Глава 2
Вторая попытка
Игарт
Как только пересекли границу Македонска, путешествие стало напоминать блуждание по минному полю. Все время останавливались, Игарт посылал ворона на разведку, и лишь после этого продолжали путь. Казалось, что тут скопились не только все местные мутанты, но и чудища из пограничной области, уступившие территорию охранным боевым машинам.
Сейчас ворон реял над заболоченной равниной. Игарт научился использовать его зрение на все сто и вглядывался в подозрительно колышущиеся камыши, как будто смотрел в бинокль. Он не ошибся – там прятался упырь, сливающийся со мхом. А чуть дальше, у границы с лесопосадкой, различил вытянутые тела полуразложившихся умертвий, их было пять штук.
Взмахнув крыльями, он тотчас нащупал восходящий поток и, описывая спираль, устремился вверх. Лесопосадка отдалилась, и вот уже видны поля, поросшие бурьяном, со свечками тополей вдоль нитей дорог, серые крыши небольшой брошенной деревеньки.
Игарт сфокусировал взгляд: на площади возле центрального здания, свернувшись калачиками, спали собаки. Он насчитал семь, наверняка где-то прятались остальные.
Голос Маузера вернул его в тело:
– Что там?
Игарт вздрогнул, еле устоял на ногах – он все еще покачивался в воздушных потоках. Черты лица Маузера заострились, как у тяжелобольного, отвратная татуировка на скуле, маскирующая шрамы, проступила четче. Химера скалилась и зыркала злобно, словно передавая все, что творится в его душе.
– Хреново. Упырь, умертвия, псы.
Маузер криво усмехнулся и сказал:
– Не лучше, чем стая кенгов и обитель колоссов. Это мир не для жизни – для выживания. Надо же такое придумать.
– Сразу видно темного человека. – Игарт смотрел вперед, но идти не решался. – Игрушка такая была в пору твоей юности, не помнишь разве? С точками? Культовая игра. Каждый уважающий себя пацан в нее резался, кучу книг тогдашние писаки наштамповали. Потом все заглохло, а Фрайб с Артюховым вытащили ее из забвения, немного изменили и вдохнули жизнь.
– Что-то припоминаю, – кивнул Маузер. – Но мне не до того было.
– Чё, трудное детство, деревянные игрушки?
– Спортивный интернат. Ты лучше этот мир знаешь, вот и подумай, что нам дальше делать. Мы ж реально не дойдем до завода без оружия.
– Неподалеку македонская деревенька «Ежи», у меня там знакомые. Попробуем что-нибудь намутить, тогда попроще будет. Или группу сопровождения наймем, на заводе расплатимся.
Маузер вскинул брови, представляя македонцев, его перекосило, но он взял себя в руки.
– Ладно. Веди. Если что – отобьемся.
– Не боись, они мирные.
– Мирные тут не выживают. Будем надеяться, что на заводе нас все еще ждут.
* * *
На подходе к перевалочным базам и обитаемым поселкам мутантов всегда было меньше, страшнее псов и кабанов никого не попадалось. Так специально задумывалось, чтобы нубы могли относительно безболезненно прокачиваться, выполняя простенькие квесты. Сейчас все изменилось, нубы больше не появлялись, а места, где бродяги могли передохнуть после трудных походов, никуда не делись.
Когда до «Ежей» осталось с полкилометра, ворон заметил тянущийся к небу густой черный дым. Потянуло гарью. Пет замахал крыльями, устремился к деревне и вскоре увидел ее. Точнее, все, что от нее осталось. Насколько он помнил, она утопала в лесу, окруженная зарослями сирени. Сейчас на ее месте чернело пожарище. Дома пожрал огонь, остались лишь закопченные куски шифера да печи, тянущие к небу трубы. Пожар отгорел, лишь коптили обугленные головешки.
Жестокий мир Зоны жил по правилам, не похожим на законы реальности. Если во время разборок напасть на поселение и перебить жителей, за это даже будут мстить. Агрессоры истребляли врагов, но никогда не уничтожали постройки. Исключение – настоящая война, как между группировками «Ветер» и «Зона».
Но кому помешали македонцы? Они всегда жили обособленно и старались не встревать в конфликты. По пепелищу неприкаянными духами бродили жители поселка. Хозяйка бара, заламывая руки, голосила над развалинами. Из лесу выбрались еще двое – лысый и темноволосый. У этих были автоматы и гранаты на поясе.
Лысый принялся орать, жестикулировать, и вокруг него постепенно собралась толпа. Ворон замахал крыльями интенсивнее, спикировал на коричневые опаленные кусты сирени, уселся и приготовился внимать.
– Зачем им это нужно? – владелица бара скрестила руки на груди. – Как раз таки черным выгодно, чтобы мы мочили друг друга.
Слово взял лысый – давешний знакомый Коротков:
– Знаю, вы мне не доверяете, – он приложил руку к груди. – Тот, кого вы покрывали, так называемый избранный, пришел сюда не для того, чтобы открыть дверь в Большой мир, а чтобы уничтожить Зону, потому что она опасна для их мира, понимаете? Как раз таки черные помешали ему. Точнее, один человек, Лео Фрайб. По правилам Большого мира мы, наши отношения друг с другом – аморальны, нас не должно быть. Мы – опухоль на теле реальности. Они хотят установить свои правила.
Черноволосый его напарник, спокойный, как удав, кивнул:
– Он прав. Эти люди даже начали сооружать себе базу на лакокрасочном заводе, у них такая крепость, что сходу ее не возьмешь. Но ничего, настанет и их время. Мы имеем право быть.
– Да с чего вы взяли, что именно пришельцы на нас напали? Что, им больше нечем заняться? – крикнул молодой македонец из толпы.
Брюнет ответил настолько бесстрастно, что Игарт заподозрил, что он – воин Фрайба, переодетый в камуфляжную форму.
– Доказательства у вас будут. Сейчас Лео ведет переговоры с Борисом, думаю, результаты не заставят себя долго ждать. Не переживайте, в выигрыше будут все.
Маузер, караулящий тело, заждался и принялся тормошить Игарта. Пришлось покидать ворона.
– Чего ты так долго?
Игарт потер веки и ответил:
– Накрылся наш план медным тазом. Деревню сожгли и теперь валят все на нас, агенты Фрайба вербуют македонцев.
Маузера перекосило, он принялся мерить шагами поляну.
– Известная практика: взрываем союзника, переводим стрелки на врага – и дружба навеки. Если надо разбомбить ни в чем не повинную страну, сами у себя устраиваем теракт, сваливаем на неугодных…
– Именно, – кивнул Игарт. – Придется тут задержаться, надо понять, чем дело кончилось.
Пока он разговаривал с Маузером, подул ветер, и тлеющие головешки забора, возле которого сидел ворон, вспыхнули – пернатому чуть хвост не опалило, он каркнул и как раз перелетал поляну, когда Игарт взял его под контроль.
Птица дернулась в полете и чуть не рухнула на голову Короткову, но выровнялась и полетела дальше. Хорошо, что все были сосредоточены на прибывших и не обратили на нее внимания.
Теперь Игарт уселся на трубу печи. Коротков и черноволосый стояли к нему спиной, зато была видна владелица сгоревшего бара со скептической улыбкой на лице.
– То есть каждый сможет воспользоваться Комнатой желаний? – с недоверием проговорил все тот же скептически настроенный македонец. – А если я пожелаю вернуться в Большой мир?
– Желания должны быть разумными, – терпеливо ответил переодетый черный.
Игарт заметил, что поведение Короткова изменилось: если раньше он напоминал шакала из «Маугли», то теперь больше походил на Каа. Это неудивительно: сейчас Коротков – обычный бот, а раньше им управлял Котов.
– Здорово новенькие хвост чернозадым накрутили, – хозяйка бара сложила руки на груди. – Чтобы получить что-то, надо чем-то пожертвовать. У вас есть жертвенный алтарь или Комната берет то, что посчитает нужным?
– Все по вашему согласию, – сказал черноволосый. – Оставайтесь тут и ждите вестей. Нам пора дальше.
Он развернулся и зашагал из поселка, Коротков распрощался с сельчанами и поспешил за ним. Ворон перелетел на другую трубу, поближе к толпе, чтоб слышать, о чем они говорят. Барменша сплюнула в пепел.
– Кто-нибудь помнит, что за люди на нас напали? Вы их видели? Меня заперли в моей каморке и подожгли. Кто на стреме стоял?
– Я, – вперед выступил невысокий коренастый сталкер, похожий на испанца. – Ничего не предвещало беды, я уже рассказывал. Они напали внезапно, взорвали ворота, а дальше вы знаете. Все умерли.
– У меня есть, что сказать, – испанца оттеснил молодой красавчик с длинными золотистыми локонами, прямо Лель.
– Они меня не добили, я притворился мертвым. Они говорили, что пора возвращаться на завод, пока их не засекли, снаряжать отряд для переговоров и валить все на черных.
Игарт захотел выругаться, но получилось приглушенное «Кра-кра». Фрайб все верно рассчитал: не добил парня, подкинул ему дезу и одновременно послал делегацию в столицу, чтоб договариваться о мире и сотрудничестве. Ему ясно, что он тут навеки, потому надо взять под контроль как можно больше людей. Если перевес будет на его стороне, то жизнь Игарта превратится в ад, на них с Маузером начнется настоящая охота.
Случись такое в реальности, люди сразу вычислили бы схему: зарежь своих – подставь врага, жители Зоны не так искушены в интригах, и не исключено, что купятся.
– Все равно я не доверяю черным, а уж Короткову – и подавно, – упорствовала женщина. – Я против, если что.
– Да кто тебя спросит? – махнул рукой коренастый рыжий сталкер. – Решат, прикажут, и никуда ты не денешься.
– Это мы еще посмотрим…
– Не согласишься – пойдешь к натуралам, они тебя живо научат уму-разуму…
Не рассчитывая услышать ничего важного, Игарт отправил птицу вслед за Коротковым и его напарником, ворон быстро догнал их. Если они не изменят направления, то пройдут метрах в двадцати от Маузера через восемь минут. Оставив ворона следить за ними, он вернулся в тело.
Привалившись к стволу, Маузер жевал хвоинку. Заметив, что Игарт вернулся, выплюнул ее и подался навстречу. Игарт обнаружил себя сидящим, прислоненным спиной к засохшей сосне. За шею больно щипал муравей, разбитый нос пульсировал.
– К нам идут двое черных, оба с автоматами. Скоро будут там, – он махнул на березовую рощицу. – Главный македонец сейчас беседует с Фрайбом, и, скорее всего, они подружатся. Народу по фигу, есть недовольные, но немного.
Маузер потер ладони и сверкнул глазами:
– Попытаемся взять? Я о тех двоих, с автоматами. Мне кажется, оружие нам нужнее.
– Не стоит. Тогда Фрайб узнает, что мы здесь, это раз. Два, у нас даже ножа нет…
– Не узнает, я рожу замотаю, а ты с носом-картошкой на пол-лица на себя не похож. Кстати, это несложно обыграть. Дескать, помогите, люди добрые, пришли чужие, наших бьют. Я издали изображу чужого, а ты, пока они сосредоточат внимание на мне, перережешь им глотки их же оружием. Справишься?
– Должен. У меня заложен определенный уровень ловкости и удачливости, Артюхов не пошел бы в Зону не прокаченным персонажем.
– Пусть Фрайб думает, что это ограбление. Македонцы из села безоружны, вот и согрешили. Знать бы еще, где они конкретно пройдут…
– По тропке. Идем туда, скоро они уже появятся.
У Игарта вспотели ладони, Маузер же воссиял, сделал стойку, как охотничий пес, завидевший дичь. До нужной тропинки оставалось метров пятнадцать. Спрятались за мшистым пригорком в березовой роще. Едва заметная тропинка отделяла ее от сосняка и терялась в густой крапиве.
Игарт ненадолго взял контроль над вороном, а, вернувшись, заметил силуэты впереди, за белыми стволами. Маузер хлопнул его по спине, Игарт поднял сжатый кулак и рванул наперерез черным. Услышав шум, они остановились и взяли под прицел бегущего человека. Игарт поднял руки, чуть замедляясь, и прокричал срывающимся голосом:
– Помогите! За мной гонятся! – испуганно обернулся.
Маузер затрещал ветками, заорал свирепо:
– Стоять… гомосятина! Гнида… Да я тебя ща ур-р-рою!
– Помогите! – снова обратился он к Короткову, шмыгнул разбитым носом, указал на мшистый пригорок, где мелькнул Маузер. – Стреляйте по нему, что же вы!
Короткими перебежками Игарт приближался к черным. Коротков держал его под прицелом, а его напарник заинтересовался Маузером, шагнул к нему, пригнувшись, и выстрелил наугад.
– Все забрал, – пожаловался Игарт, сокращая расстояние. – Избил, и все ему мало, садист проклятый.
Видимо, сизый нос в пол-лица убедил Короткова, он ослабил бдительность и навел ствол на холм, где скрывался Маузер. Игарт шел к предателю, разведя руки в стороны, затравленно озирался. На поясе врага – те-сак, граната, автомат в руках. Ближе. Еще ближе. Зайти справа…
Дальше тело действовало само: два молниеносных выпада – выхватить тесак, ударить по горлу. Коротков защитился рукой и получил рассечение предплечья. Игарт ухватился за ствол автомата левой рукой, опустил его вниз, правую с тесаком занес для удара – Коротков выпустил оружие и снова поднял залитое кровью плечо. Игарт вырвал автомат, резанул по плечу и одновременно ткнул прикладом в солнечное сплетение.
Коротков сложился пополам. Игарт с автоматом пригнулся, прячась за него, – пули, выпущенные вторым черным, прошли над головой – и скосил врага очередью из-за поверженного Короткова. Убедившись, что черный бьется в агонии, прицелился в лысого коротышку:
– Извини, брат, мне просто нужно твое оружие. Ничего личного.
Глядя на празднично-белые березы, он нажал спусковой крючок. Перевернул дергающееся тело на живот, снял патронташ, отцепил гранату, ощупал карманы и радостно присвистнул, обнаружив в подсумке датчик аномалий. Собрался уже идти к Маузеру, но вернулся за ножнами и заодно вытер тесак о куртку трупа.
Тем временем Маузер, сложив награбленное в сторонке, примерял бронежилет.
– Советую сделать так же, – сказал он. – Неизвестно, с чем мы столкнемся.
Но на Короткове броника не оказалось, только окровавленная разгрузка с тремя пулевыми отверстиями: на животе, в районе солнечного сплетения и напротив сердца. Снимать ее Игарт побрезговал, еще раз обыскал карманы трупа и в одном из них нащупал пачку сигарет. Вот Маузер обрадуется, а то у него, наверное, уже ломка, скоро распухшими ушами за ветви цепляться будет.
– Сработано блестяще, – оценил Маузер, собирая трофеи.
Автомат он осмотрел, вынул магазин, пересчитал патроны, кивнул удовлетворенно.
– Маузер, – проговорил Игарт вкрадчиво. – Готов ли ты продать душу за пачку сигарет?
– Это вопрос или предложение?
– Какая разница. – Игарт сунул руку в карман и сжал пачку.
– Если вопрос, то нет, если предложение, давай обсудим подробнее.
– Лови!
Пачка «Кэмела» описала в воздухе дугу. Маузер поймал ее, открыл, зубами вытащил сигарету, прикурил и мечтательно зажмурился:
– Черт, а жизнь-то налаживается. И ты, как выяснилось, боец ничего себе. С двух рук стреляешь мухе в глаз?
– Ага, и шмеля на лету кастрирую. Давай топать на базу, а то про нас там забудут и выберут новых командиров.
* * *
Сразу на завод не пошли. Притаились в лесу, где когда-то сидели в засаде сталкеры группировки «Ветер». Маузер смотрел в трофейный бинокль и кривил губы. Игарт только что вернулся в тело. Пораженный увиденным, он некоторое время молчал.
Подступы к развалинам защитной стены завалили трупы мутантов, во дворе и возле пирамиды вообще не было видно земли – мутанты вперемешку с людьми лежали в два слоя. Кровь уже успела застыть и потемнеть.
Защитники все-таки устояли и сейчас, ругаясь на все лады, оттаскивали трупы подальше от пирамиды. Пять сталкеров стояли по пояс в яме и синхронно, будто черные, вскидывали лопаты, выбрасывая землю. Одной ямы не хватило бы, чтоб закопать все трупы, потому еще десять человек рыли небольшой котлован ближе к лесу.
«Сюда бы бульдозер», – подумал Игарт и вспомнил охранный механизм, который доставил их в логово Фрайба.
– Отличный у нас все-таки ДОТ, – нарушил молчание Маузер. – Но час от часу не легче… И еще я вижу ветровцев, они нашим помогают, это радует.
– Даже если они нас поддержат, когда Фрайб предложит бесплатные плюшки, нас будет слишком мало, и пирамида спасет нас ненадолго…
– Не помнишь площадь Зоны? Так, навскидку?
– Километров сто. Затеряться будет трудно. Чтобы отбиться от Фрайба, нам нужно какое-нибудь мощное оружие…
Маузер помотал головой и вздохнул:
– Знаешь, почему немцы брали штурмом наши неприступные батареи во время войны? Не потому, что стены тонкие, все укрепления остались почти целыми. Боеприпасы заканчивались, и враги пускали газ. Надо искать другой путь: дипломатия, ложь и интриги. Увы, в этом у меня опыт небольшой, не умею с людьми договариваться.
– Я бы не сказал… Пойдем к нашим, что ли? Не хочется трупы таскать, а придется.
Закинув автомат за спину, Маузер покинул лес и зашагал к заводу: муравей, ползущий к стальному монстру. Издали завод по-прежнему напоминал живое существо, медленно движущееся в мареве испарений.
У Маузера дергался уголок века, он был напряжен и подтянут, будто не к союзникам идет, а на заклание. Игарт понимал, почему.
Похожее ощущение, когда через много лет возвращаешься, как Одиссей, а у тебя ничего не осталось: друзья предали, а в постели жены – другой. Македонцев Фрайб уже склонил к сотрудничеству, пока они с Маузером бродили по лесу. Скоро этот псих займется «Зоной» и наверняка пообещает уничтожить группировку «Ветер». Останутся свободные охотники, «Ветер» и горстка защитников крепости.
Чтобы стереть врагов с лица земли, Фрайбу понадобится неделя-две. Крысы с корабля побегут, когда поймут, что их дело проигрышное и надо поскорее прикрывать зады.
– Мы превратимся в крыс, – проговорил Маузер, шагающий впереди. – Понимаешь? Нас будут гнать, гнать, гнать тысячи лет подряд. И восставать будет некому, потому что каждого, кто пришел на поклон, Фрайб не поработит, как черных, а поставит красные флажки, через которые никак не перешагнуть. Велит почитать себя, как бога, и не иметь других кумиров. Человек получит за это миномет и будет думать, что искренне любит Фрайба и готов за ним хоть куда. А мы… Кто мы такие, чтобы рвать ради нас задницу? Даже когда человек сражается под чьим-то знаменем, он в первую очередь бьется за себя, за свое право быть.
– То есть, ты предлагаешь донести до народа, что дары Фрайба, Комната желаний и прочее – бесплатный сыр?
– Именно. Но как это сделать, без понятия. Потому что плюшки будут вполне реальные, а наши пугалки так, пшик. Обычный блеф менее удачливого конкурента.
Игарт поймал себя на мысли, что Артюхов несправедливо считал Маузера тупым воякой.
Завод медленно приближался. Защитники пирамиды, утомленные многочасовым сражением и разгребанием завалов, пока не замечали командиров. Маузер продолжал:
– Поймать Фрайба на лжи будет трудно, потому что он реально осчастливит своих приспешников. Как в секте: приходит человек, который ищет путь, но не способен отыскать его сам. И ему этот путь дают, отсекая все ненужное – в том числе куски его личности, друзей, родственников, родителей, детей, не согласных с выбором родителя, – в его голосе звякнул металл. – Окружают его вниманием и заботой, как свинью перед убоем. Человек счастлив, он считает, что нашел правильный путь, друзей, но на самом деле не он нашел, а ему дали путь, взяли за ручку и повели. Казалось бы, все хорошо, но повели его не туда, куда нужно ему, а туда, куда они считают правильным. Поэтому я их ненавижу. Они лишают людей выбора.
– Печальный опыт? – догадался Игарт.
Маузер зыркнул на него злобно, но ответил:
– Мать. Увлеклась новомодной пиндосской религией, а там мозги промывают и подсаживают ложные воспоминания. Квартиру им переписала… А чего, счастливый человек, ходит, и всем улыбается.
– Н-да.
Игарт подумал, что полжизни отдал бы за прошлое, пусть даже неблагополучное, пусть придуманное. Ведь он по сути пустой болванчик, не книга – шкаф, где хранится единственная история жизни Артюхова.
– Стой, кто идет! – крикнули издали.
Маузер поднял руки, но не остановился:
– Отбой тревога! Свои!
Десять человек, рывших котлован, побросали лопаты и вцепились в автоматы. Маузер продолжал идти им навстречу. Когда приблизился метров на двадцать, его узнали, опустили стволы, загудели. Маузер молча переступил через трупик кенга, подошел к ним и застыл возле упыря с развороченной башкой.
– Молодцы, мужики, – одобрил он работу союзников, уселся на гигантскую лапу дохлого колосса и закурил.
Окружившие его люди молчали. Наконец сталкер, который его заметил первым, чернявый юноша с грустными «коровьими» глазами, спросил:
– Как переговоры?
Маузер смерил его взглядом и промолчал. На выручку пришел Игарт:
– Надо срочно созывать собрание. Хоронить мертвецов будем потом.
Люди с радостью побросали лопаты, обступили вновь прибывших. Маузер прищурился от дыма и сказал:
– Готовьтесь, скоро не останется никого, только Фрайб и его куклы, которые будут думать, что свободны.
– Для этого они должны нас поймать! – с пылом воскликнул уже знакомый курносый юноша, бывший черный. – Я больше не хочу, как раньше!
– Что там у вас? – поинтересовалась вторая трупная команда.
Маузер поднялся, хлопнул в ладоши:
– Мы вернулись, и у нас есть новости. Откладываем похороны и собираемся в кабинете… В помещении побольше, чтобы все поместились.
Вопросы сыпались градом: почему напали черные, что будет дальше, чего хочет Фрайб. Маузер отмахивался, переступая очередной труп, Игарт говорил, что ответит на все вопросы позже, чтобы не повторять одно и то же по двадцать раз. Он послал приказ ворону лететь на верхушку пирамиды, где сиял на солнце кристалл, и отсиживаться там. Птица, как и он сам, страдала от голода.
Маузер матерился, спотыкаясь о трупы. Воняло, как в мясозаготовительном цеху. Во дворе никого не было, все или толпились вокруг крепостной стены, обвалившейся в трех местах, или отсиживались в пирамиде.
Сталкеры, что работали на улице, сейчас ломились за Маузером и Игартом. Остальные глазели из бойниц, еще не понимая, откуда такой переполох. Когда известие, что командиры вернулись, дошло и до них, навстречу выбежал Януш. Теперь, пользуясь памятью Артюхова, Игарт сравнил его с Бредом Питтом – таки да, похож! Обменялись рукопожатиями, Януш кивнул Маузеру, а тот развел руками и зашагал на один из пустых складов, поманив за собой Игарта и шагающую позади толпу.
– Надо собрать всех, – сообщил он. – И обсудить проблему.
Гулкий бетонный коридор, озаренный синеватым светом люминесцентных ламп, наполнился гулом и топотом. Маузер шел широкими шагами, его спутанные черные волосы развевались, автомат хлопал по спине, подгоняя. Наконец он остановился напротив стальной двери, щелкнул пальцами, и Януш вложил в его руку пластиковую карточку для электронного замка.
Створки с легким свистом разъехались, и Игарт вслед за Маузером переступил порог совершенно пустого, еще не убранного помещения с высокими потолками. Пол усеивали оторванные этикетки, целлофановые обертки и щепки от развалившихся ящиков.
Маузер прошествовал до противоположной стены, привалился к ней спиной и согнул ногу в колене, скрестив руки на груди. Он встал ближе к углу, предоставив место в центре Игарту.
Игарт растерялся. Артюхов любил власть, ему нравилось быть в центре внимания. Что нравилось Игарту, он и сам не мог понять, ему было всего несколько дней, его создали под этот мир и бросили в круговорот событий. По сути, уступив ему место, Маузер поступил правильно, потому что его, Игарта, люди считают избранным, если они и пойдут за кем-то, то за ним. Но сможет ли он их повести за собой?
Чтобы обезопаситься, Артюхов создал совершенного убийцу и вселил в него разум идеального судьи. Что это, если не издевательство?
Игарт вздернул подбородок и расправил плечи – нельзя показывать слабину. Он – вожак, и должен соответствовать.
Между тем зал наполнялся людьми. Они, как и Маузер, не стремились в первые ряды, занимали места возле стен. Игарт представлял многоступенчатую пирамиду, которую цифровой клон Фрайба сделал похожей на муравейник, представил, как люди стекаются сюда по узким коридорам.
Зал гудел. Сотни глаз были направлены на Игарта. Кто-то смотрел со скепсисом, кто-то – с надеждой, большинство же – с равнодушной усталостью. Равнодушным все равно, кому служить и кем быть, лишь бы сладко спать и сытно есть, они уйдут первыми и, уходя, попытаются предать.
Януш, стоящий слева, шепнул на ухо:
– Я провел перепись. У нас триста сорок два человека. Плюс сорок ветровцев, которых перебили по пути сюда, они воскресли неподалеку и решили вернуться.
– Ты пересчитывал народ после побоища?
– Нет, погибло человек тридцать, остальные в пирамиде отсиживались. Да и не до того, как видишь.
Из толпы крикнули:
– Командир, харэ шептаться!
Игарт попытался взглядом отыскать говорившего – не смог. Люди едва поместились в просторное помещение и стояли плотно, соприкасаясь друг с другом. Первый ряд был в двух метрах от него и сходился к углам полукругом – боятся избранного, сторонятся. Не понимают, что нечего бояться, он отличается только тем, что вмещает знания Артюхова.
Седовласый сталкер с бородой, опершийся на лопату, спросил басом:
– Прежде чем напасть, черные говорили с нами. Они сказали, что избранный уничтожит этот мир. Я уж грешным делом подумал, что они правы. Но, видимо, нет. Итак, вопрос: зачем ты здесь?
По спине Игарта скатилась капля пота, он сжал кулаки, заставил себя снисходительно улыбнуться и напомнил то, о чем уже говорил:
– Я и Фрайб, глава черных, создали Зону. Я спонсировал… Дал деньги, чтобы его… Чтобы он ожил. Я хотел потом сюда уйти навсегда, потому что смертельно заболел, а умирать не хотелось. Да, там умирают навсегда: человек в мучениях засыпает, и все. И чернота. А еще там стареют, покрываются морщинами, внутренние органы начинают отказывать и наступает смерть, – он осмотрел вытянувшиеся лица слушателей и продолжил: – Но я выздоровел, а созданный мир остался. И остались тысячи смертельно больных людей. Перед смертью они давали согласие, чтобы переселить сознание сюда, выбирали себе тело и имя. Половина из вас так же выглядела… при жизни, остальные совершенно на себя не похожи. Отвечал за переселение Фрайб, который, оказывается, стирал вам память. Он имел свои планы на Зону и на вас, со временем вы все должны были стать бессловесными куклами, как черные. Таких вас Фрайб рассчитывал отправить в реал для своих дел…
– Так чего он всех нас не переделал? – удивился сталкер с дредами, который в прошлый раз больше всех возмущался.
– Ему необходимо ваше согласие, иначе ничего не получится. Вы просто сойдете с ума. Теперь ему нужны не марионетки, а верные союзники. У него есть Комната желаний, она и правда работает. Но когда вы желаете, устройство внедряется вам в сознание и ставит незаметную программу. Вы о ней не знаете, даже близкие не замечают перемен. Но когда Фрайб позовет вас, вы не посмеете ослушаться. Мало того, вы с радостью побежите на зов.
Из толпы выкрикнули:
– Мы и раньше знали, что Фрайб – трепло.
Игарт покосился на Маузера. Тот отлип от стены и, поведя плечами, сказал:
– Это не все. Фрайб уже склонил на свою сторону македонцев, потому что сам, как выяснилось… Они близки ему по духу. Сейчас, скорее всего, он ведет переговоры с «Зоной», обещает главарям золотые горы. Единственное, что пообещаем мы – что будем биться до последнего за право оставаться собой.
В зале оживленно загудели.
– Вольные охотники за ним не пойдут!
– И поселенцы, как Крис, Борода и Доктор!
– И девки наши полоумные!
Последовали стандартные вопросы: можно ли вернуться в Большой мир, как там живут, что теперь будет, как создали Зону. На все эти вопросы терпеливо отвечал Маузер. Странно, но все его слова принимались на веру, никто не противоречил. Наверное, потому, что тут были живые свидетельства – бывшие черные, которые ни за что не хотели бы снова попасть под власть Фрайба.
Но ни македонцы, ни воины клана «Зона» их не видели, и тут уж, как говорится, кто первый, того и тапки. На их месте Игарт сам долго думал бы, прежде чем принять решение.
Когда вопросы иссякли, Маузер хлопнул в ладоши:
– А теперь, господа, приступим к уборке. Жарко, трупы начнут гнить, и разовьется эпидемия. Когда закончим, снова собираемся здесь. Накопилось множество вопросов не первостепенной важности.
Толпа устремилась на выход. Игарт, Маузер и Януш, молчавший все это время, ждали. Януш выглядел больным: на лбу выступила испарина, он все время потирал висок. Игарта беспокоили насущные проблемы: нужно было уколоть себе регенератор, потому что расквашенный нос нестерпимо болел.
Подождав, когда за дверью исчезнет последняя спина, Януш потянул Игарта за рукав, свел брови у переносицы.
– Подожди. Кажется… – он сжал голову. – Или Фрайб испытывает оружие, сводит нас с ума… Да, наверное, так и есть. У меня галлюцинации.
Маузер прищурился, заглянул ему в лицо, словно собирался прочесть там диагноз:
– Хочешь поговорить об этом?
Януш воровато огляделся и сказал:
– Такое почти у всех наших, каждый списывает на переутомление. Короче говоря, в голове появляются картинки. Город-улей, весь из стекла, дорога, стоят машины, я в машине, фонари слепят. Много людей на тротуарах, все странно одеты. Или вот еще: комната, больничный бокс. Мне больно. Надо мной склоняется человек в белом, светит в глаз, просит потерпеть, – он скривился. – А еще он обращается ко мне – называет Лёшей. Все, говорит, будет хорошо, Лёша, а я… то есть Лёша, понимает, что он врет, и такая тоска, хоть в петлю лезь. Что это?
Маузер вытаращил глаза, отошел на два шага и ухмыльнулся:
– Вы, батенька, здоровы. Просто, похоже, начали вспоминать свою жизнь в Большом мире.
Януш выдохнул:
– Значит, я не чокнутый. Но почему мы начали вспоминать? И не свихнемся ли в процессе?
– Не знаю, – пожал плечами Маузер. – У меня такой проблемы нет. Одно радует: скоро вы перестанете задавать дурацкие вопросы.
Игарт подумал, что один он никогда ничего не вспомнит. Даже у каждого бота есть своя история и память. Крис, добро с кулаками, будет и дальше бродить по лесу, искать новеньких и помогать им. Со временем, убедившись, что новеньких нет, осядет в Гавани и займется торговлей. Его одноглазый приятель как сидел в углу бара над ящиками с патронами, так и будет там сидеть, потому что патроны нужны всегда. Они уверены, что являются живыми людьми, как и все остальные.
* * *
Наспех пообедав, Маузер и Игарт отправились во двор не столько закапывать трупы, сколько подбадривать народ. Игарт всматривался в лица сталкеров: многие были задумчивы и напуганы. По иронии судьбы люди, отсеченные от родины, начали вспоминать свое прошлое. Нужно будет поговорить с ними, успокоить…
Между лопатками зачесалось, будто кто-то смотрел в спину. Игарт запрокинул голову: в белесом небе, чуть севернее завода, парил ястреб Фрайба.
Москва. Артюхов
Пробок в Центре в столь поздний час не было, и белый неприметный «фольксваген» с тонированными стеклами доехал до места назначения менее чем за полчаса.
Артюхов сидел между двумя коротко стриженными парнями в серых костюмах. Парни изо всех сил старались не зевать и выглядеть бодро. Вспоминая веселенькое время, когда его задержали и чуть не упекли в тюрягу, он невольно поеживался. Тогда за ним пришли такие же ребята, от этих они отличались только кроем пиджаков.
Их будто специально подбирают одинаковых. Или клонируют. Они похожи не на людей – на киборгов, у которых нет своей воли. Сегодня им приказали сопровождать и охранять человека, не исключено, что завтра велят его доставить в КПЗ.
Он уставился на дорогу, залитую золотом фонарей, на мелькающие витрины, отражающие свет фар, на редкие авто, шарахающиеся в сторону от машины с мигалками. Чтобы не привлекать внимания, даже номера «фольксвагена» были обычными.
Повернули в Никитский переулок, выехали на узкую дорогу и остановились под знаком «парковка только для сотрудников ГУ МВД». Парень справа вылез, открыл дверцу:
– Выходите, господин Артюхов.
Игнат вылез, с хрустом потянулся. Водитель уже направлялся к белому, с квадратными окнами зданию Управления. Нажал на кнопку – звонок взревел так, что сразу на трех этажах зажегся свет. Не дожидаясь, пока откроют, он воспользовался магнитной картой, кивнул, приглашая Артюхова.
Остановились в тесном боксе с бронированными дверями, пучеглазый охранник за стеклом подался навстречу, желая то ли оформить вновь прибывшего, то ли потребовать его документы, но водитель поднял руку, и он подался назад. В его рыбьих глазах не мелькнуло ни эмоции.
– Саныча вызывай, – скомандовал один из серых пиджаков.
Рыбий глаз уже собрался говорить в коммуникатор, но бронированная дверь распахнулась, и вошел невысокий, головастый, с залысинами мужчина в бежевых ботинках на высокой подошве. «Утенок, – оценил его Артюхов. – Только башка и здоровенные ласты. Умный, наверное. И быстрый». Утенок задрал голову, и впечатление рассеялось: у него были глубоко посаженные стылые глаза убийцы. В свое время Артюхов насмотрелся в похожие глаза.
Странно, но, побывав в Зоне, повращавшись среди людей, которых создал компьютерный код, он стал и в реальности видеть в некоторых людях программы, потому что они выглядели менее настоящими, чем обитатели Зоны. У них была функция – и не более того.
– Пройдемте, – проговорил он ледяным тоном и направился к двери. У выхода обернулся: – Только Игнат Артюхов, остальные останутся здесь.
* * *
Котова содержали в камере без окон, похожей на аквариум: квадратная, серая, освещенная люминесцентными лампами, между коридором и камерой – железная клетка предбанника.
Кто к нему пришел, Котов не видел – в коридоре было темнее, чем в камере. Шагов он тоже не слышал – от коридора его отделяли два огромных пуленепробиваемых стекла.
Зато Артюхов мог рассматривать его, как таракана в банке, и насладился зрелищем сполна: пухлый Котов сидел на лавке под лампой, понурившись, и растирал себя руками – озяб, бедняжка. На голубой рубахе с короткими рукавами, возле подмышки, виднелось красное пятно Олиной крови. Серый, невзрачный, с толстым задом и не пузом даже, пузиком – типичная офисная тля. Он и внешне походил на тлю, которой муравьи отгрызли крылышки. Верный соратник Фрайба, бледная репродукция человека. Зачем гению личности? Ему нужны такие вот бесцветные исполнители, выгодно его оттеняющие.
– У вас двадцать минут, – равнодушно сообщил Саныч прежде, чем открыть дверь. – Задержанный невменяем и, скорее всего, опасен. Я дежурю здесь, с парализатором. Задержанного не калечить.
Артюхов вошел в клетку. Котов вскинул голову, прищурился, силясь разглядеть посетителей. Когда понял, кто к нему пожаловал, вскочил, крабиком двинулся вдоль лавки, забился в угол и заверещал:
– Позовите адвоката! Мне нужен адвокат! Этот человек… угрожает моей безопасности!
Открылась вторая дверь, Артюхов остановился в середине камеры, скрестил руки на груди и оттопырил губу:
– Ах ты Джек-Потрошитель недоделанный, тля бледная. Нет заступничка, да? Теперь придется разговаривать с суровыми дядями в тюрьме. Сядешь ты надолго, а они годами не видели женщин. Впрочем, тебе не привыкать.
– Что вы хотели, Игнат Кириллович? Вы ведь по делу.
Смотрит, как собака, которая стянула мясо со стола, но подлизывается, хвостом виляет. Все-таки лицезреть раздавленного врага – неописуемое наслаждение.
– Я хочу, во-первых, отрезать тебе все пальцы. Когда кончатся пальцы на руках, займусь ногами. Ты когда-нибудь видел, как свежуют козу? Я подвесил бы тебя вниз головой, подождал, когда хлынет носом кровь, сделал надрезы на ногах и начал медленно сдирать кожу. Когда ты начнешь терять сознание от боли, я уколю тебе морфий и продолжу развлекаться.
Губы Котова задрожали, сальные волосенки встали дыбом. Артюхов снисходительно улыбнулся и продолжил:
– Правда, я знаю толк в извращениях? Кстати, – он щелкнул пальцами. – Надо сказать полицейским, что вы – садисты, и наверняка много людей замучили.
– Неправда! – воскликнул он. – Это тебе на меня не повесить!
– О, как, мы уже на «ты». Ладно, перейдем к делу. Маузер где?
– К-какой маузер? – согнутые колени Котова затряслись.
«Сейчас лужу пустит», – с брезгливостью подумал Артюхов, навис над ним и продолжил:
– Игорь Коваль, ты прекрасно знаешь, о ком я. И еще ты понял, что я дружу с сотрудниками этого замечательного учреждения, они сделают с тобой все, что скажу – мне даже рук марать не придется. Я не садист, в отличие от вас, зря ты испугался. Я состоялся, и мне не надо самоутверждаться за счет других. Итак, Маузер жив?
– Не знаю, – проблеял Котов.
– Где он? – рявкнул Артюхов. – Не строй из себя дебила.
– В п-подвале, подвал в Одинцово… В хрущобе под снос. Адрес не помню, напротив скандальных «свечек», еще не заселенных, которые заморожены, – он пощелкал пальцами. – Вспомнил, над подвалом – магазин металлопластиковых окон. Транспортный проезд, за ним – налево, там еще филиал какой-то. Не помню больше, клянусь! Мамой клянусь!
– Задницей поклянись, мамой – неубедительно, – проворчал Артюхов. – Так Маузер жив?
– Не знаю, мы его подключили, и все, потом в офис перебрались. Что там с его телом, я не интересовался. Фрайб говорил, он, по идее, должен сдохнуть, раз в вирте спокойно разгуливает и команды не воспринимает. Но мы не проверяли – времени не было.
Котов закрыл-открыл рот, как рыба. Артюхов решил, что врать ему бессмысленно – эта бестолочь и правда не знала адреса, всем ведь Фрайб заправлял. Но на всякий случай он пугнул Котова еще немного:
– Молись, чтобы я нашел это место, иначе…
Развернувшись, он жестом подозвал мента с квадратной головой, собрался с ним поговорить, но тот начал первым:
– Вячеслав Шуляк, ваш напарник, обвиняется в попытке государственного переворота. Надо нам с вами побеседовать по этому поводу.
– Позже, – отмахнулся Артюхов.
– Подумайте, где вы были все это время, и поищите свидетелей.
– Вы меня в чем-то подозреваете? – сказал он уже в лифте.
– Нет, – ответил мент, глядя в упор. – Интересно услышать ваше мнение. Все очень и очень странно. Не может столько не последних в городе людей сойти с ума.
– Пандемия прямо, – для приличия Артюхов сыграл удивление и вскинул бровь. – Но при чем тут я? У меня вроде бы все нормально.
Взгляд головастика просвечивал его рентгеном, но он был не лыком шит и сам кого угодно мог просветить.
«Значит, я в разработке, надо поменьше болтать и быть настороже. Все телефоны, кроме этого, купленного на чужое имя, прослушиваются. Беседу с женой они тоже слышали».
– Провалы в памяти, неадекватное поведение… Чем вы там занимались в «Мысе доброй надежды»? Линзы дополненной реальности – ваше изобретение?
– Прошу заметить, это хоспис. Помогали обреченным. Почитайте отзывы. Вы наверняка слушали мой разговор с Котовым, – полицейский на миг отвел взгляд. – Я ищу хорошего человека, живого или мертвого. Если вы мне поможете, я потом помогу вам.
При намеке на поживу жесткое лицо полицейского посветлело, он тяжело вздохнул:
– Я бы с радостью, но творится форменный дурдом. Нет людей. Еще и под Наро-Фоминском непонятно что, военные там окопались. Наших тоже стягивают. Ходят слухи – там или чума, или сибирская язва. Знакомым медикам звонил – плечами пожимают.
Лифт чуть качнулся, тренькнул, дверцы разъехались в стороны, и Артюхов вышел в просторный холл, пахнущий сигаретами и кофе. Серопиджачники стояли справа и слева от двери, заложив руки за спину. Водитель сидел в дерматиновом кресле под чахлым фикусом, крутил на пальце брелок с ключами.
– Мне нужно идти, – сказал мент и сунул визитку. – Если что, звоните. Чем могу, помогу.
– Вениамин Александрович, – прочитал Артюхов. – Вот и познакомились. Что ж, до свидания!
Пожав маленькую, будто кукольную ручку Саныча, он зашагал к выходу.
Серопиджачники остались здесь же, никто не собирался помогать ему искать Маузера. Ощущение было, что он несется с горы на потерявшем управление кабриолете, ветер хлещет по щекам и рвет одежду, а он вцепился в руль и с упорством маньяка поворачивает его, чтобы не влететь в мчащийся навстречу бетонный забор. Он ненавидел ощущение беспомощности, когда невидимые нити, помогающие держать ситуацию под контролем, рвутся, мир рушится и непонятно, куда бежать.
На улице уже занимался рассвет. Над сонными домами серело небо, одинокий таджик в оранжевом жилете скреб асфальт. Артюхов достал телефон и в первый раз пожалел, что этот номер не знает никто, кроме Светланы и теперь Ангелины. Когда он включил свой постоянный телефон, он завис от обилия сообщений о непринятых звонках. В списке контактов он нашел Тоху и набрал его. На звонок босса парень отреагировал мгновенно:
– Игнат Кириллович! – в его голосе сквозила неподдельная радость. – Я в новостях видел, что вы живы, но дозвониться не смог…
– Мне нужны люди. Приезжай за мной на Никитский переулок к ментовке, и поспеши, пока пробок нет.
– Уже лечу. Куда поедем?
– В Одинцово.
– Ок, ребят туда направлю. Ждите.
«Хоть кто-то обрадовался моему возвращению, – подумал Артюхов. – Еще бы не обрадоваться! Кто еще такому оболтусу будет пять штук зеленых платить? А так бабло вернулось». Он представил, как Тоха одной рукой натягивает штаны, во второй держит телефон. На ходу хватает травмат, мчит в гараж, заводит «хаммер» и, пока прогревается мотор, звонит рядовым телохранам.
А еще он обещал Ольге, что возьмет ее с собой, как только что-то выяснит. Но ничего еще непонятно, вдруг Котов соврал, и тревога ложная?
Артюхов представил, как было бы здорово доставить Маузера к ней в больницу – живого и невредимого, посмотреть, как они оба счастливы, и удалиться разгребать дела, которых накопилось выше крыши.
Фантазия показалась ему чужеродной, и он сплюнул на асфальт. Проклятый Игарт виноват, сопляк безусый. Навсегда в мозгах завелся…
«Но так ли это плохо?» – спросил он сам себя, задумался ненадолго и отметил, что мир изменился: краски стали ярче, воздух – свежее, эмоции – острее и неожиданней, он словно помолодел на двадцать лет.
Этого он делать, естественно, не стал. Чтобы проклятая совесть насытилась и успокоилась, надо найти Маузера и обеспечить воссоединение влюбленных.
* * *
Тоха прикатил через двадцать пять минут, вышел из «хаммера». В свое время Игнат отмазал его от тюрьмы: по молодости Тоха участвовал в мордобое, по дури покалечил кавказца. Скандал разгорелся знатный, в результате наше бабло победило бабло забугорное, и у Игната по-явился верный соратник.
Артюхов был немаленького роста, телохранитель же возвышался над ним на полголовы и внешность имел запоминающуюся: снежно-белая кожа, васильковые глаза с длинными загибающимися ресницами, огненно-рыжие волосы, выбритые на висках и за ушами, переходили в длинный, до лопаток, хвост. Ангел во плоти. Ангел смерти. Боксом Тоха занимался пятнадцать лет, мог согнуть арматуру, отлично управлялся со всеми видами оружия, кулаком пробивал дверь, капот машины, и при этом имел ай-кью 135, что значительно превышало норму. Правда, с женщинами исполину не везло. В их присутствии он делался мягким, сговорчивым, чем дамы незамедлительно пользовались.
Поскольку у него водились деньги, он был дважды женат и ограблен при разводе.
Игнат жалел, что Тоха не его сын. Своего отпрыска от первого брака он вычеркнул из жизни – тупой, ленивый колесный наркоман, который в тридцатник сидит на шее у матери.
Тоха открыл дверцу перед Игнатом и сказал:
– Нас пятеро. Пашка и Славик не отозвались.
Игнат устроился на заднем сиденье, пожал руку двоим телохранам и наконец почувствовал себя в безопасности. Теперь он – хозяин положения, и пусть только попробует какая-нибудь гнида его нагнуть.
Как человек хорошего достатка, имеющий связи в полиции, он имел право, включив сигнальные маячки, гнать по скоростному ряду. Вылетели сначала на Кутузовский, миновали триумфальную арку, рванули по Минскому шоссе и вскоре были возле Одинцово. Скандальные «замороженные» свечки находились на северо-западе городка. Акулы бизнеса не пустили на рынок нового застройщика. Чтобы сдать дома в эксплуатацию, у него запросили такие деньги, что он умыл руки. Жильцы скинулись, пробурили скважину, поставили бензогенератор, и живут уже третий год.
Хрущевки, окруженные пафосными новостройками, напоминали гетто. «Хаммер» свернул в ближайший двор, проехался кругом, едва не оцарапав бюджетный «ниссан». Подвалов было в изобилии, но офиса металлопластиковых окон не наблюдалось.
Во втором дворе – то же самое.
А вот в третьем, прямо на въезде, красовалась надпись: «Металлопластиковые окна из Европы».
– Здесь, – скомандовал Артюхов и подался вперед, впившись взглядом в металлическую, выкрашенную в серый дверь подвала.
Вышел Тоха, звякнул отмычками, нанизанными на кольцо:
– Знал, что они понадобятся. Вскрывать?
Заднее сиденье покинули типичный бычок Ваня и Даниил, мужчина в летах, смуглый, седовласый, поджарый. Богдан и Саня остались сидеть сзади.
Артюхов вылез из салона, потянулся и сказал:
– Попробуй.
Тоха согнулся возле двери, чертыхаясь, начал подбирать нужную отмычку, и тут взревела сигнализация. Тоха отшатнулся и обернулся к Игнату, покачивающемуся с пятки на носок:
– Дальше вскрывать или чего зря париться? Охранников с ментами дождемся?
– Нет-нет, продолжай, вдруг у тебя быстрее получится. Менты, я слышал, в запаре.
Но он ошибся: ментовский «бобик», воя сиреной, прибыл через пять минут. Группа захвата, пятеро в брониках, высыпали из салона и остолбенели, пораженные наглостью преступников. Артюхов поднял руку с удостоверением, выданным Рукастым, и зашагал к ментам. Те на всякий случай взяли его на прицел.
Сунув удостоверение под нос молодому лейтенанту, он проговорил:
– Я внештатный сотрудник. Не верите, позвоните Долгорукому, вот его телефон. Он подтвердит. К тому же в этом помещении украденное у меня оборудование, и тому есть доказательства.
Лейтенант отошел и затараторил в рацию, прикрывая рот рукой. Артюхов обратился к мелкому, свирепому на вид сержанту:
– Там, в подвале, – мой друг. Арендаторы помещения задержаны, а мне очень нужно освободить этого человека.
– Следовало сразу обратиться к нам, а не предпринимать противоправные действия, – проговорил сержант и прицелился Артюхову в голову.
– Колян, отставить, – скомандовал лейтенант. – Оружие убери и дверь открой. Он правду говорит.
Сержант скривил недовольную рожу, но подчинился. Артюхов спросил у лейтенанта:
– А что стряслось в Наро-Фоминске? Слышал краем уха…
– Вспышка какой-то болезни, не знаю точно. Часть области оцеплена. Нас, слава богу, на месте оставили. А так, дааа… Сплошные запары.
Сигнализация смолкла. Сержант отпер дверь и крикнул:
– Путь свободен.
Артюхов прищурился, глядя вперед:
– Лейтенант, сопроводите нас, пожалуйста. Внутри могут быть трупы.
Мент протянул ему ключи от подвала и кивнул.
Тоха шел первым, прицеливаясь в темноту дверного проема, за ним – двое ментов из группы захвата и только потом – Артюхов. Странно, но он нервничал из-за Маузера, будто тот был его близким родственником.
Тоха нащупал выключатель, и из помещения полился голубоватый свет. Артюхов пригнулся и переступил порог. Здесь пахло резиной, новой мебелью и медикаментами. В прихожей на вешалке висел одинокий белый халат, на полу, прямо на домашних тапках с помпонами, распластались бахилы.
Ясно, что здесь никого не было, но Тоха для порядка прижался к стене, подергал дверь – заперта, и воззрился на лейтенанта, который замыкал шествие. Артюхов вынул связку ключей из кармана и открыл обычную офисную дверь.
Тоха прошмыгнул внутрь, включил свет и присвистнул. Игнат ступил в длинный, плохо освещенный коридор, зашагал вдоль одинаковых металлических дверей. Стены были облицованы мраморной крошкой, пол вымощен белой плиткой. В коридоре пахло нагретым пластиком, как от нового компьютера.
В самом конце коридора из-за приоткрытой двери лился свет. Артюхов зашагал туда; удивительно, но кровь пульсировала в висках, а ладони вспотели. Отказываясь признаваться, что волнуется за чужого человека, он убеждал себя, что это от усталости.
Тоха оттеснил его, держа пистолет наготове, заглянул внутрь, готовый в любой момент отпрянуть. Засунул голову в проем, осмотрелся и поманил позади идущих.
По полу змеились кабели. Словно в магазине компьютерной техники, вдоль дальней стены сиял включенными экранами ряд ноутбуков. Выглядело все так, будто хозяева только что ушли и рассчитывали в скором времени вернуться.
На больничном столе в середине кабинета лежал мужчина, рядом был пустой штатив с капельницей. Маузер, точно: патлы черные длинные, аж со стола свешиваются, рожа татуированная, свирепая.
– Маузер, хватит притворяться! – крикнул Артюхов.
