10

Азарцев уходил из дома на заработки не каждый день. Тина не могла понять закономерности – иногда он исчезал на два-три дня, иногда оставался дома. Но каждый раз перед тем, как ему уйти, он с кем-то разговаривал по телефону.

«То есть его по телефону вызывают на работу», – догадалась Тина.

Однако когда Володя возвращался, работой скульптора от него и не пахло. Скульптор – это камень, песок, глина, наконец... Скульптор – это испачканные руки, сменная одежда, эскизы... Володя как уходил в обычном костюме, так в нем и приходил. И никакой дополнительной одежды с собой не брал. Только от рубашек Тина чувствовала инородный, неприятный запах – какую-то смесь химических и парфюмерных ароматов. Что это за запах, она определить не могла. Однажды спросила, но вразумительного ответа не получила. Между тем, как она могла наблюдать, Володя уходил на свою новую «работу» не без удовольствия. И, что каждый раз ее смущало, возвращаясь, сразу отдавал ей деньги. А так как расходовала деньги она аккуратно, сумма накопилась уже немаленькая. Тина знала, что если так пойдет и дальше, то через месяц денег уже хватит на то, чтобы лечь в больницу. «Но вправе ли я потратить эти деньги на себя? – размышляла она мучительными теперь одинокими часами. – Тем более что я не знаю, каким путем они достаются».

И действительно, если еще несколько дней назад Тина с удовольствием оставалась дома одна, теперь отсутствие Азарцева нагоняло на нее тревогу и тоску. «Скорей бы весна! Скорей бы.... – думала она. – Растает снег, можно будет подольше гулять, не боясь оступиться на скользком тротуаре». Она мечтала ходить с Сеней на пруд примерно в полукилометре от ее дома. Заброшенный старый овраг с довольно большой округлой лужей. Летом там иногда купались дети из бедных семей – наверное, убегали из своих дворов тайком от родителей, или родителям это было все равно. Тина раздумывала: а можно ли в этом пруду будет поплавать Сене? Прошлым летом она видела там несколько хозяев с собаками. Но Сени у нее тогда еще не было. Она вспомнила свой сон в ночь перед Новым годом. Она гуляет с Сеней и своим старым псом Чарли по зеленому лугу. Ей навстречу идет Азарцев. Тина задумалась. – «Хороший был сон. Один из первых снов после болезни. – Она вздохнула. – Все будет хорошо! И все-таки скорей бы весна...»

А Азарцев не обращал внимания на погоду. Зима, весна, осень – какая разница, если на душе погано и тошно? Все было противно. Абсолютно все! Он шел пешком к метро или, наоборот, к дому и видел только грязь на тротуаре, талый снег на обочине, ледяные корки, покрывавшие его душу. Вокруг не люди, а какие-то отвратительные хари с картин Босха, не дома, а уродливые ящики с населяющими их уродами, не дети, а маленькие монстры – прыгающие, орущие, жующие, визжащие... И над всем этим чудовищно грубым, грязным, несправедливым миром сияли два лица – Оли и Тины. Олино было в недосягаемой для любой жизненной грязи высоте. Тинино ассоциировалось с материнством. Тина не предаст, не оставит, спасет. С ней не страшно. Он должен сделать так, чтобы ей стало полегче жить, чтобы она смогла сделать хотя бы элементарное – поправить ее собственное здоровье. И он это сделает, ведь он и так виноват перед ней.

Так он думал в тот день, когда его окликнул бывший одноклассник Сиваков. Володя даже и не узнал его вначале. В школе у них не было общих интересов. Колька Сивый сразу после выпуска собирался в курсанты, Азарцев в медицину – а тут вдруг Николай встретился с ним как с родным.

Чем только не занимаются у нас бывшие офицеры... Азарцев был поражен, что Николай Сиваков держит при кладбище гранитную мастерскую.

– Пойдем, я тебя познакомлю со своей командой.

Не считая подполковника Сивого, команда состояла из трех человек. В нее входили: экскаваторщик Слава – бывший судебно-медицинский эксперт, несколько лет назад осужденный по милицейской подставе и уже отсидевший; скульптор Гриша, недоучившийся по бедности студент, загремевший в армию и лишившийся там одного глаза – по этой причине он видел лица клиентов не совсем так, как они выглядели на самом деле и как того хотели родственники, и бывший детский психолог, а теперь служитель культа при кладбищенской церкви – отец Анатолий. Компания была разношерстная, но вполне веселая и интеллигентная. Однако знакомить Тину с новыми приятелями Владимир опасался.

В первый раз он пошел с Николаем в его мастерскую от нечего делать – на душе было одновременно так муторно и тревожно, что хотелось выть. Когда Сивый сказал, что они едут на кладбище, Володя даже не удивился – ему было все равно, лишь бы не сидеть дома, не видеть Тинину ежедневную экономию, эту мелкую кухонную суету. Но кладбище вдруг удивило остаточной предвесенней чистотой снега, узкими тропками между могил, темной зеленью елей.

– С чего ты вдруг памятниками стал заниматься? – спросил Николая Азарцев.

– Сначала надо было друзьям памятники сделать. А потом сам втянулся. Незаметно.

Они шли по боковой аллее, с обеих сторон усаженной елями. Тишина, белизна и зелень окружили Азарцева, и только шелест проносившихся по шоссе машин свидетельствовал, что они отъехали совсем недалеко от города.

Аллея окончилась небольшой квадратной площадью. Ели вокруг нее сдвинулись, будто укрывали площадь от досужих глаз. Снег был расчищен. В середине лежала плита темного гранита в виде пятиконечной звезды. В центре плиты – углубление.

– Это для чего? – не понял Владимир.

– Для костра. Газ не подвести. Иногда зажигаю. Будто Вечный огонь.

Шесть одинаковых памятников черного гранита стояли в ряд. Азарцев подошел – с выбитых в граните портретов смотрели на него похожие молодые лица. И годы рождения были примерно у всех одинаковые. А время смерти – у всех шестерых в один день.

– Ты что, их здесь похоронил? – спросил Азарцев.

– Нет. Хоронить было нечего. Все сгорело. Я просто поставил им здесь памятники.

– Недешевое удовольствие.

– Квартиру продал.

– Где же ты живешь?

– Снимаю. Дела идут. Может быть, новую куплю.

Они постояли еще немного, и Николай повел Азарцева знакомиться с командой.

Известие о том, что Азарцев – пластический хирург, вызвало у всех большой интерес и уважение. Тут же состоялась «проба носа», во время которой Азарцев действительно довольно удачно отсек ненужный кусочек мрамора.

Но деньги, которые он приносил Тине, он получал вовсе не за упражнения с камнем, которые, кстати, стал практиковать на маленьких кусочках, как бы для начала.

– Тебе надо делать клиентам косметическую пластику французским гелем. Ты даже не представляешь, каким это будет пользоваться бешеным спросом, – сказал Азарцеву бывший эксперт, а теперь экскаваторщик Слава.

– Каким клиентам?

– Покойникам. Особенно если они молодые и у них состоятельные родственники.

Слава был курнос и коренаст. Его даже зимой загорелое лицо свидетельствовало, что он много времени проводит на воздухе.

– А ты давно здесь работаешь?

– Как освободился. Между прочим, я тоже случайно Николая встретил.

– Здесь и загораешь? – взглядом показал на его загар Азарцев.

– Здесь, конечно, тоже можно загореть. Но я вообще-то неделю назад из Красной Поляны приехал. На лыжах там катался.

– Так что ты говорил про пластику? – заинтересованно переспросил Азарцев.

– Есть специальные методики. Я узнавал. Между прочим, сам хотел поучиться. Но, во-первых, во Францию надо ехать, а у меня визы шенгенской пока нет, а во-вторых, руки у меня все-таки уже теперь не те. Я ведь могилы экскаватором рою, но потом лопатой их подправляю. А тебе эта косметика будет в самый раз, тебе и учиться не надо, ты анатомию лица и так должен знать.

– Ну, надо попробовать, – пожал плечами Володя. – Но только где же мне взять таких покойников?

– На это у нас есть кладбищенская мафия. Отец Анатолий покойников отпевает, он же заказы на памятники лоббирует. Гриша памятники делает. Я могилки рою. Николай над всеми нами стоит. Только косметология не охвачена. Все остальное здесь уже поделено, но поделено, между прочим, по-честному. Если кто играет не по правилам, мы сразу экскаватором уроем и сразу же и закопаем. Так что большинство даже и не пытаются с нами спорить.

– Но ведь не на кладбище же клиентам косметические процедуры делать?

– Конечно нет. На это есть специальные комнатки в патанатомиях и моргах. После того как доктора и эксперты заканчивают свои дела, с заднего входа появляются другие специалисты – бальзамировщики, визажисты, даже модельеры. Но между нами, бывшими докторами, говоря, – они уже сидели в мастерской, и Слава разливал всем по стаканам, – качество этих услуг оставляет желать лучшего. На иного покойника посмотришь – лежит, будто клоун из цирка.

Азарцев промолчал.

– Платить будем из общего котла, – объявил Николай.

– Это как?

– У нас общак. Сколько кто заработает – несет в общую кассу. Делим на всех поровну.

– Но ведь у кого-то работа каждый день, а у кого-то нет?

– Все должно быть по справедливости. Сегодня у тебя больше работы, чем у другого, а завтра вообще на бобах сидеть приходится. Чтобы этого не было, мы и держим общак.

– Но ты не бойся, – вдруг подал голос худенький скульптор Гриша. – Со временем мы и тебя на каждый день работой обеспечим.

Азарцев ухмыльнулся:

– Звучит угрожающе, но я согласен. Только я не понял: мне, значит, придется по разным моргам ездить, или вы меня к какому-то одному прикрепите?

– Подумаем. Как получится, – закусил водку колбасой Николай. – Сначала придется поездить.

Первый же опыт Азарцева в этом направлении оказался настолько удачен, что муж клиентки, кажется, выразил сожаление, что его супруга при жизни не была такой красивой. Поп Анатолий загнул по этому поводу длиннейшую сентенцию из вузовского учебника по психологии, и новая компания Азарцева спрыснула Володин дебют.

С этого времени Азарцев стал понемногу выздоравливать и одновременно отдаляться от Тины.