Глава 6
ДОБРЫНЯ
Теперь Дан понял, почему на вопрос «Как пройти к „Ржавому якорю“?» от него шарахнулась русокосая женщина, а потом мужик в пуховике чуть ли драться не полез. Определенно заведение не пользовалось популярностью у местных жителей. По крайней мере, у той части населения, которая жила по царским законам, а не по бандитским понятиям.
В «Ржавом якоре» пахло гнилой рыбой, плохим самосадом и мочой. И всё здесь, включая хмурых агрессивных посетителей, пропиталось промозглой сыростью. Заведение это, сбитое из неотесанных бревен, стыки меж которыми кое-как заляпали цементом, служило пристанищем для сброда в звериных шкурах, полуобнаженных девиц и многочисленных увечных — без рук, без ног, кое у кого не хватало глаза или пальцев. Раскосые азиатские лица преобладали, они почти что вытеснили бородачей европейского типа, которые держались обособленно, в дальнем темном углу.
Никто не поспешил принять заказ у «варягов». Да они и не собирались набивать брюхо. Зачем рисковать? Их тут запросто могли отравить. Косые взгляды, которые Дан то и дело перехватывал, намекали, что расслабляться не стоит. Тем более диверсанты безоружны.
Уж лучше без штанов остаться, чем без ствола. Не так стыдно.
— Командир, какие планы? — Чихнув, Ашот с трудом объял пятерней свой мясистый нос.
— Ждать. Смотреть по сторонам.
— А как они выглядят, подводники эти? — Бахир теребил звезду, пришитую к бронику. Этот его аксессуар так и притягивал взгляды аборигенов.
Гурбан не ответил.
От скуки Дан прислушался к беседе за соседним столиком.
— Окружило небо Землю-матушку, уронить в себя хочет. А вот ему! Выкусит пусть небо! Твердь нашу семь больших и шесть малых китов держат. А когда киты шевелятся, Землю трясет… — Волосы на морщинистой голове рассказчика давно обратились седым пушком, голос его дрожал, он шамкал беззубым ртом, но вещал с воодушевлением. — Ближе всего к нам христиане, дальше — арабы, потом — одноногие люди. Эти все на востоке, где тепло. А на западе нехристь разная — немцы, англичане, французы.
— А американцы? — осторожно спросил молодой парень, рожденный после Псидемии.
— И эти тоже. — Старец, из поморов, важно кивнул и жадно уставился на миску с кусками оленины и кольцами жареного лука, что стояла перед парнем. Причем мяса там было куда больше, чем лука, который тут, на севере, дороже любой вырезки. Цингу из-за Псидемии никто не отменил, а сырое мясо с кровью далеко не все потребляют с удовольствием.
В разговор вмешался проходивший мимо ненец лет пятидесяти, в просторной, до колен рубахе с капюшоном, сшитой из шкуры мехом внутрь, и в таких же штанах:
— Мань тюкона иледм’! Много лет живу, но не видел тех китов! Что ты несешь, старый хрен?! Какие киты?! Все киты давно со слизнями на бошках! Вон, у Николы спроси! Да только он с тобой, старым хреном, говорить не станет! Кто в море не хаживал, тот Бога не маливал! А тебя я в море не видал что-то!
— Не дразни старого человека, а то вырастешь глупым. — Старик выхватил нож. — Так твой народ говорит?
— Тише, отец, чего ты? — Ненец поспешно ретировался к стойке, за которой хозяйничал такой же, как он, абориген, и зараз опростал в себя стакан.
Гул в заведении не стих ни на секунду. Никого не смутил вид ножа. В «Ржавом якоре», похоже, потасовки случались так часто, что стали рутиной, не достойной внимания. Вокруг звучали хриплые голоса, смех, тосты на дикой смеси языков северных народов, морского сленга и очень своеобразного русского. Понималось одно слово из пяти.
Ашот встал.
— Ты куда? — повел бровью Гурбан.
— Пройдусь, с народом пообщаюсь.
— Только не задирай никого, лады?
Прогулявшись к стойке и познакомившись с тем ненцем, что обидел старца, Ашот вернулся не с пустыми руками.
— Николой капитана кличут. Колянчиком, значит. Говорят, мужик — кремень. Вон подводники, в углу затихарились.
— Не похожи что-то, — усомнился Гурбан, взглянув в указанном направлении. — Чмошные какие-то. Офицеры, они ж благородные, в кителях… — Он замолчав, уставившись на Бахира, который пальцем углубился в ноздрю. — М-да…
Данила предложил:
— Подойдем, поговорим. Если что, извинимся. Ашот, дружище, присмотри за Маришей. Любимая, останься здесь.
Ага, держи карман шире — Мариша первая встала из-за стола и двинула в тот самый угол, где в полумраке ютились бородачи-европейцы. Дану и остальным ничего не оставалось, как поддержать ее начинание.
Вблизи стало понятно: насчет чмошности бородачей Гурбан погорячился. Во-первых, те устроились в углу с хорошенько проконопаченными и завешенными коврами стенами. Во-вторых, неаккуратность их ограничивалась лишь подстриженными бородками. На подводниках ладно сидели черные шинели с двумя вертикальными рядами пуговиц и с нашивками на рукавах. А вот фуражки отсутствовали, зато на столе лежали шапки-ушанки с блестящими кокардами. Головные уборы тоже были черными.
— Добрый день, господа. — Мариша проявила инициативу. У нее больше шансов произвести приятное впечатление, чем у остальных «варягов» вместе взятых.
Красота — страшная сила.
Пока звучали ответные приветствия, Данила изучал обстановку.
На столе горела свеча. Ее света хватало, чтобы рассмотреть закуски в мисках: икра красная и черная, ломти жареного мяса, салат из тепличных помидоров и огурцов, блестящий подсолнечным маслом и посыпанный солью… Дан понял, что проголодался.
И еще — у всех подводников волосы коротко острижены, слизню негде спрятаться.
— Девушка, присаживайтесь, будьте добры. А юношам скажите, чтобы не маячили тут. Раздражают, — лениво обронил подводник лет на десять старше Гурбана, но такой же крепкий.
Естественно, Мариша вежливо отказалась, и «варяги» не ушли. Не в их привычках драпать от пижонов в черном. Не затем сюда из Питера летели.
Пижоны в черном… В черном? Черепа почти лысые…
На миг у Данилы закралось подозрение, что питерские похитители и подводники как минимум заодно, а как максимум… Но обдумать эту версию ему не позволили новые обстоятельства.
Подводник — судя по хватке, старший среди своих не только по возрасту — положил на столешницу деревянные ножны, обтянутые черной — ну не зеленой же? — кожей, с латунными устьем, обоймицей и наконечником. Из ножен выглядывала рукоять светлой кости с латунными же втулками и S-образной крестовиной. Офицерский кортик вроде этого, только с трезубцем на устье, Дан видел в оружейке Училища — ножичек не только забавный, но и весьма опасный в умелых руках.
Лапищи капитана производили впечатление именно что умелых.
— Это чтобы мяско порезать? — участливо спросил Гурбан, оценив кортик и жест.
— Точно. Мяско.
— В мисочке?
Один из подводников, совсем пацан, лет четырнадцати всего, хихикнул — юмор Гурбана пришелся морскому волчонку по душе. Товарищи его поддержали — захохотали во всю мощь просоленных легких.
— Ах-ха-ха! В мисочке! Мяско!
Обстановка разрядилась. «Варяги» заулыбались. У Данилы тоже личико расползлось в довольной ухмылке.
Только двое не принимали участия в веселье — Гурбан да капитан. Они сверлили друг друга взглядами.
Назревало что-то недоброе.
Сжатые кулаки-кувалды капитан положил на стол. Поросшие волосами пальцы и кисти покрывала вязь татуировок, уходящая под рукава шинели, выныривающая у самой шеи и наползающая зеленоватыми якорями и русалками на щеки. Карие, почти черные глаза не моргая таращились на Гурбана. Их обрамляли красноватые, воспаленные веки.
Возле кортика незаметно для Дана образовался десантный «калаш».
— Нам нужно в Гремиху. — Гурбан оценил «тонкий» намек ухмылкой. — Это очень важно.
В ответ прозвучало:
— Есть такая шутка: «В Индийском океане по неизвестной причине затонула американская подводная лодка. С нашей стороны потерь нет».
— И что? — Гурбан прищурился.
— И ничего. Нам-то что с твоей нужды?
— Если сумеем туда добраться, а мы сумеем — с вашей помощью или без, — спасем всё человечество. Помоги, капитан, не пожалеешь.
Обо всем человечестве, пожалуй, говорить не стоило. Тяжелый взгляд капитана стал удивленным, потом откровенно насмешливым:
— Обычные психи? А я-то думал… Отвалите, шпанята, не мешайте мужчинам ужинать.
Лучше бы он послал «варягов» куда подальше — не так обидно, а вот пренебрежения ему не простил бы даже рядовой Петров, недавно попавший в команду Гурбана.
Подводников всего четверо. Капитаном займется Гурбан. Юному сопляку свернет шею Данила. Ашот — на того, что справа. Петров — слева. Мариша с Бахиром на подхвате. Живым нужен лишь капитан, остальные не в счет, только мешают.
Данила глубоко вдохнул и…
Что-то изменилось.
Он застыл, пытаясь понять, в чем дело. И не только он — Гурбан шагнул прочь от подводников, обернулся. Ашот разжал кулаки.
В баре началась престранная суета. Аборигены дружно пришли в движение, загомонили. Они укладывали на бок столы и сдвигали их так, чтобы освободить пространство в центре «Ржавого якоря». Понаблюдав немного за приготовлениями, Дан понял, что столешницы теперь будут служить подобием ограждения, типа деревянные щиты получились.
А щиты нужны для чего? Верно — для защиты.
От кого?..
— Что они делают? — Мариша тронула мужа за локоть. — Зачем это?
— Обряд инициации, — пояснил самый юный мореман. — Мальчик станет мужчиной только после того, как убьет зомбака. Девушка, вам лучше на это не смотреть. Рыбаки, оленеводы и охотники — в общем, дикие люди — что с них взять?
В образовавшийся круг втолкнули пацана лет одиннадцати, одетого в кожано-меховой костюм местного фасона — малицу. Пацан сжимал в руках обрез, сделанный из охотничьей двустволки. Нервничая, он косился по сторонам, словно в поисках выхода, на лбу у него блестели бисеринки пота.
Толпа с внешней стороны круга вовсю подначивала мальца.
— Ползи к мамочке!
— Трус!
— Сосунок!
Из того, что Дан разобрал, это были самые мягкие выражения.
Кое-кто истерично верещал, что зомбак порвет щас крысеныша, живьем сожрет.
В общем, в «Ржавом якоре» стало шумно и неуютно.
А когда привели зомби, и вовсе захотелось выйти, подышать свежим воздухом.
Зомбака держали двумя закрутками — петлями из сыромятного ремня на массивной деревянной рукоятке такой длины, чтобы он не мог дотянуться до конвоиров. Ремни врезались в горло, мешая дышать, он то и дело пытался сорвать их, но лишь расцарапывал отросшими ногтями кожу на кадыке до крови. Спутанные космы свисали на лицо, скрывая надбровные дуги — выпуклые, нависающие над яростно сверкающими глазами. Когда зомби резко двигал головой, обнажались желтые клыки, с которых капала слюна. Борода на его морде не росла. Впалые щеки и натянутая на костях нездорово бледная кожа сплошь в нарывах выдавали крайнюю степень истощения твари, бывшей когда-то человеком. Не тело — скелет, мышц практически не осталось. Казалось, прутики-руки никому не могли причинить вреда, зомби едва на ногах стоял, покачивался от слабости. Опасным монстром его не назвал бы даже пятилетний ребенок. И все же нельзя недооценивать противника.
Хотя что тут недооценивать? Мослы в последней стадии разложения?
Конвоиры ослабили петли и, сдернув их с зомбака, поспешно ретировались за ограждение.
Толпа вмиг затихла, будто кто-то выключил звук. Слышно было только прерывистое, со всхлипами дыхание мальчишки да рычание зомби. Не рычание даже, а скулеж обреченного на смерть существа.
Мальчик трясущимися руками поднял перед собой обрез.
Прозвучал выстрел.
Грудь зомбака обагрилась, но все же он устоял. Конечно, долго ему не продержаться — скоро сдохнет от потери крови, но пока что слизень на его черепе заставлял тело носителя производить и впрыскивать в кровь немереные порции норадреналина. Зомбак не почувствовал боли, смертельное ранение лишь разъярило его сильнее. Если он вырвется за круг, составленный из столов, мало тут никому не покажется.
— В голову! — Толпа взорвалась криками. — В голову стреляй!
Но мальчишка ничего этого не слышал. Он дрожал от страха. Но все же вновь поднял обрез и вдавил спуск…
И ничего.
Осечка!
Зарычав, зомбак бросился на мальца.
Рефлекторно Данила включился, за долю секунды достигнув состояния полной сосредоточенности, без которого доставщику частенько не выжить — все процессы в его организме скачкообразно ускорились. Схватив десантный «калаш», он молниеносно вскочил на стол, за которым сидели подводники. Миски опрокинулись, рассыпав икру на грязный пол, свеча сломалась под каблуком, перевернутая бутылка выплеснула из себя пахучее пойло. Зато доставщик оказался значительно выше толпы.
Он вскинул автомат и короткой очередью снес зомбаку голову.
На мальчишку упал уже труп, сбил его с ног. Пацан заверещал как резаный — на лицо ему плеснуло алым.
Всё.
Дан выключился. Накатила слабость.
Его сдернули со стола, повалили на пол. Вокруг как-то сразу стало тесно от аборигенов. Данила видел, как Ашоту врезали под дых, как скрутили его, потом — Маришу, успевшую расцарапать чью-то рожу. Рядовому Петрову сломали нос. Бахир предусмотрительно задрал руки к потолку, поэтому с ним обошлись чуть вежливее, чем с Гурбаном, который сшиб с ног троих, прежде чем ему угодили ногой в пах и накинули на шею закрутку, — татарину всего лишь разбили рот, вышибив пару зубов.
Через несколько секунд все «варяги» были схвачены, на них навели оружие.
— Суки, да я вас всех! Раком! Если не отпустите… — Ашоту к горлу приставили нож, и он тут же заткнулся.
Для профилактики, наверное, Данилу еще пару раз пнули в ребра, хотя он не оказывал сопротивления и воздух языком не сотрясал.
— Хватит! А то зашибете раньше времени… — Бармен, еще недавно протиравший граненые стаканы и алюминиевые кружки, оказался настолько значительной личностью, что от дальнейших побоев воздержались. Данилу поставили на ноги, подтащили к стойке.
Теперь у доставщика появилась возможность в подробностях рассмотреть хозяина заведения, по совместительству — главаря кодлы, заседающей в «Ржавом якоре». Даже длинные сальные пряди не скрывали оттопыренные уши бармена, которым позавидовал бы Чебурашка. Мысленно Данила так его и окрестил — Чебурашкой, в честь героя сказки, карандашом нарисованного мамой на обрывке бумаги для маленького Дани. Вот только Чебурашка из детства был добрым, а этот — не очень. Скорее даже очень недобрым. Азиатское лицо Чебурашки покрывали многочисленные морщины. На правой руке не хватало мизинца, зато остальные пальцы были сплошь покрыты перстнями-татуировками.
— Хана тебе. Оскорбил меня сильно, сука. — Чебурашка покачал головой. Пряди на его ушах даже не пошевелились, будто их приклеили. — Нет тебе прощения. Помешал сыну моему доказать, что он мужчина.
Вот и помогай людям. У Данилы от возмущения аж дыхание сперло. Правду говорят, добрыми намерениями дорога в ад вымощена. Называется, спас мальчонку от клыков зомбака!..
На стойку, всю в мокрых разводах, Чебурашка положил полутораметровый гарпун, к древку которого крепился отшлифованный наконечник из китового уса сантиметров тридцати длиной, с зазубринами на одной стороне и с острием из обсидиана. Если Дан правильно помнил лекции по холодному оружию, острие должно быть смазано аконитовым ядом — чтобы наверняка уделать жертву.
Демонстрация народных промыслов Даниле очень не понравилась, Чебурашка это заметил и растянул тонкие губы в ехидной торжествующей улыбке — во рту у него родных зубов вообще не осталось, вместо них торчали невпопад стальные протезы.
— Сначала я проткну тебя, как тюленя, но так, чтобы ты не сдох сразу. — Бармен взял гарпун. — И с живого буду сдирать жир вместе с кожей — от головы к животу, сначала надрезав бока. Потом спину освежую. И отрежу тебе нижнюю челюсть — так удобнее ломать зубы на верхней. Я люблю ломать зубы, это меня расслабляет. Потом — жирок с ног. Потом — мясцо с хребта. Тебе будет больно, и ты будешь еще жив, когда я перерублю тебе ребра и хребет. Я сделаю это очень нежно. А там дойдет очередь до кишок…
Данилу толкнули к самой стойке, он ударился в нее грудью. Ядовитый наконечник оказался в каких-то сантиметрах от его глаза. Мариша вскрикнула, ей зажали рот. Дан дернулся, ему даже удалось отпрянуть от стойки, он почти вырвался из крепкой хватки конвоиров. Но «почти» не считается.
— Поднимите! — велел Чебурашка. Он больше не улыбался.
Сильные руки оторвали Дана от пола, усадили коленями на стойку.
Похоже, главарь местного кодла всерьез собрался поиграть гарпуном.
— Эй, ты чего?! — вырвалось у доставщика, когда Чебурашка чуть прищурился, намереваясь погрузить наконечник в пупок обидчика.
Дан не видел, как Мариша плачет, но слышал ее всхлипы.
— Проткнуть и живьем резать? И что за интерес? Кайфа ни себе, ни людям, только грязь разведешь. Я придумал казнь круче. — Это капитан подлодки встал из-за стола, водрузил на голову шапку-ушанку и протолкался сквозь толпу к стойке. Теперь весь сброд внимал ему с открытым ртом. Даже Чебурашка, казалось, забыл о своих намерениях. — Пусть чужак сразится с Добрыней.
Толпа взорвалась восторженными воплями — Никола верно придумал, пусть пришлый расплатится кровью за подлый поступок.
Капитан поднял руку — и крики тотчас смолкли.
— А если одолеет он Добрыню, то значит, и пацан прошел испытание и стал мужчиной!
Толпа, чуя развлечение, на ура приняла и это предложение.
Немного подумав, Чебурашка пожал плечами — мол, пусть будет так.
Угу. Все согласны, всем хорошо. Вот только у Дана не спросили, нравится ли ему такой вариант. Но его поставили обратно на пол, уже хорошо. Это ли не повод покачать права?
— Эй! Я не буду ни с кем сражаться!
— Тогда умрешь прямо сейчас, собака! — Острие гарпуна остановилось у самого горла доставщика, едва не оцарапав кожу.
— Ну же, молодой человек, не лишайте нас удовольствия. — Капитан приблизился к Дану и прошептал ему на ухо: — Если победишь или хотя бы выживешь в схватке, я возьму всю твою честную компанию на борт своей лоханки. Усёк?
Данила едва заметно кивнул.
Сразиться с каким-то Добрыней — единственный шанс не только выбраться живым из «Ржавого якоря», но и попасть в Гремиху.
— Я согласен. А кто такой Добрыня? И почему его так зовут?
— Потому что добрый очень. — Капитан уже потерял интерес к доставщику и его проблемам. — Сейчас сам увидишь.
И Данила таки увидел — потому как Добрыню привели почти сразу после капитанского благословения на битву.
Это был огромный зомбак, в котором слизень давно уже вытравил все человеческое. Ни клочка одежды на теле, он порос густой бурой шерстью от пяток до затылка, на котором уродливо бугрился биочип. Казалось, вместо мышц ему под кожу засунули живых змей, которые постоянно шевелились, а бицепсы заменили бутовыми камнями. Сразу видно — зомби не голодал на довольствии у завсегдатаев бара. Во рту его никак не помещались клыки: верхние прикусывали губу, а нижние царапали нос, полный волос. Когтям Добрыни позавидовали бы медведь и тигр вместе взятые.
— Красавчик… — прошептал Данила, глядя на тушу, которую ввели в круг. Удерживали зомбака шестью закрутками — по одной на конечность, две на шее.
Как по команде аборигены принялись зажигать факелы. Зачем? Вроде и так света хватает.
Раздвинув столы, Данилу втолкнули в круг.
— Эй, а где обрез?! Обрез дайте!
В ответ послышались смешки. Капитан развел руками — мол, с огнестрельным оружием было бы слишком просто.
— Хотя бы нож! Ножа жалко, что ли?! — Дан рванул прочь, но столы уже поставили на место, ловушка захлопнулась.
Наверное, так же себя чувствует сыр в мышеловке. Пусть даже зверюга не съест, а все равно тебя подставили.
К счастью, Добрыня не спешил покалечить Дана. Его больше занимала толпа с той стороны ограждения — он предпринял с десяток попыток выбраться из круга, и каждый раз с воем и с опаленной шерстью отскакивал обратно. В него тыкали факелами, огнем стегали по морде, доводя и так агрессивную тварь до яростного исступления. Добрыня панически боялся огня — потому что огня терпеть не мог слизень у него на затылке. Иначе зомби давно уже раскидал бы сомнительную преграду из столов и превратил бы в фарш с десяток аборигенов.
— Нож дайте! — Понимая, что голыми руками с зомбаком не совладать, Дан сунулся опять к столам, и усилия его оказались не только напрасны, но и опасны — он едва не схлопотал факелом по роже.
Пламя, мелькнувшее у самых глаз, ослепило его. И что-то большое и смрадно дышащее навалилось, подмяло под себя. Дан сумел перевернуться на спину, чтобы лицом к морде встретить опасность, а Добрыня будто того и ждал — его волосатые пальцы впились в горло жертвы.
— Ах ты… — прохрипел Дан, вцепившись в запястья зомбака, и дернул что было сил, но оторвать лапы от себя не смог. Неверная тактика. Не защищаться надо, а контратаковать. Мазнув ладошкой по морде зомбака, доставщик нащупал в колтунах шерсти кадык.
А Добрыня играл с Данилой, как кошка с мышкой. Забавлялся, прежде чем свернуть шею.
В глазах у доставщика поплыло. Вот-вот потеряет сознание. Прощай, Мариша…
Хватка Добрыни ослабла. Пальцы зомби еще сжимали горло Данилы, но уже как-то не всерьез, для виду, что ли. Доставщика больше не душили.
Что такое? Почему вдруг? Неужели Дан одолел монстра?.. Воспользовавшись слабостью врага, он отлепил от себя мохнатые лапы, выскользнул из-под Добрыни и носком ботинка проломил ему висок.
Толпа застыла в шоке.
Бармен Чебурашка первым пришел в себя. Он выбрался из-за стойки и радостно засветил перед всеми свой стальной прикус:
— Чужак победил! Мой сын прошел испытание! Мой сын — настоящий мужчина!
Держась за горло, Дан просипел:
— Отпустите моих друзей.
Чебурашка подал знак, и «варягов» освободили.
— Что ж, я тоже всегда держу слово. — Капитан подводной лодки, никого не дожидаясь, первым двинул к выходу из «Ржавого якоря».
За ним потянулись члены его экипажа и диверсанты.
— Ты дал мне шанс. Почему? — Перемахнув через столы, Данила догнал капитана.
В ответ он услышал:
— Наш врожденный прищур — от снежной белизны и бурь.
— Чего?
— Того. Терпеть не могу узкоглазых. Да и я был уверен, что ты не справишься.
