. Пот стекал по лбу, путался в бровях и каплями срывался с ресниц. Огонь бушевал по всей камере. Во рту пересохло, с каждым выдохом и вдохом я терял влагу. Окружающие меня предметы либо горели, либо настолько раскалились, что дотронься – и ожог гарантирован. Ах если бы стены камеры рухнули и я оказался в самом прохладном месте на Земле!..
Стена-решетка с бессильным визгом смялась, толстые прутья повело от жара, – хреновый металл, китайский небось – будто их хорошенько дернул, ухватив мускулистыми лапищами, невидимый великан-силач.
Надо было выбираться из камеры, но я замер.
Все это, со мной происходящее, реально?? Или это очередная пытка, устроенная мне ликвидатором? Во второй вариант мне отчаянно не хотелось верить.
Поэтому я выбрал первый.
* * *
Перепрыгнув через изогнутые прутья, я, что было духу, помчался по коридору, освещенному пожаром. Воздух впереди, сзади, вокруг меня плыл волнами жара, плавился сам и плавил меня, вытапливая из тела остатки влаги, выжимая через поры капли и тотчас испаряя. С каждым движением меня становилось меньше, я усыхал. Язык вот рту превратился в кусок картона, засунутого в духовку. Каждый шаг давался с трудом. Так меня надолго не хватит…
Сзади послышался хохот.
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять – меня преследовал ликвидатор.
Но как?! Ведь он сгорел! Впрочем, я не удивлен. От чуждой формы жизни всего можно ожидать, не зря ведь даже разведчики-метаморфы – еще те чудовища – боятся ликвидаторов.
Хохот за спиной взбодрил меня, подстегнул, точно кнут. Не сдамся. Буду бежать, пока могу, и ползти к выходу, когда силы оставят меня, но не сдамся. Люди не сдаются, чужакам у нас не место!..
Коридор. Еле передвигаю ноги. Ему нет начала и нет конца. Развилка. Свернул влево. Та же темнота, слегка подсвеченная сполохами пожара и наполненная удушливым дымом. Опять развилка, ушел вправо. Ничего не изменилось, интерьер тот же: стены, дым, стены. Куда бы я ни бежал, хохот ликвидатора преследовал меня. Выхода нет. Подтверждая мою догадку, коридор впереди становился светлее – на потолке включались одна за другой лампы. Наглядная демонстрация того, что он бесконечен.
Раздражение сменилось отчаянием. Оно, толстое, грузное, навалилось мне на плечи, вместе с нестерпимой жарой замедляя движения настолько, что улитка в сравнении со мной – сверхзвуковой самолет.
На ногах пудовые гири.
Мне здесь не место. Я сжал кулаки. Мне нужно убраться отсюда прямо сейчас!..
Светлый коридор впереди преградило нечто белое.
Вот и всё. Дальше дороги нет. Хохот за спиной все ближе. Преграда у меня на пути – огромное, метров пять высотой, яйцо. Представьте курицу, что его снесла, и ужаснитесь. Такую же штуковину я видел в подземелье, вырытом бионоидами под Парадизом.
За шаг до этого огромного яйца я вспомнил, как оно называется.
Лоно.
Обернувшись, я увидел, как ко мне, с каждым мгновением меняясь, теряя человеческий облик, мчался ликвидатор, ничуть не пострадавший от огня. С каждым шагом-прыжком Тюрьма за ним становилась все менее реальной, стены теряли очертания, двери с решетками исчезали.
Тюрьма – это иллюзия, понял я. Она – воплощение моих страхов, я создал ее такой.
Не сбавляя скорости, ликвидатор разразился то ли хохотом, то ли звериным воем.
Чуть отступив, я коснулся спиной гладкой поверхности гигантского яйца. Напоследок взгляну в глаза своей смерти и сделаю все, чтобы поставить хотя бы под одним синяк.
Увы, судьба не позволила мне этого сделать.
Под легким моим напором Лоно прогнулось – и тотчас вобрало меня, втянуло в себя, нежно обняв всем своим существом.
И вот тут я прозрел окончательно.
Случившееся в Тюрьме – камера, а потом пожар и побег – было лишь игрой моего разума. Тюрьма – она не столько для тела, сколько… В ней все зависело от моих желаний. Я хотел быть пленником – и был им, мне понадобилась свобода – и вот я на воле. Если сильно захотеть, можно в небо улететь. Нет, в небо мне надо, мне надо…
Свет ударил по глазам резко, наотмашь, заставив зажмуриться.
Не удержавшись на ногах, взмахнув руками, я рухнул во что-то мягкое, пушистое.
Во что-то очень холодное.
