12
В день очередной зарплаты Владислав Федорович Дорн в недоумении отошел от больничного банкомата. Деньги ему перечислили. Он пересчитал их дважды и сунул в карман. «Надо что-то делать, – сказал он себе. – Так больше продолжаться не может. Мало того, что зарплату не прибавляют, так в этом месяце ее еще и урезали!» Он поднялся в ординаторскую, где сидел Аркадий Петрович Барашков, пил чай и ел бублик. Обычно Дорн терпеть не мог находиться в одной комнате с Барашковым, но сегодня заговорил первым:
– По-вашему, это зарплата? – Дорн кинул на свой стол деньги.
– Кому и кобыла невеста, – флегматично ответил Барашков и прихлебнул чай, не обращая больше никакого внимания на Дорна.
– И вовсе не остроумно.
Некоторое время Владик посидел за своим столом, выкусывая заусеницу. Он соображал. Зарплату урезали не лично ему. Доходы отделения падали изо дня в день, чему способствовала как общая обстановка в медицинских учреждениях, так и инфляция. Если раньше на свою врачебную зарплату, состоящую из процентных отчислений от лечившихся в отделении больных, Дорн мог неплохо содержать себя и жену, то теперь на ту же сумму он не в состоянии был снимать квартиру и содержать беременную от него шантажистку Раису. Требовалось что-то предпринять.
Менять профессию Владик не собирался – не для того он учился столько лет. Пластаться на трех работах, как другие его коллеги, он тоже не хотел. «Почему я должен, как савраска, бегать из больницы в больницу, когда я – прекрасный специалист? Если моя заведующая не в состоянии заставить отделение работать так, чтобы оно приносило прибыль, значит... – Владик сплюнул выкусанный кусок кожи, посмотрел на Барашкова и усмехнулся. – Барашков – тот сменил бы отделение. Но он дурак. Жрет себе бублик и счастлив. Грубое, тупое животное. – Владик легонько пристукнул кулаком по столу. – Нет, я должен сам стать заведующим этим отделением». И в подтверждение своего решения Владик выдал ладонями барабанную дробь по крышке стола.
– Чего стучишься, товарищ кролик?
Барашков допил чай, смел со стола крошки и стал одним пальцем вводить в компьютер данные какого-то своего больного.
«Сначала печатать научись, а потом будешь меня кроликом называть, осел!» – зло подумал Владик и, не ответив, взял со стола деньги и снова пересчитал их. Потом разделил на две части. Ту, что была чуть побольше, аккуратно вложил в бумажник, вторую, поменьше, сунул в конверт и положил в карман халата. Завершив это ритуальное действие, Владик, больше не обращая внимания на Аркадия, вышел из кабинета и направился к Маше.
– Хиреем, однако?
Не постучавшись, он сильным толчком ладони распахнул дверь. Маша в очках что-то быстро печатала. Вся в работе, она непонимающе посмотрела на Дорна.
– Я о зарплате, Маша.
– А-а... – Она снова начала печатать. – Я тоже в этом месяце получила меньше. Что делать, Владик? Таковы суровые законы жизни.
– Маша, не шути! – Дорн сел в уголок удобного кожаного дивана и вытянул ноги. – Так жить нельзя, нужно что-то делать!
Маша прекратила печатать, повернулась к Владику на вертящемся стуле, сняла очки.
– А что ты предлагаешь?
Он пожал плечами.
– Ты заведующая, ты и предлагай.
Она посмотрела на него с досадой.
– Владик, я не могу пока ничего предложить. Я же вам с Аркадием говорила, из чего складывается наша зарплата. Ухудшилось не только наше положение, ухудшилось вообще положение в здравоохранении и в нашей конкретной больнице тоже. Поэтому главный врач урезал нам процент отчислений.
– И ты не могла нас отстоять.
Маша разозлилась.
– Да, не могла. Язык не повернулся. Потому что по сравнению с зарплатой врачей других отделений наша почти в три раза выше.
– А мне плевать на врачей других отделений.
Маша помолчала, разглядывая свои ногти.
– Владик, ну подумай! Раньше в этом же самом отделении, когда мы работали с Валентиной Николаевной, у нас была пропасть больных. Постоянно не хватало коек. Нам было некогда попить чаю. И зарплата была такая, что жить на одну ставку было невозможно.
– Маша, я не знаю, сколько получаешь ты, но я и сейчас не могу жить на мою теперешнюю ставку.
– Но мы же должны быть честными перед собой.
Маша посмотрела на Владика и подумала, что сегодня никакой любовной искры в его глазах не видит. «Видно, пустовать кожаному дивану. Обидно, – подумала она. – Но все-таки хорошо, что Владик пришел посоветоваться. Значит, считает меня не чужим человеком».
– Вот скажи, чем мы сейчас занимаемся на работе? – Маша пыталась втолковать ему то, о чем думала уже не первый день. – Обставились приборами, они работают за нас. Мы подходим к больным редко. Наше дело – назначить обследование. После того как обследовали, в ординаторской сделали назначение. Сестра выполняет. Больного опять не смотрим. Чего, как ты говоришь, на него смотреть? Проходит десять дней. Снова обследование. Больному легче? Легче. Прекрасно, пожалуйте на выписку и оплачивайте счет. Но, как ты думаешь, Владик, несмотря на положительные результаты лечения, больному у нас понравилось?
Владик усмехнулся. Он сразу понял, куда клонит Маша. Копает под него. Интересно, кто ее науськивает? Барашков, что ли?
– Дальше рассказываю, – наклонилась в его сторону Маша. – В палатах пустота, спокойствие, тишина. Тех, кто может помереть, мы не кладем – не можем ухудшать статистику. Тех, кого надо оперировать, мы тоже не кладем – не по профилю. Обследовали – переводим в хирургию. После операции – пожалуйста, возьмем, но только после того, как снимут швы. А кто же к нам за деньги пойдет после того, как уже сняли швы? Как при таком раскладе мы можем заработать большие деньги, если больной пролечился и ушел? И больше не ведет – ни родственников, ни знакомых.
Владик развел руками.
– Надо менять профиль отделения.
– В какую сторону? Нужна лицензия, нужно опять договариваться с главным врачом...
– Все это можно сделать, если захотеть.
Маша вздохнула.
– Ну, наверное, можно. Но если честно, Владик, я не хочу ничего менять. Я хочу, наоборот, чтобы техники у нас было поменьше, а разговоров с больными побольше. Но Барашков вечно занят, а ты, Владик, сам тысячу раз мне говорил, что беседовать с больными терпеть не можешь.
– А если нас вообще закроют? – Владик встал и прошелся от окна к двери.
– Не должны.
– Почему ты так уверена?
– Закрыть могут, только если закроют вообще все коммерческие отделения в стране. А пока... У меня, в конце концов, есть папа.
«Жаль, что у меня нет такого папы», – подумал Владик.
– А как зовут твоего отца? – вдруг сам не понимая зачем, спросил он.
– Филипп Иванович, а что?
Владик кинул выразительный взгляд сначала на Машу, потом на диван, а потом, как бы передумав, встал и пошел к двери.
– Знаешь, Маша, – он уже взялся за дверную ручку. – Я думаю, если бы ты познакомила меня с отцом, мы с ним нашли бы общий язык. – Владик уже сделал шаг в коридор. – И в принципе я бы тоже мог называть его «папой».
Он закрыл за собой дверь, не оборачиваясь, но мог дать голову на отсечение, что Маша с изумлением смотрит ему вслед.
«Ничего-ничего, теперь главное – выдержка, – повторял он, стараясь незаметно прошмыгнуть мимо сестринского поста. – Не буду заходить к ней в кабинет три дня».
На посту никого не было. Раиса раздавала в палатах лекарства. Дорн забежал в ординаторскую и стал быстро собираться домой. Он считал, что удачно забросил Маше удочку. Теперь надо было отделаться от Райки.
Но желанный путь к лифту оказался перекрыт. Раиса, видимо, отслеживавшая его передвижения, перегородила проход своим животом.
«Господи, что я раньше мог в ней найти? Толстая глупая баба!»
Дорн прекрасно отдавал себе отчет, что возле прохода к лифту Рая начнет с ним препираться, а скандал не входил в его намерения. Деньги он уже приготовил, как готовил их каждый месяц. Вытащив из кармана конверт, как белый флаг, он попытался выманить Раису из узкого горлышка прохода. Маневр удался. Завидев конверт, она пошла ему навстречу. Но Владик не отдал деньги сразу. Он отошел к коридорному окну и облокотился локтем о подоконник.
– Ты расскажи-ка мне, дорогая, – начал он с еле сдерживаемой яростью, когда Раиса подошла поближе, – кто же тебя научил Барашкову жаловаться?
– Да я и к Марье Филипповне, и к главврачу пойду, – плаксивым голосом начала Райка. – Надо же тебя как-то наказать за все твои злодеяния!
– Я вроде тебе не разрешал мне тыкать! – загорелся Дорн от ее наглого хныканья. – Деньги я тебе даю, голодная ты не сидишь, а уж кто кому больше злодеяний наделал, это еще надо разобраться.
– Вот пусть Марья Филипповна и разбирается. А то больно уж вы к ней зачастили, – скривилась Раиса.
– Я к ней хожу только по работе.
– А ко мне теперь вообще не заходите, а ведь говорили, что меня любите! – Раиса вдруг закрыла лицо ладошками и зарыдала.
– Вот это уж вообще наглая ложь! Я никогда тебе ничего подобного не говорил и говорить не мог. У нас с тобой все было по обоюдному согласию, поняла?
– Чего уж не понять! Только вы теперь на богатой невесте женитесь, а я с ребеночком остаюсь, – промычала Райка сквозь слезы.
«Похоже, она просчитала все раньше меня, – удивился и даже почему-то восхитился Владик. – Но если этот шаг очевиден даже Раисе, то почему бы и в самом деле его не сделать? Какой же я дурак, столько времени даром потерял», – ругнул он себя мимоходом.
– Да ни на ком я жениться не собираюсь, – попытался он успокоить Раису.
– Мне-то можете не врать. Я ведь вас уже хорошо изучила. – Раиса вытерла тыльной стороной ладони слезы и протянула руку. – Давайте деньги.
– Какие деньги? – Дорн сделал наивные глаза, решив ее подразнить.
– Которые вы вот уже пятнадцать минут в руке держите.
– Пересчитывать будешь? – Он нарочно сделал противное лицо.
– Не буду. И так знаю, что на эти подачки можно только с голоду пухнуть.
Ее лицо исказила отвратительная усмешка. (Дорн поразился, сколько в ней было злобы.) Он молча вложил в Райкину руку конверт, и в этот момент услышал, как растворилась дверь Машиного кабинета. Они с Раисой одновременно повернулись – на пороге стояла Марья Филипповна. С удивлением она уставилась на конверт, потом на Раису, потом на Владика, в растерянности сделала шаг назад, но тут же нашлась.
– Владислав Федорович, я все никак не могу вас внести в график отпусков. Зайдите ко мне на минутку.
Райка кинула на нее злобный взгляд из-под мокрых ресниц, шмыгнула носом, спрятала конверт в карман и удалилась. Владик медленно пошел в кабинет.
Маша прошла к столу и стала действительно искать какие-то бумаги, но по слишком быстрым движениям рук, по румянцу, залившему щеки и шею, Владик понял, что она волнуется.
– Маша, что с тобой? – Он решил взять инициативу в свои руки.
– Что со мной? – Маша выпрямилась во весь свой небольшой рост и прямо взглянула ему в глаза. – Я видела, ты что-то передавал в конверте Раисе. Что это было? Деньги? Ты, значит...
Дорн отошел на несколько шагов назад. Запрокинул голову, посмотрел на Машу высокомерно.
– Маша, я взрослый человек и делаю то, что считаю нужным. И будь я менее воспитанным, я послал бы тебя сейчас на... Но поскольку я питаю к тебе самые нежные чувства, как ты могла заметить, я тебе отвечу. Да, я передавал Раисе конверт с деньгами, потому что считаю своим долгом помочь женщине, нашей медсестре, кстати, попавшей в беду. В отличие, между прочим, от твоего Барашкова, который вчера тут бегал и трепался, что нужно помочь беременной женщине, а сегодня, в день получки, спокойно жрет в ординаторской и даже не думает, что Раисе нужны деньги. Он, наверное, об этом забыл.
– Владик... – Маша так растрогалась, что у нее даже навернулись слезы. – Прости меня...
Он сделал удивленное лицо.
– За что?
Она махнула рукой.
– Неважно. Вот что я подумала... ты сколько дал денег?
– Не скажу.
– Скажи! Я тоже дам столько же.
– А-а... – Владик назвал сумму в несколько раз меньшую, чем на самом деле, чтобы его не заподозрили.
– Вот, возьми, сходи к Раисе, отдай. Тебе будет удобнее... – Маша вынула из кошелька гораздо больше денег, чем назвал Дорн, и тоже положила в конверт. – Иди скорее, пока она не ушла домой! Смена кончается.
Владик помялся, не зная, как поступить, потом взял конверт и вышел. Раиса уже сидела на посту и писала что-то в тетрадке. Он положил перед ней Машин конверт.
– Тебе тут еще кругленькая сумма привалила.
– Богатая невестушка хочет откупиться от бывшей любовницы? – Раиса зло хмыкнула, но конверт взяла.
Владик ничего не сказал и в который уже раз взял направление в ординаторскую. И тут снова открылась дверь, и голос Мышки настиг его уже почти на пороге.
– Владислав Федорович! – Маша, чего с ней раньше никогда не случалось, закричала на все отделение. – Вы домой собираетесь?
Дорн обернулся. Такое счастье, такая любовь светились в Машиных глазах!
– Нет, я еще поработаю, – холодно сказал он и скрылся за своей дверью. Раиса с удовлетворением пронаблюдала, как потухла на Машином лице улыбка, пощупала в кармане два конверта и решила тоже пойти домой. Благо ее сменщица уже переодевалась в сестринской, чтобы заступить на ночное дежурство.
