2017
Дверь заперта.
Это еще ничего не значит, совсем ничего. Оплата была на пять лет вперед, но по ломаной кредитке. В любой момент могло открыться, что за эту комнату гостиница получает плату со своего же счета.
Номер могли отдать другому посетителю виртуальности. А могли сообщить в полицию — и тогда стоит лишь открыть дверь, чтобы влипнуть в засаду.
Я мысленно повторяю все это, а руки заняты чем-то своим. Ощупывают дверь, сдвигают заслонку замка, касаются клавиш.
Двенадцать цифр, составляющих код, — да я их уже и не помню… наяву… А пальцы — помнят. Я еще медлю мгновение, прежде чем нажать ввод.
Замок щелкает, открываясь.
Комната почти такая же, как в моем постоянном номере. Только картина на стене нарушает однообразно-дешевый уют. Это не стандартная репродукция старых мастеров, которые так любят лепить на стены в глубине. Не Айвазовский, не Шишкин, не Дали.
Стою на пороге, пытаясь овладеть собой. А где-то в груди стучит холодный метроном.
Засада — или все в порядке?
Полицейский участок — напротив гостиницы. Минута, две, никак не больше.
В коридоре по-прежнему тихо и пустынно. Стражей порядка нет. Ломаный вход выстоял почти два года. Надо же… Хорошо Маньяк поработал.
Надо просто войти.
И вдруг я понимаю, что не могу, не в силах этого сделать.
Войти сюда — все равно что открыть старый фотоальбом, все равно что поставить в видеомагнитофон полузабытую кассету. Это — прошлое. Мертвое. Похороненное, оплаканное, забытое.
Никогда не возвращайся по своим следам. Там ждут лишь тени.
Глубина дарит эту возможность с необычайной легкостью. Надежнее и ярче фото и видео. Прошлое всегда рядом. Только пожелай — оно воскреснет.
Вот только лишь Богу позволено поднимать из могил мертвецов.
Я притворяю дверь, осторожно, бережно, будто боюсь разбудить кого-то, спящего в пустом номере. Замок разочарованно щелкает, закрываясь. До моего номера — двадцать шагов по коридору, но я не могу сделать ни шага.
Глубина-глубина… а пошла ты…
Сняв шлем, я повесил его на крючок, когда-то специально укрепленный в стене. Пробормотал:
— Машина, выход.
Так, надо переодеться… встречать гостей в виртуальном комбинезоне, больше всего напоминающем одеяние сумасшедшего профессора из голливудского фильма, — невежливо. Раздевшись до трусов, я сложил комбинезон поаккуратнее, пристроил на подоконнике рядом с компьютерным столом. Глянул — стол в гостиной был уже накрыт. Прислушался — на кухне тихо. Позвал:
— Вика?
— Я в спальне… Ты уже?
Проигнорировав нарочитое удивление в ее голосе, я зашел в спальню. Вика переодевалась.
— Застегни…
Я помог ей застегнуть молнию на платье. Вика и впрямь прихорошилась. Даже волосы уложила.
— Долго я там был? — тихонько спросил я. Зарылся лицом в ее волосы. Вика дернула плечами.
— Нет, не очень. Минут сорок.
— Извини. Мне показалось, что от силы четверть часа.
— Ничего, я тебя ждала позже.
Я продолжал стоять, держа руки на ее плечах.
Когда между нами все сломалось? Когда превратилось в прошлое — куда можно заглянуть, но нельзя вернуться?
Не знаю. Не могу понять. Не заметил — оттуда, из глубины…
Самое обидное, что ведь внешне ничего не изменилось. Ни при людях, ни между нами наедине. Мы не ссоримся, не бьем посуду, не ругаемся по поводу денег, семейных обязанностей, алкоголя, приезда Викиной мамы или прихода моих друзей.
Все прекрасно. Девяносто процентов семей нам могут позавидовать.
И невозможно назвать словами то, что исчезло.
— Хочешь что-то сказать? — не оборачиваясь, спросила Вика.
Я помолчал секунду:
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя очень люблю. Как ты думаешь, мне надеть сережки?
— Надень… — Я даже не могу понять, чего больше в этой фразе — ухода от моих пустых и ненужных слов, или ответного знака… пару сережек с желтыми топазами я подарил ей перед свадьбой.
— А пойдет к синему?
— Мне кажется, да.
— Ладно… ты надень серые джинсы и клетчатую рубашку, ту, что моя мама подарила. Тебе очень идет.
Вика выскользнула из моих ладоней легко и непринужденно. Еще секунду я обнимал воздух, потом открыл шкаф. Джинсы были совсем новые, я зубами перекусил пластиковую нитку с этикеткой.
— А ножницы еще не придумали? — укоризненно спросила Вика.
— Нет. Для лентяев ножи и ножницы всегда дальше, чем собственные зубы.
В прихожей тренькнул звонок.
— Давай быстрее, я открою. — Вика бросилась из спальни, обронив на ходу: — И носки смени, не забудь…
— И вымой уши… — прошептал я, втискиваясь в слишком тугие, не разношенные джинсы. Где эта чертова рубашка? Мне она не нравится, но не надеть ее — обидеть тещу, а значит, обидеть Вику, значит…
Любой поступок, безразлично, чем он был вызван, тянет за собой целую цепочку следствий. А вот каких, зависит совсем не от самого поступка, только от отношения к тебе.
— Андрей, спасибо… — донеслось из прихожей. Я застегнул рубашку. Воротничок жал, но, может быть, она и впрямь мне идет.
Ответная реплика Андрея Недосилова была едва слышна. Он всегда говорил негромко и мягко.
— Не заблудился? — спросила Вика. Андрей к нам приехал первый раз.
— Это я заблудился… — прошептал я. — В самом себе.
— Леня!
— Иду! — Я заправил рубашку и вышел в коридор.
Когда-то Андрей Недосилов был мне очень симпатичен.
Он психолог, коллега Вики, занимается исследованиями глубины и всех феноменов, связанных с ней. Сейчас… сейчас даже не знаю.
— Леонид, добрый вечер. — Андрей здоровался так, будто мы с ним расстались пару часов назад, а не год назад на Московском вокзале в Питере, когда мы уезжали. В одной руке он держал укутанную в целлофан розу, в другой — бутылочку какого-то ликера.
— Не заблудился? — повторил я вопрос Вики.
— Все в порядке. У вас очень хорошо. — Он одобрительно обвел взглядом прихожую. — Чувствуется семейный уют и теплота.
Андрей — крупный, но того странного, массивного и мягкого типа людей, которых легко представить в массивном кресле или за трибуной перед притихшей аудиторией, но совершенно невозможно вообразить за штурвалом или с отбойным молотком. А еще он поразительно легко внушает доверие и уважение — первыми же словами, негромким и уверенным голосом.
— Проходи, — предложил я. — Так ты один?
— Мои ребята задерживаются. — Андрей сделал странный жест, будто собирался поправить несуществующие очки. Вот из таких маленьких деталей и складывается образ — лукавый ленинский прищур, ослепительная гагаринская улыбка, сдержанная леоновская печаль. Каждый неординарный человек придумывает — осознанно или нет — какую-нибудь метку: движением, мимикой, интонацией. И несет ее как знамя собственного обаяния.
— Как конгресс? — спросила Вика, забирая у него бутылку и цветы. — Леня, принеси вазу, ту, высокую…
— Крайне интересно. — Недосилов стал разоблачаться. Слово «раздеваться» к нему никак не подходило. — Витя Архонтов сделал любопытный доклад…
Я пошел за вазой, краем уха слушая отчет о конгрессе.
— Марк Петровский по-прежнему развивает свою тему… боюсь, ничего нового за прошедший год, хотя статистика собрана занятная…
Ваза была пыльная. Когда я последний раз дарил Вике цветы? На Восьмое марта… нет, потом еще летом… шел из магазина, старушка продавала гладиолусы, с дачи, по дешевке…
— Багрянов и Богородский поработали на славу, оценить сразу трудно, но результаты многообещающие…
Я поймал себя на том, что стою и медленно стираю пыль с горлышка вазы. Можно гордиться бутылкой вина, поросшей пылью, но уж никак не вазой для цветов…
— Плотников все в своем ключе… Многие критикуют, но я считаю перспективным это направление…
«Любопытно», «занятно», «многообещающе», «перспективно». Профессиональная этика, сдержанная и солидная…
— Виктория, а почему ты отказалась от участия в конгрессе? Тебе посылали приглашение?
— Теперь это уже не мой профиль, Андрюша… ты ведь знаешь. А как твой доклад?
— Тут не мне судить…
Они вошли в гостиную, а я бросил заниматься ерундой и двинулся с вазой в ванную.
— Какая тема?
Вика могла спрашивать сколь угодно непринужденно. Я все равно чувствовал ее тон, ее жадный интерес. Наверное, и Андрея ей не обмануть.
— «Неомифология на примере легенды о дайверах в субкультуре виртуального пространства». Феномен уже исследовался, но, к сожалению, слишком некритично…
Я запнулся, но все же вышел из комнаты. Рванул дверь ванной. Пустил воду, сунул вазу под струю. Хрусталь звякнул, налетев на чугунный край ванны, но устоял.
Легенды о дайверах, значит?
Выплеснув мутную воду, я заново наполнил вазу и рванулся в комнату. Слишком поспешно, наверное, но Андрею и Вике было не до меня.
— Теперь точка поставлена?
— На данный момент — да. — Недосилов уже расположился на диване. Ерзал, устраиваясь поудобнее. С людьми он сживался моментально, а вот с пространством — нет. Есть люди, которые могут, войдя в чужой дом, сразу стать его частью, — будь то сверкающая и богатая квартира, или захламленная комната в коммуналке. Андрей к их числу не относился, наверное, только в своем доме он был адекватен среде. — Я собрал весь существующий материал о так называемых дайверах…
Сорвав целлофан, я сунул розу в воду. Вика тревожно глянула на меня, взяла вазу. Мгновенно изменилась в лице:
— Леня, ты что? Тут же кипяток…
Она метнулась в коридор, на ходу выдергивая несчастный цветок.
Я сел рядом с Андреем. Молча откупорил бутылку водки. Вопросительно глянул на гостя.
— Если позволишь… — Недосилов открыл предусмотрительно принесенный ликер, что-то ирландское, сливочное. Налил мутной белой жидкости в рюмку. — Виктория, что будешь пить?
— Поскольку у нас лишь водка, — сказала Вика, входя, — то ликер…
Черт. Забыл, что она просила взять вина или пива…
— Вика, в магазине ничего приличного не было… — пробормотал я.
— Да ничего страшного, — ставя розу посреди стола, отмахнулась Вика. — Андрей же догадался…
— За ваш дом, — положив себе ложку салата, сказал Недосилов. — Наконец удалось к вам выбраться…
Мы сдвинули рюмки. Проглотив тепловатую, но не слишком противную водку, я попытался представить следующие тосты.
За хозяйку. За хозяина. За гостя и его успешную научную работу. За страну и народ… нет, вначале за здоровье присутствующих, потом — за страну и народ. Потом за наш ответный визит.
Впрочем, я переоцениваю Андрея — он даже слабенького ликера выпьет не больше трех-четырех рюмок за вечер. Так что страна и народ могут быть свободны, до них очередь не дойдет.
— А как ваша работа? — закусывая ликер салатом оливье, спросил Недосилов.
Вопрос, похоже, в равной степени относился к нам обоим.
Мы с Викой переглянулись.
— Нормально, — ответила Вика. — Развитие пространственного и образного мышления у младших школьников… я ведь тебе писала. Использование глубины как корректирующей методики при нарушениях восприятия…
— Скоро докторская? — по-деловому осведомился Андрей.
— Ага, — легко ответила Вика.
— Позови на защиту, обязательно! И давай напишу хороший отзыв.
— А если тебе не понравится? — спросила Вика.
— Как мне может не понравиться твоя работа? — удивился Недосилов. — Я ведь знаю твой уровень! Леонид, а как у тебя дела?
— Работаю в крупной фирме Диптауна, — сказал я. — Специалист по транспортным операциям.
Андрей кивнул.
— Грузчик, — уточнил я.
Недосилов улыбнулся. Похоже, счел, что это сленг.
— Андрей, так расскажи, что там с дайверами? — спросил я. — Существуют они или нет?
Психолог наконец-то устроился удобно, обжился на диване. Вздохнул:
— Понимаешь, Леонид, исходя из картины мира, как совокупности базовых представлений общества и сопутствующих субкультур множества социальных микросред, существует абсолютно все. Реальность Кащея Бессмертного или Бабы-Яги тоже нельзя подвергать сомнению — если рассматривать эти фигуры в контексте конкретной исторической и культурной обстановки. Что такое на самом деле мифология? Внесение в мир недостающих компонентов, оживших в человеческом сознании, но не имеющихся в материальной реальности. Согласен?
— Да, пожалуй.
Вика глянула на часы, встала, вышла на кухню, предупредив:
— Скоро будет горячее…
— Так вот, — Андрей, похоже, повторял какие-то фрагменты своего сегодняшнего доклада, — для создания полноценного, живого — именно живого — мифа необходимы следующие обстоятельства. Первое: общество, или его организованная и устойчивая часть, должно нуждаться в данном мифе. Существовал ли этот фактор в начальном этапе созидания виртуальности? Конечно, в связи с несовершенством программного и технического оборудования. Многочисленные инциденты требовали мифа о спасителях-дайверах, которые найдут, помогут, защитят… Теперь второе! Должны наблюдаться те или иные реальные проявления действия мифологических персонажей. Зевс был реален для древних греков именно потому, что каждый видел молнии.
— Значит, и дайверов видели?
Недосилов погрозил мне пальцем.
— Не дайверов! Наблюдались события, которые можно было приписать дайверам. А именно в ситуации, когда обычный человек не мог самостоятельно выйти из виртуальности, некоторые выходили. Как это могло быть воспринято? Только как существование особых людей, полностью контролирующих свое сознание и не теряющих контакта с реальностью!
— А как ты объясняешь эти случаи?
Андрей тихо засмеялся.
— Леонид… ну все ведь так просто! Я понимаю, ты регулярно бываешь в виртуальном мире, в этом самом Диптауне… ты свыкся с его сленгом, культурой, мифами… Но попробуй отрешиться и представить ситуацию здраво, с точки зрения нормального, здравомыслящего человека!
— Трудно, но попробую… — Я налил себе еще водки. С кухни доносился какой-то шум, я быстро выпил и поставил рюмку на место. Андрей деликатно сделал вид, что ничего не заметил.
А может быть, и впрямь не заметил…
— Вначале я пошел по ложному пути, — самокритично сказал Недосилов. — Я решил, что несколько догадливых молодых людей нарисовали на своих виртуальных одеждах специальные кнопки — кнопки выхода. Когда они нажимали их в виртуальности, то в реальном мире отдавали компьютеру команду на выход.
— Не пойдет, — сказал я. — Понимаешь, ты можешь нарисовать себе тысячу кнопок. На всех частях тела. Но сознание под действием дип-программы не поверит в их реальность. Это ведь очень сладкая иллюзия, глубина. Слаще героина. Ты будешь жать на кнопку «выход», но не наберешь никакой команды наяву. И знаешь почему? Сделать это — признать нереальность глубины. Крыса, которой вживили в центр удовольствия электроды, не станет перекусывать провода. Она предпочтет давить на педаль и умереть от истощения. Люди ничем не лучше крыс.
— Согласен-согласен! — Андрей поднял руки. — Леонид, я ведь консультировался с великолепными специалистами по виртуальному миру. С теми, кто бывает там по несколько часов каждый день!
Я проглотил смешок. Конечно, когда тебе хвастаются, что знакомы с людьми, способными выпить стакан водки, хочется сказать, что можешь осилить пару бутылок. Но… как-то стыдно.
Сколько лет я прожил, выходя из глубины на несколько часов в день?
— Ошибочный результат не менее ценен, чем верный, — наставительно произнес Недосилов. — Я стал исследовать вопрос глубже. Если не может дать ответа фактор технический, то все дело в факторе человеческом…
— Ну да, — оживился я. — Естественно. Феномен дайверов и был именно человеческим. Они чувствовали грань между фантазией и реальностью…
Недосилов печально покачал головой:
— Вот сейчас ты излагаешь миф. Слепо доверяешься легенде. А почему, знаешь? Ты веришь в миф о героях-одиночках!
— Не понимаю, — честно признался я.
— Дайверы работали в паре, — со смешком сказал Андрей.
— Иногда — да, — сказал я. Вспомнил Ромку, поморщился, потянулся к бутылке. — Но в общем-то они страшные индивидуалисты, и…
— Миф! — торжествующе произнес Недосилов. — Миф! Дайверы, так называемые дайверы, делали ставку именно на человеческую тягу к индивидуализму. Но сами они всегда работали в паре. Один пребывал в виртуальном пространстве. — Он сделал паузу. — А вот второй сидел рядом, наблюдал за происходящим на мониторе и в случае необходимости отдавал команду на выход!
— Но… — Я замолчал, пытаясь представить себе подобную схему.
— Понимаешь? — Недосилов, казалось, хотел покровительственно похлопать меня по плечу. Но его дистанция комфортности была даже больше, чем у японцев, он и руку всегда жал торопливо и вполсилы. — Весь секрет дайверов — работа в паре!
— Андрей, ты понимаешь, их работа была не из той… — Я замолчал. Не тот аргумент. Ну как ему объяснить, черт возьми… — Андрей, ну ты ведь был в глубине?
— Нет, конечно, — с ноткой удивления отозвался Недосилов. — Я исследователь, Леонид. Ученый, а не подопытный.
Проглотив «подопытного», я продолжил:
— Ну тогда поверь мне, работа по описанному тобой методу не даст абсолютно ничего. Картинка на экране компьютера имеет мало общего с тем, что ты видишь и ощущаешь, находясь там. Никакой самый внимательный и умный партнер не способен понять, когда тебе на самом деле необходимо выйти из глубины.
— Тебе лишь так кажется, Леонид. — Андрей мягко улыбнулся. — А я говорил со специалистами. Они убеждены, что все происходило именно так. Более того! Эксперименты подтвердили, что схема действует!
— В отдельных случаях — возможно. — Я не пытался спорить с его правдой. Моя правда была диаметрально противоположна его, но это еще ничего не значило. — Но не во всех, уверяю тебя! Да и нельзя сравнивать нынешнюю глубину и ту, что была раньше! Два года назад большинство людей находились в Диптауне по телефонному соединению, через модемы. Скорость передачи данных была очень низкой, проработка мира на дисплее — минимальной. Зачем были нужны все эти компании, «Дип-проводник», например, как ты думаешь?
— Для удобства виртуального перемещения, — спокойно ответил Андрей.
— Да нет же! Просто, пока ты ехал в такси по виртуальному миру, машина торопливо загружала данные о той точке, куда ты должен приехать. Сейчас это тоже происходит, но куда быстрее. А раньше по Диптауну путешествовали неспешно, и чем хуже у тебя была машина и телефонная линия, тем дольше приходилось ехать из одной точки в другую…
— Очень интересно, — кивнул Недосилов. — Я учту, спасибо. Но в целом ты не прав.
— Почему?
— Да потому, что ты находишься в плену мифа, Леонид! Ты слишком романтичен, пусть тебя не обидят мои слова. Это даже хорошо — романтика! Конечно, дайверы существовали. Как миф. Как элемент среды обитания. Как символ. А в какой-то мере даже физически — как хорошо сработавшиеся группы хакеров. Но не более того. Разберем, к примеру, самые известные легенды о дайверах. Те, что были сложены в конце начального периода освоения виртуальности, в золотую эру виртуального мифотворчества. Легенда о мосте из конского волоса и волшебном яблоке «Аль-Кабара», легенда о Неудачнике, легенда о «Лабиринте Смерти»…
— Легенды? — тупо спросил я.
— Мальчики!
Мы посмотрели на Вику.
— Не ссорьтесь, а? — Вика поставила перед нами тарелки. — Лучше поешьте перед следующей рюмкой. А ты, Леня, налей мне водки.
— Ты ведь хотела пить ликер, — буркнул я.
— Я передумала.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
Она все слышала. Или почти все. И понимает, что я сейчас испытываю.
Это — мы понимаем.
Несмотря ни на что.
— Спасибо, Вика, — сказал я. — Не хочется пить водку в одиночестве.
Мы даже успели выпить, перед тем как в дверь раздался звонок.
Где-то часов в одиннадцать я стоял на балконе с Васей и Володей, молодыми аспирантами Недосилова. В руке у меня была полная рюмка, в голове — шум, в душе — пустота.
— Итак, что мы имеем в результате? — доносился из гостиной голос Недосилова. — Как мы убедились, неквалифицированные программисты развлекательного центра «Лабиринт Смерти» допустили падение сервера. Признавать ошибку — значит получить взыскание. И тогда рождается версия, что всему виной был дайвер. Если разобрать остальные мифы, то мы обнаружим, что в основе каждого лежит некомпетентность, непрофессионализм, самомнение. В средние века проще было признать причиной эпидемии злое колдовство ведьм, чем потоки фекалий, струящиеся по улицам городов. В наши дни козлом отпущения стали несуществующие дайверы…
Я глубоко затянулся сигаретой, которую стрельнул у Володи. Курю я редко, но сейчас хотелось.
Ребята рядом жадно внимали голосу шефа. Правильно делаете, скоро станете кандидатами наук. Ниспровергнете все мифы, выправите кривду, подведете прочный базис под шаткую надстройку.
— А почему именно дайверы, а не хакеры? — спросила Вика. Она уже с полчаса сидела с рюмкой перед Недосиловым, слушая вдохновенный рассказ коллеги.
Интересно, Андрей не понимает, что его самого сейчас изучают?
— Хакерами мнят себя все, или почти все программисты, — моментально объяснил Недосилов. — Признать вину хакеров — все равно что расписаться в собственной некомпетентности. Другое дело — дайверы. Сверхсила, люди с особыми способностями. Им проиграть не стыдно… Виктория, ты ведь и сама занималась изучением дайверов?
— Мне это наскучило, Андрей.
— Зря, зря… Крайне любопытно.
— Но их ведь нет, Андрей.
Ирония в голосе была так глубоко, что я с трудом ее заметил.
— Реальность предмета исследований не важна, Вика! Исследование самоценно само по себе!
Я посмотрел на глубокомысленное лицо Василия. Кивнул ему, поднял рюмку:
— За важность несуществующего.
Мы чокнулись.
— Нам уже пора. — Володя посмотрел на товарища: — Скажи Андрею Петровичу… скоро поезд.
— Сам скажи, — огрызнулся Василий.
— Андрей! — обернувшись, крикнул я. — На поезд не опоздаете? Тут ребята волнуются!
Наступила неловкая пауза.
— Действительно… — сквозь тюль я видел, как Андрей неохотно отрывается от дивана. — Виктория, тебе надо приехать в Питер, попробуем освежить твои старые наработки. Обещаешь?
— Попробую. — Вика встала.
Собрались они быстро — и Недосилов, и его аспиранты. Вот что ценю в людях — это умение быстро прощаться.
— Леонид, рад буду вас видеть! — Андрей даже руку мне пожал необычайно крепко, видимо, и впрямь ему понравился вечер. Еще бы, после блистательного выступления на конгрессе — повторное выступление, перед когда-то известной, а ныне погрязшей в быту коллегой и ее наивным мужем…
— Взаимно, — ответил я.
Дверь за ними я запирал очень тщательно. Видимо, перебрал.
— Леня…
Я посмотрел на Вику. Она стояла, прислонившись к стене, как-то обмякнув и словно даже постарев.
— Меня нет, — ответил я. — Вика, нам же доказали? Меня нет и никогда не было. Я — легенда. Миф. Несколько абзацев в чужой диссертации.
Она молчала.
— Я не шел в «Аль-Кабар». Я не вытаскивал Неудачника из «Лабиринта». Я не прятался в публичном доме, ведь его хозяйка тоже не существовала в природе. Я лишь воплощение чужой некомпетентности. Человек, никогда не входивший в глубину, доказал это.
— Леонид, пойми, он очень талантливый ученый…
— Вижу.
— Он просто очень увлекается. Если принял какой-то тезис за истину, то никогда от него не отступит. Найдет опровержение всему, что не укладывается в теорию и доказательства самым сомнительным фактам.
— Прекрасный ученый…
— В одном он прав. — Вика посмотрела мне в глаза. — Дайверов нет. Теперь нет. И это надо признать.
Я мог бы сказать, что давным-давно это понял и признал. Но предпочел промолчать.
— Давай уберем завтра? — тихо сказала Вика.
— Давай.
— Пойдем спать?
— Не хочу… правда, не хочу.
— Сова… — негромко, с легкой-легкой насмешливостью произнесла Вика. И на миг мне захотелось наплевать на все.
Лечь спать. А завтра, рано утром, начать обзванивать знакомых — в поисках нормальной работы.
— Я не сова, — сказал я. — Не сова и не жаворонок. Таких зверей и не сыскать, как я сплю.
— Спокойной ночи, Леонид. — Вика повернулась и пошла в ванную.
— Спокойной ночи, — пробормотал я. Два года назад сама мысль, что я могу сесть за машину, когда Вика ложится спать, показалась бы мне чудовищной.
Как все меняется.
Когда дверь ванной закрылась и зашумела вода, я торопливо пошел в гостиную. Меня слегка вело — все-таки я выпил слишком много. На ходу я стянул рубашку и джинсы, бросил на диван. Ухватил со стола кусочек сыра, запил глотком апельсинового сока.
Комбинезон оказался влажным, давно пора хорошенько просушить… Я подключился к компьютеру, посмотрел, как оживает экран.
Меня нет. Никого из нас больше нет. Так?
Бешенство, холодное и яркое, начало закипать в душе.
Под ногами — желтый песок. Жарко, очень жарко, порывы ветра заставляют щуриться. Впереди — пропасть метров сто шириной, за ней — восточный город. Минареты, купола, все в оранжево-желто-зеленых тонах.
Ничего этого не было? Точно?
Крутой обрыв, схваченный цепким покровом низкого кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Река не то чтобы горная, но порожистая и быстрая. Вдали вьется стая каких-то крупных птиц — не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко.
Да не было этого! Не было!
Голубое пламя сверкает в траве, не сжигая и не отбрасывая теней. Звезда упала в ложбину между двумя холмами. Чуть дальше — нагромождение скал, совершенно неуместное здесь, словно вырванное из другого мира.
Это все придумано. Неопытными пользователями и бесталанными программистами, уронившими свой сервер. Новая мифология. А были и есть лишь пыльные экраны мониторов, перегретые от натуги компьютеры, остекленевшие глаза и застывшие лица людей, воткнувшие штекер своего виртуального комбинезона в дип-порт машины…
Пальцы коснулись клавиатуры. Я почувствовал, что до боли закусил губу. Сейчас Вика выйдет из душа и обнаружит меня на привычном месте — за компьютером, со скребущими по клавишам пальцами, со скрытыми шлемом глазами — глазами, привыкшими смотреть в никуда, в поток безразличных импульсов, струящихся по сети. Она посмотрит на меня, может быть, подойдет и поправит спутавшийся кабель, может быть, прикроет плотнее балконную дверь, чтобы не слишком дуло.
И уйдет, чтобы заснуть в одиночестве. Ее ноутбук, стоящий на тумбочке у постели, зря будет ждать хозяйку.
deep
— Таких зверей и не сыскать… — сказал я кому-то. Может быть, Недосилову, который, ерзая в такси, все объясняет что-то водителю, своим внимательным аспирантам, холодной ночи вокруг…
Ввод.
Радуга, свернувшаяся кольцом, закусившая свой хвост.
Глубина.
100
Захлопываю за собой дверь номера, оказываюсь в коридоре. Как всегда в глубине опьянение отступает. Остается лишь порывистость движений и стремление что-то делать.
Меня нет?
Посмотрим.
Иду к номеру 2017. Оглядываюсь — коридор пуст. Прекрасно, хоть и нет ничего странного в человеке, вышедшем из одного номера и направившемся в другой.
Набираю код, дверь распахивается.
То, что несколько часов назад не давалось, происходит само собой. Я переступаю порог, захлопываю за собой дверь.
Тишина.
Не такая, как в обычном, обжитом гостиничном номере. Тишина кладбищенского склепа, заброшенного ангара, сырого оврага. Может быть, я придумал ее сам, эту тишину, но теперь она стала реальностью.
Стараясь не смотреть на картину, висящую на стене, подхожу к гардеробу. Здесь нет никакого замка — если уж вскроют наружную дверь, то эта никого не удержит.
Надеюсь, там, в настоящем мире, Вика не смотрит на монитор…
Открываю дверцы — они тихо, печально скрипят. Говорю:
— Привет…
Смятые, будто резиновые куклы, из которых выпустили воздух, в пахнущем пылью и нафталином нутре шкафа висят человеческие тела.
Протягиваю руку, касаюсь ладони одного из обитателей шкафа. Худощавый высокий мужчина, смуглый, глаза оттенка выцветшего неба, две кобуры на поясе.
— Здравствуй, Стрелок…
Он молчит. Он ничто без меня.
Они все — ничто без меня.
Бородач в странных одеждах…
— Здравствуй, Элениум…
Пожилой, очень благообразный джентльмен…
— Здравствуй, Дон…
Рыжеволосая, пышнотелая девушка…
— Здравствуй, Луиза…
Неприметный мужчина средних лет…
— Здравствуй, Скользящий…
Дряхлый старичок…
— Здравствуй, Протей…
Молодой, симпатичный парень…
— Здравствуй, Ромео…
Патроны в барабане. Смятые карнавальные маски. Старые ружья в арсенале.
Или — хуже?
Экспонаты музея?
Протягиваю руку, снимаю с вешалки старичка. Заглядываю в глаза — пустые, блеклые, подернутые белесой мутью…
И подхватываю падающее тело — никчемное тело мотоциклиста, очень удобное для поездок по Диптауну. Даже не вешаю в гардероб — отпихиваю в угол, к кровати.
Подхожу к зеркалу, разглядываю свое обличье. Касаюсь лица ладонями, разглаживаю морщины, оттягиваю вверх уголки губ, распрямляю нос… Тянусь вверх, расправляю плечи…
Я уже не старик. Человек средних лет, человек как человек, даже с умными мудрыми глазами.
И все-таки это не то, что мне нужно.
Ощущение такое, будто я изъеден молью и припорошен пылью. Два года… они не прошли бесследно.
Можно влезть в сексапильную матерщинницу Луизу. Можно натянуть жесткую шкуру Стрелка. Можно даже втиснуться в Скользящего, как бы я ни ненавидел этот облик.
Все не то.
Они слишком долго меня ждали, преданные как собаки, бессловесные и готовые услужить. Они устали — старые маски дайвера Леонида.
Но мне нужна от них одна-единственная служба. Короткая, последняя…
Лезу в карман ветхого пиджака. Достаю пейджер. Надо же… работает. На нем сотня записок, но самая свежая датирована весной этого года. Сбрасываю, не читая.
В отличие от реального мира в глубине пейджер — двустороннее средство связи. Вывожу на экранчик лист контактов. Длинный-предлинный лист…
Огонек рядом с именем МАНЬЯК тлеет фиолетовым. Маньяк в сети, но очень-очень занят.
Чем черт не шутит…
Включаю передачу.
— Шурка, привет…
Представляться не надо — он и так увидит, от кого пришло сообщение.
— «Три поросенка», этой ночью… Буду ждать тебя восемь часов начиная с момента сообщения. Постарайся прийти.
Несколько секунд смотрю на экранчик — словно ожидаю немедленного ответа. Потом прячу пейджер в карман.
Пожалуй, это все, что мне нужно от прошлого.
— Стрелок, ты уж извини, — говорю я, доставая из его кобуры револьвер. — И вы все… извините…
Я отхожу на несколько шагов, прежде чем открыть огонь.
Шесть тел в шкафу — шесть зарядов в револьвере. Я гляжу, как вспыхивает, исчезая, тело проказницы Луизы, рассыпается пеплом романтик Ромео, сгнивает непредсказуемый Скользящий, превращается в пар вежливый Дон, облачком искр разлетается мудрый Элениум. Стрелок — последний. Я закусываю губу, прежде чем нажать на спуск.
Тело Стрелка дергается, как гальванизированное. И продолжает висеть.
Ну конечно же… от собственного оружия он защищен. Надо было взять стилет у Скользящего или щепотку отравы у Элениума. Но теперь уже поздно.
А Протей, в чьем теле я нахожусь, убивает голыми руками. Со Стрелком этого я не смогу сделать.
Даже с собственным прошлым трудно расправляться без посторонней помощи.
Я колеблюсь секунду, потом снимаю тело Стрелка, подхватываю никчемного мотоциклиста, тащу их по коридору в свой нынешний номер. Когда отпираю дверь, на мгновение замечаю движение у лестницы. Замираю, вглядываясь в полумрак коридора.
Наверное, показалось.
Закидываю оба тела на кровать. Мотоциклист и Стрелок лежат лицом к лицу, ревниво вглядываясь друг в друга.
Все?
Да нет, пожалуй.
Выхожу, запирая дверь. Делаю несколько шагов, замираю, быстро оглядываюсь. Коридор пуст.
Показалось.
Возвращаюсь в номер 2017. Снимаю со стены картину… замираю на миг, глядя в нарисованный пейзаж.
В нем нет ничего особенного. Просто горы — неестественно высокие, но почему-то не вызывающие ощущения нереальности. На склоне, у обрыва, маленькая горная хижина. В высоком небе — редкие белые облака. Вот и все.
С картиной в руках я выхожу в коридор.
И в меня стреляют — в упор.
Звук выстрела глухой, не похожий на оглушительный грохот полицейских винчестеров, и уже это радует. А вот вспышка ослепляет. Я падаю навзничь, чувствуя тупую боль в груди. Перед глазами плывут цветные круги, тело вялое и непослушное.
Темная фигура склоняется надо мной, перед самым лицом тускло отсвечивает ствол пистолета с навернутым глушителем.
Давно меня не убивали. Пожалуй, с тех самых пор, как я окончательно умер…
— Это предупреждение. — Голос глухой, искусственный. — Ты понял?
Протей молчит, Протей оглушен, Протей ничего не в силах сделать…
— Ты слышишь меня? Эй…
Когда рука незнакомца касается моего плеча, я начинаю изменяться.
Когти вспарывают чужое тело, мощная лапа одним ударом выбивает пистолет. Через мгновение я уже стою — на всех четырех лапах, скаля пасть. Снежный барс — зверь не очень крупный, но дело не в размере.
Вот только я по-прежнему ничего не вижу! Цветные разводы, словно пытаешься запустить дип-программу на древнем компьютере со старой видеокартой. Дерганые, ломаные движения, едва различимый силуэт…
— Повторяю — это только предупреждение.
Ни малейшей паники в голосе. И это очень плохо.
Глубина-глубина, я не твой…
Я даже не снял шлем. И так понятно, что произошло. Экраны шлема заполнены расплывчатой, мутной, грубой картинкой. Шестнадцать цветов не в силах передать многокрасочный мир Диптауна адекватно. Находясь в глубине, я видел куда лучше, чем сейчас, — подсознание отчаянно отфильтровывало помехи, додумывало изображение.
deep
Ввод.
— Кто ты? — не то кричу, не то рычу я.
Карикатурная фигура разводит руками:
— Ты все понял?
— Нет!
— Думай…
Выстрел.
Беззвучный. Звуки умерли. Насовсем. Теперь я не только полуослепший, я еще и оглохший…
Тело Протея реагирует само собой — вспышкой огня. Барс исчезает, превращается в огненный вихрь. Теперь само мое прикосновение — смерть.
Вот только я не знаю, к кому прикасаться. Ничего не вижу, ничего не слышу… рвусь по коридору, раскидывая руки…
Кто бы ни стрелял в меня — он уже ушел.
Выполнив то, что хотел сделать, — ушел.
Я остаюсь посреди коридора — сотканная из огня, могучая и абсолютно беспомощная фигура.
Глубина-глубина, я не твой…
На экране теперь была полная неразбериха. Что-то малиново-желто-алое. А еще — в наушниках полная тишина.
Хорошо меня свалили. Качественно. Вначале выбили зрение. Когда не понял — выбили еще и слух.
Я дотянулся до системного блока и нажал «ресет». Машина недовольно пискнула, уходя в перезагрузку.
Поставив шлем на край стола, я повернулся, поглядел на часы.
Только половина первого. За дверью спальни — темнота, значит, Вика уже спит.
Экран выкинул положенные строчки БИОСа, голубой фон с облачками, потом — рабочий стол. Секунду я думал.
Потом достал с самого низа стойки DVD-диск. Вставил в дисковод. И снова перегрузил компьютер.
Вначале все как обычно.
Только на голубом небе нет облаков.
А иконки на рабочем столе — прозрачные, едва заметные. Иначе они закрывали бы лицо.
— Здравствуй, Вика, — сказал я.
— Доброго времени суток, Леонид. — Лицо на экране нахмурилось. Нарисованной Вике доступно немного эмоций. Радость, грусть, любопытство, сомнение. Все чисто и просто, все не так, как в жизни. — Значительные изменения аппаратной базы с момента последнего включения. Начинать адаптацию?
— Да, — подтвердил я.
Честно говоря, и не знаю, может ли Вика — мой индивидуальный пользовательский интерфейс — встроиться в «Виндоус-Хоум» новой версии. На бета-версии я ее пробовал, но это было почти год назад.
Вика на экране терпеливо ждала.
Я встал, отключил разъемы, прошел в ванную. Сунул голову под холодную воду. Опьянения уже не было, лишь ныло в животе и пересохло во рту.
Кто меня подкараулил? И главное — зачем? Безобидный обитатель Диптауна, грузчик в компании «HLD»…
Да кому я нужен?
Значит, нужен не я… нужен дайвер Леонид…
Тоже чушь.
Дайверов больше нет… доказано…
И вдруг я поймал себя на том, что улыбаюсь. Не важно, от кого получаешь подтверждение собственной ценности — от друзей или от врагов. Главное, что оно есть.
Так, наверное, может улыбаться списанный в запас по болезни солдат, получая повестку. Радоваться-то вроде бы нечему… ничего хорошего клочок бумаги не предвещает…
И все-таки!
— Я не мертв, — прошептал я отражению в зеркале. — Черт возьми… а я ведь не мертв…
Отражение шевельнуло губами, беззвучно повторяя слова.
Как завороженный я провел ладонью по холодному стеклу. Дурацкая улыбка на все лицо… пускай. Я взял старенький бритвенный станок, выдул в ладонь пены из баллончика, начал бриться. Медленно, аккуратно. Плеснул на лицо одеколоном. Постоял еще, стараясь придать лицу серьезность. Нет, ну чему я радуюсь? Тому, что меня отделали, как щенка?
— Кому же я наступил на хвост? — спросил я отражение. — А? Как думаешь?
…В холодильнике нашлись кола и сок. Я выпил сока, сушить рот ортофосфорной кислотой, добавляемой в напиток умными производителями, было совсем не с руки. Так… времени без четверти час. Или Вика подгрузила все свои файлы, или машина повисла.
Компьютер работал. Вика на экране улыбалась.
— Статус? — подключая разъемы, спросил я.
— Система стабильна. Ресурсы достаточны.
— Вход в сеть. Режим обычный. Личность номер три — «Протей».
— Выполнено, — с секундной заминкой. Оптоволоконная линия — это не гнилой телефонный кабель…
Я надел шлем. Откинулся в кресле.
Черт возьми… все как прежде…
Почти как прежде.
deep
Ввод.
* * *
Мотоциклист и Стрелок по-прежнему скучают на кровати. Я встаю с кресла, гляжусь в зеркало. Ага, Протей сохранил те изменения, что я внес. Мужчина средних лет с мудрыми глазами…
Подойдя к двери на цыпочках, словно это что-то меняет, я рывком распахиваю ее и прыгаю в коридор.
Предосторожности смешны и излишни. Там никого нет. Только валяется на полу пробитая пулей картина.
Поднимаю, смотрю на холст. Пуля прошла как раз сквозь нарисованную хижину. Вместо нее теперь — пятно размазанной краски, разложенной на шестнадцать оттенков.
Хижины больше нет.
Я отношу картину в номер, кладу на неподвижные тела. Выхожу, запираю дверь, спускаюсь. Можно взять напрокат мотоцикл или автомобиль, стоянка рядом с гостиницей, но лучше довериться «Дип-проводнику».
Поднимаю руку — из-за угла немедленно выныривает крошечная желтая машинка. За рулем — похожий на панка парень, один из базовых типов программ-водителей.
— Ресторан «Три поросенка», — говорю я, садясь.
— Поездка займет три минуты. — Водитель отвечает с легким акцентом, напоминающим прибалтийский.
Машина трогается, и в этот миг у меня пищит пейджер. Нажимаю кнопку приема, уже догадываясь, кто отозвался.
— Хай… — глухо говорит Маньяк. — Я буду, жди.
Лаконично.
Показалось мне или нет, что в его голосе акцент не меньше, чем у водителя? Наверное, показалось. Всего-то год прошел.
Маньяк уехал в Штаты как-то очень вдруг. Многие ребята уехали… но обычно об их намерениях знаешь задолго. А Шурка оказался самым выдержанным — сказал, лишь когда у него был на руках билет в Сиэтл. Наверное, в советские времена так уезжали в Израиль евреи — скрывая до последнего.
А самое смешное, что я мог бы еще год этого и не знать. Как раз тогда мы с Викой переехали в Москву, и видеться мы все равно смогли бы лишь в глубине.
Впрочем, нет, не смогли бы. Ночью, когда я гуляю по виртуальности, у них день, и Маньяк работает. Виртуальность убирает расстояние, но никак не время.
Машина скользит по каким-то унылым переулкам, разок мелькают вдали башни «Майкрософта», потом мы выскакиваем на проспект и через несколько секунд притормаживаем возле ресторанчика.
Расплачиваюсь, выхожу. Стою секунду, глядя на здание. Вокруг многое изменилось — часть зданий снесли, другие перестроили. А ресторан остался неизменным. Эклектичное строение — на треть из камня, на треть из дерева, а треть — просто циновки.
Я понимаю, что самым умным был поросенок, строивший свой дом из камня. Я готов ему поаплодировать. Вот только самым хитрым, пожалуй, оказался младший, который обошелся соломенными циновками. К зиме-то он все равно перебрался под крепкую черепичную крышу, зато и лето провел в свое удовольствие.
Ухмыляясь, иду к двери в соломенной части ресторана.
Интересно лишь, что было после того, как мудрый старший поросенок приютил разгильдяев-братцев? Хозяйство у него было справное… пара батраков за кров и харчи никак не помешали бы…
Только у двери, уже протягивая руку, чтобы раздвинуть бамбуковую занавесь, я осознаю, что происходит.
Протей улыбается.
Я улыбаюсь.
С этой улыбкой на лице, ехидной, но все-таки улыбкой, я и вхожу в азиатский зал ресторана.
Шумно.
Я не был в «Поросятах» год. За это время, оставшись таким же снаружи, ресторан стал значительно больше внутри. В восточном зале появился бассейн, из крошечного каменистого островка в его центре тянется к потолку цветущая сакура. Столики вокруг частью старые, но добавились и новые. Официантов куда больше, и готов поклясться, что все они — живые люди, а не сервисные программы.
Попроситься, может быть, на работу? Хозяин наверняка возьмет, по старой памяти. Все не рояли таскать. Хорошая работа, с людьми опять же…
Подскакивает улыбающийся паренек в белом костюме. Лицо у него скорее корейского типа, чем японского или китайского, но проработано великолепно.
— Я один, буду ждать друга, — сообщаю я.
— Прошу вас…
Официант провожает меня к крутящемуся столику в углу, ловко убирает куда-то два лишних стула, ждет, пока я сяду, выкладывает на стол меню.
— Рисовый салат, темпура, саке, — не заглядывая в меню, говорю я. Сегодня не четверг, но будем считать, что у меня — личный рыбный день…
На лице официанта — сомнение.
— Если вы предпочитаете японскую кухню, я бы предложил вам пересесть…
Понятно, сам столик неправильный, скорее подходящий для китайского ресторана.
— Не беда, — отмахиваюсь я. — Мой друг скорее всего выберет китайские блюда. И пожалуйста, не перегрейте саке, я люблю чуть-чуть теплое.
Вежливый поклон, и официант убегает.
Какими гурманами мы становимся в глубине!
В реальном мире уминаем разваренные макароны и подгорелые котлеты из полуфабрикатов. А в виртуальности — то саке слишком горячее, то бифштекс пережарен…
Ну как здесь не получить дип-психоза…
Маньяка пока нет, уверен. Появится — сразу найдет меня, Протей — тело его работы, и наверняка имеет известные лишь ему метки.
Самое время посидеть и подумать.
Что я имею? Помимо пары устаревших дайверских тел, нескольких боевых программ, которые с натяжкой можно назвать эффективными, и растерянных контактов?
Нет… стоп. Не стоит перебирать арсенал, вначале надо понять, хочу ли я взять в руки ружье.
Что я имею? Рассказ Ежика, который меня чем-то неожиданно зацепил, и незнакомца, атаковавшего меня, едва я полез за всяким дайверским хламом…
Опять не то.
Зачем мне все это нужно — вот ведь в чем вопрос.
Пропустить мимо ушей услышанное в «Царь-рыбе» и принять к сведению предупреждение незнакомца. Вот и все. И никаких проблем.
Давно пора бросить никчемную работу в «HLD», заняться чем-нибудь полезным и выгодным. Ведь есть же какие-то навыки, умения. Дизайнеры и художники в глубине нужны, особенно сейчас, когда она растет так стремительно, уже совершенно не реагируя на кризисы и беды реального мира.
Вот только…
Таскать нарисованные тяжести — это ответная насмешка над судьбой. Пользоваться ненужными более нигде дайверскими способностями таким образом… все равно как безработному музыканту играть на гитаре в переходе. Напоказ, демонстративно. Словно дожидаясь чего-то… удачи, признания, освещенной сцены над темным провалом зрительного зала… Как там пел гитарист? «Он делал то, чего не мог не делать, Раб и Бог цветного мела»…
А вот если музыкант достанет из шкафа пожелтевший диплом кулинарного техникума, наймется на работу в столовую по соседству с домом — он проиграл. Раз и навсегда. Он будет уважаемым человеком, а не никчемным нищим. Он будет сыт и более или менее обеспечен.
Вот только гитару в руки брать перестанет. Совсем. Даже по вечерам, когда придут друзья… уже не нищие музыканты, а нормальные, обычные люди.
Не хочу.
Я ждал этого мига два года. Ну… полтора. С тех пор как дайверы стали не нужны. С тех пор как я осознал, что становлюсь человеком без профессии. Я не знал, что станет приметой возвращения. Лишь одно понимал — не дай Бог ее пропустить.
Первым звоночком, тихим-тихим, был рассказ Ежика.
Я ведь его едва услышал. А раньше знал бы о случившемся с хакером Падлой одним из первых…
Но я услышал. Я прошел двадцать шагов по коридору, в давным-давно запрещенном себе направлении.
И был вознагражден — выстрелом в упор.
Известный исследователь глубины Андрей Недосилов может сколько угодно считать дайверов мифом.
Но кто-то другой так не считает — вот ведь в чем дело!
Если тебя еще считают опасным — ты живой. Трупы врагов пинают ногами, скидывают в овраги, оставляют на съедение шакалам. Но в мертвых не стреляют.
Я снова улыбаюсь, глядя на спешащего с подносом официанта. Я — дайвер. А дайверы не бывают бывшими. Я — живой.
…В двух метрах от столика паренек оглядывается в сторону кухни, запинается — и падает. Поднос взлетает вверх.
Глубина-глубина…
Нет, я не первый раз в японской части ресторана. И знаю, что никаких неприятностей не предвидится. Просто… просто мне так хочется.
…я не твой…
Картинка потеряла реальность. Я услышал чей-то испуганный вскрик, увидел, как паренек падает лицом вниз, быстро переворачивается, поднимает руки. Сейчас он подхватит два блюда руками, поднос подкинет ногой, вскочит, поставит на падающий поднос блюда, остановит поднос у самой земли, превратив движение в сконфуженный поклон. Раскланяется посетителям, держа поднос в левой руке, а правую прижимая к груди.
Маленькое шоу на потеху обедающим.
Вот только я смешиваю ему карты.
Прыжок — это ведь так просто. Не игра, в которой приходится уворачиваться от выстрелов и падающих стен. Перелетев через официанта, я подхватил блюда в воздухе, а поднос локтем закрутил в воздухе. Обернулся и выполнил трюк официанта самостоятельно — по полной программе. Даже раскланяться не забыл.
Паренек лежал на полу, выставив руки. Сейчас выражения лица не понять.
deep
Ввод.
Официант поднимается, смущенно прижимает руки к груди. Потом начинает рукоплескать.
Молодец какой! Все равно превратил произошедшее в шоу.
Улыбаюсь, церемонно отдаю ему поднос, сажусь.
— Господин занимается кон-фу? — спрашивает официант, разгружая поднос.
— Немножко, — уклончиво отвечаю я. Вокруг шумно, посетители обсуждают случившееся. Наверное, меня сочтут подсадным. — Простите, у вас не будет неприятностей? Я понимаю, что выполнил ваши обязанности.
Официант ухмыляется. Похоже, он и впрямь не огорчен.
— Ничего-ничего. Даже интереснее. Сейчас я подам саке…
В кармане у Протея есть пачка сигарет, достаю и закуриваю, чтобы не есть под пристальными взглядами. Пусть все утихомиривается.
— Ты не в цирке подрабатываешь?
Я оборачиваюсь — и вижу Маньяка.
У него много тел, но узнать их довольно просто. Неприметность, если можно так сказать, вызывающая неприметность и обыденность. И какой-то общий темный фон. Ни разу не видел Маньяка блондином или рыжим, всегда темные волосы и смуглая кожа.
— Привет!
Жмем друг другу руки. Неизбежная натянутость, как всегда, когда давно не видишься. Маньяк садится рядом:
— Ты… снова?
Во взгляде Маньяка любопытство. Он в курсе всей ситуации с дайверами… не зря же предлагал мне помочь с работой — в Штатах или в России. Даже спрашивал, не хочу ли я заняться программированием… смешно. Старого пса новым трюкам не научишь.
— Нужна помощь, — сразу перехожу я к делу.
Подходит официант, я замолкаю, а Маньяк бросает:
— Юдзу хао мин, яйца с ветчиной, «Глаза дракона» и зеленый чай…
Официант с улыбкой удаляется. Меня начинает разбирать любопытство. То, что Маньяк любит жареную лапшу, я помню, но вот к экзотике вроде тухлых яиц, змеиных потрохов и прочих субпродуктов он никогда склонности не питал…
— Что такое «Глаза дракона»?
Маньяк улыбается:
— Пирожные такие…
— А…
— Так что стряслось?
Молчу.
Шурка трет переносицу. Кажется, он и впрямь серьезно загружен чем-то своим. И все-таки я не отвечаю.
— Тогда — что нужно?
— Оружие, — отвечаю прямо.
— Это не ко мне. — Маньяк мрачно поднимает глаза. — Я ничего не делаю, давно уже.
— Как? Ты же работаешь в «Virtual guns»!
— В отделе защитных средств, — уточняет Маньяк.
— Шурка…
— Мне надо будет поискать, так сразу ничего не найду, — сдается он. — Пойми, у нас все закрыто, вытащить файл за пределы сервера компании — самоубийственное занятие.
— А подсказать, где найти, можешь?
— У тебя ничего не осталось?
Пожимаю плечами:
— Старье. Револьверы Стрелка. И это тело… Протей, конечно, тоже кое-что может, но…
Маньяк понимающе кивает:
— Ламеров пугать они могут… Дай бумагу. И ручку.
Протягиваю ему блокнот, Маньяк быстро пишет что-то.
— Вот.
Читаю, хмурюсь. Имя — Чингиз. Фамилии нет. Есть адрес… странный адрес. Пытаюсь понять, в чем дело.
— Ты же в Москве сейчас живешь? — Шурка явно удивлен моим недоумением.
— Да… Маньяк, а где это находится?
— Рядом с метро «Красные Ворота», если не ошибаюсь.
— Черт…
Словно лицом в грязь упал.
— Я бы решил, что у тебя дип-горячка, — бормочет Маньяк, берет мои сигареты, жадно закуривает. — Не будь ты дайвером… Блин, как курить хотелось! У нас на работе запрещено…
— Почему?
— Для охраны здоровья!
— Какой вред здоровью могут причинить виртуальные сигареты?
— Забыл, где я сейчас живу? — мрачно спрашивает Шурка. — Эти тупые, помешанные американцы…
— Никто не курит?
— Дымят, — злорадно отвечает Маньяк. — Жрут свои холестериновые гамбургеры, чавкая и давясь. Часами болтают по мобильнику. Задницы отрастили, каждый второй. Но за здоровье борются, будь здоров! Как раньше мы за мир боролись, когда у нас танков было больше, чем во всем мире… Что Земля круглая они, пожалуй, почти все знают, но вот что на ней, кроме Америки, еще что-то есть, только догадываются. Достало…
Официант приносит его заказ, а мне — саке. На этот раз без показательных выступлений, хотя посетители поглядывают на нас с надеждой…
— Возвращайся, — не удерживаюсь я от иронии. Маньяк только хмыкает. Затягивается, откладывает сигарету:
— Так что случилось?
— Я сегодня полез за старыми телами. В общем-то просто так…
— Ну и?
— На меня напали.
Подробно рассказываю о случившемся.
— Полиция Диптауна, — однозначно решает Маньяк. — Отряд по борьбе с демонстрантами.
— Почему?
— Шоковые пули. Это наша разработка. И недавняя… они только поступили на вооружение.
— Какие от них последствия? Я получил два заряда…
— Никаких необратимых. Перегрузил компьютер и входи в глубину. Специально для разгона митингов и несанкционированных выступлений. Оружие гуманное, но очень мощное. Действует практически на все видео и звуковые карты, которые сейчас в ходу. Но их еще не использовали, приберегают для серьезных заварушек.
— А защита есть?
Маньяк молча кивает на записку.
— Понятно. Можно найти этого Чингиза в глубине?
— Найти-то можно. — Шурка улыбается. — Вот только это тебе ничем не поможет. Пока он не посмотрит тебе в глаза, на серьезный разговор не рассчитывай.
— Он поможет?
Маньяк кусает губы.
— Сошлись на меня. Скажи, я очень просил помочь. Но все еще будет зависеть от того, какое впечатление ты произведешь.
— Что ему можно говорить?
— Чуть меньше, чем мне. Но совсем чуть. Если вдруг… если вдруг сразу не признает… скажи, пусть вспомнит баржу на Васильевском.
— Баржу?
— Именно. Кораблик такой, ржавый и без мотора. Баржа. На Васильевском острове.
— Спасибо.
— Было бы за что… — Маньяк задумчиво поглядывает на меня. — Слушай, как ты вообще… это переносишь?
— Что?
— Ну… все случившееся с дайверами.
— А что тут переносить? — отвечаю я вопросом. — Мы были, теперь нас нет.
— Брось уж… нет.
— Как дайверов — нет.
— Наверняка можно найти применение твоим способностям.
Соглашаюсь:
— Я ищу. Попутно с работой для одного знакомого, большого спеца, по изготовлению каменных топоров и кремниевых наконечников для стрел.
Маньяк кивает и переводит разговор:
— Ты слышал что-нибудь о своих коллегах?
Настораживаюсь. Непроизвольно. Я мог раскрыться перед ним, даже в ту пору, когда за дайверами охотились все более или менее крупные фирмы. Это — мое решение и мой поступок. Но — только мой.
— Немного. Ты же понимаешь, я почти никого не знал реально.
— Чем они сейчас занимаются?
— Чем попало. Кто-то программирует, кто-то работает дизайнером, а некоторые — в обслуге. Некоторые вообще ушли из виртуальности. Ты же понимаешь… она была для нас меньшим наркотиком, чем для обычных людей.
— А ты не слышал о Темном Дайвере?
— Нет… не припомню. Кто это?
— Хех, — вздыхает Маньяк. — Понимаешь… ходят такие слухи… несмотря ни на что, один дайвер ухитряется использовать свои способности.
— Как?
Он пожимает плечами.
— Мне бы знать. Это все слухи, пойми. Может, и нет такого. Но, в общем… он занимается взломом, ничего особенного.
— Дайвер — взломом? — Я не верю своим ушам. — Сейчас? Как? Подожди… нет, я бы слышал.
— Попробуй узнать, — предлагает Маньяк. — Вдруг это правда? Тогда… сам понимаешь. Считай, что есть много-много работы для твоего приятеля, спеца по каменным топорам.
— Ты же теперь защиту разрабатываешь, — замечаю я. — Какая тебе будет радость от появления дайверов?
— Ну, я ведь не только на работе у компа сижу… — очень прозрачно уклоняется от ответа Маньяк. — А насчет защиты… появись сейчас снова дайверы, знаешь, как рынок бы ожил? Тем более… как ценился бы специалист, немного знакомый с их методами взлома…
Мы обмениваемся понимающими взглядами, и мне начинает казаться, что два прошедших года куда-то делись.
— Саке будешь? — спрашиваю я, наполняю рюмку.
— Нет, что ты, мне еще полдня работать, — с сожалением отвечает Шурка.
— Так что ты можешь сказать про Темного Дайвера?
Ох уж эта его манера коротких ответов и недоговорок…
— Чингиза спроси. Я от него и слышал.
Хм. Какая интересная личность.
— Шурка, а ты что-нибудь знаешь про компанию «New boundaries»?
— Которую хакнули на днях?
— Пытались хакнуть вроде бы.
— Хакнули, да еще как.
— Темный Дайвер? — с любопытством предполагаю я.
— Нет, это Падла работал. Дружок Чингиза, кстати. Хороший хакер.
Надеясь, что челюсть отвисла не слишком сильно, я смотрю на записку, по-прежнему валяющуюся на столе. Маньяк с удовольствием ест пирожные — шарики из полупрозрачного желто-зеленого желе и пьет чай.
Складываю записку, бережно прячу во внутренний карман пиджака.
Кажется, завтра… нет, сегодня, мне придется нанести визит. И не в глубине, в реальном мире.
— Шурка, а что там воровали? Серьезное что-то?
Маньяк пожимает плечами:
— Да Бог его знает… Какую-нибудь особенно эргономичную мышь, полагаю. С моторчиком и автопилотом. Или шлем с турбонаддувом. Или виртуальный комбинезон с шилом в заднице для имитации уколов шприцом… Это же компания безумная, делает всякий хлам для ламеров, нормальному человеку он в жизни не нужен.
— А зачем туда полез опытный хакер?
— Ленька, так, продать можно и полную ерунду, если она спросом пользуется. Вот только там защита оказалась хорошая… — Маньяк усмехается.
— Твоя? — догадываюсь я.
— Угу. Только Чингизу не говори, расстроится ведь человек.
— Падла погиб в реальности, — осторожно говорю я. — Действительно умер.
Шурка поднимает голову, внимательно смотрит на меня:
— Леонид, да ты что? Поверил?
— Говорят…
— Да они сами и пустили слух небось! Чтобы отвадить гостей. Уже сколько раз такие слухи ходили!
— Когда-то и вирусы, которые уничтожают железо, казались выдумкой.
Маньяк качает головой:
— Слушай… Леня… Ну ты словно первый день в глубине! У меня сейчас подруга — из отдела сбора информации. Все новости я первый узнаю. Поверь, если появится оружие, способное убивать из глубины по-настоящему, я узнаю раньше президента «Virtual guns»!
Я не могу ему не верить. И чувствую, как отпускает что-то, весь вечер сжимавшее грудь.
— Что за подруга-то?
Маньяк морщится:
— Да ничего… симпатичная. Только тупая как пробка. Веришь — я ее трахаю, а сам плачу…
Я начинаю смеяться первым. Шурка мрачно смотрит на меня, морщится, словно вспоминая, что сказал. Потом тоже улыбается.
— Нет такого оружия, поверь. Компьютер убить — можно. Человека — фиг! Я бы первый из глубины смылся, появись такая штука.
— Почему? По улицам тоже ходить опасно, машина может сбить…
— Ленька, да представь, что начнется в глубине, если в ней можно будет убивать! Если каждый пацан, дорвавшийся до компьютера, сможет уложить обидчика — по-настоящему!
— Представляю, — говорю я. Мне снова не хочется смеяться.
— Под виртуальность ведь до сих пор нет нормальной юридической базы, — размышляет вслух Маньяк. — И даже обвинить в убийстве будет невозможно.
— Да не в этом дело, — говорю я. — Представь пьяного в глубине. Представь обкуренного. Подростка без тормозов. Психопата. Человека в депрессии. Когда не видно настоящей крови. Когда все как бы в игре. Мрак!
— Вот именно. Если такая штука появится, глубине — конец…
Маньяк морщится, словно вслушиваясь во что-то.
— Мне пора, Ленька. Обеденный перерыв кончился!
Я едва успеваю пожать ему руку — Маньяк кидает на стол деньги и выбегает из ресторана. Да, научила его Америка трудовой дисциплине. Это не Питер, где он порой забегал в обед ко мне пива выпить.
Наверное, и мне пора.
Надо поспать, хотя бы немного.
Расплачиваясь с официантом, я на миг складываю ладони, сцепляю пальцы… Это самый безобидный и простой «внешний» знак дайверов. Его знают даже начинающие. Уж очень ловко парень орудует с тарелками… быть может, тем же способом, что и я?
Официант не обращает на приветствие ни малейшего внимания.
Что ж, глупо было надеяться на иной исход.