11
— Терминал включен, — отрапортовала Вика. Я щелкнул курсором по иконке соединения, и через несколько секунд был на сервере «Россия Он Лайн».
Адрес, оставленный мне Человеком Без Лица, я помнил наизусть. Какой-то польский сервер, что абсолютно ничего не значит. Это просто ретранслятор, наверняка по пути к таинственному незнакомцу мой сигнал промчится сквозь пару-другую стран.
Видеоподдержкой сервер не пользовался. Никаких рисованных мордочек или анимированных фотографий на экране. Строгое меню на польском, английском, возможность поддержки еще десятка языков — включая румынский и корейский… русского нет. Увы, не очень-то жалует нас братский народ. Я ответил на приветствие оператора и попросил установить связь с «Man without face». Через полминуты оператор переключился на русский драйвер клавиатуры и попросил назвать абонента на моем родном языке.
«Человек Без Лица», — набрал я.
Меня начали перекидывать с сервера на сервер. Первые два были открытыми, о трех следующих я не узнал ничего. Потом на экране появилась надпись «Ожидайте». На русском, между прочим.
Ожидал я четверть часа.
Первые пять минут тихо и скромно, потом — достав из холодильника пиво и засунув в сидишник старый альбом «Наутилуса».
Я просыпаюсь в холодном поту,
Я просыпаюсь в кошмарном бреду… —
пел Бутусов. Хороший певец. Пока сам тексты сочинять не пробует.
Как будто дом наш залило водой
И что в живых остались только мы с тобой…
Я вспомнил свой сон — в котором был певец на сцене и бедолага Алекс. Вещий сон в какой-то мере. Вот только почему я представил Неудачника певцом? В жизни у меня не было знакомых музыкантов, а уж сам я рискую напевать только в полном одиночестве.
И что над нами — километры воды,
И что над нами — бьют хвостами киты,
И кислорода не хватит на двоих — я лежу в темноте,
Слушая наше дыханье…
Я слушаю наше дыханье…
Нравится мне эта песня. Она словно о моей глубине, о виртуальном мире, который еще не существовал пять лет назад, когда писалась песня. Это я пытаюсь разучиться дышать, не верить в красоту киберпространства.
«Кто?»
Дернувшись к экрану я, не раздумывая, набрал:
«Я».
«Как успехи, дайвер?»
«Полагаю, Вам это известно».
Многое отдал бы, чтобы узнать — кто он, Человек Без Лица.
«Да».
«Я не справляюсь».
«Это твоя беда».
«Не только».
Заминка — то ли Человек Без Лица думал, то ли где-то на линиях случился сбой.
«Чего ты хочешь?»
«Помощи».
«Мне нечем помочь. Все, что тебе нужно, — в тебе самом».
Будь он рядом — реальным человеком, из плоти и крови, я бы произнес то, что стоит говорить лишь устно, а лучше — вообще не говорить. Я и высказался вслух. Но у сетей свои нормы общения, и пальцы мои отбили на клавиатуре:
«Кто он?»
«Тебе уже сказали».
Пауки. Протянувшие тонкие ниточки в чужие логова. Урман следит за «Лабиринтом», а Человек Без Лица контролирует «Аль-Кабар».
«Это правда?»
«Возможно».
«Я НЕ СПРАВЛЯЮСЬ!» — прописными буквами написал я.
«Жаль».
И — почти мгновенно — в нижней части экрана возникла строчка: «Связь прервана по желанию абонента».
— Связь прервана! — подтвердила Вика. — Повторное соединение?
— Нет, — ответил я. Почему-то не было ни капли сомнений — польский сервер больше не соединит меня с Человеком Без Лица.
Может быть, он обижен, что я рассказал о нем Урману. Может быть, разуверился в моих способностях.
Результат один.
— Вика, я умный? — спросил я.
В «Виндоус-Хоум» набито около тысячи ключевых слов. Порой с компьютером можно вести очень забавные беседы… почти разумные.
— А какой ответ ты хотел бы услышать? — уклонилась Вика. Как всегда, когда слова не имели формы приказа и были ей непонятны.
— Правдивый.
— Я не знаю, Леня. Очень хотела бы ответить, но не знаю.
— Дура ты, Вика.
— А ты хам.
Я засмеялся. Услышь меня кто-нибудь, не знакомый с современными операционными системами, — обязательно бы решил, что мой «пентиум» разумен.
— Извини, Вика.
— Ничего. Я не сержусь.
Разум — имитация разума… Где граница между ними? Мы уже разговариваем со своими компьютерами, они здороваются с нами и желают приятных снов. Многие — я, например — большую часть жизни проводят в виртуальном пространстве. Но это не победа человеческого разума, это лишь имитация победы. Яркие флаги и фейерверки над пустотой. Больше частота процессора, больше память — и машина становится похожа на человека. Но не более того…
А Неудачник — он тоже может быть программой. Такой же хитрой, как вирус Маньяка. Пролезшей сквозь фильтр под видом человека, пустившей корни в сервер тридцать третьего уровня. Способной поддерживать беседу и уничтожать чудовищ.
— Блин! — завопил я.
Это же так просто! Сотня фраз, произносимых когда удачно, а когда невпопад. Программа, обучающаяся на твоих собственных словах, возвращающая тебе твои собственные мысли. Послушно идущая вслед за наивными спасателями… Конечно, ей не нужны никакие каналы связи.
Что я говорил Неудачнику, как он мне отвечал? Я напряг память.
Не знаю. Может быть — и программа. Тогда «Аль-Кабар» и Человек Без Лица ткнули пальцем в небо.
Как хорошо, если я угадал. Как просто разрешается загадка!
Тишина, Стрелок…
Меня пробила дрожь. Я вспомнил ту пустоту, что накатила после его слов.
Программа?
Неудачник, бережно несущий нарисованного мальчишку…
Программа?
— Ничего я не понимаю, Вика, — сказал я. — Совсем ничего. И ты мне помочь не можешь.
— Я могу помочь? — невпопад ответила Вика.
— Нет!
— А кто может?
Я помолчал, прежде чем ответить.
— Настоящая Вика. Глубина!
— Включение дип-программы?
Вместо ответа я нацепил шлем и положил руки на клавиатуру.
deep
Ввод.
Темноту экранов расчертили падающие звезды, радужная спираль закрутилась перед глазами. Стирая реальность, уводя меня к небоскребам Диптауна.
Первый миг — самый трудный. Комната та же самая, но я знаю — это морок, мираж.
— Все в порядке, Леня?
Кручу головой.
Комната в порядке. Я — не тот.
— Личность номер семь, «Стрелок».
— Выполняю…
В этот раз моя внешность меняется томительно долго. Что поделаешь, неизбежная плата за оружие.
— Все в порядке, Леня?
Встаю, смотрю на себя в зеркало.
— Да. Спасибо, Вика.
Подхожу к холодильнику, ищу в нем лимонад. «Спрайта» уже нет, осталась только кока-кола. Пойдет.
— Удачи, Леня.
— Спасибо.
Я жадно пью самый популярный в мире напиток, задуманный — вот смех-то! — как средство от поноса. Урман считал, что у меня есть еще пять часов. Теперь осталось четыре. Почти чувствую, как где-то вдалеке, на других континентах, скрипят мозги чиновников всех мастей, начиная осмысливать феномен Неудачника. Скоро тридцать третий уровень «Лабиринта» прикроют. Скоро за Неудачником устроят охоту. Неважно, кто он — человек или программа. Я его вытащу.
— Вызови мне такси, — говорю я и выхожу из квартиры. Спускаюсь в чистеньком светлом лифте, открываю дверь подъезда.
Меня поджидает старый «форд». Водитель — прилизанный юноша в белой рубашке. Копия того, что я убил два дня назад, проникая в «Аль-Кабар». Мне даже стыдно становится при виде его доброжелательной улыбки.
— Публичный дом «Всякие забавы»! — рявкаю я.
100
Наверное, Вика уговорила Мадам сделать для меня особый статус. Во всяком случае, когда я вхожу в холл, там уже сидят трое мужчин. Все вскидывают головы — у всех в глазах смущение и испуг. Друг друга они не видят, а двое даже частично пересекаются в пространстве, напоминая уродливых сиамских близнецов.
Эти двое — статные голубоглазые брюнеты, стандартные тела из набора «Виндоус-Хоум». Видимо, надеты в целях маскировки. Третий — смуглый здоровяк, выбритый наголо. Сближает их всех лишь взгляд. Словно у человека, пойманного за выдавливанием прыщей.
Видимо, я теперь на правах сотрудника борделя? Вижу сразу всех посетителей, могу проходить в служебные помещения?
— Привет! — говорю я, вяло вскидывая руку. Все трое быстро кивают. Один с деланно-небрежным видом откладывает зеленый альбом, другой отшвыривает фиолетовый.
Лишь бритый здоровяк упрямо продолжает листать черный альбом, с любопытством разглядывая фотографии.
Я подхожу к охраннику. Он послушно распахивает передо мной дверь, и я выхожу из холла, избавляя посетителей от душевных мук.
Провожать меня не собираются, дорогу я помню. Коридор пуст, часть дверей открыта, часть — нет. Из одной доносятся взрывы хохота. За дверью — беседка, окруженная цветущей сакурой. В небе — нежаркое весеннее солнце, вдали — конус Фудзи. В беседке пьют чай две девушки, при виде меня они беззаботно машут руками:
— Стрелок, привет! Чаю хочешь?
— Н-нет, — бормочу я, быстро удаляясь. Еще из одной двери высовывается абсолютно голая девчонка. Но стеснения у нее нет и в помине.
— А Вика занята! — говорит она. — Может, посидишь у меня? А то ску-у-учно!
Никакого намека в словах девчонки нет. И мысль о сексе возбуждает ее не больше, чем процесс вдоха-выдоха. Но что-то такое страшное есть в самой ситуации… в этих веселых, дружелюбных молодых девушках…
Я вдруг понимаю, что напоминают мне эти девочки.
Какую-то старую фантастическую книжку, про веселых молодых людей, занимающихся любимым делом, днюющих и ночующих на работе, дружелюбных, всегда готовых помочь товарищу, неспособных сказать друг о друге плохое слово…
Это как кривое зеркало. Фальшивое отражение. Зло надело одеяния добра — и, странное дело, они оказались впору!
— Спасибо, я все-таки у нее подожду! — отчаянно улыбаясь, отвечаю я. — Спасибо!
Девушка корчит жалобную гримаску и исчезает в своей комнате. А я иду дальше.
Пока не встречаюсь взглядом с черным котенком на фотографии.
— Мяу! — тихонько шепчу я, толкая дверь. Котенок открывает рот, тихо мяукает в ответ и вновь замирает.
Горная хижина пуста, лишь ветер из открытого окна треплет короткие занавески. Облокотившись на подоконник, долго смотрю на горы.
Нет, это невероятно. Создать целый мир, в полном одиночестве! И не ради денег и славы, не на заказ — просто для себя. Не для того, чтобы войти в этот мир.
Лишь знать, что он есть. Рядом, за окном. Искрящийся снег вершин, бескрайняя синь неба, камни на склонах, черный мох под соснами, парящие в небе птицы и снующие по деревьям белки. Мир тишины, чистоты и покоя. Мир, в котором не придумано слово «грязь».
Мне кажется, что Неудачнику он мог бы понравиться.
Очень надеюсь, что понравится…
— Леня?
Вика входит неслышно и застает меня врасплох.
— Извини… тебя не предупредили?
Она качает головой.
— Мне захотелось с тобой посидеть. Чуть-чуть. — Я невольно начинаю оправдываться. — У тебя… все в порядке?
Вика кивает.
— Не стоит так часто нырять в глубину, — говорю я, подходя. — Ты хоть перекусила?
— Немножко. Клиентов сегодня — море.
Она не отводит взгляд. Она привыкла считать это работой.
А со мной что-то не так. В груди — холодный ком, сыпучий и колкий, как снег на морозе. Я глотаю воздух и говорю:
— Неужели тебе необходимо так много работать… Мадам?
Вика отходит к окну. Спрашивает, не оборачиваясь:
— Как ты узнал?
— Почувствовал.
— Уходи, Леонид. Уходи навсегда, ладно?
— Нет.
— Какого дьявола ты ко мне привязался? — кричит Вика, поворачиваясь. — Зачем тебе подруга-проститутка? Проваливай! Мне это все нравится, ясно? Трахаться по сто раз в день, менять тела, командовать девчонками и делать вид, что я одна из них! Ясно? Ясно тебе?
Я просто стою и жду, когда она выкричится. Потом подхожу и становлюсь рядом у окна.
Говорить сейчас нельзя, и касаться Вики тоже не стоит, а молчать опасно, но выхода нет, и я жду. Сам не зная чего.
Горы вздрагивают, и пол под ногами начинает трястись. Вика вскрикивает, хватаясь за подоконник, я хватаю ее за плечо и упираюсь свободной рукой в стену. Земля трясется. Снежные шапки оплывают белым дымком, вытягивают вниз щупальца лавин. Мимо окна с грохотом проносится огромный валун.
— Мамочка… — шепчет Вика, садясь на пол. Она скорее возбуждена, чем напугана. — Пригнись, Леня!
Я падаю рядом с ней, и вовремя — в окно бьет хороший заряд каменной шрапнели.
— Баллов пять! — кричит Вика. — Семь!
— Восемь! — поддерживаю я. Вряд ли она видела настоящие землетрясения, иначе бы не веселилась.
Пол хижины еще трясется, но уже слабее, мелкой конвульсивной дрожью.
— Круто, — шепчет Вика, вытягиваясь на полу. Ловлю ее взгляд, касаюсь рукой щеки. — Не сердись на меня, Леня.
— Я не сержусь.
— Клиенты порой… заводят.
— Кепочка? — вспоминаю я.
— Он самый.
— Кто он такой?
Вика дергает плечами:
— Не знаю. Он в разных телах ходит и ничего про себя не говорит. Только… — Она усмехается: — Всегда появляется в кепочке. Отсюда и прозвище.
— Он — садист?
— Да, наверное. Только особого плана.
Ее губы беззвучно шепчут короткое ругательство.
— Вы что, принимаете любых клиентов? Даже таких, от которых на стенку лезете?
Вика молчит.
— Я думал, что самых больших идиотов вы отсеиваете. Если Кепочку можно заранее опознать…
— Мы — не отсеиваем никого.
— Это что, честь фирмы? «Любая причуда»?
— Можешь считать и так.
Землетрясение вроде бы кончилось. Поднимаюсь, выглядываю в окно. По склонам еще сходят лавины, речушка внизу перегорожена оползнем и медленно разливается, отыскивая новое русло.
— Стихло… — шепчу я, невольно понижая голос. Будто мои слова могут вновь пробудить стихию. — Вика, зачем ты сделала землетрясение?
— При чем тут я? Этот мир живет сам по себе. У меня больше нет возможности им управлять.
— Совсем?
Вика бросает на меня короткий взгляд, встает, разглядывает изменившийся пейзаж.
— Абсолютно. Мир становится настоящим, только когда обретает свободу.
— Как человек.
— Конечно.
— Ты так веришь в свободу?
— А в свободу не надо верить. Когда она есть, ты сам это чувствуешь.
Наверное, я знал, что она скажет эти слова.
— Вика, если человеку, хорошему человеку, грозит беда. Если он навсегда может потерять свободу… ты согласилась бы ему помочь?
— Согласилась бы, — отвечает она спокойно. — Даже если он не очень хороший человек. Это такая позиция, если хочешь.
— Мне надо спрятать человека.
Вика смешно машет головой, так что волосы рассыпаются по плечам.
— Леня, ты о чем? Где спрятать?
— В виртуальности.
— Зачем?
— Он не может выйти.
— Ты об этом, который в «Лабиринте»?
— Да.
— Леня… — Вика берет меня за руку. — Ты давно был в реальном мире?
— Полчаса назад.
— Точно? Тебе самому помощь не нужна? У меня… — она закусывает губу, — есть знакомый дайвер. Это не выдумки, они и впрямь существуют!
Забавно…
— Хочешь, я попрошу его встретиться с тобой?
— Вика…
Она замолкает.
Не привык я к такой заботе, честно говоря. Это моя специальность — беспокоиться о людях, потерявшихся в виртуальности.
— Я помогу, — говорит Вика. — Но ты не прав… мне кажется.
Сейчас мне не до споров.
— Спасибо. У вас надежные системы безопасности?
— Вполне. Ты что-нибудь понимаешь в этом деле?
Киваю. Конечно, написать защитную программу я не смогу. Но вот ломать их приходилось столько раз, что впору считать себя экспертом.
— Можешь порасспрашивать Мага.
— А он мне скажет?
— Тебе — нет. И мне тоже, а вот Мадам…
Вика мешкает, бросает на меня такой взгляд, словно просит выйти. Я иду к двери, но она окликает:
— Леня… Не надо. Хочу, чтобы ты видел.
Она подходит к стене, проводит по ней рукой. И доски расходятся, открывая узкую дверь.
Там, за дверью, свет. Холодный синеватый свет, неживой. Силуэт Вики секунду стоит в проеме, потом исчезает внутри. И я иду вслед, хоть мне этого и не хочется. Как загипнотизированный.
Сарай. Или морг. Или музей Синей Бороды.
Из стен — блестящие никелированные крюки, на них висят, чуть-чуть не доставая ногами до пола, человеческие тела. В основном — девушки, блондинки и брюнетки, несколько рыженьких, одна абсолютно лысая. Но попадаются и женщины средних лет, и пара старушек, несколько девочек и мальчиков.
Глаза у всех открыты, и в них — пустота.
— Это моя костюмерная, — говорит Вика.
Я молчу. Я и так это понимаю.
Вика идет вдоль покачивающихся тел, заглядывая в мертвые лица, что-то нашептывая — словно здороваясь с ними. Мадам висит в конце первого десятка. Вика оглядывается на меня, убеждаясь, что я смотрю, — и прижимается к пышному телу владелицы заведения, обнимает его — словно в пароксизме извращенной страсти.
Мгновение ничего не происходит. Потом — я не успеваю заметить миг перехода — Вика и Мадам меняются местами. Уже не Вика — Мадам отступает от бессильно повисшего тела.
— Вот и все, — говорит Мадам своим низким, грудным голосом.
— Зачем… так гнусно? — спрашиваю я. — Эти крюки… этот морг… зачем? Вика?
Мадам смотрит на Вику, грустно кивает:
— Вика, девочка, зачем? Объясним Лене?
Вика, нанизанная затылком на крюк, молчит.
— Чтобы не забывать, Леонид. Чтобы ни на секунду не забывать — они не живые.
Я смотрю на Мадам, куда более спокойную и мудрую, чем Вика. И если подходить непредвзято — гораздо более красивую.
— Ты должен был увидеть, — говорит Мадам.
— Я увидел.
Мы выходим из склада человечины через другую дверь — ведущую в комнату Мадам. Это совсем иной мир. Шумный и переполненный пляж за окном, раскаленное солнце в небе, сама комната набита пышной старой мебелью, повсюду разбросаны книжки, открытые коробочки со сладостями, одежда, дешевая бижутерия и браслеты дутого золота, полупустые флакончики духов, игральные карты. Огромная кровать под бархатным балдахином не заправлена, под ней валяется тапочка. В буфете — галерея початых бутылок, на стене — пыльная гитара, персидский ковер на полу проеден молью и заляпан винными пятнами.
— Теперь можешь гадать, какая я — настоящая, — говорит Мадам.
Не собираюсь гадать. В мире все равно нет иной правды, кроме той, в которую нам хочется верить.
Мы не задерживаемся в комнате Мадам, чему я безмерно рад. Здесь слишком душно.
— Леня, мне порой кажется, что ты еще совсем мальчик, — говорит Мадам. — Нельзя же быть таким наивным.
— Почему?
— Жить трудно.
— А мне никто не обещал, что будет легко.
Я иду рядом с Мадам, гадая, как мы смотримся со стороны. Бледный и высокий Стрелок годится Мадам в сыновья по возрасту, но сходства в них нет. Наверное, это выглядит как визит переодетого аристократа в дешевый бордель.
— Ступеньки крутые, — предупреждает Мадам.
— Помню.
Мы выходим в рекреационную зону, и девочки под зонтами приветствуют Мадам одобрительным визгом. Гей, бултыхающийся в воде у самого берега, торопливо встает и машет рукой. Из-под стойки бара высовывается всклокоченная голова Компьютерного Мага и торопливо ныряет обратно.
— Видишь, Вики нет, — громко говорит мне Мадам. Покровительственно кладет руку на плечо: — Девочки, Стрелок подождет свою подружку! Не обижайте его!
Общий смысл ответов сводится к тому, что меня непременно обидят, но мне это понравится. Мадам грозит девушкам пальцем, потом идет к стойке бара. Маг, словно почувствовав ее приближение, появляется на свет.
— Поговори со Стрелком, — ласково просит его Мадам. — У него есть вопросы… ответь на все.
— На все-все? — вопрошает Маг.
— Абсолютно.
— Ну, Мадам, я вас за язык не тянул! — заявляет Маг.
— Если бы в этом была необходимость… — вздыхает Мадам.
Я дожидаюсь Мага за столиком, стоящим чуть в отдалении от других. Ни к чему девочкам слушать наш разговор.
— Шампанское! — заявляет Маг, подходя ко мне. — Привет, Стрелок! Ты ведь шампанское пьешь, верно? Я не пью, там пузырьков много, потом в животе бурчит!
Он как-то странно двигается. Очень ровно, словно по асфальту. Смотрю на его ноги — они не касаются песка. На босых ногах Мага стоптанные тапочки, из которых растут крошечные, молотящие по воздуху крылышки.
— А я только с девушками шампанское пью, — отказываюсь я. — Там водка есть?
— Там все есть! — Маг шлепает на стол бутылку ликера ядовито-фиолетового цвета и убегает с невостребованным «Абрау-Дюрсо». Через минуту, все так же паря над пляжем, он возвращается с водкой «Урсус», хрустальным кувшином, полным воды, и пакетиком «Зуко».
— На, мешай!
«Урсус» я никогда не пробовал, но по слухам, водка хорошая. С надеждой, что подсознание додумает вкус за меня, наливаю стопку. Маг хватает кувшин и сам смешивает в нем напиток, пользуясь рукой в качестве миксера.
В конце концов, мы в виртуальности… микробов тут нет. Залпом выпиваю и отхлебываю прямо из кувшина. Интересуюсь:
— Где такую обувку раздобыл?
— Тапочки? А, сегодня сделал… запарило в песке вязнуть. Нравится? Понимаешь, ходить в Диптауне можно только по полу. Вот пришлось к подметкам кусок пола приклеить. И теперь никаких проблем — гуляй по воздуху, пока не устанешь!
Маг хохочет и начинает мелко перебирать ногами, поднимаясь почти до уровня стола. Потом поджимает ноги, падает в кресло и откупоривает свой ликер. С чмоканьем припадает к бутылке.
— Шикарная штучка! — заявляет он. — Сладкий-сладкий! Настоящий Кюрасао!
— Ты весь день тут проводишь? — интересуюсь я.
— День? Ха! Я отсюда выхожу поесть и, пардон, в туалет сбегать!
— Мадам говорит, вся защита на тебе держится…
— Не то слово! Тут все на мне держится.
— Посторонний может сюда пройти?
— А как бы мы на жизнь зарабатывали, если их не пускать?
— Я о другом. Возможно проникнуть в служебные помещения борделя?
— Заведения! Это не бордель, а Заведение! Нет, нельзя.
— Абсолютно?
Маг вздыхает и становится более серьезным:
— Ты хакер или ламер?
Вопрос риторический, но все же отвечаю:
— «Чайник» я.
— Понятненько… Абсолютных защит не существует. Чем больше приближаешься к абсолютной надежности, тем неудобнее твое пребывание в виртуальности. Тут квадратичная зависимость: с увеличением защиты падает твоя способность воспринимать и передавать информацию. Самое главное — найти оптимальное соотношение защиты и удобства. Наша охранная система создана с элементами искусственного интеллекта. При обнаружении попыток взлома дается оповещение, вводятся дополнительные пароли, включаются болванчики…
— Болванчики?
— Автономные мобильные охранные программы, фагоциты. Я их болванчиками зову, они все тупые. Ты чего не пьешь?
Наливаю себе еще.
— Если идет интенсивная атака, — продолжает Маг, — то степень защиты растет неограниченно, вплоть до полной капсуляции Заведения. Разумеется, на практике такого не случалось, но все должно работать именно так…
— Ты хочешь сказать — защита все-таки идеальна?
Маг мнется. Тщеславие, которого он явно не лишен, борется в нем с объективностью.
— Нет… Если проникновение спланирует большая группа профессионалов, они успеют войти, прежде чем охрана заработает на всю катушку. Только кому это надо, а?
Я понимаю, что иного ответа и ожидать было смешно. На любой щит находится свой меч.
— Спасибо, Маг.
— Да ладно, мелочи! — машет он рукой. — Хочешь свою охранную систему наладить? Притаскивай, помогу. Или нет, пошли к тебе! — загорается Маг. — Сам все сделаю. Скучно тут сидеть!
Качаю головой — не угадал.
— Просто интересуюсь постановкой дела.
— А, так ты из проверяющих? — вскидывается Маг. — Т-с! Все понял, тихо… Чего Мадам сразу не сказала?
Интересно, кто может проверять виртуальный публичный дом? И зачем? Очень интересно… но расспрашивать Мага не решаюсь.
— Пойду, может, уже и Вика освободилась, — говорю я. Маг сразу становится торжественным и важным.
— Ты смотри. Вику не обижай! — предупреждает он. — А то… она девчонка славная, я за нее любому морду набью.
Маг вздыхает, мечтательно смотрит на море.
— Хотел было за ней приударить, да ты меня опередил… — признается он. — Вика ведь в меня влюблена была по уши. И сейчас еще, наверное… но ты не переживай. Я у друзей подруг не отбиваю.
Когда-то я думал, что компьютерщики из телесериалов — это придуманные характеры. Если бы! В жизни они тоже есть.
— Но вот к той, беленькой, лучше и не подходи! — добавляет он. — Она в меня втюрилась, уже с полгода сохнет.
Бедная девушка, не подозревая о своей тяжелой судьбе, хохочет, обнимаясь с подружкой.
— Или, может, за Наташкой приударить… — размышляет Маг. — Они тут все такие влюбчивые!
Он подхватывает свой ликер и приплясывающей походкой движется к веселящейся блондинке. А я пользуюсь моментом, чтобы смыться.
101
Видимо, я делаю пару лишних кругов на винтовой лестнице и поэтому спускаюсь в холл. Давешних посетителей нет. Наверное, уже вкушают радости жизни.
Только какой-то парень стоит у стола, листая черный альбом. Невысокий, сутулый, с лицом изголодавшегося сурка, длинными прядями волос, выбивающимися из-под надвинутой на глаза кепки.
Я прохожу мимо, к двери в служебные помещения, когда до меня доходит. А парень уже откинул альбом и неторопливо двигается к выходу.
— Кепочка! — окликаю я его.
Он останавливается и медленно оборачивается. Глаза пустые, жизнерадостные, как у вареной рыбы.
— Ты — Кепочка, — повторяю я.
Ни малейшей реакции. Парень лупится на меня пустым взглядом.
— Ты мне не нравишься! — с нежданной радостью говорю я. — Слышишь? Ты мне очень не нравишься.
— Три раза «ха-ха», — отводя блеклый взгляд, отвечает Кепочка. И вновь поворачивается к двери. Любопытства в нем нет в принципе.
Но по крайней мере земляк.
— Стой! — кричу вслед, и он останавливается. Равнодушно ждет. — Тебе не следует больше приходить сюда, — говорю я.
Кепочка ухмыляется. Первая эмоция на его лице — но она такая механическая, словно я общаюсь с программой, а не с человеком.
— Чего ты здесь добиваешься?
Кажется, это тот вопрос, на который он готов ответить.
— Некоторые исследования групповой психологии.
— Проводи их в другом месте.
Белесые глаза обшаривают меня с ног до головы:
— Ты здесь работаешь?
— Нет.
— Значит — мутант.
Я теряюсь от этой странной характеристики, и Кепочка поясняет:
— Утрата социальной и этической ориентации. Распад личности. Какая неизбежная и отвратительная метаморфоза.
Уже открывая дверь он добавляет:
— Неинтересно…
…Голос Вики догоняет меня на выходе:
— Подожди, Леонид. Не надо!
Прийти в себя — довольно трудная задача. Оказывается, моя правая рука вцепилась в пояс, а левая сжата в кулак. Смотрю на Вику, ощущая, как медленно спадает ярость.
— Это был Кепочка? — уточняю на всякий случай.
— Да.
— Кажется, я начинаю понимать вашу реакцию…
— Остыл? — интересуется Вика. — Молодец. Пойдем. Мне уже не по себе от недавней вспышки. Странно, не ожидал, что меня можно так легко завести — ничего в общем-то не значащими словами.
— Кто он такой, Вика?
Она чувствует, что на этот вопрос придется дать ответ.
— Ничего особенного. Просто человек, считающий себя вправе судить окружающих.
— Например — виртуальных проституток?
— Не только. Я знаю еще пару мест, где Кепочка ставит свои эксперименты.
— Он что-то говорил о психологии…
Непонятно почему, но эти слова Вику смешат:
— Личность, не способная к созиданию, обязательно ищет оправдания деструктивному поведению. Очень часто они принимают форму отстраненного наблюдения за несовершенствами мира. Особенно за такими, как наш бордель…
Мы проходим в дверь, с которой улыбается черный котенок, и Вика продолжает:
— Психология, в общепринятом понимании, крайне простая наука. Люди, не способные самостоятельно вбить гвоздь или срифмовать пару строчек, ни капли не сомневаются в своей способности понимать и судить других. В крайних проявлениях это становится смыслом жизни и источником самоутверждения.
— Кто ты, Вика?
— Психолог. Доктор, если тебе интересно.
Она садится, стряхнув со стула каменную крошку. Комната после землетрясения явно нуждается в уборке. Поскольку второго стула все равно нет, я опускаюсь на корточки.
— А тема твоей диссертации?
— «Сублимация аномальных поведенческих реакций в условиях виртуального пространства».
Словно извиняясь, она добавляет:
— Принято формулировать таким языком.
Вот оно что…
— Ты изучаешь таких, как Кепочка? — спрашиваю я. — Настоящий охотник за охотниками липовыми?
— Нет. Уже давно нет, Леня. Изучать было интересно полгода, год. А сейчас — все они на одно лицо. И Кепочка, и остальные подобные ему. Все патологии едины, и если ты знаешь одного психопата, то можешь предсказать поведение тысячи.
— Тогда, зачем…
— Потому что они есть. Здесь деструкция, прущая из них, может причинить боль одному, нескольким людям. В реальной жизни они оставят за собой след из сломанных судеб, отравленной любви, осмеянной дружбы. Может быть, даже из крови. А здесь они безвредны. Весь их гонор, звериные реакции, интриги и самомнение — пыль. Пыль на ветру.
— Но ведь тебе тяжело — здесь!
— И что с того? Больно не мне настоящей. Больно мне нарисованной.
— Вика…
— Я тебя прошу — не вмешивайся в дела Заведения. А то Мадам снимет твой доступ.
Она улыбается, и я теряюсь.
— Ладно. В Заведении я в ваши дела не вмешиваюсь.
— А за его пределами?
— Это уже вопрос личной свободы.
Вика разводит руками.
— Леонид, тебе сколько лет?
— Меняемся? — быстро спрашиваю я. — Информация на информацию?
В виртуальности никто не афиширует свои биографические данные. Но Вика даже не подозревает, насколько их не привык афишировать я.
— Хорошо. Мне двадцать девять, Леонид.
Прежде чем ответить, я еще успеваю обрадоваться.
— Тридцать четыре.
— Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с небольшим.
Не стоит говорить, что мои опасения были прямо противоположными.
— Виртуальность лжива.
— Нет. Виртуальность — как лед. Мы вмерзаем в нее раз и навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел, но то, первое, всегда будет заметно.
— Твоей первой маской была Мадам?
Вика берет со стола сумочку, достает сигареты, закуривает:
— Да, Леня. Мы получили грант на исследование сексуального поведения людей в виртуальном пространстве. Западники были немножко на этом повернуты… как-никак треть информации в сети касалась секса. Вот я и придумала такой образ — уверенная, тертая жизнью, все повидавшая хозяйка борделя.
— Он получился, — признаю я.
Вика выдыхает дым и спрашивает с легкой иронией:
— Может быть, я такая и есть? В глубине души?
— А мне плевать.
Вру я, вру. Но Вика не спорит.
— Зуко тебя успокоил?
— Почти.
— Он хороший специалист. Ты можешь спокойно приводить своего приятеля.
Смотрю на часы. Время еще есть.
— Это не так просто, Вика. Тут важно угадать и прийти за ним вовремя.
— Смешной вы народ, хакеры, — бросает Вика. Мне тоже смешно. Надо же! Меня посчитали крутым программистом.
— Ты позволишь у тебя поспать?
— Что?
— Поспать. Я почти сутки в глубине, а работать лучше со свежей головой.
Вика — вот чудо — подходит к вопросу по-деловому.
— Тебя разбудить?
— Да, через два часа.
— Спи. Будь как дома. Я сама тебя разбужу.
Она треплет меня по волосам — жест скорее подошел бы Мадам, но мне все равно приятно. Кивает на постель и выходит в ту дверь, что ведет в костюмерную. Через минуту Мадам выйдет из своей комнаты и отправится командовать девочками.
А я совершаю не совсем корректный поступок. Достаю из кармана куртки катушку с тонкой нитью. На конце нити — грузик.
Ветер за окном не утихает ни на минуту, нитку раскачивает, но я все-таки вытравливаю ее до конца. Когда грузик касается склона, смотрю на нить: каждый метр ее отмечен полоской красной краски.
Семь с половиной метров. Простыни тут не помогут. Ну ничего, в борделе наверняка есть веревки, хотя бы в тех комнатах, что предназначены для садомазохистов.
Выкидываю катушку за окно. Мне чуть-чуть неловко, но я утешаюсь тем, что Вика наверняка разрешила бы этот маленький эксперимент.
Она ведь сказала — «будь как дома»…
Я плюхаюсь на узкую кровать, прямо на покрывало. Закрываю глаза. Но перед тем как позволить себе уснуть, все таки выхожу из виртуальности и приказываю «Виндоус-Хоум» разбудить меня через два часа.
Сон приходит почти мгновенно. Я почему-то надеюсь, что снова увижу что-то сюжетное и пророческое — как в прошлый раз, когда Алекс расстрелял Неудачника. Но мне снится полный сумбур.
Радуга, сияющая над Диптауном. Ослепительные всполохи, похожие на дип-программу. Только эта радуга сложена из уступов, это библейская лестница, уходящая в небо. Я иду по ней, словно Компьютерный Маг в своих крылатых шлепанцах. Цвета, оказывается, имеют разную плотность — я проваливаюсь в фиолетовых и синих слоях, «слегка опираюсь на зеленые и твердо ступаю по желтым. Город подо мной ярок и наряден, я вижу его сквозь цветной туман.
Во сне я даже знаю, почему иду в небо. Где-то там, наверху, хрустальный купол глубины, разделивший мир пополам. Я должен разбить его — или оружием Маньяка, или голыми руками, как получится. Хрусталь треснет и прольется на город — ослепительным звездным дождем. Ведь звезды — они из хрусталя, это не подлежит сомнению. Из колкого хрусталя, отражающего свет наших глаз.
И что-то случится. Может быть, звезды сожгут нас. Может быть — успеют остыть и упадут в подставленные ладони. Не знаю, чего именно я хочу.
Главное — не ошибиться и ударить вовремя. Оно уже определено, то время, когда я смогу превратить барьер в миллионы хрустальных звезд. Оно почти пришло, время…
— Время… Леонид, время…
Открываю глаза под шепот «Виндоус-Хоум». Проходит пара секунд, прежде чем я осознаю, где нахожусь.
А еще через мгновение входит Вика:
— Ты проснулся?
Киваю, сажусь на смятой постели, тру лоб. Голова тяжелая. Надо было или дольше спать, или вообще не ложиться.
— Я сварю кофе, — говорит Вика.
Привалившись к деревянной стене, наблюдаю за Викой. Она достает из черного, не от грязи — от старости, буфета, полотняный мешочек с кофе. Мелет зерна на маленькой ручной кофемолке из надраенной до блеска меди. Умело разжигает очаг.
Пахнет сухими сосновыми дровами, закипающим кофе. И какой-то абстрактной, немедицинской чистотой… то ли воды в горном ручье, то ли горячего песка под солнцем.
Хорошо.
Я могу прошептать свою считалочку и выйти в реальность.
Сварить настоящий кофе и даже сдобрить его остатками коньяка. Умыться холодной водой.
Будь я проклят, если так поступлю.
Это здесь все настоящее — чистый воздух, живая вода, кофейная гуща на дне чашки, заботливый взгляд Вики. Снаружи — заброшенная пыльная комната, сырость, гнилая вода из крана.
…Что-то часто стало накатывать на меня это самоубийственное желание — стать таким, как все…
— Коньяк? — спрашивает Вика. Наливает мне маленькую рюмочку «Ахтамара».
— У меня есть еще минут пять, — говорю я. — Потом… пора.
— Ты вернешься не один?
— Надеюсь.
— Возьми своего друга за руку, когда будешь входить. Тогда для него тоже сделают привилегированный статус. Я попрошу Мага.
— Спасибо.
— Мадам поблагодаришь. От нее все зависит.
— С Мадам мы друзья, она позволит, — улыбаюсь я.
Я успеваю выпить две чашки кофе и две рюмки коньяка, прежде чем мое время и впрямь кончается.
Пора.
Вика начинает прибирать в комнате, когда я выхожу. Я невольно вспоминаю про суррогат-семьи, которые в последнее время стали появляться все чаще и чаще. Все эти живущие в разных городах парочки, снимающие в Диптауне общие квартиры. Говорят, они очень любят возиться по хозяйству, пылесосить и стирать — словно имитация быта сделает их союз настоящим.
«А у вас есть семья?»
«Да. Моя подруга проститутка, у нас маленькая горная хижина в борделе. Заходите, она сварит прекрасный кофе. У нас всегда чистенько и уютно, даже после землетрясения!»
От того, что такая картина не вызывает ни малейшего раздражения, становится страшно.
Ситуацию надо разрешать. Как угодно.
Я бреду по улице к входному порталу. Прохожу мимо павильончика какой-то авиакомпании, где скучает оператор. Рядом с павильончиком примостился нищий. Это тоже новое явление — побирушки в виртуальном пространстве, еще месяц назад их не было.
Нищий опрятен, но оборван и тощ. Его фигура слегка просвечивает и дергается рывками — таким способом пытаются продемонстрировать низкую скорость модема и слабость программного обеспечения.
— Help me… — стонет нищий.
— Бог подаст, — сообщаю я.
— Господин хакер, хотя бы один доллар… — плачется вслед нищий.
Говорят, большинство из этих нищих — русские. Говорят, что никто из них в деньгах не нуждается. Это просто забава «новорусских», редкое развлечение. Поклянчить, побыть в шкуре нищего. Якобы модная и действенная психотерапия. Маньяк клялся, что навесил одному из таких нищих маркер, и тот оказался директором крупного банка.
— Я работал на «Майкрософт», — бормочет нищий, плетясь следом. — Однажды я назвал «форточки» сырой программой и похвалил «полуось». На следующий день Билл Гейтс лично уволил меня и внес в черный список. А я был крутым хакером… до чего же я опустился…
— На каком прерывании висит твой модем? — кричу я, оборачиваясь. — От чего зависит появление надписи «Начните работу с нажатия этой кнопки» в «Виндоус-Хоум»? Три лучших способа завесить «форточки»? Кто придумал текстурную графику? Лучший протокол для модемов марки…
Нищий обращается в бегство.
Наверное, Маньяк не врал.
Но по крайней мере эти забавы менее опасны, чем уличные гонки, бывшие у нуворишей в моде год назад. Из-за них тогда было запрещено пользование личными машинами, и «Дип-проводник» победоносно занял рынок транспортных услуг.
Встреча с нищим развлекает меня, и к порталу «Лабиринта» я подхожу уже совсем в другом настроении. В боевом.
Толпа густая, как всегда. «Лабиринт» пока функционирует, значит, я все рассчитал правильно. Но страх опоздать и в последнюю секунду уткнуться в закрытую дверь не отпускает. Протискиваюсь между игроками, спешу.
И лишь вводя свой код, выходя на тридцать третий уровень, я успокаиваюсь окончательно.
Начали!
Я — Стрелок!
110
На уровне — ветер. Скрипит, раскачиваясь, железная кабинка «Американских горок», полусползшая с рельсов и нависшая над самой головой Неудачника.
Прекрасно, еще один способ смерти нашелся.
— Эй! — кричу я, подходя. — Это я!
Неудачник поднимает голову. Может быть, это добрый знак.
— Скучаешь?
Я сажусь рядом с ним, и Неудачник сам стягивает респиратор. Смотрит на меня устало и безнадежно.
— Ты программа или человек? — в лоб спрашиваю я. Неудачник качает головой. Относи отрицание к чему хочешь…
— Ты в курсе, что тебя прозвали Неудачником? — говорю я. — Но знаешь, даже Иову везло больше, чем тебе! Твоя невезуха — это что-то уникальное!
Он наконец отвечает:
— Это не только моя… невезуха.
— Хочешь сказать, тебя плохо спасали?
Я говорлив и оживлен, как после выпивки. Мне надо немножко растормошить Неудачника. И, как ни глупо это звучит, убедиться, что он — не программа.
— Меня хорошо спасали. Просто никто не вышел за барьер.
— Какой барьер?
— Сознания.
Неудачник терпелив в своих объяснениях, но что с того? Ясности они не прибавляют.
— Давай мы отойдем из-под этой дряни, — глазами указываю на качающуюся кабинку. — Времени у нас мало.
— Ты все равно не сможешь… — шепчет Неудачник, но послушно встает и пересаживается в сторону.
— Посмотрим, посмотрим…
Я жду, сам не зная чего. Обещанной Урманом акции, закрытия уровня?
— Неудачник… можно тебя так звать? Ты любишь стихи?
Молчание.
Программа может имитировать беседу, черпая ответы из моих же слов.
Но творить программы не умеют.
— Мой дядя самых честных правил, — декламирую я. — Продолжай! А? Неудачник?
Он смотрит на меня с такой иронией, что делается не по себе.
— Когда не в шутку занемог… Стрелок, все русские дайверы знают наизусть лишь Пушкина?
— Анатоль?
— Да. Он вспомнил «чудное мгновенье».
Можно засмеяться над своей глупостью. Над теми клише, что вколочены в сознание. Но вместо этого я спрашиваю, и что-то во мне ломается, может быть пресловутый барьер, может быть — здравый смысл:
— А что читал Дик? Шекспира?
— Кэрролла, — отвечают мне со спины.
Дик стоит рядом. Анатоль метрах в пяти, с «BFG» на изготовку.
— Я точно так же сел рядом, — говорит Дик. Сел…
Он садится перед безучастным Неудачником и произносит:
I'was brillig, and the slithy toves,
Did gyre and gimble in the wabe…
Я зачарованно жду. И Неудачник продолжает:
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
Из далеко-далека «Виндоус-Хоум» издает тревожный писк и шепчет:
— Непереводимо! Нет в основном словаре. Непереводимо!
Дик поднимает на меня взгляд и спрашивает:
— Так, значит, по твоему мнению, Неудачник — русский?
А ведь Урман задавал тот же вопрос.
— Кто ты? — спрашиваю я Неудачника. Тот улыбается, встает. — Кто ты?! — кричу я.
Он стал под дерево и ждет,
И вдруг граахнул гром… —
говорит Неудачник.
Анатоль хохочет и подхватывает:
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнем!
Сумасшедший дом. И я в нем — самый тупой пациент.
— Уходи, дайвер, — приказывает Дик. — Игры в спасение кончились. Все куда серьезнее, чем ты думаешь.
Словно в подтверждение его слов над уровнем разносится густой, механический рев сирены, такой сильный, что закладывает уши. Потом наступает тишина — только ухают, визжат, свиристят потревоженные монстры. Перекрывая их, с неба вещает женский голос:
— Attention! Внимание! Всем, находящимся на тридцать третьем уровне «Лабиринта Смерти»! Немедленно покинуть игровую зону! Это официальное предупреждение. Тридцать секунд на выход из игровой зоны! Вы можете воспользоваться своим оружием для совершения самоубийства и вернуться в колонный зал «Лабиринта». Все необходимые объяснения будут даны, компенсации выплачены. Внимание! Всем…
— Тебе помочь? — спрашивает Анатоль, наводя на меня «BFG». — Или сам?
— Ты заденешь Неудачника, — говорю я. Анатоль кивает, бросает «BFG» и скидывает с плеча гранатомет.
Но в это мгновение я рву из-под защитного комбинезона кожаный пояс Стрелка. Это самый обычный пояс — пока он находится на моем теле.
В руке полоска кожи с гулом сжимается, удлиняясь, окутываясь синими искрами. «Варлок-9000» сделан Маньяком в форме плети.
Взмах — плеть вытягивается, жадно рвясь из рук. Кончик плети бьет Анатоля по бронежилету.
Синий огненный ручей струится по плети, всасываясь в тело Анатоля. Это боевое оружие, для него нет разницы между броней и голой плотью. Дайвер исчезает в вихре фиолетового пламени, проваливается в землю. Но вихрь не затихает, огненная воронка гудит, медленно расширяясь.
— Ты! — кричит Дик. — Ты пронес вирус!
Наши лица окрашены синим сиянием. Неудачник зачарованно смотрит на растущий вихрь. Киваю. К чему сейчас слова?
— Пятнадцать секунд… — произносит голос в небе.
— Ты ударил по Анатолю! Ты нарушил кодекс дайверов! — Дик не пытается взять в руки оружие, и я рад этому. Мне не хочется его убивать.
— Все слишком серьезно, — повторяю я его же слова.
Новый звук — звон лопающегося стекла, треск рушащихся стен, визг мнущегося металла.
Из багровых туч падает вниз серебристое кольцо. За ним — темнота. Словно исполинский стакан накрывает тридцать третий уровень. Я мог бы подумать, что именно так выглядит капсуляция «Лабиринта», если бы не ужас и растерянность на лице Дика.
В игру вступил «Аль-Кабар».
Но Дик склонен винить во всем меня. Он срывает винтовку — и я реагирую не думая. Плеть бьет его по шее, обезглавливая с энтузиазмом безработного палача.
Раз-два, раз-два! Горит трава,
Взы-взы, стрижает меч… —
произносит Неудачник.
Я хватаю его за плечи, толкаю к огненной воронке. За нашей спиной новый вихрь разгорается на теле Крейзи Тоссера.
— Зачем? — успевает спросить Неудачник.
Надо спешить. Сейчас, когда хакеры «Лабиринта» и «Аль-Кабара» сошлись в схватке за тридцать третий уровень — самое время удирать. «Варлок» — не просто убийца. Это еще и туннель, буравящий глубину.
— Чтобы вернуться! — кричу я, вталкивая Неудачника в синее пламя и прыгая следом.
Огонь.
Мы падаем.
Спираль синего огня — стенки туннеля, фиолетовый туман — плоть его.
Туманные зеркала под нашими ногами — мы разбиваем их в падении. Лица в зеркалах — как тени, пространства — как бледные акварели.
Разрушенный вокзал первого уровня… госпиталь двадцать первого… собор пятидесятого! Я даже различаю оскаленную морду Принца Пришельцев, огненный всполох его наплечного гранатомета — но мы уже проносимся мимо.
Улица Диптауна — лица прохожих, капот такси, рекламная вывеска: «Лишь поработав на…»
Книжный магазин — радуга переплетов, девочка в очках, листающая журнал, шелест страниц — как гром, парень за кассой…
Синие молнии ползут по моим рукам.
Неудачник в облаке бирюзового пламени.
Супермаркет — прямо перед глазами мелькает банка из-под апельсинового конфитюра. Пустая.
Зоомагазин. Белый кролик в клетке…
Интересно, бывают ли галлюцинации в глубине?
«Варлок» должен угомониться. В него встроен счетчик пройденных пространств, но Маньяк не обещал, что тот сработает как надо. Возможности испытать вирус у него не было…
Равнина, какая-то невообразимо плоская, выгоревшая, четыре машины, ползущие по ней…
То ли облака, то ли море белого пуха, хрустальные деревья до горизонта, седой старик в белой хламиде до пят, провожающий нас растерянным взглядом, пение арф…
Багрово-черное кружение, низкий гудящий рев, серная вонь и блеск стали во тьме…
Голубые разряды хлещут сквозь нас, каждый волосок на коже потрескивает и колется, словно врастая в тело.
Зеленая поляна, по которой носится, одурев от восторга и энергии, маленький щенок. Тявканье вслед…
Остановись, «Варлок», остановись!
Бушующее море, звезды в разрывах туч, соленый вкус на губах, крошечная яхта, несущаяся вниз с волны, на носу, цепляясь за снасти, голый по пояс мальчишка с гарпуном в руках…
Полутьма, круглый зал, стены из экранов, кресло, похожее на трон…
Это зеркало не разбивается, всасывает нас в себя — и выкидывает на холодный мраморный пол. Ощупывать кости времени нет.
Вскакиваю, занося плеть для удара.
Но опасности, похоже, нет. На кресле-троне восседает плотный мужчина средних лет в немыслимо пышной и одновременно полувоенной одежде. Грудь усыпана орденами. Нас он словно не видит — все его внимание приковывает существо на самом большом экране. Существо напоминает огромного красного муравья.
— Мы должны объединить усилия! — вещает мужчина. — Вместе наши расы…
Помогаю Неудачнику подняться. Мы вывалились на сервер какой-то игры. Неплохо.
— Люди показали свою лживую натуру! — рявкает муравей с экрана. — Мы развеем в пыль саму память о вас!
Экран тухнет, мужчина прижимает к лицу ладони и замирает, раскачиваясь.
— Что это? — спрашивает Неудачник.
— Игра, — объясняю, озираясь в поисках выхода. Дверь есть, но не похоже, что ее возможно открыть. Помещение напоминает командный бункер ракетной базы, как ее изображают в кино. Строгость обстановки нарушает лишь рваная дыра в потолке — оттуда еще сочится сиреневый туман, падают и рассыпаются в пыль зеркальные осколки. «Варлок» еще продолжает работать, по инерции держась за несколько ближайших серверов.
— О чем игра?
— О звездных войнах.
Подхожу к мужчине. Ступеньки трона сделаны из хрусталя. Это скользко и дьявольски неудобно.
— Эй, спаситель человечества! — стучу игрока по плечу.
Мужчина выпрямляется в кресле. На глазах — скупые мужские слезы.
— Денеб! — приказывает он. Экран вспыхивает, на нем — офицер, количеством орденов соперничающий с игроком. — Полковник! Выводите эскадру на орбиту Сола!
— Но, император, наша планета беззащитна…
— Главное — сохранить родину человечества! — чеканит «император». Полковник кивает, с мукой на лице:
— Приказ будет исполнен, император!
Заслоняю «императору» лицо ладонью. Может быть, мы для него незримы? Но мужчина отталкивает мою руку и бормочет:
— Помехи… связь ненадежна…
Ой-ей-ей! Это ж надо — так мимолетно найти себе работу! Дип-психоз в разгаре. Мужчина просто не хочет нас видеть — это не укладывается в стереотипы простенькой стратегической игры, в которую он погружен.
— Как выйти? — кричу я. — Выход!
Он тянет руку, давит на какую-то кнопку. Сознанием он нас не воспринимает, но подсознательно готов сделать все, чтобы устранить «помехи». Движения его вялые и неуверенные. По меньшей мере сутки в глубине. За моей спиной с гулом открывается дверь.
— Что с ним? — Неудачник подходит ближе.
— Дип-психоз.
Оглядываюсь на дверь. Надо спешить. «Варлок» оставил следы, их рано или поздно найдут. А у бедолаги-императора наверняка включен таймер…
— Мы уходим? — спрашивает Неудачник.
Да, я нарушил кодекс дайверов, применив оружие против Анатоля и Дика. Но все-таки я дайвер. Страж глубины.
Если не я, так кто же?
— Вика! — командую я.
— Леня? — Голос «Виндоус-Хоум» глух и скучен. Машина перегружена, у программы не осталось сил на красивости.
— Стандартный набор снаряжения.
Пауза. Очень долгая. Потом карманы начинает оттягивать груз.
Скидываю с себя изодранные — неужели в падении сквозь зеркала? — остатки защитного комбинезона. Остаюсь в одежде Стрелка, аккуратно сворачиваю плеть — та вновь превращается в пояс.
— Что ты будешь делать?
Неудачник — само любопытство.
— Вытаскивать!
Сейчас мне нужно перехватить канал связи, соединяющий игрока с его домашним компьютером. Взломать защиту — вряд ли она очень сложна, судя по всему, передо мной типичный «чайник». Потом либо запустить дип-программу выхода, либо обнулить таймер.
Достаю из левого кармана темные очки, надеваю. Тьма почти непроглядная, лишь в основании трона сверкает, вьется оранжевая нить. Вот он, канал. Оглядываю комнату. Вижу собственную «пуповину», кольцами валяющуюся на полу и уходящую в прогрызенный «Варлоком» туннель. Это плохо — значит мы не подключились к серверу игрока, а вошли неизвестно откуда. Мой канал сейчас может кружить по континентам, прыгать на спутники, скользить по волоконной оптике на дне океана. Много их было, пространств на пути от «Лабиринта»… да и сейчас они рядом. В туннеле проблески света, временами вываливаются гаснущие обрывки нитей.
А от Неудачника и впрямь никаких сигналов не идет. Или идут, но слишком хорошо замаскированные для простенького сканера. Только неподвижный темный силуэт, взирающий на мою работу.
В правом кармане у меня металлическая коробочка. Открываю ее — на мягкой подстилке шевелится, сучит лапками сверкающий изумрудный жук. Беру его, он энергично вырывается, нацеливаясь на мой собственный канал. Э нет, дружок! Не туда.
Сажаю жучка в основание трона, он замирает, подергивая головой. Потом ныряет в оранжевую нить.
Теперь будем ждать и надеяться, что на компьютере «императора» лишь стандартный антивирусный набор.
— Кто?
Вначале мне кажется, что это голос Неудачника. Такой же ровный, неэмоциональный. Но когда я оглядываюсь, в зале нас уже четверо… конечно, если считать «императора» за полноценного участника событий.
Из дыры в потолке свешивается мерцающая белая нить, на ее конце — длинная скорчившаяся фигура. Ее контуры размыты, движения дерганые и несуразные. Человек крутит головой, но не похоже, что он видит происходящее. Боже мой, из какой дали он сюда выпал, как выдержал падение по туннелю? Поработал «Варлок», нечего сказать!
— Не твое дело! — как можно более агрессивно бросаю я. Если незнакомец простой пользователь сети, то помешать не сможет.
Но гостю моя реакция не нравится. Он вытягивает руки, и ко мне тянется гибкий мерцающий шнур. Точнее — не ко мне, а к моему каналу.
Весело. Нарочно такого не придумаешь — вытаскивать непонятно кого, на полдороге броситься спасать идиота с дип-психозом, и тут еще хакер с набором служебных программ.
Хорошо хоть, что его канал предельно тонкий, еле живой. Достаю и натягиваю «перчатки», ловлю жгут и завязываю узлом. Советую:
— Отвянь! Я — дайвер.
Обычно это действует безотказно. Но гость или считает себя самым крутым в глубине, или не верит мне.
— Да хоть папа Карло! — отвечает он. Второй жгут быстрее и пытается уворачиваться. На конце его щелкают маленькие зажимы. Ловлю жгут почти у самого канала и с удовольствием сжимаю. «Перчатки» безотказно оглушают программу.
Хочется проделать то же самое и с гостем, но «перчатками» его не остановишь, а применять «Варлока» не хочется. Вирус действует уж слишком мощно, я такого эффекта не ожидал.
Да и Неудачник, утратив ко мне всякий интерес, ходит кругами вокруг хакера. Тот его не замечает, видимо, тоже смотрит через сканер, фиксируя лишь каналы связи.
— Слушай, чего привязался? — спрашиваю, подстраиваясь под лексику гостя. — Я работаю!
— Я тоже.
Деревянный голос собеседника раздражает, но чудо, что я вообще что-то слышу. Нить его канала истончилась до предела, фигура начинает дергаться, голову перекашивает набок, нос сползает на щеку, зато руки удлиняются. Зрелище комичное, и я перестаю злиться.
— Слушай, урод… тебя тоже когда-нибудь вытаскивать придется! Отвяжись! «Чайник» загнется ведь!
До него наконец-то доходит, что дело серьезное. Хакер перестает тянуться к моему каналу, зато извлекает что-то вроде фонарика и светит на «императора». Какая-то полуактивная сканирующая программа. Пускай наблюдает, ничего секретного в моих методах нет.
— Система клиента под контролем, — шепчет «Виндоус-Хоум».
Никогда заранее не скажешь, как будет выглядеть начинка чужого компьютера, если смотреть из глубины. Поэтому предпочитаю самый простой путь. Толкаю «чайника» — тот скатывается с трона, неуклюже садится на пол. Занимаю его место, скидываю «перчатки», берусь за оранжевую нить голыми руками, дергаю.
— Вика, терминал!
Передо мной разворачивается экран. Ага. «Вирт-навигатор». Неплохая операционная система, но рассчитанная на человека с инстинктом самосохранения, а не на «чайник-экспериментатора. Отключить на ней таймер — раз плюнуть.
Вот этот несостоявшийся повелитель галактики и плюнул… Он в виртуальности двадцать восемь часов!
Возиться с таймером неохота. Нахожу файл экстренного выхода из глубины и запускаю. Дип-программа повинуется не сразу, запрашивает подтверждение. А еще называется «экстренный выход»…
«Император» тихо стонет, хватается за голову. Пытается идти к двери.
Спрыгиваю с трона, взмахом руки свертывая терминал. Хватаю мужчину за шиворот, толкаю к трону. Приказываю:
— Снимай шлем! Гаси машину.
— Я… я не хотел… — бормочет «император».
— Счет за спасение я тебе пришлю, — отрезаю я. — Выходи, живо!
Руки мужчины дергаются к голове, потом неуверенно молотят по воздуху. Его фигура тускнеет, оранжевый шнур гаснет. Снимаю очки.
Хакер под отверстием туннеля почти бесплотный. Медленно крутит головой, осматриваясь. Вот так и рождаются легенды о дайверах-чудотворцах.
— Пойдем, — говорю я Неудачнику. Тот все еще кружит вокруг хакера, заглядывает в отверстие туннеля, откуда сыплется разный мусор. — Пойдем!
Приходится утаскивать его за руку, как ребенка. Хакер остается в опустевшем зале — он все еще полон любопытства. Дыра в потолке медленно сужается, и минут через десять его канал будет прерван. Но пусть уж он сам разбирается с этими мелкими проблемами, раз такой крутой…
Дверь выводит нас в маленький зал, там еще семь таких же дверей и лифтовый ствол. Где-то рядом, наверное, грезит на троне предводитель красных муравьев, вынашивают коварные замыслы правитель разумных медуз и прочие игроманы…
— Что ты так прилип к этому хакеру? — спрашиваю Неудачника в лифте. Но он молчит.
Бог с ним. Надоело разбираться в его причудах.
Главное, что я вытащил его из «Лабиринта»! Под носом у двух могучих фирм!
Лифт опускает нас на улицу Диптауна. Кручу головой, осматриваясь. Вон башня «Америка Он Лайн», длинные ряды гостиниц, зелень парка — это «Сады Гилтониэль». Ага. Все не так уж и плохо. Мы на границе русского, европейского и американского секторов города. Неудачник поднимает голову и произносит:
— Звезды и планеты: Хозяин Сириуса!
Прослеживаю его взгляд. Над зданием, из которого мы вышли, переливается красочная реклама: «Stars & Planets: Master of Sirius!»
Известная фирма. Стоит предложить им услуги дайвера — работа несложная, а заработок постоянный.
— Неудачник, какой язык для тебя родной? — интересуюсь я.
— Ты его не знаешь, — отмахивается он.
Я высказываю предположение:
— Может быть, Бейсик?
Мы смеемся оба.
— Ладно, — соглашаюсь я. — Ты живой. Ты не порождение компьютерного разума.
— Спасибо.
— Но кто ты?
Неудачник пожимает плечами. Разглядывает прохожих с любопытством человека, впервые попавшего в виртуальность.
— Сними маску, — советую я и сам стягиваю с него респиратор. — Нечего народ пугать.
— Мы еще куда-то пойдем? — спрашивает Неудачник.
Честно говоря, и сам не знаю. Я боялся быстрой и энергичной погони, от которой придется уходить с шумом и кровью. Тогда мы сразу рванули бы во «Всякие забавы».
— Погуляем, — решаю я. — Ты был в эльфийских садах?
— Нет.
— Тогда пошли. Аттракцион еще тот… — начинаю я. Но, видно, сегодня мне не суждено выступить в роли экскурсовода.
В вечернем небе, затмевая звезды, вспыхивает радуга. Слышится хрустальный перезвон. Это заставка общесетевой трансляции. На моей памяти ее включали раз пять-шесть.
И я догадываюсь, о чем будут сообщать сейчас.
— Такси! — ору я, вытягивая руку. Через мгновение рядом останавливается машина, я впихиваю в нее Неудачника, забираюсь сам. Водитель — молоденькая кудрявая негритянка с улыбкой поворачивается к нам.
Револьвера при мне нет. Поэтому достаю перчатки и оглушаю девушку ударом кулака. Неудачник не протестует, людей и программы он различает безошибочно.
— К публичному дому «Всякие забавы»! — приказываю я.
Девушка повинуется.
Машина срывается с места.
— Граждане Диптауна!
Голос идет отовсюду. От него не укрыться в уютном нутре машины или за стенами домов.
— К вам обращается Джордан Рейд, комиссар службы безопасности города…
Знаю я Рейда. Хороший мужик, хоть и американец. Один из тех, кто готов контактировать с дайверами и терпеть мелкие преступления — ради жизни самой сети.
— Передается важное сообщение… прошу обратить внимание… — бормочет негритянка.
Но я и так само внимание.
— Около получаса назад на территории «Лабиринта Смерти» было совершено преступление, угрожающее существованию Диптауна, — говорит Рейд.
Матерь Божья! Это что же такое?
— Два человека, один из которых — дайвер, обвиняются в применении вирусного оружия запрещенного Московской конвенцией типа. Это полиморфный вирус, содержащий метку «Варлок-9000», с неограниченной способностью к распространению…
Что за бред? Маньяк никогда бы не выпустил такого вируса!
— Одна из особенностей его действия — перехват управления коммуникационным оборудованием. В числе пострадавших — корпорация «Аль-Кабар» и «Лабиринт Смерти».
Вот теперь мне все становится ясным. Когда сцепившиеся противники поняли, что дичь ускользнула, они объединились. И обвинили меня во всем, включая разгром тридцать третьего уровня.
Да уж. Попробуй докажи, что «Варлок» просверлил для нас лазейку и мирно умер, как и положено приличному вирусу из числа разрешенных к применению. Даже если предъявить полиции исходники вируса, все равно никто не рискнет меня оправдать. Мало ли как мог «Варлок» взаимодействовать с виртуальным миром «Лабиринта»?
— Дьявол, — шепчу я.
— Плохо? — спрашивает Неудачник.
— Не то слово.
Я тянусь через плечо негритянки, снимаю с приборной панели телефонную трубку, набираю на клавиатуре адрес Гильермо.
— Сейчас вы видите внешность, использованную подозреваемыми в «Лабиринте», — сообщает Джордан. — Мы предлагаем данным лицам добровольно явиться в управление безопасности Диптауна. Всех, кто знает этих людей, также прошу связаться со мной.
В небе вспыхивают наши портреты. Потом меня и Неудачника начинают демонстрировать в полный рост и в движении.
Впечатляюще, особенно когда я плетью отрубаю голову Дику.
— Козлы… — бормочу я, отлипая от стекла.
Связь устанавливается секунд через десять.
— Hello!
— Привет, Вилли, — быстро говорю я. — Как это понимать?
Заминка.
— А! Стрелок? Где вы?
— В машине.
Я ничем не рискую, оглушенная транспортная программа не отчитывается о своем местонахождении.
— Произошло недоразумение, — быстро говорит Гильермо. — Приезжайте, мы все уладим.
— Вначале снимите обвинение.
Вилли вздыхает:
— Стрелок, это не в моей… э… власти.
— Очень жаль. Я еще свяжусь с вами, — обещаю, кладя трубку на рычаг.
Мы подъезжаем к борделю, и передо мной встает новая проблема: что делать с машиной? Уничтожить программу подчистую — задача не из легких. Отпустить — рано или поздно «Дип-проводник» восстановит с ней связь и выяснит маршрут.
Придется прибегнуть к помощи самого «Дип-проводника»…
Достаю из кармана коробочку с изумрудным жуком, очки. Командую:
— Неудачник, выходи.
Выбираюсь из машины вслед за ним, швыряю тупое насекомое в салон и захлопываю дверцу. Результат следует незамедлительно.
«Дип-проводник» не очень-то охраняет свои такси, предпочитая мириться с шалостями вроде моих бесплатных и не фиксируемых поездок. Но попытки проникнуть на свои сервера пресекает безжалостно. Такими примитивными программками, как «жук», его защиту не преодолеть.
Такси мутнеет и растворяется в воздухе — канал связи был обрублен при первой же попытке «жука» влезть на чужой компьютер.
— Пошли, — тормошу я Неудачника и хватаю его за руку. Если сейчас в холле сидят посетители, то мы влипли окончательно.
Но нам везет — никого нет. Даже охранника.
— Это публичный дом, — на всякий случай сообщаю Неудачнику. — Можешь альбомы полистать.
Он качает головой:
— И почему я не удивлен? Идем…
По коридору мы почти бежим. Я ожидаю, что сотрудницы вновь начнут выглядывать из дверей, но царит полная тишина. Вообще никого! Словно бордель вымер.
Толкаю дверь в Викину комнату, уже готовый к тому, что и ее на месте не будет. Неудачник топчется за спиной.
— Тебя можно поздравить, Леонид? — ледяным голосом спрашивает Вика.
В хижине чистенько, словно и не было никакого землетрясения. Не знаю, как другие, а я такой порядок навожу лишь в растрепанных до предела чувствах. На столе появилась маленькая магнитола. Вика переоделась, теперь она в серых джинсах и такого же цвета свитерке.
И еще, судя по тону, она ждет объяснений.
— Ты слышала комиссара?
— А кто его не слышал? — Вика встает, и я торопливо отступаю. Когда женщина в гневе, мужчине лучше не сопротивляться. — Значит, спас… друга. Он тебя спас, парень?
Неудачник пожимает плечами, улыбается, и Вика слегка сбавляет обороты.
— Как тебя звать?
— Неудачник.
— Ага. Так вот, дружок, не гневи судьбу, постой у окна тихонечко!
Неудачник повинуется, а Вика наступает на меня. Ох, не ту личность она выбрала — это манера Мадам.
— Значит, спас. Значит — поимел «Аль-Кабар» и «Лабиринт»?
— Вика, они лгут! — торопливо говорю я. — «Варлок-9000» — это локальный вирус, он отвечает требованиям конвенции!
— А про дайвера — тоже лгут? — кричит Вика. И я наконец-то понимаю, что вывело ее из себя. — Лгут? Или кто-то другой врет… другой!
Опыт получения пощечин у меня небольшой. Держусь за горящую щеку и стою столбом. Неудачник послушно смотрит в окно, но не услышать звука удара он не мог.
— Дайвер? — продолжает кипеть Вика. — Дайвер? Я, дура, дура чертова, еще помощь тебе предлагала! Ты мог мне сказать, что сам — дайвер?
— Нет… — шепчу я.
— Почему? Не веришь мне?
Никогда не поверю, что Бог создал женщину из ребра Адама. Нет, как и мужчину — из глины, только совсем другого сорта.
Уж очень разные причины мы находим для гнева.
— Я боялся потерять тебя.
— Вот и… — начинает Вика и замолкает.
— Нельзя любить человека, который видит глубину без иллюзий. Я знаю, Вика, я пробовал открываться. Это всегда… всегда происходит. Ты стала бы меня ненавидеть. Незаметно. Даже сама не поняла бы, в чем дело…
Я говорю, уже понимая, что все кончено. Мы можем остаться друзьями, не более того. Ни одна женщина в мире не полюбит человека, который видит ее лицо мозаикой цветных квадратиков.
— Да, я должен был сказать, — шепчу я. — Сразу. Прости, я не смог. А тебе хватило бы духу признаться, что ты — дайвер?
Вика молчит. В ее глазах слезы, которых на самом деле нет. Между нами стена — отныне и навсегда.
— Нет, — говорит она тихо. — Я тоже не смогла. Я… боялась тебя потерять.
Кажется, я сошел с ума.
Только что с того, если я обнимаю Вику и между нами нет стены…
— Моя работа… из-за нее. Противно, когда все по-настоящему. Я не знаю, почему так получилось… было слишком мерзко… я испугалась и выпала из глубины…
— Мы говорим — вынырнуть…
— Вынырнула…
Неудачник смотрит на горы. Он молодец, он готов простоять так целый день.
— Я всегда выныриваю. Потому и беру себе самых уродов, что мне все равно…
У меня на губах вопрос, который я никогда не задам. Но Вика отвечает сама.
— Там, у реки, я не выходила. Первый раз в жизни. Правда.
Я верю ей, как верят все мужчины от начала времен.
В этом мире лишь наша вера становится правдой.
111
Вика готовит кофе, и даже Неудачник оживляется. Мы садимся за стол, свежие сливки налиты в маленький кувшинчик, в сахарнице горка белого песка, полная бутылка «Ахтамара» ждет своей очереди. Впрочем, коньяк Вика разливает по бокалам сразу.
— За твой успех, Леня, — говорит она.
— Такие успехи недорого стоят, — отвечаю я.
— Почему?
— Общесетевой розыск.
— И что с того?
— Мне придется уйти. Этот образ засвечен, а Стрелка здесь видели.
— Кто? — Вика словно не понимает всей сложности положения. — Мои девочки?
— Хотя бы.
— Они никому не скажут. Или ты думаешь, что виртуальные проститутки сочувствуют сильным мира сего? Знаешь, мы всех их видели без штанов… директоров корпораций и президентов фирм. Люди, которым нравится стегать женщину плетью, перед тем как лечь в постель, сочувствия не вызывают.
— Ты говоришь так, словно они все извращенцы.
— Нет, конечно. — Вика улыбается. — Но запоминаются именно такие гости. Ни одна из наших девчонок не настучит на Стрелка. Тем более что ты не устраивал оргий и не брезговал сидеть с нами рядом.
— Точно?
— Леня, весь наш персонал из России, с Украины, из Белоруссии, Казахстана. Как ты думаешь, в этих странах развита любовь к правительству и крупному бизнесу?
— Таких извращений не замечал.
— О том и речь. За твой успех.
Мы пьем коньяк. Неудачник тоже присоединяется к нам. Его лицо невозмутимо, словно он пригубил чаю.
— А Кепочка? — вспоминаю я. — Уж он-то меня запомнил!
— Не та порода. Ярко выраженный ассоциативник… стучать на тебя он не станет.
— Мне он показался способным на многое.
Вика барабанит пальцами по столу.
— Леня… Кепочка всегда берет красный альбом. Это особая группа, в которой разрешено все. Не просто цепи, плети и мелкие радости садистов, а любые зверства. Убийства, расчленение тела… можно не продолжать?
— Сделай милость.
— Так вот, Кепочка этим не занимается. Он приходит к нам общаться разговаривать.
— И этим достал всех сотрудниц?
— Леня, когда солидный дяденька заказывает красный альбом, приводит девушку в подземелье и с криком «Я — вампир!» кусает ее в горло, это противно, гнусно, но понятно. Это просто болезнь. Когда ничем не примечательный юноша садится перед девчонкой и начинает говорить с ней по душам… когда он тратит деньги на то, чтобы за час-другой доказать ей, что она сволочь и грязная тварь, недостойная жить на Земле. Это страшнее, поверь.
— Почему? — неожиданно вступает в разговор Неудачник.
— Потому, что это проклятие. Право судить и право властвовать. Право на истину. Легко разобраться с дураком или зверем. Гораздо труднее с тем, кто считает себя сверхчеловеком. Умным, чистым и непорочным. Генералы, борющиеся за мир, правители, громящие коррупцию, извращенцы, осуждающие порнографию, — господи, мало ли их мы видели? Может, проклятие такое висит над людьми? Когда обещают порядок, жди хаоса, когда защищают жизнь, приходит смерть, когда защищают мораль — люди превращаются в зверей. Стоит только сказать: я выше, я чище, я лучше — и приходит расплата. Только те, кто не обещает чудес и не становится на пьедестал, приносят в мир добро.
Я чувствую, что они сцепятся всерьез. Торопливо встреваю.
— Стоп! Вика, давай без диспутов о добре и зле! Так можно объявить праведниками убийц и воров!
— Ты и сам вор, — замечает Вика.
— Я помогаю распространять информацию.
— А карманник учит людей бдительности. Только нужен ли этот урок многодетной мамаше, у которой сперли кошелек с зарплатой?
У меня есть миллион возражений. Я могу объяснить, что в работе дайвера кража чужих файлов не основное. Хакер, не входя в виртуальность, сможет сделать это с большим успехом. И есть разница между кражей и копированием информации — я не оставляю за собой пустых компьютеров. Какая разница для человечества, кто первым выпустит новый шампунь или лекарства от простуды?
Но я не хочу спорить с Викой.
— Извини. — Она касается моей руки. — Я не права.
— Почему же. Всыпала по заслугам…
— Извини… Понимаешь, Неудачник, мы упали в мир чистой информации. Мир вседозволенности. Можно воевать, распутничать, хулиганить. Не готовы законы, а самое главное — не готова человеческая психика. Наказаний в глубине практически нет — даже если тебя экскоммуницируют из сети, ты вправе войти под другим именем. Можно нарваться на неприятности, воруя информацию, но и здесь сдерживающие нормы мизерны. Попробуй докажи двенадцати присяжным, что именно мистер Джон Смит спер новую игрушку с сервера «Микропроза», передал ее Ване Петрову, а тот, с помощью Ван Хо, пиратски выпустил ее в продажу. Мир недоказуемых преступлений и ненастоящих смертей. Только боль в душе остается настоящей — но кто измерит эту боль, что скользнула по проводам и сжала твое сердце? У нас не осталось ничего, кроме морали. Смешной, ветхой морали. И оказалось, что быть негодяем или праведником куда удобнее, чем человеком… просто человеком, настоящим человеком.
— А что такое — человек? — говорит Неудачник. — Просто человек, настоящий человек?
— Я бы тебе объяснил, — отвечаю я. — Если бы был Богом. Кончайте, а?
— Но мне действительно интересно. — Неудачник по-прежнему говорит спокойным, даже равнодушным голосом, но в глазах его огонек азарта.
— Ты — человек.
— Почему?
Действительно, почему? Ведь я был готов считать его лишь хитрой программой. Я теряюсь, но Вика тоже смотрит на меня, ждет ответа, и я говорю.
— Не знаю. Ты не стрелял по людям в «Лабиринте», спасал несуществующего ребенка. Но ведь это самая абсолютная глупость… Ты цитируешь Кэрролла в подлиннике, но ведь человек — это не вызубренный запас знаний… Ты третьи сутки в глубине, и ничего, держишься…
Вика удивленно смотрит на Неудачника.
— И как ты вошел в виртуальность, непонятно… только ведь это не показатель человека, а совсем наоборот…
Он терпеливо ждет.
— Знаешь, это наверное — в нас, — говорю я, неожиданно для самого себя. — Для меня ты человек… потому что я хотел бы быть твоим другом.
Кажется, Неудачник растерялся.
— Здесь, в глубине, мы все в масках. Может быть, это и лучше, правдивее. Не знаю. Когда ты выйдешь в реальный мир, то можешь оказаться очень неприятным типом. Но здесь и сейчас я считаю тебя человеком. Этого никак не объяснишь.
— Может быть, тогда и лучше, что я не могу выйти в реальность? — спрашивает Неудачник. Смотрит на Вику, смущенно улыбается: — Ведь я не человек.
Приплыли.
Безумие, часть вторая.
Вика улыбается, разглядывая Неудачника, а у меня холодеет в груди.
— Вика… он не врет. Он никогда не врет, — говорю я, вставая. — Если не хочет отвечать, тогда просто отмалчивается… — Беру ее за руку, оттаскиваю от стола. Неудачник наблюдает за нами, печально и спокойно.
— Ты пошутил? — Вика вопросительно кивает Неудачнику.
— Нет.
— Он шутить не умеет, — подтверждаю я. — Ты не можешь выйти из глубины?
— Нет.
— Ты человек?
— Нет.
— Кто ты?
Молчание.
— Видишь? — почти кричу я. — Он не отвечает!
— Минуту назад ты назвал меня человеком, — говорит Неудачник. — Даже добавил, что хотел бы быть моим другом. Это была правда?
Моя очередь отмалчиваться.
— Ты говорил, что истина — здесь и сейчас, — продолжает он. — В глубине каждый может быть самим собой, без грима. Только душа… если верить в душу.
— Да, — говорю я. — Да. Я не врал!
— Тогда чем ты напуган? Моим признанием?
Киваю. Вика прижимается ко мне, и я чувствую, как вздрагивает ее тело.
Не ожидал, что она так испугается.
— Почему ты не сказал раньше? — кричу я.
— Я говорил достаточно, Леонид.
И тут Вика начинает смеяться. Взахлеб.
— Вы с ума сошли, оба! Ты — не человек? — Она вырывается, подходит к Неудачнику, берет его за руку. — Ответь!
— Что ты вкладываешь в понятие человек?
— Двуногое, лишенное перьев!
— Я — не человек.
Кошмар продолжается. Неудачник играет в свои игры, Вика растерялась, а я уже и не знаю, как разорвать цепь недомолвок и загадок.
Компьютерный разум невозможен! Не время, не время еще ему появиться на свет. Но я не в силах считать слова Неудачника ложью!
Зуммер, разрывающий тишину, — как избавление.
Вика отступает от Неудачника, открывает дверцу буфета, протягивает руку. Там среди банок, пакетов и коробочек валяется радиотелефон.
— Да? — не отрывая взгляда от Неудачника, произносит она.
Голос в трубке громкий, уверенный, он доносится до меня, и я узнаю его мгновенно.
— Пригласите Стрелка.
— Кого? — очень натурально удивляется Вика.
— Стрелка. Скажите, что Человек Без Лица хочет с ним поговорить.
Я делаю шаг и беру из ее руки трубку.
— Говори.
— Во-первых, я хочу вас поздравить, Стрелок. А во-вторых, предлагаю выйти.
— Хрен, — коротко отвечаю я.
— Стрелок, нет времени для игр. Я стою у главного входа. Но на этот раз я опережаю конкурентов лишь на пару минут. «Аль-Кабар» смог проследить ваш маршрут. Выходите.
— И что дальше?
— Вы получите обещанную награду. А я получу Неудачника.
Громкий, очень громкий телефон. Смотрю на светловолосого парня, который не считает себя человеком. На хмурящуюся Вику.
— Мне кажется, он не хочет идти с вами, — отвечаю я. — Извините.
— Стрелок, у нас был договор.
— Я не обещал отдавать вам парня. Из «Лабиринта» я его вывел, а остальное — наше дело.
— Ты много на себя берешь, дайвер.
— Кто-то должен принимать решения.
— Что ж, ты решил.
Голос исчезает. А через секунду пол вздрагивает, подкидывая нас к потолку, бревенчатые стены хрустят, изгибаясь. На меня падает картинка с изображением водопада — и журчание воды под ухом приводит меня в чувство.
Я поднимаюсь, ползу по вставшему на дыбы полу. Это не землетрясение. Это рушатся стены борделя. Это взламывают защиту, которую наивно нахваливал Компьютерный Маг.
Впрочем, если в хижину еще не ворвались — значит защита не так уж и плоха.
— Вика!
Я помогаю ей подняться. Лицо Вики в крови, рукав свитера разорван.
— Сволочи… — шепчет она.
Лишь Неудачник не упал — он стоит, прижимаясь к стене, раскинув руки для равновесия.
— Я выйду из зда… — начинает он, но грохот следующего взрыва перекрывает слова. — Это неизбежно.
— Ты хочешь сдаться?
— Нет, но.
— Тогда не дергайся! — Я легонько встряхиваю Вику: — Веревки в комнате есть?
Она растерянно качает головой.
— Нужны веревки!
Вика переводит взгляд на окно. Поняла.
— Можно спрыгнуть…
— Семь с половиной метров, убьемся!
К счастью, Вика не обращает внимания на точность цифры, а то не избежать несвоевременного скандала. Женщины — они из другой глины слеплены.
— На третьем этаже… — начинает она, и тут дверь распахивается. Я рву с тела пояс, который с шелестом превращается в плеть. Но в дверях не Человек Без Лица и не его наемники. Там, балансируя на своих крылатых шлепанцах, болтается Компьютерный Маг. Коридор за его спиной окутан разноцветным мерцанием, вспышками, и при взгляде в это карнавальное марево со мной что-то происходит — движения замедляются, теряют точность…
— О, Варлок девятитысячный! — радостно вопит Маг при виде плети в моей руке. Вплывает в комнату, захлопывает за собой дверь, и моя неожиданная заторможенность проходит. — Вика, где Мадам?
— Я за нее!
— Бордельчик атакуют! — продолжает веселиться Маг. — Первый этаж смели на фиг! Врубилась тормозилка, но они все равно двигаются!
Он подлетает ко мне, хватает за рукав и возбужденно спрашивает:
— Видал, какая иллюминация? Им на модемы прет столько ненужной информации, что любой компьютер захлебнется! Ну, кроме хорошего… Вика, так где Мадам?
— Мы удержимся? — спрашивает Вика.
— Нет, что ты! Спецы еще те работают! Но ничего, все пишется, такой протест заявим — будь здоров! Мадам где? Я без ее приказа активные системы не запущу!
По телу Вики проходит рябь, она раздается в груди и в бедрах, лицо плавится как воск. Вот как выглядит со стороны дайвер, вынырнувший из глубины и меняющий свое тело…
— Включай все, что есть, — командует Мадам.
— Ой! Ай! — Маг в театральном удивлении распахивает глаза. Интересно, а может он не играть? — Я знал, я знал!
Впрочем, руки его заняты не показухой — достают из кармана маленький пульт и начинают набирать какие-то команды.
— Только все равно не удержимся, Мадам Вика!
— Нам надо уйти, Маг.
— Мадам! — Маг прижимает руки к сердцу. — Я так сразу не смогу помочь! Тут дайвер нужен!
— Дайверы тут ни при чем. — Я машу рукой на окно: — Нужна веревка!
— Повеситься? — хохочет Маг. Поджимает ноги, падает на пол и начинает стягивать свои шлепанцы, не переставая тараторить: — На третьем этаже, вот хохма, тот балбес, что секс втроем любит, ну который ничего про себя не говорит, из окна со страху выпрыгнул! Упал в бассейн, барахтается, кричит, что плавать не умеет и что он депутат Госдумы и его спасать надо…
Он кидает мне тапочки.
— Держи! Ограничений по мощности нет, все трое спуститесь! Мадам, а почему ты мне не говорила, что Вика — твоя маска, я же не болтун, никому бы не сказал!
Я надеваю тапочки. Крылышки возбужденно подрагивают и молотят по пальцам. Смешно — для Мага Вика — это маска Мадам. Для меня — наоборот.
— Ох, ну и скандалов теперь будет! Парень, а ты кто, а?
Неудачник не отвечает. Может быть, у него, как и у меня, голова идет кругом? Компьютерный Маг похож на многозадачную операционную систему, которая одновременно занята и шутовством, и серьезной работой.
Я так не умею.
— Спасибо, — пытаясь подняться на ноги, говорю я. Маг подпихивает меня под локоть, держит, пока я балансирую в воздухе, осваиваясь. Ощущение совершенно дикое, это не реактивный ранец, который используется на некоторых этапах «Лабиринта», а именно хождение по воздуху.
— Как по ступенькам, — шепчет Маг. — Словно по лестнице спускаешься-поднимаешься.
— Маг, сколько у нас времени? — Мадам деловито оглядывает хижину, вешает на плечо Викину сумочку, потом начинает доставать из буфета банки и пакеты и движениями баскетболистки швырять их в окно. Сомнительно, что будет время их подобрать, но я не спорю.
— Только на прощальный поцелуйчик!
— Тогда отложим его до встречи. Маг, пожалуйста, задержи их сколько сможешь. Ну… заболтай, что ли!
— Я попробую… — неожиданно теряется Маг. — Ну… не знаю, я не умею…
— Вика, вернись в прежнее тело, — оглядывая могучие габариты Мадам, прошу я. Подхожу к Неудачнику — тот все еще липнет к стене.
— Парень, мне плевать, кто ты. Человек или программа. Я согласен и с тем, и с другим!
Он молча смотрит мне в глаза.
— Я не хочу отдавать тебя этим уродам. Я попробую тебя спасти. Веришь?
Неудачник молчит.
— Я по-прежнему хочу быть твоим другом, — говорю я. — Кто бы ты ни был.
Он делает шаг мне навстречу. Я добавляю:
— Пожалуйста… давай не доставим этим сволочам радости схватить нас!
Кажется, я сказал что-то не то.
— Добро — вопреки злу? — интересуется Неудачник.
— А как еще иначе? — неожиданно вступает в разговор Маг. Он плюхнулся в кресло, заложил ногу за ногу и стал неожиданно серьезным. — Если нет точки отсчета, то все теряет смысл.
Неудачник замолкает и послушно подходит вместе со мной к окну. Вика — не Мадам, а именно Вика — уже забралась на подоконник и с непонятным выражением на лице смотрит вниз.
— Ты что, боишься высоты? — запоздало спрашиваю я.
— Не тяните, а! — кричит в спину Маг. Оглядываюсь — его пальцы колотят по пульту, и за стеной раздается рев, напоминающий турбины разгоняющегося «Боинга». Рев почти заглушает чей-то крик. По деревянной двери пробегают языки пламени.
— Маг, а как ты?
Компьютерный Маг улыбается и достает из кармана что-то, больше всего напоминающее куриное яйцо.
— А у меня — вот.
— Что это?
— Увидите, — обещает Маг.
Вика и Неудачник повисают на моих плечах так синхронно, что команды не требуется. Я переступаю через подоконник и ставлю ногу на воздух.
Воздух держит.
Ветер бьет меня в бок, река шумит метрах в ста подо мной. Кружится голова. Надо выйти, выйти из глубины.
Только… не хочу я видеть лицо Вики квадратиками разноцветных пикселей.
Вначале я собирался спуститься на обрыв, но теперь понимаю, что это бессмысленно. Тропинка завалена валунами… проклятое землетрясение!
Иду вперед и вниз. Над склоном, над обрывом, над ревущей горной рекой — к противоположному склону, густо заросшему зеленью.
— Я даже на самолетах летать боюсь… — шепчет Вика. Я с трудом отрываю взгляд от бездны под ногами, смотрю на нее.
— Держись, малышка…
— Ты… вынырнул?
— Нет!
Она закрывает глаза на мгновение, потом вскидывает голову:
— Леня, выходи! Не мучайся!
Ага. Дождешься. Я из другой глины!
— Счастливо, ребята! — вопит вслед Маг. Наверное, он высунулся в окно.
— Ребята… — возмущенно шепчет Вика. — Все вы, мужики, одинаковы!
— Викочка, а тебе тысяча с половиной поцелуев! — продолжает Маг.
Сейчас я рад его разговорчивости.
Мне еще предстоит пройти сотню метров.
Кидаю взгляд влево — лицо Неудачника абсолютно спокойно. Он смотрит на пропасть под нами с радостным детским любопытством. Вот кому надо было надевать крылатые тапочки.
…Не знаю, зачем Вика прибеднялась, восхваляя Сигсгорда. Ее пространство ничуть не хуже.
Может быть, даже более настоящее.
Сосновые ветки колотят меня по лицу, перед глазами проплывает шишка сиреневого цвета. Как ни странно, сейчас я уверен, что такие бывают.
Я по спирали обхожу сосну, спускаясь все ниже и ниже. Скала, на которой примостилась маленькая хижина, остается на той стороне обрыва. Мага в окне уже нет.
— Ленька… — шепчет Вика, когда до земли остается метра полтора, и разжимает руки. Зря. Она-то спрыгивает нормально, а вот мы с Неудачником в худшем положении. Я заваливаюсь на левый бок, тапочки судорожно взбивают воздух, но удержать нас не в силах.
Куча-мала.
Не слишком ли много падений для сегодняшнего дня? Тем более в китайском комбинезоне, с его слабыми ограничениями силы удара?
Я сбрасываю тапочки, поднимаюсь, жадно глотая воздух и потирая ушибленный бок. Неудачник со стоном садится на корточки.
Вика смущенно смотрит на нас.
— Больно, мальчики?
— Не, все хорошо! — бурчу я, помогая подняться Неудачнику. Над нами — густой зеленый полог, обрыв метрах в пяти.
Гул воды глушит шорох хвои под ногами. Как приятно стоять на твердой почве.
— Леня…
— Проехали, — обрезаю я. В конце концов, я понимаю, что такое боязнь высоты. Сам не смог пройти по аль-кабарскому мосту в глубине.
Мы вырвались из борделя, и это главное. Мы уже не в том пространстве, что атакуют люди Человека Без Лица. Вокруг нас горы, созданные Викой для личного пользования. Горы, где никогда не было людей. Пространство в пространстве, тайный мир, живущий по своим законам. Лишь хижина на обрыве — единственная дверь в него…
Из окна хижины бьет густое оранжево-черное пламя, бревенчатые стены занимаются мгновенным жарким огнем.
«Увидите» — сказал Маг. И он прав, трудно не увидеть действие файл-бомбы. Единственный проход в нормальную глубину догорает на наших глазах.
— Надеюсь, ты там… Человек Без Лица, — говорю я.
— Что он тебе обещал за Неудачника? — спрашивает Вика.
Кошусь на несостоявшийся предмет торга и признаюсь:
— Медаль Вседозволенности.
— Что?
— Ты что, не знаешь про нее? Такую получил Дибенко за создание глубины. Право на любые действия в виртуальном мире.
Вика улыбается.
— Это больше чем деньги, — говорю я. — Индульгенция от любых грехов…
— Тебя обманули, Леня.
— Почему?
— Леня, Медаль Вседозволенности уникальна именно потому, что существует в единственном экземпляре. Любая созданная копия автоматически считается фальшивкой и уничтожается. Я знаю, я… была знакома с парнем, который пытался сделать ее копию.
Самое смешное, что во мне нет ни грамма удивления. Я подмигиваю Неудачнику и говорю:
— А ты и впрямь важная птица. Если уж Димка Дибенко готов отдать за твою шкуру свое главное сокровище.
Неудачник мотает головой:
— Нет. Я еще важнее.
