Давыдов
Давыдов все-таки дожидался ее под дверью. У него был такой умоляющий вид, что Альфия распахнула перед ним дверь.
— Входите.
Он вошел и сел на уже привычное место возле стола. Альфия включила настольную лампу.
— Как быстро проходит лето, — сказала она. — Казалось, только что все мечтали, чтобы спала эта небывалая жара, а вот уже и прохладно, и вечерами темно. Сентябрь.
Давыдов молчал. Альфия прикрыла форточку, прошла к своему столу.
— Вы, кажется, хотели со мной поговорить?
— Вы что, все время задерживаетесь в отделении допоздна?
— Часто. Но вы ведь не об этом хотели меня спросить.
— Да. Не об этом, вы правы, — он вздохнул. — Не знаю, как вас об этом попросить, но… не могли бы вы дать мне частную консультацию или, как это у вас называется, побеседовать со мной… Я имею в виду профессионально, как психиатр. Все будет оплачено!
Альфия посмотрела на него с усмешкой.
— Зачем вам такая беседа?
Он заторопился.
— Вы будете смеяться, но мне кажется, я тоже болен. Схожу с ума. А может быть, раньше уже сошел, только не замечал этого…
Альфия прервала его.
— Не бойтесь, не буду смеяться. Родственникам больных часто кажется, что они тоже больны. Но вас я могу уверить без всякой беседы — вы совершенно здоровы в нашем отношении.
— Откуда вы знаете?
Она пожала плечами.
— Вижу. Я же психиатр. — Она протянула руку и через стол дотронулась до его плеча. — Да вы не расстраивайтесь насчет себя. Вас, наверное, одолевают мысли, которые кажутся вам странными. Так бывает. Вы начинаете переосмысливать прошлое, вспоминать поступки, на которые раньше не обращали внимания…
Он вновь удивился:
— Откуда вы все знаете? Да. Так и есть. И я не могу с этим справиться. Я даже спать не могу!
Она улыбнулась.
— Вам будет легче, если я вам расскажу, что двадцать минут назад вела себя в точности как больная. Сама себе удивляюсь.
— Вы? Всегда такая разумная, строгая, просчитывающая каждое слово…
Альфия усмехнулась.
— Да-а, это не комплимент. Ну что же, сама напросилась. А, кстати говоря, не расскажете, если уж пошел разговор, что за мысли вас мучают?
Он не сразу стал говорить. Собирался с мыслями.
— Вы ведь видите, конечно, что Таня сейчас стала совсем другим человеком. Но другая она для вас, потому что вы не знали ее раньше. А для меня она всегда была такой, как сейчас. Она была такая всю жизнь. Сколько я ее знал до болезни.
— Так что же в этом плохого? — не поняла Альфия.
— Ну как же! Я же всю жизнь считал ее здоровой. Если хотите, нормальной. Потом с ней что-то случилось. Но теперь она вернулась к своему обычному состоянию. А я, ее муж, не могу.
— Что именно не можете?
— А ничего не могу. Теперь со мной что-то произошло. Я не могу воспринимать ее ни как ученого, ни как женщину. Я теперь думаю о ней только как о больном человеке, больной жене. Все мои мысли о ней теперь сводятся к тому, как ее получше устроить, как что-то сделать для нее — накормить, помыть, постирать. Чем ее порадовать, что ей принести…
Альфия откинулась на спинку стула.
— Но это же прекрасно! Миллионы женщин мечтают, чтобы о них заботились.
Он рассердился.
— Нет, вы не понимаете! Или делаете вид, или не хотите понять. Женщинам не нужна такая забота. То, что я чувствую, — это забота благотворительной организации, этакого фонда по улучшению содержания больных. А людям нужна любовь! Но я больше не могу любить. Во всяком случае, так, как я любил раньше. И не знаю, как с этим жить и что с этим делать. И я вас прошу: если вы можете, помогите мне!
— Как? — развела руками Альфия. — Ну как я могу вам помочь?
— Может быть, это депрессия и есть какие-то лекарства…
— Ну да. Лекарства для любви, — Альфия помолчала. — Это, пожалуй, как раз из той оперы, о которой мне говорила ваша жена.
— Мне теперь все наши опыты кажутся полным бредом. И я вообще не понимаю, как мне теперь выкрутиться из всей этой истории с организацией института.
Альфия посмотрела на него с укором.
— О чем же вы раньше думали? И почему так сразу начали сомневаться? Ведь вы все-таки чего-то добились?
— Добились… — Его лицо выражало такую горечь, такой сарказм! — Добились! Двадцать лет труда. В итоге — сомнительные теории, не до конца доведенные опыты, жена в психбольнице, ни детей, ни друзей… Не высока ли плата?
— Но вас же не напрасно в Осколково пригласили. Даже я запомнила — включение молекулы йода вызывает страсть. Я только не поняла, включение куда?
— В митохондриальную ДНК нейронов некоторых ядер подкорковой области мозга.
— Так вы мышкам головы, что ли, оперировали?
— Таня оперировала. Под микроскопом. Это и в самом деле очень сложно.
Что-то в этой фразе Альфию насторожило. Не только его видимое уважение к Тане.
— Мне непонятно, а как вы молекулярный йод получали? Не из пузырька же мазали?
— Из йодоформа. Это Таня разработала специальную методику. Между прочим, — Виталий даже улыбнулся при воспоминании, — она вам не рассказывала, что на йод реагировали только темные мыши? А белые — хоть бы хны!
— Темные? Которые в амбарах, что ли, бегают? — Альфия инстинктивно поджала ноги.
Давыдов засмеялся.
— Темные — это очень дорогие лабораторные мышки. Между прочим, гораздо дороже, чем белые. У них шерстка шоколадного оттенка. Так вот, оказалось, они по своей природе гораздо эмоциональнее.
— Ну, брюнеты и среди людей гораздо эмоциональнее, — сказала Альфия.
— Верно подмечено! А знаете, какой пигмент отвечает за темную окраску волос, кожи и глаз?
— Меланин.
— Вот-вот. Все врачи это знают. Но ведь меланин — сложное вещество. А какое составляющее, какой элемент этого вещества все-таки определяет это свойство?
— Понятия не имею. Никогда над этим не задумывалась.
Виталий победно поднял вверх указательный палец.
— Йод! И в темных родинках и пигментных пятнах содержание йода больше, чем в обычной ткани.
— Странно… — Альфия задумалась. Какое-то предчувствие, что-то вроде предвидения, закрутилось в ее в голове, но она никак не могла его зацепить.
— Сейчас я вам выдал очень важный секрет, — смущенно сказал Виталий. — Болтун — находка для шпиона.
— Ну, психиатры каждый день выслушивают столько разных государственных тайн, что мне никто не поверит, даже если я кому-то и открою вашу.
Давыдов сказал:
— Вот я и высказался. На душе легче стало. — Он помолчал. — Пора идти.
— Идите, уже поздно.
Он вдруг решительно остановился:
— Знаете что? Я сегодня еще не обедал. Сделайте мне одолжение! Поедемте со мной в ресторан! Куда-нибудь в Москву, в центр, где музыка… Поужинаем, как люди. У вас всегда такие красивые платья. А я так давно уже нигде не был! У меня вообще сегодня должен быть праздник: подписан приказ о моем назначении директором института.
Альфия хотела сказать: «Вам следовало бы отметить это вместе с женой», — но почему-то промолчала. «Черт возьми, неужели я не имею права сходить с мужем моей пациентки в ресторан?» Она взглянула мельком, в порядке ли маникюр. Поколебалась и стала снимать халат.
— Ну, если платье красивое, то, как в мультфильме, следует его показать. Если вы не возражаете, я бы предпочла японскую кухню.
