2

«Черт бы подрал эту жизнь!» — думала Марина, ощущая во рту пресную мякоть груши и чувствуя, как в животе опять разрастается нечто. Ей казалось, что живот за время отдыха увеличился в размерах, будто она была беременна.

— Вам не надо бы ехать сейчас на юг! — уговаривал ее доктор. — Солнечная радиация не самая нужная для вас вещь! В крайнем случае ехать, так в октябре.

— Кто его знает, что будет в октябре с погодой! — отвечала Марина. — Муж любит плавать, а дочери надо ехать сейчас, пока у нее каникулы. Ехать придется!

— Ну, с Богом! — ответил ей врач. — Но попадете там на операционный стол, не жалуйтесь, что я вас не предупреждал! У вас ведь киста. Она может расти, может не расти, а если, не дай Бог, лопнет, хотелось бы, чтобы «скорая» и больница находились поближе! — И он дал ей инструкции — носить при себе бумажку с диагнозом, деньги и пачку лекарств. Теперь до конца срока было еще десять дней, а живот раздулся, как небольшой арбуз, и каждое утро она про себя молилась: «Лопнет, не лопнет?» И уехать было нельзя. Она и так уже чувствовала, что является психологической обузой в семье. Муж слушал ее завуалированные жалобы с сочувствием, но без интереса, а дочь и не хотела вдаваться в подробности.

Предки всегда ноют, вечно недовольны, она сама будет жить по-другому! Вот что ясно читалось на ее хорошеньком юном личике.

— Господи, помоги ей! Дай Бог ей здоровья, чтобы она не была такой же калекой, как мать! — За дочь Марина молилась не только утром, а несколько раз в день.

Уехать? Но пропадет все — и отпуск, и деньги, и море… В Москве придет осень, и снова надо будет кормить семью, зарабатывать, руководить… А здесь хоть хозяйство вести не надо. Как-нибудь две недели она продержится!

И она пряталась и скрывалась от солнца, как от бандита. И люди на улице со скрытой издевкой смотрели, как молодая, но страшно худая женщина в шортах, с выпяченным животом, глубокими складками у рта и гримасой отчаяния идет под зонтиком от дождя рядом с красивым стройным мужчиной и юной красавицей с длинными русыми волосами. «Как ты думаешь, неужели эта мымра — его жена?» — однажды услышала она.

«Ну и черт с вами, смотрите! — гордо вздергивала подбородок Марина. — Вот я иду, и рядом со мной моя дочь и мой муж. Вам слабо?»

Но люди, отводя глаза, смотрели уже на что-то другое и никто не отвечал на ее немой вопрос. Смуглые женщины на улицах продавали сувениры из высохших крабов, гортанно кричали мальчишки, предлагая мороженое и вареную кукурузу, а на пляже в числе других отдыхающих появилась эта странная девушка без ноги.

Удивительно, что муж заметил девушку только сейчас. Она на пляже была уже несколько дней. Марина видела, что приехала девушка одна, а теперь, видимо, сумела найти подруг. Она была уже не совсем юной. Ей было лет двадцать семь. Моложе самой Марины лет на десять только. Но когда носишь в себе болезнь, десять лет кажутся непреодолимым барьером. И теперь Марина, сидя под зонтиком, бдительно прислушивалась, что делается в ее животе, жевала грушу, одним глазом читала книгу, а другим без ревности наблюдала, как ее муж Кирилл пялится на калеку.

Девушки в цвету вызывают интерес не только у женатых мужчин. С тыла за живописной группой пристально следили трое симпатичных парней. Когда настал час обеда и девушки стали собираться, парни решили — пора! Загорелые, стройные, с золотыми цепочками на крепких шеях, десантной группой они выступили вперед с кучей интересных предложений. Девушкам предложения, видно, понравились. Они ускорили сборы. Засобиралась и та, лучезарная. Без всякого видимого стеснения она откинула с ног полотенце, и взорам удивленных наблюдателей предстала аккуратно сформированная культя. Доктора потрудились на славу. Не было ни безобразных швов, ни потертостей от протеза, ни пролежней. Очаровательная кругленькая коленка также была сохранена. Но ниже ее всю верхнюю треть голени образовывали только мягкие ткани. Кости там не было. Как не было ничего особенно уродливого и безобразного в этой культе, но каким-то непостижимым образом, как показалось Марине, из-за отсутствия кости покалеченная нога девушки приобрела вид щупальца спрута. Марина взглянула девушке в лицо и не поверила глазам — лучезарное личико со светлыми вьющимися волосами превратилось в нарочито скромно потупленный лик горгоны Медузы, а еле видимая улыбка показалась надменной.

Девушка ловко вставила культю в протез, и все поняли, почему он был выше колена. Нога погрузилась в него, словно в модный мушкетерский сапог. И все. Девушка стала такая же точно, как все. Она не хромала. Аккуратная ножка отличалась от ее собственной только светлой повязкой закрепляющего эластичного бинта, что даже придавало некоторую пикантность и подчеркивало округлость бедер. Девушки накинули на себя сарафаны, и физический недостаток одной из них совершенно исчез. Но не исчезло замешательство среди парней. Они как-то странно перемигнулись и решили пойти выпить пива. Девушкам помахали руками. Лучезарная отвернулась в сторону моря.

— Ну и черт с ними! Не в первый раз! — сказала одна из трех, самая молодая. Обе другие закусили губы и потупили глаза.

— Ты, Инга, иди в столовую, — сказала вторая, постарше, обращаясь к лучезарной, — а мы сбегаем за помидорами на рынок и сейчас вернемся!

— Правильно, южные ночи короткие, нечего время терять! Надо ловить момент! — изрекла за спиной Марины невесть откуда взявшаяся дочурка.

Инга услышала эти слова. Она не смутилась. Обведя обворожительно-приветливой улыбкой все невольно присутствовавшее при этой сцене семейство, она кротко сказала:

— А я совсем не сержусь! Люди есть люди. Кому приятно, когда чье-то уродство отгоняет в сторону кавалеров? Я бы и не знакомилась с этими девушками, они сами ко мне подошли. А мне одной было здесь скучновато.

Марина не нашлась что сказать. Дочурка раскрыла рот, но ее внезапно опередил Кирилл.

— Вот что, Инга! — сказал он, и Марину удивил его решительный голос. — У вас плохие подруги! Перебирайтесь обедать за стол к нам. Моя милая дочь отвоевала место под солнцем в директорском гнездышке. Свободное место в нем будто специально для вас. Компания разношерстная, но вас не обидят!

Марина подумала, что она бы на месте девушки отказалась. Всегда противно, когда тебя приглашают из жалости. Но Инга сказала:

— Спасибо, приду! — и ровной походкой ушла по залитой полуденным солнцем набережной. Складки ее изумрудно-зеленого сарафана при ходьбе раздувались, талия от этого казалась еще более гибкой, и все залюбовались, как она шла по пляжу, будто по подиуму.

— Интересно будет за ней наблюдать! — почему-то с вызовом сказала дочурка.

— Ты что, в зоопарке? — резко бросил Кирилл.

— Радуйся лучше, что у тебя целы обе ноги, — назидательно проворчала Марина, и их семейство также стало собираться к обеду.