Глава четвертая

Сидя за своим столом, Джоанна и Лиз наблюдали за Катей. Вероятно, даже наверняка, по ее взгляду можно будет угадать, кто же этот загадочный любовник. Их интерес на девяносто процентов был вызван любопытством и на десять процентов — переживанием за Катю.

— Она продолжает смотреть на главный стол, — сказала Лиз. — Я не могу поверить, что это кто-то из их числа; они все либо женаты, либо с какими-то отклонениями.

— Может быть, это Дики?

— Не смеши. Он и Шейла сейчас без ума друг от друга. Не беспокойся, скоро мы узнаем. Ей никогда не удавалось держать от нас что-нибудь в тайне.

Журналист, сидевший слева от Лиз, весь обратился в слух.

— О чем это вы говорите? — спросил он.

Тони Бернс снова встретился на их пути, когда Лиз стала журналистом «Санди кроникл», три года назад.

— Так, ни о чем, — сухо ответила Лиз. — Ни о чем таком, что тебе могло бы быть интересно.

Он сейчас был совершенно не похож на того мужчину, с которым она познакомилась много лет назад на Майорке.

Тони, теперь помощник редактора отдела новостей, почти всю жизнь проработал в «Кроникл». Он был признанный авторитет в области знакомств, политики, игры в гольф, развлечений и выпивки в мужской компании, которые так популярны на Флит-стрит. У него была слава человека, который может все организовать. Что касается его внешнего вида — он поборол свою склонность к полноте, через день посещал спортивный зал и тратил деньги на парикмахеров, портных, регулярный массаж и иногда даже на маникюр.

Когда Лиз первый раз с ним встретилась после возвращения с Майорки, он был настроен достаточно дружелюбно и использовал свои связи, чтобы ее взяли в «Дейли мейл». Потом он искренне радовался, когда она стала работать в «Санди кроникл» рядовым журналистом. Но когда она обогнала его в продвижении по служебной лестнице, он озлобился на нее.

Поработав с ним подольше, Лиз полностью изменила свое первоначальное мнение о нем. Тони Бернс видел в ней своего конкурента и относился к ней враждебно. Это не соответствовало тому образу, который остался у нее в памяти со времени их встречи на Майорке. Но Лиз его уважала по одной причине: он, по крайней мере, воспринимал ее серьезно, в отличие от редактора, который сделал ее своим заместителем главным образом потому, что не мог себе представить, что женщина может бросить вызов мужчине, когда речь вдет о высших должностях и поэтому не видел в ней конкурента.

Лиз начала привыкать к тому, что будучи помощником редактора и ответственным за большие статьи, Тони вел грязную игру и старался ей насолить как только мог. Он не задумывался о честности. Если находилось что-нибудь такое, что могло быть использовано против нее, он тут же пускал это в ход. Эта мышиная возня, как говорили об этом в редакции, доставляла ей большие неприятности, а с того времени как она восемнадцать месяцев назад стала заместителем главного редактора, и Тони оказался рангом ниже ее, дело стало еще хуже.

Было уже достаточно примеров, когда он ей вредил. Совсем недавно он провел вечер с ее шефом на футбольном стадионе «Уэмбли», где, как она узнала, он сказал, что менеджеры одной футбольной команды за 15 000 фунтов вынудили ее дать согласие поместить статью о неком футболисте, просидевшем весь сезон на скамейке запасных.

Лиз увидела, что жена Тони внимательно наблюдает за своим мужем, который в этот момент смотрел на вырез платья Лиз. У нее возникло желание наклониться к ней и сказать: «Слушай, дорогая, его не интересуют мои груди, они просто напомнили ему, что я поднялась выше его по служебной лестнице». Она тепло улыбнулась жене Тони и в сотый раз подумала, что та намного лучше, чем он заслуживает.

Лиз повернулась, чтобы поговорить с одним знаменитым голливудским актером. Если бы только ей удалось получить от него признание, что у него роман с одной актрисой, а не просто шапочное знакомство. Какая бы получилась великолепная статья. С другой стороны, стоит ли помещать такой материал в их газете? Лиз, как всегда, рассердилась на себя. Это же надо, сижу в таком отличном месте, рядом с мистером «Совершенство» и думаю о том, что будет напечатано в газете на следующей неделе. Почему бы хоть раз не провести просто приятный вечер, не задумываясь, кого сделать героем следующей статьи?

Она завидовала Джоанне и Кате — у одной муж, у другой любовник. А она вынуждена весь вечер проводить с незнакомым мужчиной, и уже не в первый раз подумала, какой тяжелый труд говорить с людьми, которых ты не знаешь и знать не хочешь.

В ее жизни уже много лет не случалось ничего примечательного. Обычно мужчины, которых она находила привлекательными, игнорировали ее. А те, которые с ней заигрывали, ее раздражали. Поэтому любовный вакуум заполнила работа. И она стала профессионалкой в завязывании коротких разговоров с незнакомцами, хотя до сих пор ей это давалось с трудом.

Голливудский «Мистер Совершенство» наклонился к Лиз и произнес:

— Позвольте мне рассказать вам о моей новой диете. Она дает поистине фантастический результат.

«О Боже».

Обед казался бесконечным. Катя съела только по кусочку каждого блюда, больше она не могла себе позволить. Логика подсказывала ей, что министр уже вряд ли приедет, но как все влюбленные, Катя не хотела доверять логике.

Ее мечты были нарушены голосом ведущего:

— Ваше Королевское Высочество, господа, леди и джентльмены, трансляция начнется через десять минут.

Гости не спеша потянулись к выходу. Продюсеры пропускали вперед финансистов, ведущие программ уступали дорогу режиссерам, а режиссеры не спускали глаз с продюсеров. Финансисты в это время высматривали, в кого из тех, кто не был сильно обласкан вниманием бульварной прессы, можно будет вложить деньги в следующем сезоне.

Здесь собрались все, о ком в течение нескольких прошедших месяцев постоянно писались передовицы в бульварных газетах. Так, «сексуальные» скандалы были связаны с именами одного из кандидатов в президенты Соединенных Штатов, британской принцессы и трех высокопоставленных политиков, включая министра здравоохранения.

Джоанна решила, что ей лучше остаться на месте. Она с благоговением наблюдала за Лиз, привычно занимающейся своей работой: поцеловала одного, взяла интервью у второго, сунула свою визитку третьему. Работала она профессионально. Тем не менее ей всегда приходилось заступаться за Лиз перед другими редакторами журнальной группы. Они видели в Лиз не первопроходца в деле, которым до сих пор занимались одни мужчины, а выскочку, которая забыла, что она женщина и лезет не в свое дело. Лиз не пропагандировала феминистские теории и не подстраивалась под них, а делала все, чтобы увеличить тираж, тем самым доказывая, что женщины могут занимать высокие должности, но при этом все должны быть поставлены в равные условия.

Иногда Джоанна завидовала своей подруге. Может, пойти по проторенной ею дороге? Работа в газете более престижна, более оперативна и более высоко оплачиваема, чем в журнале. Но тогда они с Лиз станут соперницами, кроме того, ее конкурентами станут все редакторы-мужчины. Ее передернуло. Нет. Это не подходит. Кроме того, Джордж будет за нее очень волноваться. Лучше оставить все как есть.

На улице фургон с телеаппаратурой, который называли «сканер», давно припарковался у заднего входа гостиницы «Гросвенор», и уже отдавались последние распоряжения.

Съемочная бригада, работающая в банкетном зале, получала их через наушники. Операторы с камерами на плечах сновали между столами, занимая свои места и наклоняясь, чтобы показать лица попавших в номинации премии. Прямой телемарафон начался. В сканере решили сосредоточить внимание на шести главных претендентах на премии БАФТА.

— Камера один — Джулия Робертс; камера два — дайте Кенета Бранага; камера три — Энтони Хопкинс; камера четыре — Дэвид Фрост; камера пять — Жюли Гудиар; камера шесть — Катя Крофт. Хорошо, держите их в кадре.

Ник Аркрайт, руководивший съемкой, раздраженно спросил:

— Зачем эта Катя, как-там-ее-фамилия, повернулась к нам затылком? Этого еще нам не хватало. Они что там, на «TB-Утро», не знают, для чего предназначена камера? Камера номер шесть, Энди, когда я подам тебе сигнал, добейся от этой суки, чтобы она нам улыбнулась, дашь крупный план, понял меня? — Он повернулся к своей помощнице. — Я сказал, мы должны заняться Селиной Скотт.

Энди на шестой камере чувствовал себя удобнее в джинсах и куртке-аляске, чем во взятом напрокат смокинге. Наблюдая за Катей и ожидая сигнала, он благодарил Бога, что камера «Сони Бетакам», которую он держал на плече, такая легкая. Обычная работа. Прошлый месяц он работал в Боснии. «Ненамного отличается от того, что здесь, — подумал он. — Все так же, ничего нового и такая же проклятая жара».

Внутри сканера постановщик крикнул:

— Дайте поближе главный стол, Дики там собирается толкнуть речь!

— Черт! — проревел Ник. — Он знает, что мы можем держать его в кадре не больше двух минут?

Дик Аттенборо, с удивительной для своих семидесяти лет ловкостью, взобрался на сцену.

— Ваше Королевское Высочество, господа, леди и джентльмены…

На улице, в фургоне, помощница Ника, Мелисса, выкрикнула: — Одна минута эфира!

Со сцены продолжал доноситься медовый голос Дика:

— Произошла дорожная авария, и я боюсь, что министр телерадиовещания не сможет присутствовать с нами на этом вечере.

— Пятьдесят три секунды эфира.

У Кати перехватило дыхание. Она чувствовала себя так, словно ей проткнули легкие. Столкновение? Насколько серьезна эта авария? Ей нужно позвонить.

— Подробности пока не известны. Я боюсь, что…

— Сорок секунд.

— …Я уверен, мы обо всем поговорим сегодня вечером…

— Старый пердун, давай заканчивай, все уже устали тебя слушать, — простонал Ник.

Мелисса была спокойна.

— Двадцать секунд.

— …Я знаю, что все вы, здесь собравшиеся, окажите теплую поддержку тем, кто сегодня будет удостоен премии.

Оператор камеры номер шесть, согласно полученной инструкции, все время держал Катю в кадре, и Ник видел на мониторах внутри сканера пять улыбающихся лиц и одно, объятое ужасом.

— Что случилось с этой траханой Катей?

Мелисса бросила взгляд на секундомер. — Три секунды.

Ричард Аттенборо, режиссер, получивший «Оскара», знал, что нужно уложиться во время и объявил:

— А теперь, гость нашего вечера, Майкл Эспел.

— Ну, Катя! — прошипел Энди, теряя терпение. — Улыбнись, ради Бога.

— Переключаем на шестую камеру.

На камере загорелась красная лампочка. Катя инстинктивно хотела оттолкнуть камеру от себя, но сработала привычка. Она глубоко вздохнула и обнажила зубы. Это было чисто автоматическое движение, которое едва ли можно было назвать улыбкой; она даже не пыталась управлять своей мимикой. Лиз и Джоанна увидели лицо Кати, появившееся на гигантских мониторах, установленных в зале. Что за чертовщина с ней происходит? Лиз сделала бровью знак Джоанне, которая в недоумении пожала плечами.

Ник, наблюдавший за выражением Катиного лица, повернулся к Мелиссе: «Проклятая примадонна».

Одетый по форме полицейский констебль исследовал тормоза разбитого «рейнджровера», который погрузили на платформу грузовика аварийной службы. Сержант в штатском из особого отдела стряхнул осколки стекла с перепачканной кровью синей брезентовой спортивной сумки.

Он взял сумку. Очевидно, так торопились доставить водителя в больницу, что про нее забыли. Он расстегнул молнию и заглянул внутрь. Там были личные вещи и среди них завернутая в пижаму видеокассета без надписи.

После того, как закончилась экспертиза, сержант доставил сумку в больницу.

Триумф Кати был совершенно испорчен. Известие о несчастном случае так ее ошеломило, что когда ее объявили победительницей в номинации премии «Телеведущий года», ощущения победы не было. Зрителями же ее отрешенный вид был истолкован совсем по другому. Не проявив радостных эмоций, она выглядела как законная победительница, женщина, получившая премию по праву.

— Она выглядит ошеломленной, и ей так и нужно себя вести, — усмехнулась одна дикторша из конкурирующего телеканала, недовольная тем, что ее снова обошли вниманием.

Через несколько секунд после окончания трансляции Катю Крофт и победителей в других номинациях провели из банкетного зала в комнату наверху, чтобы взять у них интервью.

Катя коротко отдала дань вежливости своей телестудии. Ее речь будет звучать в выпусках новостей, которые будут выходить в эфир, пока в 8.15 она не появится на экране сама. В виде исключения, она будет не ведущей, а гостьей программы.

В помещении правили бал журналисты. О ней и других победителях будут статьи на первых страницах газет, сообщения на радио и по телевидению.

Следуя заведенному порядку, журналисты собирались по нескольку человек вокруг каждого из опрашиваемых, чтобы побыстрее выполнить свою работу. Для них все шло своим чередом.

Катя потеряла надежду на то, что удастся отлучиться на минутку и узнать, что же произошло с тем человеком, которого она надеялась увидеть, но единственным способом побыстрее уйти было сотрудничать с репортерами. Только потом, увидев себя по телевидению и в газетах, она поняла, что напрасно надеясь побыстрее уйти, она слишком много говорила, слишком широко улыбалась, так что были видны десны, тогда как обычно, ее сдержанная улыбка лишь приоткрывала зубы.

Интервью все продолжалось и продолжалось, и каждый журналист просил ее ответить на три главных вопроса: «Что вы ощущаете после победы? Какие у вас планы на будущее? За кого вы собираетесь выйти замуж?» — отчего Кате хотелось крикнуть им всем: «Оставьте меня в покое! Дайте мне отсюда уйти!» Но Катя сдерживалась.

Она постоянно помнила, как лорд Сесил Паркинсон сказал ей унылым голосом после конференции, на которой он объявил о ее регистрации в качестве претендента на получение премии: «Когда в полночь вы делаете заявление для газет, у вас нет вариантов». И Сесил был прав. Сейчас была полночь. А ее фотографии выйдут на первых страницах газет.

Наконец все закончилось. Лиз давно увезла Джоанну домой, фотографы убрали камеры в чехлы, а журналисты неторопливо двинулись в бар.

Как и большинство выступавших, Катю переполнял адреналин. Хотя она была напугана, голова работала с бешеной скоростью. На автопилоте она направилась к выходу из гостиницы.

Первое, что нужно сделать, это спросить насчет аварии. В ушах звенели слова: «…он в тяжелом состоянии …с ней, мы думаем, все в порядке. У нас нет сведений, была ли она в машине». Как же ей уточнить, что же действительно произошло? Может быть, позвонить в свой отдел новостей? Но звонок в полночь от Кати Крофт привлечет слишком много внимания, и в дальнейшем ей это может повредить. А если представиться под другим именем, они пошлют ее подальше. Их работа — предоставлять информацию для телевидения, а не давать справки по телефону. А если она не родственница пострадавшего, то и звонок в больницу приведет к таким же результатам.

Единственное место, куда можно позвонить ничего не опасаясь, это место, где они встречались, на Роланд-Мьюс. Только вчера они были вместе и их тела сливались в экстазе, но, кажется, это было несколько лет назад.

Она была в нескольких метрах от турникета, когда вдруг поняла, что было бы неразумно просить водителя отвезти ее на Роланд-Мьюс. С того времени, как они начали встречаться, Катя научилась заметать следы. Пусть шофер посидит пока в машине. Она позвонит ему потом и скажет, чтобы ехал домой.

Катя развернулась к вышла через задний выход на Саут-Одли-стрит. Гардероб. Черт! Она чуть не забыла. Гардеробщик уже ушел и на вешалке сиротливо висел лишь ее плащ.

Сидя в обычном черном лондонском такси, она опустила подбородок, скрыв половину лица в бархатной ткани плаща, чтобы таксист не узнал ее. Через несколько минут они подъехали к Бэкингемскому дворцу, где Катя молча открыла дверку машины и протянула водителю через внутреннее окошко десять фунтов, дав ему на чай в три раза больше, чем нужно.

Водитель чувствовал, что где-то видел свою пассажирку, но, выйдя из такси, она еще сильнее закуталась в плащ и исчезла в темноте.

Катя торопилась, но при этом шла на цыпочках, чтобы ее каблуки не стучали о булыжную мостовую. Роланд-Мьюс была застроена домами семнадцатого века в георгианском стиле, на первых этажах которых когда-то были конюшни и жила прислуга. Теперь здесь размещались гаражи, и этот район стал привилегированным лондонским предместьем, столь любимым иностранцами, приезжавшими в короткие командировки. Здесь находились банки, посольства и торговые дома.

В доме номер 16, как и во всех остальных, огни давно уже погасли. Приблизившись к дому, она порылась в сумочке в поисках ключа и вставила его в замок парадной двери. Нужно посмотреть, нет ли для нее сообщения на автоответчике.

Вспышка!

На мгновение улица осветилась ярким, режущим глаза светом.

О Боже!

Катя побежала в переулок, плащ развевался по ветру. Было очень неудобно передвигаться по булыжной мостовой, но когда Катя наконец выбежала на мокрое асфальтовое шоссе, она прибавила скорость.

«Черт»! Фотограф, преследовавший ее, оступился на скользкой мостовой и грохнулся на булыжники.

Катя торопилась побыстрее выйти на Лоуер-Белгрейв-Роуд, что рядом с вокзалом «Виктория», где даже поздно ночью на стоянке полно такси.

Она с трудом смогла назвать водителю свой домашний адрес, и удивилась, услышав свой голос, похожий на стон. Катя негромко всхлипывала. О Боже, подумала она. Если бы только она не была такой эгоисткой, такой безвольной, этого можно было бы избежать.