ГЛАВА 20
ВАГОН ДЛЯ БЕДНЫХ
Выдав трубный гудок и стравив облака пара, паровоз потащил за собой вагоны.
Гурбан невесело ухмыльнулся. Ксю, не единожды испытанная в бою, починившая танк и стрелявшая так, что покойный Маевский довольно причмокивал, неожиданно спасовала, когда надо было на бегу запрыгнуть в вагон. Заклинило ее — и ничего не поделаешь! Нижние лапки она переставляла довольно бодро, и на том спасибо, а вот одновременно оторвать их от горизонтали отказывалась категорически. И вложить свою ладошку в грабли Фазы — тоже.
— Давай, Ксю! — крикнул Фаза, широкими плечами едва уместившись в тамбуре. Нахмурившись, он то и дело поглядывал вверх, где разгорелась нешуточная битва. Причем разгорелась в прямом смысле: с крыши вокзала по зомбоптицам работали огнеметы. Оранжевые столбы пламени с шумом устремлялись ввысь.
— Давай, детка! — Гурбан хотел подбодрить Ксю шлепком по заднице, но та увернулась. Еще и фыркнула!
— Ну же! — Бек почти уже покинул вагон, чтобы помочь девушке, но Фаза схватил его, не дав выпасть наружу.
В конце концов Гурбан подхватил ее на руки и, с удовольствием ощутив упругие округлости, вручил девчонку великану, который только того и ждал, отодвинув Бека к Доктору и Мяснику. Эх, почему Гурбану не двадцать пять?! Сам он вскочил в Острог-на-колесах, когда до конца платформы Московского вокзала, острог Тула, оставались считаные метры. То есть раз, два — и весь счет. А за миг до этого Гурбан почувствовал на себе взгляд. Чуть ли не на половину вывалившись из вагона впереди, на командира чистильщиков смотрел Сташев-младший собственной персоной.
Вот так встреча! Гурбан подмигнул доставщику и, оттолкнувшись от края платформы, швырнул свое тело в проем, едва не зашибив при этом Бека. Успел! Еще чуть-чуть, и чистильщики укатили бы без командира…
— Сташев рядом, доплюнуть можно, — сообщил он Коляну, едва переведя дух. Не мальчик уже, чтобы мчаться, сломя голову. — Сейчас прогуляемся по составу, возьмем как миленького, никуда не денется!
Раздвинув дверцы вагона, стекла в которых заменили некрашеной жестью, укрепленной арматурными прутами, Гурбан шагнул внутрь.
И ему тут же ткнули стволом под ребра:
— Руки вверх! Дернешься — пулю схлопочешь, мамой клянусь!!!
И уже другой голос спокойно добавил:
— Добро пожаловать в вагон для бедных.
* * *
Стуча колесами, Острог-на-колесах медленно выкатывал с освещенного вокзала в беспроглядный ночной мрак.
Дан ущипнул себя за руку, чтобы прогнать оторопь. Расслабился, да? До Москвы рукой подать? А вот тебе — судьба сунула под нос здоровенный кукиш!
— Эй, парень, что с тобой? — Проводник, усатый и худощавый, выбил угли из трубки и поправил фуражку. Брюки на нем были хоть и не новые, зато отглаженные, а поверх голубой рубахи ладно смотрелась потертая кожаная куртка. В сравнении с доставщиками он выглядел очень солидно, прям советник какой-то. — Эй, ты в порядке?
— Нормально все, — буркнул Дан и потащил Ашота за собой. Тот едва успел выбросить недокуренную самокрутку.
В вагоне царила тишина. Прочие пассажиры забаррикадировались в своих купе и, похоже, до конца пути не собирались оттуда высовываться. И правильно. Поговорка о любопытной Варваре во все времена актуальна.
Поначалу внутри вагон показался Дану пределом совершенства, новеньким, как только что с конвейера, но теперь, протискиваясь по узкому коридорчику, он подмечал недостатки: сотню лет уже, наверно, не стираны шторки, краску на полу недавно обновляли, но без толку, тут капитальный ремонт нужен, и решетки на окнах плохо закреплены, дребезжат…
— Не вагон прямо, а гроб на колесах! — Данила вцепился в ржавый поручень, чтобы удержаться на ногах, когда состав вдруг тряхнуло.
— Сплюнь, брат, три раза, ты что, нельзя так!
Когда они ввалились к себе, Равиль как раз достал из грузового отсека под диваном спиртовку и черный, как ночь, чайник. И то, и другое придавалось к каждому купе для комфорта пассажиров. Вольник собирался побаловаться горяченьким перед сном, но не тут-то было.
— Гурбан в поезде! — выдал Данила, застыв посреди купе. — И вся его кодла!
Мариша откинулась назад и скрестила руки на груди. Равиль поднял на Дана зеркальные линзы, потом перевел взгляд на Ашота, который топтался за плечом товарища:
— Что вы курили, молодые люди?
Толстяк обиженно засопел:
— Равиль, реально табачок обычный, самосад наш харьковский! А Даня так вообще и затяжки не сделал, самокрутку выронил, чурбан, а я ж старался, мастырил!
Оставив трость на диване, вольник поднялся, взял со стола спиртовку и чайник, чтобы убрать их на место. Надо признаться, даже эти безобидные предметы в его руках выглядели весьма грозным оружием.
— Они не могли догнать нас. Остались в Орле. Мы только покидали город, а карлики уже организовали поиски…
— Не могли. — Смотреть в линзы очков Равиля было неприятно: глаз собеседника не видишь, а любоваться собой в зеркале Данила не привык. — Но догнали.
Тишину нарушил бодрый рокот:
— Пассажиры, как у вас что?! Помощь нужна?! — Это проводник заглянул в купе.
— Да. Нужна. — (Данила удивился, услыхав такие речи Равиля.) — Молодые люди, побудьте пока здесь.
Чайник и спиртовка вернулись на стол. Дверца за вольником захлопнулась, щелкнул замок.
Толстяк кинулся к выходу:
— А мы что?! Чего так?! Пустите!
— Заткнись. — Дан припал ухом к белесому пластику, которым была облицована дверь.
— Что?! Брат, ты вообще уже?!
Мариша нахмурилась:
— Ашотик, помолчи, пожалуйста.
Этого толстяк стерпеть уже не мог — двое на одного! А еще друзья! Он отвернулся к окну, сделав вид, что очень заинтересован угольно-черной тьмой за решеткой.
Дан прислушался к разговору в коридоре. Ему тоже не понравилось, как поступил Равиль. Тем более Гурбан рядом. Жаль, пришлось сдать оружие при посадке в Острог-на-колесах…
Отчетливо пророкотал проводник:
— Вы уверены?
— Абсолютно. — Голос Равиля, как всегда, звучал бесцветно. — В последний вагон проникли очень опасные люди. Бандиты. От них нужно избавиться. — И Равиль добавил уже тише: — Убить. Или хотя бы ссадить с поезда.
Проводник ответил ему шепотом:
— На каком основании? Если они попали на вокзал, то уже оплатили проезд в вагоне для бедных — в том самом последнем вагоне состава.
— И все же от них надо избавиться. Не заставляйте напоминать, что вы должны оказывать содействие нашей миссии. Любое содействие.
— Но это может вызвать подозрения, и тогда…
На этом разговор прервался.
Дан припал глазом к щелке. Схватившись за поручни, Равиль и проводник стояли вполоборота к двери и смотрели друг на друга. Молча смотрели. Но почему-то Дану показалось, что они продолжают беседу. Он не знал, откуда у него эта уверенность, но…
Не произнеся более ни слова, Равиль и проводник развернулись и ушли, пропав из поля зрения Данилы.
* * *
Гурбан с детства не любил угроз. И не переносил тычков под ребра — не важно, кулаком ли, кастетом или, как сейчас, стволом дробовика. Еще его неимоверно раздражали крики в ухо. А когда мамой клялись, он просто зверел.
Надо было обладать феноменальным сволочизмом, чтобы по всем пунктам сразу насолить командиру чистильщиков. Он охнул от внезапной боли в боку и оглох от вопля:
— Руки вверх! Дернешься — пулю схлопочешь, мамой клянусь!
Неспешно подняв ладони над головой, Гурбан покосился на толстяка с наглой мордой. В одной руке у того был «калаш», в другой дробовик. Вот как раз дробовик и щупал командиру бок. За спиной у толстого гаденыша, одетого в отлично сохранившуюся дубленку, покачивался гамак, из которого гаденыш выпал, перед тем как наставить оружие. На втором гамаке рядом лежал еще один толстячок со стволом, накрытым одеялом из мешковины. Оба они слишком хорошо выглядели для этого вагона, как успел заметить Гурбан, немного осмотревшись.
Вагон, в который попали чистильщики — они стояли, дружно задрав руки, — оказался еще тем гадюшником. До Псидемии из таких вагонов составлялись пригородные электрички, то есть удобств ноль без палочки. А тут ради увеличения полезного объема лишнее из вагона удалили — попросту выдрали, что называется, с корнями. Лишнее — это сиденья и полочки над сиденьями, куда в проклятые капиталистические времена укладывали багаж. Не было этого всего. То есть вообще. Зато прямо на полу валялись грязные тюфяки и кучи прелой соломы, и на этих «роскошных кроватях» готовился ко сну разнообразный люд соответствующего вида и запаха. Кое-кто уже храпел. Колоритно выглядели гамаки, натянутые на внушительного вида канатах. Из-за гамаков, ни один из которых не пустовал, стоять в полный рост можно было лишь у тамбура. Дальнейшее передвижение — только пригнувшись и только по узенькой тропинке между телами на полу.
Разрыдался ребенок. Его рев заглушила унылая колыбельная. Какие времена, такие и песни.
— Как бычки в томатном соусе, — покачал головой Гурбан, чем вызвал неодобрение вооруженного толстяка — тот сильнее вжал ему дробовик в ребра. Хорошо хоть в ухо орать не стал.
— Бычки? И не говори, — подмигнул Гурбану второй толстяк, не вылезая из гамака. — Точно не сардины в масле. И так каждый раз. Гастарбайтеры. В Москву едут, мол, там их от зомбаков спасут, работу дадут и накормят трюфелями. Пехом пройти не могут, боятся, так они в Тулу, а оттуда к нам, чтоб, значит, перевезли… И вы, господа пассажиры, туда же?
— Ага, — кивнул Гурбан, и ребра его затрещали сильнее.
— Ну-ну. А Москва, ребятушки, не резиновая. Ну что вы в самом деле… — Мужику в гамаке явно хотелось поговорить.
А вот его напарник был настроен совсем недружелюбно:
— Хватит порожняки гонять! Оружие сдавать будем или нет?!
— Тимурчик, да куда они денутся? — лениво сцедил второй и спрыгнул на пол, едва не задавив девчонку с десятком косичек на голове — та сидела на полу как раз под гамаком.
Взвизгнув, чумазая малышка забилась под одеяло к бабке, что лежала у стены вагона. Та принялась гладить внучку по спине.
Одет разговорчивый был в меховую безрукавку и меховую шапку того покроя, что обожали генсеки Советского Союза. Только слишком уж сальным он был и грязным, будто с рождения не снимал с себя одежду и не мылся столько же.
Он улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы:
— Так что с оружием, господа пассажиры?
— Сдали на вокзале. — Гурбан сказал чистую правду, но, похоже, ему не поверили.
…Когда он, Мясник и остальные чистильщики выбрались из подземного хода, они сразу ринулись к единственному месту в Туле, куда могли увести Сташева. Бежали так, будто за ними сотни зомбаков гнались, кусая за пятки. И вроде успели — дирижабль, непременный атрибут Острога-на-колесах, еще торчал над надписью «Московский вокзал». Но вход на вокзал оказался заперт!
Мясник сказал тогда, что у Маркуса такой закон: за две минуты до отхода состава прием пассажиров прекращается. Недолго думая, Бек вогнал лом между дверью и косяком и очень быстро доказал местным, что открывать на стук необходимо.
Отряд Гурбана и примкнувший к ним племяш Вилена Джексона рванули к платформе, не обращая внимания на людей с черными повязками на рукавах, которым не очень-то понравился визит без приглашения.
Короче говоря, хлопоты охраны и билеты в последний вагон обошлись всего в ничего — в смысле, ничего из оружия у чистильщиков не осталось. Разве что Колян наотрез отказался расстаться с ломом, да местные и не настаивали, наивно полагая инструмент всего лишь инструментом…
И что, опять поборы? А не велика ли плата за проезд?!
— Так уж всё сдали? — не поверил мужик в генсековской шапке. — Что ж, раз по-хорошему не получилось, то… А ну-ка, раздевайся, тля! — Под мешковиной у толстяка оказался ППШ с барабанным магазином на семьдесят один патрон.
Пистолет-пулемет Шпагина, раритет прошлого века? Неужели еще стреляет? Проверять это на себе Гурбану почему-то не хотелось. ППШ относительно недавно, до Псидемии, вполне показал себя в афганских войнах и в войне в Ираке.
— Живо!!! — Сальный не шутил.
Пожав плечами, Гурбан принялся расстегивать куртку.
— Не ты, идиот! Кому ты нужен! Девка пусть раздевается!
— Зачем это?
— Осмотр на выявление скрытых предметов. И вообще, это мой вагон! Я здесь хозяин! Не нравятся мои порядки — не держу! Тамбур, дверь — пошли отсюда!
— Но мы оплатили проезд…
Это окончательно вывело из себя сального в мехах:
— Где ваша плата? Где, я спрашиваю?!
Мордастый — Тимур его зовут, как понял Гурбан, — поддержал напарника:
— А будете выдрючиваться — всех тут положу!
Командир почувствовал на себе тяжелый взгляд Фазы — словно в висок впилось сверло и начало медленно проворачиваться. Великан хотел получить добро на дальнейшие действия. Хорошо, не проявил самостоятельность. Очень хорошо.
— Ну?! — Дырявый ствол ППШ уставился Гурбану в живот, хотя раздеваться надлежало Ксю.
Неужели дробовика мало?..
Девчушка с косичками выглядывала из-под грязного одеяла — детское любопытство, ни грамма страха. Фаза, если ему дать карт-бланш, зацепит ее вместе с бабкой и не заметит. Какое ему дело до этих жалких оборванцев? На кону спасение человечества от слизней! Что в сравнении с этим одна девочка? Пшик, ноль без палочки! И все-таки…
Гурбан едва заметно кивнул Ксю:
— Давай, детка, не подкачай. — И подмигнул Беку — мол, Коля, готовься, твой номер следующий.
Настоящая команда — это когда понимают с полуслова. А настоящий командир тот, чьи приказы исполняются еще до того, как они отданы.
У Гурбана настоящая команда. И сам он — настоящий.
— Нравлюсь? — Ксю презрительно скривилась, расстегивая одну пуговицу за другой на куртке, которую надо бы выкинуть, а лучше — сжечь, ибо ткань пропиталась орловской радиацией, как губка водой. — Не слышу?
Сальный облизнулся и кивнул.
— Так, может, сам осмотришь меня? Для выявления скрытых предметов?
На покрасневшем лице сального выступил пот.
— Да-да, я осмотрю…
— А вот хрен тебе! Не буду раздеваться. Не хочу и не буду, и никто меня не заставит! — Ксю принялась застегивать пуговицы обратно. — И вообще, мы оплатили уже проезд…
Сальный оторопел. А потом, направляя ППШ то на одного чистильщика, то на другого, просипел:
— Тимурчик, прикрой! Один дернется — гасим всех! — Шагнув к Ксю, он схватил ее за округлую, заметную даже под солдатской курткой грудь и сильно сдавил. — Ах ты дрянь! Играть со мной надумала?! Да я тебя щас при всех тут разложу! На четыре кости поставлю! Я тут проводник! Я — хозяин!
Ксю вскрикнула от боли. А потом коленом саданула со всей дури сальному в пах.
Тот закатил глаза, уронил пистолет-пулемет и осел на пол.
— Мордой в пол! Всем лечь! Лечь, я сказал!!! — отпрянув от Гурбана, закричал Тимурчик, вместо того чтобы сразу открыть огонь из двух стволов.
И это было его ошибкой.
Бек сверху вниз ломом врезал ему по предплечьям, сломав две руки сразу.
— Нельзя так с оружием обращаться! — Доктор, проявив завидную сноровку, кинулся вперед и подхватил дробовик и «калаш» из разжавшихся пальцев. А уж Фаза не дал толстяку даже пикнуть — ударом молота-кулака отправил его в беспамятство.
Блондинка подняла ППШ сального и повесила себе на плечо.
— Забавная игрушка, у меня такой еще не было. А запасные диски есть? — Не дождавшись ответа от подвывающего от боли проводника, она шагнула к гамаку и в наваленном на нем тряпье нашла спортивную сумку, полную боеприпасов.
— Отличный удар. — С сожалением Доктор передал Фазе автомат, а дробовик оставил себе, любовно проведя по вороненому стволу.
Теперь все чистильщики, кроме командира и Мясника, были вооружены. Три ствола и лом — уже что-то. Уже не с пустыми руками в гости к Сташеву и его дружкам заявятся.
— Командир, а с этими что делать? Кончать их? — Бек занес кончик лома над головой сального.
Оставить проводников как есть нельзя — очнутся, поднимут шум. Связать? В вагоне много людей, найдутся среди них и сердобольные идиоты, освободят. Убить безоружных? Гурбан скривился: мараться не хотелось.
— Этот мусор, — сказал он, — надо выбросить.
— Есть выбросить! — Фаза схватил обоих проводников за шкирки и потащил в тамбур.
— За мной! — скомандовал Гурбан.
Стараясь не наступать на лежащих вповалку людей, он поспешил в другой конец вагона, чтобы перебраться в следующий.
Выстроившись в затылок друг другу, чистильщики не отставали.
* * *
Стиснув зубы, Дан мысленно выругался. В щель просматривался лишь небольшой сектор коридора — безлюдный сектор, ведь Равиль и проводник ушли, не сообщив доставщикам о своих намерениях. И верно, чего на месте топтаться? Есть проблема — надо решать.
«Убить. Или хотя бы ссадить с поезда», — так сказал вольник, а уж он-то слов на ветер не бросает. Ну почему, скажите, Данила помешал ему расправиться с Гурбаном в Орле? Одного легкого удара мечом хватило бы! Дан всерьез корил себя за благородство — сейчас корил, но там, в радиоактивных руинах, он думал иначе. А в итоге из-за него друзья опять подвергаются смертельной опасности! Хотя Ашот с Маришей тоже молодцы. Равиль едва не зарубил бандита, когда Дан потерял сознание, но они не дали…
Интересно, куда отправились и что будут делать вольник и проводник? Так интересно, что аж во рту пересохло и в глазах двоиться начало. И голова закружилась, и…
И случилось невероятное.
Данила будто просочился в щель, сквозь которую смотрел в коридор, и побежал вслед за кожаной курткой, что едва виделась в сером тумане впереди. Откуда в вагоне туман? И чтобы бегать, нужны ноги, а Дан вовсе не отталкивался ботинками от пола. Он… летел, что ли?
Но тело его при этом осталось в купе!
А вот душа — душа ли? — пристроилась за проводником. Тот что-то почувствовал — обернулся, громко втянув воздух через нос. И через несколько шагов опять это сделал. Неужели у души есть запах?
Тем временем тело Дана схватили за плечо и принялись трясти.
— Да что мы сидим?! Надо выломать дверь, да, брат?! — горячился Ашот. — Чего мы ждем? Пока к нам бандиты придут? Гурбан к нам придет, мы этого ждем?!..
Ашот еще много чего говорил, но Данила его не слушал. Если толстяк тараторит без умолку, он и пальцем не пошевелит, чтобы предпринять хоть что-то. Ждет, пока первый шаг сделает кто-то другой. Обычно «другим» выступал Дан, и это стоило ему переэкзаменовок, выговоров и лишения стипендии. Но сейчас он был слишком занят наблюдением за Равилем и его спутником. Мариша тоже не спешила поддаваться на провокации Ашота. И потому толстяк быстро заткнулся.
Как раз в этот момент душа Дана налетела на спину проводника, резко вставшего в тамбуре. Налетела — и пронзила насквозь, и по инерции прошла сквозь ржавую дверь, оказавшись там, где стояли вооруженные люди в таких же фуражках, что и проводник. Очевидно, его коллеги.
Слизень, понял Дан. Полет не во сне, а наяву — из-за слизня.
А ведь последствия контакта от самого Орла не проявлялись!.. Тело его сжало кулак, кожа натянулась на костяшках и побелела. С губ сорвался то ли стон, то ли рык — Мариша отшатнулась, Ашот удивленно вылупился.
Но душе не было дела до проблем плоти, она наблюдала за беседой проводника, помогавшего Равилю, и троицы мужчин из соседнего вагона.
— Добрый вечер, господин старший проводник! — сказал один, чуть склонив голову и натужно улыбнувшись.
Второй, закинув автомат за спину, широко развел руки:
— Рады вас видеть, Семен Маркович!
А третий с заискиванием спросил:
— Как здоровьице, босс? Слыхать, Федот сильно захворал, и напарница его, Василиса, тож животом мается? Они себе сладу дать не могут, а начальству разгребай! Где ж это видано, чтоб начальство за подчиненных работало?! Чтоб сам старшой проводник да как обычный какой корячился, билетики проверял?!
— Ничего, братва, — ответил проводник Семен Маркович, оказавшийся важной шишкой. — Я ж с низов тут начинал, работу знаю, не боюсь. Люблю работу эту. В радость она мне.
Равиля и Семена Марковича Данила видел очень четко, а вот прочее… Интерьер и тройка мужчин выглядели расплывчато, словно Дан нырнул и открыл глаза в бассейне Училища, где его и прочих воспитуемых учили плавать. Настоящий доставщик обязан преодолевать водные преграды, пусть даже окунуться в реку или озеро сродни самоубийству из-за слизней, паразитирующих на крупной рыбе.
— А это с вами, Семен Маркович, кто такой будет? Уж извините за нескромный вопрос, но вы знаете порядок, сами с нас за порядок и спросите, и правы будете, и…
— Верно, порядок должен быть. В нашем деле никак без порядка! А это… это мой старинный товарищ, с которым я ого-го как раньше. Вот, хочу показать свое хозяйство. Похвастаться. Под мою ответственность, конечно. А в вагоне для бедных Тимурчик да Степка, не поменялось ничего в этом рейсе?
— Они самые, да.
Троица посторонилась, пропуская старшего проводника и Равиля, припадающего на трость.
До Гурбана и его бандитов оставалось еще два пассажирских вагона. Старший проводник вытащил из-под кожанки пистолет и незаметно протянул Равилю. При этом не было сказано ни единого слова, но Данила откуда-то знал, что оружие выдано для использования лишь в самом крайнем случае.
В следующем вагоне беседа с местными жителями повторилась чуть ли не слово в слово. И в предпоследнем тоже. Под шумок Равиль покинул острожников, с шутками и прибаутками обсуждающих работу, и, проверив, как высовывается из трости меч, неспешно захромал по вагону дальше. Пистолет он заранее спрятал под плащом.
Из тамбура потянуло табачным дымом.
— Быстрее! — Оставив вооруженных проводников, Семен Маркович тщательно закрыл за собой дверь и побежал по узкому коридору: с одной стороны купе, с другой — зарешеченные окна. — Тимурчик и Степка балаболы еще те, долго против вашего Гурбана не протянут!
Он выхватил из-за пояса АПС и снял его с предохранителя.
* * *
Фаза нагнал чистильщиков.
— Как дела у наших приветливых хозяев? Тимурчик как? — Из-за гамаков Гурбан постоянно кланялся, а Фазе так вообще надо было встать на четвереньки и не мучиться, а то он, бедолага, то сгибался вдвое, то корячился в полном приседе.
— Полетели как птички, чирикнуть не успели.
Ксю зажала нос. Смердело от пассажиров бедного вагона так, словно они вообще не знали о существовании воды, мыла и пользе личной гигиены. Впрочем, и чистильщики нынче не розами пахли. Сколько уже в пути…
Вагон казался бесконечным, но все же таковым не был — чистильщики и Мясник в полном составе добрались до тамбура, где и остановились у перехода, отворив дверь.
— Готовы? — спросил Гурбан.
Мясник просто кивнул, остальные показали оружие — врагу не поздоровится.
— Фаза первый, — скомандовал Гурбан. — Потом Доктор, Бек, Мясник и Ксю. Я замыкающий. Работать на поражение по всем, кроме Сташева. И лучше без шума, а там по обстоятельствам. Фаза, давай!
Великан шагнул в гремящую тьму переходника, ограниченную лязгающим металлом. И взялся за ручку двери, ведущей в тамбур следующего вагона.
* * *
Оттолкнув Равиля, который из-за хромоты бегал чуть медленнее, старший проводник первым добрался до тамбура и, наставив пистолет на стальную дверь, другой рукой вытащил из кармана ключ, воткнул его в замок и дважды провернул.
— Успели, — прошептал Семен Маркович.
В этот момент с той стороны дернули ручку, но дверь, понятно, не открылась. А если бы на секунду раньше…
— Подержи-ка. — Вручив подоспевшему вольнику свой АПС, проводник окончательно закрыл проход с помощью двух массивных засовов вверху и внизу двери. Со скрипом толстые рессорные пластины вошли в пазы, приваренные к стенам тамбура. И надо сказать, он очень вовремя это сделал — дверь сотряс мощный удар, конструкция завибрировала, но выстояла.
— Надежно? — спросил Равиль. — Или пальнуть разок-другой?
— Не надо, — качнул головой Семен Маркович. — Пуля не пробьет металл, отрекошетит. А если и пробьет, то на излете. Смысл?
— И что они теперь? — Равиль понимал, что опасность все еще угрожает ему и доставщикам. — Какие у них есть варианты? Они ведь просто так не сдадутся.
Семен пожал плечами и забрал у вольника свое оружие:
— Вернутся назад и попытаются пройти поверху, если сумеют. С этого конца им не выйти, там двери наружные заварены.
— Что предлагаешь? — Равиль навалился на трость всем телом и замолчал.
Старший проводник посмотрел ему в зеркальные линзы и не открыл больше рта. И вновь Дану, душа которого наблюдала за разговором, показалось, что этим двоим вовсе не надо сотрясать воздух, чтобы услышать друг друга. Он почти уже понял, как это у них получается, когда тело его схлопотало пощечину.
Это было неприятно.
И так расплывчатая, реальность вокруг Данилы и вовсе взволновалась, покрылась непроглядной серой рябью. Еще можно было настроиться на верный лад, но тут он почувствовал жар на губах — и пришел в себя окончательно.
Его душа вернулась в тело, оставленное в купе. Легкие с хрипом наполнились воздухом.
Мариша испуганно отпрянула.
— Как в сказке, — сказал Ашот, наблюдая за Данилой. — Только вместо спящей принцессы у нас принц. Ты как, нормально, брат?
Дан кивнул. Голова звенела, глаза застила дымка. И во всем теле слабость. Он обнаружил, что лежит на сиденье, куда его, по-видимому, затащили друзья, когда он потерял сознание. Точнее — когда его сознание упорхнуло вслед за Семеном-проводником и Равилем.
— Гурбан объявился, Равиль куда-то ушел, нас заперли, а ты, братишка, вырубился, как неживой вообще стал. Я тебя по щекам давай уже, искусственное дыхание хотел делать, но тут Петрушевич удружила, чмокнула тебя, а ты — вот.
Дан представил, как ситуация выглядела со стороны. Да уж…
— Долго меня не было? В смысле, долго я был в отключке? — спросил он у Мариши.
— Минут пять.
Долго. Впредь надо осторожней экспериментировать с душой, сознанием, эфирной сущностью, или как там это называется. А то мало ли…
— Брат, давай дверь вышибем.
— Не надо. Равиль вот-вот вернется. Ему удалось задержать Гурбана на некоторое время.
Ашот сделал большие глаза:
— Откуда знаешь, брат?
— Просто знаю.
Мариша погладила Данилу по лицу, еще горевшему от пощечин толстяка.
Щелкнул замок, в купе вошел Равиль.
— Что случилось? — Он посмотрел на одного доставщика, потом на другого, и в конце концов остановил взгляд на Дане.
— Ничего, — не моргнув, соврал тот.
Ему почему-то не хотелось, чтобы вольник узнал о его новых способностях.
Вот не хотелось, и всё.
* * *
Плечо Фазы раз за разом вминалось в дверь перехода. Дверь вибрировала, но не сдавалась. Хорошая сталь, отличные запоры.
— Отойди, Фаза! Дай-ка я! — Ксю со злостью вскинула ППШ, прижала приклад к плечу. Ни дать ни взять партизанка из фильма о Великой Отечественной, просмотренного Гурбаном в детстве. Только валенок и красной ленточки на папахе — вместе с самой папахой — не хватает.
— Не вздумай, — остановил он девушку. — Это не поможет, зато всех завалишь рикошетом. И охрану в ружье поднимешь точно.
— Так что же делать, командир?
— А ничего. Пока ничего. Никуда Сташев с поезда не денется, на ходу не спрыгнет. Тут зомбаков вокруг столько, что только полный псих на своих двоих по Территориям пойдет. Да и на машине не факт, что проедешь. Мальчик не пташка, не улетит от нас. Сейчас или через час, пусть через два, а все равно возьмем. Только бы у пацана в Остроге-на-колесах своих людей не было. Хотя наверняка есть… — Гурбан размышлял вслух, иногда он позволял себе это делать. — Возвращаемся. Тут не выбраться.
— Куда не выбраться, Гурбан? — спросил Мясник.
На его камуфляж было страшно смотреть: пробитая пулями форма производила тягостное впечатление на тех, кто знал, чем грозили человеку подобные ранения. Даже в бронике не каждый осмелился бы принять на грудь очередь из «калаша». Кстати, бронежилет Мясника остался в подвале штаб-квартиры мосинцев, там он его снял.
— Куда надо, — отшила новичка Ксю. — Если командир сам не сказал, не спрашивай. Такие у нас правила. И тебе придется их соблюдать.
Резко мотнув головой, она отбросила челку, упавшую на лицо. Затем повесила трофейный ППШ на плечо. Второе уже оттягивала спортивная сумка с магазинами.
Гурбан кивнул — мол, права блондинка, и ты, Сережа, теперь один из чистильщиков, а не какой-то особенный.
— Всё, назад идем. На месте определимся, — скомандовал он.
Кто бы знал, как ему претила богадельня на колесах, но иного пути к Сташеву не было. Скоро — очень скоро! — они по-мужски крепко обнимутся, даже если пацан окажет сопротивление.
Но надейся на лучшее, а готовься к засаде — такой у Гурбана жизненный принцип с начала Псидемии. Времена оптимизма канули в лету, как и не было никогда. Солнечные дни, прогулки по парку, прохлада фонтана, ряды лакированных лавочек, детишки в электромобильчиках и одинокий пони, привязанный к ели в ожидании пассажира… Яркая поначалу картинка с каждым годом становилась все тусклее. Не образы уже, а набор слов, который должен что-то означать, будить светлые чувства в душе, покрытой толстым слоем пороховой копоти. Но в душе Гурбана больше не было места для подобной ерунды. Все занимала ярость, замешанная на ненависти к слизням, чертовым кукловодам, дергающим за ниточки людских и не только нервов!..
Гурбан взглянул на своих бойцов. Ксю, Фаза, Доктор, Бек и Мясник. Чистильщиков изрядно потрепало в пути. И надо бы переодеться и пополнить припасы — с водой и жратвой совсем туго… Но вряд ли в Остроге-на-колесах есть магазин модной в этом сезоне одежды — вот уж много лет популярного армейского камуфляжа. И даже если лабаз существует, чистильщикам нечего предложить взамен. То есть вообще!
Многие годы Гурбан только тем и занимался, что очищал планету от червеподобной погани, плодившейся так, что куда там кроликам. Богатств он не нажил, потому как мародерствовать в развалинах не любил, делал это лишь по необходимости. Сначала бродил по Территориям сам, потом рядом появились люди, которые хотели заниматься тем же, что и он, — с оружием в руках делать мир безопаснее. Одни гибли, другие попадали под контроль слизней и умирали от пуль Гурбана и его соратников, которых стали называть чистильщиками. Это было непросто — стрелять в того, с кем вчера делил кров и последний кусок хлеба, кто выручал тебя из передряг, тащил тебя, раненого, на себе. Непросто — для новичков, для тех, кто только вступил на тропу войны. Со временем, если везло, новички превращались в ветеранов, выполнявших свою нелегкую работу вопреки всему. Толстый слой пороховой копоти — вот щит, который спасал их от безумия. Дави на спуск, не жалей ни о чем, уничтожай слизней — в этом предназначение чистильщика.
Но паразитов не становилось меньше!
Наоборот — чем больше их уничтожали, тем активнее они плодились. Война, затеянная Гурбаном, изначально была обречена на провал. У человечества не было шансов ни на суше, ни в глубинах под защитой прочных корпусов субмарин. Быть может, лишь в космосе сапиенсы могли оставаться еще независимыми от воли слизней, да и то вряд ли.
И вот, когда шанс на спасение таки появился, на пути у Гурбана встала запертая дверь! Ну надо же!..
Он понял, что медлит, оттягивает возвращение в вагон для бедных, освобожденный от ига проводников-беспредельщиков.
— Можно я, командир? — Фаза, как всегда, был незаменим в подобных ситуациях.
Гурбан кивнул и посторонился. Раздвинув двери, Фаза первым вошел в склеп для заживо погребенных.
* * *
— А что там с Гурбаном? Проблема решена? Проводник помог?
Дан едва не ляпнул «старший проводник», но вовремя прикусил язык, поэтому последний вопрос прозвучал невнятно, но Равиль понял, о ком речь.
— Помог. Но не совсем. И потому нам нельзя здесь оставаться.
— Ну вот, попили, называется, чайку… — буркнул Ашот, пряча чайник и спиртовку в кладовую под диваном. — С вещами на выход. И куда мы теперь? Из купе в спальный вагон? С биде, джакузи и золотым унитазом?
— Типа того, — согласился с домыслами Равиль. — Тебе понравится.
Ашот задумался. Что тут, в Остроге-на-колесах, могло его заинтересовать? Стук колес, соседство головорезов Гурбана, фуражка проводника в кожанке? Пожалуй, ничего из этого не могло доставить ему удовольствия.
У Дана тоже не было идей насчет того, куда они собираются рвать когти и где залягут на дно. На рельсах в заброшенный гипермаркет не свернешь — поезд он и есть поезд, как его ни назови, хоть острогом, хоть чем с ручкой на колесах.
— Я покажу куда идти. — В коридоре путников поджидал старший проводник Семен Маркович. — Но сначала надо бы кое-куда заглянуть. Опасно разгуливать налегке. Мало ли…
У Дана аж зудело, так хотелось назвать проводника по имени-отчеству и посмотреть, как лицо его при этом изменится. Наверное, у Семена Марковича челюсть отвиснет. Но нельзя. Что за мальчишество? Зачем показывать, что ты умнее, чем кажешься, и знаешь больше, чем доверено? Лишний козырь в рукаве никогда не бывает лишним. Даже если играешь со своими. Точнее — с Равилем.
Вот только свой ли он?
Слишком странно вольник вел себя и тут, в Остроге-на-колесах, и в радиоактивном Орле, да и в самом начале, в Училище… Обо всем этом доставщик думал, топая к купе проводника с соответствующей табличкой из картона и корявой надписью на ней «ПРАВАДНИК».
— Стойте здесь. — Семен Маркович приоткрыл дверцу ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь.
Минуту спустя он боком выбрался в коридор.
И навел на Дана пистолет.
Большой, блестящий от масла «стечкин».
* * *
— И чтоб тихо тут сидели! А не то!.. — услышал Гурбан, вернувшись в вагон для бедных.
Сидя прямо на полу, пятеро оборванцев — новая власть! — усмиряли пассажиров пока только угрозами. Надо ж кому-то следить за порядком, вот лучшие люди вагона и взяли на себя тяжкое бремя руководства.
Псидемия испортила людей. Когда рухнула экономика, и деньги превратились в мусор, настал голод, за банку консервированных ананасов воевали, не считаясь с жертвами. А потом население сократилось, наладились новые связи, и продовольственный вопрос решился сам собой. Теперь, чтобы выжить, не нужно убивать друг друга. Выращивай скот и овощи, или выменивай еду, или же охоться на зомбозверье. Выбирай, что по душе.
Некоторые выбирали власть. А что? Не самый пыльный способ набить брюхо.
— Эй, уроды, понравилось командовать?! — Гурбан встал над мужиками, которые настолько оборзели, что не потрудились принять вертикальное положение.
Его рык мгновенно привел их в чувство. Оборванцы съежились, будто ждали, что он примется охаживать их ногами по ребрам и куда попадет.
— Извини, начальник, извини… — заскулил один из них, одетый в гнилье, кое-как скрепленное скотчем и проволочными скобами. Длинные грязные пряди волос спадали ему на лицо, пряча глаза от яростного взора Гурбана. Слишком уж сильно он старался казаться слабым и беззащитным, чтобы командир поверил ему.
Кунсткамера, а не вагон. Захотелось побыстрее выбраться отсюда. Это не просто пассажиры — это само человечество после Псидемии: жалкое стадо, слабое и подлое, готовое ударить в спину, но не способное дать отпор зомбакам. И чем дальше, тем хуже. Человечество деградирует, ему нужны пастухи.
Сплюнув на пол, Гурбан шагнул в тамбур. Новая власть посторонилась, пропуская чистильщиков.
С запором двери вагона Фаза справился в два счета. Открыть не смог, поэтому попросту сломал его. Дверца с лязгом отворилась. В тамбур дохнуло морозной свежестью.
— Я ж аккуратно вроде закрыл, как мусор выкидывал, а оно заклинило что-то, — оправдывался великан.
— Посторонись, — велел ему Гурбан, достав из рюкзака фонарь. — И подержи меня на всякий случай, чтоб не выпал.
Фаза тотчас схватил командира за ремень на поясе. В самого же великана вцепились Бек, Доктор и Ксю. Мясник присел на корточки в сторонке. Напрасно он отдалился от коллектива, ну да ладно.
— Лом дай, — обратился Гурбан к Беку.
Тот непонимающе нахмурился.
— Не бойся, не сломаю.
С помощью лома командир зафиксировал дверь — теперь, внезапно закрывшись, она не размозжит ему череп, стоит только высунуться из вагона.
— Счастливо оставаться. — Гурбан спустился на подножку.
* * *
Проводник вытянул перед собой руку с пистолетом.
Данила отреагировал рефлекторно — вломил хук с правой, свалив Семена Марковича с ног. Пистолет заскрежетал по полу. Сидя на заднице, проводник потер челюсть:
— Хороший удар.
Данила шагнул к нему, намереваясь раз и навсегда отбить охоту наставлять оружие на доставщиков:
— Могу повторить.
— Не стоит напрягаться. — Семен Маркович ползком попятился. — Ствол для тебя. Подарок. Ваши автоматы слишком заметны, а огнестрелом тут могут быть вооружены только местные, и я решил, что…
— Подарок? — Дан остановился, пытаясь сообразить, почему проводник так расщедрился, ведь у входа в вагон, еще в Туле, он отобрал у путников стволы, добытые в бою между мосинцами и зареченцами.
Поднявшись, проводник вытащил из-под куртки новенький АПС и вручил его Ашоту. Третий ствол достался Марише. Плюс по парочке запасных магазинов всем, кроме Дана.
— Эй, а мне?
Проводник опять потрогал челюсть:
— Извини, сынок, но у тебя нет оружия, оно на полу валяется. Так зачем тебе патроны?
Даниле пришлось наклониться, чтобы поднять «стечкин».
— Хорошая задница, — прокомментировала Мариша его прогиб.
Он чуток покраснел и мысленно пообещал устроить ей хорошую взбучку в первой же постели, до какой они доберутся. Уж он-то заставит ее стонать и плакать — от удовольствия, конечно.
— Новьё. — Ашот любовно провел по пистолету ладонью, затем вытер ее о штаны. — Со склада только, из одного ящика всем? Апээсы вроде в пятьдесят восьмом прошлого века сняли с производства и отправили на резервное хранение аж до девяностых? И где только склад такой нашли, что до сих пор не разграбленный простоял…
И хоть запасных магазинов Дану не перепало, в его «стечкине» помещалось двадцать патронов, что уже неплохо, если стрелять не в автоматическом режиме, а одиночными. Пусть Гурбан только сунется. С ножом, даже таким крутым, как Mark V АТАС, хорошо, а с пистолетом все ж спокойней.
Семен Маркович запер купе с табличкой «ПРАВАДНИК».
— Вам нельзя оставаться в этом вагоне. Бандиты, которые вас преследуют, обязательно найдут способ попасть сюда. Вам нужно спрятаться.
— Ха! — Ашот потряс «стечкиным» над головой. — Да чтоб я, доставщик с дипломом, имея на руках такую игрушку, да ныкался по углам?! Не бывать этому!
Черт! Вечно Ашот успевает сказать нечто героическое раньше Дана!
— Я тоже считаю, что нам не следует убегать и прятаться, — твердо заявил Данила. — Ну сколько можно? Тут до Москвы совсем чуть-чуть осталось. И мы хорошо вооружены. Надо дать бой бандитам Гурбана. Пусть они нас боятся, а не мы их! Хватит уже!
Старший проводник улыбнулся и спросил у Мариши:
— А вы тоже так думаете? Надо ли дать отпор Гурбану?
При упоминании этого имени мисс Петрушевич аж передернуло, и она быстро-быстро затараторила, будто опасаясь, что ее перебьют:
— Нет. Ведь враг рассчитывает найти нас здесь, поэтому занять иную позицию в любом случае тактически выгоднее и…
Ее таки перебил Ашот:
— Да что мы слушаем бабу? Бой! Останемся здесь, займем оборону и…
— У меня есть другое предложение, — вмешался проводник. — Я хочу спрятать вас…
— Не надо нас нигде прятать!
— …в борделе.
Последовала пауза, которую прервал Ашот, осторожно уточнив:
— В борделе? Я правильно услышал?
— Совершенно верно! — кивнул Семен Маркович.
Глаза Ашота заблестели:
— Я согласен с доводами Мариши. Тактически выгоднее занять позицию. И не одну даже позицию. И не с одной. И…
Заметив энтузиазм в глазах доставщиков, Мариша попыталась было откреститься от своих слов, но увы, решение уже было принято.
— В бордель! — провозгласил Ашот и первым кинулся за проводником.
