Эпилог

Семья собралась за большим кедровым столом. Эрику всегда нравились эти посиделки – именно в доме, под надежной двускатной крышей. Снаружи черноволком рыщет поземка, а за тремя слоями воздушных пузырей, за толстыми стенами пахнет горячей печкой и соломой. В детстве Эрик частенько жалел, что зима быстро проходит. Как будто и не было того никогда…

Поклонившись копьям Проткнутого, он сел за стол, и подозвал жену. Шлепнув ее ниже спины, велел кормить «этих желторотиков».

Торфинн, светловолосый, в Гель, проворно запрыгнул на лавку. Один только Торфинн так умеет: с печки и на лавку. Как белка, не иначе. Вигдис, рыжая – вся в отца! – принесла миски. Огненные волосы ее заплетены в три косички, а темечко гладко выбрито. Скоро, лишь тронется лед, старейшины выберут ей достойного супруга.

Скрипнула лестница – это Гель принесла из погребка жбан игристого пива. Эрик уронил в пену седой длинный ус, изрядно вымочил и стряхнул золотистые капли на язык, известный всей округе. Язык, с помощью которого он столько лет уже – год за три, ну и что? – залечивает нарывы, порезы и даже раны от секиры. Да что там раны – брату своему, Хеду, Эрик помог прозреть. Тогда, давно, вернувшись в Замерзшие Синички, он никак не мог простить отца. Умом понимал, что у того не было выбора, но… Их примирила смерть матери…

– Пиво – это хорошо. – Эрик улыбнулся любимой супруге – Но жрать-то хочется.

В животе его забурчало так, что заглушило мысли. Сколько Эрик себя помнил, он всегда был голоден. Всегда! Ничего удивительного, он же мастер объедков, уважаемый всеми лизоблюд.

Такая у него судьба.

И на судьбу он не жалуется.